Долг жизни. 2 часть. Пёсья верность

— Дай руки. Дай, — попросил костёр.

Кася моргнула и сумела отвести взгляд от цветка. Не смея отказать, она протянула обе руки огню. Коснувшись белой ленты, он обиженно зашипел, будто обжегся, и отпрянул.

— Это защита от печати демона! — Кассандра потянулась за жаром. Запястье неожиданно показалось холодным, мёртвым, чужим. Кожа онемела и затвердела. Ведьма постучала по ней ногтями — раздался такой звук, будто она стучала по руке мраморной статуи.

— Не нужно. Больше не нужно. Сними чужой лёд, — языки пламени вились вокруг рук ведьмы, отказываясь касаться заколдованной ленты.

Без возражений, Кася быстро подцепила пальцами кончик ткани и размотала её. Огонь подхватил ленту. Уничтожил с голодным треском.

— Лучше. Чище. Нет чужеродной силы, — пламя ласкалось, как котёнок, льнуло к коже, тёрлось тёплой рыжей шкуркой.

— Добрая. Славная, любящая, — шептал костёр. — Что ты жаждешь получить?

Различные образы выплывали в сознании ведьмы и, вызвав эмоциональный отклик, плавно погружались в небытие. События давно минувших дней, поступки, слова (сказанные и несказанные), ошибки и проступки, о которых Кассандра предпочла бы забыть навсегда, были брошены на весы и тщательно взвешены.

— Знание? Силу? Защиту?

Ведьма прожила разом десятки жизней. От рождения до смерти. За один миг. И по новому кругу. Пережила все радости и боль гибели и предательства. Каждая новая жизнь пролетала всё быстрее, и страданий на долю ведьмы в ней выпадало больше.

Лента шёлковая, гладкая. Пальцы плели узор, скрепляя длинные волосы символом данных обетов. Больше не бегать девушке простоволосой. Слёзы. Вздохи. Песни и плач подруг — проводы в новую жизнь. Радость. И глаза избранника обещали много-много счастливых дней, обнимал он крепко, но осторожно, — силён жених, мышцы его бугрились под расшитой по вороту рубахой, ткань чуть не лопнула от резкого движения, когда он поднял руки. Гости засмеялись, но не зло, — по-доброму. Губы обветренные, ласковые. И что-то внутри замерло сладко-сладко...

Вилась лента. Скользила змеёй коса девичья, завернулась петлёй, мертвой. И стянула она горло, дышать мешая.

Рукоятка ножа никак не ложилась в пальцы.

— Сама режь! — велела сестра, — Что дороже, красота или жизнь?

Расхохоталась.

Пряди, неровно отхваченные ножом, торчали травяной кочкой. Кровь на траве. Пятно на груди недавнего жениха. Больно. За предательство больно. Тошно. Смотреть в глаза разлучнице.

Смеялась сестра:

— Мой он. Мой. Не люба ты ему была. А теперь и подавно. Зачем тебе краса твоя девичья? Волосы золотые? Для кого?

Не убила, лишь слегка поцарапала. Больно, что не убила. Позже — больно оттого, что жаждала убить. Не его надо было бить, её — гадину злоязыкую. Тошно.

Острый нож, мужем точенный. Одинаково ровно, что волосы режет, что плоть. Муж стоял и смотрел пусто, будто не видел. Она и ножом ткнула, решив, что мертвяк это, нежить по её душу пожаловал. А он и на полосу глядел, как на ползущий закат. Отстранённо, словно не чувствовал боли. От черноты в его глазах выть хотелось.

Волосы, отхваченные сестрицей, потом так и не отросли — никак нож заговорила. Дар её всегда сильнее был, злее. Всегда сестра её волосам завидовала. Её же не солнце, а луна отметила. Серебро живое по волосам текло.

Пальцы сами собой листали страницы бабушкиной книги. Листья барвинка, ягоды омелы, розовые лепестки и листья вербены, капля крови. К ним щепотка земли из-под следа изменника. Губы сами шепнули наговор:

Крошка к крошке, след к следу,

Тёплое сердце к тёплому сердцу,

К душе — душа,

Свяжутся вместе они навсегда.

