Купец целился в шею, но попал в плечо. Брызнула кровь.
Кен злобно рыкнул. Его губы сложились тонкой трубочкой, а глаза прищурились. Окончательно рассвирепев, он дважды с силой ударил купца затылком о стол. Череп треснул. По мрамору расползлось темное пятно. "Кащей" оказался вполне смертен.
Где-то за стеной раздался шум многих голосов.
— Кен! Федрик! Уходим! — крикнул Сергей, натягивая сапоги. — Второй раз нам не отбиться.
Проклиная все на свете, Генсли в мгновение ока повесил на шею "волчий" медальон, влез в сапоги и прикрылся плащом. Подобрав меч и выбив ударом ноги незаметную постороннему глазу дверь, призывно махнул рукой:
— За мной!
Через маленький коридор они выскочили на кухню, а затем на задний двор. Взвизгнул подвернувшийся под меч разъяренного тысячника пес, шарахнулись в сторону слуги. За спиной остался высокий забор и небольшая темная улочка.
Дух перевели, лишь нырнув в вонючую ложбинку, на дне которой собралась мутноватая жижа.
— Сточный канал, — все еще чертыхаясь, пробормотал Кен. — По нему мы дойдем до самой стены.
Но сказать было проще, чем сделать. Кучи мусора, дохлятина, гниющие отбросы и острые камни — казалось, все это уготовлено специально для беглецов.
Согнанные с насиженных мест огромные крысы недовольно пищали вслед. Некоторые даже норовили цапнуть за ногу. Идти пришлось почти вслепую. Тая, как на зло, сбежала с небосклона. И лишь полумесяц Геи, временами проглядывавший из-за темных барашков туч, скупо делился своим сумрачным светом. Уродливо длинные тени безмолвно скользили вслед за ними. Но и они вскоре утонули в тумане поднимающихся зловонных испарений.
Шум и крики сменила ночная тишина. Лишь где-то в высоте мерзко ухала и насмехалась ночная птица да еще чавкала под ногами грязь. Понемногу канава становилась глубже, а воздух тяжелей. От него кружилась голова, тошнило. Казалось, мученьям не будет конца.
Наконец, добрели до загороженного ржавой решеткой проема в стене.
Замерзший Генсли выбивал дробь зубами. Повернувшись к подошедшему Сергею, он тихо, почти шепотом, сказал:
— К "волкам" в таком виде я вернуться не могу. Лучше убейте здесь. Маг, заклинаю Вас Создателем и всеми остальными богами, сотворите какую-нибудь одежонку.
Изумленный Сергей молча развел руками. Он даже не знал, что ответить.
— Я так и знал. Придется искать самому, — разочарованно буркнул Кен. — Но сперва поглядим — удастся ли тут пролезть, — и, ухватившись за металлические прутья, сильно дернул.
Решетка задрожала, но не поддалась.
— Ну вот и все! Нужно придумать что-то другое.
— Давайте попробуем вместе, — предложил Сергей.
Вдвоем они отогнули прутья с одной стороны. Протиснувшись в образовавшуюся щель, троица выбралась из города.
Сначала Генсли повел их к небольшому хуторку, где жили сторожа да садовники. Здесь благодаря магии золотого империала Сергей "сотворил" тысячнику одежду. Потом кое-как обмылись в ручье.
Почти до самого лагеря "волков" Кен молчал. Но его раскрасневшееся лицо и плотно сжатые губы говорили о многом. Позора сегодняшней ночи он не простит. Пропустив Федрика чуть вперед, Генсли пытливо глянул Сергею в глаза:
— Лорд, сегодня Вы спасли мне жизнь, сохраните и честь. Теперь просто так от Ради уходить нельзя. Город нужно взять, а старого барона прирезать. Гад не успокоится до тех пор, пока не отправит нас на тот свет. А уж ославит... — на всю Империю. Сто демонов ему в печенку!
— Чем же мы так ему не угодили?
— Его сын погиб вместе с Альфредом. Не забыли ту памятную ночь, а, Советник?
Сергей сразу помрачнел. Воспоминание было далеко не из приятных.
