Чёрная кошка приносит несчастье

Она потащилась за ним. Какой-то дремора было привязался к ним по пути, и хаджитка уже приготовилась драться, но Эльдамил наплел ему, что действует по приказу Каморана... вернее, почему наплел? Сказал чистую правду.

— Слушай, — она преодолела гадливость, — почему ты сказал, что он хочет, чтобы я убила его?

— Так вы же хотите убить его? Значит, и он этого хочет. Все просто.

— Не понимаю, — сказала Баирра.

— А я думал, вы умная, — насмешливо протянул альтмер, — я же уже все объяснил. Впрочем, Каморан сам вам расскажет... на самом деле он слабак, тряпка, ничтожная тварь, добравшаяся до власти. Я-то его раскуси-ил... я на его месте бы, — снова противная гримаса самодовольного блаженства, — эх...

"Он не слабак. Он — звезда, — подумала она. И, почти сразу же: — А я опять поддаюсь его чарам".

— Как же так, — она потерла лоб, — то ты говоришь, что равного ему нет, то — что он слабак и тряпка.

Альтмер захихикал.

— У него уникальные возможности, — как идиотке, объяснил он. — А он не сумел ими правильно воспользоваться. Давайте ручки, прелестная дама, я сниму с них эти штуковины.

Баирра оскалилась, но лапы протянула.

Что-то пробормотав, альтмер снял с нее наручи. Она боялась почему-то боли, но ее не было.

— В Кватче погибло столько разумных, — проговорила Баирра, — обычных хаджитов... эльнофеев, аргониан — столько... совершенно ни за что. А ты этим еще и гордишься, мразь.

— Вы такая доброде-е-етельная, — почти пропел альтмер.

Она сжала кулаки, чтобы не вцепиться когтями ему в глаза.

— Нет. Я — обычная. Просто кошка, не хорошая и не плохая, нормальная... И я убивала разумных. Но — в бою, защищаясь. И я делала подлости, но — чтобы было чего есть, это была моя работа. А ты... ты не войдешь в историю. Каморана вспомнят. А тебя — нет.

Эльдамил злобно глянул на нее. Хотел уже сказать какую-то гадость, но...

— Замолчи и отойди от нее, — прозвучал голос Каморана.

— Конечно... мастер, — прошипел эльф. — Приятного вам общения с этой черной зверюшкой.

Баирра проигнорировала это оскорбление.

— Выходи, милая, — Каморан, кажется, вздохнул. — Выходи под небо. Дверь чуть дальше.

Она проверила оружие, прежде чем открыть дверь. В груди ее трепетало предчувствие. Впереди было самое важное в ее жизни. Победа или поражение... но на самом деле, на самом деле, на самом деле...

— Манкар, зачем, — устало прошептала она, — зачем я тебе...

Он не ответил.

И снова — райский сад Парадиза. Ударил по глазам, по сердцу. Но уже не восторгом... слишком красиво. Переслащено, как скуума. Как долгий карнавал — от красок рябит в глазах, от веселья болит голова.

Маленькая статуя Меррунза, довольно — и неожиданно — изящная. Баирра скорчила Принцу Даэдра рожу, проходя мимо. Неподалеку высилось какое-то айлейдского вида здание... хаджитка решила, что туда и лежит ее путь.

"Сволочь! Ненавижу! — думала она, приближаясь к своей цели, — ты меня измучил, издергал... еще пару твоих парадоксов — и я завизжу и буду визжать, пока не свихнусь. Ах, Манкар. Я не могу тебя видеть... я хочу, да, я знаю, что дура... ты меня отравил, ты меня зачаровал. Но не могу, не в силах. Как не в силах прямо смотреть на солнце — оно обожжет мне глаза... Кстати, откуда здесь солнце, — еще думала она, — что в душе этого негодяя делает Магнус..."

Две высокие фигуры против солнца виделись черными силуэтами.

— Предательница! — воскликнула одна, и Баирра узнала госпожу Руму, которую она убила в святилище. — Ты пришла с раскаянием, но оно опоздало. Войди и прими казнь от рук Мастера!

— Дура, — спокойно сказала ей Баирра. Та подавилась своей обвинительной речью.

— Госпожа, — вступил второй, — мое имя Равен. — Он низко поклонился, — Мастер ждет вас... он очень хочет вас видеть.

