На то они и люди

— Скучаешь?— спросил я.

— Я?

— А кто же еще?

— Скучаю, очень,— она опустила голову.

— Они тоже скучают,— сказал я зачем-то.

— Не думаю, чтобы уж очень сильно,— тихо сказала Лю.

— Хмм...?— удивленно хмыкнул я, не найдя что и сказать.

— После снятия запрета на рождаемость у нас в Китае все словно взбесились, нарожали детей. Так что, как мне кажется, времени скучать у моих родителей просто нет. Вот Линь, мой брат, другое дело. Он был первенцем. О нем они будут горевать еще долго. А что я? Всего лишь одна из семи дочерей, вот так вот!

— Мда-а,— протянул я. Нужно было срочно менять тему разговора, пока своими расспросами окончательно не расстроил девушку.— Как думаешь, завтра дойдем?

— Не знаю. Странно, что ни одного саблезуба не встретили. Если будет бой, то завтра не дойдем,— она даже не удивилась, когда я начал советоваться с ней.

Вопрос, который я задал Лю, действительно мучил меня. Но не потому, что быстрее не терпелось пройти на седьмой уровень. А скорее наоборот. После опостылевшего вонючего болота, чистый воздух и легкий хруст снежного наста под снегоступами действовали умиротворяющее. Мне, как и Черепу, вообще расхотелось куда-либо уходить отсюда.

На западе розовел закат. Одна из лун, самая маленькая, уже появилась и неслась по небу. Вскоре вслед за ней побегут и оставшиеся два спутника. Зрелище обещает быть умопомрачительным. Ну и зачем же нам спешить? Поджарить задницу на седьмом мы всегда успеем. Эхх.

Саблезубы пришли около полуночи. Два десятка хищных животных, внешне очень похожих на земных саблезубых тигров, бродили вокруг нашей стоянки, рычали, по-волчьи завывали, но близко не подходили. Мы могли бы перестрелять их за несколько секунд, но не спешили. Да и зачем? Пусть пока бродят, это их земля. Лишь бы не нападали.

Но в то же врем всем было ясно, что неспроста они повылазили именно сейчас. Так и вышло. Земля задрожала, как при землетрясении.

— Мастодоны,— крикнула Лю.

Из леса, расположенного в паре километров, ломая и круша деревья, вырывались один за другим огромные мохнатые животные. Муха называл их "шерстяными". Тогда мне это казалось забавным, но уж явно не сейчас.

Мастодоны, количеством около пятидесяти голов, каждый на спине нес наездника, на огромной скорости приближались плотной стеной.

— Когда останется метров пятнадцать, резко рвемся вправо,— сказал я,— короткими перебежками уходим в сторону леса. По двое. Стрелять лучше по наездникам.

Все получилось даже лучше, чем я предполагал. Ближайшие к нам мастодоны налетели на саблезубов, не успевших сориентироваться. Наездники попытались свернуть, уйти от столкновения, но слишком поздно. Задние ворвались в круг и внесли еще большую сумятицу.

Мастодоны били друг друга бивнями, наскакивали на полном ходу, началась паника, кричали раненные животные.

Но и мы не смогли безболезненно уйти, несмотря на усиленные костюмом мышцы. Нас накрыл целый рой стрел и дротиков, Гузель неглубоко ранило в ногу, остальных уберегла броня.

Череп заряд за зарядом отпускал в образовавшуюся из животных кучу, приводя их в еще большую ярость. А мы тем временем отступали к лесу. Я шел последним. И вот, когда уже трое скрылись среди стволов, у меня под ногами воткнулось копье. Я оглянулся.

Аучан, со львиной головой, в неудобных одеждах из шкуры мастодона, поигрывал другим копьем, словно приглашая на поединок один на один.

Я поднял кислотную винтовку и выстрелил. Так умер К'Дит-Флег, аучен гирей. Но мне было наплевать. Я пришел сюда не в игры играть и на копьях драться с дикарями.

