— Думаете, это "он", а не "она"?
— Не думаю, просто кончается на "эр".
— Нет, не нашли. Но есть одна интересна вещь. Фиольковский, изучив механизм, обнаружил на деталях надписи на русском языке и шестизначный номер. Сие означает, что таких часов кем-то изготовлено чуть ли не столько, сколько фирмой Буре с одна тысяча восемьсот восьмидесятого года. Однако Буре закупает швейцарские механизмы или изготавливает из швейцарских деталей. Сам механизм качественный, точный и надежный, настоящая находка для морского офицера. Только вот совершенно незнакомый, да и в России таких выпускать некому, это же не ходики для крестьянской избы. Понимаете, это вообще не кустарная мастерская, это крупный завод, о котором никто ничего не слышал. Что вы об этом думаете?
— Полагаете, кто-то хочет разорить фирму Буре дешевыми часами с хорошим механизмом и избавиться от конкурента? И для этого создает подставную контору? Но тогда где же остальные часы? И почему бы не торговать ими на законных основаниях?
— Я бы тоже хотел задать эти вопросы. Только вот кому? Кроме вас, других владельцев на горизонте не замечалось. Вообще было бы интересно расспросить вас о подробностях, как эти часы у вас появились. Кто подарил, почему без дарственной надписи, вообще расспросить вас о вашей семье, о прошлом, о связях... Есть повод к тому не так ли?
— Так что мешает расспросить? Если человек, облеченный такой значительной властью, говорить об этом в сослагательном наклонении — значит, что-то мешает? Я правильно понял?
Веристов усмехнулся.
— Вы желаете этого?.. Да, я бы мог снова пригласить вас в отделение для дачи показаний. Но у меня есть предчувствие. Вы не хотели бы узнать, какое?
— Жизнь приучила меня не быть слишком любопытным. Впрочем, если в предчувствии нет государственной тайны...
— Никакой тайны... У меня предчувствие, что такой допрос сейчас преждевременен и никакой пользы не принесет. Почему-то кажется, что однажды вы сами захотите сказать, что нашли ответ. Не знаю, с чего бы, но — вот так... Простите, я вас, кажется, заболтал, а вас ведь приглашал на встречу полковник, верно?
— Приглашал. Я не делал из этого тайны.
— Тогда позвольте откланяться и прошу извинить за разговорчивость. Сами понимаете, с кем еще можно поделиться этими мыслями...
"Прицепился все-таки", думал Виктор, распрощавшись с начальником отделения охранки. "И что должно означать, если он не попер меня обратно на Кладбище? Что за намеки, что пока не хочет копаться в прошлом? Полковник типа крут и я его дружбан? Или этому другу надо через меня обработать полковника? Или от этого полковника придется в охранку бежать спасаться? Кто их тут разберет, их подковерные? Да, похоже, он хотел видеть реакцию на часы. И что увидел? Что я, черт возьми, могу сказать здесь насчет часов? Кто вообще смотрит на эти фирменные знаки? У нас так все они в Китае теперь деланы, смотри не смотри".
Перед уходом из дому Виктор просветился у Нади насчет тонкостей местной индустрии расслабона и энтертаймента.
— Барышню никак решили пригласить? — спросила она.
— Нет. Деловая встреча, можно сказать. Приглашен полковником отужинать по случаю решения производственного вопроса.
— А, ну тут нельзя отказываться. А если захотите кого пригласить, так знайте, мы, женщины, потом все одинаковы. Зачем лишний раз в трату входить?
Надю, как выяснилось, в ресторан клиенты обычно не водили, но кое-что интересное она рассказала. Например, оказалось, что швейцару и официантам вообще не платили никакой зарплаты, а работали они за чаевые. В гостиницах с ресторанами за чаевые работали и лакеи.
Другой ценной информацией, полученной у Нади, оказалось значение слова "шестерка". Шестерками, как оказалось, звали половых, официантов в дешевых трактирах или чайных, за рубахи из шестерика — льна третьего разбора.
