Спартак

Только в самый последний момент, Магниций заметил катафрактов и попытался развернуть против них задние ряды когорт, но было поздно. Бронированный таран смял заслон из легионеров и, давя людей, устремился к претору.

Следуя давнему принципу, во главе клина находился сам Арторикс. Страстно желая подарить вождю восставших рабов ещё одну голову римского командира, он неистово рубился с врагами, снося их со своего пути цепом, на конце которого был железный шар усеянный шипами.

Каждый взмах этого страшного оружия уносил жизни того или иного противника, посмевшего заступить дорогу коню галла. Знамя претора — главный приз этой атаки притягивал к себе Арторикса подобно магниту. Центурион, триарий, трубач, опять триарий и ещё один римлянин, одетый в белую тогу — все они пали от ударов командира катафрактов в этой схватке.

Одетый в медвежью шкуру знаменосец воткнул знамя в землю и, обнажив длинный испанский меч, бросился наперерез коню Арторикса, но смог сделать только один шаг. Страшный шар опустился на голову храбреца и превратил её кровавое месиво. Обезглавленное тело ещё шло вперед с зажатым в руке мечом, а галл взмахнул рукой еще раз и от сокрушительного удара, знамя претора раскололось напополам.

К нему сразу же бросилось несколько солдат пытавшихся поднять остатки знамени, но дело было сделано. По рядам римских солдат пронесся протяжный крик, извещавший о смерти претора.

— Магниций! Магниций убит!! — прокатилось страшное известие, раскалывавшее не только сердца и души солдат, но и их построения. Ещё под напором с двух сторон держался центр, ещё храбро сражались с врагами Ливий и Салюстрий, но уже не было того символа, что объединял их в единое целое. Теперь каждый из них был сам за себя.

Уничтожив знамя врага, и посеяв панику в его рядах, Арторикс с удвоенной силой стал пробиваться навстречу Публитору, чтобы поставить победную точку в этой битве. Молодой галл был отчаянный храбрец, он не раз смотрел в глаза смерти, но от этого не становился, более осторожен и осмотрителен. Он продолжал первым бросаться в бой и последним уходить с поля боя. Такие задиры редко доживают до преклонных лет, и это сражение было наглядным тому примером.

Ничто и никто не мог остановить рвущегося вперед галла, кроме стрелы, что угодила ему в правый глаз и сразила всадника наповал. Падение Арторикса вызвало замешательство в рядах катафрактов, но ненадолго. Командование над кавалерией принял его брат близнец Бортарикс, что всегда сражался рядом Арториксом. Вид внезапной смерти брата привело его в неописуемую ярость и утроило силы. В неистовстве колол он своим тяжелым копьем вступивших с ним схватку римлян, а когда копье сломалось, всадник схватил висевшую на луке седла палицу и принялся ей крушить ряды своих противников.

Как и предсказывал Ливий, сражение продлилось около трех часов, но закончилось не в пользу римлян. Едва только центр был прорван, исход оказался предрешенным. Фланги римского войска стали отступать и только воинское мастерство Ливия и Салюстрия удержало солдат от панического бегства.

Подобно раненому льву, они стали отступать в лагерь, из последних сил удерживая равнение своих рядов. В этот момент, Судьба улыбнулась когортам под командованием Салюстрия. В рукопашной схватке с римлянами получил ранение Публитор и был вынужден покинуть передние ряды спартаковцев, что немедленно сказалось на всем сражении. Натиск наседавшего на солдат Салюстрия противника моментально ослаб и это, позволило воинам квестора укрыться в лагере.

Совсем иной была судьба когорт Ливия. Их атаковал охваченный, желанием возмездия Бортарикс и госпожа Судьба не посмела перечить ему в деле отмщения павшего брата. Правый фланг римлян под напором катафрактов был полностью смят и разгромлен.

Мало кому их солдат Ливия удалось добежать до вала у лагеря и укрыться за его частоколом. В подавляющем большинстве они либо пали под ударами преследовавшего их противника, либо попали в плен, и участь их была незавидной. Все они, включая самого легата и двух трибунов, были преданы смерти у погребального костра Арторикса.

Сначала их заставили драться между собой под одобрительные крики толпы, а затем умертвили, несмотря на ранее данное Борториксом слово сохранить победителям жизнь и даровать свободу.

Сражение у Метавра не обернулось для римлян сокрушительным разгромом. Укрывшиеся в лагере солдаты, под покровом ночи покинули его, и спартаковцы не предприняли попыток преследовать их. Потери, понесенные ими в этой битве, гибель Арторикса, ранение Публитора, снизило боеспособность тех, кем Спартак сознательно пожертвовал ради одержания своей главной победы под стенами Рима.

Для защиты Вечного города уже прибыла армия Гнея Помпея. Туда же должен был привести свои легионы из Испании Квинт Метелл, переправить из Диррахии остатки армии Марка Лукулла претор Цетег, а также приплыть флот Луция Лукулла, прочно застрявшего со своей армией в горах Понта.

