На то они и люди

На то они и люди.

*Часть первая. Лягушата.

Пиноккио оказался конченым поленом,

когда пожелал стать настоящим мальчиком.

С деревянной башкой ему жилось бы куда проще.

Орсон Скотт Кард.

Пролог 1.

Совет Шестнадцати Громов собрался в полном составе. Было бы крайне удивительно и необычно, случись иначе. Громы — пунктуальные и ответственные. Это их основные характеристики.

На повестке дня назревающий конфликт между объединенными силами Черепов, Мух и Мифов с одной стороны и китайской диаспоры с другой. Необходимо срочно принять меры. И, чтобы не допустить междоусобной гражданской войны, Громам придется использовать все свое влияние.

Но сейчас это казалось невозможным. Сам Совет вот уже третью неделю не мог решить ни одного вопроса. Шестнадцать Громов разделились на две фракции по восемь человек. И теперь любая попытка проголосовать ни к чему не приводила, а время поджимало. Нужно срочно что-то предпринимать для выхода из сложившегося цейтнота.

— Придется взять в Совет на время кого-то другого,— сказал Второй. Лидер Левых уже предлагал такой выход в прошлый раз, когда в Совете сложилась схожая ситуация около года назад. Тогда было противостояние семь на семь.

— Чушь! — закричал Седьмой, он же правая рука лидера Правых (прошу прощения за невольную тавтологию). — Тем самым мы покажем собственную предрасположенность к одному из видов. Другие решат, что мы к ним менее лояльны, а это недопустимо!

— А если пригласить в Совет одну из Маш, в качестве секретаря с правом голоса при спорных ситуациях?— спросил Тринадцатый.

— Ни в коем случае,— отозвался Первый, который до сих пор не мог окончательно определиться с которой из двух своих Маш ему комфортнее. И Маша-8 и Маша-13 любили его без оглядки и абсолютно устраивали как в постели, так и вне ее.

— А почему бы и нет?— включился в спор Одиннадцатый. Еще неделю назад Гром-11, наконец-то порвал отношения с надоевшей Машей-38, из-за ревности последней к Татарочке-117. А было-то — всего ничего. Лишь легкий флирт, да и только.

Спор продолжался долго, до самого вечера по субъективному времени Накопителя. Несколько раз пытались голосовать. Но всегда мнения разделялись пополам. К концу рабочего дня так и пришлось разойтись ни с чем.

Первый шел домой по извилистым коридорам Накопителя и размышлял о несовершенстве их политической системы.

"Разделиться на три фракции? Чревато тем, что две другие смогут объединиться и диктовать условия третьей. Совсем уничтожить многопартийность? Создать одну, которая устроит всех? Научиться идти на компромиссы? Сложно и нет уверенности, что все получится. Рушить уже привычное всем, устоявшееся старое, чтобы построить новую модель, без гарантии работоспособности — глупо и безответственно.

Остается только одно — ждать Семнадцатого. С его приходом решаться многие накопившиеся проблемы. Но когда он придет? Да и придет ли? Очень редки Громы, не доживают. Других доводят, дотаскивают, а сами мрут, как мухи"

Где-то на просторах реальности два брата начали новую игру. Возможно у них родится Семнадцатый? Сейчас он еще только грудной ребенок.

Первый прошел еще один коридор.

Гром-17 уже в детском саду.

Первый открыл дверь своих апартаментов.

К этому время потенциальный Семнадцатый уже учится в первом классе.

Из кухни потянул приятный запах. Маша-8 хорошо готовит. А Маша-13 еще на работе.

Первый включил экран обозрения. Гром-17 как раз выгнал Аврору. "Зря" — подумал Первый, ловя за тонкую талию Машу-8 и выключая экран.

Они успеют до возвращения Маши-13. Время сугубо субъективная величина.

Пролог 2.

Первый инкубатор-лоно уже почти приспособился пережить потоп. Курше в глубокой задумчивости проводил рядом с округлым прозрачным строением много, очень много времени. Он обменивался мыслями и опытом с потомками, которым было суждено появиться на свет, лишь когда мир снова оживет.

Чужаки с каждым разом подходили все ближе. Держаться становилось труднее. Второй инкубатор был спрятан даже от глаз остальных аучен в Пещере на восьмом уровне. Семя второго Курше посадил сам, втайне от всех, на одну Ночь Встреч позже первого. Второе лоно всегда являлось для его народа чем-то вроде табу. Так было из поколения в поколение. Но вождь пошел против обычаев и на это у него имелись веские причины.

Еще в детстве, когда старый вождь только смог осмыслить первую мысль, нашествие чужаков казалось легендой, старой сказкой, передающейся из мудрой тишины в молодую. Но сейчас жестокие и беспощадные чужаки были уже близко. Курше иногда даже понимал их полную ненависти и злобы тишину. Однажды он смог незаметно войти в тишину одного из чужаков и начал учиться. Он познавал их сущность и теперь был готов. Необходимо во что бы то ни стало задержать Убийцу до полной зрелости и второго Инкубатора. Но для этого потребуются все силы и придется рассказать Совету Аучанов о своем поступке, о нарушении "табу одного инкубатора".

Молодняк резвился на склоне потухшего вулкана. Пока еще было тяжело понять, кто из них станет родителем, кто носителем, а кто хранителем. В таком раннем возрасте различить это было тяжело даже такому старому и опытному аучану.

Курше вошел в тишину молодняка. Игры еще неопределенных всегда были привлекательны ему. Сейчас же самый быстрый и умелый изображал из себя вождя. А остальные — его совет. Совет аучанов. Тех, кто растит, воспитывает и учит зессов.

"Чужаки приближаются. Черный Гром — Сама Смерть ведет к нам убийц" — боль от мысли аученка, взявшего на себя роль вождя пронзила душу Курше. Аученка звали Кытык.

"Мы готовы отразить нападение. Зессы-летуны уже грызут собственные крылья и рвутся в бой." — нарушила тишину Кульке. Она развивалась быстрее других из своего поколения. Верхние клыки уже поблескивали, отражая свет всех трех лун. Не было сомнений, что она стала бы носителем, если бы не надвигающаяся угроза чужаков. Сейчас она играла роль аучана летунов.

"Зессы-червоеды всегда поддержат зессов-летунов, мы позаботились об этом" — разорвал тишину Керпе. Самый слабый и малоподвижный из резвящегося молодняка. Старый Курше сохранил жизнь этому аученку только потому, что знал — скоро потоп, а запасов еды до потопа хватит на всех, даже на таких откровенно слабых. Жизнь ценна, даже столь недолгая, если она не мешает другим жизням.

Игра продолжалась. Каждый аученок исполнял отведенную ему роль. Все они были главными аучанами того или иного рода зессов. В эту игру играли все аученки и даже сам мудрый Курше очень любил ее в том возрасте, когда все они были равны.

Незаметно быстро потемнело.

Ночь под ярким светом всех трех спутников — зрелище умопомрачительное.

Старший Хранитель Кабир-Мусаид говорит, что самый большой из них, в течение всей ночи медленно плывущий по усыпанному звездами небу — старый слепой вождь — Камран. Его юная жена, маленькая вертихвостка, три раза за ночь обегающая небо — Кшелка. Она красива и хитра, кокетливо позволяет на мгновение поймать себя мужу, но затем ловко, играючи, убегает из его сильных объятий. А третий — влюбленный в жену отца аучан Кумар. Он редкий гость, но настойчивый. Увидев Кшелку, устремляется в погоню, гремя доспехами. Но шаг его тяжел и догнать быстроногую Кшелку он не в состоянии.

Бывают ночи, когда Кшелка сама, наигравшись в недоступность, медленно приближается к ничего неподозревающему и грустному Кумару и медленно погружается в его объятия. Но тут же убегает прочь, растравив душу и сердце молодого аучана.

Камран, медлительный и глупый муж, встречается с Кумаром часто. Но молодой аучан обманывает старого отца и, сославшись на неотложные дела, быстро уходит.

Но бывают ночи, когда неосмотрительная Кшелка догоняет Кумара в тот момент, когда муж и любовник заняты беседой. Эти ночи и называются — Ночами Встреч. В такие ночи случаются чудеса. Таких ночей ждут и боятся.

Сегодня была именно такая ночь. Сегодня должен прийти Черный Гром, Сама Смерть и Ужас. Сегодня Курше собирает Большой Совет Аучанов и только их общая тишина может дать шанс всему виду. Шанс протянуть еще немного.

1.

В Российской Империи, как ни странно, был самый большой конкурс. Даже, несмотря на то, что абсолютно здоровых жителей в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти в стране, занимающей одну шестую суши, было в несколько раз меньше чем в той же Англии или Франции. Три тысячи человек на одно место в Ковчеге — тут даже китайцы могут позавидовать. Впрочем, завидовать особо нечему. Скорее наоборот.

Оставалось чуть меньше года до взлета первого в истории человечества космического города. Я как раз родился, когда начали строить Ковчег и ежедневно из окна мог наблюдать как десятки тысяч рабочих и сотни разнообразных машин трудились на стройплощадке, размером в несколько десятков футбольных полей. Шаг за шагом они возводили это чудо всего лишь в нескольких минутах ходьбы от нашей квартиры, где я и жил с родителями.

Мой отец — Виктор Иванович Громов, инженер-технолог. Он работал на главной стройке человечества с самого начала. А через год и мама, закончив биофак МГУ, присоединилась к нему. Родители получали неплохо и мы жили довольно прилично. В холодильном шкафу всегда было чем набить брюхо, а мой настольный компьютер пусть и не был прототипом, но практически все развлекательные новинки запускались без особых проблем.

Вот и сейчас я развалился в старом мамином кресле, в виртуальном шлеме, высокочувствительных геймерских перчатках и злостно "кемперил" на третьем этаже с "калашом" в руках. "Кемперить" (от английского camp — лагерь, значит сидеть в засаде) некрасиво, но, как сказал давным-давно один умный дядя: "На войне — как на войне".

В двух шагах от меня связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту лежала девочка-заложник. Конечно же не настоящая, а бот. Но и с ней пришлось повозиться изрядно. Настоящая девчонка разревелась бы или в обморок свалилась, а эта мерзавка умудрилась укусить меня за ногу, пришлось даже огреть ее тихонько прикладом. Можно было и не мучаться, сразу пристрелить, но она, я надеялся, ещё пригодится.

Во-первых, если "контры" узнают, что она со мной, не станут забрасывать комнату гранатами, в худшем случае "дымовухой". А если не узнают, то хоть прикроюсь девчонкой.

А если честно, не люблю быть "террором". Приходиться вести себя как последнему скоту. Но если никто не будет время от времени играть роль плохих парней, тогда будет скучно. Одно дело против ботов воевать, и совсем другое с настоящим живым противником сразиться. А игру эту, в якобы цивилизованных странах, вообще запретили, а наши моралисты и сами, небось, по сетке любят погонять.

Солнце стояло удачно и не отражалось от кусочка зеркала, который я нацепил на арматурину и вытянул из окна для наблюдения за одним из основных подходов к моему убежищу. Были ещё пути, но в самых неожиданных местах я поставил ловушки — противопехотные мины, пока пробирался с заложницей .

"Контры" обычно действуют по одной схеме. Отправляют самого неопытного на разведку, предварительно навешав ему лапши о гражданском долге перед родиной, а сами сидят где-нибудь со сканером, попивают чаек и следят за монитором. Когда зеленая, быстро передвигающаяся точка вдруг гаснет, самый опытный собирает вокруг себя команду и все вместе начинают соображать: отправить ещё одного смертника или начинать непосредственную охоту за "террором". Лучше первое, так больше шансов заранее узнать, где мог затаиться враг, хотя бы приблизительно. Но если состав группы слишком маленький или же состоит из "крутых профи", которые с закрытыми глазами в прыжке попадают точно в лоб, тогда можно рискнуть и устроить зачистку.

Ребята, которые сейчас играли роль хороших парней, все были крутыми. Следовало ждать подвоха. Но и я был "не первый день женат на винтовке".

Когда из-за угла показалась сгорбленная фигурка бойца, я даже не дрогнул. Между ним и моим убежищем было расстояние в шестьдесят шагов. Любое движение сразу могло выдать меня и поэтому я, как ни в чем не бывало, продолжал наблюдать. Боец, а это был Валера-Миф, высунул из-за угла ствол с оптикой и внимательно изучал окна. Это заняло у него не больше полуминуты. Вроде бы ничего не заметил и, быстро-быстро перебегая от одного металлического ящика к другому, он начал двигаться вдоль здания. Я мог его застрелить в любую секунду, но благоразумнее было этого не делать. Тогда остальные сразу догадались бы, где я залег, и разделаться со мной стало бы лишь вопросом времени.

Есть один парень, очень крутой. Так он армейским ножом может вырезать весь отряд "контров". Очень ловкий. Но в последнее время его уже не видно в сети. Одни говорят, что он готовится к конкурсу для Ковчега, а другие, что ему просто надоело играть. Не могу точно сказать, где он и что с ним. Ник у него смешной — Старая Кляча. Его все так и зовут Клячей. А он даже не обижается. Хороший парень. Только вот играл всегда за террориста. Но тут уж иначе и не могло быть. Слишком крутой. У "контров" шансов победить намного больше. У них и экипировка лучше и играть за них приятнее. "Геймеры" народ веселый, любят пошутить, побалагурить в компании. А террористу остается сидеть, уткнувшись в мушку глазами и выжидать. Никакой романтики. Да и практически всегда убивают. Пусть даже поначалу умудришься зацепить двоих-троих "зайцев", но остальные добьют наверняка.

С Ковчегом вообще слишком много непоняток. Не придумали еще таких двигателей, чтобы совершать дальние перелеты за короткий промежуток времени. В Солнечной системе нет ни одной планеты пригодной для жизни человеческого существа. А что там дальше? Никто не знает наверняка. А лететь долго. Сотни лет. Возможно тысячи.

Ходят слухи о параллельных мирах, о путешествиях во времени, даже о недавно раскрытых секретах сверхцивилизации. О том, что Ковчег предназначен совсем не для путешествия через звезды, а для каких-то других целей. Старые игроки, из тех, что еще в Интернете начинали боевую карьеру, поговаривают, что как только начали строить Ковчег, участились исчезновения людей. Не просто людей, а именно игроков, целые команды перестали появляться на игровых серверах, исчезли они и из реальности. Родственники молчат, власти закрывают глаза.

Валера, коротко стриженый паренек с винтовкой в руке, уже почти дошел до угла здания. Чтобы не смущать себя тем, что не прикончил этого контртеррориста, когда была возможность, я оставил "калаш" у окна и подошел к заложнице, проверить веревки. Бот смотрел на меня с такой ненавистью, что мне стало как-то не по себе.

Примерно через минуту, "заяц" уже должен был дойти до первой ловушки. Будет большой "Бум" и тело отважного Валерки Мифа, рискнувшего сунуться первым, разнесет на несколько частей. Остальные наверняка догадаются, что я в здании и в конце концов вычислят и тогда...

Я представил, как будет горячо, когда сюда ворвутся сразу несколько "контров". Но сперва полетят гранаты.

Я достал длинную веревку, привязал один конец к батарее, а другой вокруг пояса. На случай если придется прыгать в окно. Получилось метра три. Как раз при правильном рывке влечу в окно этажом ниже.

Минута прошла, даже больше. Валера или нашел ловушку и обезвредил или как раз сейчас подорвется. "Калаш" я пока в руки не брал. Пусть отдыхает. Он ещё постреляет.

Того, что случилось дальше, я никак не ожидал. В мое окно влетели две гранаты. У меня оставалось не больше секунды, но ее вполне хватило, чтобы нырнуть головой в окно. Об автомате я и думать забыл. Видимо, Валера все-таки заметил отблеск зеркальца на арматурине, когда осматривал здание через оптику. А все эти перебежки были лишь частью коварного плана, пока он передавал своим в штаб мои точные координаты. Команда подтянулась и моментально выкурила меня из убежища. Толчка не хватило, чтобы залететь в окно этажом ниже, и я беспомощно повис на веревке, на высоте второго этажа, над шестеркой улыбающихся товарищей. Безоружный, если не считать нож. Но что я мог сделать с шестью опытными бойцами, вооруженными до зубов?

— Эй, бандерос, выкинь ножичек, порежешься, — Игорек издевательски помахал мне рукой. В мое отсутствие он брал командование на себя. Игорек или, как он себя неласково называл — Череп, был с лейтенантскими погонами.

— Купил ты меня этими глушилками, — я улыбнулся в ответ.

— Заложница жива чтоль? — это уже Валера подошел.

— Угу, — и тут я невольно улыбнулся, представив, как эти добры-молодцы по одиночке будут на ловушках моих кишки разбрасывать. А там отнюдь не муляжи "лимонок".

— Ловушек, небось, понафтыкал, а, Громик? — это уже Катька, с ником Кареглазая. У нее такой смешной говор, иногда непонятно обдуманно она портит речь или это уже привычка. Классная девчонка, Мы с ней даже в реале встречались несколько раз. Симпатичная.

— А ты не ходи, Катюш, пусть Феникс с Меркурием все прочешут. Они же спецы по ловушкам, — Череп достал фляжку, глотнул и занюхал рукавом — от виртуальной водки не опьянеешь и даже вкуса как такого не чувствуешь, просто это был фирменный знак лейтенанта контртеррористов, для "понта". — Мы сейчас устроим допрос этому вот бандеросу, с особым пристрастием, — кивнул в мою сторону Игорь.

— А как же Венская Конвенция?— я сделал шутливо испуганное лицо и гордо вскинул подбородок, насколько это было возможно в моем висячем положении.

— Мы же на Российском серваке, дурик. А в России такого понятия как "права человека" не было, нет и никогда не будет, — на этот раз Игорь достал из-за уха сигаретку, но не стал прикуривать, а поднес к носу и понюхал, закатив от деланного удовольствия глаза. В идеале, судя по его блаженствующему виду, она должна была источать аромат не хуже чем Сады Семирамиды поздней весной.

Раздался оглушительный взрыв. Сработала одна из ловушек. Мне за убийство одного из "контров" перевели 500 кредитов. Я ненароком заулыбался. Затрещала рация у Черепа и хриплый голос сообщил:

— Феникса нет с нами.