"Отлично. Хоть с этим не вляпаюсь."
22. "С братьями Карамазовыми контактов не имеет".
"Русский Версаль" на Парковой оказался тем самым рестораном на месте двухэтажной казармы кулинарного училища. Его здание, выкрашенное в белый и светло-голубой цвета, чем-то напоминало надстройку парохода, стоящего носом к улице: двухэтажное, кирпичное внизу и бревенчатое, обшитое досками вверху, с длинным балкончиком-галереей под навесом, на который тоже вынесли столики для посетителей, предпочитавших эстраде свежий воздух. Из непривычно огромных для деревянного этажа плоскостей окон, разделенных переплетами на девять неравных частей, доносились звуки скрипки.
Внутри "Русский Версаль" еще более походил на пароход: деревянный кессонный потолок, панели на стенах, покрытые чистым яхтенным лаком, до блеска натертая медь дверных ручек, поручней и электрических люстр под потолком создавали впечатление, что ресторан плывет по тропической реке через зелень окружающих джунглей. В дополнение к иллюзии к Виктору тут же подрулил метрдотель в белоснежном кителе с сияющими пуговицами; своим волевым профилем он напоминал Виктору главного героя фильма "Адмирал", только без погон и фуражки.
— Милости просим, милости просим! Не будет ли угодно вашему степенству проследовать в ложу? Их сиятельство уже на месте-с и просили встретить, — спросил "адмирал", учтиво склонив голову. Судя по тону обращения, просьба была подкреплена соответствующей ассигнацией.
"Их сиятельство? Граф или князь, что ли? Или это типа как я — "степенство"? Шестерить -дело тонкое..."
Зал варьете встретил Виктора запахом вина и дыма от крепких сигар; где-то вверху слышался гул вентиляторов, обновлявших воздух, и синтетический ветер качал играл с хрустальными подвесками огромной люстры. Состоятельная публика заполнила зал почти до отказа; за столиками шутили, переговаривались с дамами, подзывали официантов, на которых тоже были белые кители пароходных стюардов. На сцене одинокий скрипач заполнял время до начала основного действа. Казалось, что каждого попавшего сюда человека еще до первой опрокинутой рюмки охватывало легкое желание изящно переступить грань морали и общественных запретов; собственно, за этим сюда и приходили.
В ложе за столиком действительно оказались два "их высокоблагородия", то-есть, уже знакомый Виктору полковник и совершенно незнакомый капитан. Дам в ложе не наблюдалось, а сервировано было на троих. Чутье подсказывало Виктору, что встреча пахнет деловыми контактами в теплой, дружественной и совершенно неофициальной обстановке, но без бассейна и проституток, по крайней мере, на этом этапе. "Как же к ним обращаться-то?"
— Добрый вечер, господа! — выдал он первую пришедшую на ум фразу из советских фильмов.
— А, Виктор Сергеевич! Прошу к нашему шалашу, присаживайтесь. Вот, познакомьтесь, наши, так сказать, боевые товарищи.
— Брусникин, Георгий Андреевич, военная контрразведка, — отрекомендовался капитан, — можно сказать, мы уже заочно знакомы.
— Весьма рад. Раз знакомы, наверное, второй раз уже не имеет смысла представляться? Но на всякий случай: Еремин Виктор Сергеевич, из мещан.
— Ну какие нынче сословия? — улыбнулся Добруйский. — Сейчас на Руси два сословия: ученые и неученые. Кстати, вы удивитесь, но нынешнему вечеру мы во многом как раз Георгию Андреевичу обязаны. Но об этом как-нибудь после. Человек! — и он подозвал официанта.
