Часть вторая. Искусство вязать узлы

— Вы же сами сказали, — невозмутимо ответил Теннейре, — тем, что не подпадают под действие соглашения. Никоим боком.

— Господин Людвиг, вам, как имеющему наибольший опыт по использованию глайд-плоскостей, надлежит участвовать в высадке первых десантных партий на суда, подлежащие первоочередному досмотру. Вы, кажется, знакомы с "SD-2"?

— И с "SD-1" — тоже. С удовольствием. Предлагаю в каждую операцию ставить в качестве дублера тех, кому предстоит реально пилотировать слик-драйверы.

— Резонно. Дейдре, детка, — составь списки кандидатов с указанием очередности...

Дубтах на всякий случай делал попытки делать с секретаршей политес, — она, надо сказать, того стоила, — и даже был не без благосклонности воспринят, но тут Дейдре увидала Ансельма, и все остальные мужчины мира сразу же перестали для нее существовать. Не помогло даже Дубтахово нытье на тему того, что у того — "самая настоящая принцесса в полюбовницах, между прочим" — в том смысле, что при таких обстоятельствах всяким— прочим — даже и мечтать не о чем. Бесполезно: она его, кажется, даже и не слышала. Быть бы тр-рагедии, но тут друзей запрягли всерьез. Он, например, согласился на этот самый "первый этап десантных операций", — и тут началось!

— "Летучка — двенадцатая" вызывает "парус — второй", как слышите?

— Слышим, "летучка — двенадцатая". Прием.

— Вижу "красненькое" судно, класс — средняя парусно-моторная яхта, океанская, по виду — частная. От вас — восемьдесят... Координаты вам или по каскаду?

— Ох, бога ради, — нам-то зачем? Щас тупаря подготовим на прием... Давай!

— Готово... Проверьте, как там?

— Погоди... Ажур... Слушай, а сам— то ты чего с ним не разобрался?

— Маловат, чтобы я сел без спросу, а прямо сразу топить — вроде бы не за что...

— Ладно, сейчас слазим.

Дополнительные катапульты, установленные на "Адмирале Джаннахе", обладали существенно меньшей мощностью, нежели обычные. С нее-то, усадив десант в пятнадцать человек отборных морских пехотинцев, начавших уже звереть от безделья, и того самого дублера, как раз и стартовал Дубтах. У каждого пилота есть свои предпочтения, но от полета на "слик-драйвере" были в восторге все, хоть сколько— нибудь достойные называться летчиками. Ощущения, как на планере, только гораздо лучше из-за несравнимо больших возможностей управления и существенно большей скорости. Бесшумно, — едва слышный звон компенсирующих поверхностей — не в счет, — плавно длиннокрылая голубовато— зеленая машина разгонялась до трехсот пятидесяти. Беззвучно, с несравненным изяществом морского парителя-альбатроса разворачивалась. А в пустом виде эта система была способна чуть ли ни к воздушному сюрплясу на одном месте. Как никогда ранее — широко при создании машины были использованы самые современные материалы, обладающие "памятью формы". Поэтому машина с легкостью складывала свой тонкий "стартовый" пропеллер, а уж что выделывали длинные, складывающиеся под управлением компьютера "по-живому" шасси... Будучи в полном восторге от компенсаторов "Ночного Дождя", Дубтах в свое время с энтузиазмом взялся за освоение новой техники и убедился, что если ночью вдруг возникнет желание нанести кому— нибудь совершенно незаметный визит, то лучшей машины не изобрести. Пока что планировалось использовать "слик-драйверы" для решения десантно-патрульных задач только в приличную погоду. Запустив "тупаря", они довольно быстро увидали неспешно— ковыляющую яхту. Дубтах, взяв управление, классически зашел с кормы и впритирку посадил машину на предельно— вытянутые стойки шасси. Некто бородатый, босой и в белом тюрбане открыл рот, словно хотел проглотить вдруг возникшее перед ним видение, но десантная группа, как выяснилось, вполне соответствовала своей высокой репутации: даже Дубтах не успел уловить, как и когда щетар Ворон оказался на палубе, и бородатый безмолвно опрокинулся на палубу, сбитый ударом, исполненным какой-то неимоверной, железной жестокости. И с такой же, молниеносной быстротой на палубе оказались и его подчиненные, враз шарахнувшиеся вдоль по палубе и ссыпавшиеся вниз. Оставив за себя сидящего с вытянутой физиономией дублера, Дубтах тоже спустился вниз. В неукоснительном усердии своем жутковатые пассажиры его выбили, понятно, все двери, собрали в конце коридора всю насмерть перепуганную, немногочисленную обслугу, по большей части — немолодую, но, в основной массе, они толпились теперь возле одной только двери. Там, на громадной низкой кушетке, багровый от злости, располагался среднего возраста толстый бородач в коротких белых подштанниках. На кушетке он располагался не один: там, без особого успеха пытаясь прикрыться чем придется, жалась к стенке какая-то черноволосая особа с роскошной грудью, пышными бедрами и, — при явной молодости, — вполне заметным животом в мелкую складочку: в общем — писаная, в соответствии с местными вкусами, красавица. Дубтах мысленно взвыл от восторга, наслаждаясь идиотизмом сложившейся ситуации и с нетерпением ожидая ее дальнейшего развития.

