Я прошел коридор из конца в конец и вышел на лестницу. В углу просторной лестничной площадки стоял стол, за которым сидела пожилая женщина в серой форменной рясе и сосредоточенно вязала. Наверное, это и есть дежурный по этажу, о котором говорила Татьяна. Женщина скользнула по мне любопытным взглядом, но ничего не сказала и снова углубилась в вязание. Я вышел на лестницу и пошел вниз.
Этажом ниже находилась такая же площадка, только за столом здесь сидел плешивый мужик средних лет и еврейской наружности. А стена за его спиной здесь не глухая, как этажом выше, в ней есть дверь, которая сейчас открыта и через нее виден застекленный переход в какой-то другой корпус. Я направился туда, ведь какая разница, где бродить? Главное — не заблудиться, да и это, в общем, не страшно, любой из дежурной службы поможет мне найти обратную дорогу в келью.
Переход привел меня в буфет, предлагающий посетителям несколько десятков видов печенья, бутербродов и прочей легкой закуски, а также пиво, вино, чай и кофе. Поначалу меня удивило отсутствие ценников, но я вспомнил слова Татьяны про то, что деньги в монастыре не имеют хождения, и перестал удивляться. Только покачал головой — никогда не думал, что коммунизм выглядит именно так.
Я заказал чашку кофе и порцию мороженого, не спеша выпил первое и съел второе, и направился дальше.
Похоже, в этом корпусе размещается нечто вроде клуба. Просторный зал, похожий на дискотечный, всюду много окон с витражами на самые разнообразные темы, от религиозных до почти что порнографических. Стены повсюду увешаны картинами, судя по всему, представляющими собой результат усилий местной художественной самодеятельности. По большей части неумелая мазня, но есть и неплохие экземпляры, "Вечер в Гоморре", например, или "Переяславие Куликовской битвы", очень красивые картины, хотя и жутковатые.
Коридор уперся в лестницу, я спустился на один пролет и уперся взглядом в доску объявлений. По большей части ничего интересного. Потерян золотой крест на цепочке с инициалами И.Н. на задней стороне, нашедшего просят обратиться в такую-то комнату. Желающие завести котенка чистокровной тайской породы могут до первого декабря обратиться в такую-то комнату, нерозданные котята будут распроданы в городе. Хочу научиться хорошо играть в шахматы. Желающие усилить второй квадрант души могут обратиться в третью городскую больницу, где открылись две вакансии санитара. Иеромонахиня Зинаида проводит набор в группу первичного обучения чудотворению. Гм...
Я направился по указанному адресу.
7.
Иеромонахиня Зинаида оказалась невзрачной худосочной особой лет тридцати — тридцати пяти. Тощая, с плоской грудью, тонкими губами и невыразительными, какими-то птичьими, чертами лица, она смогла бы привлечь в сексуальном плане разве что Робинзона Крузо. Но в ней это было не главное.
— Приветствую вас, гм... извините, не знаю, как к вам правильно обратиться, — неловко проговорил я, открыв дверь комнаты 402-А, в которой обитала эта женщина.
— Зина, просто Зина, — отозвалась иеромонахиня, вставая с коврика, на котором сидела в позе лотоса. И ласково улыбнулась. Странное дело, ее голос прозвучал так же невыразительно, как и следовало ожидать, исходя из ее облика, но что-то неуловимое то ли во взгляде, то ли в интонации, то ли в улыбке сделало свое дело. Я внезапно понял, что она прекрасна и это впечатление не в состоянии испортить ни поросячьи глазки, ни тусклые темно-русые волосы, ни застиранное серое трико, в которое она сейчас одета.
— Формальности оставь за дверью, — продолжала она, улыбаясь, — какая я тебе матушка? И вообще, можешь обращаться ко мне на ты. Давно прошел рукоположение?
— Вчера.
— Кто духовный отец?
— Владыка Дмитрий.