Стоило сказать и ему что-то вроде, но было как-то неловко отвечать хамством на столь изысканную вежливость.

Перед кошкой распахнули двери.

— Иди, тварь!

— Прошу вас, госпожа.

Сердце Баирры заколотилось, как от тройной дозы лунного сахара.

Двери закрылись за ней, оставляя ее наедине с тем, кто сидел на троне... вернее, с тем, кто поднялся ей навстречу... кто сделал несколько шагов...

Она подняла глаза к его лицу.

— Я пришла, — хрипло сказала она.

— Я рад.

На его груди висел амулет. Надо же, как легко эта побрякушка предала династию Септимов. Или не предала? Выбрала достойного? Истинного императора?

Баирра заставила себя вспомнить о том ужасе, что творится в пещерах под Парадизом. О Кватче. О тех, кто умер, защищая Бруму.

Но не смогла поднять руки.

В глазах Каморана появилась грусть.

— Не можешь... возьми кинжал, нанеси удар. Я не буду мешать. Ну?

Она вытащила кинжал из ножен. Посмотрела в лицо Мастеру. Засмотрелась...

— Не могу, — сказала она. — Ты околдовал меня — я не могу. Ты стал для меня звездой.

— Но ты должна. Времени все меньше, и, если ты сейчас не убьешь меня — Нирн захлебнется в огненных водах Обливиона. Вспомни своих родителей, свою родину... своих друзей.

— Я почему-то не могу, — произнесла кошка, с отчаянием понимая, что это действительно так. — Мне... я чувствую, что убив тебя, я... словно исчезну.

— Плохо, — сказал Манкар. Он протянул руку и погладил хаджитку по щеке, под подбородком. — Ты выслушаешь меня?

— Да.

— Ты, наверное, считаешь меня незаурядной личностью? — он мягко взял у нее из лапы кинжал, вложил в ее пустые ножны, и повел вглубь залы.

Она кивнула.

— Я — не личность. Уже довольно давно, — сказал он. — Когда-то я был обычным смертным эльфом. Я был тщеславен, хотя, кажется, не зол. Я плохо помню... я хотел, чтобы меня любили, чтобы мной восхищались. Хотел всем нравиться. И однажды мое желание кто-то выполнил... Сначала я думал, что это какой-то Князь Даэдра пошутил: Клавикус Вайл, Шигорат. Теперь я думаю, что это был по меньшей мере Падомай. Потому что эта шутка способна отправить в тартарары весь мир.

— Ты, — вдруг кошка ощутила какую-то парадоксальную ясность сознания, у нее словно открылось второе дыхание, — ты каждому кажешься тем, кого он хочет видеть?!

Каморан рассмеялся, странным, рваным смехом, а потом Баирра поняла, что это не совсем смех — это рыдания без слез... это истерика.

— Кажусь? Кажусь?! Глупая женщина, я отдал бы все за то, чтобы казаться тем, чего хотите все вы... Я им являюсь! Понимаешь, маленькая смертная кошка, я являюсь всем тем, о ком мечтали всю жизнь сотни, тысячи. Что осталось от моей души, подумай?! Я — не Манкар Каморан, я зеркало, зеркало всего этого сумасшедшего мира. Помнишь своих дружков из святилища на озере? Аннет — ей был нужен эффектный поклонник, который давал бы ей понять, как она умна и необычна, и я был им. Тупая смертная, меня, будь я собой, от нее тошнило бы, а я восхищался... Старик Хаддар — мечтал о почтительном сыне, потому что его урод-сынок выпер его из родного дома на улицу, и я был им.

Баирра пыталась осознать.