Толстяк, гневно брызгая слюной, что— то орал, чем— то — возмущался, и чего— то, похоже, требовал. Морпехи, которым, вообще говоря, сам черт был не брат, мялись, явно недоумевая, что делать. А Силуян Ворон спросил его с необыкновенной мрачностью, присущей ему во всех случаях, когда он не принимал непосредственного участия в боевых действиях, допросах, экзекуциях или просто драках:

— Ну? И чего мы будем делать с этим старым козлом?

— Щетар! И это меня спрашиваете вы, не вылезающий из портупеи двадцать лет? Зачем нам думать о чем— то, относительно чего есть прямой приказ? Вызываем катер с призовой группой, оставляем троих на стреме, козлика — в околоток, остальных — под замок. Сказано — всех помеченных, значит всех. Да! Может быть, конечно, я и напрасно об этом говорю, но бабу — ни— ни...

— Эту!? — На тигрином лице Силуяна отразилось такое отвращение, что Дубтах растерял последние опасения. — Если б вы были хоть сколько-нибудь нашим, я решил бы, что вы намеренно пытаетесь оскорбить и нарываетесь на драку...

— Не-не! Ей-богу ничего такого, — Силуян, услыхав его, только мрачно кивнул, подтверждая, что верит, — у всех могут быть свои обычаи. Тут они у нас, кстати, совпадают...

Пленник и на берегу продолжал орать, пока ни слова не понимающие чужаки с некоторой даже корректностью волокли его во вновь образованный "дополнительный" участок.

— Как вы с-смеете? — Голосил он не токмо на машшарат— маллам, но и на леи— лои, местном диалекте, которого во внешнем мире не знал и вообще никто. — Длинноносые уроды! Варвары! Я филлим-муфтар Его Величества Пангар-султана!

Его проволокли мимо двух бравых усатых солдат в светлой форме, включающей шорты, и в тюрбанах цвета яичной скорлупы, а он все продолжал орать и грозить жуткими карами. Не заткнулся и тогда, когда его впихнули в гостиную свежесобранного домика, наскоро превращенную в кабинет следственной коллегии. Задержанный, сгоряча не обративший внимания на двух незнакомцев в белоснежных тюрбанах, увидел зато перекошенную от ужаса рожу дрожащего, в гранулеобразном состоянии пребывающего полицейского из местных, своего знакомца, который в нормальные времена и посмотреть-то на него не посмел бы, набрал в грудь побольше воздуха и начал снова:

— Я филлим-муфтар Его Величества Пангар-султана!

Один из державшихся на заднем плане людей в белых тюрбанах поднял сухощавое лицо с седыми, загнутыми кверху усами, и, поглядев в его глаза, глаза чиновника с тридцатилетним стажем и в четвертом поколении, пленник замолк сам.

