— Все здесь, — Дмитрий протянул ему флешку через стол. Кельм молча убрал черную палочку с информацией в нагрудный карман. Дмитрий попрощался, сложил ноутбук и двинулся к выходу. Кельм еще посидел, прихлебывая кофе, глядя вслед своему агенту. Он напряженно размышлял.

Конечно, лучше было бы воспользоваться дейтрийской агентурой. "Штирлиц" лучшее агентство страны, Кельм сам на него вышел, сам подготовил для себя, помог в отборе кадров. И все же эти парни могут быть перекуплены. Гэйны или хотя бы гэйн-велар надежнее. Но гэйнов просто не хватает, каждый человек на Триме — на вес золота, и там, где не нужно движение через Медиану, бои в Медиане — приходится использовать и местных.

Схема передвижений Василия Полянского отпечаталась в мозгу контрразведчика. Лже-Василия — его дарайское происхождение уже не вызывало сомнений. Интерес лже-Василия к Штопору тоже понятен. Ведь Штопор — транслятор как минимум четырех дейтрийских фантомных идей. Некоторые его остро-социальные и философские тексты не могли не привлечь внимания дарайцев так же, как они привлекли наше внимание. Василий, очевидно, мелкий агент дарайской контрстратегии, и его задача — убрать каким-то образом Штопора или затруднить его творчество, но главное — через Штопора выйти на его куратора, то есть на Ивик и уничтожить по возможности и ее. Здесь все просто и банально. Непонятно другое — интерес Василия к церкви, да еще и активная общественная работа в ней, да еще и профессиональная связь. Вчера Кельм был в храме, прихожанином которого являлся Василий, поговорил там с несколькими людьми и без труда выяснил, что благочестивый, образованный молодой чтец вскоре собирается поступать в духовную семинарию...

Не вера же в Христа заставляет дарайца все это делать.

Дарайцы пытаются воздействовать на Православие изнутри? Это серьезно, это новый виток противостояния. Последствия очень серьезные. Но тогда почему Василий занимается Штопором? Это работа для обычного полевого агента, не для серьезного разведчика, которому предстоит глубокое внедрение в местные структуры. Это все равно, что вменить в обязанность микробиологу — доктору наук и начальнику лаборатории — ежедневно мыть пробирки. Это тем более невозможно в дарайской разведке, где людей более, чем достаточно, и нет никакой необходимости в совмещении функций.

Мобильник над ухом ощутимо задрожал. Кельм выдвинул почти невидимую нить микрофона.

— Зареченский, слушаю.

Говорила Ивик. Кельм слегка кивал, будто она могла его видеть. Потом сказал.

— Я понял. Если ты можешь подождать до завтра — будет лучше. Ведь до завтра вряд ли что-то изменится?

Он выслушал ответ и сказал.

— Хорошо. До вечера.

— А это что такое? — Штопор с интересом разглядывал круглые белые таблетки, лежащие на ладони.

— Приход реальный. В астрал выйдешь только так, — усмехнулся Вася. Поднял будто с усилием свой бокал, отхлебнул пива. Штопор покатал таблетки по столу. Четыре штуки.

— Реально! Я вчера закинул одну конфету... Веришь — картины пошли такие, что в жизни не забудешь. По-моему, я свою прошлую жизнь увидел...

— Наверное, стоит как мерс восьмисотый, — предположил Штопор.

— Пень! Тебя же угощают.

— Как хоть это называется? — Штопор поднял таблетку и стал рассматривать ее на просвет. Таблетка была тугая, плотная и совершенно непрозрачная.

— Эйф. Синтезированная вещь, такой еще не было. С нанотехнологией. Вроде типа возбуждает какие-то там клетки, — Василий хихикнул — которые лучше не возбуждать. Центр удовольствия типа...

— Не люблю я это, — мрачно сказал Штопор, — Даже трава, и то...

— Ну это ты странный какой-то... можно подумать, квасить лучше. Погоди, я еще пива... тебе взять?

— Возьми еще ботл, — попросил Штопор. Задумался, глядя на круглые таблетки.

