Деляга

Кормили на пересыльном пункте так, чтобы все там находившиеся испытывали желание как можно быстрее убраться оттуда как можно быстрее, даже в передовую траншею. Но Три Процента нашел временный выход. Из госпиталя он прибыл сюда настоящим оборванцем. Здесь его полностью переодели и снабдили всем положенным. Вова тут же приступил к обмену вещей на продовольствие у местного населения. Просто так продать, скажем, шинель было нельзя. За это и трибунал мог вполне обломиться, а вот обменять новую шинель на бэушную с доплатой в виде пары буханок тяжелого ржаного хлеба вполне можно. Понемногу Вова опять превратился в такого же оборванца. К тому же, борясь со вшами, его постригли наголо, но довольно небрежно, пучки волос торчали на голове там и тут. Короче, он превратился в форменное чучело. Ну, кто такого возьмет, да еще в приличную часть? Но все, что можно было сменять на хлеб, подошло к концу, и надо было как-то выбираться отсюда.

— Лопухов! Лопухов?!

— Я!

— Спишь что ли? Выходи из строя!

Три процента сделал три шага вперед и оказался в редкой шеренге таких же неудачников — в петлицах "покупателя" скрестились две крохотные винтовки с примкнутыми штыками. Добро пожаловать обратно в царицу полей, Вова!

Теплушка с новым пополнением медленно ползла на запад, подолгу задерживаясь на станциях, а то и крохотных полустанках или разъездах. Как говориться, кланялись каждому столбу. От нечего делать травили байки, про баб, про довоенную жизнь, ну и про фронт, конечно. Старлей оказался парнем компанейским, и сейчас именно он рассказывал о начале своей фронтовой жизни.

— В конце сорок первого попал я в Туркестанский военный округ, во вновь формируемую дивизию. Назначили меня командиром роты, взводных ни одного не дали, а в роте одни только узбеки. Русский понимает один только комсорг, самый нужный человек, он команды и переводил остальным.

— И как же вы воевали? — поинтересовался кто-то из задних рядов.

— Да так и воевали. Нет, ребята они неплохие, правда, трусоваты малость. Чтобы их в атаку поднять, приходилось на хитрость идти. Я впереди иду, в правой руке один узбек, в левой — другой, из тех, что в их клановой иерархии повыше, за мной комсорг, а за ним уже остальные. Я стакан водки принял, мне не страшно, а они все непьющие были.

— Совсем не пили? — поинтересовался красноносый мужик лет, сорока, видимо, любитель зашибить в прежней жизни.

— Совсем, — подтвердил рассказчик. — С ними в обороне хорошо сидеть было. Они привычные у себя каналы копать, так здесь за сутки выкапывали траншею полного профиля. Еще сутки — блиндажи готовы. Вся водка на обмен шла. Мясо за нее выменивали, овощи. Несколько раз плов делали, они где-то котел здоровенный добыли, так повсюду его с собой и таскали.

Рассказчик замолчал, вспоминая минувшие дни.

— Потом ранили меня, а после госпиталя я в мотострелковый батальон танковой бригады попал, куда мы все сейчас и направляемся.

— В мотострелках бывать еще не приходилось. Как там оно, тащ лейтенант?

— Да ничего. С одной стороны грязь месить нужно меньше, чем пехоте, на передке неделями не сидим, в наступление всегда вместе с танками идем. С другой... Как говориться, всегда на направлении главного удара, все шишки наши.

— Потери большие? — поинтересовался Вова.

— Терпимые. Процентов двадцать в батальоне осталось, но мы аж с февраля пополнения не получали.

Три Процента прикинул в уме, получалось кисло. Хотя, если учесть, что большая часть ранеными... Нормально. До Курской дуги время, помниться, есть, а с учетом того, что других крупных боев не предвидится, танкисты будут находиться в резерве. Поживем еще.

Между тем, вопросы продолжали сыпаться со всех сторон, лейтенант продолжал отвечать.