— Ого! Больше ни о чем спрашивать не буду, меньше знаешь, лучше спишь, — она снова улыбнулась. — Что умеешь?
— В смысле?
— Словом делать что умеешь?
— Это... мозговой шторм, что ли...
— Ого! Что еще?
— Больше ничего.
— Гм... ладно, это потом... читать умеешь?
— Умею.
— Что читал?
— Много всего...
— Библию?
— Чуть-чуть. Знаю основные положения, но...
— Евангелие?
— Читал.
— Сколько евангелий прочел?
— Четыре.
— Все канонические?
— Да.
— Апокалипсис, послания апостолов?
— Не читал. Про апокалипсис кое-что слышал...
— Что такое число зверя?
— 666.
— Каков смысл числа?
— Не знаю. Говорят, штрих-код...
— Какой штрих-код?
— Ну, в том мире, откуда я прибыл...
— Стоп! Владыка благословил тебя на то, чтобы ты это рассказывал?
— Нет, но...
— Тогда молчи. Где Христос облажался?
— Облажался?
— Ошибся, сделал глупость, протормозил.
— Что ты имеешь ввиду?
— Ты считаешь, что он все делал правильно?
— Ну... он же бог...
— Ты думаешь, бог не ошибается?
— Не знаю...
— Можешь назвать божьи ошибки?
— Это ересью попахивает...
— В стенах монастыря за ересь не наказывают. Раз ты среди нас, значит, доказал право мыслить свободно. Так где бог ошибся?
— Содом и Гоморра?
— В чем здесь ошибка?
— Ну... он хотел уничтожить этих... сексуальных меньшинств...
— Эко ты их назвал, — хихикнула Зина. — Ты имеешь ввиду, что ему следовало довести дело до конца?
— Лучше было не начинать, но если начал, то да.
— А если он подумал, что это будет хорошо, а потом понял, что был неправ и передумал?
— Вот и ошибка.
— Понятно. Со свободой слова у тебя все нормально, с логикой тоже. Когда можно нарушить заповедь "не убий"?
— Насколько я помню, в священном писании исключения не предусмотрены.
— В явном виде — нет. А в неявном? И вообще, я спрашиваю не про священное писание, а про твои личные соображения.
— Гм... ну, по-моему... можно убить того, кто хочет убить тебя. Можно убить, если уверен, что убиваемый недостоин жить. Можно убить случайно.
— Случайно убить — не грех?
— По-моему, любое убийство — грех, но нельзя прожить жизнь, ни разу не согрешив. Сказано же, что один бог без греха.
— Разве бог без греха?
— Ну... не знаю.
— А если подумать?
— Но разве можно считать, что бог грешит? Насколько я помню, грех — это нарушение божьих установлений, божьей воли.
— Воли или установлений?
— Ну... да не знаю я! Я же не богослов, я простой мужик, в церкви был всего один раз в жизни, когда меня крестили. А евангелие я читал просто так, как обычную книгу, для развлечения.
— Как тебя зовут?
— Сергей. И еще Алексей, по церковному.
— Про мирское имя теперь можешь забыть. Ты молодец, Алексей, для простого мужика ты удивительно долго поддерживаешь разговор. Давно служил в войске?
— Я демобилизовался два... нет, уже три месяца назад.
— Значит, с телесным развитием у тебя все в порядке. Ты ведь не писарем служил?
— Разведрота десанта.
— Это что?
— Элитная пехота.
— Тогда тело специально развивать не будем. Читать ты умеешь... считать?
— Умею.
— До скольких?
— А до скольких нужно?
— Понятно. Геометрию знаешь?
— В школе учил.
— Одна сторона треугольника составляет три аршина, другая четыре, угол между ними прямой. Какова длина третьей стороны?
— Пять аршин.
— Замечательно. Я буду тебя учить, Алексей, начнем завтра. Перечитай историю про сотворение мира, завтра обсудим.
— А разве... ты не будешь учить меня магии?
