Эрвин фон Эльке

Однако, случилось то, что случилось — бранденбуржцы совершили маневр, достойный войти в учебники военной истории под названием Аурумштадтский, и утром обрушились на вражескую армию по всей ее протяженности. Растянутые вчерашним маршем порядки Кабюшо и измочаленый в атаке на Кляйнеегерсдорф авангард позволяли им сбить померанцев с позиций и вынудить отойти от Аурумштадта к северу, при некотором бранденбуржском везении, даже за Фюртен и Гюшиц, на подступах к которым дал свой первый в этой компании серьезный бой генерал фон Эльке, но не более того.

Такое развитие событий, опять же, устраивало померанского маршала ненамного менее, чем стояние под Бранденбургом, поскольку вело ровно к тому же итогу, однако нежданно навалившийся на его арьергард корпус Ольмюца стал для старого полководца пренеприятным сюрпризом.

Лейтенант-фельдмаршала, атаковавшего с марша, толком не развернувшись, Кабюшо, конечно, остановил, однако прежде тот оседлал Штеттинский тракт, и теперь отступать померанцам приходилось по Кольбергской дороге — войной почти не затронутой, но и магазинов для армии почти лишенной. К тому же для действий против Ольмюца пришлось снять немало сил с центрального направления, и в центре фон Бергу удалось добиться значительного успеха, едва не опрокинув его. Лишь безумная и самоубийственная фронтальная атака кирасиров, смешавшая порядки наступавших, выправила положение.

Полк тяжелой кавалерии полег практически весь, из офицеров в живых остались лишь любимчики фортуны в этой компании, ротмистр Нойнер и поручик Левински, но подвиг конницы дал столь драгоценное для Кабюшо время, дабы перестроить свои порядки и отразить дальнейшие натиски.

Авангард, который били дивизии Хальбштейна и Гогенштаузена тоже, в целом, устоял, уцепившись за отбитую днем ранее усадьбу, и лишь появление на фланге, со стороны Кляйнеегерсдорфа, вражеской конницы числом около полка (вероятно — чьего-то еще авангарда, как решили оборонявшиеся, хотя на самом деле это был всего лишь фон Лёве) принудило фон Рейна отступить еще далее.

Так или иначе, но Кабшо сохранил свою армию, причем во вполне еще боеспособном состоянии, однако ретирада на север, которую он вынужден был предпринять, выходила гораздо более значительной, чем предполагалось на случай неблагоприятного исхода баталии изначально — иначе наладить снабжение никак не получалось.

* * *

— Фельдмаршал наступать ни в какую не желает, — хриплым, простуженным голосом, при том из-за заложенного носа изрядно гнусавя, произнес эрцгерцог. — Армия измотана, тут с ним сложно поспорить, поэтому Кабюшо преследуют лишь немногие кавалерийские части.

— А мы что, на зимние квартиры? — Эрвин, который перед совещанием у фон Берга, заехал с визитом к своему непосредственному командиру, поморщился.

— Кузен, ну как вам — так точно на переформирование, — ответил Эдвин. — У вас сколько солдат осталось, а? Вот то-то же. Кстати, поздравляю вас с орденом Алого орла — сегодня вам его лично командующий будет вручать.

— Высший орден? — удивился бригадный генерал. — Я высоко оцениваю то, что совершили мои солдаты, но чтоб настолько...

— Бросьте скромничать, Эрвин, — эрцгерцог оглушительно чихнул и извлек из ящика стола газету. — Вот, извольте взглянуть, как вас славословят столичные репортеры. Вчерашний номер, мне свежую прессу из Бранденбурга вместе с остальной почтой каждый день курьеры доставляют.

— Так-таки уж и всю вражескую армию я удерживал, да еще от рассвета до заката? — ухмыльнулся фон Эльке, прочитав газету. — Ох уж эти газетчики, эти выдумщики-щелкоперы...