— Ездим на чем? "Студебеккеры" в основном. Машины такие американские, еще "шевроле" есть, трофеев после Сталинграда набрали, да много бросить пришлось в марте. Как так? А так: наступали, наступали, да сами в окружение чуть не попали. Еле выскользнули, техники много потеряли. Танковый десант? А как же? Не, ничего, только холодно зимой. В сильные морозы некоторые задницы поотмораживали, сидя на железе.

Так, в задушевной беседе, Три Процента понемногу начал вникать в особенности будущей службы. Основной вывод он уже сделал, несколько месяцев относительно безопасного существования ему обеспечены, а дальше... Черт не выдаст, свинья не съест, дальше будет видно.

В Воронеже их команда влилась в другую, гораздо более крупную. Эти, по большей части новобранцы, следовали в ту же часть из запасного полка. Зеленые, худые мальчишки двадцать пятого года рождения, слегка разбавленные солидными мужиками за сорок, среди них Вова ощутил себя настоящим ветераном. Невольно вспомнился призывной контингент лета сорок первого года. Небо и земля, там были сливки — недавно отслужившие, хорошо подготовленные, молодые и здоровые. Но вот парадокс, тогда отступали, а сейчас идем вперед.

От станции, где их выгрузили, мало что осталось. Городишко, через который их провели, так же немало пострадал от минувших боев. Но чувствовалось присутствие крупного воинского соединения — на улицах полно военных, то и дело проскакивали грузовик и, ранее виденные только в кинохронике, "виллисы" с военными в весьма приличных званиям. Кое-где даже попадались еще непривычные взгляду погоны, значит, большой штаб где-то поблизости.

Пополнение построили на опушке небольшого леса.

— Кто успел повоевать выйти из строя!

Команда не сулила ничего хорошего, но Три Процента проигнорировать ее не рискнул. Вышли, в основном, те, кого привезли с пересыльного пункта. Вдоль строя прошел капитан, кого-то оставил, кого-то отобрал. Вову проигнорировал, уж больно вид у него был непрезентабельный.

— Как фамилия?

С другой стороны к Вове незамеченным подошел еще один капитан.

— Лопухов, тащ капитан.

— М-да-а. А ты где повоевать успел, Лопухов?

— Под Ельней, под Москвой, в Сталинграде.

— Серьезно, — в капитанском взгляде мелькнуло удивление. — Сколько раз ранен?

— Дважды.

— А выглядишь как... Ну ничего, мы из тебя сделаем гвардейца. На ле-во!

Вышедшие из строя выполнили команду капитана и двинулись вместе с ним вдоль опушки.

— Куда это нас? — поинтересовался Лопухов у соседа спереди.

— А черт его знает, придем — увидим.

Оказалось, в роту автоматчиков. И не просто автоматчиков, а бери выше — танко-десантников. Лопухов, прямо, скажем, предпочел бы попасть в роту карабинеров. Почему? Карабин легче, носимый запас патронов опять же меньше весит, прицельная дальность у него выше. Стреляет редко? Ну так не один же он воевать будет, в конце концов, пусть родное подразделение поддержит красноармейца Лопухова огоньком! Зато любую немецко-фашисткую сволочь с четырехсот метров одной пулей вполне прищучить можно. А с этим ППШ какая-нибудь фрицевская гадина с расстояния в три сотни метров может безнаказанно корчить тебе рожи. Ладно, не в Италии, что есть, с тем и послужим, главное, чтобы стреляло.

Автомат Вове достался новенький, 43 года выпуска. Несмотря на военное время, сделан довольно аккуратно, у винтовок военного выпуска о затвор порезаться можно, а тут все подогнано, сварные швы ровные, воронение вполне приличное. Но тяжелый, зараза! Три Процента пощелкал перекидным целиком, потянул на себя затвор. Усилие оказалось неожиданно маленьким, щелкнуло шептало. Вова потянул спусковой крючок, рывок, оружие ощутимо дрогнуло, затвор, лязгнув, замер в переднем положении. М-да. А это что за хренотень перед спусковым крючком? Переключатель режимов огня. Понятно.

