Время перевалило заполночь. Тишина за стенами дворца нарушалась только ленивым шелестом листвы. Даже от пруда с гигантскими рептилиями не доносилось ни звука. Двое оставались в комнате. Один то и дело поднимался, подѓходил к больному, считал удары серд-ца, слушал дыхание, оттягиѓвал веко. Потом он возвращался к столику, за которым в угрю-мом молчании пребывал хозяин дома.
— Тафлар, я не понимаю, чем ты расстроен? Только что ты просил спасти жизнь этого человека. Почему тебя терзают...
— Не надо, — перебил абд Гасан. — Я не юнец, согрешивший по зову плоти, и теперь снедаемый угрызениями совести. Тут другое. Я уже говоѓрил тебе, что взял с этого франка СЛОВО. Не очень веря по началу, но он заставил меня поверить себе. И вот, я сам, по своей воле дал СЛОВО ему. Теперь мы с ним прочно и страшно связаны.
— Если то, что ты о нем рассказывал — правда, вряд ли ты когда-нибудь об этом по-жалеешь.
— Надеюсь. И еще... то, что я скажу — не для ушей правоверного, но ты — мой друг...
— Я — твой друг. И ты уже имел возможность в этом убедиться.
— За время нашего путешествия я приложил немало усилий, чтобы обратить этого не-верного. А в результате?
— Что?
— В результате, ему же именем Аллаха поклялся не делать этого.
— Я могу порекомендовать тебе средство, скажем так... от тяжелых мыслей. Когда франк поправится, прикажи его казнить.
— То есть?! — Тафлар гневно вскинул голову. — Как ты можешь такое советовать?
— Вот и весь ответ, — тихо засмеялся гость.
— Иногда я тебя совсем не понимаю, Абу.
— Человеческая жизнь, которую ты только что спас, не особенно задумываясь о цене, перевешивает все наши мудрствования и отвлеченѓные рассуждения.
— В тебе говорит врач.
— А я и есть — врач.
Старый, сморщенный Джамал возил тряпкой по полу, и непрерывно брюзжал:
— Виданное ли дело: неверного прятать в доме, да еще ходить за ним как за принцем! Тьфу, — в сторону Роберта.
Тот старался отодвинуться. Лужа растекалась, подбираясь к безвольѓно откинутой руке. Если намокнет рубашка, Джамалу придется ее менять, а это — дополнительные стоны и се-тования.
Роберт впервые попытался сам напиться, но сил хватило только дотянуться до края ча-ши, стоявшей на низеньком столике у изголовья. Пальцы сорвались, легкая посудина пере-вернулась, и вот теперь Джамал вытирал лужу, комкая тряпку искривленными артритом пальцами.
— Да не шевелись, ты. Не дай Аллах, опять хуже станет. Прибежит этот безбожник Абу. Все бегает Тафлара смущает. Ты еще — на нашу голову. Тьфу!
Без своего 'тьфу' Джамал не мог. Оно служило ему аналогом христианского 'изыди'.
В течение месяца, пока Роберт валялся в беспамятстве, а потом неподѓвижный от сла-бости, именно Джамал ухаживал за ним: обмывал, перестиѓлал постель, а в последнее время начал кормить как ребенка, с ложки.
После памятной ночи, в середине которой Роберт заглянул за грань, прошло почти две недели. Глоток жгучего черного бальзама возымел магическое действие: если раньше даже от глотка у больного начиналась рвота, и он буквально на глазах превращался в муѓмию, те-перь он стал помаленьку пить и даже есть. Но выздоѓровление затягивалось. Часто Роберт впадал в состояние полного безѓразличия, и Тафлару приходилось в очередной раз посылать за своим другом Абу Хакимом.
— Все ворчишь, старый башмак? — Тафлар абд Гасан вошел в комнату. Губы растяги-вались в улыбке, глаза оставались серьезными. Роберт уже неплохо изучил это бедное мими-кой лицо. Что-то случилось. Если постоѓит немного и уйдет — мелкие неприятности, если отправит Джамала и сядет возле Роберта — нечто серьезное.
— Иди отдохни, и передай этому черному верблюду, Мибу, чтобы меня не беспокои-ли.