— Да у вас там на всех нынче дождь из наград и званий прольется, просто в штабе списки согласовывают, ну и в связи с общей викторией работы наградной комиссии прибавилось. Придется немного обождать. Хотя солдат можете порадовать — папенька пишет, что распорядился изготовить всем чинам вашей бригады памятную медаль "Стена Кляйнеегерсдорфа", — на последних словах наследника престола скрутил приступ сухого кашля.

— И все же, мы что, не будем добивать Кабюшо, кузен? — спросил Эрвин, когда его собеседник отдышался. — Дадим ему отступить и закрепиться в наших северных землях?

— Как я понимаю, будем выдавливать, не торопясь, — дивизионный генерал пожал плечами. — Тут папенька мне по секрету эпистолой сообщили, что завтра на нашей стороне выступает Дания. Солдат они могут послать только голштинских — по дипломатическим резонам, дабы это все выглядело внутриаллюстрийским делом — но побережье Померании блокируют полностью, лишив княжество поставок и морской торговли. Пруссаки, опять же, нас поддержат — сугубо дипломатически, скорее всего — в обмен на гарантии защиты от Ордена. В Ревеле никогда не забывали, что Пруссия — это бывшие орденские земли, вы знаете. Так что, к снегу выгоним Кабюшо из герцогства к чертовой матери, а к Рождеству на меня померанскую корону напялят. Вот не было печали...

— И как на это посмотрит большой мир? — спросил фон Эльке с сомнением. — Все же регент тоже из фон Гристов, хотя их ветвь отделилась от древа правящего дома более двухсот лет тому назад?..

— А что "Большой мир"? — Эдвин снова кашлянул. — Иберийцы с меровенсцами опять спят и видят разделить меж собой Памплону, да никак не могут и колонии-то поделить, ну и окситанцы им мешают как только могут. И в том, и в другом. Лотиан, Британия и Ирландия тоже в грызне за Вест— и Ост-Индии, как и фландры с Брабантом — между последними опять ни то уния, ни то война назревает. Остмарк, Богемия и Польша в очередной раз намереваются пощупать за вымя Венгрию, только мадьяры нынче в союзе с республикой Сан-Марко, да и Бавария с Вюртембергом их поддерживают, а шахиншах того гляди преставится, так что и надавить на любителей побряцать оружием моральным авторитетом некому. Опять же, принц саксонский, Александер, с электорами ссориться нынче никак не захочет, вообще ни с одним, ибо метит на трон шахиншаха вслед за отцом. Египтяне, в союзе с мальтийцами и османами опять рубятся с Персией — не хотят отдавать Гроб Господень неверным. Османы, правда, такие же зороастрийцы, как и подданые Дария Двенадцатого, но им Кипр интересен и Антиохия. Неаполь, Сицилия, Сардиния, Савойя и Милан мечтают объединить народы италиков, только никак не договорятся, кому быть объединителем, через что у них непрекращающаяся морская война. К тому же, савойцы опять начали облизываться на Корсику — забыли, видать, как им три года тому назад маршал Боунопарте за такие вот взгляды на его родину по зубам надавал. Шведам все неймется вернуть себе Ингерманландию, тем паче там теперь новгородцы, в устье Невы, выстроили свой Петропорт. А датчане в этот раз Новгород не поддержат — у них ушкуй-капитан Ушаков прямо под Копенгагеном корабль с грузом из колоний захватил, и теперь притворяется, будто это не он. Орден бы тоже не прочь возвратить Нарву, но рыцарям грозят пальчиком из Херсонеса Раздвилы, и Гроссмейстер делает вид, что это не его идея-фикс, а настроения на местах. У самих литвинов опять в польских землях замятня, волжские булгары снова про свое древнее независимое царство вспоминать начали, в Сибири дел непочатый край, да еще за казахские степи с каганом война. Все как всегда, в общем — все заняты, всем не до наших пределов и того, что в них происходит.

