Женщина очнулась в растерянности, и сама бросилась к краю перрона, не обнаружила тела на рельсах. Вот тут, откуда ни возьмись, раздался чей-то грозный голос и столь ясно и явно, что женщина перекрестилась и попятилась назад, покинув станцию метро, выскочила на улицу, решив ехать далее общественным муниципальным транспортом. Фразу она запомнила на всю оставшуюся жизнь, что и сейчас даже в автобусе звучала у неё безостановочно в голове: "Только пикни, и сама окажешься на рельсах, подобно Анне Карениной или Берлиозу!"
Это невидимая тень побеспокоила её, а затем вновь занялась доцентом — подхватила вихрем и понесла по подземному туннелю в глубь путей сообщения метрополитена, сводя его с ума. Доцент ничего не соображал, но отчётливо слышал одну угрозу за другой, что отбивались болью у него в голове. А вскоре всё в тот же миг прекратилось, и он очутился в кромешной тьме.
На какое-то мгновение показалось даже: угодил в ад, как узрел неяркий и едва заметный свет в конце туннеля, подался спешно на него, спотыкаясь о шпалы. Загудели и загремели рельсы под массой приближающегося подвижного состава. Только тут доцент опомнился. Вовремя. Услышав гудок машиниста, сумел отпрянуть и прижаться к стене. Его обдало воздухом со свистом. Он зажмурился, а пришёл вновь в себя, когда воцарилась гробовая тишина.
Поезда больше не беспокоили его. Машинист по прибытии на станцию сообщил: на путях находится человек. И ветка метро данного направления тотчас была перекрыта, а движение приостановлено. За чудаком подались рабочие ремонтной бригады, и довольно быстро обнаружили не состоявшегося самоубийцу по полученным сведениям от машиниста, сообщившего: на каком километре участка едва не столкнулся с ним.
Доцент вновь уловил приближение света в туннеле, поначалу спал с лица, решив: движется очередной состав. Грохота и гула рельс не последовало. Вместо них послышалась речь — голоса. Они принадлежали рабочим метро.
— Люди-и-и... — несказанно обрадовался доцент. — Я здесь! Сюда-а-а...
— Ты чего забрался сюда, псих? И как? — ополчились они на него вместо оказания помощи — схватили под руки и потащили на выход из метрополитена. — Одно слово — психопат!
— Нет, я — психиатр! Доцент я!
— Додик ты! И это установят твои коллеги по работе, калека!
— Нет, я действительно доцент в области психиатрии!
— Хи-хи... — посмеялись спутники. — Уговорил. Даже убедил!
Однако сдали бригаде скорой помощи. И фельдшер, не теряя времени на пациента, убедился: тот клиент психбольницы, сдал его там дежурному врачу, как пропажу.
— У нас все психи на месте, — заверил тот коллегу.
— Тогда новенький. Сам в этом убедишься, когда перекинешься с ним парой слов.
Старичок не подкачал, и хоть шамкал невнятно беззубой челюстью, лишившись протеза в метрополитене, достал дежурного психиатра. Тот решил: он обозвал его психопатом, и сделал соответствующую запись в журнале о прибытии новых пациентов, оставив сведения для главврача — при каких обстоятельствах вновь прибывший клиент появился у них, и откуда его привезли, уточнив то, что ему на словах передал фельдшер скорой помощи, а тому в свою очередь — рабочие метрополитена.
— Я не пшихопат, а пшихи-хи-атр! И доцент, а не додик!
— Как скажешь, калека. Поселим тебя в палате с профессором и академиком. Договорились?
— Не-а-ат... — пытался вырваться старик и бежать.
— Да-а-а... — вызвал дежурный врач санитаров. И те усмирили клиента, заключив тело старика в смирительную рубашку.
— А будешь кусаться — зубов лишим!
В ответ доцент ехидно улыбнулся беззубой полостью рта, и продемонстрировал язык.
— Опошдали! Хи-хи...
— Ну точно псих... опат, — ещё больше поверил в это дежурный врач психиатрической клиники.
