— Мескете, — сказала госпожа Шэа. — Обладает многими чудесными чертами. Но я никогда не верила, что она Перфекти. Она очень мечтала об этом, подчинялась всем правилам, ни разу не пропустила рассвета, ни разу не отказалась подать нищему, даже если ей самой было тяжело. Она делала все, но в ней не было чувства. Она мечтала найти путь к Сердцу Мира, подняться по Лестнице Вверх, но этого нельзя сделать просто следуя правилам. Думаю, она занялась тем же самым, когда стала Инкарни, только с другой стороны. Она упорная девочка, и я рада видеть, что она старается сделать мир лучше, пусть и на свой лад. Получив эту ношу, Мескете обрела то, чего никогда не получила бы, не окажись она Инкарни. Она научилась чувствовать, а не следовать. Она старается сделать мир лучше, несмотря ни на что. Она встретила человека, которого полюбила.

— Адрамаута?

— Он достойный сын Матери Тьмы, и он любит Мескете. Чего еще желать?

— Но он же Инкарни!

Госпожа Шэа посмотрела на нее хитро, Амти подумала, что в этот момент она напоминала старую лису.

— Мне кажется или ты ненавидишь Инкарни больше, чем думаешь, что я их ненавижу?

Сигарета в ее пальцах почти догорела. Амти поджала губы.

— Ненавижу, — сказала она. — Мне постоянно хочется всяких ужасных вещей.

— Всем людям хочется их иногда, — сказала госпожа Шэа. И отчего-то это Амти разозлило и обидело. Она сказала:

— Знаете, чего мне хочется сейчас больше всего на свете — взять этот нож и воткнуть его в вас!

На секунду Амти показалось, что рука ее сама, непреодолимо потянется сейчас к ножу. Госпожа Шэа ласково улыбнулась, склонила голову набок:

— Но ты ведь не делаешь этого? Может, все-таки не больше всего на свете.

— Я не знаю. Мне кажется, что больше всего на свете. Мне кажется, что ничего, кроме страха меня не сдерживает.

— На одном страхе ты не продержалась бы долго, милая. В тебе осталось что-то человеческое, хоть ты и боишься, что нет.

Чтобы чем-то занять руки, Амти скатала снежок и бросила в дерево:

— Но я постоянно думаю об этом. В моей голове это всегда. Всегда-всегда! Я не знаю, куда от этого деться! Мне кажется я не способна испытывать ни жалость, ни любовь! Я вся искусственная! Я только разрушаю! Я все время вру! Мне совсем не нравится, кем я стала.

Под нос Амти ткнулся термос с чаем, и она всхлипнула, а потом отпила вкусный, горячий напиток.

— Пойдем, моя милая, у тебя нос красный и ты замерзнешь, — сказала госпожа Шэа. Они пошли в дом, и когда они проходили мимо одной из комнат, госпожа Шэа как бы ненароком толкнула дверь. Амти увидела детскую, светлую от разливающегося утра. В беспорядке валялись игрушки и книжки, а на маленькой кровати между тесно прижавшимися друг к другу Адрамаутом и Мескете спала Маарни. Уснувшие прямо в одежде, они обнимали ее, как будто пытались защитить от всего мира. Их пальцы были тесно переплетены над ней. Платок чуть-чуть съехал набок, и Амти увидела, что Адрамаут касается кончиком носа, носа Мескете. Впервые Амти подумала, что они красивая пара, что они любят друг друга, что они — семья. Звериное желание защищать своего детеныша мешалось в них с сонной и спокойной, совершенно человеческой нежностью.

— Как думаешь? — спросила госпожа Шэа. — Перестают ли они быть Инкарни даже во сне? Держу пари, Мескете посещают мысли о том, чтобы сделать больно собственной дочери. О чем думает Адрамаут и знать не хочу. Но истинная цена любви и нежности не в том, чтобы не чувствовать ничего дурного, а в том, чтобы вести с этим бесконечную битву, без спокойствия и без надежды на победу. Истинная цена любви в том, чтобы сознательно всегда ее выбирать, как бы ни привлекательно было выбрать иное. И пока ты выбираешь — ты победила.