— Чего ты лыбишься, бандерлог? Эти 500 кредитов тебе уже не помогут, — это уже Валера вставил веское слово. Имел полное право. Ведь именно его заслуга, что меня так легко взяли.

— Если бы тебя подстрелил, когда ты тут пляски вокруг ящиков устраивал, вполне мог бы и ещё парочку сюрпризов приготовить. На всех хватило бы,— я немного злился на себя.

— Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой, — не выдержал Муха, молчавший до этого в сторонке.

— Угу,— только и нашел, что ответить я,— ладно ребята, кончайте меня. Надоело тут висеть. Надо ещё в "магаз" слетать за хлебом. Предки скоро придут с работы.

— Как скажешь, только ночью на тренировку не опаздывай,— Катька пожала плечами и выстрелила мне прямо в голову.

На экране высветилась надпись "Counterterrorists win!!!". Я стянул шлем и глянул на время. Ещё полчаса до прихода матери у меня оставалось.

— Телевизор, включиться,— скомандовал я и начал быстро переодеваться.

Передавали новости. Опять украинские ультра-оранж захватили самолет в Риме. На борту сто пятьдесят заложников. Показали кадры, где один из заложников, напуганный толстячок, весь в крови, стоя на коленях перед камерой, умолял правительство Италии выполнить все требования захватчиков. Говорил по-итальянски, видимо местный, начал заикаться и один из террористов в смешной мультяшной маске грубо пнул его в бок. Картинка сразу пропала.

Ох уж мне эти западники. Даже в новостях в прямом эфире вырезают грубость и насилие. Ведут себя так, словно все хорошо, беспокоиться не о чем. А те несчастные сто пятьдесят человек, которые сидят под дулами автоматов в душном самолете и не пострадавшие вовсе, а так просто в парк погулять вышли. А там дети маленькие, женщины и старики. В ужасе, голодные, на грани нервного срыва, каждую секунду в ожидании рокового выстрела. А это надо показывать! Желательно детям, вместо мультиков. Чтобы с грудного возраста научились ненавидеть подонков, которые, взяв в руки оружие, возомнили себя богами, вершителями чужих судеб.

Зазвонил видеофон:

— Вам звонит Маша. Включить визуальный режим?— мягким женским голосом спросил аппарат. Ну почему женским? Всегда женским. И микроволновка женщина и телевизор. Ни одного мужика, несправедливость, ей-богу.

— Включай,— согласился я, уже натягивая "кожанку".

— Привет, Громик, ты куда это собрался ни свет ни заря? — рыжая, вся в конопушках, девчонка смотрела на меня огромными зелеными глазами.

— В магазик, сейчас мамка придет с работы, надо хлеб купить, наверняка сама забудет заглянуть,— я уже окончательно застегнулся и теперь смотрелся в зеркало.

— Чего ты крутишься около зеркала, как старая дева перед приездом взвода солдат? Нормально выглядишь, только вот куртку ты зря нацепил.

— Это ещё почему?

— Ты когда на улице был в последний раз? Или с началом каникул вообще с компьютера не слезаешь? — Маша была моим лучшим другом, вернее подругой. Знала обо мне практически все. Ну а если чего и не знала, то наверняка догадывалась.

— Опаньки!! Значит, сменили наконец-то климат? Ну... это не может не радовать, — я с легкостью сорвал с плеч куртку и закинул куда подальше. "Кожанка" приземлилась точно в кучу так же разбросанных по всей комнате разнообразных вещей и предметов одежды. Я это называл "творческим беспорядком", пытаясь хоть как-то оправдать присущую мне лень.

— Громик, айда топай ко мне. Посидим вместе, футбол посмотрим. Сегодня Финал Лиги Чемпионов. Я бутылку вина припасла, — Машка заговорщицки мне подмигнула.

— А как же бабуля?

— Она в ночную. Так что сможем недурственно повеселиться. Если хочешь, можешь остаться у меня ночевать. Только не забудь свой "шлемак". Да что я говорю, ты его с собой даже в сортир носишь, хи-хи.

— Окей, Масик. Жди меня часа через полтора. Я тоже выдерну чего-нибудь выпить, — я не обратил внимания на колкость, отключил связь и вышел из дома.

На улице действительно стало уже тепло. Значит, Экран уже пару дней как перешел на летний климат. Воздух изрядно насыщен кислородом, хотя, наверное, просто давненько я на улице не появлялся. Как отец иногда упрекал: "Ты, Санька, и состаришься в виртуальном шлеме, с автоматом в руках. Даже не заметишь. Я в твоем возрасте с улицы домой только ночевать приходил." Когда он вспоминал молодые годы, спорить не стоило и я, лишь многозначительно улыбаясь, кивал.

Это только в Штатах и на Западе люди уже четверть века жили подземных городах. У нас одни лишь богачи могли позволить себе безопасное жилье. А про обычных работяг, которые составляют большую часть населения России и говорить не стоит. Ладно, у нас хоть современный дом с двойным противорадиационным щитом китайского производства. Большинство людей до сих пор жили в древних "путинках" с допотопной отечественной однослойной установкой "Каскад". Тут уже ничего удивительного, что три четверти новорожденных не доживают до школьного возраста.

Продуктовый магазин находился в доме, с торца. Очереди не наблюдалось, я быстренько набрал продуктов в рюкзак, купил бутылку сухого грузинского вина "Шеварнадзе" и пару пачек "Черномырдина". "Черномырдин" — очень крепкие сигареты и не самого лучшего качества, но привыкать к более дорогим, таким например, как "Ротманс" или "Честерфильд" было не с руки. Да и какая разница, чем травиться.

Прежде чем идти домой я решил покурить около подъезда. На лавочке сидела компания подвыпивших пацанов, один из них что-то бездарно бренчал на гитаре. Некоторых я знал, но тесно не общался. Несовпадение жизненных приоритетов.

— Слышь, курить есть? — обратился один. И остальные тоже повернули ко мне головы. На всех лицах было одно и тоже отсутствующее выражение.

— Есть,— сказал я и продолжал стоять на месте, смотреть на затемненное Экраном солнце и курить. Если кому-то нужна сигаретка — сам подойдет.

Бритый наголо парень поднялся с насиженного места и поплелся ко мне. На его место сразу же сел другой, по принципу : "Зад поднял — место потерял".

Даже принюхиваться не нужно было, от парня шел такой смрад, что у меня немного закружилась голова, когда он подошел. Хотя, может это и от крепкого никотина. Я все-таки не заядлый курильщик.

Я достал только что открытую пачку и протянул ему сигаретку. Он жадно посмотрел залитыми дешевым пойлом глазами на почти полную пачку и невольно причмокнул губами:

— Саня, можно я две возьму? — мы были знакомы по школе. Возможно и сейчас учились бы в одном классе, если бы его не выперли за какие-то проделки в суть которых вникать мне не хотелось.

Я протянул ему ещё две сигаретки. Он их спрятал в нагрудный карман грязной рубашки и, счастливо улыбаясь, поблагодарил и ушел к своим. Никотин я не жалел, а вот подло отомстить такие могут. Зачем нарываться?

Машин во дворе не было. Сейчас мало людей держат машины во дворах. Дело даже не в том, что много воришек и хулиганов. Вообще автомобиль стал роскошью. Очень большой налог на содержание одного четырехколесного друга. Да и нет необходимости в машине у большинства людей. Метро работает на полную мощность. Есть ещё и трамвай. Дешево, удобно и безопасно для окружающей среды. Да и куда сейчас поедешь на машине? На природу? Природы, такой, какой ее помнил мой отец, больше нет.

Рыбалка и охота стали экстремальными видами спорта. В городах, из-за щитов на домах и климатического экрана над городом, жить ещё можно. Но стоит выехать за город и счетчик Гейгера начинает зашкаливать.

Я докурил, бросил окурок в урну. Ещё раз глянул на зеленоватое солнце и вошел в подъезд. Лифт как раз подъехал, когда вошла моя мама с двумя тяжелыми на вид сумками.

— Привет, мам, давай сумки.

— Привет сынок. Да не беспокойся, они не тяжелые, — судя по выражению лица матери, нетрудно было догадаться, что она очень устала на работе и сейчас мечтает лишь о том, чтобы завалиться на пару часиков.

— Я все же возьму их, — я забрал у нее поклажу и в этот самый момент подъехал лифт.

— А куда это ты ходил, Шурка? — уже около двери квартиры спросила мама. Скорее для проформы, чем ей действительно это было интересно.

— В магазин. Хлеб дома кончился.

— Молодец, сынок,— она потрепала меня по густой шевелюре. — У тебя волосы такие же красивые, как и у твоего отца в молодости. На него из-за этого все девчонки вешались.

— Но он выбрал самую красивую и умную,— ответным комплиментом я решил поднять ей настроение. В моих словах не было ни капельки лести. Мама у меня действительно была очень красивая.

Пока мама открывала дверь, я пытался придумать причину смыться к Машке с ночевкой.

— Брось сумки в кухне на полу, я сама разберусь чуть позже.

— Хорошо, мам,— я вытащил бутылку вина из рюкзака, убрал хлеб и только потом заглянул в мамины сумки.

Апельсины!!! Вот это да! Килограммов пять, не меньше. Наверное, с Главной Оранжереи Ковчега, где мама сейчас работает ведущим биологом. Давно уже я не ел фруктов, сейчас это очень редкое и дорогое удовольствие. Решив не портить матери момент триумфа, когда она вымоет и разложит оранжевые шарики на столе, я сделал вид, что ничего не заметил и пошел в свою комнату. Но сердце колотилось как бешеное.

— Телевизор, включиться,— скомандовал я и развалился в кресле. — Канал тридцать восемь,— это был спортивный канал. На экране образовалась улыбающаяся физиономия известного спортивного журналиста, на заднем плане которого наблюдалось одно из семи последних в мире натуральных футбольных полей.

— Вот уже меньше чем через три часа на поле стадиона Олд Траффор выйдут финалисты Лиги Чемпионов — футболисты московского "Спартака" и итальянского "Милана". Как мне сообщил при личной встрече пресс-атташе нашей команды, в рядах россиян стоит добротная боевая атмосфера. Все футболисты здоровы и даже бразильский легионер красно-белых Ромуальдо, выступление которого в этом матче было под вопросом, утром провел полноценную тренировку вместе с командой. Тренер "народной" дружины Алик Румянцев еще вчера на пресс-конференции сказал, что преждевременные прогнозы делать не будет и лишь сообщил, что московская дружина даст бой самому именитому коллективу Старого Света. Пожелаем удачи нашим любимцам. Напоминаем вам, что прямая трансляция из Англии начнется в 19 часов по московскому времени. А за полчаса до этого в студии программы "Земля футбола" вас ждет ведущий программы Игорь Безбазаров с известными гостями — футболистами, тренерами и спортивными специалистами.

Мама зашумела водой на кухне и через некоторое время позвала меня перекусить. Отец должен задержаться на работе допоздна и дожидаться его было бы глупо.

Я сделал удивленные и радостные глаза, когда увидел на столе апельсины. Маме это понравилось, а если ей хорошо, то и мне вместе с ней.

За ужином поболтали о том, о сем. И уже убрав тарелки в раковину, я сообщил, что собираюсь с ночевкой отправиться к Машке.

Мама не возражала, даже наоборот. Насовала мне в рюкзак апельсинов для моей подружки, поцеловала на дорожку и отправилась отдыхать до прихода отца.

* * *

Я уже не был ребенком, хотя до сих пор учился в школе. У нас в России люди взрослеют быстро. Как только человек способен сам себя обеспечить — ему присваивается статус взрослого.

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я получил предложение работать бета тестером в фирме "Тиранус-Мега" — отечественном лидере игровой индустрии. Работа заключается в том, чтобы сидеть целыми днями и играть, а затем уже готовить отчет — что понравилось, что не очень, может какие ошибки в программе и много чего. Одним словом через тебя проходят все новинки, до того как их выпустят на рынок. Море удовольствия, к тому же еще и деньги платят.

Так я проработал около года и меня повысили до старшего бета тестера. Теперь я уже сам набирал команды для тестинга. Моя команда по Counter Strike — вся работает в моем отделе. Мы почти всегда вместе. Не в реале — в виртуале. Вместе работаем, вместе тренируемся. В реале тоже встречаемся, но редко.

В раннем детстве мы не играли в песочницах, не делали штабов на деревьях и не играли в прятки в подвалах и на заброшенных стройках, как дети конца двадцатого века.

Все наши игры сводились к обычным трехмеркам. Еще до школы я бегал с плазматической винтовкой, уничтожая монстров в коридорах марсианской экспериментальной станции. Мое поколение воспитывалось на DOOM-5, на Unreal Tournament-2020, на Half Life-5.

Взрослея, мы переходили на командные игры, где в первую очередь главное сотрудничество, взаимопонимание и беспрекословное выполнение инструкций командира, а не точная стрельба и реакция одиночки.

Несчастные взрослые дети без настоящего детства — так любит говорить мой отец. Он жалеет меня и моих сверстников, из-за того, что мы лишены многих вещей, которые доставляли радость им. Такие, как купание в речке, рыбалка, ласковое солнце.

Может он в чем-то и прав. Но я его просто не понимаю. Какая радость в купании в речке, когда можно пойти в бассейн, там и вода чище. Ну а лежать под палящим солнцем, а потом облазить целую неделю? Глупо. А теперь почти в каждой квартире есть солярий, включил музыку, закрылся. Можно даже фильм посмотреть, если есть шлем теплостойкий. А рыбу ловить — ну какой к чертям собачьим кайф? Мучить живое создание? Странное удовольствие.

Я пробовал объяснить отцу, что он не прав, но меня никто и слушать не пожелал. Мы с ним не понимаем друг друга.

Я шел к Машке и думал обо всем этом. Ох уж эта вечная проблема отцов и детей воспетая многими мировыми классиками. А сейчас она и меня захлестнула с головой. Особенно в последний месяц. Я хотел уйти от родителей. Жилье мне предоставит фирма, зарабатываю я достаточно, чтобы безбедно жить в свое удовольствие. Но отец словно взбесился, когда я ему об этом сказал. По его мнению — я еще сопляк и молокосос, который должен тереться о родительскую юбку и даже не помышлять о чем-то другом.

Ну, его! Достал. Доучусь последний год и уйду!

Зазвонил телефон в кармане.

— Да, Масик, я уже у твоего дома. Открывай ворота.

Моя подружка сидела в инвалидном кресле, уставившись в телик и вслушиваясь в каждое пророненное диктором слово. Говорили о футболе, о шансах команд, о надеждах всей страны. Обычный треп перед важной игрой. Все делают оптимистические прогнозы, все ждут. Да! Вот! Сейчас и сегодня наши, наконец, сделают это, выиграют!

Она даже не повернула ко мне голову:

— Привет Громик, заноси все, что принес на кухню и открой бутылку. Бокалы тут есть.

Я зашел на кухню, нарезал апельсины в тарелку, вытащил вино, сигареты, нацепил шлем, но пока с открытым забралом, достал диск из кармашка, который принес специально для Машки — "Бальные и спортивные танцы". Подумал немного и обратно убрал. "Потом", — решил я.

Наконец, я открыл бутылку, взял со стола тарелку с апельсинами и прошествовал в комнату с безобразной улыбкой, что напрочь отметало любые сравнения моей персоны со скромными и строгими официантами.

— Будем напиваться до безобразия,— сказал я, глядя в ее изумрудные глазки.

— С тобой хоть до чертиков,— она протянула бокал и мы чокнулись. -Спасибо за апельсины. Я не ела их уже года два. Даже вкус забыла.

* * *

Футбол кончился. Красно-белые играли хорошо, бились до последнего, но судьба в очередной раз была на стороне итальянцев. Мы напились, нет, не с горя, а просто так нам захотелось. Сидели на диване и болтали обо всем на свете.

Я вдруг вспомнил про диск. Сейчас было самое время. Машка была пьяна и, наверное, не обидится. Я вдруг вскочил:

— Надевай свой шлем Масик, у меня для тебя подарок.

— Под-дарок? Эт-то интер-ресно,— язык у нее уже заплетался. Она выкурила несколько сигарет, от этого вино еще сильнее ударило в голову,— наверняка с работы стащил что-нибудь, да?

— Ах-ха, сейчас сама увидишь.

Я тоже надел шлем, вставил маленький диск с танцами, присел напротив подружки, соединил наши шлемы проводом и запустил программу.

Это был зал. Огромный. Светлый. Над головой десятки хрустальных люстр. На окнах шелковые шторы нежного розового оттенка. Пол гладкий как зеркало, я даже смог рассмотреть собственное отражение.

Сзади что-то шевельнулось — я обернулся. Высокая, худенькая и удивительно красивая девушка с рыжими волосами, в чудесном белом бальном платье смотрела на меня грустными зелеными глазами.

— Можно Вас пригласить на танец? — спросил я, чинно поклонившись.

— Я никогда... Я не умею, — ответила красавица.

— Я научу, тут есть обучающая программа, — отозвался я и протянул правую руку.

Мы крутились в вальсе. Затем танго. Переоделись и попробовали самбу и ча-ча-ча. Она смеялась, радовалась. Я тоже был счастлив. Было здорово. Действительно здорово.

Закончился очередной танец, но мы стояли так же, обнявшись еще какое-то время. Мне так захотелось ее поцеловать, в ее больших глазах горел точно такой же огонь. Когда она медленно опустила веки, словно давая согласие, мои губы нашли ее.

И вдруг все пропало. Я откинул шлем и посмотрел на Машку, сидящую тут же рядом.

Она тоже была уже без шлема. Ее губы дрожали, словно сейчас она разревется. Но это невозможно — Машка никогда не плакала, как бы плохо не было. По крайней мере, я не видел ни разу.

— Саша, мы... по-настоящему. Понимаешь?

Я молчал. Она была права, мы действительно начали целоваться по настоящему. Я даже почувствовал вкус апельсинового сока на ее губах.

— Это... Я... Блин! Я не знаю, что говорить в таких случаях, Громик, — она начала приходить в себя, — но это было чудесно!

— Черт, извини, мы действительно малость перебрали, — я протянул руку, хотел дотронуться до нее, но почему-то одумался и резко отдернул назад. — Ты хорошо танцевала.