...Устранив проблему в лице одного свидетеля неземного происхождения — корней Серафима — невидимая тень подалась вновь к нему и его спутницам чинить очередные препоны на достижении той цели, с которой его в наказание лишили прежнего статуса, сослав на грешную землю, заключив в бренное тело человека, в чём больше не сомневалась Вера, собирая с каждым новым днём всё больше подтверждений, убеждаясь в том всякий раз. И чем дальше, тем больше, поверив в существование мира бесплотных духов.
Это не стало новостью или неожиданностью для её родных.
— Ма, а ма, — побеспокоила Надя.
— Что, доча? Серафиму плохо?
— Может быть — не в курсе, как и ба, а кое-чего иного...
— Чего... именно?
Надя поманила маму к себе пальцем. Та наклонилась к дочке, подставив ухо.
— А Серафим действительно не человек...
— Как мне тебя понимать — ты задала вопрос или утверждаешь?
— Пытаюсь понять, ма, и с твоей помощью.
— Можешь не скрывать, Верка, — явилась старуха-мать. — Мы не слепые и не глухие — всё видим и слышим. Говори!
— Что?
— Это так или как?
Вера взяла паузу.
— Только честно! Мы ведь тебе нечужие люди, как нам теперь Серафим. Просто должны знать: с чем столкнулись в его лице, и как нам дальше жить?
— Жить, как жили. И всё! А время покажет...
— Что, Верка?
— Правильно ли мы поступили, не оставив его на обочине дороги в сточной канаве.
Тень уже находилась на посту и прислушивалась к тому, что происходило в жилище женщин, обнаружив их всех троих в одной комнате; заглянула в окно иной — той, где лежал Серафим. Не удержалась и попыталась проникнуть. Вновь, как и прежде ничего путного не получилось. Заметалась, а после успокоилась, и снова занялась подслушиванием с подсматриванием.
Женщины продолжали совещаться, говоря о житие-бытие, вырабатывая общий план стратегии. Вера вновь заострила внимание на листке с рисунком неведомого человека, которого не мог вспомнить Серафим — кто он и где виделся с ним, но и забыть — память отчётливо запечатлела его образ, отбившийся в голове на подсознательном уровне.
"Погодите, человеческие отродья! Вы у меня ещё поплатитесь! Я устрою вам ад на земле, а после окажетесь там же, но у меня в соответствующем измерении!" — не удержался лукавый демон, послав мысленный посыл трём соперницам.
Никто ничего из них не уловил. Его мысли, как и он, сам не могли проникнуть в их жилище. Оно было защищено образами икон и православной литературой, к тому же намолено.
Пока Вера искала выход из сложившейся ситуации, темник ада занимался решением аналогичной проблемы, анализируя и сопоставляя факты — выбирал те личности людей, которые бы не составило труда совратить и переманить на свою сторону, ибо сроки поджимали. Его "подопечный" находился на бренной земле четвёртый день из сорока отпущенных для исправления грехов или напротив их увеличения. Решалась судьба падшего ангела, коего должны были оправдать и вернуть на небеса, либо низвергнуть во тьму и мрак на вечные времена. И за него боролись не только тёмные силы зла, но и добра. Однако делали это по принятым правилам, отдав его душу людям, а вот тёмные силы всегда и при любой возможности нарушали их, чего не могли позволить соперники.
Лукавый демон решил лукавством одолеть Веру, Надежду и Любовь, поскольку они были всего лишь люди — женщины. И он задумал противопоставить им мужчин, зная: слабый пол, коим являлись они, не смогут устоять перед сильным мира сего. Занялся делом, как и Вера.
Она закинула удочку хакеру.
"Пора вставать, лежебока! Сколько можно спать? Выходи из анабиоза! Заканчивай со спячкой! Это сова! Привет..."
Ответа через Интернет не последовало. Как раздался звонок.
— Это я, — послышался голос хакера.
— У тебя есть то, что интересует меня?
— Уже. Но это не телефонный разговор.
— Отлично. Где и когда встретимся?
— Давай у тебя.