Мибу, был вторым, кого допускали к Роберту. Если Джаѓмал нуждался в помощи, при-ходил немой африканец. Старик показывал: подними, согни, переложи. Тот как куклу брал Роберта на руки, выполняя приказания.
Давно уже обретший ясность мышления Роберт догадался, что эти двое обличены осо-бым доверием господина. Старик жил в доме еще со времени сватовства отца Тафлара.
С Мибу же произошла и вовсе необычная история: чернокожий сын рабыни, предна-значенный для отправки в нубийѓские поместья, во время прогулки господина, углядел, при-таившуюся у тропы змею. Ребенок кинулся под ноги хозяина и конечно получил укус, пред-назначавшийся не ему. Но то ли гадюка была молода и крепкого яду еще не нагуляла, то ли организм у парнишки оказался особенным, полежав какое-то время в беспамятстве, он по-правился только оглохнув.
Тафлар оставил ребенка при себе, впоследствии ни мгновения о том не пожалев. Теперь возле него постоянно находился преданный, могучий, безмолвный телохранитель. Роберт, однако, подозревал, что тот слышит не хуже своего хозяина.
Тафлар устроился на подушках недалеко от франка и уставился в стену за его плечом. Нехороший знак.
— Ты медленно поправляешься.
Что было отвечать? Даже ту жиденькую кашу, что впихивал в него Джамал, Роберт проглатывал с трудом. Слава Богу, хоть вода стала проходить свободно.
— Абу Хаким говорит — это от болезни духа, подчинившего себе тело. Но нам с тобой от объяснений не легче.
— Что произошло? — напрямую спросил Роберт. Тафлар перевел на него грустный взгляд:
— Слухи. Они как голодные шакалы, что бродят ночью по предместьям. Один такой слабый и трусливый зверь, конечно, не убьет, но напугать моѓжет.
— Я догадываюсь, кого напугал слух о том, что некто Рабан аль Париг находится в Эль Кайре.
— Вопреки опасениям, — сам знаешь: молва летит быстрее ветра, — Омар узнал о тебе не так давно. И как оказалось, не очень поверил. Но Селим...
— Селим бей добивается огласки?
— Не совсем. Видишь ли, оба племянника великого визиря с детства крепко любят друг друга. Так крепко, что не однажды подсылали один другому наемных убийц. Омар зна-менитый воин, он пользуется авторитетом в войсках. У него своя партия в большой дворцо-вой игре. Селим командуѓет личной гвардией халифа Мостали да еще тайной стражей. Его многие бояться.
— Оно и понятно.
— У него есть своя не менее сильная, чем у брата партия.
— Я плохо разбираюсь в ваших делах. Если можешь, растолкуй, чего они добиваются?
— Как это, чего? — подивился такой наивности Тафлар. — Первое и основное — ос-таться живым. Второе — конечно, милости халифа. Для этого не обязательно храбро сра-жаться на войне или, например, переловить всех разбойников в Эль Кайре, достаточно опо-рочить противѓника. Но не голословно! — Тафлар назидательно поднял палец. -Совершенно не обязательно говорить чистую правду. Но полуправда и четверть правда должны иметь хотя бы косвенное подтверждение. Иначе в другой раз тебе просто не поверят, а у противника появится шанс обвинить тебя в клевеѓте. У вас разве не так?
— Никогда не участвовал в дворцовых склоках. Впрочем, если рыцаря или даже короля уличат во лжи — это позор. Для рыцаря почти несмываѓемый. Для короля... не знаю.
— Чем можно смыть позор?
— Кровью.
— Это туманно. Но вернемся к нашим делам. Уже в течение года между братьями идет спор, под чьей рукой должна ходить приграничная стража. Это одна четвертая всего войска и соответственно четверть содержания всей армии. Селим Малик почти убедил великого визиря в необходимости передачи командования ему. Омар Малик со своей стороны прилагает массу усилий, чтобы воспрепятствовать переменам. С твоим появлением у Селима появилась возѓможность уличить брата во лжи, попросту опозорить. Но для начала, не желая выносить сор из дворца на всеобщее обозрение, Селим попробовал тихо надавить на брата. К сожалению, тот не понял или не захотел понять всю щекотливость своего положения. Селиму пришлось несколько опереѓдить события. Игра пошла воткрытую. Слухи о непобедимом крестоносце дошли до самого халифа, и тот объявил, что желает видеть поединок знаменитого франка.