Здесь должно было состояться главное сражение, по итогам которого можно было бы судить, истекло время Римской Республики или ещё нет.

Глава X. Битва орла и рыси.

Появление армии Гнея Помпея у стен Рима, горожане заметили и ощутили все и сразу. Прямо с марша, он двинул к Остии кавалерию Габиния и легион под командованием легата Аврелия Котты. Он в пух и прах, разгромил киликийских пиратов державших Рим, в тисках голодной блокады полностью перекрыв Тибр. Под ударами грозного римского оружия они в панике бежали к своим кораблям, едва-едва успев погрузиться на них и уйти в море.

Сам Помпей встал у стен города, готовый в любую минуту поддержать действия Котты, в случае если Спартак попытается помешать легату, освободить Остию. Весь день жители города в напряжении ждали известий от устья Тибра. Храмы и улицы заполнились молящимися римлянами и с тревогой ждущих новостей.

Ближе к вечеру на дороге, ведущей к Остии, появились два всадника. Стремительно проскакав через ворота, они направились к курии, где заседал Сенат. На вопросы горожан заполнивших улицы Рима, что они привезли, гонцы торопливо ответили, что все хорошо и враг разбит.

Казалось, что эти слова должны были успокоить и приободрить римлян, но они вызвали обратный эффект. Горожане отказывались верить словам и стали требовать, чтобы письма, что гонцы привезли Сенату, были зачитаны на рострах Форума. Взбудораженные римляне мешали пройти гонцам, хватая их руками за одежду, и начальник стражи с большим трудом смог отбить их у разгоряченной толпы.

Все время, пока сенаторы обсуждали привезенные им вести, Форум гудел как растревоженный улей, требуя, чтобы слуги народа поскорее вышли из курии и зачитали письмо Аврелия Котты.

Казалось, что выполнить требование народа было проще простого, но по непонятным причинам сенаторы тянули и это, только разжигало у людей злость и подозрительность. С зажженными факелами и светильниками в руках, римляне стояли на камнях Форума, ожидая известий из Сената, и чем дольше становились их ожидание, тем нелицеприятнее становились их высказывания в адрес отцов отечества.

Наконец когда градус накала толпы достиг самых высоких пределов и люди были готовы войти в курию, из неё вышел эдил и звенящим от волнения голосом объявил, что враг действительно разбит и осада Остии снята.

И вновь сказанные слова не дошли до сердец и ума римлян. Несмотря на то, что они получили ответ на свой главный вопрос, горожане упрямо продолжали не верить известиям о победе над врагами. Сильное напряжение, в котором находились римляне за последний месяц, а также неправильное поведение Сената сделало свое дело. Многим стало казаться, что сенаторы обманывают их, стремясь скрыть подлинное положение дел.

Всю ночь римляне не находили себе покоя и только когда на следующий день по Тибру пошли груженые хлебом баржи, горожане окончательно удостоверились в правдивости слов сенаторов и наконец успокоились. Впрочем, спокойствием это было трудно назвать. Всех римлян охватила тревожное возбуждение. По случаю снятия блокады Остии и возникших проблем с хлебом, римский Сенат решил вдвое увеличить количество хлеба, который должен был продан горожанам по низкой цене.

Стоит ли говорить о тех огромных людских очередях, что выстроились в пунктах продажи хлеба. Не слишком веря в скорое наступление мира, римляне пытались запастись им впрок, насколько им, позволяя им их кошелек.

Больше всего, от снятия осады выиграли политики, что смогли закупить в Остии большую партию хлеба и стали бесплатно раздавать его людям. Особенно преуспел в этом Юлий Цезарь, взявший большой кредит у заемщиков и полностью потративший его на угощение людей. Нищие и бездомные дружно выкрикивали имя племянника жены Мария, славя его щедрость и добрую душу. Приближались выборы квесторов и молодому политику были нужны голоса простого народа.

В охватившем город ажиотаже приезд главнокомандующего римских войск в Италии остался по большому счету незамеченным. Главный виновник всех этих событий прибыл на встречу с Сенатом в сопровождении небольшой свиты, без должного для себя эскорта.

Чтобы не привлекать лишнего внимания горожан, встреча произошла не в курии, а в храме Юноны. Собравшиеся сенаторы встретили полководца рукоплесканием, отдавая ему должное за избавление города от голода. Помпей сдержанно принял похвалу в свой адрес, прекрасно понимая, что это своеобразный аванс в преддверии решения главной стоящей перед ним задачи — уничтожения Спартака.

Он не ошибся. Едва только принцепс закончил благодарственные слова, как сенаторы стали требовать быстрого и полного разгрома рабов, посмевших поднять руку на своих хозяев. Перед этой грозной угрозой, что громко стучалась в двери римских домов, сулланцы, марианцы, оптиматы и все прочие были едины в желании разделаться с восставшими рабами.

От Помпея потребовали, чтобы он как можно скорее смыл с тоги Римской Республики это грязное пятно под именем Спартак. Ради этого Сенат предоставлял ему звание диктатора и наделял на неопределенное время неограниченными полномочиями. В его распоряжении передавалась вся казна республики, которой он мог распоряжаться по своему усмотрению.