"И что это значит — "обязаны"? То, что это капитан доложил Добруйскому соображения насчет стали Гадфильда? Или другое? Что-то это напоминает начало вербовочных мероприятий. Примитивно, конечно, даже очень примитивно, но это же восемнадцатый год. Тогда что они хотят? Контрразведка считает меня агентом охранки и хочет перевербовать? Сделать двойным агентом? Может, это и паранойя, но исключать не стоит. А на чем они меня могут взять? Фрося? Укрывательство врагов престола? А почему они сразу меня в участок не потащили? Там же проще давить. Если Фрося их агент — как-то очень суперски для контрразведки, не успел сунуться на завод и уже провокация. Тогда с тупым характером вербовки не стыкуется. Если это точно вербовка. Если я это все не выдумал".
Тем временем на столе появились кавказский шашлык ломтями с полкило каждый, салат из фасоли с огурцом и луком и пузатые бутылки с полусухим красным вином и коньяком. В воздухе разлился аромат ялтинской набережной. Не хватало только моря, чаек и девушек в купальниках.
"Предположим самое бредовое: это вербовка и Фрося — агент. И чего делать? Сказать, что действовал по заданию Веристова и требовать сообщить, что у меня есть интересующая его информация? А потом сказать Веристову про часы из СССР и деньги из РФ? А если он не поверит? Если он решит, что все это только для того чтобы запутать? Вон на Урале в пятьдесят девятом группа туристов погибла, так некоторые думают, что это испытание таинственного оружия, и черта с два их переубедишь. И этот, может, на шпионах или террористах зациклен. Ладно. Не будем себя накручивать и опережать события. Нельзя сдаваться раньше времени."
— Для аппетита коньячку? Сараджевский, из Тифлиса.
— Благодарствую, только завтра срочная работа, хотелось бы свежую голову иметь.
— Так от сараджевского не будет. Это ж не водка, он не для питья, а для наслаждения. Его в бочках из горного дуба держат.
"Настаивает. Чем ответим? Паузы в ответах на вопросы спишем на легкую степень опьянения. Будем переспрашивать. Подумаем, что разумное проболтаться. Если будет сильно накачивать, мычать нечленораздельно, моя твоя не понимай. С вином не мешать. Вспоминаем русские народные. В голову только "Вечерний звон" лезет... ладно, песня интеллигентская, пару куплетов, потом по пьяни начинаем снова."
На сцене для разогрева публики местный кордебалет танцевал канкан. Четыре танцовщицы в разноцветных платьях — черное, красное, серое и лиловое — больше размахивали пышными накрахмаленными кружевами, чем что-то показывали, однако публика смотрела на это "что-то" с такой жадностью, словно бы взрослые люди никогда ничего подобного ранее не наблюдали. Очевидно, дело было не в домысливании скрытых прелестей, а в том, что можно было вот так, при людях, взять и легонько нарушить моральные запреты.
Слег, подумал Виктор. У Стругацких в "Хищных вещах века" была такая штука — слег. Давала людям в галлюцинациях реализовать самые грязные помыслы, но — внешне оставаться приличными. Здесь тот же принцип, только послабее. Игра на грани приличия и низменных инстинктов.
— Мадемуазель Суон будет во втором отделении, — заметил полковник, — пока есть время обсудить дела.
"О как. Значит, нужен на трезвую голову? А мадемуазель смотреть — как дела обсудим? Ибо будет отвлекать? Это как-то успокаивает. Значит, рассчитывают на расширение сосудов головного мозга после сараджевского. Может, у них вообще такой обычай, дела в Версале обтяпывать?"
— Обсуждать дела за таким прекрасным шашлыком, — ответил Виктор, — одно удовольствие. Настоящий армянский.
— Доводилось бывать на Кавказе? Человек вы прижимистый и по ресторанам не ходок. Армяне, они не бусурмане, и, как и мы, свинину не отвергают.
— Давно доводилось. Там бы здравницы строить, серными водами раненых лечить.
— Построим! Вот увидите, будут там госпитали. А пока вернемся к нашим поросятам. Я уже говорил вам, что этим вечером мы во многом обязаны Георгию Андреевичу; теперь прошу его пояснить сказанное.
Брусникин слегка поправил усы и начал.