С Васей они вроде как подружились. Мужик явно с деньгами, но нормальный. Это редко. Оплачивает студию, а это просто золото! Ничего не требует — спели два раза в каких-то тусовках, и все. Но какой-то скользкий... не поймешь его. Хотя — чего придираться? Нормальный мужик.

Вася вернулся. Грохнул бутылки о стол. Штопор налил себе пива.

— Ну что, типа за творческие успехи! — Вася поднял свою пенящуюся кружку.

— Да уж, за успехи.

— Ну так как, — спросил Вася, отпив треть, — попробуешь колесико? Говорю — штырит реально. Хочешь в астрал? Или того — страшновато?

— Да перестань...

— Да не, я понимаю... рок против наркотиков и все такое. Слушай, с одного же ничего не будет. Давай вместе закинемся? Дай мне одну.

— А когда действовать начнет?

— Через час, не раньше.

Штопор положил таблетки на стол. Одну взял себе. Пронаблюдал, как Вася залихватски кинул колесико в рот. Положил капсулу на язык. Вмиг решившись, сглотнул.

— А эти себе оставь, пусть будут.

Ивик, побледнев, набрала код Кельма на телефоне. Услышав знакомый голос, быстро сказала пароль.

— Я не ошиблась номером? Мне нужен Николай. Слушай, Коль, с четвертым беда... из-за нашего друга. Мне надо действовать по схеме три. Это связано... — она задумалась, подбирая слово, — с фармакологией.

И глубоко вздохнула, услышав успокаивающе родной голос в наушнике.

— Понял тебя. Если можешь подождать до завтра — будет лучше. Ведь до завтра вряд ли что-то изменится?

— До завтра, — Ивик подумала. Штопор уже принял таблетку. Физическая зависимость от дарайских синтезированных наркотиков возникает с первого приема. До завтра действительно не изменится ничего, — хорошо, до завтра я могу подождать.

— Хорошо. До вечера.

Штопор вышел из метро на Дыбенко. Настроение было паршивое — хуже некуда. Да еще эта тьма в семь вечера, и долбанная поземка. Руки у него сегодня дрожали, полаялся с басистом, и вообще, если честно... Может, это от вчерашнего все еще кумарит? Надо сказать, колесико оказалось и вправду ничего так. Шибануло хорошо. Еще два в кармане... С трех приемов ведь не подсядешь. Но если опять будет отходняк... да фигня, не может такого быть. Просто не бывает! Приму, решил Штопор. Мир был невероятно холодным, пронизывающим, ледяным. Мрачным. В мире не было ни следа света и радости. Чтобы как-то перемочь это духовное страдание — не проще ли в самом деле глотнуть, раз уж кайф есть под рукой, глотнуть и снова часиков этак на шесть... правда, мягкая вещь, очень мягкая и легкая. Штопору казалось еще, что он вылетел в какой-то мир — астрал-не астрал — там ничего не было вообще, только серая равнина, но потом выяснилось, что там можно прямо из воздуха делать все, что хочешь, и он творил, в полном кайфе, творил, все, чего душа пожелает — розовых слонов, мыльные пузыри, дворцы какие-то, Бог весть что, уже не припомнить...

— Стоять!

Штопор остановился, чувствуя, как с перепугу задрожали колени. Тьфу ты... ну что за дерьмо такое?

— Вы чего? — спросил он. Двое высоких и темнолицых выросли рядом. Один спереди, другой сзади. Окружили. Тот, что стоял сзади, схватил его запястья, и хватка была такая, что сразу понятно — люди серьезные.

— Спокойно, — предупредил стоящий впереди, — будешь орать — убью.

— Вам чего надо? — спросил Штопор. Руки ему закрутили назад, и тотчас на запястьях оказалось что-то железное. Стоящий спереди неуловимым движением натянул Штопору на голову что-то черное. Колпак. Или капюшон. Потом его слегка подтолкнули в спину.

— Вперед.

