— Да и тебе было бы удобнее без этой переноски, — тут же дал задний ход Кисонька. Даже голос у мужика сделался ласковым и заботливым. — Оставила бы в палате и...
— Так я не могу оставить! С ним судороги начинаются, как только я отхожу от него.
— Как "судороги"?!
Кисонька так вцепился в мою руку, что пришлось ударить его по пальцам.
— Больно! Черт! Синяки будут!
— Извини, — пальцы разжались. — Что ты там говорила насчет судорог?..
— Ну, что-что... Оставила я его на кровати, а сама к умывальнику пошла, тому, что в моей палате. Руки помыла, воду закрыла, слышу — хрипит что-то. Оборачиваюсь, а этот дрожит весь и серого цвета уже.
— О, Господи! Дубинина, ты мне такие страсти рассказываешь...
— А я-то как испугалась! Чужой ребенок, воскресенье, на этаже только эта... Жанна-живодерка, а с малышом непонятно что творится. Я его на руки и к двери! Выскочила в коридор — там пусто, в комнату дежурного — закрыто. А малыш уже и дрожать перестал. Смотрю, он нормального цвета, моргает, губами шевелит. Я в палату вернулась, покормила его, он и заснул.
Вот рассказала все, как было, и на душе легче стало. А то вспомню этот кошмар, и среди ночи просыпаюсь. Тут и так спишь в полглаза, да и тот сон дерганный.
— Дубинина, а может, тебе показалось? — жалобно спросил Кисонька. — Всякое бывает от переутомления.
Мы уже дошли до детского отделения и стояли перед дверью.
— Я тоже так подумала. Но потом, когда мне надо было выйти, я опять положила его на кровати и пошла к двери. Но все время оглядывалась! Только до соседней кровати дошла, малыш опять стал хрипеть и дрожать, потом выгнулся, как "мостик" сделать хотел. Я испугалась и вернулась. А на руках он опять успокоился.
Рассказывать, что уписалась из-за малыша, я не стала. Было бы чем хвастаться. Вытерла пол в палате, а полотенце потом заполоскала и на батарее высушила.
— Ладно, сейчас Ираида Сергеевна посмотрит... Кстати, эти приступы у него часто бывают?
— Вчера два раза были. А сегодня вообще не было.
— Даже, когда ты его оставляешь?
— Так я его не оставляю!
Кисонька вздохнул и покачал головой.
— Дубинина, твоя супер ответственность меня просто умиляет. Ладно, заходи, — он открыл дверь и пропустил меня вперед. — Попробуем разобраться, что у него за припадки.
Ираидой Сергеевной оказалась та врачиха, что была у меня на родах. Она еще Олежку предлагала забрать, чтобы я могла отдохнуть. Ага, в бар сходить, стриптиз посмотреть. А чего ж она мне денег не дала — на вино и домино?
Осмотр никакой патологии не выявил. Хоть врачиха вертела ребеночка со спинки на животик, потом обратно, гладила спинку и голову, щупала ручки и ножки. Зачем-то еще раз обмеряла его и взвесила. Сказала, что малыш вес не сбросил и это хорошо. Пока она возилась с ребеночком, я повторяла всю эпопею с припадками. Второй раз рассказывать было легче. Но когда я закончила, врачиха недоверчиво посмотрела на меня. Будто сказать хотела: "Мамочка, какую чушь вы тут несете!"
Вот тогда-то Кисонька и уболтал нас на эксперимент.
Мы оставили ребенка на пеленальном столике, и отошли на несколько шагов.
Приступ начался внезапно, и был страшнее тех, первых. Когда голенький ребенок выгибается и хрипит — на это нельзя смотреть спокойно!
Я первой добежала до стола, сгребла малыша вместе с пеленками, и прижала к себе. Кисоньку я готова была убить в тот момент.
Через минуту-другую ребеночек успокоился. Ираида Сергеевна быстро запеленала его и оставила на столике. Кажется, приступ ее совсем не испугал. А я схватила пеленочный сверток, словно в нем был мой Олежка.
— Странный какой-то припадок. Пока я его не видела, могла бы сказать, что ребенок вполне здоров. Ну, ничего, возьмем анализы, исследуем...
Голос у врачихи был бодрый и деловитый. А мне почему-то вспомнились слова: "В лабораторию его надо, для опытов!" И само собой вырвалось:
— Нет!