* * *

Баня седьмого уровня встретила нас оглушительным грохотом. Так взрываются вулканы, мы это знаем, проходили. Вообще, весь седьмой состоит из двух вещей — катаклизмов и ежесекундной возможности сгинуть. Что тебя убьет, сказать заранее трудно. Это может быть и кипящая лава, реками растекающаяся по местности, может быть и внезапный дождь из раскаленных камней и сгустков металла, вырывающийся из жерла взорвавшегося вулкана, и так называемый гейзер из кипящей воды и пара, вырастающий прямо из под ног, где вроде бы секунду назад находилась монолитная, устойчивая земля.

Жара сумасшедшая. До пятидесяти градусов в тени. Чтобы не испечься в собственной одежде, как картофель в мундире, придется идти после захода солнца, благо ночи здесь светлые. А уровень сам по себе маловат. При благоприятных обстоятельствах можно преодолеть за одну ночь. Придется проторчать в пещере выхода на уровень больше пятнадцати часов. Ничего не поделаешь.

Ранение Гузель оказалось серьезнее, чем мы предполагали в начале. Видимо, наконечник стрелы был пропитан каким-то ядом. Нога почти полностью изменилась в цвете на нечто синее и ужасно зудела. Гузель время от времени начинала кричать невпопад, материть всех монстров до седьмого поколения, наконец, успокоилась и уснула. Или просто потеряла сознание.

Я спросил у Лю:

— Она придет в норму?

— Думаю, что нет,— сказала она,— мы ведь все равно не бросим ее? Не оставим?

— Не оставим,— ответил я.— Скажи, Лю, сколько ей осталось?

— Все зависит от организма. Может час, а может и неделя. Она сильная и ее кровь борется с ядом, но вот только напрасно. Гузель все равно умрет.

— Все мы когда-нибудь...

Череп, видимо, слышавший о чем мы толкуем, вдруг сказал:

— Мы не бросим ее, Гром. Даже не думай. Я сам понесу ее на руках.

Они оба, и Лю и Череп решили, что я собираюсь оставить Гузель, как когда-то Рустика. И неудивительно.

— Понесем ее по очереди. Но придется большую часть снаряжения оставить здесь,— сказал я, наконец.

Мы вышли через час после захода солнца. Лю впереди, обвешанная оружием и боеприпасами. Череп с Татарочкой на руках сразу за ней. Из оружия у Черепа был только гранатомет и нож. Я замыкал шествие. Кислотная винтовка болталась за спиной, на поясе несколько ручных гранат и два запасных магазина.

Монстров на седьмом быть не должно, но это ни в коем случае нас не успокаивало. Здесь и без них хватало опасностей.

То один, то другой вулкан время от времени с грохотом выплескивал из себя кипящую, воющую лаву, вместе с которой в воздух вырывался целый град из мелких камней. В такие моменты мы садились на корточки и наклоняли голову. Бронекостюмы выдерживали натиск и все пока обходилось лишь неопасными ожогами.

Мы с Черепом часто менялись. Дышать-то было трудно, а нам приходилось еще и нести тяжелую ношу.

Крика Лю я не расслышал. В тот момент, когда из под ее ног вырос гейзер, сразу два вулкана ухнуло и грохот заполнил все вокруг, эхом раскатившись по местности.

Девушка сварилась в горячем паре заживо в одно мгновение, по инерции сделала еще несколько неуверенных шагов куда-то вбок и завалилась лицом в реку лавы. Мы пошли дальше.

* * *

Мы перешли на восьмой. Несмотря на многочисленные и очень чувствительные ожоги, я решил провести небольшую разведку местности. Точнее самой пещеры.

— Что это?— спросил Череп, подозвав меня к себе.

Моему взгляду открылось приземистое, прозрачное строение в дальнем углу пещеры. Если бы мы не решили провести разведку, оно так и не было бы обнаружено.

Я догадался, что это инкубатор. Или лоно, как его называл Курше.

— Так они размножаются. Это нечто вроде инкубатора,— ответил я.

Череп при моих словах вытащил гранату, явно намереваясь уничтожить еще неродившихся монстров.

— Не торопись, Игорь,— притормозил я его,— это нам еще пригодится.

— Зачем?— удивился он.