Штопор не видел больше ничего. Он не видел девушку, сидящую за рулем машины, в которую его затолкали. Он пытался орать и ругаться, но конвоир чувствительно ткнул ему кулаком под ребра, и Штопор благоразумно замолчал. Молчали и окружающие, и это было страшно — кто они такие? Зачем они делают это? Девушка с карими большими глазами на смуглом лице вела машину, чуть кривя рот, изредка посматривая на плененного Штопора в зеркало заднего вида. Она остановила джип и жестом показала — выходить. Конвоиры вывели рок-музыканта наружу.

Капюшон и наручники с него сняли в небольшой комнатке, как видно, подвальной — свет сочился сквозь узкое зарешеченное окошко вверху. Здесь стояла железная кровать с матрацем и одеялом — и больше не было ничего.

Те, кто напал на Штопора, выглядели странно похожими — как братья. Один потемнее, другой светлее, но оба узколицые с чуть широковатыми скулами. Вид не русский, хотя и не поймешь, какой национальности. И не кавказский, вроде. Штопору велели раздеться. Он попробовал повозмущаться. Один из парней молча ударил его в солнечное сплетение, а когда Штопор согнулся от боли, коленом легонько ткнул в лицо. Штопор с трудом разогнулся, размазывая по лицу кровь, хлынувшую из носа.

— Раздевайся.

Больше он не пытался сопротивляться. Парни начали его профессионально обыскивать. Его самого, куртку, штаны... Найдя в нагрудном кармане два Васиных колесика, парни переглянулись, и Штопор понял, что они искали. Теперь ситуация немного прояснилась. Непонятна лишь его собственная судьба — что теперь, убьют? Отпустят подобру-поздорову? Начнут допрашивать?

Штопору вернули белье, рубаху и джинсы, предварительно вытянув из них ремень. Один из парней принес два ведра — с водой и пустое. Дверь в комнатушку — в камеру? — захлопнулась, и пленный остался в одиночестве.

Ивик старалась не смотреть на окно Штопора.

Что там у нас с остальными? Все благополучно. Женя пишет, прекрасно. Жаров выпивает с другом, Бог с ним. Юлия... неплохо, она уже сбросила 3 килограмма и чувствует себя просто великолепно. Пожалуй, так удастся ее вытянуть. Илья... опять играет. Он слишком много играет. Обрезать ему интернет, что ли? Может, тогда опять начнет рисовать.

Окно с "Белой землей" было открыто, но Ивик уже второй день не решалась писать. Ей это казалось слишком уж циничным.

Вчера все было особенно ужасно. Сегодня физическая ломка сошла на нет. Штопор уже не стонал, по крайней мере. Он лежал на койке — страшненький, весь зеленый, с разбитым носом, и не шевелился, тупо глядя в потолок. Временами Ивик дико хотелось вскочить и идти туда, через Медиану, проверять, жив ли он вообще... надо было врача. Но Штопор снова вяло шевелился — значит, еще живой. Хреново ему было, очень хреново... он ведь не знал, что такое дарайские синтетические наркотики. Что подсаживаются на них с первой же дозы и сильно. Ивик почти физически чувствовала, как плохо Штопору, и от этого ей самой было плохо, подташнивало, болела голова. Она пила воду мелкими глотками. Временами удавалось убедить себя, что все нормально, что так надо, и тогда она могла заниматься всей остальной работой. Только не писать. Это было бы уж слишком. Вот читать рассказы Кельма — помогало. Отвлекало.

Дверь щелкнула в коридоре. Ивик дернулась.

— Свои, — донесся голос Кельма. Она облегченно вздохнула. Хотелось встать, подойти к двери... но ведь не положено без крайней необходимости оставлять пост у монитора. И... наверное, необходимости нет. Даже лучше не демонстрировать, как она рада и счастлива тому, что он вернулся. Хотя что тут такого? Каждый будет рад, что товарищ, напарник, такой же дейтрин, как ты, вернулся живым и невредимым... Ивик совершенно запуталась и решила — лучше уж не вставать.

Но улыбку она удержать не могла, радостно засияла, когда Кельм вошел в комнату.