Оказалось, мы с Кисонькой сказали это одновременно.
Мое "нет" врачиха не услышала, а к Юрию Андреевичу повернулась.
— Почему? Надо же выяснить...
— Никаких анализов и выяснений без разрешения родителей! — Подумал немного и добавил: — Письменного. И заверенного у нотариуса.
Когда врачиха узнала, кто отец ребенка, с исследованиями она решила повременить.
Такое вот свидание у меня с Кисонькой получилось. Про грязную посуду я даже не вспомнила. Так она и простояла до ужина на столе. Пришлось срочно отскребать тарелки во время ужина. Тетя Шура смотрела на меня, как на последнюю грязнулю.
А ведь Кисонька на Темку похож! Не внешностью, конечно. Просто рядом с ним тоже спокойно, надежно и не скучно. Правда, Кисонька уже не молодой — Ольга помнит его еще по институту. Она на год или два раньше поступила. Но такого приколиста трудно не заметить или забыть. Говорит, замуж чуть за него не вышла. Так может, мне познакомиться с ним поближе? Вдруг у Олежки хороший папа появится... А то, что старый, так нам же не варить его! Мамирьяна часто так говорила, когда я спрашивала, почему она со старшими мужчинами встречается. Получается, и я как Мамирьяна думаю? Вот ведь — с кем поведешься...
Не ожидала, что буду улыбаться, когда выйду из туалета.
Ночь прошла спокойно — Олежка просыпался два раза, а темненький — три. Подкормила, и малыши заснули.
Утром, как обычно, был обход. Моим палатным врачом оказалась горячо любимая Жанна Игоревна. На этот раз смотрела она меня без кресла и без инструментов — я лежала в кровати, а она давила мой живот. Сказала, что матка сокращается удовлетворительно, можно обойтись без уколов, ну, а если я не в состоянии сходить в туалет, то мне, так уж и быть, сделают клизму. И таким тоном она это сказала, будто сама ее ставить должна, а не хочется. И откуда она про туалет узнала? Я ведь ни о чем ее не просила. После ее осмотра у меня заныло внизу живота. Хотела сказать что-нибудь доброе и ласковое этой коновалихе, но пришла Ираида Сергеевна с медсестрой и я промолчала. Зачем им слушать то, что их не касается?
Олежку они посмотрели быстро. Смазали пупочек и за ушками, запеленали и отдали мне. С темненьким возились намного дольше. Вроде бы делали то же самое, что и Олежке, но так медленно и осторожно, словно малыш мог рассыпаться или сломаться. Еще и допрос учинили: как дышит? как спит? сколько кушает-какает? Мне уже и надоедать начало. Напоследок посоветовали поменьше таскать ребенка с собой и приучать его к самостоятельности. А как его приучать? С ним припадок начинается, когда он один остается. Можно, конечно, попробовать с Олежкой его уложить...
Из коридора закричали: "завтрак!" и я решила поэкспериментировать после еды.
В столовой меня ждал обычный больничный завтрак: жидкая молочная каша, кусочек масла, сладкий чай и булка. Немного, конечно, но с голоду не умру. Да и выписываться скоро. Дома отъедаться буду.
Сказала всем "Доброе утро!" и села за наш с Ольгой стол. Ну, и пускай он возле окна, зато занимают его самым последним, когда мест других уже не осталось. Сегодня за нашим столом сидела Наталья. Светки в столовой не было. И это радовало. Не будет канючить: "дай посмотреть!" Она мне так ночью надоела, что я не выдержала и сказала: "Сто баксов!" А эта дуреха улыбается и кивает: сейчас принесу. Пришлось послать ее по известному адресу. Коротко и без всяких намеков. Как она обиделась! В туалет плакать пошла. И плакала там громко и вдохновенно. Еще и дверь открытой оставила, чтобы мне слышно было и стыдно. А я слушать не стала, пошла себе в палату, и спать легла. Ко мне ведь так никого и не подселили. Когда надо — свет включаю-выключаю, когда надо — открываю кран в умывальнике, и не боюсь кого-то разбудить или обрызгать. Мы из-за этих брызг сильно поцапались со Светкой. Давно, перед родами еще.
Ну вот, только подумала про нее и Светка появилась. Счастливая по самую макушку.