— Вот я и говорю, — настаивал Генсли. — Оставлять врага за спиной нельзя. Да и задерживаться здесь нам ни к чему. Лучше всего начать штурм ночью. К утру Ради будет наш.
Проливать лишнюю кровь Краевский не собирался, но доводы тысячника были достаточно весомыми. А главное, ему не хотелось обижать Кена отказом.
— Командуйте! Только прошу Вас, резни в городе не учиняйте и берегите людей.
— Я Ваш вечный должник! — серые глаза Кена торжествующе блеснули.
Генсли свое слово сдержал. К восходу Оризиса Ради был взят. Старый барон погиб во время штурма замка. Найденное в его тайниках золото пошло на уплату полугодового жалования "волкам", ну а Кен вернул свою одежду и сполна заплатил по всем счетам.
К Ригвину с донесением поскакал гонец, а путь продолжили лишь на следующий день.
* * *
По палатке злобно барабанил дождь. Временами шум от удара капель сливался в сплошной гул. Тогда казалось, что крыша вот-вот не выдержит напора стихии и рухнет.
"Эх, не устоит старушка, сорокапятирублевая брезентуха! Сейчас вода польется на голову. Вот Леха завоет! — злорадно подумал Сергей, переворачиваясь на другой бок. — Нет, сначала промокнет дырявое дно и надувные матрацы, а уже затем — все остальное".
Вытянув руку из спальника, попытался нащупать фонарик, но нашел... эфес шпаги!
— Господи, Боже мой! Пути твои неисповедимы! — ахнул Сергей, возвращаясь в мир Оризиса, Ригвина и Генсли. Вмиг превратился из любителя-рыболова в лорда-Советника и придворного демона наследного принца полуразвалившейся Империи.
А сопел рядом не бородач Леха, а слуга и телохранитель — голубоглазый увалень Федрик.
За шатер можно было не опасаться. Сшитый из тонкой, но крепкой кожи какой-то местной земноводной твари, он способен выдержать и не такие капризы погоды. Спальник тоже хорош: из легких, вывернутых мехом внутрь, шкур тапира — мог смело дать сто очков вперед двойному и даже тройному синтепону. А вот электрического фонаря, как ни крути, заменить нечем.
Сергей, выбравшись из уютной норки, приподнял полог и выглянул наружу. Над головой зависли свинцовые тучи. Низвергающиеся с неба потоки воды нещадно стегали землю, собирались мутными ручьями, сбегали в реку. Сквозь пелену дождя темными пятнами проступали шатры "волков". Где-то в стороне, у бескрайних зарослей камыша, разделявших Аландию и Герфес, на поросшем неожиданно яркой для осени травой лугу недовольно храпели и ржали лошади. Они словно жаловались на несправедливость судьбы, на своих хозяев, так нечестно с ними поступивших.
Поежившись от сырости и холода, Сергей вновь забрался в спальник. Задумался. После той памятной баньки в Ради встречавшиеся на пути городки объезжали стороной.
Погода в последние дни, словно на зло, окончательно испортилась. То и дело моросил мелкий холодный дождик. А у самой границы Герфеса их настигла нешуточная буря — со шквалами и ливнем. Генсли увел "волков" в лес, где под защитой вековых дубов переждали неистовство стихии. На ночлег остановились в буйно поросшей камышом излучине Глефы.
Где-то здесь герфесские ополченцы готовили переправу. Еще вчера им навстречу отправились Тапир Рене и Винцель Страх. Но, вот беда, до сих пор не вернулись. Ну, а без проводников брод не найти.
Шатер осветила вспышка молнии.
"Вот тебе и электричество... Природное. Безо всяких там богов или магов", — подумал Сергей.
Небеса, услыхав строптивца, недовольно откликнулись рокотом грома.
"А может, все-таки Создатель шалит? Тьфу ты, черт! Тут поневоле станешь суеверным".
Дождь, убедившись, что шатру все его потуги нипочем, смирился и теперь сеял мелкой дробью.