— У меня нельзя! Мы же договорились вести все переговоры и всегда только на нейтральной территории.
— Ситуация изменилась.
— Не поняла тебя, Торопыжка. Что всё это значит?
— Хочешь овладеть информацией, тогда соглашайся на мои условия. И точка!
— А тебе деньги уже не нужны, медведь?
— А тебе информация, как я понял, сова? — не остался в долгу хакер.
— Я сказала: дома — нет! Назови иное место встречи!
— Тогда условие...
— Какое?
— С тобой должна быть твоя семья.
— Зачем?
— Для моей безопасности. Тогда я буду знать: мне ничего в том случае не грозит.
— Я не узнаю тебя, медведь! Что ты хочешь? Неужели превратился из домашнего зверька в шатуна?
— Ты готова получить информацию от меня на выдвинутых условиях или как?
— Рисковать семьёй я не намерена!
— А я собой ради денег! Жизнь дороже!
— Вот ты как заговорил! Неужели всё настолько серьёзно?
— Если бы, то не стал звонить, а просто исчез на время.
— Ага, значит, деньги нужны для данной цели, мишка?
— Вот именно, сова!
— Ладно, я подумаю над твоим предложением.
— У меня, как и у тебя, нет времени! Я в курсе, где ты живёшь...
— Чего?!
— Слышала! И давно вычислил твой адрес, и то: кто ты. Поэтому соглашайся, птица! Это в твоих же интересах, как и моя безопасность.
— Короче, зверь! Мне потребуется час.
— Добро...
— Отключился, — не ожидала Вера подобного подвоха. А вновь дозвониться не получилось. Последовал банальный до простоты ответ: "Абонент находится вне зоны доступа!"
— Что делать будем, родные мои? — вопросила Вера у дочки и мамы.
Они всё слышали — состоявшийся телефонный разговор.
— Что-то надо... — начала бабуля.
— А вот что, — подхватила дочь, продолжив.
— Решу сама! — заключила Вера.
Никто из родных не сомневался: она именно это и скажет, а никак иначе.
— А Серафим? Чего будем делать с ним? Одного ведь нельзя оставить — бросить, ма!
— Вот и я о том же, — вставилась бабуля.
— А он как?
— Да пока никак.
— А это как?
— Не лучше и не хуже — лежит пластом.
Вера решила взглянуть на него. Она села подле Серафима на кровать в спальне и прильнула рукой ко лбу, а затем вдруг припала устами, выявляя более точно температуру.
— Вообще-то я в одной книге читала про то, как принц на белом коне, а не мерседеса, поцеловал спящую красавицу в хрустальном гробу, и она ожила. А тут, ма, нестыковка выходит. Ты — женщина, а он — мужик.
— Да помолчи ты, проказница! Сказку читала, а самой сути и не уловила!
— Разве, ба?
— Да!
— И какая же там суть?
— Любовь способна творить чудеса.
— Так любовь, а не вера!
— Вот и с верой та же история...
— С мамой?
— Нет, кто верит в то, что возможно — обычно добивается поставленной цели.
Вера добилась, чего желала. Серафим очнулся неожиданно и потянулся, точно спал, будто его вовсе не охватывал жар и он не кричал, а отдыхал.
Перед глазами предстала...
— Вера, — улыбнулся он ей, как и при виде далее её родных.
— Ты как? — расцвела она — лик засиял от счастья.
— А сами, женщины?
— Порядок. Мы — в норме, — показала Надя это жестом — пальцами рук. — Всё чики-пук! А сам? У нас тут поездка намечается. Готов к новым приключениям? Или как?
— Как скажете.
— Неужели можешь ходить? — не поверила бабуля.
— Ещё сомневаешься, мама? — укорила Вера, доказав: вера способна творить чудеса.
Серафим поднялся, и Надя потеряла дар речи, как и её родные. Серафим оказался нагим, а они забыли об этом.
Надя хотела напомнить им про его "атавизм", но ей даже не дали открыть рта. Бабуля вышла с ней из спальни, покинув Веру один на один с Серафимом.