— Магии? Знаешь, чем отличается маг от святого?
— Чем?
— Маг ищет силу, а святой — совершенство.
— Так ты из меня святого делать будешь?
— Вот именно. Если тебя интересует только сила, учти, что при прочих равных святой заметно сильнее мага. Приходи завтра.
— Во сколько?
— Как придешь.
— Ты же вроде группу набирала?
— Я буду заниматься с тобой одним. Тебе повезло. До встречи!
8.
Когда я вернулся в келью, Татьяна сразу же потащила меня в постель, но это ей не удалось, потому что я уселся читать библию и никак не реагировал на приставания. Только прочитав историю сотворения мира по третьему разу, я поддался на провокацию, и, в общем-то, все получилось, но настоящего удовольствия я так и не получил, потому что в голове беспрерывно крутились разнообразные священные фразы, главной из которых была "вначале было слово".
9.
Я пришел к Зине сразу после завтрака. На первый взгляд, она сидела на коврике в той же позе лотоса, что и вчера, только теперь она на самом деле не сидела, а парила в воздухе на высоте примерно пятнадцати сантиметров.
Настало время сказать пару слов про обстановку в обиталище Зины. Это была маленькая комнатка с одним окном, выходящим на грязно-серую облупленную стену. Из обстановки в комнате присутствовала кровать казарменного образца, только не из алюминиевых трубок, а деревянная, маленький столик, одновременно письменный и обеденный, полка с десятком книг с крестами на переплетах, вытертый и застиранный молитвенный коврик, и еще гвоздь, вбитый в стену, а на гвозде висело зимнее пальто, такое же серое и невзрачное, как и все остальное. Больше ничего.
— Прочитал? — спросила Зина.
— Прочитал.
— Что скажешь?
— Эээ... а что ты хочешь услышать?
— Твои мысли.
— Какие?
— Любые.
— Ну... я в свое время читал комментарий к этой истории одного писателя... я думал, что купил художественную книгу, а оказалось, что нет... в общем, по-моему, сотворение мира — забавная сказка, но не более того.
— Кто писал первую главу библии?
— Имеешь ввиду, бог или не бог?
— Хотя бы.
— Кажется, этот текст соединен из двух независимых...
— Сам догадался или в комментариях прочитал?
— Прочитал.
— Змей в раю откуда взялся?
— Как откуда? Жил он там.
— Как он там завелся?
— Бог сотворил всех тварей, и змея в том числе.
— Когда бог сотворял змея, он знал, что змей сделает?
— Нет, думаю, не знал.
— Разве бог не всеведущ?
— Ну, как бы это сказать... по-моему, бог всеведущ в том смысле, что может познать любое, но он не знает то, чего еще не познал. Он как бы просто не обратил внимания на то, что сделает змей, не будет же бог просматривать будущее каждой твари! По-моему.
— То есть, ты считаешь, что всеведение бога носит потенциальный характер?
— Потенциальный — это какой?
— Может узнать все, но в каждый момент времени для него есть нечто неизвестное.
— Да.
— Значит, бог сотворил змея по недомыслию?
— Можно и так сказать.
— А как еще можно сказать?
— Можно сказать, что если бы бог не сотворил змея, то яблоко Еве поднес бы кто-то другой.
— Почему яблоко? Разве в библии написано, что на древе познания росли яблоки?
— Нет, яблоко — это традиция. Разве в твоем мире ее нет?
— Есть. А почему змей поднес Еве плод?
— Не знаю. Захотелось ему, наверное. Или из вредности.
— Змей был разумен?
— Он же разговаривал.
— Почему же тогда современные змеи неразумны?
— Бог наказал. Шутка. Да сказка это была! Никакого рая не было, Адам и Ева — мифологические фигуры, змей тоже. А весь эпизод символизирует пословицу "умножая знание, умножаешь печаль".
— Не совсем. Как правильно называлось древо познания?