* * *

С отбытием Эвелины Датской и ее свиты в Лихтервинде наступила окончательная, полная и беспросветная скука. Даже гроссгерцог, который на момент отъезда демонстративно убыл на утиную охоту, быстро затосковал без выходок своей взбалмошной, но любимой супруги, и, выждав еще пару дней, дабы не казалось, что он за юбкой побежал, под каблук забираться, приказал готовиться к возвращению в столицу, каковое распоряжение и было воспринято всем двором со слабо затаенными облегчением и радостью.

Двор прибыл в Бранденбург ровно в тот же день, когда Франц фон Айс принял боевое крещение, а ротмистр Нойнер гонялся за Юстасом фон Лёве, моментально наполнив салоны стонущими о своих "невыразимых лишениях в этой глуши" придворными. Бранденбургская Опера и Столичный Государственный Театр переживали невиданный уже долгое время ажиотаж — актрисочки радовались возвращению множества "состоятельных покровителей искусств" (частенько одаривающих покровительством и представительниц труппы), будучи готовы вцепиться одна другой в волосы и повыцарапывать глаза.

Поскольку вернувшиеся были почти исключительно мужчинами, и привычки заказать кучу новых платьев после унылого прозябания в Лихтервинде не имели, на швей и портних золотой дождь не пролился, чем они были безмерно раздосадованы. Конечно, намечайся, как обыкновенно, бал — и мужчинам пришлось бы на них подраскошелиться, но, увы — во время войны гроссгерцог ничего праздновать не собирался, а целиком и полностью погрузился в дела, которые до того почти что самовластно вели министры во главе с канцлером. Вот уж кто не сильно обрадовался...

Дел, разрешить которые невозможно было без участия государя, впрочем, накопилось изрядное количество, так что до самого известия о победе над Кабюшо Максимиллиан Капризный если и выходил из своего кабинета, то только для участия в заседании совета министров или по какой еще подобной нужде. Попасть к нему на прием было практически невозможно, если только он сам за кем-то не посылал, или не ожидал кого-то. Но если уж ожидал, то такой человек проходил к нему без промедления. Как нынешняя посетительница, например.

Высокая, статная, вполне еще сохранившая женское очарование, невзирая на свои почти уже полсотни лет и строгое лицо, Мария-Габриэль фон Эльке производила воистину неизгладимое впечатление на каждого, кто видел ее впервые. Наделенная острым пытливым умом, вдова генерала не только не лезла за словом в карман, но и была в переписке с большей частью тех философов и ученых Европы, что, по ее же словам, "хоть чего-то, да стоили не только как мужчины".

— С годами путешествия перестают казаться чем-то увлекательным, и начинают утомлять. — посетовала матушка Эрвина и Мафальды, после чего, не дожидаясь приглашения, уселась в кресло близ камина, поправила складки дорожного платья и начала стягивать перчатки.

— Вы что же, дорогая кузина, прямо из кареты ко мне прибыли? Даже не отдыхали? — удивился гроссгерцог.

— Максимиллиа-ан! — Мария-Габриэль погрозила ему пальцем. — У меня есть внук, которого я безмерно обожаю, по которому я соскучилась, и терять время на глупые условности не имею никакого желания. Мне и так еще в Шиф ехать, а мальчик столько времени под присмотром одних только слуг, без единой родной души рядом.

— Ну, насколько я знаю, — произнес герцог, — недавно его навещала Мафальда.

— Вот как? — графиня фон Эльке справилась, наконец, с перчатками, и вытянула руки к огню. — Она что же, попросту сбежала?

— Нет, устроила так, что Эвелина ее отпустила к сыну сама, добровольно.

— Подвиг, достойный Геркулеса. — на губах женщины появилась легкая улыбка. — Моя дочь.

— Хм... Последние слова мне следует воспринимать как сообщение об успехе вашей миссии, Мике?

— Ну это уж как посмотреть, Макс. — со вздохом ответила вдовая генеральша. — Я-то вашу затею женить сына на двенадцатилетней девочке не одобряю, вы знаете.