— Харроу — этот проклятый данмер мечтал, видимо, о своем Вивеке, чтобы тот снизошел к нему, об этаком божественном возлюбленном, и спасибо и на том, что этот мужеложец был недостаточно нагл, чтобы требовать многого. Редкий случай деликатности, если уж вам, смертным, надо что-то, то вы хотите всего и побольше, только вам-вам-вам, только бы жрать! Кое-кому был нужен раб... кое-кому — жестокий господин, и я хлебнул сполна ваших уродливых желаний. А главное, я был искренен. Мне искренне нравилось быть дурачком в сиянии пресыщенной светской штучки, мне искренне нравилось раздавать приказы, как пощечины, чтобы меня с собачьим обожанием слушались. О проклятие, кому — мне? Я... если еще остался я, то я давно безумен. И главное... главная мерзость... что я никогда не забываюсь полностью. Отражая ваши желания, я всегда помню, что я всего лишь их отражаю. Я столько потерял! О, среди вас встречаются и достойные личности. Кто-то хотел иметь брата, которого искренне любил бы и поддерживал, кто-то собеседника, с которым так интересно было бы общаться... и я бы, возможно, ответил бы им сам. Но мое проклятие перехватывает инициативу, и я насильно становлюсь кому-то братом, другом, учителем. Понимаешь?

Она медленно кивнула.

— А Джоффри был нужен истинный император, — произнесла она.

— Верно. И я смог надеть Амулет. И я правда желаю теперь Тамриэлю добра и процветания, и знаю, как это сделать... но... спроси еще, Баирра, спроси еще об одном.

— Что... хотел от тебя...

— Мехрун Дагон! — выкрикнул Каморан, не дождавшись. — Это проклятие действует даже на Принцев Даэдра, и, я думаю, на Аэдра тоже подействовало бы... что хотел от меня Дагон?

— Меррунз желает разрушения и смерти, — это было просто, ответить. Ужасно просто.

— Да! И он мечтал о слуге, что поможет ему покорить Нирн. И вот он я... если бы просто казался... я стал им... им — и императором Тамриэля... и чьим-то другом, сыном, любовником, героем, учителем... почему меня не разорвало на тысячу частей, кошка?.. — прошептал он.

— Откажись... отрекись...

— Пусть Джоффри помечтает об отрекшемся императоре! Пусть Мехрун помечтает о спасении Тамриэля! Что ты говоришь со мной? Я — зеркало. Говори с теми, кто в нем отражается, кошка, при чем тут я!..

"Да уж, конечно, как бы ни при чем... удобно..."

— Ты ведь можешь сопротивляться, — сказала она, уже без страха посмотрев ему в глаза, — можешь! Почему не сопротивляешься?

— Я пытался. Сначала я пытался, но это... это сильнее.

— Тогда почему ты не убил себя? — жестко спросила Баирра.

— Не могу. Наверное, потому что никто не мечтал всю жизнь о самоубийце, — он криво улыбнулся.

Баирра закрыла лицо руками. Ей нужно было подумать. Хоть немного — осознать все это.

— Спроси лучше себя, милая, почему ты не убила меня? — прозвучал голос Манкара.

Она пошатнулась. Рука Манкара подхватила ее под локоть. Его пальцы сжались — до боли.

— Ну, почему? — спросил он.

— Потому что ты — и моя мечта, — произнесла она.

— Вот и ответ. — Он отпустил ее, и она осела на пол, не удержавшись на ногах. — Потому что я — и твоя мечта.

— Как тебя убить? — спросила Баирра.

— Не знаю.

И она с ужасом поняла, что его ответ — честен.

Это был странный разговор. Баирру тоже словно разрывало надвое. Манкар сидел рядом с ней на полу, обнимая ее за плечи, утешительно проводил пальцами по ее лапе, по щеке, говорил с ней, как друг... но не был им. Был врагом.

— А кого вижу в тебе я? — спрашивала кошка, жмурясь.

— По-моему, спасителя мира. Героя.

— Я... я всегда мечтала познакомиться с Нереварин. С кем-то вроде нее.

— Понятно.

— Да, я узнаю в тебе... что-то. Звездность. Сила, одиночество, трагедия души и способность к чувству. Возможность стать героем. И все это вранье?

— Да — и нет. Я не кажусь, я являюсь.

— Если ты являешься всем, то почему служишь Дагону, а не возжигаешь сейчас Драконьи Огни?

Каморан напрягся.

— Наверное, потому, что Мехрун Дагон — Князь Даэдра, бог, а Джоффри — смертный. И ты, Баирра, делающая из меня героя, смертная. А то я бы уже давно пожертвовал собой ради блага мира. Отдал бы тебе Амулет и зарезался бы.

Он говорил это со странной смесью серьезности и злой иронии. Кошка помолчала. Потом спросила:

— Что ты чувствуешь, когда отражаешь чьи-то мечты?