— Речь идет о вашем появлении в Бежице и на нашем заводе. Согласитесь, оно ведь не совсем обычно?
— Ну, как получилось, так получилось. Это вызвало у контрразведки подозрения?
— Скажем так: это могло вызвать подозрения. На первый взгляд, можно было подумать, что охранка решила сделать вас своим осведомителем на заводе, для чего и произвела ваше задержание. Но осведомитель не стал бы открыто заявлять господину Коськину о намерениях на него донести. Он дождался бы последствий, а потом изложил свои наблюдения.
Капитан аккуратно отрезал кусок шашлыка и окунул его в соус на тарелке.
— Можно было также подумать, что вы шпион, тем более, что имеются данные, что в уезде действует германская агентура. Предположим, вы спровоцировали свое задержание, чтобы в охранке за неимением улик вас отпустили и дали указание филерам не обращать на вас внимание. Однако любой шпион имеет хорошо продуманную легенду. Он имеет отменно сфабрикованные документы и всегда готов рассказать, где жил, где родился, как звали соседей, где стоял ближайший колодец возле дома — в общем, все, что обязан знать обычный человек. Вы же о себе почти ничего никому не рассказали. Сведения, сообщенные вами, ни один шпион не скажет. За такими вещами охотилась бы не одна разведка — и вдруг такой королевский подарок.
Капитан отправил шашлык в рот и не спеша начал жевать.
— Господа, Конан-Дойль много потерял оттого, что не был с вами знаком, — произнес Виктор. — Догадываюсь, что, в этом и была цель моего приглашения?
— Насчет цели мы поговорим немного позже, — возразил Добруйский, — Георгий Андреевич, продолжайте
— Еще одна интересная деталь: несомненно, вы имеете опыт проектирования катерпиллеров, о чем говорят сделанные вами расчеты, но, похоже, не имели представления о нынешнем состоянии дел в их производстве.
— Разумеется. Я изобретатель. Хотел запатентовать катерпиллер, некоторые улучшения конструкции, делал расчеты для постройки опытного образца. Но до этого не дошло, осталось на бумаге. Финансовые проблемы. Так что о производстве вопрос не стоял, и состояние дел не изучалось.
— Растратились на изобретательство? Увы, случается. Многие светлые умы в России умерли в нищете... Патент-то получили?
— Что? А, патент? Нет, тоже на пошлину не хватило, потом сомнения взяли в идее... Может, будет новая работа как-то пересекаться, что-то и удастся проверить. Техника-то на весь двадцатый век перспективная.
Виктор ждал следующего вопроса, но вместо этого полковник предложил еще раз по коньячку. Подняли за государя; отказаться в этой компании было явно нереально. Кстати, государем был Николай Романов, очевидно, Второй, что Виктору особого энтузиазма не придало. Наступила мучительно долгая пауза для пережевывания; кордебалет уже ускакал за кулисы и на эстраде баритон выводил романс Шишкина: "Мне так отрадно с вами носиться над волнами...". Табачный дым сгущался.
"А может, они знают? Раз здесь АИ, значит, попаданец уже был, и они, как во второй и третьей реальности, его ищут. Собственно, искали и в четвертой — случайность помешала. Капитан по долгу службы побывал у Веристова, тот дал инфу про деньги и часы... А если не дал? Если у них конкуренция? Почему Веристов сам не догадался? Какой смысл бродить вокруг да около? Проверочные мероприятия? Ну да, на моем месте может быть дезинформатор. Но опять-таки: будет ли охранка делиться с военной контрразведкой?"
Капитан молча наполнил бокалы.
Странно, что он не курит, подумал Виктор. И ведь Веристов, похоже, специально сунул подозрительного человека на паровозный. Скормил, так сказать, военной контрразведке. Зачем? Зачем отдавать лавры в чужие руки, изображая Шерлока Холмса, разгадывающего значения слова "СССР"? Или наоборот — чтоб обломились? Высокий шатен в светлом костюме, ловушка для дураков? Чем дальше, тем все меньше это нравится.