Амти посмотрела на госпожу Шэа, желание ударить ее головой об стенку, перегрызть ей горло, выхватить у нее нож и воткнуть в нее же — не исчезло, не стало слабее.

Но где-то внутри, в самой глубине Амти стало странно, пусть не по-другому, не лучше, но самую капельку — спокойнее.

7 глава

Проспала Амти не больше двух часов и голова раскалывалась, а в глаза будто бы песок насыпали. Рядом зашевелилась Эли, она прижалась к Амти поближе, зашептала:

— Пойдем проверим Аштара? Он наверняка проснулся!

И Амти поняла — одной ей идти страшно. Эли, наверняка, представляла, что Аштар там уже мертвый лежит, бледный, жуткий и одна только алая кровь напоминает о том, что когда-то он был живым.

Амти тоже это представила, испытав странное, сложноопределимое ощущение. От легкости, которой ее одарила вчера госпожа Шэа не осталось и следа. Теперь Амти думала, а что если она хочет сделать другой, неправильный выбор, что если когда-то сделает его.

— Ты опять думаешь о своей жалкой жизни? — спросила Эли. Она взяла очки и надела их на Амти, а потом встала с кровати и потянула Амти за собой. Шайху перевернулся на другой бок, зевнул, но не проснулся.

Неселим спал на раскладушке в обнимку со своей биохимией. На кровати, получившейся из кресла, улыбался во сне Мелькарт. Наверное, подумала Амти, допрашивает кого-нибудь.

Госпожи Шэа в гостиной не было. Амти и Эли прошли мимо комнат. За одной из дверей слышался смех Маарни и голоса Мескете и Адрамаута. Амти не стала прислушиваться. Они с Эли замерли перед второй дверью, переглянулись, а потом Амти вошла первой. Аштар лежал неподвижно и на секунду Амти подумала, что страх Эли сбылся, но потом он открыл один глаз, уставился на них.

— Аштар? — неловко позвала Эли.

— Ммм?

А потом Эли зашипела, взвизгнула, как злая кошка:

— Ты что идиот?! Как ты нас всех напугал! Дебил! Придурок! Ненавижу тебя, Аштар!

А потом, буквально в один прыжок, она оказалась рядом с Аштаром, прижалась к нему. Амти подумала, что Аштару должно было быть больно, любому нормальному человеку, получившему такую рану, было бы больно, если бы на него так накинулись и так прижались. Аштару — не было, он даже не поморщился.

Амти вдруг вспомнила голову Кошки, которую он отсек. Его сила была намного больше человеческой, и это Амти немного пугало.

Эли что-то шептала Аштару, а Амти чувствовала себя чужой. Вроде как она нужна была только для того, чтобы открыть дверь, а теперь мешала. Поэтому она сказала громче, чем нужно было:

— П-привет!

— Привет, котеночек. Ты пришла меня проведать?

— Ну, да. Вообще-то мы все очень за тебя волновались.

Слово "все" Амти постаралась выделить отдельно, но, видимо, получилось скорее смешно, чем внушительно. Аштар и Эли засмеялись. Он поманил ее рукой, приглашая.

— Иди к нам, котеночек, мы не кусаемся. По крайней мере, я сейчас не в форме.

Некоторое время они валялись молча, и Амти чувствовала радость от того, что они рядом, от их тепла.

— Уют норы, — сказала Эли.

— Фу, сестричка. Звучит пошло и как-то безумно.

— Фу, — согласилась Амти, но больше потому, что залюбовалась на Аштара.

— Тупые вы, — сказала Эли добродушно. — Как думаете, что с нами теперь будет?

Амти помолчала, Аштар тоже не спешил отвечать. Теперь у них не было дома, все стало зыбким, и Амти ни в чем не могла быть уверена.

— Умрем? — предположил Аштар.

Амти потянулась, а потом сказала вдруг, именно потому, что подумала, вдруг они и вправду умрут:

— Ты был героем. И спас нас. Спасибо тебе. По-моему, ужасно здорово, что ты... ну такой смелый и сильный.

Эли замолчала, лицо ее приобрело хитрое выражение, но Амти решила не обращать на нее внимания. Она продолжила:

— И я очень ценю тебя. И здорово, что ты жив. Мы все волновались.