К автомату выдали два тяжелых кругляша и подсумок. Один из дисков встал очень туго, второй вообще отказался входить в паз. Заметив Вовины трудности, к нему подошел сержант в гимнастерке старого образца с уже споротыми петлицами и новыми погонами.

— Да сюда.

Сержант положил диск на пенек и несильно стукнул прикладом по крышке около горловины.

— Попробуй теперь.

Диск, хоть и с натягом, но встал на место. Однако при смене придется повозиться.

— Снаряжать умеешь?

Вова отрицательно покачал головой. Раньше он этот процесс только видел со стороны и особо не любопытствовал.

— Тогда смотри.

Сержант скинул верхнюю крышку, взвел пружину и расставил золотистые патрончики по двойной спирали улитки.

— Полностью не набивай, оставь пять-шесть штук, а то может перекосить. Когда стопор освобождаешь, барабан придерживай, чтобы подаватель патроны прижал без удара. Теперь крышку на место и готово. Понял?

— Понял, чего тут не понять. Только как в бою его снаряжать?

— А ты патроны экономь. Тебе на бой два диска дается, ну и у товарища, если что, можно позаимствовать.

Уточнять "если что" Вова не стал, и так понятно, не дурак. Второй диск набил самостоятельно, воткнул в автомат. Попробовал прицелиться. Правая рука лежит хорошо, а левую куда девать?

— За диск снизу придерживай, — посоветовал добровольный наставник. — Или за ствольную коробку, но тогда пальцы береги.

— Разберемся.

Вова повесил подсумок с диском на ремень. Автомат закинул на плечо стволом вниз, тот чувствительно стукнул его диском по спине.

— Миронов Николай, — представился сержант, — из Тюмени.

Невысокий, квадратный мужичок-крепышок.

— Лопухов Владимир.

— Ко мне в отделение пойдешь?

— Да мне без разницы.

— Значит, договорились. Пошли, с остальными познакомлю.

Остальных набралось еще двое. Леха по прозвищу студент и худой, долговязый белорус по фамилии Пинчук. Леха был родом с Оренбуржья, имел за плечами неполных семь классов, а прозвище свое получил за приличное знание немецкого языка. Немецкие поселения там появились еще во времена Екатерины, вот там и научился у местных немцев. Пинчук был мужик молчаливый, на работу — злой. Еще из кадровых, призыва тридцать девятого года, воевать начал даже раньше Вовы, но так и остался красноармейцем.

Взвод — полтора десятка автоматчиков, те, кто выжил в предыдущих боях плюс новое пополнение, располагался в добротной землянке с трехэтажными деревянными нарами. Строили ее основательно и надолго, корпус находился в резерве Ставки, и сейчас без особой спешки наполнялся людьми и техникой, заново обретая былую мощь и силу, порастраченные в противоборстве с немецкими танковыми дивизиями. Самодельная баня и вошебойка раз в неделю, сто граммов не давали, но кормили гораздо приличнее, чем на пересыльном пункте. Жалко, общение с противоположным полом было напрочь исключено. Только Вова расслабился и начал получать некоторое удовольствие от жизни, как тут же началось — корпус пополнили почти до штатной численности и начали учить. Еще бы, в мотострелковом батальоне из четырех бойцов — трое новобранцы.

Если бы два года назад, кто-нибудь сказал Вове, что можно мчаться на скорости двадцать пять километров в час, то он бы поднял его на смех. Да Вовин "мерин" такую скорость развивал на задней передаче! А сейчас ему было почему-то не смешно. А вы пробовали прыгать с "тридцатьчетверки", летящей по полю на этой самой четвертьсотне километров в час? Да, да, именно летящей. Во-первых, высоко, во-вторых, танк скачет на кочках. Да просто, страшно.

— Лопухов, прыгай!

Вова понял, что если он сейчас не прыгнет, то добрейший парень Коля Миронов из Сибири скинет его, причем, без страховки. Зажмурив глаза, Три Процента разжал вцепившиеся в стальную скобу пальцы и, оттолкнувшись от стального листа сиганул вниз.

— Уй-й! Й-о-о!!! Мать, мать, мать, перемать!

