Смерть зверя с тонкой кожей

Он рассказал ей позже, уже в постели.

— И как ты теперь?

— Ну... Я очень любил её.

— И мы всё равно будем заниматься этим? Сейчас, этой ночью?

— Несомненно.

— Парень, да ты крут!

— Какая разница — этой ночью, следующей, или через год?

— Да, но разве это не будет немножко...ну...неуважением?

— Не большим, чем, когда она была жива.

Воскресное утро выдалось ясным, солнечным и подозрительно тёплым для начала мая. "Мы ещё поплатимся за это" — предскажут старожилы и их предсказание несомненно сбудется. Как и всякое другое относительно английской погоды — главное, подождать достаточно долго.

Фрэнк Смит встретился с Контролером в десять. Контролер был встревожен.

— Мне это не нравится.

— Что в частности?

— В частности — ничего. Всё не нравится. Мне вообще ничего не нравится.

— Но ведь до сих пор всё идёт нормально. В смысле, Эбботт даже не догадывается о местоположении особняка.

Это было не утверждением, а скорее надеждой.

— И сколько ему понадобится, чтоб это выяснить? Это вам не трёхгрошового перебежчика прятать. Это действующий глава государства. И он не совсем похож на Дюймовочку.

— Решение всех проблем — по-быстрому закруглить переговоры и как можно скорее отправить его домой.

— У тебя всё готово?

— Самолёт в Гэтвике, может вылететь в любой момент.

— Следовательно, всё, что от нас требуется — всего лишь поторопить сукина сына.

— Да, сэр, всего лишь.

— Фрэнк, — поморщился Контролер, — сегодня я вполне обошёлся бы без шуточек.

— Я мог бы ещё раз поговорить с ним. Может удастся что-нибудь сделать.

— Думаю, вреда от этого не будет. А министр? Стоит, может, взять его с собой?

— У него жена умерла этой ночью.

— Да, слышал по радио. Думаешь, помешает?

Смит на секунду задумался.

— Нет. А его присутствие добавит внушительности. И выглядеть мы будем куда солиднее, имея с собой министра короны. Разумеется, если он не станет засыпать на ходу.

Контролер кивнул, рассеянно поводил в карандашом, постучал ногтем по зубу.

— Этот кавардак при Ватерлоо... Почему Шеппард не отправил туда человек двадцать?

— Эбботт вычислил бы их. Да они и так путались друг у друга под ногами. Кроме того, это было решением Шеппарда. И, ради разнообразия, я с ним согласен.

— Но это не сработало, не так ли?

— Из-за тех двух пьянчуг. Называйте это как угодно: невезением, совпадением, судьбой или провидением — но эта штука запортачила больше планов, чем любая человеческая глупость.

Контролер кивнул. Опять пощёлкал по зубам.

— Где, чёрт побери, Эбботт? Денег ему достать не удалось, все его друзья под наблюдением. Где он?

— У женщины.

— Женщины?

— Так думает Джоан.

— Она это как-то мотивирует?

— Никак. Инстинкт, интуиция, женское чутьё, или просто гадание на кофейной гуще. Она говорит, что услышала это в его голосе, когда говорила с ним по телефону.

— Услышала — что?

— Что у него есть женщина.

— Она умеет определять такое по голосу?

— Она так говорит.

— Господи.

— Вероятно, она знает его лучше, чем кто-либо.

— Знаю, но...

Контролер молча развёл руками.

— Есть идеи получше?

— Нет, но...— Контролер опять сделал неопределённый жест.

— У него всегда хорошо получалось с женщинами. Не хочу сказать, что он был чем-то вроде Казановы, но женщинам определённо нравился. Так что он вполне мог залечь у какой-нибудь симпатичной девочки.

— Что мы знаем об его девушках?

— Ничего, но может знать Элис. Она была его секретаршей до самого отъезда в Африку. Вполне может припомнить женщин, которые ему звонили или оставляли сообщения.

— Хорошая идея. Свяжись.

— У неё выходной.Попробую позвонить ей домой.