— Это по ту сторону двери ты филлим-муфтар. Это там ты — почтенный чиновник и глава семьи. Здесь ты — тухлая свинья. Провонявшая падаль и смердящий труп...

Чулхан Медовый получил свое прозвище за склонность к цветистой риторике, что, впрочем, ни в коем случае не делало его менее опасным.

— Да! Ты именно все, вышеперечисленное и много еще столь же непотребных предметов, если только, на горе себе и в язву себе, попытаешься нас обмануть или же вздумаешь утаить хоть крупицу из того, о чем мы будем тебя спрашивать. Но! С другой стороны, — растянув в стороны тонкие губы, Медовый попытался изобразить ободряющую улыбку, — участь твоя может оказаться и легкой, если ты уподобишься маленькому, нежному козленку, когда он припадает к теплому боку матери и ее сосцам...

Бедняга филлим-муфтар сам был достаточно опытным и чем дольше слушал, тем в больший ужас приходил. Это не болван-варвар и не бездельник из местных. Чиновник из столичного округа казался опасным, как гремучая змея при всем его пристрастии к традиционному красноречию.

— ... точно так же припав к бесконечному источнику милосердия Его Императорского Величества, бесконечной благодати служения Ему... Кстати, — проговорил он трезвым и сухим тоном, — отныне и навек в Машшарат, на всех Семи Тысячах Островов есть только одно Его Величество, — мой Господин. А всех остальных, когда и если будет установлена их лояльность моему и их Господину и непричастность их к злодеяниям, — в лучшем случае будут именовать "Ваша Светлость" как то надлежит по отношению к владетельным князьям...

Чиновник успел перебрать все свои грехи, но не нашел ничего такого, что выдавалось бы за пределы совершенно уж обычного и оттого еще больше обливался холодным потом от ожидания страшного. Внезапно он даже поймал себя на том, что мимолетно пожалел о том, что тут нет заморских дьяволов: те хотя бы стесняются в открытую пытать, а свои... Свои запросто прикажут заголить, привязать, и приготовить все необходимое. Он вспомнил о милом обычае старинных столичных палачей забивать под ногти — зазубренные гвоздики, а в яички — бамбуковые щепки, с новой, доселе неиспытанной живостью представил себе все это и снова, в очередной раз покрылся холодной испариной.

— Итак, Бадан Кну Ваваумеха, приравниваемый на настоящий момент к третьему рангу местной администрации так называемого Султаната Сагадха, — согласен ли ты по доброй воле признаться и вспомнить всех, у кого ты, падла, вымогал или же покупал по дешевке горючее в последние три месяца?

Тем временем, спустя тридцать минут после возвращения на "Адмирал Джаннах" раздалось:

— "Летучка-четвертая" вызывает "парус-второй"... Обнаружил меченое судно, как слышите, прием?