Подобная щедрость сенаторов была обусловлена тем страхом, что они натерпелись в ожидании прихода армии рабов к стенам Рима и унижением, что испытывали они от собственного бессилия перед Спартаком. Недовольство римских граждан от затянувшейся войны с рабами, едкие ухмылки иностранных послов в адрес республики было ничто по сравнению с осознанием того, что римское оружие вот уже третий год никак не может положить конец бунту рабов, которых с самого их начала никто не воспринимал всерьез.

Фракийский гладиатор из простого грабителя и разбойника, непостижимым образом в кратчайший срок превратился в смертельную угрозу для Рима. Смело и решительно он заступил дорогу квиритам, в результате чего один из двух противников должен был сойти в небытие.

Что собирался делать Спартак в случае своей победы; стать диктатором подобно Сулле или возродить царскую власть, Сенат не знал и знать не хотел. Он отчаянно боролся за сохранения того строя, что гарантировал им собственное благополучие и ради этого был готов пойти на любые жертвы.

Многие сулланцы очень опасались представления Помпею диктаторских полномочий, но у них не было выбора. На данный момент Помпей был единственным военачальником, способным устранить спартаковскую угрозу. Все остальные либо не годились для борьбы с вождем восставших рабов, либо находились слишком далеко и сулланцам, приходилось ради спасения Республики наступать себе на горло.

Их опасения не были напрасными, уже на следующий день Помпей потребовал восстановления власти народных трибунов в том объеме, что они обладали до установления диктатуры Суллы. Это, по его мнению, было необходимо для лучшего управления Римом в условиях нависшей над республикой опасностью.

Большего, для обустройства государства диктатор сделать не мог, так как был вынужден покинуть Рим для борьбы со Спартаком. Самым простым и действенным шагом в сложившейся ситуации было навязать противнику генеральное сражение, однако сразу сделать это Гнею не удалось. Едва только он приблизился к Риму, Спартак немедленно отвел от города свое войско и всякий раз, когда Помпей шел на него, он неизменно отступал, держа дистанцию в один дневной переход.

Началась старая игра в кошки-мышки и это очень беспокоило новоиспеченного диктатора. Помпей чувствовал, что противник хитрит, ищет возможность подстроить новую каверзу и от этого настроение его ухудшалось день ото дня. Ржа неуверенности с новой силой стала терзать его душу, отнимая силы и спокойствие.

Так противники друг за другом отходили по направлению к Неаполю и когда разведчики доложили, что Спартак остановился и разбил лагерь, Помпей сильно озадачился. С одной стороны он был обрадован, что наконец-то сможет навязать противнику решающее сражение, и разгромит его. С другой стороны Помпею была совершенно непонятна причина, побудившая Спартака отказаться от столь выгодной для себя тактики отступления и эта непонятность сильно его пугала.

Весь опыт борьбы с фракийцем говорил ему, что Красный Змей ничего просто так не делает и если он сам решил дать римлянам сражение, то значит — полностью уверен в своих силах. По излюбленной римской традиции Помпей обратился к жрецам, чтобы узнать волю богов но, ни гаруспики, ни авгуры не могли сказать ничего определенного. Все они утверждали, что Помпею следует проявить волю и твердость в схватке с врагом, однако этого диктатору было мало.

Ночью, ему приснился сон, что весь лагерь Спартака объят огнем. Никого из солдат противника не было видно, только у самого входа лежал щит с изображением красного змея. Когда полководец рассказал о своем сне жрецам, они в один голос заявили, что сон вещий.

— Лагерь Спартака горел в твоем сне, значит, он сгорит и наяву, а сам предводитель рабов либо бежит, бросив оружие, либо падет в битве и оно будет ему не нужно — уверяли его слуги бога, но радость Помпея продлилась недолго. Через некоторое время, во время прохода по лагерю к нему обратился старый воин, чьи предки этруски умели толковать сны.

— Боги шлют тебе предостережение. Не огонь ты видел вокруг лагеря Спартака, а небесный свет, в то время как наш лагерь был сокрыт во тьме. Щит же, что лежал у входа в лагерь, был щитом победителя — предостерег командующего этруск и скрылся, пока Помпей переваривал его слова. Как потом он не искал ветерана, никто не мог его найти. Разъяренные жрецы объявили его спартаковским лазутчиком, который из-за многочисленной охраны Помпея не посмел на него напасть и потому решил поразить его душу. Все окружение полководца дружно вторило им, однако их слова не успокаивали диктатора.

Выехав для осмотра места предстоящей битвы, он увидел, что правый фланг его противника прикрывает изрытая местность, делающая невозможным применения там конницы.

— Видимо у Спартака осталось мало кавалерии для полноценного прикрытия своих флангов. Именно поэтому он и выбрал это место в надежде противостоять удару нашей конницы — радостно воскликнул Котта, считая, что смог разгадать тактическую хитрость врага.