— Не хочу говорить.

— Но ты что-то чувствуешь? Значит ты, настоящий ты — еще существуешь?

— Я себя потерял, — медленно сказал Каморан. — Манкар Каморан заблудился в отражениях... я не знаю. Может быть, он уже умер в этом зеркальном лабиринте. А даже если жив, он уже безумен. Я безумен. И я хочу с этим покончить... и с ненавистью, и с любовью.

Кошка повернула голову и медленно провела языком по шее и щеке Манкара Каморана.

— Давно хотела, — чуть виновато сказала она, встопорщив усы.

— Знаю.

— Прости.

— Не самое худшее.

— Я сначала думала, что мне придется убить свою мечту. Суметь как-то вырвать ее из своей души. Ну... чтобы ты умер. Но это ведь не поможет?

— Даже если тебе это удастся... я просто выйду из-под твоего влияния. Перестану быть спасителем мира. Перестану сидеть тут, обнимать тебя и искать вместе с тобой выход. Но тебе не удастся. Никому не удавалось.

— А кто-то пытался?

— Да, — короткое слово, но Баирра почувствовала, что оно означает, всей шкурой. Она вздрогнула, и Манкар крепче обнял ее.

— Значит, бог, — сказала она. — Значит, нужен бог, который мечтает о спасителе мира. Быть может... Азура?

— Быть может. Как ты собираешься заставить Азуру прийти ко мне? И ты уверена, что она мечтает именно об этом? Даэдра... все несколько... опасны.

— Ну... — Баирра знала, что это так.

— Некогда Мехруна Дагона победила Альмалексия.

— Она мертва. Мне, во всяком случае, так говорили.

— Очень жаль, — равнодушно отозвался Каморан.

Что-то забрезжило у Баирры в голове, какая-то идея. Она хотела сказать Манкару, что плохо разбирается в богах, как в даэдра, так и в аэдра, а потом... поняла, что знает того, кто разбирается в них хорошо.

Бывший даэдрапоклонник, бывший священник Девяти.

Мартин Септим.

Да, безумие — просить Манкара открыть портал для бастарда Уриэля. Безумие — Мартину идти в лапы Каморану. Тот просто убьет его... и Нирн ляжет под Дагона. Огонь, кровь, безумие... Забвение.

Надо придумать что-то другое.

Но ничего другого не придумывалось. Баирру почему-то потянуло в сон. Устроить голову на плече Манкара Каморана, заснуть в его объятиях... таких лживо-надежных. Таких фальшиво-безопасных. Каким-то странным, ужасным, глупым образом на ее плечи свалилась ответственность за весь мир. Она ее не хотела, она боялась этой ответственности. Баирра знала, что такая ноша способна разорвать сердце.

Она резко отстранилась от Каморана. Вскочила, взмахнув хвостом для равновесия. Тот поднял на нее взгляд.

— Я знаю того, кто может помочь нам найти бога, способного противостоять Дагону, — сказала она.

Манкар поднялся тоже.

— Этот твой... бастард-священник? — спросил он почти оскорбительным тоном.

— Я говорю о Мартине Септиме, — она предпочла не заметить "этот твой".

— Я — о нем же. Знаешь, о чем мечтает этот человек? — только эльф мог так презрительно сказать "человек", — он ведь вроде моего Эльдамила. Мечтает о том, кто снимет с него ответственность. Ты не боишься, что я сниму с него ответственность вместе с головой?

— Он не такой, — произнесла Баирра сквозь зубы.

— О, — Манкар изобразил на лице двусмысленную улыбку, — "он не такой". А какой он, милая моя кошка? Добрый? Сильный? Нежный и страстный?

"Ревнует, что ли?" — смутно изумилась кошка.

— Я вижу, ты многого набрался от Харроу, — процедила она, — раз уж тебя интересует, нежный он или страстный.

— Что ты, я волнуюсь лишь о тебе, как друг. Или даже как подруга, раз уж ты мечтала о Нереварин.

"Что за пошлятину мы тут несем", — подумала хаджитка. Но удержаться было сложно. Манкар задел ее. Ведь она... ее отношения с Мартином... да какое его дело, что у нее с бастардом Септима?! Разве сейчас есть время на то, чтобы разбираться, что она чувствует к Мартину?