А потом, повинуясь все тому же предчувствию их неминуемой гибели, Амти подалась к нему и поцеловала его в губы. Губы у Аштара были неожиданно холодными, но почти тут же Амти почувствовала его зубы — он улыбнулся.

— Котеночек! — сказал Аштар, мягко отстраняя ее. — Ты сегодня прекрасная дама, а я твой рыцарь?

Амти густо покраснела, сложила руки на груди, не зная, что сказать. Эли хихикнула.

— Это очень приятно, — сказал Аштар. Он коснулся пальцами своих губ, задумчиво, будто не совсем понял, что произошло. — Но я рыцарь, которому больше по душе другие рыцари.

— Ммм, — неразборчиво протянула Амти. — Угу.

— Но ты очень милая, котеночек!

Амти открыла и закрыла рот, потом кивнула и поправила очки.

— Ну, да. Спасибо.

Больше всего ей хотелось, чтобы сейчас сюда ворвались Псы и закончили ее позор. Но вместо Псов Мира, что вероятнее всего было к лучшему, в комнату заглянул Адрамаут:

— Малыши, собрание и скудный завтрак через пять минут. Аштар, как ты?

— Думаю, что смогу прогуляться до кухни. Еще смогу танцевать, на случай если мы отправляемся в клуб.

Адрамаут помолчал, потом улыбнулся еще шире:

— Исключу тебя из голосования.

Амти резко встала, сказала:

— Надо подготовиться к завтраку.

— Ты же не обижаешься? — спросил Аштар помедлив. Нет, Амти не обижалась. Она даже не особенно понимала, что чувствует по этому поводу. Может быть, это что-то даже не было таким ужасным, каким рисовалось ей в первые секунды ее позора.

Через пять минут все были в сборе. Госпожа Шэа приготовила на завтрак овсянку, и Адрамаут сказал ей:

— Спасибо, мама, вы очень добры.

— Надеюсь, это не сарказм, Адрамаут, — сказала госпожа Шэа. Она держала за руку Маарни, и глаза у Маарни были грустные. Адрамаут и Мескете смотрели на нее виновато, а еще так, как будто и на минуту не хотели оставлять дочь.

— Мы прогуляемся, — сказала госпожа Шэа. — Проведаем больных и занесем продуктов неимущим. Никому не открывайте, не делайте глупостей и не берите спички.

Амти подумала, что чувство юмора у матери Мескете такое же, как у самой Мескете.

Госпожа Шэа и Маарни ушли, и они остались одни. Амти безынициативно ковыряла ложкой в тарелке с овсянкой. Перед ней сидел Мелькарт, вид у которого был такой, будто он с большей охотой съел бы лед из холодильника.

Ему и Шайху без сомнения пригодился бы рассол, но гостеприимство госпожи Шэа тоже имело свои пределы.

Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом Адрамаут сказал:

— Итак.

И будто бы все, о чем они пытались не думать разом предстало у них перед глазами. Будто в одном этом простом слове было заключено то, что они так надеялись забыть.

— Надеюсь, — сказал Адрамаут. — Все понимают, что идти нам, по крайней мере пока, некуда. Кроме того, теперь нас прицельно ищут Псы Мира. Мы оказались не в то время и не в том месте, и теперь нам придется как-то с этим жить. Это с одной стороны. С другой стороны — судя по тому, что говорят по телевизору и что рассказали нам Амти, Эли и Неселим, Инкарни Двора готовятся к ритуальному празднику. Они приносят жертвы во имя Царицы, а это значит, что Царица собирается спуститься по Лестнице Вниз еще раз в День Темноты. Времени у нас меньше, чем мы рассчитывали, около месяца. Если мы когда-то и могли бы остановить Царицу, то сейчас самое время.

— А остановить Шацара? — спросила Амти.

— Мы не можем остановить Шацара. У нас нет инструментов, ресурсов и доступа, — сказала Мескете. — Но мы можем делать то, на что способны. Однажды мы уже были во Дворе. И мы способны провести туда вас.

— Во Двор?! — спросил Шайху. — Стоп-стоп-стоп, это то чудовищное место, откуда вы пришли и куда не хотите возвращаться?