Мешочек со сбором пах гречишным мёдом. Был этот мёд на вкус горек и тягуч.

Муж пришёл в следующее полнолуние. На себя прежнего совсем не похожий. Кожа, как у лягухи холодная, щетина колкая, не волосы — ость песья. Стоял он на коленях, уткнувшись лицом в живот, долго, пока она не даровала прощение. Отогрела. Простила? А как же иначе. Любит. И он теперь только её. Вечно. И в следующей жизни, и в следующей.

Обречён будет любить только её.

Больно. Тошно. Темно.

Она цеплялась за куски осоки, стараясь удержаться над пропастью. Сердце уже ухнуло в глубину, а человеческое существо надеялось выкарабкаться. Стебли рвались, разрезая руки. Ведьма искала опору ногами, ругаясь на длинную юбку (та путалась и мешалась) Подтянуться почти получилось.... Мужчина навис над обрывом. Из-за падающей тени, Кассандре не сразу удалось разобрать черты лица своего спасителя. Веррин ухмылялся и протягивал руку...

Кассандра разжала пальцы. Падала молча. Безнадежность сковала надежнее любых цепей. Вопль отчаяния умер где-то глубоко внутри. Крик демона разнесся далеко-далеко. Веррин зашипел от ярости, когти его почти успели зацепить узкие с крохотными пуговками рукава платья. Ткань с треском порвалась, пуговицы разлетелись как горошины. Кася смотрела на них, пока летела к своей гибели.

Одежда, люди, дома и вся окружающая обстановка в воспоминаниях не принадлежали нынешней эре. Скорее напоминали страшные сказки. Да и мир ощущался чужим. Лишь в последнем эпизоде люди вокруг одевались и разговаривали почти так же, как в нынешнем столетии. Кассандра осознала себя гадалкой. Впрочем, жизнь закончилась быстро на алтаре в какой-то тёмной пещере. Кася снова узнала демона — в груди его торчала рукоятка ножа. И Веррин с непонятной тоской смотрел то на костяную рукоять, оплетенную светлой кожей, то на Кассандру, то на мужчину и молодую женщину, что были привязаны к низким топчанам неподалеку. Ведьма ощущала родство с ними. Не по крови, но словно они были близкими знакомыми, возможно, друзьями.

Демон стоял долго, раскачиваясь на носках сапог. Черты лица его вдруг заострились. Почти неуловимым для восприятия движением Веррин вытащил нож — влажно хлюпнуло. А Кася все никак не могла отвести взгляд от черных, матовых, местами потёртых высоких голенищ. Она не сама повернула голову, чтобы взглянуть на своего палача. Он озаботился принять последний блеск глаз жертвы. Боль Кассандра не запомнила. Только женский крик.

Кричала не она.

Ведьма беззвучно плакала. Слёзы текли по её лицу, но она не отнимала рук у пламени.

— Покажи. Покажи ещё раз, с чего всё началось, — попросила она.

Акхи могла лишь открыть память свою и тех, кто жил после. Прародительница рода не могла дать совет — только направить подсознание. Огонь видел всё, что видели дочери и внучки, и правнучки Акхи. Знал. Помнил.

— Мы рождены в другом мире, — сказала прародительница. — Но из-за ошибки одной — могли кануть в небытие все. Виновница в искупление была готова отдать жизнь за свой Род. Но случайно нашла портал, который активируется при особом расположении звезд и планет. Ей повезло. Боги приняли жертву и дали шанс начать жизнь заново. Жаль, проклятие осталось.

— Какое проклятие?

Огонь молчал.

Кася обдумала то, что только что увидела. Лишь с вполне определённого момента демон начал появляться в каждом временном отрезке, который проживала Кассандра, находил её и убивал. В этих жизнях у неё не было сестры, и мужа не было. Сестра осталась там, где пространство раскололось словами заклятия:

Ветра дыханием

Заклинаю тебя.

Живым пламенем

Заклинаю тебя.

Водою, упавшей слезою

Заклинаю тебя.

Земли солью, души болью

Заклинаю тебя.

Сталью и кровью,

Своей любовью заклинаю тебя.

Не коснёшься ты ни одной женщины моего рода.