— Девочки, а я узнала, зачем нужны волосики на лобке! — кричит она от самой двери.
— Ну, и зачем?
Я отодвигаю пустую тарелку и тянусь за чашкой чая.
— Чтобы не текло на живот, когда писаешь стоя!
И радости столько, будто Нобелевская премия у нее уже в кармане. Интересно, Светка хоть помыла руки после туалета или так прибежала, делиться с нами своим открытием. Вот из-за таких дурех я иногда и жалею, что родилась не парнем.
— Ты что, первый раз пописала после родов, что только сейчас узнала?
Отпиваю полчашки, доливаю ее молоком, сахарю. Ольга пьет точно такой же чай.
— Нет, не первый. Но я все время забывала сказать, теперь вот стояла, писала и вспомнила!
Из-за таких, как Светка, про всех женщин и стали говорить: "Волос длинный — ум короткий". А послушать, что Светка болтает, так волосы у нее трехметровой длинны должны быть, не меньше!
— А почему стоя? У нас же в туалете унитазы сидячие, — мрачно сказала Наталья.
У нее малыш всю ночь кричал, а тут еще Светка со своим "открытием". Похоже, Наташка тоже дур терпит с большим трудом.
— А мне пиздиотомию сделали — садиться больно!
И, чтобы показать, как ей больно, Светка садится на стул боком, как в дамское седло, еще и ногу за ногу закидывает. Полы халата расползаются, и я пытаюсь понять, кому тут демонстрируются коленки и короткая черная ночнушка.
— Не холодно? — спрашивает Наталья, намазывая на булку масло.
— Нет. А что? — Светка делает удивленное лицо.
— Ни дня без секса? Чтоб не заросла народная тропа? — Это уже я спрашиваю. Тоже мрачно. Чтобы подыграть Наталье. Представила, что все знакомые, кто мне деньги должен, вдруг одновременно и скоропостижно скончались, и у меня еще мрачнее голос получился. — Или ты меня соблазнить пытаешься?
— Нет! Ой, я и не заметила! Я такая задумчивая...
Светка поправляет халат и делает столько ненужных телодвижений, что я начинаю высматривать мужика, для которого она устроила это представление. Или она тетю Шуру за мужика приняла? Та как раз тележку с едой увозила. Возле двери еще раз глянула на Светку и головой покачала. Даже свое обычное "будьте здоровы, девоньки!" забыла сказать.
— Так что там тебе сделали? Лоботомию? — спросила Наталья, когда дверь за тетей Шурой закрылась.
— Нет, — говорю я прежде, чем Светка выдаст очередной перл. — Лоботомия тут невозможна, из-за отсутствия объекта ампутации.
— Ты всегда такая добрая или только сегодня? — Наталья так и не донесла до рта свою булку с маслом. — И почему это ты афоризмами вдруг заговорила?
Светка старательно и с удовольствием повторила заумное слово, и помешала нашему содержательному разговору. И мне не пришлось отвечать, что после общения с Жанной, меня не только на афоризмы, но и на поругаться растаскивает.
— Оля, хоть вы скажите, что за матюкомию ей сделали! И откуда она взяла это слово?
Не поверю, чтобы Светка сама его придумала.
Пока я спрашивала, Наталья окончательно определилась, что кашу она есть не будет.
— А мне Юрий Андреевич сказал, — выдала страшную тайну Светка.
Вид у нее был такой загадочный и счастливый, словно ее приобщили к чему-то высокому и прекрасному, а нас послали подальше.
— Ну, от Кисоньки и не такую похабщину можно услышать, — улыбнулась Ольга. — В этом он виртуоз. Добавит или уберет одну букву и, вместо медицинского термина получается матюкальщина.
— А это был медицинский термин? — удивилась Наталья.
Я тоже удивилась, только озвучить свое удивление не успела.
— Конечно. Эпизиотомия — это рассечение промежности, с целью предотвращения разрывов при родах и скорейшего извлечения ребенка из...
— Спасибо, Оля, мы поняли. Да, Оксана?
— Точно, — кивнула я. — Весь учебник по акушерству цитировать не надо.
— Как хотите, девочки, — Ольга допила свой чай и отставила пустую чашку. — Извините, но сборник анекдотов процитировать не могу.
— Обойдемся.