Он поднял трубку.

Эбботт сидел на согретой утренним солнцем скамейке в Гайд-парке, подальше от Угла Ораторов, с его речами и спорами, и беседовал с человеком по имени Чака бен Йегуда. Тот бегло говорил на английском.

— ...Если бы, допустим, вы могли лечь на дно месяца на два или три. Дальше всё будет просто.

— Я могу исчезнуть на два или три месяца, пока шум не уляжется.

— Тогда — ничего сложного. Мы выдадим вам паспорт на чужое имя и вывезем вас. Может понадобиться некоторая маскировка — например, отрастить бороду или выкрасить волосы. Но никаких проблем я не вижу.

— Я хотел бы взять с собой одну девушку.

— Она связана с вами? Я имею в виду, о её связи с вами известно?

— Нет. Пару лет назад месяц или два она была моей секретаршей. И всё.

— Тогда ещё проще. Она вылетит, как туристка тем же рейсом, или следующим.

— Спасибо. Я не могу сказать, что она для меня значит.

— Думаю не больше, чем для нас — жизнь израильского агента.

Чака бен Йегуда встал.

— Ещё одно. Я знаю, вы несколько раз бывали у нас в стране. Но бывать и жить — вещи разные. Вам может не понравиться. Кроме того, всегда существует опасность войны. Это не самое безопасное место в мире.

— За исключением моей собственной страны, у меня нет другого места, где я бы хотел жить больше. А если понадобится — умереть.

Эбботт хотел добавить ещё что-то, но не знал, что. Нужных слов не находилось.

Наверное, Чака бен Йегуда чувствовал что-то похожее. Улыбка на секунду коснулась его лица, бледности которого не помогло бы никакое тропическое солнце. Бледности, заработанной одиннадцатью годами в русском лагере.

— Вы наш друг, — сказал он, — Мы помним это.

Они пожали руки и разошлись.

Да, они помнят своих друзей. Может быть даже крепче, чем своих врагов.

Эбботт вернулся на квартиру и обнаружил её пустой.

Контролер извинился, что вызвал Элис в выходной, особенно в воскресенье (хотя сама Элис не видела в этом ничего экстраординарного). Но это важно, и это связано с Ричардом Эбботтом.

Элис, как обычно, смотрела себе под ноги, на душе лежало что-то холодное и тяжёлое .

— Проблема: где он? Где может быть? Видите ли, нам известно, что денег у него очень немного. Это исключает гостиницы и пансионы. Родных и друзей уже проверили. Что осталось?

Элис молча смотрела в пол.

— По некоторым имеющимся у нас соображениям, он может находится у женщины.

Всё так же потупившись, Элис глухо сказала:

— Да, это возможно.

— Вы были его секретаршей перед тем, как он уехал в Африку, — сказал Контролер, — он тогда как раз разошёлся с женой.

— Может припомнишь, были у него тогда какие-нибудь подружки? — добавил Смит.

— Да, две или три. Значит так, одну звали Барбарой, другую Дженис. Или Джанет? Что-то вроде этого. И была ещё одна, он называл её Польди.

— Сокращённое от Леопольдины, — заметил Смит, — австрийка?

— Акцент был похож на немецкий.

— Вы видели кого-нибудь из них в лицо? — спросил Контролер.

— Нет. Только говорила по телефону.

— Не знаешь, спал он с какой-нибудь из них? — опять вмешался Смит.

Контролер смущённо кашлянул. По его мнению, Смиту стоило использовать более корректное выражение. "Был близок", например.

Не поднимая глаз, Элис ответила:

— Мужчины обычно спят со своими подружками, не так ли?

— Не знаешь, где они жили?

— Нет. Но у меня могли остаться их номера, в старых записных книжках.

— Поищи, может найдёшь их, хорошо?

— Как ты?

— Вполне.

— Они были удовлетворены?

— Контролер сказал: "Умная девочка. Ещё бы немного таких нам совсем не помешало.

Эбботт улыбнулся.

— Но они уже вычислили, что ты живёшь с женщиной.