— Ты тоже. Спасибо, подарок мне очень понравился.

— Я сейчас перепишу тебе диск. Это рабочий, — сказал я и хотел встать.

— Ты останешься? — она сама протянула руку и поймала мою.

— Я бы хотел остаться, очень, — сказал я. Мы были друзьями с семи лет и только в последние месяцы я начал понимать, что в моем сердце к ней есть нечто большее. Всех девчонок я сравнивал с Машей и она без сомнения всегда была лучше — Оставайся.

Я, больше не сомневаясь ни секунды, поднял ее на руки и отнес в спальню. В эту ночь тренировку с командой я пропустил. Но не жалел об этом ни секунды. Я был с любимой.

2.

Утром я проснулся от грохота посуды на кухне. Собственно грохотом его можно назвать только с натяжкой, просто уж больно чутко я сплю. Маша еще продолжала видеть сны, разбросав огненные волосы на подушке. На лице ее была счастливая улыбка.

Что же мы натворили?

Я осторожно убрал ее руку со своей груди и, стараясь не скрипнуть кроватью, спустил ноги вниз. Тут же, на полу, я обнаружил всю нашу одежду, наспех сброшенную вчера.

Ирина Андреевна, бабушка Маши, продолжала шуметь водой на кухне. Она была молодой и вполне современной женщиной. Но почему-то мне было немного страшно, даже скорее странно подходить и здороваться с ней, как ни в чем не бывало, после того, что мы ночью... с Машкой. Но я собрался с духом.

Она стояла в переднике и мыла посуду, которую мы вчера навалили во время попойки. Я остановился на пороге.

— Доброе утро, Санька, как спалось? — она повернулась ко мне в пол-оборота.

— Да... То есть хорошо, спасибо. Доброе утро, тетя Ира, — начал путаться я.

— Ничего что я угостилась одним апельсинчиком? Уж больно соскучилась по ним, — она улыбнулась и я немного успокоился. Возможно, тетя Ира ни о чем таком не догадывается. Просто напились двое подростков и завалились спать.

— О...нет-нет, — я слишком быстро замотал головой.

— Не хочешь мне помочь? — молодая бабушка кивком головы указала на большое полотенце, висящее тут же, — протирай тарелки, которые я буду тебе подавать. Заодно и поговорим.

Поговорим. Черт. Похоже, она все поняла. Врать — смысла нет, от этого только хуже.

Я взял полотенце и принялся тереть тарелки и чашки.

— Знаешь, Санька, я примерно представляю какой ураган у тебя в душе сейчас, — начала тетя Ира. Я только кивнул головой. Глаз не поднимал. — И я также знаю, что разговаривать об этом тебе не хочется больше всего на свете и будет лучше для всех, если мы не будем об этом разговаривать, ведь так?

— Угу, — отозвался я. Тарелка из моих дрожащих от волнения рук чуть не выскользнула.

— Поэтому скажу только одно — я и рада и огорчена. Рада потому, что мне приходится разговаривать на эту тему именно с тобой, добрым и честным парнем, а не с каким-нибудь моральным уродом. А огорчена потому, что хуже всего будет ей, Маше. И ты знаешь почему. Сейчас, в ближайшие дни, она возможно и будет счастлива. Но, зная ее, ты и сам понимаешь, что она не верит в сказки о Золушках, Щелкунчиках и Оловянных солдатиках. Верблюд никогда не скинет горб, даже если будет жить на острове, посреди озер

Я молчал, слова здесь были не нужны. Доказывать, что я хороший, что я никогда не брошу Машку, буду всегда любить ее, что сделаю все, чтобы она не чувствовала себя ущербной — это никому не нужный треп. Мужчина должен в первую очередь уметь молчать.

Мы домыли посуду, выпили с тетей Ирой по чашечке кофе с конфетами и в этот момент проснулась Маша:

— Ау!!! Бабуля!

Я посмотрел на бабулю, она кивнула мне, словно говоря: "Иди к ней". Я и пошел.

Машка сидела на кровати, укутавшись простыней. Ее глаза, два огромных изумруда, блестели как два солнца. Под экраном, по вечерам, солнце приобретает такой зеленоватый оттенок. Конечно же, оно в действительности другого цвета, но то, другое Солнце, я видел только на картинках и в старом кино.

Я подошел к ней, сел рядом на кровать и взял за руку. Маша прижалась лицом к моему плечу и, тихонько покусывая меня, шептала что-то. Слов я не разбирал, слова были не нужны. Я водил пальцами по ее мягким волосам. Мы так и сидели, ласкаясь, когда в дверь позвонили.

Я помог любимой одеться, поднял ее на руки и отнес в ванную. В коридоре стояли двое, разговаривая с тетей Ирой. Солидные черные пиджаки, однотонные галстуки, аккуратные стрижки.

Заметив, как я выхожу из ванной они сразу переключились на меня:

— Александр Викторович Громов, две тысячи десятого года рождения? Более известный как Гром? — спросил один из парней.

— Да, правильно, — удивился я.

— Мы из Службы Безопасности Императора. Я майор Сергунец, а это капитан Чугаев, — они оба протянули мне удостоверения в открытом виде, подержав перед глазами ровно столько, сколько было необходимо, чтобы увидеть фото, гербовую печать и надпись Имперская Служба Безопасности золотыми буквами.

— Нетрудно было догадаться, — усмехнулся я. Страшно не было. Было странно — никогда не влезал в политику и уж тем более не нарушал законов. Ни в реале, ни в Сети. Да и рано мне еще.

— Удивляет, что вами заинтересовались? — спросил майор. Лично для меня, что майор, что капитан, значения не имело — они были похожи друг на друга как два породистых щенка одной матери, одного помета. На мгновение в голове мелькнула мысль, что где-то на просторах нашей великой и могучей родины существует специнкубатор для выращивания агентов спецслужб. Я даже улыбнулся краешком губ.

— С вами хотят побеседовать в нашей конторе, — даже не дождавшись ответа на заданный вопрос, продолжил майор.

— Я бы рад, но у меня дела, — наглость у меня проснулась самопроизвольно, как защитная реакция. Где это слыхано, чтобы шестнадцатилетний пацан вот так запросто отшивал работников имперской разведки.

Майор потерялся. Было видно, что такого ответа он не ожидал. Привык, что при виде его корочки простые обыватели впадают в прострацию и становятся послушными, словно кролики перед голодным удавом.

— Дело в том, что сегодня это пока приглашение, — мужчина специально сделал акцент на слове "пока", давая понять, что беседа состоится в любом случае, хочу я того или нет.

— Хорошо, — согласился я, — но могу я хотя бы сообщить родителям, где меня искать, в случае чего?

— Ваши родители уже в курсе и очень рады, что их единственный сын получил возможность послужить на благо Человечества, — отчеканил капитан Чугаев, молчавший до этого.

Послужить Человечеству? Интересно. Но чем я могу помочь? Кроме как бегать по виртуальным мирам и отстреливать монстров, я ничего не умею.

— Могу я хоть собраться? И попрощаться с..., — я посмотрел на Машкину бабушку, затем на дверь ванной, — с любимой.

— Пятнадцати минут вам хватит? — спросил майор.

— Вполне.

* * *

В последний раз на машине я ездил, когда мне было двенадцать. Удовольствия от поездки я тогда не получил никакого. Это была машина скорой помощи и меня везли в больницу, с двумя переломами на правой руке. Я тогда неудачно поскользнулся на мокрой лестнице в школе.

Сейчас же все было совсем иначе. Мощный черный внедорожник с тонированными стеклами, удобные мягкие сиденья, музыка в стиле джаз из мощных динамиков. Да уж, определенная прелесть во всем этом есть, несмотря на то, что именно неуклюжее обращение человечества с природными ресурсами и привело планету к самому краю пропасти.

Такие места в фильмах и книжках обычно описываются как мрачное, квадратное, серое здание. Неброское и похожее на сотни таких же вокруг. Но я очень удивился, когда мы остановились у ворот двухэтажного особняка, с самыми современными системами защиты от солнечной радиации. Мы вышли из машины. Я уже направился к дверям, но майор Сергунец меня окликнул и рукой указал на небольшую будочку:

— Нам сперва туда, нужно уладить некоторые формальности.

Мы вошли внутрь. Это оказался лифт, бесшумный и большой. Я понял, что мы движемся, только глядя на то, как зеленые цифры на небольшом экране начали меняться. -1... -2... -3.. Остановились на -7. Дверь лифта открылась, выпуская нас.

Почему-то я был уверен, что здесь должно быть темно и душно как в темнице. Но нет. Все вокруг — вполне на уровне. Даже слишком.

— Клево вы тут устроились. Теперь я знаю, на что уходят налоги простых добропорядочных граждан, — усмехнулся я.

— Не дерзи Гром, это секретная резиденция Его Императорского Величества, — майор как-то резко перешел на "ты"

Я тихонько присвистнул — резиденция Императора! Интересно, увижу ли я его?

— Ты кстати к нему и приглашен, — словно прочитав мои мысли, сказал спецагент.

— Он что же, заинтересовался вступлением в мою тиму по Контре? Я бы рад принять его, но мест нет, вот только если в запас, — съехидничал я. Действительно, какого черта нужно императору от геймера и тестера?

Навстречу то и дело попадались люди в форме или в таких же строгих черных пиджаках, как и у моих провожатых. У всех без исключения микрофоны в ушах, короткие стрижки, накаченные мускулы. Я невольно заулыбался, снова вспомнив старую шутку про инкубатор для спецслужб. Уж не туда ли меня привезли.

Мы прошли несколько коридоров, все попадающиеся навстречу люди, без исключения, первыми отдавали нам честь, видимо майор Сергунец был действительно важной шишкой. Наконец, когда однотипность коридоров мне изрядно начала надоедать, в конце последнего показалась серая дверь с императорским знаком над ней. У двери по стойке смирно стояли двое охранников в броне и с автоматами, какие я видел только в последнем Doom'е.

— Афигеть, — вырвалось у меня ненароком, — это же КДФ-5700.

— Нет, это КДФМ-6420. Последняя новинка. А ты неплохо разбираешься в несуществующем оружии, — мягко улыбнулся майор. Видимо, оружие было его страстью, как и у меня.

— Но его же не существует! — сказал я.

— Официально, мы еще не доросли до таких технологий. Тебе сейчас все объяснят.

— Кто объяснит?

— Он, Сам, — майор поймал меня за плечо и остановил, — сейчас тебя просканируют на наличие оружия и веществ, способных причинить вред императору, стой не дергайся.

— А в новостях покажут, как я здороваюсь за руку с Императором? Вот было бы здорово, глядишь, в школе пятерки ставить начнут, раз у меня такие связи, — зло бросил я. Ну и какого черта меня проверять, просвечивать всякими лучами, не факт, что еще безопасными — словно я сам напросился на аудиенцию.

— Не покажут, это неофициальная встреча, — ответил майор.

— Секретную резиденцию не хотите засветить перед врагами отечества? — не унимался я, наверное, просто разволновался и действовал защитный механизм — наглость и бесшабашность.

— Что же тут секретного? Об этом месте только ленивый не знает. Просто здесь удобно и..., — он замолк, вслушиваясь в слова, которые ему передавали в наушники.

— Что и?

— И все, пора. Император ждет. Входи прямо и налево, — отчеканил уже по-армейски майор.

— Я один пойду?

— Тебе нужна нянька? — теперь настала его очередь издеваться. Даже капитан Чугаев, услышав последние слова шефа, отвернулся к стенке, пытаясь скрыть ухмылку.

Императоров и царьков я представлял себе как эдаких мелких толстячков в пиджачке и обязательно с короной. Нет, я нашего императора Юрия конечно же видел по телику — высокий молодой человек, безусый, светловолосый, короткая стрижка — и уж короны никакой не носил, но все эти детские сказки, в которых если уж ты монарх — то корона — обязательный атрибут, сделали свое дело и при слове император невольно возникает подобная ассоциация.

Хотя совсем уж без головного убора не обошлось. Мудрый повелитель душ, населяющих одну шестую часть суши, лежал на просторном диване в игровом шлеме и размахивал руками как сумасшедший. Сейчас он был в другом мире. Сражался с дикими монстрами из Созвездия Орион или может занимался охотой на гигантских змееголовых рыб-мутантов в подводных дебрях Амазонии. Не столь важно. Он был геймер как и я. А игрок игрока видит издалека. Общий язык найти с таким человеком не составит труда.

Я с минуту не знал, что мне делать — ждать, когда он закончит игру или выйти вон. Наконец, я решился. Снял с плеча рюкзак, надел шлем, прилег рядом с императором, настроился на его радиопорт и грубо ворвался в Мир Грез главы государства.

* * *

Жуткие монстры лезли на нас со всех сторон. Волосатые гибриды драконов и львоф, скользкие и липкие гигантские жабы с вылетающими на несколько метров языками, какие-то странные подобия спрутов с огромными мощными щупальцами. Летучие твари заполонили воздух. Земля то и дело извергала лаву, землетрясения и вулканы когда поочередно, а когда и одновременно обрушивали на нас всю свою мощь.

Мы бились как два разъяренных тигра, против сотен голодных шакалов, обезумевших от вида крови и смерти. Держались еле-еле. Я даже удивился, что император смог выстоять один против них столько времени. Трупы образовали небольшие холмы вокруг.

Такую игру я еще не видел. Я — бета тестер, все новинки проходят через меня, по крайней мере, я бы знал о ней. Но нет. Здесь действительно были использованы такие мощности еще неизвестных широким массам технологий, что я ежесекундно мог бы ахать и охать от удивления. В чем-чем, но в трехмерках я разбирался неплохо.

Меня при входе в игру наградили плазмометом и мощным ручным пулеметом, от одного выстрела которого головы полудраконов-полульвоф взрывались с характерных звуком, разбрасывая мозги и прочую гадость. Плазмомет был полезен против летучек, одной очереди крест накрест нам хватало, чтобы отогнать надоедливых тварей на несколько секунд.

Полчаса, истекая соленым потом и кровью от сотен ран, мы отбивались от дикой орды тварей. Наконец, интенсивность атак начала спадать и вскоре последние из них разбежались и разлетелись в страхе. Даже тряска земли на некоторое время начала стихать. Мы без сил повалились на землю, чтобы перевести дух. Вот сюда бы моего отца, яростного игрофоба. Что интересно он сказал бы, увидев, как развлекается глава государства.

— Круто мы их, а? — выдохнул император.

— Да уж, порвали как детей,— отвечал я, такой же изможденный, как и мой товарищ по оружию.

— Выйдем, выпьем водочки?— предложил Он.

— Было бы чудесно,— согласился я.

Мир снова изменился.

Мы лежали с императором на диване в шлемах, я поспешил встать и даже немного смутился тому, как вальяжно развалился рядом с императором.

— Не гони, Гром, все нормально, — сказал Кляча и протянул мне руку, — давай лучше хлебнем соку и пожуем чего-нибудь, а? Разговор у нас предстоит долгий и очень серьезный.

— Согласен,— я пожал руку самому лучшему игроку в Counter Strike, которого знал игровой мир.

Кляча закинул в микроволновку несколько гамбургеров, достал из холодильника бутылку водки, какие-то салаты и мы по быстрому накрыли стол и уселись трапезничать.

Выпили. Первый тост за Doom. Как полагается. Второй, опять как полагается, за вечную жизнь Рунета.

— Знаешь, Кляча, то есть, Ваше Величество...

— Да забей ты на эти титулы, Кляча я для тебя, Старая Кляча, — перебил он меня.

— Ну, так вот, я даже не знаю, отчего больше рад, от знакомства с главой государства или оттого, что сижу вот здесь, со Старой Клячей, водку пьянствую.

Он усмехнулся. Грустно как-то:

— Когда узнаешь, зачем ты здесь, радость твоя испарится.

— Ну, так давай к делу тогда что ли? — сказал я.

— Не торопись, пока посидим, поболтаем. Знаешь, в моей жизни редко получается вот так вот посидеть, пообщаться с нормальным человеком.

* * *

Советские археологи в шестидесятые годы двадцатого тысячелетия нашли в районе Башкирии развалины древнего дворца. Там, на глубине нескольких десятков метров, сундук из неизвестного науке материала. В сундуке древняя книга на языке отдаленно похожем на латынь. Книгу перевели. Это была история Атлантиды. Находка пропала в секретных складах ГБ, все упоминания и люди, знавшие о ней, либо ликвидированы, либо наняты на работу в ГБ. Подозревали, что тут не обошлось без провокации со стороны западных спецслужб.

Перестройка, затеянная господином Горбачевым, перевернула мир с ног на голову. В верхах ГБ снова вспомнили о старой книге атлантов. Россия не смогла жить при демократии. Русский народ нуждался в царе — Бориса любили, но он был пьяницей. Весь мир смеялся над русским медведем. Владимир поднял страну из разрухи, наказал воров, дал людям все, что они заслужили. Но он не был царем. И тогда спецслужбы откопали в каких-то тайных архивах родословную ветвь от самого Ивана Грозного. И вот уже 12 лет на престоле России сидит Юрий, сын простого библиотекаря и свинарки.

Существует два мира — Атлантис и наш мир, который атланты называют Парадис. Они соединены между собой коридором, в свою очередь тоже являющимся миром в себе — Хеллус. Чтобы пройти из мира в мир, нужно открыть Врата. Но сохранить рассудок в Хеллусе могут только люди, не достигшие семнадцатилетнего возраста. Почему — это так и осталось неизвестным. Они не стали ломать над этим головы, время поджимало и все условия пришлось принять как данность. Тогда атланты начали готовить молодежь к переходу. Жуткий мир Хеллус населен ужасными монстрами, всем страхом, всей ненавистью, всеми жуткими существами, материализующимися из человеческих грехов. Хеллус — это как помойка для душ всего человечества.

Атлантис умирал и переход в мир Парадис стал необходимостью для продолжения Жизни людей. Так поступали миллионы лет. Один мир умирает — другой к этому времени возрождается и ждет, когда люди вернутся.