Краевский с головой нырнул в ласковые объятья спальника и сладко зевнул. Мерный шум баюкал, шептал на ухо что-то не-внятно-сладкое. Мысли стали несвязными, распались на отдельные смутные образы...
Мазок, еще один... Живописец, прижмурив глаз, оценивающе посмотрел на полотно... и остался доволен: она, несомненно, она! Та, что раз за разом приходит в его безумные сны, жжет каленым железом душу, рвет на части сердце. Ее печальная, со-тканная из несбывшихся надежд улыбка на устах и затаенная боль безнадежно потерянной любви в глазах. Еще мазок, последний штрих. Тот, что превращает талантливую работу в шедевр, что возводит доселе неизвестного художника в ранг гения и даже Бога. Девушка оживает, изумленно глядит с картины на своего создателя. Ее брови ползут вверх, а губы еле слышно шепчут:
— Седжи! Это ты! Зачем вновь тревожишь мою душу? Прошлого не вернуть. Ты не сумел защитить нашу любовь, не смог меня спасти. Другой отдал то, что по праву принадлежало мне! Но я тебя не корю. Воля богов записана в Книге Судеб. Я видела... Прощай! Нет, до свидания. Еще один раз...
И вновь — всего лишь безжизненный холст. Художник, уронив кисть и краски, глядит на него невидящим взором. С небес хохочут демоны...
Сергей, проснувшись, резко садится. Полог шатра приоткрыт.
Федрик гремит кружкой, разбавляя в бронзовом ковше горячую воду. На походном столике уже разложены сыр, фрукты, стоит кувшин с кисло-сладкой молочной сывороткой, в которую добавлено немного необычно ароматного и вкусного меда. Его слуга привез из поместья барона и бережет, как драгоценное лекарство.
— Господин! Пора вставать. — Слышится его добродушный басок. — Приехали проводники, скоро выступаем.
В домотканых штанах и рубахе, босой, со спутанными пепельными волосами, он напоминает Емелю, недавно отпустившего говорящую щуку.
Вместо дождя по лагерю "степных" бродит туман. Но и он быстро тает под лучами припекающего Оризиса. Чутко уловив перемену погоды, с небес звонко щебечут птицы. Да и само небо — необычной голубизны, предательски напоминает земное. Розовые тона на сегодня, наверное, оставлены про запас. А может, просто временно истощились. Щедро растраченные Создателем на радужный мост, уходящий огромной дугой за горизонт. Не по нему ли душа Ризы сейчас спешит обратно в мир теней?
"Любимая, прости! Знаю, что во всем виноват только я! Придет время, и мы встретимся вновь".
Сергей вскакивает на коня, и колонна трогается.
Где-то среди бескрайнего моря камыша на месте старой плотины есть брод. Туда "волки" держат свой путь.
* * *
Остался позади старый беспорядочно росший лиственный лес. Вот-вот должна показаться Роща Богов. Здесь, у Серебряного ручья, собирались разбить лагерь на ночь.
Сергей не понимал, к чему все эти сложности с тайными лесными переходами. Почему бы не ехать по Имперскому тракту до самой Геры? Ведь все равно рано или поздно придется сразиться с та-мильскими войсками. В разговоры Генсли об эффективности внезапного удара он нисколько не верил. Среди повстанцев обязательно найдется пара-тройка предателей или шпионов. Та-мильский Лорен уже давненько знает о том, что к ним идет подмога. Знает и готовится к бою. А извилистые тропы лишь утомляют лошадей и задерживают войско.
Благо, хоть погода в последние дни по-летнему теплая и сухая. Смягчилась даже ночная прохлада. Сказывается то ли близость южного моря, то ли преимущество лесного микроклимата.
Роща Богов, как и говорили проводники, открылась взору внезапно. Переступив невидимую черту, они попали в сказку.
Сергей с восхищением смотрел на исполинские, в два-три обхвата дубы, кроны которых подпирали небеса. Каждый из них прожил тысячелетия.
Древняя легенда гласила, что боги, покидая мир людей, посадили эту рощу и наложили заклятье. Когда дубы падут — наступит судный день. Здесь никогда не стучал топор и не взлетал к небесам дымок костра.
