Школьный роман

   Женя замолк на мгновение, потом резко присел перед Ксюшей на корточки и заговорил быстро-быстро, горячо, пересохшими губами судорожно втягивая воздух:

   — Почему для тебя твоё тело важнее души? А, Ксюша?.. Ты предала меня, выкинула на помойку нашу дружбу, связалась с тем, кто издевался надо мной так, что я ссал в штаны... Как ты могла? У меня во всей этой поганой школе не было человека ближе тебя, я только тебе мог доверять, я не стеснялся реветь при тебе от страха, боли и унижения... а ты всё это растоптала! Ты никогда не думала о том, каково было мне, когда я остался совсем один — посмешище, ничтожество, которое так легко предаёт единственный друг. И не мечтай, что тогда мне было всего лишь также скверно, как тебе сейчас... Не смей даже сравнивать, близко ставить!.. Через месяц ты все забудешь и преспокойненько раздвинешь ноги для того, чтобы тебя снова кто-нибудь трахнул... Но ни один нормальный человек никогда не сможет забыть и простить предательства, и уж тем более желать его повторения.

   Женя замолчал, словно задохнувшись. Ксюша сидела, не шевелясь, и не могла возразить ему ни слова. Она только попыталась нерешительно взглянуть ему в глаза.

   — Не думай, что это месть, — снова сказал Женя, поднимаясь с корточек, — это я поучил тебя немного... И больше тебя не трону, обещаю. Простить — не прощу, но пожалею... в память о том, что любил тебя.

   Ксюша вдруг закрыла лицо руками, а Женя взял её за предплечья и потянул с травы.

   — Поднимайся, уже был второй звонок. Пошли в школу.

   И Ксюша послушалась, безропотно встала, смиренно зашагала следом за Женей по дорожке к школе. Она не видела его лица. А Женька шел и яростно кусал губы.

   В холле у дверей они натолкнулись на Маргариту Николаевну, встречавшую, как обычно, по утрам учеников и отмечавшую опоздавших.

   — Здравствуйте, — еле слышно сказала Ксюша, пряча глаза.

   — Здравствуй, Оксана, — почти ласково ответила ей Марго и перевела взгляд на Женьку. Тот по привычке усмехнулся и, проходя мимо, послал ей клоунский воздушный поцелуй.

   — Обратите внимание на изменения в расписании уроков, — вслед им сказала Марго, но, кажется, они даже не услышали.

   Женя пропустил Ксюшу в кабинет физики вперед себя. Физик Андрей Владимирович замахал им руками, чтобы они быстрее садились на места, не заставляя его отрываться от объяснения очередного закона. Ксюша растерянно встала перед классом, который оживился при виде её, так долго отсутствовавшей. Но растерялась она не из-за излишнего внимания к себе, а от того, что не знала, куда ей сесть. Не с Васильевым же, распустившем по классу о ней такие слухи! Тут Женька крепко взял её за руку и буквально потащил за собой по рядам к своей последней парте. И она, ещё полчаса назад содрогавшаяся от одного воспоминания о Жене, покорно села на место у окна, рядом с ним, почти касаясь его плечом. Класс оценил передислокацию субъектов, окончательно отвлекшись от формул, выводимых на доске учителем. Всеми это было расценено, как очередной удар по самолюбию Егора Васильева, очередная маленькая месть ему со стороны Женьки.

   А сам Егор даже головы не провернул в Ксюшину сторону. Ему было абсолютно безразлично, с кем сядет Ксюша. Ему вообще никто не нужен был сейчас в соседи. Он всегда любил сидеть за партой один, но к нему постоянно подсаживался кто-нибудь из одноклассников или одноклассниц. Они сидели рядом, сопели, отвлекали от мыслей, заглядывали через руку в его тетрадь, приставали с разговорами... Ксюшка была тихой соседкой, но без неё намного лучше. Вернулась к своему Никитину, и слава Богу.