— Как и ещё двадцать миллионов мужчин в этой стране. Процесс исключения обещает быть долгим. Ладно, куда идём сегодня?

— Ну, в "Керзоне" как раз новый фильм, хотела его посмотреть... — она тряхнула головой, — Нет. Выходить сейчас — безумие. Зачем тебе ненужный риск?

— Но сегодня замечательный день. Может быть лучший — на очень долгое время. Кто знает? Как насчёт съездить за город? Сесть в этот твой, как его?

— "Флоренс".

— "Флоренс". Устроить пикник, поваляться на солнце...в общем, всё, что делают влюблённые.

— Здорово! Как здорово! Нет. Нет, мы не можем. Такой риск.

Он притянул её к себе. Поцеловал глаза, уши, в лоб и, в конце концов, в губы с такой нежностью, что у неё перехватило дыхание.

— Время, — прошептал он между поцелуями, — это всё, что у нас есть. И его не слишком много.

— Но...

— Никаких "но".

— Если ты меня не отпустишь, я вообще думать не смогу. Нет, не отпускай. Что угодно, только не отпускай.

Он отпустил её. Элис вздохнула и вздрогнула, будто просыпаясь ото сна.

— Что возьмём?

— Портвейна бутыль.

— Я насчёт поесть.

— Не знаю. Сэндвичи. Что хочешь.

— Немного паштета, немного сервелада...почему ты улыбаешься?

— Разное. Например, ты.

— Ты считаешь, что я забавная?

— Да. И очень привлекательная.

19.

Смит с министром приехали в Питерсфилд к обеду и застали Нджалу в превосходном настроении. Его ожидал прекрасный день и ещё более прекрасная ночь.

Итак, чем он может быть полезен джентльменам?

— Как вы знаете, — начал министр, — президент торговой палаты с двумя советниками прибудут для продолжения переговоров сегодня после обеда...

— Поразительно, не так ли? Госслужбы работают в воскресенье, звёзды срываются с небес, мир летит кувырком.

— Нам, разумеется, не хотелось бы каким-либо образом торопить или беспокоить вас...

— Я не беспокоюсь, министр, совсем не беспокоюсь.

Нджала подарил их широкой белозубой улыбкой.

— Но мы были бы чрезвычайно признательны, если бы переговоры могли быть завершены как можно быстрее.

— Ввиду опасности сложившейся ситуации, — добавил Смит.

— Знаете, — ещё одна белозубая улыбка, — Я начинаю думать, что на самом деле всё это подстроено с целью получить концессию по низкой цене.

— Ваше Превосходительство, — начал министр, — заверяю вас...

— Мой дорогой министр, я не намерен уступать англичанам. Особенно в бизнесе. Вспомните Биафру. Существуй в мире хоть какое-то подобие социальной справедливости, о которой так любит говорить ваше правительство, — Британия непременно пришла бы на помощь бедной маленькой Биафре. Этого не произошло. Слишком большие затраты.

— Ваше Превосходительство, я вынужден протестовать...

— Или взять Южную Африку. Протестовать против апартеида легко, приятно и не стоит ни цента. Но попытайся кто-то помешать торговле — а ЮАР, кажется, ваш третий по величине покупатель — и у этого кого-то начнутся проблемы.

Резко вмешался Смит:

— Сэр, я не занимаюсь ни финансами, ни политикой. Только вопросами безопасности. А ситуация, как мы пытаемся довести до вашего сведения, складывается угрожающая. И она будет ухудшаться, без преувеличения, с каждым часом вашего пребывания здесь.

Опять широкая улыбка.

— Мой дорогой мистер Смит. Я привык к опасности. Я живу так всю жизнь. Вы не поверите, если я расскажу, сколько раз меня собирались убивать. И здесь я чувствую себя в большей безопасности, чем где бы то ни было за пределами своего укреплённого дворца. Все эти вооружённые люди, и этот, как его, снайпер из летнего домика.

— Сержант Клиффорд.

— Необыкновенный стрелок, я уже слышал. Молниеносная реакция, исключительная меткость.