— Ты бы приоделся, что ли, — смутилась она. — А то ходишь голышом. У нас это не принято! Тело следует прикрывать!
— Для чего и от кого? Ведь что естественно, то не безобразно!
— Одно слово — срамота! Безобразие и есть! У нас на земле свои правила приличия!
— Ты что имеешь в виду, говоря: у нас на земле? Словно я не человек! Когда сама твердишь: две руки, две ноги, голова и... атавизм.
— Нет, не слушай ты мою проказницу. Она сама не знает, чего порой говорит. У тебя всё в порядке и на месте. Ты — мужик, а я — женщина. И...
— Что? — заинтересовался Серафим подробностями.
— Ну, как тебе это объяснить.
— Что?
— Всё... о нашей жизни — людей. Как мы живём тут — рождаемся, любим, умираем и так далее и тому подобное.
— И чего?
— Не смущай меня! Прикройся! Оденься!
Вера бросила Серафиму трусы. Тот не спешил воспользоваться ими, настаивая на пояснении всех тонкостей связанных с его телом.
— После объясню...
— Чего?
— Одного дела, если появится на это время. А теперь, как говорит моя дочь-проказница: поторопись-ка, иначе я не смогу сдержаться. Она и смущает меня.
— Что?
— Поторопись-ка.
— Ты это мне?
— А кому же ещё — не себе же! Нас здесь двое — ты и я!
Серафим поторопился, прикрыв нижнюю часть тела трусами, а после с тем же успехом разобрался с брюками, рубашкой и носками.
— Вот, — заметила Вера к слову. — Совсем иное дело.
Серафим взглянул в зеркало на собственное тело в одежде.
— Оно стало другим.
— Таким, каким ты должен ходить по улице, а дома...
— Нагим?
— Только в душе — ванной.
— И всё?
— Пока да. В спальне ещё рано — не время!
— А когда оно настанет?
— Я тебе о том скажу сама, точнее подскажу.
— Ну, вы скоро там? — послышались голоса родных. — Время!
— Уже, — появилась Вера с Серафимом.
— Быстро уложились, — лаконично заявила Надя, глядя на часы. — И ничуть при этом не вспотели!
— Глупости не говори, проказница!
— Сама, ба.
Вера позвонила хакеру.
— Я согласна на твои условия. Где встречаемся?
— Где-то, — ответил тот. — По дороге сообщу. Сначала проверю: нет ли за тобой хвоста, и выполнила ли ты иные условия нашего договора. В машине должна быть ты и твои родные — дочь и мать!
Вера занервничала, покосившись на Серафима. Она не могла бросить его одного, да и не собиралась этого делать.
— На этом всё?
— Да. До встречи, сова.
Связь оборвалась. Хакер отключился.
— И чё намерена делать с ним? — кивнула дочь на Серафима. — Где прятать — в багажнике?
— Нет, в салоне! У нас стёкла тонированные. Он не увидит его, поскольку бабуля сядет со мной впереди, а ты, Надька, сзади! При этом Серафим ляжет на всякий случай!
— Нормально, — повеселела дочь в лице, когда мать боялась: начнёт бузить. Обошлось.
— Одно слово — проказница, — ввернула бабуля. — Смотри мне, внучка: не отбей у мамы его!
— Сама не уведи! — остались квиты они.
Серафим понятия не имел, почему пользовался таким успехом среди женщин, а виной тому был его "атавизм", и то, что он мог без комплексов расхаживать нагишом по квартире, плюс спас их, закрыв грудью от пуль, и был не просто человеком во плоти, а неведомым существом. Иное — его соперник — наставлял козни, устроив ловушку.
Темник спланировал всё до мелочей, сумев выманить женщин из квартиры, но никак не рассчитывал на то: и Серафим покинет её вместе с ними. Не мог проследить за ними, находясь в ином конце огромного мегаполиса, носясь с сумасшедшей скоростью и мечась среди нужных ему людей, души коих удалось совратить без малейших усилий с его стороны. Они сами шли у него на поводу, едва он забрасывал им удочку, и они хватали тотчас наживку, попадаясь на крючок.