— Все в порядке? Ты есть хочешь? На кухне там котлеты...

— Спасибо, — голос Кельма звучал растроганно, — приятно как! Приходишь домой, а тут тебя кормят...

— Ну а как же — я же дома была, почему бы и не поджарить...

— Как там Штопор? — Кельм придвинул стул, сел рядом с ней и по привычке положил руку ей на плечо. Ивик замерла. Сначала ее смущали все эти жесты. Но Кельм это делал автоматически, не придавая особого значения. Он же не знал, как ей это нравится, как она замирает и млеет от одного прикосновения. Ивик изо всех сил старалась этого не показать.

— Плохо Штопор... — она наконец, первый раз за день, решилась увеличить окно. Глянула коротко и отвела глаза. Штопора было жалко. Кельм рассматривал его внимательно.

— Да, ломает парня. Ну ничего, еще пара дней — и все. Больше наш Вася на такое не пойдет.

— Если пойдет — повторим. Но Штопор ведь тоже не идиот. Только что теперь будет, Кельм? Вася попытается его убрать?

— Очевидно, он попытается тебя убрать, Ивик. Тебя, а потом уже Штопора, — сказал Кельм.

Холодок пробежал по спине. Ивик взглянула на Кельма, в его спокойные блестящие глаза.

Вроде бы и всю жизнь на войне, и смертельная опасность — не новость. А вот слышишь такое — и все равно мороз по коже.

— А что делать? — спросила она, — ведь я не могу снять наблюдение... и начальство не позволит, и сама я понимаю, что...

— Ничего не делать. Действуй по инструкции. Ну а мое дело — не допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я прослежу, не беспокойся.

От сердца сразу отлегло. В самом деле — если уж Кельм занимается этим делом, с ней не может ничего случиться. Потому что Кельм. Он такой. Ему всегда все удается. Он все умеет. А я ведь раньше и не знала, и не думала, что он именно вот такой, отметила про себя Ивик. Он оказался лучше, чем я думала. Еще лучше. Она опустила глаза. Главное — чтобы он не умел читать мысли. Потому что сейчас внутри у Ивик такое смятение царило, такой восторг и радость, что странно было бы этого не почувствовать.

— Ну ладно, а теперь я с твоего позволения пойду поужинаю. Посуду я там уберу, не беспокойся. И поработаю еще немного.

Литературный редактор журнала "Светоч" говорил по телефону, прижимая трубку плечом, и в то же время длинными бледными пальцами левой руки набирая что-то на клавиатуре.

... — нет, этот материал не пойдет в таком виде. Я объясню, почему, если вы желаете. В статье слишком лояльное отношение к кровавой антихристианской советской власти. Посмотрите, вы даже пишете, что нравственность в годы советской власти... о какой нравственности можно говорить? Запомните, советская власть — это монстр, это страшное уродство... нет, ни о какой терпимости к церкви даже в последние годы говорить нельзя. Гонения! Гонения до последнего момента. Все мы знаем, как много истинные православные претерпели от большевиков... А в вашей статье восхваление этой антихристовой клики занимает слишком много места... хорошо, не восхваление, но терпимость и лояльность. Вы знаете политику нашего журнала, и должны понимать...

Дверь в кабинет приоткрылась, и в щель просунулась чья-то физиономия. Редактор замахал рукой — входите, мол, сейчас... Бочком, бочком пришелец протиснулся в кабинет. Был он высоким блондином, и чем-то неуловимо похож на самого редактора, будто родственник, только постарше на вид — лет пятидесяти. Сел у стола, ожидая конца разговора. Наконец, труженик литературного фронта бросил трубку на рычаг.

— Покоя нет от графоманов, — сказал он, — приветствую вас, Игорь Николаевич! Что-нибудь новенькое?

— Марина просила вот вам передать, — пришелец протянул редактору флешку, — там все сказано.

— Благодарю вас, а Марине и деткам привет передавайте, — сказал редактор, вставляя флешку в соответствующую прорезь. Потом он поднял на Игоря Николаевича светлые глаза, — а вы передали то, что я просил?