А по возвращение из этой экспедиции, также — успешной и проведенной при полном и неукоснительном выполнении приказов и инструкций, еще через час последовал и еще вызов, в который Дубтах отправился без "дублера", оставив того отсыпаться. А в следующую операцию, еще через сорок пять минут, отправился этот самый дублер, и ничего — справился. А под утро они были вынуждены "разорваться пополам", подняв почти одновременно две машины с двумя десантно-абордажными группами. На остальных "парусах" творилось приблизительно то же самое. А еще, не покладая рук, трудились на вертолетоносцах, причем как— то само сложилось, что винтокрылые машины занимались отловом кораблей побольше, либо уж совсем маленьких, на которых нельзя было разместить даже "слик-драйвер". Нашлась какая— то умная голова, и отправила на расконсервированных вертолетоносцах помимо военных машин еще и малые полицейские вертолеты "патрульного" класса, и они крепко пригодились. Количество арестованных судов и автомобилей оказалось неожиданно— большим. Тем более многочисленными оказались арестованные или задержанные "до выяснения обстоятельств". Разумеется, они никоим образом не вмещались в переполненные камеры тюрем, их сажали на гладких, утоптанных участках земли и наскоро окружали колючей проволокой, порой — забывая сделать ворота. Потом, уже внутри колючего периметра, начинали строить навесы под волнистым пластиком. Столичные полицейские чиновники, присланные на места "для помощи местным силам правопорядка вкупе с предупреждением проявлений коррупции, семейственности и трайбаллизма" были выбраны по большей части самим Владыкой и Покровителем, и теперь работали круглосуточно, днем и ночью, сменяя друг друга и падая от недосыпания. Наряду с функционерами Его Величество был вынужден призвать почтенных отставников, служивших еще его родителю, и они, донельзя польщенные и преисполнившиеся воодушевления, развернулись неожиданно— широко. И, что самое страшное, приезжих никоим образом нельзя было каким— нибудь способом напугать или зарезать, поскольку они ничего не боялись, опираясь на стихийную, тупую, а оттого неодолимую силу заморских варваров. С другой стороны, за счет своей въедливости, знания нравов и местных обстоятельств они неизмеримо увеличивали эффективность деяний Трехсторонней Комиссии. Поначалу местные султаны пробовали грозить, но это кончалось настолько печально, что скоро угрозы прекратились, а сами властительные господа забились по своим норам, дожидаясь, когда минует лихолетье и вернутся вожделенные обыденные времена. Уступив резонным просьбам местных властей, пораженное о отчасти даже испуганное невиданным размахом "горюче— смазочных" репрессий, руководство Контингентом решило выделить в помощь местной полиции часть своих военно-полицейских формирований.

— Господи! Да зачем мы берем всех этих пешек, — брался за голову Сулима, уже и сам по уши влипший в миллионы ежедневных забот, — ежели мечеными нефтепродуктами пользуются тут практически все? Кто только выдумал эту заранее провальную затею с меткой?

— Ну не скажите, — чуть свысока сказал адмирал Теннейре, который успел уже слегка попривыкнуть и освоиться, — сетевой метод, знаете ли... Их спрашивают только о том, откуда они брали меченый продукт, проверяют, закладывают в терминал "Интегратора" и добираются в конце концов до тех, кто горючее получал. Те, в свою очередь, выдают всех остальных. Железный Мозга — проводит надлежащий анализ, и таким образом мы добираемся до все более стержневых и, соответственно, все более теневых фигур. Частый невод, знаете ли...

— И что, — все выдают?

— Вы не поверите, — адмирал засмеялся тихим, счастливым смехом, — нашим представителям бывает достаточно только сделать вид, что они вот сейчас уйдут из допросной, — и любые хитрецы, любые упрямцы начинают петь, как соловьи... Создается впечатление, что здешние дознаватели, торопясь, не слишком-то стесняются в методах. Так что даже и не по модулю гуманность может быть полезной.

На столе Оперативного Командующего Контингента запел селектор:

— Господин адмирал, тут до вас начальник медико-санитарной службы, капитан первого ранга Иннгейре...

— И сильно добивается?

— О!

— Ну впустите, черт бы его...

В каюту буквально влетел красный и взъерошенный каперанг от медицины. С трудом доложившись по форме, он приступил, наконец, к делу:

— Ваше Высокопревосходительство, это ж черт знает что такое происходит! — Косьма Сулима развалился в кресле, с наслаждением наблюдая за происходящим. — Если мне немедленно не выделят дополнительно людей, я просто не могу отвечать за последствия!

— Да в чем, Череп Луга, дело!

— Необходимо срочно проинспектировать все портовые бардаки и притоны! Это же ужас какой-то! Истинный рассадник всего на свете! Только вчера госпитализировали троих с триппером, а сегодня, с утра пораньше, приперлось еще пятеро! А тут еще и просто сифилис, и фрамбезия, и... — Адмирал, взявшись за голову, мучительно застонал, — ... гепатит Эвлинга, и мягкий шанкр, которого никто из нас до сих пор никогда не видел, и... И кто его знает что такое еще! Пара недель, — и мы с гарантией увезем по домам такой букет, что...