— На двенадцатилетней королеве, моя дорогая. Ко-ро-ле-ве. И потом, я же не предлагаю сразу же тащить ребенка в постель. Пускай вырастет, можно до супружеских обязанностей и подождать четыре года. Так все же, что вы мне скажете?

— Ну что тут говорить? — последовало легкое пожатие плечами. — Съездила, пообщалась, пустила пробные шары на предмет выдать их королеву за нашего наследника престола... Хорошо, все же, что я почетный член Натурфилософского общества Бреслау, многие двери легче открывались. Сабина мне устроила аудиенцию у королевы-матери... Ох, и располнела же!

— Сабина, или вдова Михаэля Хворого? — с усмешкой поинтересовался Максимиллиан.

— Да обе, — отмахнулась графиня. — Собственно, королева Петра идею только поддерживает. Она кроатка, ей гонор силезийцев о том, что они-де все века самостоятельные были, и своих королей имели, а чужим не кланялись, как-то индифферентен. Наоборот, она опасается, что дочери оставят только представительские функции, а править будут в обход королевы. К тому, собственно, и идет, как мне кажется. Ну а знать, наоборот, наследника вашего видеть в консортах совсем не горит желанием. Подлецы из регентского совета опасаются, думаю, совершенно обоснованно, что Эдвин просто включит Силезию в состав нашего герцогства, и их власти придет конец. Не наворуются никак. Ну и простое дворянство тоже в своей стране хочет жить, со своим королем. Нормальная такая гордость, Макс.

— Значит, скорее нет, чем да? — уточнил Максимиллиан Капризный.

— Ну я бы так не сказала. — графиня усмехнулась вновь. — Поляки-то помнят, что Пробусы происходят от их Пястов, как и их же нынешние Ягеллоны... хотя последнее-то далеко не факт... и уже начали намекать, что неплохо бы возвратить Силезию в лоно Польши, раз уж прямая королевская линия прервалась и на трон взошла баба. А покуда вы воюете с Померанией, могут под шумок это сделать.

— Более спорных притязаний на корону я не встречал. — фыркнул гроссгерцог. — Это совершенно дутые обоснования!

— Пушки, кони и солдаты — вот что является единственным достаточным обоснованием прав с древнейших времен. — отрезала Мария-Габриэль. — И у Польши они есть, а у Силезии — почти что и нет. Армия — название одно. Дивизии вашего сына будет довольно, чтобы разогнать этот сброд.

Графиня презрительно фыркнула — будучи вдовой корпусного генерала, уж в армиях и солдатах-то она разбиралась превосходно.

— В общем, поговорили мы с главой регентского совета о делах их скорбных под горячий шоколад... Интересный человек, и вовсе не дурак, да... В общем, он все мной сказанное сейчас понимает, но и просто так, взять и все отдать не может. Но после третьей бутылки бургундского.... э-э-э-э... шоколада мы с ним выход все же нашли.

— Вот как? Безумно интересно, какой.

— Ну, если официально никакой унии между Бранденбургом и Силезией не случится, а мы разыграем датско-голштинский сценарий, когда Сюзанна Пробус остается вполне самостоятельной во всех смыслах, кроме брачного, королевой, и в дальнейшем королями силезийскими будут исключительно наследники бранденбургского престола, столь же самостоятельные, но никак не наши монархи, то дворянство можно будет убедить, что этот брак — благо. Полномочия королевского совета придется расширить, правда, ну да куда уж без этого.

— То есть формально Силезия будет самостоятельна во всем, кроме внешней политики? — уточнил гроссгерцог.

— Формально-то и в ней тоже. — усмехнулась графиня фон Эльке. — Вплоть до права объявить войну Бранденбургу. Но так-то ведь именно что формально!

— Ну что ж, это, возможно, одно из самых разумных решений. — задумчиво произнес Максимилиан Гогенштаузен. — Единственное, что огорчает, это то, что сыну я так и не смог добыть титула короля.