Возвращение

... Нормана я догнал на выходе, когда он уже подходил к броневику, рядом с которым дежурили два существа в защитных масках и расшитых узорами одеждах.

— Подождите! — наверное, он бы даже не остановился, если бы я не позвал на заарнском языке. — Могу я узнать, на что идет энергия? Что вы строите? Возле Полыни, Тамариска, других городов?..

На этот раз выдержать этот взгляд оказалось уже легче. После возвращения в Аринди на меня давили все, кому не лень, и я давно привык. Но эмпатическое эхо улавливало отзвук удивления, такого сильного, что пробилось даже сквозь щиты. Кажется, к Норману вообще никто и никогда нормально не обращался.

— Убежища, — ответил он так, словно это подразумевалось само собой. — Когда Заарней откроет врата, на поверхности никто не уцелеет.

Глава 8. Десять дней до катастрофы

Темный магистр Шеннейр вызывал ненависть, как может вызывать ненависть человек, который в четыре часа утра бодр, весел и полон фантастических проектов.

— Сейчас мы будем делать из вас великого светлого мага! — объявил он, не принимая возражений.

Пока я тер глаза, пытался проснуться, подбирал слова, которые помогли бы не тащиться среди утренних сумерек через половину замка на вершину угловой башни, было уже поздно. Хотя Шеннейр был из того рода людей, которые если вбивали себе в голову очередную дурь, то она не выбивалась никакими способами. С другой стороны, тем приятней будет созерцать его провал — если бы у меня получалось испытывать это чувство.

На крыше уцелевшей башни оказалось промозгло и сонно. По сложному многоугольному рисунку бродил с фонариком Миль и дрожащими руками дочерчивал последнюю линию. На осунувшемся лице отчетливо читался внутренний протест, не имевший ни малейшего шанса перейти во внешний; вряд ли Шеннейр дослушал до конца хотя бы первый аргумент, который Миль считал логичным. Он и был логичным. Только не работал.

В чистом остатке, все отличие светлой и темной гильдий сводилось к тому, что либо ты тащишься на верхушку башни и всю ночь чертишь там линии из чувства долга и солидарности, либо тебя заставляют это сделать силой и угрозами. Но — если судить по результату — разницы действительно никакой.

— Как все просто, когда каждый знает свое место и задачу, — довольно промурлыкал бывший магистр, явно намекая на неизвестные мне обстоятельства.

— Шеннейр, знаете, чем вы отличаетесь от Ишенги? — громко произнес Миль в пустоту. — Он сделал для своей гильдии одну хорошую вещь. Он сумел героически погибнуть.

Темным магам хорошо работалось только в напряженной и враждебной обстановке. Она их вдохновляла, и я не мог не внести свой вклад:

— По-моему, это темная печать...

Заклинатель швырнул уголь под ноги:

— Вам нарисовать белую-белую белыми-белыми мелками? А это Шеннейр, темный магистр, а это я, темный заклинатель, а это замок, принадлежащий темному магу, а это Аринди, в которой правит темная гильдия, так что заткнитесь, становитесь на рунную ось и не мелите чушь.

Миль всегда умел выразить простую мысль максимумом бесполезных слов.

Смирившись с необходимостью бесполезности, я переступил внешний круг и, обходя узловые точки, двинулся к центру. Магия несильно колола кожу и пока ощущалась так, как будто через меня пропускали слабый ток — не больно, но неприятно. Обычно действует правило, что чем сложнее печать, тем сложнее понять ее предназначение. Эта была крайне сложной.

— Как вы собрались проводить Осенний праздник, Кэрэа? — Шеннейр по-прежнему витал в заоблачных высях и мелкие неурядицы оттуда не замечал. Для главы темной гильдии он слишком верил в лучшее; хотя в темной гильдии только верить и оставалось.

— Я не напрашивался на эту роль. Магистр здесь — вы.