— Неужели с Омаром?
— Нет, конечно. Принц, да и сам халиф никогда на такое не пойдут. Принц не может сражаться с рабом. К тому же рука у него еще плохо двигается. Но он может выставить про-тив тебя любого, кого сочѓтете нужным.
— О! В такие игры я уже играл.
— Что ты сказал?
— Извини, я тебя перебил.
— Селиму удалось оттянуть срок поединка на два месяца. Он уезжает на восточные границы, потом в Багдад. Несмотря на некоторую напряженности между нами и сельджука-ми, а попросту говоря, несмотря на войну, посольства ездят туда и обратно, в надежде дого-вориться. В Багдаде Селим может задержаться. Так что максимальный срок на который при-ходится рассчитывать — два-три месяца. Если учесть, что сейчас ты и мыши убить не мо-жешь, я очень сомневаюсь в исходе поединка даже с простым воином, не говоря о мастере. Слава Аллаху, Омара тоже отправляют из столицы.
— Почему все же два месяца? Могли бы назначить турнир прямо сейчас.
— Селиму пришлось признаться, что в дороге ты заболел. На насѓмешки брата он возра-зил: не гоже, мол, сражаться с умирающим. На том и разошлись. Льщу себя надеждой, что Омар бей поверил, и не будет пока предприѓнимать попыток тайно тебя устранить. Охрану дома я предупредил, но все равно прошу, будь осторожней. Принимай пищу только из рук Джамала или Мибу. Как ты считаешь, удастся ли тебе хотя бы уверенно встать на ноги за это время?
— Я встану за неделю.
* * *
Присесть на корточки и удержаться. Ноги — худые как палки. Колени противно скри-пят. Надо сохранить равновесие, не то плюхнешься на ягодицы. Хотя плюхнешься — сильно сказано. Не на что там плюѓхаться. Теперь — ухватиться руками за веревку и, потихоньку пе-ребирая, двигаться вверх. Плечевые сусѓтавы тоже скрипят. Усилие выматывает душу.
Отдышаться. Не вытирать пот. Пусть ветерок остудит мокрую кожу...
Хватит отдыхать! Еще чуть-чуть, — ноет тело.
Хватит!
Присесть. Удержаться...
— Пойдем, я хочу посмотреть на нашего больного. Ты давно не посылал за мной, а сам я всю неделю был занят. Слышал? Зейнаб родила, но ребенок не прожил и недели. Я его ви-дел. Странно, что он вообще живой родился.
— Надеюсь, такие речи ты ведешь только со мной? — Тафлар с тревогой смотрит на друга.
— Разумеется. Что жены халифа не рождают здоровых мальчиков, а только девочек, знает в Эль Кайре последний нищий. Но говорить об этом — ни-ни.
— Пойдем. Но предупреждаю, ты будешь сильно удивлен.
— Здравствуй, — Абу Хаким церемонно кланяется белокожему чеѓловеку с изможден-ным лицом.
— Здравствуй, — кланяется тот в ответ.
— Я действительно удивлен, — обращается лекарь к Тафлару. — За эту неделю про-изошло поистине чудо!
Лекарь ощупывает мышцы, слушает сердце и дыхание, рассматривает белки глаз.
— Как твой сон?
— Нормально.
— Аппетит?
— Все время хочется есть.
— Прошу, не ограничивай себя в пище, — Абу искоса смотрит на Тафлара. — Ему не-обходимы: мясо и фрукты. Каждый день утром и вечером давай ему печеную свеклу. Пусть ест с кожурой. Что еще... ?
— Вино.
— Что ты сказал, Рабан?
— Вино вместо воды, если можно.
— Целебные свойства вина давно известны. Что ж, выздоравливающему оно не повре-дит. Найдешь вино, Тафлар?
— Найду.
Роберт смотрит удивленно. Как это в доме, буквально увитом виногѓрадом, не может быть вина?