Не заберешь жизнь человеческую.

Вечно голодный. Обречённый на одиночество.

Не примет тебя ни один мир: ни живой, ни мёртвый.

Ни с одной душой поделиться не сможешь и помощи не попросишь.

Они вместе шептали ветру, вместе жгли свечи, вместе роняли слёзы, вместе перетирали пепел, вместе обагрили клинок кровью одного рода.

Сестра ушла, забрав длинный кинжал. Вернулась на следующий день. Неживая. Бледная. Холодная. Серебро волос потускнело, обратившись пеплом. Она расхохоталась, когда сообщила, что чудовища больше нет. И князь Эверрин больше не будет преследовать их семью.

Акхи отказалась показывать воспоминания Аманты, сказав, что негоже лезть в чужую жизнь без спросу. Даже дитя рождается с чистой памятью. Неспроста. А по промыслу Творца.

— Аманта помнит последнюю прожитую жизнь?! — взревело пламя, уловив мимолётную мысль о колдунье.

— Не знаю! — замотала головой Кася. Она вспомнила всех увиденных недавно людей — ни у кого не было ауры Аманты. Только у сестры было что-то подобное. И вообще, ни в одном из показанных отрывков не было охотницы на демонов.

-Охотница на демонов! — костёр плеснул искрами вокруг себя. — Позор для всего Рода. Колдунья — охотница.

Кася вздрогнула, но заставила себя не переступать ногами.

— Помоги мне понять, как помочь нам всем? — взмолилась она. Ей было безумно жаль и сестру, и себя, и маму с бабушкой, и Кицу, и Акхи, и ... демона. И, вместе с тем, совершено не ясно, почему сильная колдунья не может ловить демонов.

Ведьма гладила пламя, зарывалась в него пальцами.

Акхи не поддавалась на уговоры.

Кассандра и Аманта сами должны разобраться с демоном, и с оборотнем. Оборотень тоже виновен. Это их наказание.

— В чём их вина и при чём тут Хранитель? — задала вопрос Кася. Ни в одном из воспоминаний Миро не было.

Пламя посерело и вспыхнуло с новой силой.

— Это наша боль, — ответила Акхи. — Не только вы сестрой совершали ошибки. Род несёт ответственность за проступки своих дочерей. Мы не научили. Мы не досмотрели. Мы платим. Все.

Миро — дух Хранитель леса. Он умер из-за нашей сестры. И меньшее, что мы могли сделать — это вернуть жизнь. Так Миро оказался привязан к семье Акхи.

— Кто погубил его? Я? Моя Сестра?!

Пламя гудело, не давая ответа.

— Сами. Сами, — свистел ветер, — точно не знаю. Моя пища — память ушедших. Ваши с сестрой воспоминания скрыты в тумане, а будущее слишком изменчиво. Мы думали, что виновна одна, возможно — жестоко ошиблись. Разберись. Ты должна.

Кассандре предстояло из обрывочных воспоминаний понять, что же случилось в одной из прошлых жизней. Понять и постараться исправить. В помощь давалась обновлённая печать и кусочки памяти Рода.

Как исправить? Как? Ведьмы её рода знали о проклятии. Пытались снять его. Но становилось всё хуже и хуже. Временные промежутки между перерождениями становились все короче и короче, словно близилась агония. Кася не помнила, чтобы в одной из жизней встречала кого-то похожего на свою сестру. Силы ведьм таяли, как снег на вершине горы под лучами солнца. И с каждым годом истончалась шапка силы. Мама с бабушкой приняли решение не рассказывать Кассандре о проклятии, понадеявшись на провидение.

— Если бы мама не отказалась от дара, она была бы жива? Если бы дар проявился в детстве и развился в полную силу?

Вопросы не успели оформиться, как Огонь показал повороты судьбы, точки, где её можно было бы изменить, приложив полную силу ведьмы. И вот уже демон скорчился в ногах Кассандры. А она — Кася с трудом узнала в саму себя из-за надменного выражения собственного лица и злобного, исполненного ненависти синего взгляда — острым каблуком, словно стилетом, давила на грудь Веррина, стремясь проткнуть, стучащее под ступнёй сердце. Демон хватал ртом воздух, однако руки его надёжно сковали обычные на вид атласные ленты. Белые и холодные. Возле них кожа на запястьях Веррина приобрела синюшный оттенок. Иней разросся пышными кустами на этих лентах. Иглы вонзились в плоть демона и уже покраснели от крови. И путы напитались красным.