— Не хотим, — сказал Адрамаут.

— Но еще меньше вы хотите подвергать опасности свою дочурку, когда за вами охотятся Псы, — сказал Мелькарт. Он улыбнулся, обнажив зубы. Он говорил безо всякого злорадства, в обычной своей, издевательской правда, манере. Констатировал факт.

— Это тоже правда, — развел руками Адрамаут. — Но правда и в том, что если бы мы могли предложить вам что-то безопаснее после того, что случилось вчера в торговом центре, мы бы предложили.

Неселим спросил:

— А где гарантия, что во Дворе нас не убьют сразу же?

Мескете хмыкнула:

— Нет гарантии, что там не убьют нас. Но мы постараемся. Вам волноваться не о чем. Мы все Инкарни, Неселим. Двор принадлежит вам, в отличии от Государства. Это наш дом, признаем мы это или нет. И там рады любому Инкарни.

— Важное замечание: все это касается уточнения "сразу же".

— Спасибо, Адрамаут.

Мелькарт хрипло засмеялся. Он сказал:

— Я был там, надо сказать. И сполна оценил местное гостеприимство.

Он снова засмеялся, словно во всем этом крылась какая-то шутка, а потом пошел к холодильнику и взял водку. Открыв крышку, он глотнул прямо из горла.

Снова повисла непроницаемая, липкая и густая, как туман, тишина. Амти вздохнула, и вздох ее показался ей таким громким, что она сказала:

— Извините. То есть, я вот совсем не против. Не потому что я очень во Двор хочу. Просто я устала. Ну, прятаться. Нам негде жить, может быть здорово было бы отправиться... в командировку.

Эли хихикнула:

— Какая ты тактичная.

Адрамаут подмигнул ей, а Мескете не изменилась в лице. Она сказала:

— По сути, верно. Мы скрываемся от Псов. Там, во Дворе, мы с Адрамаутом могли бы сделать то единственное, что Государство может заметить. Мы могли бы убить Царицу, о которой так трепали языками Инкарни Двора во время терактов. Если у нас получится, мы могли бы рассказать об этом здесь, скажем, взломав эфир.

— Типа как "мы спасители мира, не убивайте пожалуйста нас и нам подобных"? — спросил Аштар.

— Вроде того. Мы могли бы доказать, что хотим жить в этом мире не меньше всех остальных, — сказал Адрамаут. — Мы с Мескете не будем заставлять вас участвовать. В случае, если у нас не получится, вряд ли можно будет просить экстрадиции обратно в Государство. Но вы просто спрячетесь во Дворе вместе с нами. И если нам повезет, мы все вместе вернемся...

Он помолчал, а потом сказал как-то неуверенно, будто это слово не совсем подходило:

— Домой.

— Стоп, — сказала Эли. — А как мы вообще убьем Царицу?

— Мы, — сказала Мескете.

— Я и говорю: мы. Мы ведь команда или вроде того. Вы же сами так всегда говорили.

Адрамаут и Мескете переглянулись, а потом Адрамаут сказал:

— У нас есть идеи по этому поводу. Но пока мы вам их не скажем. Неужели вы думаете что во Дворе нет Инкарни, способных читать мысли? И скорее всего вы встретитесь с ними до того, как Царица предоставит вам полную свободу пребывания. Мы с Мескете вполне умеем скрывать свои мысли...

Амти подумала, что наверняка научились делать это в постели с Царицей, Мелькарт поймал ее взгляд, хмыкнул, оскалив зубы.

— Но когда придет время, поверьте, мы все вам расскажем, — продолжил Адрамаут. — А теперь давайте сделаем вид, что у нас демократия и проголосуем! Кто за то, чтобы отправиться во Двор и попытаться совершить покушение на Царицу абсолютного зла — поднимите руки.

Амти подняла руку, как и Эли с Аштаром. Неселим помолчал, потом сказал:

— Воздержусь. Пока что.

Шайху поднял руку, сказал:

— Ну, по крайней мере там, наверное, веселее, чем в деревне.

— Это да, малыш, — сказал Адрамаут. — Ты и не представляешь, насколько.