   А тот, кстати сказать, недолго строил уязвленную гордость, быстренько принял её обратно, несмотря на двусмысленную репутацию, которую придумал для неё Егор. Егора нисколько не коробило то, что он выставил Ксюшку перед одноклассниками в подобном свете. Во-первых, она сама бегала за ним хвостом, а во-вторых, если бы он хотел, то вымысел мгновенно мог бы стать явью. Но он не хотел. Он ограничился только тем, что, кроме не очень глубоких поцелуев, пару раз потискал её, помацал-пощупал, забираясь в трусики, потеребил маленькую грудь, пробуя на вкус твердые сосочки. Он не хотел её, даже из любопытства, даже от нечего делать. Она была ему не интересна, как и прочие-другие. Только одна женщина на свете окрыляла его, волновала и возбуждала, только одна была испепеляюще желанна.

  

  

* * *

   Через день на большой получасовой обеденной перемене по школьному радио шла самая популярная программа по заявкам. Ученики через радиостанцию передавали друг другу приветы, слали поздравления, приглашали встретиться. Передача была насыщенна объявлениями — серьезными и не очень. И конечно, было много музыки, которую просили включить в программу слушатели. На первом этаже в холле висел специальный ящик заказов для школьного радио, в который при желании каждый мог опустить письмецо со своей просьбой.

   Ученики 11 "А", пообедав, не спеша выходили из столовой и собирались возле кабинета информатики, в ожидании, когда придет учитель и впустит их в класс. Девчонки приплясывали под музыку, доносившуюся из радиоприемника в холле, иногда принимались подпевать, как вдруг веселый голос ведущего десятиклассника Яна Каминского произнес:

   — Следующий привет адресован Оксане Наумовой из 11 "А". А от кого он? От всем нам хорошо известного Егора Васильева, из того же класса. Егор попросил включить в передачу песню Александра Новикова — знаете такого — и добавить уже персонально для Оксаны, что слова этой песни скажут ей обо всем как нельзя лучше.

  

   11 "А" оживился. Взгляды вперились в сидящего на широком подоконнике Егора и, конечно, в Ксюшу, которая теперь даже на перемене не отрывалась от учебников и конспектов, чтобы наверстать пропущенный материал. Ксюша напряженно подняла голову, услышав своё имя, и обвела взглядом в любопытстве прислушивающихся к словам песни одноклассников. Ещё бы, всем хотелось узнать, что такого особенного хочет передать Оксане Егор, неожиданно и, кажется, бесповоротно, покинутый ею.

   Хриплый голос певца бросал в аккорды бесстрастные и злые слова, отчетливо выпевая каждое:

   "... А ещё ночные тормоза,

   Руки нараспах как весла в лодках.

   Кто сказал — он правду ей сказал:

   Уличная красотка,

   Уличная красотка,

   Уличная...."

  

   Егор спрыгнул с подоконника под пытливыми взглядами одноклассников и замер посреди коридора, будто не зная, что ему делать.

   "Я за ней и рыскал и бродил,

   Колесо моё у ног её вертелось,

   Я её, ей Богу, не любил,

   Но хотелось мне, как мне её хотелось!.."

  

   В коридоре повисла тишина, все замолкли, вслушиваясь в этот странный текст.

   "Путь твой от жилья и до жилья

   Спрячет ночь от глаз в своих обмотках,

   Девочка невзятая моя,

   Уличная красотка

   Уличная красотка

   Уличная..."

  

  

   Песня кончилась, её последние ноты заглушил звонок с большой перемены. Дверь в кабинет информатики уж давно была открыта, но этого никто не заметил. Потому что Егор решительно двинулся в сторону Женьки Никитина, давящегося от смеха.

   Егор подошел к нему быстрым шагом и с ходу толкнул в грудь.

   — Чего ты добиваешься, придурок? — зло прошипел он ему в лицо, — Ты достал меня уже своими тупыми приколами! Не можешь придумать ничего поумнее?

   — Разве что пойти попрыгать с тобой с крыши? — усмехнулся Женька.

   — Тебе не хватило одного раза? — с ненавистью прищурился Егор. — Там туалетов не предусмотрено! Снова хочешь струю в штаны пустить?

   Женька въехал Васильеву по скуле.

   — Аргументы закончились? Ты тупица, Никитин, и ничтожество. Был, есть и таким останешься!

