Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
      — Акаме. Докладывай!
      — Вал и Куроме выведены из игры. Будоу мертв. — прошелестела красноглазая, взяв себя в руки. — У противника остался единственный мастер тейгу, достойный упоминания. Но это сама Эсдес, которую больше не сдерживает необходимость беспокоиться о своих, и которая по... Известным обстоятельствам... Вполне может пойти вразнос.
      — Наше состояние?
      — Сидящих здесь? Понятно без доклада. Разве что напоминаю: мы израсходовали все три козыря. Сусаноо больше нет с нами.
      — Что ж, как там у великих древних? “Люди — это крепостная стена, ворота и ров”. Енот!
      Енот поднял тусклый от смертельной усталости взгляд.
      Вот что лучше: видеть в глазах уходящего на смерть страх — или абсолютное равнодушие?
      “Сегодня положу вместе с Леоной, пусть хоть как упирается. Хотя бы просто поспать рядом. Чтобы оба ощутили, что не одиночки,” — Надежда скомкала сигарету. — “Вот если это не поможет, будет задачка...”
      — Есть у нас еще козыри! Енот... Скажи честно... — генерал посмотрела на катящийся по пепельнице шарик из табака с бумагой, выдохнула:
      — Почему ты просто не сбежал? Когда задания стали посложнее, когда понял, что в самом деле можешь тупо истечь кровью на грязной брусчатке? Вполне мог устроиться где-нибудь в деревне старшим полицаем... Тацуми, ты деревенский. Скажи: приняли бы у вас Енота?
      Зеленоглазый отвел глаза от Мейн:
      — Легко. Может, по столичным понятиям, он и слабак. А по тамошним куда как мастер! Дезертиров гонять, пластать шашкой волков с медведями, дурней вроде меня тогдашнего школить... И дом бы нашли, и жену, и от розыска бы прикрыли, только служи.
      Енот зевнул. Подумал, и зевнул опять — смачно, аж прищурившись. Выговорил:
      — Ну... Вы же мне жизнь спасли... Да и...
      — Да и что? — Надежда подняла единственную бровь. — Ты уже больше года в Столице на нелегальном положении. Ты один из немногих, — генерал Ривер повертела пальцами протеза, — из очень, очень малого числа не пойманных до сих пор; велика твоя злая удача — у нас и то меньше! Но все кончается. Не хочешь выйти в отставку? Я не шучу. Найдем тебе место, я не просто так спросила именно Тацуми. Ты сделал достаточно, ты заслужил покой!
      — Покой? — сон слетел с Енота, словно внутри пришельца тоже взорвался ликвидатор. — Господи, прости меня, я с этим подожду!
      — Я думала говорить об этом, когда ты выспишься. — Ривер отработанным движением вытряхнула очередную сигарету на зеленую ладонь протеза и принялась комкать ее, не пробуя закурить.
      — Но твой взгляд сейчас мне сигарету подожжет. А курить как-то неохота. Так не упускать же момент... — Ривер поднялась и снова подошла вплотную, нависла над гостем:
      — Енот. Соверши подвиг. Пожалуйста! Очень надо!
* * *
*
      — ... Пожалуйста! Очень надо!
      Не получив ответа, Надежда вернулась в кресло, продолжая агитировать:
      — ... При демократии народ ругает свое правительство, а при диктатуре чужое...
      — ... Мы действительно дадим тебе что хочешь...
      В последней трети осени постоянно хочется спать. Сколь угодно жаркие чувства, проникновенные слова, разумные доводы — как сквозь вату.
      Надежда, поди, думает, я сейчас храбрости набираюсь?
      Молодая еще. Глупая. Это отрицательное заключение экспертизы получать неприятно. Как подумаешь: вот сейчас доложу директору... Тот накричит, пошлет с заказчиком объясняться: ты налажал, ты и отмазывай фирму... Еще от заказчика узнаешь, каков есть дурень — будто в экспертизе за время прохождения проекта не то же самое выслушивал... Потом, вместо чтобы получать деньги, придется выкраивать из своих на повторную экспертизу — за нее платит проектировщик. Редкое совпадение закона и справедливости... Справедливо так приходишь домой и говоришь: хрен тебе, дорогая, вместо сапог. Прикажешь на батарее подогреть? Два отрицательных в год — прощай лицензия... Когда три проекта в год, два завалить сложно. Когда десять, тоже сложно, но для настоящего профессионала ведь нет невозможного? А вот когда в год сорок восемь договоров, херня случается как бы сама собой...