Он подошёл к западному окну и посмотрел вниз, в сторону летнего домика. Сержант Клиффорд неподвижно сидел у открытого окна. На коленях у него покоился Армалайт, созданный специально для уничтожения Нджалы, а теперь, по иронии судьбы, используемый для его защиты.

— Вот, его милость Большая Шишка, — сказал Клиффорд.

Шеппард, находившийся в том же домике, спросил:

— Обзор как?

— Неплохой.

— Что думаешь об остальных приготовлениях?

— Вполне удовлетворительно. Слабые места прикрыты. Покажется — будет трупом.

Он продолжал поглаживать ружьё, неосознанно, как мужчина, гладит женщину, с которой только что занимался любовью — просто потому что приятно ощущать округлость и мягкость её форм и бархат кожи.

Обед проходил под бормотание радио, включённого на новостях LBC.

— Прошу прощения, — сказал Нджала, — но события мне нужно знать точно, особенно теперь. О заговорах желательно узнавать если не первым, то одним из первых.

Эбботт вёл древний и не слишком хорошо чувствующий себя "Флоренс" (небольшой ремонт, смена цилиндров и распределителей зажигания ему весьма не помешала бы) к местечку неподалёку от Бокс-Хилл. Местечко, как правило пустовало даже в самые тёплые воскресные дни.

— Как она тебе? — счастливо спросила Элис.

— Пардон?

— "Флоренс".

— А, "Флоренс". Неплохо, неплохо. Очень даже.

По правде говоря, он находил машину шумной, тесной и тряской, как впрочем и любые малолитражки.

— И приятно так, с откинутой крышей, скажи ведь? Особенно в жаркие дни.

А ещё уносит выхлопные газы, пробивающиеся сквозь пол.

К двум часам они нашли укромное местечко вдалеке от дороги и припарковали "Флоренс" в тени старых деревьев.

— Разве не замечательно? А как тихо и спокойно! Как будто на необитаемом острове!

Элис сияла от счастья.

Они разбили пикник, пообедали яйцами вкрутую, паштетом и сервеладом, выпили красного вина.

Потом они шли лесом, крепко взявшись за руки.

— Запах цветущей таволги в летнем лесу, — пробормотал он.

— Что?

— Я всегда буду помнить его.

— На что он похож?

— Она очень ароматная, с маленькими белыми цветочками.

— Я не чувствую. Даже не вижу.

Он показал:

— Вот, смотри. Но сейчас ещё рано для цветов. И для ароматов. Это всё в июне.

— Почему ты всегда будешь помнить его?

— Запах детства. Тогда всё было ярче.

Он прошли ещё немного. Солнце стало припекать с неожиданной силой и обоих потянуло в сон. Они улеглись в тени деревьев, обнялись и некоторое время целовались — не из страсти, а просто, чтобы найти поддержку друг у друга. Потом заснули, точнее задремали — просыпались, теснее прижимались друг к другу и засыпали дальше.

К четырём они проснулись окончательно, улыбнулись друг другу, поцеловались и побрели обратно к машине, всё так же держась за руки. Пили горячий кофе из термоса, любовались зеленью весенней листвы, и тем, как ветер колышет травы и не думали ни о чём. Им просто было хорошо друг с другом.

Грелись на солнце, смотрели на природу вокруг, не видя её. И ловили каждый миг этого общения — им не нужно было ни слов, ни прикосновений.

Это был миг спокойствия, последний миг уходящего дня.

В Лондоне происходило нечто ужасное, но они узнают об этом только после.

Переговоры в Лейфилд-холле шли хорошо — хорошо для Нджалы: согласно инструкциям, полученным президентом торговой палаты и его советниками, скорость значила больше выгоды.

Нджала был всё так же ловок и внимателен, но вполуха продолжал слушать радио.

Вскоре после четырёх сообщили: взрыв на Трафальгарской площади, во время встречи ветеранов еврейского происхождения. Погибло шесть человек, имеются раненые. Точное число жертв неизвестно и продолжает расти.