Тысячи молодых людей погибло в коридорах Хеллуса. И чем больше отправляли юных воинов, тем больше монстров возникало на их пути. Но не только ужасные создания встали против молодых и смелых. Сама природа воспротивилась тогда. То вулкан ужасной силы накрывал всех разом, то резко поднималась кипящая вода и люди просто варились живьем в бурлящем потоке. Количество препятствий возрастало пропорционально количеству людей. Объяснить причину не смогли.

Тогда великие умы народов Атлантиса собрались в последний раз вместе и долго думали, пока, наконец, не решили: нужно отправить небольшую команду самых лучших, самых ловких — этакий спецотряд.

Их было тринадцать человек, все они погибли там, но, умирая, последний смог открыть Врата.

Начался страшный ливень, он полностью затопил Хеллус и чтобы пройти через Врата атланты снарядили тысячи кораблей. Началось ужасное путешествие и только один корабль достиг цели — он назывался "Ковчег".

Все это произошло более сорока тысяч лет назад. Предания передавались из уст в уста, обрастая новыми подробностями, а старые забывались.

"Ковчег" на стройке которого работают мать и отец Грома предназначен именно для прохода через Хеллус и неоднократного прохода. До тех пор Ковчег будет путешествовать в обе стороны, пока последний житель Земли не перешагнет через Врата в новый мир или Они в очередной раз закроются на долгие тысячелетия. Он будет перевозить здоровых и сильных представителей Человечества на Атлантис, который сейчас должно быть полностью очистился и пригоден для жизни людей. Такие же ковчеги строятся и в других странах. В каждой мало-мальски заинтересованной стране есть собственные двери в Хеллус. Стоит кому-то открыть Врата и тогда корабли вереницей полетят в сторону другого мира, светлого и не такого жестокого, как наш, каким мы его сделали.

Наш мир, Парадис, погибает. Осталось совсем чуть-чуть и нормальные дети перестанут появляться на свет. Уже сейчас процент новорожденных мутантов превысил процент нормальных. Нужно спешить.

— Это проект новой игры? — я попытался пошутить, получилось как-то вяло.

— Если бы. Хотя игры ты не зря вспомнил, неужто догадался? — спросил Кляча.

— Развитие игровой индустрии, огромные капиталовложения в не особо то и прибыльную сферу со стороны государств большой Восьмерки. Особенно развиваются те жанры, где нужно уметь стрелять, быстро бегать, думать и работать в команде. Значит ли это, что вот уже сорок с лишним лет все дети планеты, играя в Doom и выпуская друг другу кишки на аренах Квейка, готовились стать героями?

— Вот именно. На каждого геймера заведено личное дело, за каждым из них денно и нощно следят специалисты, анализируют. И лучшие из лучших становятся настоящими солдатами и офицерами — настоящими героями не только страны, но и всего Человечества, — император набрал что-то на клавиатуре и на большом экране повисла моя фотография, довольно свежая. — Это о тебе, почитай, очень интересно.

— Вижу, но я же не лучший, вон Рейтинг Лидерства — 5 место, — я искал лазейку.

— Из всех подходящих по возрасту ты в рейтинге лучший.

— Это значит...

— Да, это значит, что тот, кто был первым вчера, умер ночью в Хеллусе. Но он сделал много для нас, людей, теперь мы знаем почти все о предпоследнем уровне и сможем изготовить симуляторы, их уже делают сотни программистов. Кстати, когда ты сегодня помог мне в бою — это был самый верхний уровень, самые слабые монстры и самые слабые толчки земли.

— Мне надо подумать, — сказал я. Хотя и понимал, что отказаться я уже не смогу — жить потом не смогу, совесть загрызет. А каково, интересно, Кляче? Ведь так, как он сейчас со мной говорит, ему пришлось общаться со всеми теми, кто ушел раньше меня. И все они мертвы. Да уж, железный человек. Настоящий Царь.

— Ты можешь просить у меня все, что хочешь. Сделаю. Но ты должен понимать одну вещь, шансов вернуться — почти нет. Если пройдешь дальше всех своих предшественников — это уже огромная заслуга. У тебя будет около трех месяцев на подбор команды и на тренировки. Тренировки будут здесь, на этой базе. Я сам буду вашим инструктором. Раз в неделю сможешь посещать близких людей.

— А как же мои родители? Как... Маша? — вырвалось у меня тут же.

— С родителями я уже переговорил — они очень горды за горячо любимого единственного сына. И с Машей переговорю, если хочешь.

— Нет, с Машей не надо. Лучше дай ей ноги...

3.

Выбирать будущую команду смертников оказалось непросто.

— Мы с тобой просмотрели уже сотню претендентов, а ты ни одного не выбрал, — зевнул Кляча.

— Ты думаешь это просто вот так взять и подписать человеку смертный приговор? — спросил я.

— Сложно, мне ли не знать, — Кляча достал из пачки сигарету и закурил. — Слушай, давай прервемся, я покажу тебе кое-что.

Он нажал на пульт и открылась стенка, за которой был оружейный склад.

— Ого! Да тут можно целую армию вооружить, — присвистнул я.

Император прошел вглубь склада и я за ним. Мы пропустили стеллажи с автоматическим оружием, завернули направо и там я увидел несколько боевых квадрациклов на воздушной подушке, один в один из шестого Half Life.

— Ты их имел ввиду? — указал я на небольшие, но очень мощные машины, вооруженные пулеметами и еще кучей мелких, но полезных приспособлений.

— Нет, вот гляди, — он достал с полки комбинезон. — Он усиливает физическую силу в среднем в восемь раз, плюс сделан из теплостойкого материала и выдерживает прямое попадание из АК-47.

— Круто, мы в них оденемся?

— Да, еще панцири, шлемы, перчатки, сапоги из особого материала, со встроенными пластинами брони, — не без гордости сказал Кляча.

— Странно, что до сих пор не открыты врата, если есть такое вооружение и такая техника, — искренне удивился я.

— Ничего странного, сам знаешь, на каждую хитрую, найдется свой с резьбой. Ящеры с третьего уровня одним ударом лезвия-хвоста разрубают человека напополам, несмотря на всю его броню.

Мы еще прогулялись по складу, посмотрели на другие игрушки. Больше всех мне понравилась кислотная пушка. Легкая. Небольшого размера, неплохая скорость стрельбы. Только с кучностью небольшие проблемы. Наконец, мы решили вернуться и подобрать команду. Тянуть с этим нельзя, мы это понимали.

* * *

Этот стол был изготовлен именно для таких вот сборов. Круглый, красного дерева, с пятнадцатью абсолютно одинаковыми сидячими местами. Наверное, давным-давно, король Артур с отважными рыцарями восседал за точно таким же столом и тогда они решали судьбу Камелота. Собравшиеся здесь сегодня юноши и девушки тоже решали судьбу, но наш взор был устремлен не на благосостояние одного маленького сказочного государства Средневековья. Мы собрались, чтобы спасти Человечество от вымирания.

Моя задача была предельно ясна — создать коллектив за 3 месяца. Сделать все, что в моих силах, чтобы каждый член команды был на правильном, на своем месте, чтобы выполнял заданную функцию на сто процентов и был уверен в тех, кто в данный момент защищает его со спины.

Будет трудно, я знал. Но эти ребята были профессионалами.

Многих из них я давно уже знал. О других слышал. Меня они тоже знали раньше, все-таки моя команда четвертый месяц держала первую строчку в командном зачете Counter Strike.

Все были увлечены просмотром фильма о Хеллусе, о монстрах населяющих уровни, об оружии, о командах предшествующих нам. Об ошибках и удачах. Я уже видел этот фильм и мне сейчас интереснее было наблюдать за бойцами. Ведь именно мне предстояло выбрать тех из них, кто пойдет со мной на все девять кругов ада.

Незачем вести туда толпу, это я решил сразу. Я умею руководить командой из 7-8 человек, поэтому резко ломать привычку и придумывать что-то новое мне не хотелось. К тому же маленький отряд будет намного мобильнее.

Из тринадцати приглашенных нами бойцов четверо были девушками.

Рита-Малышка, полных пятнадцать лет, снайпер. Невысокого роста, плотненько сложенная, вычурная челка, которая всегда спадает на глаза и она ее шумно вдувает обратно, дерзкая, бегающие глазки, которые успевают заметить все, что творится вокруг и оценить ситуацию в одно мгновение. Я не хотел брать девушек, но она — нечто. Владеет любым оружием, но предпочитает СВДМ-70.

Анна-Аврора, шестнадцать лет. Высокая, мощная физически, немного неуклюжая, сила и умение неординарно мыслить на поле боя снискали ей славу. Смелая. Прет на пролом, если нет другого выхода. Прекрасно владеет рукопашным боем. Любимое оружие — гранотометы и огнеметы.

Гузель-Татарочка, шестнадцать лет. Высокая, очень красивая, смугленькая, черноволосая девочка. Прекрасно владеет холодным оружием, мечи, ножи, арбалеты. Хитрая и смекалистая.

Я невольно загляделся на ее профиль. Она почувствовала взгляд и повернулась в мою сторону. Улыбнулась, но как-то грустно. Я тоже улыбнулся в ответ. Я знал ее брата, Дамира. Но как мне сказал Кляча, он погиб в прошлом году, на третьем уровне Хеллуса.

Катя-Кареглазая, шестнадцать лет. Она тренируется со мной вот уже больше двух лет. Когда вся моя команда в полном составе решила присоединиться к предстоящему походу, я не смог отказать. Да и Кляча сказал, что если мы и сможем что-то сделать там, внизу, то только если у нас будет команда, основанная на моей старой дружине.

Почему внизу? Как-то же надо называть это адское место, где многие из нас, а может и все погибнут.

Катя обожает автоматическое оружие, небольшие автоматы и пистолеты. Гибкая, ловкая и при необходимости может быть даже излишне жестокой.

Я окинул взглядом ребят. Все до единого спокойно смотрели фильм, с кадрами из Хеллуса. Ни капли страха во взгляде, только уверенность и сила духа не детская. Парни все были асами своего дела. Закоренелые убийцы монстров и инопланетных захватчиков.

Ну, по порядку, слева направо.

Гоша-Голый, четырнадцать лет. Его я пригласил только для того, чтобы он заранее проникся атмосферой. Мы это решили вместе с Клячей. Гоша шел в рейтинге сразу после меня и если мы потерпим неудачу, Гоше придется возглавить следующую команду. Он недолюбливает меня, я скинул его команду с насиженного первого места и после этого они настолько потеряли хватку, что сейчас скатились аж до четвертого. Но он молодец, молодой да ранний.

Валера-Миф, шестнадцать лет. Из моей команды. Хорош во всем. Автоматы, пулеметы, плазма, взрывчатка. Единственное слабое место — слишком горяч и всегда рвется геройствовать. Еще один минус — любит оспаривать приказы.

Игорь-Череп, мой лучший боец, мой офицер и заместитель. Любит паясничать, "понтоваться", но парень с сильным духом и вообще на него можно положиться. Все виды оружия, но предпочитает "калаш" и подобные ему. Вообще автоматическое оружие. Минусы — как он сам говорит: "Не люблю когда на мне ездят верхом". Может не выполнить прямой приказ, если считает его несправедливым к себе.

Федя-Феникс, пятнадцать лет. Тоже из моей команды. Сапер, минер, взрывчатка, ловушки, химия. На разного рода неожиданности у него чутье как у собаки.

Мишка-Меркурий, шестнадцать лет. Маленький, прыткий, шустрый. Его сильная сторона — разведка. Неплохо владеет бесшумными видами оружия. Неплохой снайпер. Вечный шутник и балагур. Часа не проходит, чтобы он не выкинул такую шутку, что плакать хочется.

Гусман-Муха, пятнадцать лет. Последний парень из моих. Молчаливый, но если что-то скажет, то обязательно какую-нибудь гадость. Самый командный игрок, который предпочитает выполнять приказы, несмотря на то, что его личное мнение о сложившейся ситуации зачастую бывает полностью противоположным.

Остальные трое ребят Герман, Вадик-Олень и Рустик были из команды Голого. Я их знал неплохо, хорошие бойцы и отличные парни. Всем по пятнадцать лет. Команда у Гоши была молодая.

Я задумался. Идти только со своей командой, без других ребят — глупо. У нас много слабых мест. Нет ни одного нормального снайпера, Меркурий не в счет, у него будут другие обязанности.

Посмотрим, посмотрим, посмотрим.

Ох, как трудно делать такой выбор, одно радует, его надо делать не сейчас, а через три месяца утомительных тренировок. К тому времени, надеюсь, более-менее ясная картина уже образуется.

Фильм о Хеллусе кончился. Ребята зашумели. Я поднял правую руку, призывая всех к тишине.

— Ребята. Бойцы. Вы все видели сами. И я знаю, что вам очень страшно, потому что и мне тоже очень страшно. Сейчас у вас остается последний шанс отказаться от всего этого. Никто, ни один человек не упрекнет вас в трусости.

Слово попросил Череп:

— А как потом прикажешь успокаивать совесть, а? У тебя есть рецепты?

Он психовал, а ссориться с лучшим другом и старшим офицером мне не хотелось:

— Ни один из вас не сделал ничего плохого, чтобы его замучила совесть. А неуверенные и трусы мне там, внизу, будут только мешать.

Миф поднял руку:

— Ничего хорошего никто из нас тоже не сделал.

Больше никто не брал слово и тогда я, оглядев всех суровым взглядом, сказал:

— Если никто не хочет покинуть нас сейчас, тогда прошу слушать меня, не перебивая. С этого момента обращаться ко мне не иначе как товарищ лейтенант, звание мне присвоено самим Императором. Вы будете жить как в армии в казармах. В двух казармах. Я вас разделю на два подразделения. Моя бывшая команда, — я специально сделал упор на слове бывшая, — подразделение Альфа. Не думаю, что кто-то будет возражать, если звание сержанта получит Череп. Бывшая команда Голого и три оставшихся бойца, Татарочка, Аврора и Малышка — подразделение Бета. Сержантом назначаю Гошу. С этим понятно?

Гул голосов подтвердил мои опасения. Возражений было много. Я снова поднял руку, призывая всех успокоиться:

— Давайте по порядку.

Малышка сдунула челку с лица и сказала дерзко, как всегда:

— Мы — девушки, как мы можем жить вместе с пацанами?

Если бы причина, по которой мы все сегодня тут собрались не была слишком серьезной, я бы, наверное, рассмеялся:

— Тут нет ни девушек, ни пацанов. Тут есть бойцы. Вопрос ясен?

Малышка втихаря показала мне кончик языка, но успокоилась. Руку поднял Рустик:

— Товарищ лейтенант, тут у нас такой вопрос с ребятами, общий. Мы знаем, что не все пойдут с тобой и нас это не устраивает. Есть подозрение, что ты хочешь взять только свою команду, а нас оставить. Мы все против этого, мы тоже хотим пойти.

Я понял его негодование:

— Хороший вопрос, я сам хотел объясниться, чтобы не возникало никаких разногласий, но ты опередил меня. Такие термины, как "моя команда", "не моя команда" — здесь неуместны. Мы все сейчас одна команда. Из всех вас точно не пойдет только один — это Гоша Голый. И причины этого моего решения, надеюсь, ни у кого не вызывают нареканий. Остальные имеют абсолютно равные шансы пойти. Окончательный состав я определю только в последние дни тренировок, — я глотнул воды, во рту пересохло от волнения, — еще вопросы?

Никто больше не высовывался и я уже хотел закончить собрание и отправить ребят обедать, как наш шутник Меркурий поднял руку:

— Слушай, Гром, а это ведь нечестно! У нас в Альфе только одна девчонка, а у них целых три и все такие красавицы!

Взрыв хохота раздался в зале и уже с хорошим настроением мы всей компанией отправились в столовую.

* * *

Я продолжал наблюдать за ребятами. Мысленно разделил их на три группы — сильную, слабую и среднюю. На сильных я надеялся прежде всего.

Сильная — психологически крепкие, не поддаются панике, хладнокровны до самого конца. В Черепа я верил больше чем в других. Но во время одной тренировки, на третий день, когда мы стали лагерем на белой зоне, Черепа понесло.

Белая зона — места наименьшего скопления монстров. Те самые островки, где вероятность попасть под атаку была наименьшей.

Разлад пошел из-за того, что я поставил на часы именно его и Муху, а сам вместе с Малышкой и Рустиком прилег отдохнуть с полчасика. Во всех трех последних привалах неизменным оставалось одно — я ставил Черепа охранять покой других. Мы не очень то устали, но отдых был необходим. Дальше будет трудно и надо набраться как можно больше сил.

Череп подошел ко мне лежащему, бросил автомат на землю и язвительно сказал:

— А тебе не кажется, Гром, что это чересчур?

Я встал на ноги, посмотрел ему прямо в глаза:

— Поднимите оружие сержант Череп и отправляйтесь на пост.

Он презрительно сплюнул мне под ноги:

— А не пойти ли тебе...

Но он недоговорил. Я со всего размаху зарядил ему усиленной рукой под челюсть. Череп отлетел метра на четыре, но сразу же вскочил и бросился на меня с кулаками, я использовал инерцию его движения и перекинул разбушевавшегося подчиненного через себя.

В этот момент на нас налетела стая гиппогрифов — животные величиной с племенного быка, с орлиной головой и крыльями. Атаки их были однообразные. На огромной скорости они пробегали около нас и били хвостами направо и налево. Гиппогрифы появились внезапно и как раз с того фланга, который должен был прикрывать Череп. Рустик был застигнут врасплох. Его расплющило хвостом на месте.

Мы не знали, что их ахиллесовой пятой является именно хвост, который нужно отделить от тела. Кляча был в отъезде, где-то в Европе, с государственными делами, а мы невнимательно изучали оставленное руководство, стремясь быстрее всему научиться на практике.

Муха был на другом конце, но он увидел грозящую нам всем опасность и запустил сразу несколько зарядов из гранатомета. Мы с Малышкой успели отскочить в сторону.

Гиппогрифов маневр Мухи особо не смутил, хотя немного и притормозил. Мы успели сгруппироваться и теперь отстреливались, неимоверными усилиями, уклоняясь от хвостов.

Малышка крикнула мне:

— В хвосты их бей, это их основное оружие.