— Это ты про добро и зло? Это ошибка перевода, по-еврейски "добро и зло" -поговорка, вроде как у нас "хренова туча". По-еврейски можно сказать, например, "в казне государя лежит добро и зло".
— Ты уверен? — глаза Зины полезли на лоб. — Не этическое познание, а просто познание? Это меняет дело...
— Насколько меняет? Ты же не будешь спорить, что вся эта история — просто сказка?
— Почему ты так думаешь?
— Допустим, это истинная история. Через кого она дошла до нас? Очевидно, Адам и Ева передали детям, те своим детям и так далее, другой возможности нет. Сколько поколений сменилось с тех пор? Много. Значит, должны были появиться искажения. Кроме того, Адам и Ева — предки не только евреев, но и всех людей вообще, а отсюда следует, что у других народов должны быть сходные мифы.
— Разве дело обстоит не так?
— Так. Но почему истинна именно еврейская трактовка изгнания из рая, а не какая-то другая? Если считать, что эти события действительно имели место, то до нас они дошли в сильно искаженном виде, и, скорее всего, разные мифы одинаково удалены от истины.
— Ты знаешь греческую мифологию?
— Чуть-чуть.
— Про сотворение мира по-гречески знаешь?
— Там вроде Сатурн ел своих детей...
— Уран.
— Один хрен. Зевса он случайно отрыгнул, Зевс вырос и съел папашу...
Зина засмеялась.
— Все было совсем не так. Но это неважно. Значит, ты считаешь, что библейская история сотворения мира имеет не большее отношение к истине, чем любая языческая трактовка?
— Да.
— Ты прав. А откуда, все-таки, взялся змей?
— Никакого змея не было. Это метафора.
— Как же все было на самом деле?
— На самом деле не было никакого рая. Люди возникли из обезьян в результате естественного отбора.
Зина снова засмеялась.
— С тобой даже неинтересно, — сказала она, — все-то ты знаешь. Какое отношение имел бог к превращению обезьяны в человека?
— Никакого.
— А вот тут ты ошибаешься, возникновение разума на Земле было одной из основных частей божьего замысла. Вначале бог сотворил мир. Потом он заселил его живыми существами. Потом создал разум. Какая ступень будет следующей?
— Сверхразум какой-нибудь?
— Какой-нибудь? Или какой-то определенный?
— Что значит, какой-то определенный? Как мы с тобой можем определить сверхразум? Он на то и сверхразум, чтобы быть непостижимым.
— Логично. А если попытаться?
— Не знаю.
— Подумай. И приходи завтра.
— Хорошо. А это... заклинания мы сегодня изучать не будем?
— А что мы, по-твоему, делаем?
— Хочешь честный ответ?
— Естественно.
— Дурью маемся.
Зина тонко хихикнула.
— Все ученики вначале так думают. Иди, Алексей, тебе надо подумать.
10.
Вернувшись в келью, я обнаружил в гостиной незнакомого коротко стриженого мускулистого парня лет двадцати в черной футболке и черных джинсах. Татьяна, одетая только в легкий цветастый халатик, полулежала на диване, глупо хихикала и неуверенно отбивалась от напористых приставаний наглого гостя. Судя по всему, через пару минут он своего добьется.
Я сделал неосторожное движение и случайный шорох привлек внимание парочки. Парень увидел меня и широко улыбнулся, нимало не смутившись. Татьяна сделала серьезное выражение лица, неуловимым движением выскользнула из-под мощного торса, толкнула парня в бок и прошипела:
— Не пялься! Он из моногамного мира!
Молодой человек резко смутился и вскочил на ноги.
— Примите мои извинения, брат Алексей, — сказал он, — я не знал, что это может вас обидеть.
Я водрузил нижнюю челюсть на место и растерянно проговорил:
— Ничего страшного. С кем имею честь?
— Меня зовут Агафон, — отрекомендовался незваный гость, — меня направил к вам владыка Дмитрий.