— Видишь ли, это последний шанс для их вида. Мы прикроемся этими недоносками и сможем диктовать условия.

— Ха-ха! Возьмем в заложники детей монстров? Круто!

— Они нам пригодятся не только как заложники. Все запасы пищи были у Лю,— сказал я.

— Ты предлагаешь жрать этих вот, червяков?— он кивнул в сторону инкубатора.

— Если не останется иного выхода. А теперь лучше охраняй вход, я займусь Гузелькой. Она вроде бы пришла в себя.

Когда я присел около Татарочки, она немного приподняла голову.

— Что там?— спросила она тихим хриплым голосом.

— Инкубатор с детенышами... этих самых,— ответил я.

— Вы их убили?— до чего же кровожадными мы стали. Ужас.

— Нет,— сказал я и чуть погодя добавил,— пока нет.

— Понятно. Я умираю, да?

— Лю сказала, что да,— я не стал врать, да и незачем. Гузель не дура, сама прекрасно понимает.

— А где Лю?— с тревогой спросила Татарочка.

— Погибла на седьмом. Ты была в обмороке.

— А где мы сейчас? Уже все кончилось?

— Мы в пещере восьмого,— на второй вопрос можно не отвечать.

— Пить...— застонала Гузель,— дай пить...

Я приподнял ей голову и дал напиться из фляги. Вскоре она снова потеряла сознание.

Метрах в ста, за небольшим холмом, начала собираться армия аучен.

— Сколько у нас осталось зарядов?— спросил Череп.

— Одиннадцать для гранатомета и два полных рожка для "кислотки". Еще арбалет Гузельки, но только на один выстрел. Семь ручных гранат и три ножа.

— Негусто,— цокнул языком Череп.

— Угу. Давай притащим парочку заложников и покажем этим уродам, что мы с ними всеми сделаем, если они попробуют к нам сунуться,— предложил я.

— Согласен.

Наш жестокий, зверский план сработал. Когда аучены попытались организовать атаку, стоило нам на их глазах вспороть брюхо одному из недоносков, старшие братья просто взвыли от горя и душевных страданий.

* * *

В пещере под осадой аученов мы провели уже трое суток. Всю воду, что у нас оставалась, мы еще вчера определили для Гузель. Голода не было, Череп неожиданно оказался неплохим поваром и зажаренные им на костре тушки из инкубатора были вполне на уровне.

Гузель почти все время бредила и была в крайне тяжелом состоянии. У нее лишь изредка прояснялось сознание, и в такие моменты нашей радости не было предела. Однообразие пещерной жизни с сотней уродцев снаружи, только и мечтающих о нашей безвременной кончине, начинало надоедать.

— Мы скоро тут сбрендим, честное слово,— сказал мне Череп еще вчера. Я тогда промолчал. Иногда лучше молчать. Молчание — золото. Когда сидишь с кем-нибудь вдвоем, без особого дела, по двенадцать часов в сутки дежуришь у входа с винтовкой в руках, разговоры утомляют.

Действительно, если так будет продолжаться и дальше, то через неделю последние капли разума покинут нас. Одновременно. Хотя и принято считать, что с ума сходят по одиночке, а только гриппом болеют всем скопом. Традиция. Но кто сказал, что она нерушимая?

Нам нужно срочно придумать выход. Но какой? Из пещеры без боя нас не выпустят. Эти дикари обложили нас со всех сторон. На руках тяжелобольная девушка в критическом состоянии. Боеприпасы на исходе. Вода уже кончилась, хотя без нее мы еще протянули бы с недельку. Еда есть в лице "заложников". Ха!

Я тут начал называть аученов дикарями, но мы сами сейчас вели себя как самые их ярчайшие представители. Террористы. Устроили ксеноцид довольно мирным аборигенам, взяли в заложники детишек и в наглую пожираем их. Даже без соли. Ужас какой-то!

Аучены пытались пробиться к нам раз пять, но каждый раз их останавливал какой-то непреодолимый ужас при виде ножа направленного на детеныша. Может быть, так и попробовать пробиться? Прихватить с собой побольше этих мелких тварей и прикрыться ими? Слишком рискованно. С нами Гузель. Как же быть?