В ее предложении была логика и я начал поливать кислотным дождем по хвостам животных. Этьо и помогло и наоборот. Гиппогрифы, которые до этого только бегали вокруг, обрушивая на нас мощные плети сантиметров сорок в диаметре и длиной не меньше трех метров, теперь взмыли в воздух и устроили настоящий авианалет. Здесь пошли в дело и мощные клювы, которыми они пытались нас достать, а интенсивность ударов хвостами только увеличилась.

Малышка прикончила первого точным выстрелом в основание хвоста, отчего полуптица-полукорова упала на землю, придавив собой Черепа, который даже не соизволил принимать участие в бою, только бегал вокруг и уворачивался.

Муха достал еще двоих. Я, как ни пытался попасть, но так и не смог. Вскоре гиппогрифы, видимо, утратив былой боевой порядок, удалились, грозно перекрикиваясь.

Я отключил симулятор и, подойдя к Черепу, который уже был без шлема, дал ему по морде. Он заплакал. Я повернулся и пошел в сторону душа, но остановился и сказал при всех:

— Рядовой Череп переводится в группу Бета. Рядовой Малышка переводится в группу Альфа. Рядовой Муха назначается сержантом в группе Альфа.

На следующий день перед завтраком Череп подошел ко мне и сказал:

— Спасибо, товарищ лейтенант.

Я удивился:

— За что?

Он ответил:

— За то, что не прогнал меня. Я бы не смог жить там, наверху, после этого.

Я промолчал. Я хотел его обнять, сказать, что я и сам каждую секунду готов сорваться. Что все мы не железные. Что и мне страшно и остальным ребятам. Но я промолчал.

Теперь Череп изменится. Он станет выполнять все команды, он даже в пасть к гиппогрифу залезет или за хвост будет ловить если я ему прикажу.

Я знал, что все так или иначе начнут срываться, кто-то раньше, кто-то позже. Моя задача помочь им и тогда нас ждет успех.

* * *

Я скучал по Машеньке.

Она снилась мне каждую ночь вперемежку с дневными ужасами симулятора.

Кляча сдержал слово и ей сделали дорогостоящую операцию. Теперь она сможет ходить и даже танцевать.

Я не видел ее уже семь дней и с ума сходил от беспокойства. Даже позвонить не мог — нам запретили общаться с внешним миром во время тренировок. Только по субботам разрешалось покидать базу. А суббота только завтра.

Я скучал и по родителям. Особенно по маме.

Прошла почти неделя с тех пор, как мы сидели за круглым столом. Бойцы отдавались тренировкам полностью — с семи утра и до полудня мы занимались на тренажерах, привыкали к настоящему оружию, каждый искал что-то свое, близкое сердцу. Я как в первый раз увидел кислотную винтовку, так с ней и не расставался, оттачивая мастерство в реальном владении. В этом не было особой необходимости, наше восприятие мира будет примерно таким же, как и на симуляторе, за это будут отвечать наши усиленные костюмы, шлемы, перчатки. Но надеяться только на высокие технологии в реальном бою было бы глупо.

Меня очень радовали ребята из отряда Бета. Особенно Рустик. Он был словно пожар, посреди пустыни. Резкий, прямой, истинный потомок Чингисхана. А как водил квадрацикл — просто загляденье. Я начал часто замечать его вместе с Татарочкой. Они все свободное время проводили вместе, а то, какими влюбленными глазами смотрели друг на друга, сразу навевало мне мысли о моей Машеньке.

Кроме Рустика и Татарочки образовалась еще одна парочка. Меркурий, который и получаса не мог прожить без глупой шуточки, вдруг угомонился. Сперва я решил, что это из-за усталости или волнения. Но нет. Наша Малышка словно окутала его чарами. Каждый вечер, когда заканчивались тренировки, эти двое пропадали вдвоем в бесчисленных коридорах и комнатах. Однажды я даже застал их в тренажерном зале. Они лежали на матах и целовались. Когда они заметили меня в проеме двери, то оба смутились и попытались придумать какую-то нелепую причину. Я лишь сказал им, что меня их личные отношения не волнуют, я не строгий отец, а командир. Лишь бы их нежные чувства не мешали работать. Они оба поклялись, что помех не будет.

В пятницу вечером я решил снова сделать перестановки в группах. Отправил Рустика в Альфу, а Феникса перевел в Бету. Рустик обрадовался, несмотря на то, что теперь он будет жить отдельно от Татарочки, но Феникс наоборот огорчился. Почему-то все считали, что группа Альфа — это передовой отряд.

Когда наступило субботнее утро ко мне зашел Кляча. Я жил отдельно от остальных, в небольшой комнатке между казармами.

— Привет, как успехи? — мы пожали руки.

Я звучно зевнул и ответил с натянутой улыбкой:

— Движемся с черепашьей скоростью, но семимильными шагами.

Он почесал затылок:

— Останешься здесь на выходные? Со мной? Нам нужно многое обсудить, я как главнокомандующий хотел бы услышать полный отчет о проделанной за неделю работе.

Я действительно удивился. Ведь он обещал, что я буду свободен с субботы на воскресенье. Я всю неделю думал о Машеньке, о родителях. Я ему поверил, а он вот так со мной. Я сорвался на крик:

— Ты же, блин, обещал, что я смогу видеть близких каждую неделю!

Он только усмехнулся:

— В этом бункере двумя этажами выше есть лазарет, с самой современной техникой. В воскресенье вечером Машу перевезут туда.

Я от ликования чуть в ладоши не захлопал, но обниматься все же полез. Маша! Здесь! Я не мог в это просто поверить.

— А родителей ты не собираешься сюда перевозить?

Он еще раз усмехнулся. Он вообще любит усмехаться, как я заметил:

— Они уже здесь, ждут, когда ты перестанешь мять мой сегодняшний костюм, выпустишь меня из объятий и выйдешь к ним.

* * *

Встреча с родителями меня и порадовала и огорчила. Отец был горд, а мама все время плакала и извинялась. Я провел с ними около часа, даже пригласил на завтрак, но они отказались, сославшись на срочные дела в Ковчеге. Я их понимал. Им было и радостно видеть меня и больно в одно и то же время.

У нас на Базе с первого дня было заведено, что я первым сажусь за стол и последним встаю. Чтобы остальные бойцы не торопились с приемом пищи.

В это утро все уже вышли из столовой, оставалась только Аврора. Она и есть-то особо не ела, так, ковыряла вилкой в тарелке. Я понял — она хочет со мной поговорить.Я обратился к ней:

— У тебя ко мне какое-то дело?

— Да, только я не знаю с чего начать, — ответила она.

— С самого начала, — улыбнулся я.

Она пересела на соседнее с моим место, взяла меня за руку. Ее ладонь была не меньше чем у любого из парней нашей команды, такая она была крупная девчонка. Я испугался, что сейчас начнутся признания в любви и так далее, но мои тревоги не оправдались. Она посмотрела мне прямо в глаза:

— Я узнала у Клячи, что мы выходим в поход восемнадцатого сентября, в пятницу.

— Ну да, это ни для кого не секрет. А в чем проблема-то? — я удивился.

Она не отпускала руку:

— У меня день рождения двадцать третьего сентября. Мне исполнится семнадцать. Ты, Гром, должен меня взять в команду. Другого шанса у меня не будет. Ты понимаешь?

Грома громом! Черт возьми, как же мы с Клячей упустили этот момент, когда набирали команду. Я попытался освободить руку, но она не отпускала, еще крепче сжимая ее. Тогда я сказал:

— Ты сегодня же покинешь расположение Базы.

Она закричала:

— Нет! Ты не можешь так со мной поступить!

— Еще как могу. Зачем мне брать тебя в команду, если ты в любом случае умрешь. А двадцать третьего у тебя может снести крышу, и ты похоронишь с собой еще полкоманды.

Она отпустила руку:

— Если я доживу до вечера двадцать второго сентября я пущу себе пулю в лоб. Ты не можешь мне отказать, чисто по-человечески не можешь.

Я встал со стола. Вытер салфеткой губы. Потом сказал:

— Ты отчислена из группы. Разговор окончен. Возвращайся к родным, к любимым. Живи и радуйся жизни.

Ее мощные плечи затряслись от рыданий. Большая сильная девушка. Я не стал смотреть, как она плачет, не стал ее успокаивать, просто направился к выходу. Она крикнула мне в след:

— У меня нет больше любимого. Он умер там, в Хеллусе.

Я ответил:

— Ты найдешь себе другого. Прощай Анна. Нам будет тебя не хватать.

Мы уже начали терять бойцов, еще даже не войдя внутрь, на первой неделе тренировки. Это был плохой знак.

4.

Ребята разъехались по домам в пять часов вечера. Без них на Базе стало как-то скучно и одиноко. Я очень привык к ним за прошедшую неделю. Какая-то пустота навалилась на меня. Словно все свободное пространство Вселенной в один прекрасный миг сконцентрировалась над моей головой и, решив наполнить собой мое сердце, накрыла меня сверху, обволакивая плоть и погружаясь в самые потаенные уголки души.

Я полюбил ребят. Всех, до единого. Все они были смелыми и отважными.

Дети. Они ведь еще дети. Но уже такие взрослые.

Какие же они все разные, черт возьми!

Герман. Малыш Герман. Молчун Герман. Стесняется, краснеет, с девочками вообще боится разговаривать. А ведь я заметил, как он смотрит на Кареглазую. А лучше переведу я ее в Бету. Посмотрим, может это его немного оживит.

Ну а Олень? Полная противоположность, а ведь они лучшие друзья. Странно все это. Хотя, что в этом странного? Противоположности сходятся. Общеизвестный факт. Они как две половинки, дополняют друг друга. Один молчун и скромник, другой задира и балагур.

Я решил проанализировать самых вероятных кандидатов на данный момент.

1. Муха — без вопросов.

2. Рустик — если брать Рустика, то придется оставить Татарочку. Любовные истории в реальном бою только повредят. Однажды возвращаясь от Клячи, заметил его ползающим по полу и внимательно изучающим паркет. Словно он что-то потерял. Мне это тогда показалось странным. Но кто из нас обычен?

3. Малышка или Меркурий. Опять любовь. Да что за напасть.

4. Череп — я верю, что он исправится, но нельзя давать ему поблажку. Пусть потом и кровью добьется моего расположения.

5. Миф — с ним будут проблемы, скоро уже. Он всегда считался следующим по старшинству после Черепа. А теперь, когда я дал Мухе сержанта Миф взорвется. Но уж пусть взорвется из-за этого и сейчас, чем потом, когда от него будут зависеть жизни других ребят.

Все напряжены до предела. Череп слетел первый. Разрядку получил и успокоился. Аврору я выгнал. Осталось еще одиннадцать ребят. Каждого надо разрядить. И как можно скорее. И тот, кто после этого успокоится — тот и сможет пройти Хеллус, хоть сто раз. Но если в команде будет хоть один лишний — всем остальным можно смело начинать писать завещание.

6. Феникс — пока без вопросов. Посмотрим, что будет после эмоциональной нагрузки, которую я уже запустил, отправив его без видимых причин в Бету.

7. Кареглазая — чем пронять ее, я пока не знаю. Но будет день, будет пища. Глядишь, само по себе что-то выплывет. Тем более Катьку я перевожу в Бету, может из этого что-то и выйдет.

8. Герман — боец знатный, но уж больно скромный. Посмотрим, посмотрим...

9. Олень — пока без вопросов.

10. Татарочка — без сомнений — НЕТ. Капризная красотка идет, чтобы мстить за брата, а мне нужны не мстители в черных масках и широкополых шляпах. Мне нужны бойцы. Но с другой стороны я смогу пронять Рустика, если начну делать знаки внимания красавице Гузель. Это мысль.

11. Меркурий — он мне нужен там, но мне нужна и Малышка. Если бы я смог взять их обоих...

12. Голый — остается в любом случае.

13. Аврора — покинула Базу навсегда.

Как все непросто.

* * *

Я развалился в общей зале в кресле, по-ковбойски закинув ноги на стол, и размышлял о прошедшей неделе, об успехах и неудачах, когда появился Кляча. Одет он был в шорты и футболку, на ногах легкие кроссовки. Обычно он более строго одевался на Базе, поэтому я спросил:

— Спортом решил заняться?

Он поморщился:

— Не-а, жарко.

Я нехотя слез с насиженного места, подошел к холодильнику, налил себе фруктового напитка. Витамины не помешают. Обратно вернулся на кресло и лишь затем спросил:

— Чем займемся? Я приготовил небольшой отчет о проделанной работе, тебе будет интересно.

Кляча налил себе полную рюмку водки, выпил, потом сразу еще одну:

— Мне интересно, конечно, но давай лучше обсудим все в другой раз. Надо поговорить о другом.

— О чем еще?

Я чувствовал, что ему предстоящий разговор не доставляет удовольствия.

— Ну, и? — потребовал я.

Кляча прихватил бутылку с собой, еще какую-то закуску, сел напротив:

— Зачем ты выгнал Аврору?

Странно, он вроде бы не хотел вмешиваться:

— Через пять дней после нашего спуска у нее день рождения. Семнадцатилетие.

Кляча выпил еще:

— Она же согласилась покончить с собой накануне дня рождения?

Я удивился:

— Ты хочешь, чтобы я тащил с собой явного смертника?

Он не смотрел на меня, сказал лишь:

— Аврора могла бы помочь сохранить несколько других жизней.

Тут до меня дошло.

— Ты мне предлагаешь, чтобы я прикрывался Анной до поры до времени, а потом прикончил ее? Ты это имеешь ввиду?

Он кивнул.

Я не знал, что и сказать. Гнев, негодование, злоба захлестнули меня. Да что он в самом деле. Как можно быть таким черствым, как? Но я все же сдержался и решил не портить отношения:

— Давно у меня назрел один вопрос. Все забываю спросить. А этот случай с Авророй натолкнул меня.

— Спрашивай.

Я сделал большой глоток, убрал стакан на стол и лишь затем сказал:

— Нерационально получается. Ведь если бы команды шли друг за другом, без трехмесячного перерыва уже давно Врата открылись бы. А сейчас Хеллус пустует.

Он улыбнулся:

— Нет, отчего же, там орудует франкоговорящая команда, После них англичане и америкосы. Затем скандинавы. Китайцы последние и мы сразу после них.

Я обрадовался:

— Ну, значит, мы можем даже не попасть внутрь, эти заграничные ребята все сделают в лучшем виде, а мы просто сядем на Ковчег и в Новый мир.

Кляча замотал головой:

— Ничего они не сделают, Там только китайцы далеко прошли — они на четвертом снизу уровне. Остальные до сих пор первые два этажа не могут осилить.

— Не понял, а вы что же, не можете научить их, дать наработки?

— Политика, Гром, сложная штука.

Волна, обжигающе холодная волна гнева обожгла меня изнутри. Вот теперь я уже не сдержался:

— Да ты, блин, охренел царь долбанный. Ты хоть понимаешь, что тут на политику насрать, всем, кто туда идет. Ты со своими долбанными выкидонами решил стать царем нового мира? И пускать иноземцев только, если они поклянутся тебе в вечном вассальстве? Так да?

Если я вскипел, то Кляча просто взорвался:

— Да ты в своем уме? Ты что же думаешь, мне этот сраный титул нужен сильно? Да я ни хрена этой страной не управляю. Я только на встречи хожу с такими же клоунами от власти, как и я. И говорим мы уже заранее отрепетированные фразы, которые придумывают для нас спецслужбы, которые как раз и имеют настоящую власть. А мы марионетки. Ты, сопляк шестнадцатилетний, в тысячу раз свободнее меня. Да если бы я мог — я бы уже давно ушел в Хеллус и прошел до Врат, но я — кляча, понимаешь, старая кляча. Откуда, думаешь, такой ник? Я даже сдохнуть не могу как все вы, нормально, и придется мне гнить на этом гороховом троне. Теперь ты понял?

* * *

Двигаясь по коридорам "-4" этажа, я не замечал ни скоплений людей в белых и синих халатах, ни удивленных взглядов, которые то и дело бросали на молодого парня в военной форме. Но никто меня ни о чем не спрашивал, а я тем более не стремился к разговорам, с кем бы то ни было.

Машеньку привезли полчаса назад и я торопился к ней. Быстрыми шагами я покрывал расстояние между нами. Сердце рвалось наружу. Что я ей скажу? "Привет, любимая". Нет, лучше ничего не говорить. Просто подойду, сяду рядом, возьму за руку. Она все сама поймет.

Я обидел Клячу, незаслуженно, но сейчас я выкинул из головы все проблемы и только сила воли не позволяла мне пуститься бегом к своей половинке.

Я уже давно начал думать о Машеньке, как о второй половинке, даже скорее как о трех четвертях. Только она могла разбудить во мне такие чувства, как нежность, ласку, любовь. Особенно сейчас.

Я пролетел два коридора, чуть не сбил двух докторов. Один даже успел что-то проворчать неприятное мне вслед, но я даже не обернулся. Дверь, к которой я так спешил, замаячила впереди.

Я невольно остановился, переводя дух. Было бы глупо входить, запыхавшись, и не суметь и двух слов связать. Если бы можно было здесь курить! Вот я и стал курильщиком.

Я протянул дрожащую руку и осторожно приоткрыл дверь.

Маша в виртуальном шлеме полулежала на больничной кровати. Комната была белой. Полностью белой. Белые стены, белый потолок, белая мебель, белые шторы. Только рыжие волосы из под шлема. Такие родные и дорогие глазам и сердцу. Она не могла знать, что я здесь. Даже если я подойду и возьму ее за руку, она не поймет, что я нахожусь рядом.

Я заворожено застыл на пороге. Как я ждал этого момента всю неделю! А ведь раньше я мог хоть каждый день проводить с ней время, сколько угодно времени.

Странное существо — человек. Когда может протянуть руку и взять что-то, эта вещь ему не нужна. А стоит лишить его такой возможности, на стену лезет от скуки.

Рядом с кроватью стоял стул, наверное, остался после посещения лечащего врача или сиделки.

Я осторожно опустился рядом. Не шумел, но это излишне. Она все равно ничего не заметит, пока находится в другом мире. В мире ее Грез. А мой мир Грез сейчас был здесь, с ней. Я сознавал это всеми фибрами души. Я полюбил этот мир в одно мгновение.