На холодный ответ собеседник только оценивающе прищурился. Шеннейру нравилось быть здесь и нравилась абсурдность ситуации. Для темного мага все было увлекательной игрой; но иначе он бы не выдержал то, что ему пришлось пережить.

— Ритуал довольно прост. Все магистры выражают волю Источника — ощутите его, подчините его и заставьте его силу наполнить Аринди. Главное — ни на секунду не ослаблять контроль, иначе он поглотит вас в два счета...

Я грустно следил, как его искра неровно вспыхивает, создавая темный ореол. Даже после заключения Шеннейр оставался сильнее, чем я. Да все маги в Аринди сильнее.

— Это познавательно, но мой дар изначально слабый. На обучение хранителя тратятся годы, не знаю, что возможно сделать сейчас... и возможно ли сделать что-либо.

За несколько дней можно научить человека держать боевой посох. И даже чуть-чуть им сражаться — потому что бить ближнего своего деревяшкой по башке дело нехитрое. Но не больше. Именно поэтому гильдии сейчас бесполезно набирать неофитов — пустая трата времени и расходное мясо для заарнов.

Темный магистр нетерпеливо отмахнулся:

— Всем пофиг, что было раньше. Теперь вы — магистр, ваша искра — отблеск Его пламени.

— Но...

— Так заставьте ее гореть сильнее!

— Я не...

— Да хватит уже, — неожиданно спокойно отрезал он. — Нет ничего невозможного.

Точно выверенное боевое проклятие развернулось вплотную, ударяя прямо туда, где тускло светилась искорка светлой магии, почти угасшая, почти не дающая тепла. Вцепилось когтями, выкручивая, казалось, ломая ребра в крошку, легко продавливая слабую защиту. Линии печати изгибались под ногами; я сжал голову, не в силах сосредоточиться, избежать злые и точные удары — или это были приказы, требующие встать, бороться, идти до конца...

— Времени нет. Либо вы сражаетесь, либо умираете.

Темнота была вокруг меня — ни единого просвета. Мне бы хотелось, чтобы все закончилось так просто.

...— Шеннейр, я вас поздравляю. Вы только что чуть не избавили Аринди от последнего светлого мага — замечу, единственного светлого мага.

Утро оставалось сонным, Миль оставался недовольным и всего немного торжествующим. Стоял он в паре шагов в обнимку с нашатыркой, но судя по тому, что до меня он ее не донес, предназначалась она исключительно для заклинателя. В конце концов, ему приходилось за нами наблюдать.

— Какой Тьмы, Кэрэа? — Шеннейр резко всплеснул руками, теряя наигранное легкомыслие. Вокруг еще мелькали черные всполохи отмененного заклинания — боевая магия видела цель и не хотела от нее отказываться. — Вы должны были обратиться к силе Источника и ударить в ответ!

— Да? — я аккуратно поставил ладонь на камни, отметив, как чудно она сочетается с плитами из слоновой кости, и попытался опереться. — А я думал, вы пытаетесь от меня избавиться и не хотел вас расстраивать.

Отношение к ученикам в темной гильдии было простым: чтобы научить плавать, их бросали в воду. Выплывших топили, и так снова и снова. Но кому-то везло. Кому-то это даже приносило удовольствие.

— Даже если бы я пытался от вас избавиться! — сейчас бывший глава гильдии был действительно в бешенстве. В его системе координат отказ от борьбы приравнивался к преступлению. Будь здесь темный маг, Шеннейр легко довел бы его до озверения, заставил бы использовать скрытые резервы, и наступило бы всеобщее счастье. Но.

— Светлый Источник нельзя заставить. Он болен, и ему нужна помощь. Угрозы и страх... они не вызывают сопричастность. Они ожесточают. И для того, чтобы использовать магию, мне нужны как минимум тишина и покой.

Боевой маг спрятал лицо в ладонях и нецензурно выругался. Миль отсалютовал нам нашатыркой:

— Светленькие и их идеи. Как же давно я этого не слышал. Шеннейр, вы хоть помните, что они со своих учеников пылинки сдувают?