      Тут — подвиг? Тьфу! Пошлют зарезать кого-нибудь высокопоставленного, только и всего.
      Я бы и дома полгорода перерезал... За косой взгляд, за бурчание в спину, за наглое слово. Что со мной сделала полоска заточенной стали? Хоть не возвращайся.
      Убьют? Зато на работу ходить не надо!
      В самом деле, больше не придется из себя крутого корчить, высматривая в каждом встречном того самого мастера, которого на понт не возьмешь. Сколь веревочка ни вейся — у слона все равно толще.
      — А что надо?
      Надежда остановилась на полуслове:
      — Правда, я же не сказала. Надо прибить премьер-министра. Леона пробовала, вернулась чуть живая. Бойца посильнее нет, мой козырь тоже кончился. А без него с Эсдес хорошо бы нам всем справиться...
      — И вы правда готовы отдать все?
      Ривер кивнула Тацуми, опирающегося на спинку кресла полукровки:
      — Мейн вылечат. Позвоночник цел. Но когда это будет. А колесо раскручено, сроки подходят... Ты спрашивал, во имя чего мерзнешь на улицах. Тацуми, скажи!
      — Я уже говорил, помнишь же? Ты тогда первый раз сюда приходил. Меня дальше кухни не пускали...
      — С тех пор ты...
      — Ага, стал круче вареных яйцев. Только думаю, что и раньше думал. Хочу построить мир, где стража поднимет упавшего, а не добьет.
      — Где я не буду бояться ходить по улицам из-за того, что у меня не такой цвет волос, как у всех! — очень чистым голосом прозвенела из кресла его девушка.
      — Где моя сестра не будет убивать за очередную дозу, — положила обе ладони на стол Акаме.
      — Где нам не придется так вот скрипеть зубами вокруг стола, — непривычно-тихо добавила Леона.
      — Ты ищешь глазами Лаббока? — как-то странно улыбнулась Надежда.
      — Разве не он караулит снаружи?
      — Он убит. Их с Тацуми взяли в плен.
      — Я слышал, потом был налет на дворец...
      — Ну да, — пожала плечиками Акаме. — Тацуми спасла Эсдес великой своей любовью; а вот Лаббок нас не дождался, ликвидатор включил. Разворотил каземат, пол-тюрьмы, разнес на куски всех лучших “Егерей” премьер-министра...
      — Да!... Да е... — хотелось выругаться! Высказаться, выплеснуть, изблевать! Но, когда я раскрыл рот, губы сказали:
      — Так что... Снаружи нет поста? Мы тут сидим без охраны?
      Надежда раздавила опустевшую пачку:
      — Там скаты. Чужого услышат дальше любого часового, заорут — кони пугаются, не то что люди. Проверено.
      Не покраснела морда, не зашумело в голове от поднявшегося давления. Лиценциат медицины хорошо меня подлатал; год на улицах Столицы я ощущал себя кораблем; чужие взгляды выдубили шкуру не хуже морского ветра...
      А еще я теперь умею ругаться, как боцман:
      — ...! ...! в жопу квадратным надфилем до нижнего края гланд! Я же перестану сюда вообще приходить! Мы только раз тут нормально встречались! А так, что ни прихожу: Шерри! Булат! Челси! Сусанин этот ваш! Теперь Лаббок!
      — Сэрью, — прибавила красноглазая. Все посмотрели на нее удивленно. Акаме обвела собрание твердым взглядом:
      — Сэрью Юбикитас!
      Вот и все, девочка, вот и кончилась твоя рыжая история. Встретился тебе мастер слова и клинка, как в песне Цоя. Только слово краденое да клинок убийцы — а так все верно.
      — Холодно...
      Поднялась Леона, подошла за спинкой, прижалась, пожаловалась:
      — Мне тоже холодно!
      Надежда кивнула:
      — Не обижай львенка.
      И снова я раскрыл рот, чтобы ляпнуть банальное: “Да она сама кого хошь обидит”, а губы сказали:
      — Хорошо. Подвиг так подвиг. Только... Надежда... Я и награду возьму, не как за убийство.
      
      КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ
часть первая||| в начало ||| Вы находитесь здесь ||| часть третья
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|