Тафлар разводит руками:
— Правоверным запрещено пить сок виноградной лозы.
Он бежит по дорожке в дальнем уединенном конце сада, добегает до высокой, в три человеческих роста, стены, и поворачивает обратно. Рядом трусит Мибу. Дыхание срывается так, что самому слышен запаленный хрип. На сегодня достаточно. Округлившиеся упругие мышцы мелко подрагивают. Мибу замирает рядом, смотрит на тяжело дышащего франка, потом осторожно трогает его за плечо. Мибу делает три неглубоких последовательных вдо-ха, потом один шумный выдох. Роберт не понимает, качает головой. Тогда чернокожий показывает пальцами бегущие ноги: три шага — вдох, один — выѓдох. Роберт кивает головой — понял. Несмотря на усталость он опять на дорожке. Три шага вдох, один — выдох, три вдоха, один — выдох. Он добегает до поворота, смеясь, оборачивается к Мибу: бежим наперегонки! Черный гигант понимает. Он устремляется вперед огромными, стелющимися прыжками. Низкорослый франк остается далеко позади.
— Ты не даешь себе отдыха. Абу Хаким говорит, что чрезмерные нагѓрузки могут быть вредны. Твое тело еще не окрепло.
— Оно не окрепнет, если давать ему поблажку. И потом, ты лучше меня должен пони-мать, что другого выхода нет.
Тафлар абд Гасан понимает. Кроме того, он прекрасно понимает: поѓшатнись власть Се-лима Малика — по всем его родственникам с материнской стороны, по друзьям и прибли-женным серпом пройдет немилость хаѓлифа. Роль же такого серпа с удовольствием возьмет на себя Омар Малик.
— Мибу хорошо владеет мечом? — спрашивает Роберт. С завтрашнего дня он собира-ется заняться фехтованием.
— Мечом? Неплохо, но его оружие топор и буздыхан. Хотя для начала тебе будет дос-таточно и меча.
Роберт не отвечает на высокомерное замечание Тафлара. Время покаѓжет.
В доме Тафлара в красивой светлой комнате расставлено и разложено оружие Отдельно висят и лежат щиты. Роберт ходит от стены к стене, оглаживая взглядом это богатство.
— Твои предки были воинами? — спрашивает он у хозяина оружейной.
— У нас любой мужчина — воин. Разве у вас, не так?
Этот вопрос постоянно присутствует в их разговорах.
— Каждый благородный человек у нас умеет сражаться, — отвечает франк. — Но я задал свой вопрос потому, что ни разу не видел тебя в броне.
— У меня достаточно охраны. Война — их дело. Однако твое замечание праѓвомерно. Возможно, тебя это удивит, но я считаю, что мужчина может выбрать не менее достойный путь в жизни нежели война. Я выбрал науку. Мой друг Абу — медицину. Не обязательно всю данную Аллахом жизнь посвящать совершенствованию различных способов убийства.
Роберт еще не встречал сильного не старого мужчину, который отказался бы от самого простого способа самоутверждения, — победить противника при помощи силы. И ведь не трус, не слаб здоровьем, не ленив. Роберт задумчиво смотрит на араба. Значит, это идет от убежденности. Принцип, который придется уважать, даже если не понимаешь. Тафлар, во всяком случае, достоин уважения.
Роберт больше не задает вопросов, прижимает руку к сердцу и коротко склоняет голо-ву.
Он выбирает короткий легкий меч и кольчугу с наголовником. Шлемы не подходят: или малы или неудобны. Простой наголовник не так надежен, зато удобен.
Пора уходить. Роберт на прощание окидывает взглядом полѓную сокровищ комнату.
— Это оружие, как бы тебе сказать... для всеобщего обозрения. Торжественное. У меня есть другая оружейная. Может быть, я тебе ее покажу. Собирать оружие начал еще мой отец. Я только продолжатель. Тебе приходилось слышать про дамасскую сталь?
— Даже держать в руках однажды. Мой собственный меч был германской работы.
— Похожий на тот, что ты выбрал?
— Намного длиннее и тяжелее. Этот — для учебного боя.