Но я все равно старался не производить и малейшего звука, чтобы не спугнуть этот миг, который застыл в воздухе, который зарядил меня такой мощной энергией!

Сколько я так просидел я не знаю, время в тот момент потеряло для меня смысл. Я держал любимую за руку, и любовался ее сказочным подбородком и мягкими розовыми губами. Гладил волосы.

Где сейчас она? Так мирно и спокойно лежит, словно спит. Только маленькая нежная грудь под майкой вздымается в такт ровному дыханию.

Такое умиротворение я не мог нарушить. Я не стал будить ее, даже когда открылась дверь, и мужчина в белом халате попросил меня покинуть помещение. Ей нужен покой, объяснил он. Я еще раз посмотрел на нее, пытаясь запечатлеть в памяти все до мельчайших подробностей. Словно мы больше никогда не увидимся. Поцеловал ее маленькую худенькую ручку и вышел. Вернулся к себе на "-6" этаж.

И уснул.

В первый раз за неделю я спал спокойно.

Мне снилось поле. Много цветов. Ромашек. Васильков. Еще каких-то цветов, названия которым я не знаю. А посреди поля Маша, улыбающаяся, вся в веснушках. Зовет меня, а солнце — желтое. В первый раз я видел настоящее солнце и в с первого раза я его полюбил. Относился не просто как к небесному телу, которое висит где-то там, в миллионах километров, а как к живому и доброму другу. А Маша улыбалась и звала меня к себе. А я шел к ней, но расстояние так и не сокращалось. Я побежал. Я уже задыхался. Но она была все так же далеко. И тут она сама сделала шаг в мою сторону и в мгновение ока оказалась рядом, в моих объятиях.

* * *

Началась вторая неделя. Об этом известил меня будильник. Шесть часов утра, наверное, никто еще не вернулся на Базу, сбор был в семь. Каково же было мое удивление, когда в фойе я встретил всю команду в полном составе.

Я почему то был уверен, что сегодня мы недосчитаемся нескольких ребят. Если здесь в окружении других бойцов все старались быть смелыми и даже виду не подавали, что им страшно. То там, в окружении близких и родных кто-то мог сломаться. Я бы не удивился.

Все были тут, поприветствовали меня дружно, когда я вышел из своей комнатушки. Мы пошли завтракать.

Я во время завтрака решил провести перестановку в группах, как и решил. Отправил Кареглазую в Бету, мельком глянул на Германа. Он был рад, даже как-то сразу оживился что ли.

Теперь в Альфе оставались Муха, Миф, Малышка, Меркурий, и Рустик. Всего пятеро. А в Бете накопилось 7 человек — Голый, Череп, Татарочка, Кареглазая, Феникс, Герман и Олень. Но я не спешил отправлять кого-то в Альфу. Логично, что я должен кого-то перевести, так пусть помучаются, поломают голову — кого. Честно говоря, я и сам не решил кого.

Мои опасения оправдались, Миф все с большей неприязнью смотрел в сторону Мухи. Скоро должна была разразиться гроза. Гром уже сделал свое дело. Я улыбнулся такому удачному сравнению.

Еще я установил приемные часы. С семи вечера до восьми. Это было сделано, чтобы никто не нагружал меня личными проблемами перед тренировками, как получилось с Авророй. После того случая я так и не смог прийти в себя весь день и субботние тренировки прошли слабо.

Кареглазая не обиделась на перевод в Бету. Или просто сделала вид, что ей безразлично.

После завтрака я отправил на тренажеры Альфу и Голого с Черепом, а сам вместе с остальной Бетой нырнул в симулятор.

Татарочка, вооруженная арбалетом, караулила проход в пещеру. Стрелы арбалета имели необычные разрывающиеся наконечники. Очень мощное оружие в умелых руках. Олень и Герман сидели на двух верхушках небольшого холма. Это была их очередь караулить белую зону, в которой я, Кареглазая и Феникс отдыхали уже двадцать минут.

Из пещеры доносились страшные звуки, от которых холодела кровь.

— Странная белая зона, согласись Гром, — сказал Феникс. — Тут не то, чтобы поспать спокойно, от этого рева у меня мурашки по коже.

Я улыбнулся:

— Ты же поставил ловушки на входе, чего бояться-то? Или не уверен в себе?

Он смутился:

— Я до сих пор не пойму, за что ты меня в аутсайдеры отправил. Я разве хоть раз подвел команду? Тут волей-неволей засомневаешься.

Кареглазая тоже отпустила голову:

— Ты хочешь оставить нас, да, Громик? Я тоже удивилась сегодня, за что и меня туда же, в Бету?

Я рассмеялся:

— Да что вы заладили, аутсайдеры, бета, шмета, я же ни разу не дал повода думать, что Бета — более слабая группа. Разве дал?

Феникс влез:

— Ты Черепа туда задвинул, когда он провинился. Мы вообще думали, что ты его выгонишь. А ты его иначе наказал, убрал в Бету. Ну и к тому же сержант Беты — Голый, а он точно не пойдет с тобой. Также мы просто уверены, что Муха пойдет. А он сержант Альфы.

Логика в их размышлениях присутствовала. Я вздохнул. Эти разговоры об Альфах, Бетах, возьму, не возьму, меня уже достали.

— Сами подумайте. В Альфе сейчас 5 человек. Ну и куда я пойду с такой командой? Да нас на первом же перекрестке растопчут. А вот посмотрите на Татарочку — скольких из нас она спасла во время перехода через болото? Да из всех убитых нами сегодня монстров, добрая половина — ее работа.

Кареглазая фыркнула:

— К тому же она просто красавица. Такая фигурка — удивляюсь, как ты до сих пор не переселил ее к себе каморку и не сделал любимой женой.

Феникс залыбился. Мне шутка тоже понравилась бы, в другой момент, но тут чувствовалось, что между Кареглазой и Татарочкой возникли какие-то разногласия. А я и не заметил.

— Что-то не так между вами? — строго спросил я.

Кареглазая замялась.

— В чем дело, отвечайте рядовой Кареглазая, когда к вам обращается офицер, — уже без шуток спросил я.

Она молчала. За нее ответил Феникс:

— Из-за парня она. Из-за Рустика. Только Катька и слушать не желает Гузельку, что они всего лишь друзья. Сам же знаешь, как тянутся друг к другу в таких вот ситуациях люди одной национальности, культуры. А для этих двоих: русский — не родной. Вот они и сидят, болтают на своем целыми днями. К тому же Рустик был близким другом ее брата, Дамира.

Кареглазая шмыгнула носом. Черт возьми. Катька влюбилась в Рустика, а я даже не заметил. А, собственно, доля истины есть в словах Феникса. Если я и замечал не раз как Меркурий и Малышка целуются, обнимаются, то между Рустиком и Татарочкой такого не было ни разу. Они хоть всегда и вместе, но скорее как брат и сестра, чем как любовники.

С одной стороны это решало проблему — теперь я смогу взять и Рустика и Татарочку, а Гузель оказалась на редкость удивительной девушкой. Бесстрашная, но и рассудительная. Не лезет в пекло, если можно обойтись без геройства, но если уж припрет, то ее просто не остановить. Машина смерти. Ее я и переведу в Альфу. Раз уж между ней и Рустиком ничего нет, кроме дружбы. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Правда есть еще одна проблема. Причина, по которой идет Татарочка — месть. По крайней мере, мне так кажется. С другой стороны, вендетта — мощный фактор.

Черт возьми, я уже сам начал думать об Альфе как об основной группе.

Еще и треугольник образовался — Рустик, Кареглазая и Герман. Насколько я понимаю, у Германа нет шансов. По крайней мере, пока. Но если между Рустиком и Кареглазой что-то начнется — это может заставить Германа шевелиться.

Мои размышления прервал веселый голос Оленя:

— Хорош спать, птицы-вампиры, около двадцати голов. В минуте лета к северу.

Я спросил:

— Нас заметили?

Олень откликнулся:

— Обязательно. Сперва летели в другую сторону, но сейчас сменили курс и спешат к нам. Раззадоривают друг друга. Ого! Их еще больше. Голов сорок!

Мы поднялись. Я проверил так полюбившуюся за последние дни "кислятину". Позвал знаком Татарочку. И мы снова начали сеять смерть направо и налево.

* * *

После обеда на симуляторы пошли оставшиеся бойцы. Руководить ими должен был Муха. А мы с Татарочкой, Кареглазой, Германом, Оленем и Фениксом отправились в кинозал.

Учебный фильм о третьем уровне мы посмотрели дважды. Я объяснил им — завтра мы в этом же составе, только с еще парой ребят, двинемся на весь день на третий уровень.

Ребятам мой план понравился. Теперь я больше внимания уделял Бете. У некоторых загорелись глаза. Но Катьку ничем нельзя было пронять. Она ревновала к Татарочке, так явно, так по-женски упрямо.

Она подошла ко мне:

— Громик, ты никогда не думал о том, чтобы подружиться поближе с Гузель? Она очень красивая и стройная. К тому же умница. Ты сам говорил сегодня утром.

Я обнял Катьку за плечи, усадил рядом с собой:

— Очень красивая, согласен. Я и сам иногда засматриваюсь на нее.

Надежда вспыхнула у Кареглазой в глазах. Она даже заулыбалась:

— Ну так чего ты теряешься? Скромный такой, да?

Я не отпускал руки с ее плеча:

— Видишь ли, Катенька, я люблю другую и очень давно. И сам до недавнего момента не понимал этого.

Катька смутилась. Похоже, она подумала, что речь о ней. Даже покраснела. Затараторила:

— Ну я... Ну, ты же понимаешь, Громик. Ну, елки-палки. Я даже не догадывалась, честное слово.

Я заржал. Она не поняла, отчего. Испугалась. Карие глазки округлились. Я успокоился, а потом постарался объяснить. Получилось немного неуклюже:

— Да не тебя, дурочка.

Она не обиделась на дурочку. Просто спросила, успокаиваясь:

— А кого?

Я рассказал про нас с Машей. Она была рада за меня.

Сосватать меня на Татарочке у нее не получилось. Теперь она будет искать нового парня, который сможет ликвидировать угрозу ее счастью в лице обаятельной Гузель.

Было около пяти вечера, когда мы вышли из кинозала. Меня ждал майор Сергунец. Я отправил ребят на тренажеры, но посоветовал особо не напрягаться. Завтра с утра они мне нужны все как новенькие.

Майор поздравил меня со званием лейтенанта. Мы перекинулись парой фраз о здоровье, о настроении. Наконец, он сказал, что после тренировки меня хочет видеть Сам.

Я, не откладывая в долгий ящик, пошел к Кляче. После ссоры накануне, мы с ним не виделись и не разговаривали. Надо выправлять положение.

Я оделся в военную форму, спустился на самый нижний этаж и, щеголяя новенькими блестящими сапогами, прошагал до той самой гербовой двери, за которой мы впервые встретились с Императором. Я вспомнил, как сгорая от волнения, в первый день нагло прилег с ним рядом и помог разнести в пух и прах монстров, досаждавших его, и невольно заулыбался.

Охрана была на месте. Меня взяли на мушку и держали до тех самых пор, пока сканер не выяснил степень моей вредности для монаршей особы. И только после соблюдения этой нелепой, на мой взгляд, процедуры, я оказался внутри.

Кляча в костюме и при всех регалиях сидел на мягком кресле. Но он был не один в комнате. Рядом, на том самом памятном диване восседала парочка с Востока. Они о чем-то говорили на хорошем русском языке и замолчали лишь при моем появлении.

Поднялись со своих мест все, даже Кляча, которому по социальному статусу положено было сидеть. Ох уж мне этот дворцовый этикет!

Даже заговорил он первым:

— Вот, лейтенант, знакомьтесь, Лю Сенг Мин и Ченг Мао Тэнг. Они из Китая.

Я пожал руку сперва девушке, потом парню. Кто из них кто, я не понял. Девушка, как и все китаянки, была очень невысокого роста, худышка. А парень наоборот, высокий, стройный, мускулистый. С присущей всем жителям поднебесной гордецой и какой-то суровостью во взгляде.

— Вы меня вызывали, Ваше Величество?

Он смерил меня взглядом и ответил:

— Вчера, во время нашей дружеской беседы вы предложили объединить усилия всех сильнейших держав для выполнения нашей священной миссии. И я попытался восполнить пробел, допущенный нами. Сразу же после нашей встречи я позвонил коллеге в Китай и вот — эти ребята, теперь в вашей команде, если нет никаких возражений. Они оба прекрасно говорят на русском, владеют рукопашным боем, любым стрелковым оружием. Последнее слово за тобой.

* * *

Я обрадовался пополнению. Направил китайских ребят в Альфу. Обоих. Остальные пока еще были в симуляторе, а Бета в тренажерной.

Я уже собирался пойти к Машеньке. Форму еще не снял, уж очень мне хотелось показаться ей в новом наряде. В мою комнату вошел Кляча. В своих обычных на Базе шортах и кроссовках. Сказал:

— Ты был прав, Гром. А я дурак, старый дурак. Давно уже мог настоять на объединении сил. За две минуты смог договориться с главой СБ о китайцах.

Я спросил:

— А с остальными никак?

— Нет. Ни в какую. Но эти двое узкоглазых — отличные бойцы. Ты сам увидишь. А самое главное — они дисциплинированные. Два сильных дисциплинированных воина твоей команде не помешают, ведь так?

— Вот тут ты прав. Лишь бы не начались расистские заморочки. Сам знаешь, как бывает. Ну и дедовщина заодно.

Кляча удивился:

— У тебя есть и такие? Вот не думал.

— Да вроде пока нет. Но это маленький коллектив, нервы у всех на пределе. Мало ли чего. Я и рад вливанию свежей крови и не рад в то же время.

Кляча сказал:

— Ладно. Я уверен, ты разберешься со всеми проблемами. А я пошел к себе.

— Подожди, — остановил я его, — ты это, Кляча, извини за вчерашнее.

Он протянул мне руку:

— Да брось. Что было, то убыло. Кто старое помянет... Кстати, ты куда это собрался?

— К Машеньке, — я, наверное, покраснел.

Он улыбнулся:

— Я был у нее около часа назад. Она спрашивала о тебе. Но тут пришел злой доктор и вколол ей снотворное. Она спит сейчас. Так что поговорить вам не удастся.

Я расстроился:

— Я хотя бы рядом посижу, посмотрю на нее с полчасика. Это меня успокаивает. Помогает...

* * *

Я как раз вернулся от Маши, зашел к себе и начал раздеваться, когда из общего фойе раздались крики. Ничего удивительного, там всегда шумно, но в этот раз тут было что-то другое. Завизжала девушка, кажется, это была Малышка. Я выбежал из комнаты. На полу катались и рвали друг на друге одежду Муха и Миф. Никто не пытался их разнять, Муха кажется побеждал, так как он был сверху. У меня всегда с собой был пистолет, с самого первого дня. Так полагалось офицеру. Я недолго думая вытащил ствол и два раза выстрелил в потолок.

Ну, началось. Рановато, конечно, но я своего добился. Вместе со мной из казармы Альфа выбежали и Лю с Ченгом. И без лишних слов оттащили драчунов друг от друга. Я сказал:

— Сержант Муха и рядовой Миф ко мне на ковер. Но сперва приведите себя в порядок. Жду обоих через пять минут.

Когда они ушли в душевые, я продолжил:

— Знакомьтесь, у нас пополнение. Рядовые Лю и Ченг. Я определил их в отряд Альфа. Рустик и Кареглазая, покажите новичкам все.

Катька благодарно посмотрела на меня. Я ей незаметно подмигнул и снова скрылся в своей комнате.

Через пять минут двое драчунов стояли по стойке смирно под моим суровым взглядом, пока я не позволил им сесть:

— Рассказывайте.

Они молчали.

— Ну, чего молчим? Из-за чего драка-то?

Миф первым открыл рот:

— А ты не понимаешь?

Я сделал удивленное лицо:

— Чего-то не поделили на симуляторе. Меня там не было и я никоим образом знать не могу. Ну, так в чем дело? Давай ты, Муха, объясни, я гляжу, Валерка только паясничать может.

Муха откашлялся:

— Зря ты меня, Гром, сержантом сделал, не мое это. Ребята смотрят на меня волком. А Миф, вон, даже обзываться начал.

Вмешался Миф:

— Я не обзывался, а высказал всеобщее мнение вслух...

— А ты помолчи пока, Миф, тебе слова не давали, пусть Муха договорит,— перебил я его.

Миф сделал такое недовольное лицо, что я чуть не рассмеялся.

Муха сказал:

— А чего еще добавить то? Ну, обозвал он меня, ну подрались. Ну, дал я ему по шее, — правда, тут не только по шее попало. Лицо Мифа в нескольких местах было оцарапано, губа распухла. Завтра его вообще не узнать будет.

— Ладно. Миф, собирай вещички, а ты Муха останься, надо поговорить.

Я посмотрел на Мифа. Он был полностью деморализован. Часто-часто моргая, чтобы отогнать слезы, он смотрел на меня.

— Ты не можешь так со мной, Гром. Пожалуйста. Не выгоняй меня. Я исправлюсь, клянусь тебе.

Я опять сделал то же удивленное лицо:

— Собирай вещички. Ты переводишься в Бету. Я не дурак, чтобы выгонять такого хорошего бойца за глупую драку. Но если что-нибудь подобное повторится, вылетишь с треском. Ты понял?

— Спасибо, — заулыбался Миф и уже хотел выскочить за дверь, но я его окликнул.

— Передай Татарочке, пусть тоже собирает вещички. Теперь она в Альфе.

Я достал две бутылки пива, протянул одну Мухе. Немного помолчали, наслаждаясь вкусом неплохого чешского напитка. Закурили.

— Я знаю, Муха, тебе трудно быть сержантом. Но ты уж потерпи немного. Хотя бы две недельки. Ты очень мне поможешь.

— Помогу?— не понял он.

Я сделал большой глоток, опустошив тем самым бутылку:

— Да, уже помогаешь. Из всей нашей бывшей команды по Контре ты единственный в ком я ни минуты не сомневаюсь. А остальных нужно научить. Научить быть командными игроками.

Он попил пива, подумал. Наконец, сказал:

— Я понял. Ты поэтому в тот раз заставлял Черепа три раза подряд вставать на часы. Ты специально вывел его, ведь так?