Адский пёс лежал рядом на горелом пятне. Дым курился над неподвижной тушей, как над недавним пожарищем. Почти невидимый, но едкий. Шея Кицу была неестественно вывернута, и над недвижным телом уже дрались вороны. Карканье под монотонный скрип снега. Шаги лёгкие и стремительные известили о чьём-то приближении. Кассандра подошла к оборотню, ухватилась покрепче за хвост и потащила зверя куда-то, насвистывая весёлый мотив.

— Нет! Это не я! — она закрыла лицо руками. Огонь успокаивал, гладя её по волосам, но ведьма отмахивалась от рук Акхи. Трясла оранжево-алой гривой, разбрызгивая по сторонам искры, и плакала.

— Не хочу так! Это не я! — повторяла она снова и снова. — Злая! Злая ведьма. Чудовище...Не хочу.

Хорты сновали вокруг костра. Хлестали пушистыми хвостами по плоским волчьим бокам. Их силуэты, подсвеченные колдовским источником, были четко видны в темноте.

— А мама? — прошептала ведьма, не выпуская из виду недавних помощниц, — Ответь. Ты же знаешь. Видишь будущее.

Сафи ещё не оставила мир. Она шла, шаркая подошвами стоптанных туфель. Волосы её — растрёпанная серая копна. Ветер, наигравшись с побелевшими прядями, бросил одну из них в выплаканную синь глаз Сафи. Сафи остановилась и заправила волосы под косынку, затянула концы так туго, что, должно было бы быть, больно. Согнутая годами фигура на аллее из лоскутов осени составила компанию такой же одинокой и невзрачной скамейке. Сафи смотрела перед собой невидящим взглядом, пережёвывая губами воспоминания.

— Безумная старуха, ждущая конца жизни, моя мать?! — ужаснулась Кассандра.

— Ты погибла и она не нашла в себе сил жить дальше, — Акхи горестно вздохнула, совсем как настоящий человек.

Кассандру трясло. Горечь затопила все её существо. Ядовитые капли просились с языка злыми словами. Правда о семье оказалась намного страшнее того, что Кася могла себе вообразить. Вместе с тем пришло огромное желание разорвать порочный круг смертей и страданий.

Миро. Веррин. Кася физически ощущала их боль и одиночество. Аманта тоже казалась страшно одинокой и несчастной. И Кицу.

— Ты добрая девушка, Кассандра, и чувствительная, — огонь был везде, ведьма ничего не видела вокруг кроме мягкого оранжевого свечения. — Ты получишь силу. Нужную тебе силу.

Цветы и рунические узоры распускались на коже Кассандры. Огонь полз всё выше и выше, пока не перекрасил в огненный цвет соломенные локоны. Вокруг печати Хора завертелось кольцо с завитками протуберанцев. Двенадцать точек вспыхнули разом и потухли, окончательно превратившись в обычные на вид родинки. В центре круга появилась руна Солнца. Поблекнув, она приобрела вид застарелого кривого шрама, похожего на отпечаток молнии.

Пушистые бока костра толкались в живот и терлись о спину. Прикрыв глаза от слепящего света, Кассандра гладила их, а потоки силы подставлялись под нехитрую ласку.

— Ты получишь не только силу. Но и знание, и защиту. Вызвав руну Огня, ты сможешь пройти к Огню. Испросить совета, — молвила Акхи.

— Нет, на помощь позвать хортов нельзя! — резко взвилось пламя, прочитав мимолетно скользнувшую в сознании ведьмы мысль. — Они существуют только возле Родового Огня. Привязаны к нему. Огонь нигде. И, вместе с тем, — везде. Иди с оборотнем. К горе. Он знает куда. Сила подскажет, куда двигаться дальше. Миро скоро кое-что предложит — соглашайся, это может сработать. Вам всем по пути. Пока.