Среди осаждавших вдруг началось волнение. Поднялся какой-то страшный вой. Я увидел, как многие из них корчились и катались в муках по земле, держась за головы. Некоторые бились о землю как в припадке.

Из пещеры потянул запах горелого. Я кинулся вглубь. Увидел Черепа, спящего сном праведника, но Гузель не было.

— Череп, проснись,— крикнул я и, не дожидаясь его, побежал к горящему инкубатору. Я уже примерно догадался, что произошло.

Гузель стояла на четвереньках около пылающего лона и приговаривала:

— Вот вам, суки. За Ченга, за Маргариту, за Рустика, за Валеру, за Муху, за Лю, за меня. За всех нас. Твари. Горите в аду, сволочи.

Она была без повязки и, видимо, увидела уродливые шрамы на зеркальной поверхности инкубатора. Это ее и вывело из себя.

— Сволочи, твари,— шептала она.

Подбежал Череп. План созрел в голове моментально. Я бросил ему винтовку:

— Игорек, хватай стволы, я понесу Гузель. Здесь оставаться больше нельзя. Пока они там все в шоке, нужно рискнуть и слинять отсюда. Если когда и будет шанс, то только сейчас.

Я схватил барахтающуюся девушку, перекинул через плечо, в правой руке нож. Череп с гранатометом и моей кислотной винтовкой уже ждал у выхода.

— Ты только глянь, что эти психи вытворяют,— округлил глаза мой друг.

— Я видел. Похоже, они эмпаты и чувствуют боль своих детенышей. Это ненадолго задержит погоню.

— Может быть, стоит пальнуть в них разок-другой из гранатомета?

— Не надо. Лучше поскорее убраться отсюда подальше. Береги патроны. В рукопашной против толпы мы не выстоим. Стреляй только наверняка и только в тех, кто непосредственно представляет опасность.

— Понял.

— Тогда двинули.

7.

Мы прошли дальше своих предшественников. Пещера перехода на девятый зияла своей черной пастью перед нами, словно каменный исполин, готовый проглотить любого простачка, осмелившегося войти внутрь.

Череп остался немного сзади, прикрывая наше отступление. Он был еще жив, так как время от времени я слышал одиночные выстрелы и разрывы. Значит, пока отбивается. Разговаривать по рации мы не могли. Какой-то гул накрыл все частоты, а азбукой Морзе никто из нас не владел.

Выстрелы смолкли. Череп либо убит, либо у него кончились боеприпасы, что, в принципе, одно и то же. Мы вошли внутрь. Вернее вошел я, неся на плече потерявшую сознание Гузель.

Последний, девятый уровень поразил меня до глубины души. Такую красоту и тишину я никогда не видел. Ухоженные лужайки с небольшими фонтанами, большой сквер с какими-то неизвестными мне деревьями. Яркое летнее солнце. А вдали, километрах в трех, вожделенная воронка. Или гиперпространственный туннель. Или магический портал. Да какая разница? Это были Врата, огороженные замысловатым декоративным забором.

И вокруг ни души.

Я поднес Гузель к одному из фонтанов. Напился сам, смочил холодной водой лицо и лоб девушки. Она застонала, но в себя так и не пришла.

И вдруг я почувствовал на спине чей-то колючий взгляд.

"Дошел все-таки".

"Как видишь".

"Я не позволю тебе открыть их, Убийца".

"Твое время прошло, Курше. Теперь у вас не осталось ни армии, ни потомства".

"А ты глуп, Черный Гром. Неужели ты решил, что ваш варварский поступок уничтожит нас навсегда? Это было не единственное лоно".

"Может быть, я и глупец. Это неважно. Главное, что я выполнил свою задачу. Даже если сейчас мне суждено умереть, вслед за мной придут другие".

Курше стоял в десяти шагах от меня, расправив перепончатые крылья. Лицо его оказалось человеческим, точнее гуманоидным. Отличаясь лишь слишком удлиненным черепом и неестественно узким подбородком. Цвет кожи у главного аучена был голубоватого цвета.