— Вот именно. Там, куда нам предстоит идти, не будет места для склок и ссор. Там все должны стать одной единой командой и каждый мой приказ, каким бы неправильным и несправедливым он не казался, должен выполняться неукоснительно. Только тогда мы сможем чего-то добиться.

* * *

День был полон событиями. Я ближе познакомился с ребятами из Беты. Решился вопрос Мифа и Мухи. Пополнение в лице двух китайских бойцов. Откровенный разговор с Катькой. Наладились отношения с Клячей. Снова провел некоторое время у кровати Машеньки.

Я устал.

Если завтра будет такой же насыщенный день, то к концу недели я превращусь в нервного, лысого и, наверное, алкоголика. Вот уже третья бутылка пива пуста. А мне хочется выпить еще.

Заходил Рустик, потолкался около книжной полки, спрашивал какие-то глупости. Помню ли я то, помню ли это. Бред какой-то. Взял книжку с полки, что-то из отечественной фантастики и ушел.

В дверь снова постучали. Интересно, кого на этот раз нелегкая принесла:

— Войдите.

Это была Татарочка.

— Гром, можно с тобой поговорить? Недолго?

Я указал на пустое кресло:

— Конечно, без проблем. Присаживайся. Будешь пиво?

Она поморщилась:

— Нет, извини, я не пью, — у нее такой приятный голос, убаюкивающий.

— Тогда просто поговорим, — я звучно зевнул. Пиво оказало на меня расслабляющее действие.

Она скромно смотрела в пол, как истинная дочь великого народа, где женщины от рождения имеют прав намного меньше чем мужчины. И вполне этим довольны. А такие слова, как феминизм и равноправие, для них — глупость, которая могла прийти в голову только полным идиотам.

— А что значит твое имя? — почему то спросил я.

Она смутилась, покраснела:

— Гузель — это значит красивая.

Да уж, угадали ее родители с именем. Такой привлекательной девушки я еще не встречал. И Катька и Малышка тоже далеко не уродины, но по сравнению с юной яркой татарочкой они обе были бледные и невзрачные.

— Так о чем ты хотела поговорить? — глаза у меня слипались и я хотел побыстрее решить последний наболевший вопрос текущего дня.

— Я хотела поблагодарить за перевод в Альфу. Ты не пожалеешь, если возьмешь меня с собой...

Может, она еще что-то говорила, не знаю. Еще даже не дослушав ее первую фразу, я уснул.

5.

Пятница второй недели.

А может и не пятница.

С Машенькой я так и не смог поговорить ни разу. Она всегда спит.

Вчера я накинулся на доктора, чуть ли не с кулаками, а может и сегодня.

Я был пьян.

Пьян в стельку. Я и сейчас пьян. И еще хочется выпить.

Пива?

Не-е-ет.

Пиво — это для детей. Ослиная моча. Я хочу чего-нибудь покрепче. Но у меня нет ничего. Придется пойти к Кляче.

Кляча этажом ниже. Я знаю, как к нему идти.

Тренировки? Да плевал я на тренировки. Я не хожу на тренировки уже со среды. Да пропади все пропадом. Плевать я хотел. У Клячи есть и виски и водочка. И закусить.

Закусить — это хорошо. Все, что было съедено во время обеда — я выблевал. Кушать хочется....

Да че я, а че? Я хочу выпить. Хочу ... да... я хочу бабу... девушку, женщину, хочу...

А разве я не заслужил?

Да пошли они все. И этот придурок — Муха и Череп и вся их идиотская, кретиновская компанейка. Хочу я выпить — и все. Сейчас пойду к Кляче, и выпью. У него был ликер.

Да какой, к такой-то матери ликер? У него водка — самая настоящая.

И покушать — это было бы просто замечательно.

Че там мне Кареглазая сказала? Ты, Громик, позоришься? Да пошла она. Да в гробу я видал ее с этими еёшними высказываниями. Да плевать я хотел.

А Гузелька? Ну чего она разъярилась, когда я хотел обнять ее и... поцеловать... Ну че ей, трудно, да? Я вроде не урод, не клякса, как любит говорить Меркурий.

Кстати, о Меркурие, так он вообще сдурел. Вчера, когда я хотел с ним поговорить по душам, он просто послал меня. В далекие страны. Может выгнать его из Базы?

КУШАТЬ ХОЧЕТСЯ! И выпить. Водки. Пиво есть и я его пью, но толку — нет. Ну не хочу я пива.

В дверь стучатся. Голова итак болит.

— Да блин заходи, кто там приперся?

Китаеза. Даже две китаезы. Че им надо мать их узкоглазую.

— Гром, мы хотим тебе помочь, — сказала Лю, — только не сопротивляйся. Иначе будет больно.

— Да пошли вы, оба, отсюда, пока я... , — договорить мне не дали. Сильные руки выходцев из страны восходящего солнца схватили меня за руки, за ноги и понесли из комнаты.

В фойе собралась вся команда и ни один даже не попытался мне помочь. Суки. Предатели. Я орал благим матом.

Эти двое меня барахтающегося и вырывающегося занесли в душевую. Под холодную воду.

АААА...

Я сопротивлялся. Даже смог зарядит Ченгу в ухо, но он был непоколебим.

Они ушли. Я остался лежать под холодной водой. Было холодно, черт возьми. Но с каждой секундой становилось.... так неловко.

Я готов был разорвать себя на куски

Как я буду смотреть на них после этого?

Как? Смогу ли я вернуть то уважение, которого добивался?

То, которое было?

Никогда!

Пусть Муха или Череп берут командование. Я никчемный командир. Я просто клоун.

Стыдно.

Ужасно стыдно.

Я заплакал.

Не от горя.

Не от страха.

Я заплакал от стыда.

А я. Я ведь еще пытался играть ими, как кеглями. Как фишками. А сам? Повел себя как полнейший урод. Я недостоин быть командиром. Ну, никак.

Вошла Лю.

— Гром, давай я помогу тебе раздеться. Я сделаю тебе массаж.

Какой к чертям собачьим массаж? Но я послушно разделся, до гола как она и требовала.

— Ложись на скамейку, я включу обогреватель, — сказала китаяночка. Она тоже разделась до гола.

Массаж был волшебный. Я расслабился так, что просто не мог ничего поделать. Только то, что она приказывала мне. Лю играла со мной как с игрушкой.

Я так ее хотел.

Да, трудно признаться, но я хотел ее.

Но когда казалось, все, вот она уже здесь, рядом, Лю успокаивалась, и начинала заново.

Боже. Как хорошо.

Ничего так и не произошло. И я даже не мог настоять. Стоило только попробовать применять силу, как Лю резко успокаивала меня. При помощи ответной силы.

Я сволочь. Я скотина. Как я мог? Вот так запросто? Изменить Машеньке? Да, я мог. Я даже хотел этого. Какая же я все-таки сволочь!

Но я не изменил.

* * *

Я проснулся вместе со всеми. Меня уложили на одну из свободных кроватей в Альфе. Не хотели оставлять одного.

Я встал. Сказал всем "Доброе утро" и пошел к себе.

Помыл лицо, почистил зубы. Надел форму и пошел к Кляче.

Я не достоин быть командиром. Я пойду в Хеллус, буду биться там до конца, но я не командир.

Как я мог вообще рассчитывать на то, что смогу управлять людьми? Я ведь обычный парень, такой же как и все. После этих трех дней запоя — ни один из них не станет меня слушать. И правильно.

Я не достоин.

Я чисто механически прошел сканер, козырнул охране и вошел к Кляче.

Он сидел в кресле и читал какие-то бумажки.

Я не стал долго жевать и сразу сказал:

— Назначь кого-нибудь другого командиром отряда. Лучше всего Черепа.

Кляча нехотя отложил документы, подошел ко мне. И строго, по отцовски, посмотрел мне прямо в глаза:

— Ни за что.

— Я недостоин. Да после того, что было, ни один из них не станет меня слушать. Я сильно уронился в их глазах.

Кляча потрепал меня по голове, точь-в-точь как любила мама:

— За три дня, что ты упивался, у меня побывала вся твоя команда. Они тебя любят. Ты их командир. Ты единственный кто сможет. И они и я, мы все в тебя верим, Гром. То, что ты сорвался — обычное дело. Больше ты себе этого не позволишь. А командный дух, который ты так старался вселить в своих ребят — он уже там. Так иди же и сделай все.

Я спросил. То, что спрашивал у себя самого и не раз:

— Кляча, как ты думаешь, сможем мы открыть Врата?

Он задумался. Надолго. Даже отошел к холодильному шкафу, явно желая что-то себе налить. Но не открыл. Сказал:

— Знаешь, Гром. Из всех лидеров, которые были до тебя — ты лучший. И команда твоя — она команда. Именно команда, а не сборище. Понимаешь о чем я? Если кто и сможет открыть эти гребаные врата, то только вы.

— Спасибо, Юра, — сказал я и ушел. Ушел к ребятам.

Никто, не сел за стол. Все ждали меня, как всегда. Когда я, наконец, занял привычное место и все присели — я встал. Мне было что сказать:

— Бойцы, я прошу у всех у вас прощение. За что, вы и сами понимаете. Если вдруг хоть один из вас не готов простить меня. Не готов исполнять любой мой приказ. Не готов видеть меня во главе команды. Тогда, я сейчас же сложу все лидерские полномочия в пользу того, кто более меня этого достоин. Я жду ответа от каждого.

Первым поднялся Череп:

— Гром, ты лидер. Ты лучший из всех нас. Я с тобой.

Поднялся Миф:

— Саня, я с тобой и в огонь и в воду и хоть в задницу к самому дьяволу.

Поднялся Рустик:

— Я скажу от всех наших. Гром, мы с тобой. Ты наш командир.

Поднялась Малышка:

— Если бы ты был свободен, Гром, я бы бросила Мерка. И я и Мерк, мы с тобой.

Все остальные тоже поднялись и сказали эти волшебные слова — Мы с тобой Гром, мы с тобой Саня.

Я успокоился. И я был рад. Ребята становились командой. Командой вокруг меня. Командой, которая сможет.

* * *

Прошла еще неделя.

Все говорили о Черепе. С какой бы командой он не пошел — Череп всегда в героях. Он вытаскивает из кипящей лавы, он спасает не жалея себя из пасти драконольвоф, он первый в бою, первый везде.

Я был счастлив.

Мой первый офицер доказывал свое право на то, чтобы быть.

Неплоха была и Татарочка. Она творила настоящие чудеса ловкости.

Еще Меркурий. Этот вообще переплюнул всех. Каждый хотел сидеть с ним рядом. Слушать его глупые шутки.

Я договорился с доктором еще днем — сегодня Машенька не будет спать.

Ребята взрослели на глазах.

Рустик и Кареглазая начали пропадать уже вдвоем. Татарочка нисколько не ревновала. Меркурий и Малышка то ругались, то снова души друг в друге не чаяли. Лю время от времени бросала на меня косые взгляды, но я был верен любимой. Ченг решил приударить за Татарочкой. Но она его постоянно грубо отшивала. То ли он ей совсем не нравился, то ли это такое, чисто татарское кокетство.

Это была третья суббота и я выбрал для симулятора команду — Рустик, Лю, Ченг, Муха, Малышка, Меркурий и Череп.

На данный момент, ели не считать Татарочку, Мифа и Феникса — это был оптимальный вариант.

Мы сразу залезли на третий уровень. Ящеры с хвостами-лезвиями, птицы-вампиры, тряска, вулканы — ничего особенного.

Первую атаку отбили играючи, даже нашли время пошутить в процессе. Вторая атака была помассивнее. Татарочки не хватало. Явно не хватало. Череп чуть не погиб в самом начале второй атаки. Полез прикрывать меня и Малышку, даже не думая о себе.

Повезло, его только оцарапало, немного.

Мы встали на белой зоне. На часы я снарядил Малышку и Муху. Подозвал к себе Черепа:

— Игорь, может, хватит уже геройствовать? Ты всем все доказал. Мы с Малышкой и сами справились бы, какого хрена ты полез?

— Я хочу сержантские погоны Альфы. Очень хочу. И я хочу их заслужить.

Я сделал вид, что удивился:

— Очень хочешь? Но как же Муха?

— Он готов мне отдать их, — Игорек передернул затвор автомата, так по свойски, так эффектно, — слово за тобой.

— Они твои, сержант Череп. Кого уберешь с Альфы в Бету вместо себя — тебе решать.

— А ты жестокий, Гром.

— А мне иначе нельзя.

Он убрал Ченга.

Ченг не возражал. Ни секунды. Наверное, он знал, что я в любом случае возьму его с собой.

* * *

Машенька.

Машенька.

Машенька.

Она для меня все. Она смотрела на меня, я смотрел на нее. Я целовал ее руки, шею, лицо, губы.

Я касался ее пальчиков ног, она смеялась, ей было щекотно. Она уже могла тихонько шевелить ими. Она могла бы и сгибать колени, но доктор запретил пока даже пробовать.

Я обнимал ее. Я не выпускал ее из рук. Кружил ее по комнате, как пушинку.

Она смеялась. Я был счастлив. Она была счастлива. Мы были вместе, и никогда я не оставлю ее.

Мы были вместе. МЫ БЫЛИ.

Плевал я на всех докторов и прочих. Я унес ее к себе.

Мы любили друг друга, отдавая все силы, всю энергию. Я покрывал ее, я не давал ей дышать, я не давал ей думать. А потом выпускал на волю. И она со вздохом откидывалась на мгновение, и снова бросалась ко мне, как тигрица. Я нежно целовал ее маленькую нежную грудь, тонкую, изящную шейку. Я не давал ей покоя. И когда мы уже оба устали, когда все на свете перестало иметь хоть малейшее значение — мы уснули.

* * *

Ченг и Лю не покидали Базу как и я. А остальные ребята появились утром в понедельник. Все собрались в фойе — это уже вошло в привычку. Каждую неделю я объявлял о новшествах. Бойцы ждали их с нетерпением.

Я вышел, как обычно поприветствовал ребят. Потом сказал:

— Я вас хочу познакомить кое с кем.

Они насторожились. Было видно недовольство на их лицах. Они решили, что у нас очередное пополнение, а это значит — еще меньше шансов попасть в команду.

— Не беспокойтесь, — сразу успокоил я, — она не претендует на место в команде. Маша — моя невеста.

Я зашел к себе, Машенька уже была одета в ярко красную юбочку и белую блузку. Она была такой красивой.

Я поцеловал самого любимого в этом мире человечка, поднял на руки и вынес к ребятам. Усадил на кресло. Все, словно пчелы на яркий цветок, бросились к ней. Всем хотелось с ней поговорить, всем хотелось что-то рассказать и что-то выслушать от нее.

Другая обиделась бы. Мол, решил показать друзьям подружку-игрушку, похвалиться, и так далее. Но не Маша. Она понимала, что у нас тут творится. Знала, что я люблю ее, знала, что я дорожу всеми ребятами и познакомить ее с ними иначе не мог.

Мог. Но зачем заново придумывать велосипед?

Что бы я ни сделал, Маша воспринимала это как правильное. Мне это льстило. Мне это нравилось, но черные, злобные и когтистые кошки скребли душу. Я завоевал ее, а теперь порабощал. Это согревало мое самолюбие, но полностью уничтожало совесть.

Мне и хотелось, чтобы она зависела только от меня, чтобы я был ее богом, ее всевышним, ее единственным и неповторимым. Но в то же время кто-то невидимый с правого плеча шептал, что я поступаю неправильно, по-сволочьи. Он говорил мне, что так нельзя, так живут только те, кто любит только себя, а любовь она не признает таких отношений, если я действительно люблю ее.

Как мне жить? Как поступать? Я не знал, по крайней мере, в тот момент. И ведь даже спросить не у кого. У Клячи? Ну, как можно загружать главу государства такими личными проблемами? Ответ надо искать в себе, внутри себя. Там где и лежат ответы. В душе. В сердце.

6.

Мы с каждым новым днем становились все более дружной командой. Коллективом единомышленников. Все обиды, все недомолвки первых дней остались далеко позади. Словно с того первого дня за круглым столом из красного дерева прошло не шесть недель, а шесть лет.

Мы начали понимать друг друга с полуслова, даже с полувзгляда. Научились предугадывать желания друг друга, как идеальные любовники.

Кончились распри, кончилась глупая зависть Беты к Альфе. Все понимали, что нужно двигаться дальше. А чем дальше мы двигались, тем быстрее бежало время, тем ближе становилась финишная черта.

Я так и не определился до сих пор — сколько и кто. Я знал одно, кто бы не пошел, он будет там далеко не лишним.

Нам нужна песня. Идею о необходимости некой духовной силы, которая объединяла бы нас, подсказал Кляча. Мы как-то сидели с ним, чаевничали, разговор коснулся страны, патриотизма обычных обывателей, необходимости гимна и флага. Я никогда не задумывался, что хорошо подобранные слова, умеющие объединить в себе все идеи и стремления определенного коллектива, могут стать таким сильным и значительным фактором достижения успеха.

Кляча объяснил. Он сказал, что когда становится страшно, когда становится одиноко, хочется бежать и прятаться, именно боевая песня или знамя возвращали утерянные моральные силы. Я удивился, не поверил. Но он привел множество примеров из истории Человечества, когда горстка людей, имея только силу духа, подкрепляемую правильными словами и мыслями, как эти слабые телом, но сильные духом целовали краешек знамени, шептали слова молитвы или вспоминали священные девизы и бросались в бой. И побеждали. Если и не битву, не какое-то конкретное локальное сражение. Они побеждали самих себя. Проигрывать не страшно, страшнее терять честь. Мои ребята уже давно доказали мне это.

Домой я так ни разу и не вернулся. Родители сами навещали меня каждую неделю. Я скучал по ним, обоим. Они как-то резко постарели, осунулись. У матери в волосах поблескивали седые волосы. Раньше я такого не замечал

Машеньку у меня забрали. С ней теперь занимались постоянно какие-то особенные специалисты. Она начала потихоньку передвигаться, при помощи опоры, но прогресс был налицо.