   Женька снова хлестнул Егора по лицу. Он провоцировал драку. Но Егор драться не собирался, хотя кулаки у него очень чесались. Но он ведь обещал Маргарите Николаевне, и во что бы то ни стало должен слово своё сдержать.

   А Женьке нужна была драка. И потому что Васильев дал обещание Марго, и потому что каждая новая потасовка отдаляет от него медаль. И Васильев все равно не стерпит и будет с ним драться, Женька его достанет, допечет... Не сегодня, так завтра терпение Васильева лопнет. Женька непременно своего добьётся!

   — Хватит вам! — вдруг раздался голос Катьки Денисовой, — Если не перестанете, я позову сейчас Марго!

   — И правда, утомили уже своим разборками, — поддержал её Динкелакер и неожиданно втиснулся между Егором и Женькой. — Ведете себя как дэцэлы. Ещё угробите друг друга!

  

   Егор развернулся и пошел в кабинет. Всё это начинало выводить его из себя. Никитин нарывается, но если смотреть реально, неизвестно ещё, кто кого завалит. Просто дело было в том, что эта война на фиг не нужна Егору. Она ему мешала идти к намеченной цели. Он должен был учиться, получать отличные отметки, чтобы окончить школу с медалью. Но Никитин, похоже, задался целью ему помешать. Это стало для него какой-то навязчивой идеей. Кретин Никитин и в самом деле думает, что может Егора одолеть? Да ни черта подобного! Просто Егору сейчас было не до усугублённого своей местью Джоника . Если бы не связывающие его по рукам и ногам обстоятельства, он уже давно бы отметелил Женьку до полусмерти... Он мог бы разобраться с ним и по другому — гораздо проще — подсесть, например, вечерком к своему отцу и всё ему выложить. Папаша метнется к директору, поскольку сам входит в совет попечителей. Директор, естественно не захочет, чтобы таким образом страдала репутация школы, и Никитина выпрут в момент. Но Егора останавливало в этой ситуации вовсе не то, что жаловаться будет западло, а то, что эта скотина — сын Маргариты Николаевны. Значит, косвенно или прямо, пострадает она. А этого Егор допустить не мог. Остается одно — терпеть, втягиваясь в эту идиотскую войнушку, стараясь выйти из неё с наименьшими потерями, не потеряв самообладание и достоинство. А Никитин специально использует подленькие методы, действует как мелкий пакостник. Впрочем, он таковым и является, но от этого Егору не легче. Нужно вытерпеть. До июня. Осталось восемь месяцев.

  

  

* * *

  

   Оксана Наумова отстраненно глядела в окно. Шел урок алгебры. Класс сосредоточенно решал задачи и уравнения. Ксюша, много пропустившая, не понимала ровным счетом ничего. Не знала, с какого конца подступиться к примеру. Сначала она в отчаянии кусала ручку, пытаясь хоть что-нибудь сообразить, припоминая объяснения Маргариты Николаевны, но ничего не выходило. Темп урока был высоким, одна задача сменялась другой, Маргарита Николаевна не давала заскучать. Решения, только появившись на доске, мгновенно стирались, и Ксюша не успевала их даже переписать себе в тетрадь. Поэтому она, изнемогая от собственного бессилия хоть как-то исправить положение, наконец, просто отвернулась, бессмысленно уставившись в окно.

   — Решай или делай хотя бы вид! — прошептал ей Женька, — Марго уже на тебя подозрительно косится. Сейчас ведь вызовет к доске!

   — Ну и пусть.

   — Пару хочешь?

   — Всё равно.

   — Ну списывай у меня!

   — Не хочу.

   — Какая ты упертая и бестолковая! — в сердцах ругнулся на Ксюшу Женя. — Все твои проблемы из-за этого!

   — Отвяжись.

   — Никитин и Наумова прекратите разговаривать, — тут же раздался голос Маргариты Николаевны.

   — Не отвяжусь, — сказал Женька, словно не услышав замечания. — Чего ты добиваешься? Что доказать хочешь? Что ты несчастная невинная овца?

   — Я ничего не хочу доказать!