— Зато у вас гигантская смертность среди неофитов, — уточнил я.

— Зато те, кто остаются, умеют выживать в этом мире.

— И зачем творить мир, в котором можно только выживать?

Заклинатель посмотрел на меня с жалостью, как на безнадежно больного, и вместо ответа повернулся к собрату:

— Это вы из светлого хранителя хотите сделать человека?

— Проехали, — Шеннейр надавил на переносицу, словно его заранее мучила мигрень. — Раз уж вы сами неспособны связаться с Источником, объедините свое сознание с моим. Покажу, что делать. Это-то вы умеете?

— Нет.

Он обернулся ко мне, все еще не желая верить услышанному:

— Это умеет каждый светлый, прошедший второе посвящение.

— Но я не проходил второе посвящение.

На миг мне показалось, что сейчас он сорвется, но каким-то чудом Шеннейр сумел сдержаться.

— Да чему вас учил Ишенга, Рейни?!

— Ничему, — легко признал я. Главы гильдий не тратят время на каждого рядового слабого мага. А мой магистр не только не успел меня научить — он не успел ужаснуться перспективе. — Шеннейр, вы как бы его убили.

Повисшая после этого пауза была напряженной и странной. Если в Миле еще могла проснуться чуткость, как обычно вместе с чутьем на неприятности, то теряюсь в догадках, отчего молчал Шеннейр. Должно быть, еще раз переживал этот знаменательный момент.

— ...М-да, нехорошо получилось, — наконец сделал он вывод. — И что вы предлагаете?

— Пойдем пить чай? — с надеждой отозвался я. Темные ответили зверскими взглядами и решили страдать дальше.

— Снова проехали, — темный магистр отступил к краю рисунка, поправил манжеты на куртке, воротник, и сунул руки в карманы, словно пытаясь не тянуться к оружию. — Раз уж я прикончил вашего учителя, то я ваш должник, не так ли?

О светлой магии Шеннейр имел представление давнее и крайне смутное. Нет, он искренне старался быть терпеливым и объяснять все подробно и по нескольку раз. Потом терпение заканчивалось, и темный маг начинал злиться и выходить из себя. А я не мог избавиться от мысли, что слушаю врага, пусть этот враг говорит полезные вещи. И так в полной гармонии мы пробились несколько часов над заумной хренью, которую самозваный наставник называл "каким-то вашим элементарным контуром взаимодействия".

Когда с таким трудом построенная золотистая печать вновь рассыпалась в воздухе, Шеннейр воспринял это с обреченным спокойствием. Таким вымотанным он не выглядел даже после встречи со своей гильдией.

— Ничего, Кэрэа, не расстраивайтесь. Года через два у вас получится.

— Сдаетесь? — презрительно хмыкнул Миль, и темный магистр посмотрел на него с глубоким удивлением:

— Я не разбрасываюсь обещаниями.

И ушел в глубокой задумчивости, оставив меня сидеть в центральной рунной пентаграмме и грустить. Меня напрягали подобные намерения, но лавину уже не остановишь.

— Не будь ситуация так серьезна, я бы решил, что вы издеваетесь.

Я тоскливо посмотрел на заклинателя, недреманной совестью вставшего над душой и полностью загородившего пейзаж. Предположения — это не доказательства.

— Что вы здесь делаете, Миль? Я думал, вы будете держаться как можно дальше от событий.

Кажется, я задел больную тему. Собеседник поморщился, но счел нужным просветить:

— Не то чтобы мне давали право голоса... Но словам Нормана я склонен верить. И меня не прельщает перспектива отдавать свою судьбу на произвол светленького недоучки.

— Хорошо. Спасибо, что пришли. Мне очень не хватало вашей поддержки.

— События — это вокруг, — собеседник явно желал высказаться, и мое нежелание роли не играло. — Здесь — око урагана. И вы сидите в его центре, сложив руки, и делаете вид, что это к вам не относится.