— Спасибо, Оля. Не надо напрягаться. Нам тут Светланы хватает.
Ответили мы с Наташкой одновременно, но она вежливее и пространней. Издержки профессии, что тут поделаешь?
— Интересная девушка, — согласилась Ольга и улыбнулась. — Моих пациентов она мне напоминает.
— А ты и психиатром работала?
— Ну, что ты, Оксана. Просто ты мало общалась с детьми. Они могут такое сказануть, куда там нашей Светочке!
— Я как-то слабо себе это представляю. У меня всякие знакомые есть. Была и такая, что просто умница и красавица... пока сидит и молчит. А как начнет хромать и матом всех поливать, то мало никому не покажется. Но и она до такого не додумалась: "я узнала, для чего нужны волосики..." Иногда мне кажется, что кое у кого не только не все дома, но и крыша у этого дома протекает.
Я покосилась на Светку. Она сидела за соседним столом и не завтракала, а вкушала пищу. На разговоры не отвлекалась. Словно позировала для журнала "Благовоспитанная леди".
— Сочувствую, — совершенно серьезно сказала Наталья. — Мне тоже приходится общаться с не очень приятными людьми.
И больше ни звука. Профессиональная этика и банальная осторожность. Это я могу понять и принять.
— А вот мне повезло — я общаюсь с очень забавными человечками, — и Ольгино лицо стало задумчиво-мечтательным. — Вот представьте: прихожу это я по вызову к трехлетнему ребенку. У него сыпь и расстройство желудка. Ничего страшного, просто добрая бабушка обкормила внука клубникой. Бабушка уехала, а последствия остались на лице и в горшке. Даю мамочке рекомендации и в пол-уха слушаю, о чем говорит ребенок. Он уже выяснил, что и для чего нужно, и спешит рассказать об этом мне. "Глазки нужны, чтобы смотреть, ушки — чтобы слушать..." — процитировала Ольга своего пациента. — Все это величайшие открытия для маленького человечка. Как назначение волосиков для некоторых из нас, — добавила вдруг она, и мы дружно фыркнули. Я оглянулась — Светка отщипывала от булки маленькие кусочки и подносила чашку к губам. — Когда малыш стал рассказывать, для чего ему нужен животик, мама занервничала, а когда заговорил, из чего он какает и писает, мама попыталась отвлечь его игрушкой. Но мальчик оказался настойчивым. Он закончил рассказ и спросил: "Тетя-доктор, а ты знаешь, зачем мне нужны яйца?" Я-то, конечно, знаю, но демонстрировать свои познания перед маленьким человечком... Понятно, что я немного растерялась, а мамочка то краснеет, то бледнеет. И тогда малыш гордо заявляет: "А я знаю! Яйца нужны для красоты!" Мне смешно — история почти анекдотная, а на мамочку смотреть жалко было. Она потом долго извинялась, говорила, что они с мужем не учили ребенка такому, что это он сам додумался, и теперь всем гостям рассказывает... хоть в дом никого не впускай!..
— А весело у вас бывает, — посочувствовала Наталья.
— Бывает, — согласилась Ольга.
— Не хотела бы я на месте этой мамочки оказаться.
— А я, Оксана, на твоем месте оказаться не хотела бы. И что ты делать будешь с ребенком?
О каком ребенке Ольга спросила, я не стала уточнять. И так понятно. Вчера Кисонька сводил меня на первый этаж. А там, через щелочку в окошке показал отцу темненького. Я и не разглядела этого папашку. Сплошные спины и головы перед окном, а из-под двери дует. Каждую минуту кто-то входит-выходит, а нянечка, что передачи принимает, рявкает на всех: "Дверь закрывайте, мороз на улице!" Как можно общаться через малюсенькое окошко в двери, когда три-четыре пациентки с одной стороны и толпа проведывающих с другой, не представляю. Ничего же не слышно и не понятно. Раньше для проведывания специальная комната была, со стульями и диванчиком, но на днях там разбилось стекло, и комнату закрыли. Обещали открыть, как только, так и сразу. Не знаю, о чем Кисонька говорил с отцом темненького, но малыша у меня не забрали. Наоборот, попросили кормить и ухаживать, как за своим, если мне не трудно, конечно, и в любое время обращаться в детское отделение, если у ребенка вдруг начнется приступ. Отказать Кисоньке я не смогла.