   — Как же — не хочешь! — хмыкнул Женя, — Всем своим видом показываешь, что тебя обидели, на жалость набиваешься. Носишь эту дурацкую монашескую юбку! Ты в ней жалкая и нелепая...

   — Я её ношу, потому что у меня синяки на ногах! — выпалила вдруг сквозь слезы Ксюша и низко опустила голову, словно собиралась на самом деле заплакать.

   Женя помолчал, глядя на её склоненное лицо. Постучал, будто в раздумье ручкой по парте, не отрывая глаз от Ксюши, а потом спросил:

   — Я сделал тебе очень больно?

   Ксюша не ответила. На тетрадь капнула сорвавшаяся со щеки слеза. Ксюша, спохватившись, прижала руки к лицу и замерла так, стараясь не дышать, чтобы не вырвались из горла всхлипывания.

   — Оксана Наумова, — снова раздался строгий голос Маргариты Николаевны, — пересядь, пожалуйста, от Никитина на другое место.

   Ксюша отвела руки от лица, но голову не подняла. Она сумела быстро успокоиться, но, наверное, от взгляда Марго не укрылось её смятение.

   — Сиди, — приказал Женька, непроницаемым немигающим взглядом уставившись на Марго. Ксюша, собравшаяся было подняться, замерла на месте.

   — Я жду, — требовательно произнесла Маргарита Николаевна, глядя поверх голов не столько на Оксану, сколько на Женьку.

   — Сиди, — снова повторил Женя и для вящей убедительности прижал Ксюшину кисть к парте.

   На них начали оглядываться одноклассники.

   — Оксана, прекрати, пожалуйста, поддаваться дурному влиянию своего соседа, найди в себе мужество и пересядь на другое место! — Маргарита Николаевна была непреклонна.

   Ксюша попыталась выдернуть свою руку из — под крепких Женькиных пальцев.

   — Никуда не пойдёшь! — почти вслух сказал Женя.

   Марго услышала его слова.

   — Тогда пойдёшь ты, Никитин! Я не позволю тебе мешать другим заниматься! Выйди вон из класса!

   — Между прочим, Маргарита Николаевна, по закону Российской Федерации, каждый школьник имеет право на образование. Вы же сами запрещаете учителям выгонять учеников из класса! — ядовито проговорил Женя, глядя Марго в глаза.

  

   Маргарита Николаевна, побледнев от негодования, хлопнула классным журналом по столу и, сузив глаза, крикнула:

   — Немедленно вон отсюда!!!

   Женя, неторопливо собрав вещи, медленно поднялся и вальяжно направился по проходу. Но прежде чем двинуться к двери, он приостановился возле учительского стола и громко, яростно, очень чётко, почти по слогам, швырнул Марго в лицо:

   — Не ори на меня!

  

   Потом повернулся и вышел в гробовой тишине из класса, открыв пинком дверь, и не закрыл её за собой. Класс оторопело замер, не зная, куда девать уши, чтобы не слышать этой непозволительно хамской фразы, и глаза, чтобы не видеть отчаяния и боли на лице любимого учителя. Всем было неловко, противно и почему-то стыдно, оттого, что они стали свидетелями этой отвратительной сцены.

   Маргарита Николаевна, несколько мгновений простояла неподвижно, опустив лицо, потом, собрав силы, подняла голову и дрогнувшим голосом произнесла:

   — Простите меня... Продолжим урок.

   Егор Васильев, стиснув голову ладонями, сидел почти не дыша от ярости и злобы. Как он посмел! Как смеет это ничтожество позволять себе так вести себя с НЕЙ! Почему он издевается над ней, этот жалкий мелкий пакостник, мизинца её не стоящий?! И как всё это стерпеть Егору, который готов растерзать любого, осмелившегося бросить на Неё один косой взгляд. А ведь Никитин знает об этом. Неужели он ведёт себя с Марго так только для того, чтобы вывести Егора из равновесия, заставить ввязаться в драку или ещё что-нибудь в этом роде? Все многочисленные гадости, которые Никитин проделывал непосредственно в адрес Егора, он стерпеть сможет, пусть и с трудом. Но только не оскорбления в адрес Маргариты Николаевны. Это стерпеть и не заметить было выше его сил.