Внутри легонько царапнуло раздражение. Множество куда более сильных и талантливых магов делали то же самое. Но я же был светлым, а значит, на меня можно свалить любую проблему.

— Какие у вас образные сравнения, Миль, — я смирился с помехой и лег на камни, устремляя взгляд вверх. В который раз небо закрывала облачная пелена, размытая, такая знакомая и умиротворяюще-серая. — Норман-Норман-Норман. Почему вы отдали человеческую страну нелюдям?

Всего Эршен насчитал десять переворотов, Лоэрин утверждал, что их было одиннадцать. Пусть у гильдии иммунитет к хаосу, что творится в стране, но это уже перебор.

— Да кому оно нужно? — философски вопросил маг и, предупреждая мои вопросы, скучно пояснил: — Вы же слышали, в чем обвинили Шеннейра — что он сделал, чтобы победить светлых — призвал с той стороны заарнского князька со свитой. Выгнать обратно не получилось, и все понадеялись, что в нашем климате они сами передохнут. А они все не дохли и не дохли, не дохли и не дохли, и последний правитель Аринди — кретин, как и предыдущие — первым же приказом повелел возвести себе памятник на главной площади и уничтожить тварей.

— "Очистить землю от мерзкой нечисти"?

— В точку. История умалчивает, чем Нормана не устроил памятник, но одной ясной ночью он пришел в столицу, вырезал всю верхушку и сказал, что раз люди — неблагодарные сволочи, то он будет править сам.

Таких подробностей я не знал. Среди наших ходили слухи, что темный магистр открыл Врата, но даже те, кто верил, считали, что он призвал отщепенцев, одиночек, группы наемников вроде команды Тхиа. Смешно, что мало кто верил. Шеннейру было плевать на методы, ведущие к победе.

— Правда?

— Или подумал. Мне без разницы.

— Восхитительно, — тихо заметил я.

А скажем еще прямее: последний правитель Аринди прищемил хвост не только заарнам, но и гильдии. И темные поддержали переворот, в обмен на широкие привилегии, разумеется. Вопрос в том, почему маги при всей страсти к халяве сами не претендовали на власть. Норману стоило бы задуматься над этим.

— А за что его так назвали? С чьей легкой руки это ушло в народ? Это же не титул, это приговор.

— Вы и это понимаете? Определенно, Рейни, вы меня радуете. Суть в том, что никто не любит заарнов.

— Но я слышал, что до него в Аринди была разруха.

По-моему, Норман вообще единственный, кого реально заботит ее благополучие. Хотя бы потому, что ему деваться некуда.

— Ну и что? Он все равно нелюдь.

Облака спустились с холмов, заполнили долину, окутали замок, и скоро не осталось ничего, кроме клочка каменного пола и белесой пелены, сожравшей весь мир. В ней пропал и Миль — я пропустил момент, когда он ушел, погрузившись в привычный полусон-полуявь. День угасал, так и не успев родиться, и грань, отделяющая его от сумерек, размывалась, становясь все тоньше.

Интересно, что чувствуют заарны, зная, что они так и умрут на чужбине? Даже больше — что они обречены умереть. Потому что Миль прав, и никто не потерпит правителя из другого мира. Рано или поздно Норман сделает ошибку — а он сделает, потому что чужак, это надо понимать — и гильдия с радостью объявит, что была против этого тирана, и свалит на него все грехи. Поэтому никто не станет ему помогать, ни сейчас, ни потом, что бы ни случилось.

— Мне сказали, что оставили тебя час назад на этом самом месте. И ты все еще тут.

— Постоянство — это уже неплохо, — я с трудом повернул голову, наткнувшись на крайне сосредоточенного Матиаса. Мы не виделись с прошлого вечера, точнее, прошлый вечер начисто стерся у меня из памяти, не оставив даже намека на то, что там происходило. Такое ощущение, что окружающие устроили дежурство, следя, чтобы я не сотворил ничего непредсказуемого. Когда все эти люди успели договориться?