Посреди рощи бил родник, рождая маленькое, но глубокое круглое озерцо. Отсюда брал начало Серебряный ручей, бегущий многие литы через Шшелиную Отраду и исчезающий где-то в земной расщелине.
Дно озера сияло и слепило глаза. Воин, бросивший лунной ночью серебряную монету, а затем обмывшийся водой из ручья, получал бесценный дар. Нет, не бессмертие или неуязвимость. Боги даровали иное счастье — не остаться калекой. Раны или на удивление быстро заживали, или приближали забвение смерти. Но далеко не каждый был готов принять этот дар. И тем не менее, как только стемнело, к озеру потянулись люди. По одному, по два, по три, а то и целыми десятками они несли свои подношения и принимали крещение волшебством.
Сергей дождался, когда берег опустеет. Подойдя к нему, долго любовался зеркальной гладью, отражавшей Таю и звезды. Потом захотел прикоснуться к ним руками. Но лишь спугнул рябью их смутный образ. Тяжело вздохнул, достал десятикореновую монету и тихонько опустил ее в неожиданно теплую воду. Озеро великодушно приняло дар. Серебряный кружочек, колеблясь, опускался все ниже, пока не скрылся из виду. Теперь нужно подойти к ручью и умыться. Как он ни старался, но уловить чего-то необычного, сверхъестественного так и не смог. Недоуменно пожав плечами, отправился в шатер, где быстро и крепко заснул.
В путь отправились, едва забрезжил рассвет. По тропе, вьющейся вдоль ручья, "волки", растянувшись длинной колонной, поспешно покидали Рощу Богов.
Торопили проводники.
— Нужно миновать Шшелиную Отраду, прежде чем начнет припекать Оризис, — раз за разом твердили они. — Осенью в период брачных гулов шшели нестерпимо люты.
Как ни спешили, но к зарослям гигантских акаций добрались, когда светило стояло высоко над головой. Чем ближе подъезжали к краснолистым гигантам со стручками размером с добрый локоть и колючками со шпагу, тем громче становился гул. Огромное количество мохнатых насекомых, похожих на летучих пауков, кружило над ними, то и дело сливалось в рои, напоминавшие футбольные мячи.
Дорожка, петляющая между деревьями, была неширока и скорее напоминала тоннель, поскольку кроны акаций вверху сливались воедино.
— Объехать этот гадючник нельзя никак? — засомневавшись, спросил герфесских проводников Сергей.
— Можно, — ответил Седой. — Но потеряем два дня.
— А если проскочить ночью?
— Стоит их только разбудить! Закусают до смерти, господин.
— Так какого черта ты нас сюда притащил?! — возмутился Краевский и с подозрением глянул проводнику в глаза. В них гнездился липкий страх. Что-то здесь было неладно.
— Это самый короткий путь к Гере. Отрада не широка — если только не шуметь, то проскочим.
Сергей его уже не слушал. Он телепатически "щупал" герфесца. Но наткнулся на нечто совершенно неожиданное — коллективный разум шшелиного роя. Ощутив прикосновение, тот сразу откликнулся. В мозгу возникли чуждые человеческому разуму символы, но смысл был вполне ясен.
"Зачем здесь человеческий рой и чего хочет король?"
"Пропустите нас сквозь свои владения. Зла мы вам не причиним".
"Среди вас нет единодушия. Так думают не все".
"Если кто замыслил предательство и хочет напасть, позволяю вершить суд самим. Мешать не стану".
"Пусть будет по-твоему, Изумрудный Маг".
Сергей не стал выяснять, почему его наградили новым именем, а, выразительно глянув Седому в глаза, велел:
— Поедешь первым!
Вздрогнув, словно его полоснули бичом, тот склонил голову.
От приторно-сладкого запаха акаций шла кругом голова. Видать, поэтому Сергей чуть не пропустил резкого движения проводника и лишь в последний миг упал на спину скакуна. Арбалетный болт, просвистев над ухом, угодил в огромный улей — тот с треском раскололся надвое и рухнул вниз.
Колонна "волков" замерла.