Три Процента с воем покатился по свеженькой, весенней травке, скрывшей коварную колдобину. Танкисты, естественно, ничего не услышали, и "тридцатьчетверка" прогрохотала дальше. Первым к Вове подскочил сержант, спрыгнувший более удачно.

— Что с ногой?

— А-а-а! Твою пермать, — ответил Вова.

Примчались остальные мотострелки, взводный прибежал, наконец, нарисовался санинструктор.

— Вывих и, похоже, растяжение. Везите в медсанбат, — констатировал медик.

Нет худа без добра. Вывих вправили, растяжение понемногу прошло. За неделю Лопухов отоспался, отъелся и даже, попытался закрутить с фельдшерицей. Но она была старше его по званию, и у нее был капитан. На Вову и все его знаки внимания она просто не обратила внимания. Три Процента уже начал подыскивать запасной вариант, но тут его выписали обратно в батальон.

Вернувшись, Лопухов принял участие в пяти ротных учениях, трех батальонных и, под конец, бригадных. По большей части все сводилось к беготне за танками с последующим окапыванием на "захваченных" позициях. Несколько раз стреляли из автоматов боевыми. В принципе, ничего сложного, благодаря компенсатору, ППШ хорошо контролировался. Только нужно было помнить про темп стрельбы и перегрев. На последних учениях присутствовали московские генералы, сверкавшие на солнце золотом новеньких погон. Комиссия сочла корпус полностью готовым и, после парада, входившие части были сорваны с насиженных мест, а худо-бедно налаженный быт безжалостно разрушен.

Мотострелковый батальон от просто стрелкового отличается не только приставкой "мото", но и способом передвижения. Лопуховскому взводу достался ЗиС с деревянной кабиной и одной единственной фарой.

— По машинам!

Вова сел на вещмешок, приткнулся спиной к борту, пристроил автомат между ног и приготовился переносить тяготы долгой дороги. Водила выбрался из кабины с кривой железякой, и направился к передку. За почти два года пребывания здесь, у Вовы сложилось впечатление, что немногочисленные советские машины сходили с конвейера с уже неисправным стартером. Или их вообще не ставили? Во всяком случае, Три Процента ни разу не видел, чтобы трехтонку или полуторку электрическим стартером. ЗиС завелся со второй попытки, водила нырнул обратно, скрежетнула передача, взвыл мотор, поехали. Тент предусмотрен не был, а потому к вечеру все были покрыты толстым слоем серой дорожной пыли. Оружие приходилось прятать, потому, как ППШ пыли не терпит, хотя, казалось бы, куда уже проще и надежнее, ан нет, после такой поездки и отказать может. Но пыль то ладно, ощущение после поездки было таким, будто по Вове потоптался бегемот. Разбитая фронтовая дорога и жесткие рессоры оставили незабываемые впечатления о поездке.

На следующий день колонна продолжила движение. Около полудня в небе появились шесть крохотных, едва заметных точек, которые медленно росли в размерах. Самолеты подходили с запада. Крик "Воздух!!!" застрял в горле, не один Вова заметил угрозу с воздуха, но все сидели молча, колонна продолжала движение. Шестерка истребителей прошла довольно высоко, но можно было различить скругленные консоли крыльев, свои. В сорок первом его авиация не донимала, ни своя, ни чужая. Всего полгода назад, в Сталинграде, наши появлялись не часто, по большей части помешать немцам не могли, и те творили, что хотели. А уж как они погоняли Вову, когда раненый он выбирался из города! А тут колонну прикрывают сверху истребителями, не к добру это.

На новом месте обустраивались опять же капитально. Хач! Два. Хач! Два. И ладно бы для себя копали, а то ведь понятно, что оборону в этих окопах держать не придется. Работать на дядю было обидно. Но копали все. Танкисты — капониры для техники, артиллеристы — огневые позиции, основные и запасные, пехота — окопы и ходы сообщения. Саперы натягивали колючую проволоку и ставили мины. Столько мин сразу Вова еще никогда не видел. Это давало надежду, что немецкие танки до их окопов не доберутся.