После тренировок и ежедневных получасовых разговоров тет-а-тет с некоторыми членами команды, я сразу бежал к ней. Это становилось ритуалом, приятным и таким необходимым. После встреч с ней я на некоторое время успокаивался.

Рядом с Машенькой я чувствовал себя вампиром. Она питала меня лаской, любовью, нежностью, а я как губка вбирал все в себя и преобразовывал в чистую энергию, которой мне хватало на очередной трудный день.

Когда я сказал ей об этом, она только рассмеялась и, шутя, стала называть меня "Любимым паразитиком". Я сперва обижался, пытался доказать, что я скорее симбионт, что в мужском начале нет такой привычки, а у женщин это скорее норма, чем исключение. Ведь даже в комарином обществе кровью питаются только представительницы слабого пола, а самка богомола, после сексуального акта поедает глупого любовника. Тогда она начала называть меня "Исключительным паразитиком". А чтобы я особо не уничижал достоинства представительниц женского пола братьев наших меньших, Машенька привела кучу примеров, когда бессовестные и безответственные мужики, прибегая к самым разнообразным ухищрениям, добиваются расположения своих избранниц, пользуются ими, делают потомство и в одну прекрасную ночь исчезают с горизонта. А бедные одинокие самочки остаются с брюхом. И приходится им и о себе думать и о потомстве заботиться, а подлые самцы в это время где-то на стороне уже у другой жертвы собственного обаяния, продолжают претворять в жизнь коварные планы.

* * *

— Вам нужен психолог, — сказал Кляча, когда мы закончили разбор полетов прошедшего дня.

Я сидел на диване, играя с какой-то металлической безделушкой, непонятного предназначения.

— Зачем он нам? — не понял я.

Кляча разливал вино. И видимо задумался над аргументами в пользу психолога, так как красный напиток уже переливался через край одного из бокалов. Заметив оплошность, глава государства тихонько ругнулся и принялся спасать ковер. Я тоже схватил со стола несколько салфеток и бросился ему помогать.

— Психолог вам нужен, особенно сейчас. Особенно тебе, — сказал он, когда мы общими усилиями спасли казенное имущество.

— Да не нужен мне психолог, — возразил я, — у меня есть Маша. Я делюсь с ней всеми переживаниями, и мне становится легче.

— Зря, ты бы пожалел ее. Зачем сваливать на нее свои проблемы, ей ведь итак нелегко.

Я задумался. Действительно, в словах Клячи была доля истины.

— Ну, хорошо, а какой от него толк, от твоего психолога? Мы итак нормально себя чувствуем.

Кляча присел на любимое место, кресло захрустело кожей под его массой:

— А ты сам подумай, Гром. Ведь вся твоя команда, кроме как виртуальных смертей — ничего в этой жизни не видела. А там, в Хеллусе, умирать начнут по-настоящему. Ребятам и тебе, даже в большей степени, чем остальным, нужно к этому подготовиться. Гипноз, разговоры на эту тему с профессионалом — это очень важно и нужно. Поверь мне.

Так у нас появился психолог. Ему выделили кабинет, недалеко от тренажерного зала. Он приходил утром к завтраку. Затем сидел в своей комнатушке. Я в первое время не замечал, что кто-то ходит к нему. Сам я заходил пару раз, просто поговорить.

Его звали Сергей Иванович Заяц. В очках с металлической оправой, скорее для того, чтобы выглядеть как доктор. Во всем остальном он был больше похож на рок-музыканта конца прошлого века. Длинные спутанные волосы, худощавый, на шее татуировка — какой-то узор или фрагмент большой картины, общий смысл которой оставался тайной за белым халатом.

У психолога был приятный певучий голос, добрые глаза и мягкие, хотя и худые руки. С таким сразу хотелось поговорить, без определенной темы — просто поболтать. Он умел слушать, да и сам рассказывал довольно занимательные истории. В основном из действительно бурной студенческой жизни.

Сергею Ивановичу было около тридцати, он был женат и даже показал мне фотографию жены и двух дочерей. Белобрысых беззубых девочек-близняшек лет трех.

Помощь психолога мне действительно понадобилась и довольно скоро. Но это была скорее не медицинская помощь, а кое-что другое.

Как всегда после тренировки я поспешил на "-4" уровень, к Машеньке. Она была у себя. Мы поговорили, помечтали вместе.

Тут она вдруг сказала:

— Знаешь, Санька, ко мне вот уже три недели не приходят гости. Раньше они всегда приходили вовремя.

Я удивился. Кроме меня, ее почти каждый день навещает бабушка, ребята из моей команды. Неужели у нее начались проблемы с головой? Но ведь она еще вчера была вполне адекватной и сейчас тоже. Я испугался не на шутку.

— Это плохо? — осторожно спросил я.

Она смерила меня гордым взглядом.

— Для меня это неплохо, меня больше беспокоит: плохо ли это для тебя...

Я еще сильнее запутался. Она говорила загадками, какую-то бессмыслицу. Я ее просто не понимал. Я протянул руку, потрогал лоб — холодный, жара нет. Надо позвать врача, у Машеньки начинается бред.

— Ну, чего молчишь? Плохо это для тебя? Да? — с вызовом спросила она.

Я смутился. Прожевал что-то несуразное:

— Если к тебе никто не приходит — это неприятно, — начал я, но она взбесилась. Начала кричать, назвала меня безответственным самцом и еще как-то так.

Потом успокоилась:

— Уходи, я хочу спать.

Она отвернулась к стенке, и я понял, что она плачет.

Я ушел. Я был разбит. Я не понимал, что происходит. Ночью я так и не смог уснуть, все думал — где же был мой прокол, где я ошибся на этот раз?

Утром после завтрака, во время которого я так ничего и не съел, я первым делом пошел к Сергею Ивановичу. Психолог был в бодром расположении духа, напевал что-то из репертуара древней популярной группы "Наутилус Помпилиус".

Я объяснил ему проблему. И с каждой секундой улыбка на молодом лице Сергея растягивалась все шире и шире.

— Ты говоришь, она сказала, что к ней не приходят гости? — он хихикнул, противно так, но я промолчал, он что-то понимал в этом и я ждал, чтобы и меня посвятили в тайну.

— Ну да. Но она явно бредила. Ведь к ней ходят и мои родители, и ее бабушка, даже ребята из команды частенько навещают ее.

Сергей встал со стула, подошел ко мне, протянул руку:

— Поздравляю, Александр, похоже, ты скоро станешь отцом.

— Отцом? — не понял я.

— Ну да. Девчонки часто называют периодические циклы приходом гостей.

Я понял. Выскочил из кабинета и побежал к ней. Я был счастлив, настоящее торнадо плясало у меня внутри. Какой же я дурак! Не понял того, что она мне хотела сказать. Ну откуда же я мог знать? Никогда раньше не интересовался женской физиологией, а тут еще и гости какие-то! Ну, разве нельзя было прямо сказать: "Санька, у нас будет... Ребенок!"

* * *

Я разделил ребят на боевые тройки.

Первая тройка — я сам, Муха и Лю.

Вторая тройка — Череп, Ченг и Малышка.

Третья тройка — Рустик, Миф и Татарочка.

Четвертая тройка — Феникс, Меркурий и Кареглазая.

Пятая тройка — Голый, Герман и Олень.

Создать такие звенья мне подсказал Кляча. Внутри троек резко должно вырасти взаимопонимание и поддержка. Ради большего эффекта мне снова пришлось разделить отряды. Мы оборудовали пять небольших комнат, рассчитанных на трех человек. Теперь и я тоже жил вместе со своей тройкой.

Эффективность такого разделения сразу начала давать плоды. Теперь все понимали, что мой окончательный выбор будет зависеть от взаимодействия троек, а не от личных достоинств бойцов.

Был только один минус. У тройки Голого шансы резко упали. Я откровенно поговорил с ребятами, с Оленем и Германом и объяснил, что им, скорее всего, придется остаться дома.

Все понимали, что моя тройка, с Мухой и Лю, скорее всего в полном составе будет в окончательной команде. С этим никто и не спорил. Спорить, вообще, перестали. Осталось всего три недели. Спорить, выяснять отношения и затевать междусобойчики — было уже поздно.

Я больше склонялся к тройке Черепа и тройке Рустика. Взаимодействия внутри этих звеньев заставляли краснеть даже меня. Мое звено во многом уступало им. То, что раньше казалось плюсом Мухи — его безотказность при исполнении даже самых нелепых приказов, теперь вынуждало пересмотреть мое отношение к этому свойству характера моего друга. У Мухи полностью отсутствовала инициатива. Лю была великолепна в бою, дисциплинирована, но и у нее начали проявляться слабости. Слишком была горяча, не терпелось в бой.

Это было странно и я решил поговорить с ней по душам, когда мы отдыхали нашей тройкой, после тренировки:

— Лю, ты меня беспокоишь. В чем дело? Что с тобой творится?

Маленькая, жилистая китаянка сидела в позе лотоса, закинув ноги на ногу. Это какая-то восстанавливающая гимнастика, секреты которой передаются из поколения в поколение. Она что-то об этом говорила раньше.

— Я тревожусь о брате. Совсем скоро, а если быть точнее — уже послезавтра китайская команда отправляется к Вратам. Я тоже должна была идти с ними.

Чего тут скажешь? Мол, не беспокойся, ничего с твоим братом и китайскими друзьями не случится? Ложь. Они все умрут. Я это понимал, Лю это понимала.

Но Муха и тут меня удивил. Он молча подошел к китаяночке, обнял ее, она уткнулась ему лицом в грудь. Мы так и сидели втроем, молчание было красноречивее любых слов.

* * *

До часа "Икс" как мы все называли тот день и час, когда наш отряд отправится спасать человеческую расу от вымирания, осталось две недели. Теоретические занятия закончились, мы досконально изучили все известные материалы по Хеллусу.

Последнюю неделю мы выходили из симулятора только для приема пищи. И только во время стоянок на белых зонах, когда одна из троек охраняла все возможные подходы. Иногда для этой цели я призывал и две тройки. За всю неделю мы не потеряли ни одного бойца, хотя и несколько раз мы попадали в такие переделки, что только отточенные командные действия и вера в плечо друга вытаскивали нас из них.

С Машенькой за эту неделю я почти не виделся. Если случайно во время выхода из симулятора она оказывалась на нашем этаже, я перебрасывался с ней парой-другой слов, и только.

Она уже могла передвигаться самостоятельно, пусть пока и медленно, но, видя, как при этом светятся счастьем ее зеленые глаза, мне становилось тепло в душе.

Два месяца мы изучали мир Хеллус, в который нам придется окунуться на неопределенный срок. Важным вопросом оставалась экипировка и транспорт. Рустик предлагал квадрациклы. Мощные, легкие, быстрые полумашины-полумотоциклы могли помочь на первых уровнях. Но в случае чего эти "жуки", как мы их окрестили в первую же тренировку, могли стать и могилой на колесах. На четвертом начинается болото и так вплоть до снегов шестого. В любом случае придется идти пешком. Главная же цель — это без потерь добраться до четвертого.

Передвигаться в открытом транспорте, в мире, где в любую секунду совершенно из ниоткуда мог вырасти огненный столб или газообразная стена из ядовитых и едких веществ, было невозможно. Нужна бронированная машина, такая как бронетранспортер. Но довезти его до четвертого уровня ада было невозможно в силу ряда причин.

Кто-то предложил использовать вертолеты, но и эта идея быстрее привела бы к краху, чем к успеху. Наземный транспорт имеет хоть какую-то опору, а вертолет, в случае падения или небольшой поломки уничтожил бы всю команду в одночасье.

В итоге мы решили использовать три бронированных джипа и поэтому несколько человек, а именно Муха, Рустик и Ченг усиленно тренировались вождению в экстремальных условиях на симуляторе.

Мы были готовы, точнее, нам не терпелось в настоящий бой — ожидание было слишком тягостным. Если по началу казалось, что время бежит быстрее обычного, то в последние дни оно, казалось, остановилось.

Я поговорил с Клячей и мы отправили ребят по домам, на рекордный срок — на три дня.

Он поначалу не хотел соглашаться с моим решением, но когда я привел веские доводы, уже не смог отказать.

Мне хотелось, чтобы ребята взвесили все и провели переоценку в спокойной среде. Если кто-то из них не вернется на Базу — я не буду возражать. Я даже буду рад.

Все три дня я провел с Машей и родителями. Мы купались в бассейне, смотрели новые фильмы, играли в настольные игры. Одним словом, вели себя как нормальная семья без хлопот.

Маша взрослела. Она уже не была той девчонкой с рыжими хвостиками и веснушками, с веселыми зелеными глазами. Нет-нет, она не перекрасила волосы — она просто резко стала слишком серьезной.

Я все чаще стал замечать, что она плакала, тихонько, в одиночестве.

На третий день я попробовал расшевелить ее, поставил музыку, какой-то вальс, пригласил на танец. Но она отказалась, сославшись на боль.

Я предложил наш танцевальный зал, в симуляторе. Тот самый, памятный, где мы впервые поцеловались. Даже принес два шлема. Но и так она не захотела.

* * *

Ребята вернулись все. Я собрал их в зале за круглым столом с пятнадцатью сидячими местами, словно тот неизвестный мне мастер, сконструировавший его, заранее знал, что нас будет именно пятнадцать.

Бойцы ждали. Мне было, что спросить у каждого из них и было, что сказать.

Я решил сегодня, за десять дней, огласить список. Я так и сказал им. Те, кто не попадает в команду, покинут нас.

— Бойцы, — голос предательски дрогнул, — я выбрал команду. Надеюсь, те из вас, кому придется покинуть Базу, не будут таить обиду за мое решение. Сегодня мы устроим прощальную вечеринку, чтобы хоть как-то подсластить эту горькую пилюлю. В команде останутся девять человек.

Ребята молчали. Ни одного слова, ни одного лишнего движения, все предельно сосредоточены — все-таки я хорошо их тренировал.

— Завтра мы попрощаемся и, не секрет, что возможно навсегда. С Гошей, — все посмотрели на Голого. Этим я никого не удивил. Гоша сглотнул, наверное, он все же втайне надеялся, что я возьму его с собой, — с Гусманом, — Олень молчал, опустив голову на грудь. — С Германом, — Герман закрыл глаза и так и сидел с закрытыми глазами, глубоко дыша. Три первые кандидатуры не вызывали особых нареканий.

Следующие три выбора были самыми тяжелыми. Кого оставить? Меркурия, Феникса, Катьку? Или Рустика, Мифа и Татарочку? Я всю прошлую ночь провел в раздумьях, так и не решив до конца. Заснул только под утро, а когда проснулся, решил посмотреть им в глаза и тогда я надеялся, что все прояснится.

Стояла мертвая тишина. Я смотрел на них, время бежало, кто первым не вытерпит, заговорит, то звено и уедет, решил я. Так будет честнее.

А ребята, словно сговорились, молчали. Минуты шли, никто не проронил и слова. Возможно мое решение и глупое, безосновательное, детское. Но поставь любой себя на мое место — что бы он сделал?

Кто-то убрал бы всех девчонок из команды — но без них мы не пройдем и трех уровней.

Кто-то убрал бы самых молодых — Фениксу, Мухе и Рустику по пятнадцать лет. Неделю назад Малышке исполнилось шестнадцать. Феникс лучший подрывник, Муха — самый командный игрок, а Рустик, вообще, одна из ключевых фигур — лидер тройки и очень рассудительный и сильный боец. Прекрасный водитель, можно сказать, виртуоз.

Выбрать было невозможно и я решил положиться на волю случая. И тут случай не стал долго дожидаться.

Встала Катька, лидер четвертой тройки:

— Громик, мы понимаем, что тебе трудно сделать выбор. Мы посовещались вчера с Фениксом и Меркурием и пришли к единогласному мнению, что если возникнет такая ситуация, мы покинем команду. Остальные тройки, сильнее нас и мы не можем это не признавать. Мы верим, что у вас все получится и вы дойдете до Врат. И мы еще повоюем вместе. А если же нет, тогда Гоша, надеюсь, возьмет нашу тройку в следующий поход.

Гоша, услышав свое имя, дрогнул:

— Конечно, возьму. Безусловно. Мне будут нужны командиры взводов.

Я такого не ожидал, но не мог не признать правоту давней боевой подруги:

— Итак, у нас есть девять человек в команде, три "тройки". Сегодня мы будем веселиться. Лидеры второй и третьей "троек" забегите ко мне на огонек, через пару минут. Я буду в своей бывшей комнате.

Напротив ожидания, среди бойцов, оказавшихся за бортом, не было обид. А среди тех девяти оставшихся ни одной радостной улыбки — да нет же, улыбки были, но какие-то неискренние, натянутые, напряженные. Это меня немного огорчало, но уверенность и сила в горящих глазах ребят говорили о том, что они готовы броситься в бой хоть сейчас.

7.

У нас появилась песня. Ее я впервые услышал от нашего психолога и с той самой минуты понял — это про нас. Ребятам тоже всем понравились и слова и мотив. Самые красивые голоса были у Мифа и Малышки. Они обычно и запевали, а остальные подтягивались.

Вот и сейчас после долгой тренировки наша команда из девяти человек расположилась в фойе. К нам присоединилась и Маша.

Муха, Лю, Рустик и Татарочка играли в карты. Мы с Машей лежа на диване, шепотом вели беседу. Череп сооружал из вороха разнообразных предметов оружия, какую-то уродливую, но, по всей видимости, очень мощную смертельную игрушку. Ченг писал что-то в своей тетрадке, с которой не расставался в свободное время ни на секунду. Миф и Малышка затянули нашу взводную песню:

Спокойная ночь на планету легла,

И спят города и курганы,

И мальчики спят. А по темным углам

Их чуткие спят барабаны.

Высокий и чистый ночной небосвод

Метелями звезд запорошен...

И водят мальчишечьи сны хоровод

За стеклами темных окошек.

Пускай в этих снах будет радость легка,

И сбудется чудо любое.

Пускай им приснится спокойный закат

Над тихой землей после боя.

Пускай им приснится... Особенно тем,

Кто завтра не выйдет из схваток,

Кто в горькую пыль упадет насовсем,

И больше не встретит закатов.

...Но только сейчас не закат, а рассвет

Раздвинул упругие тучи.

И ветер, проснувшись в холодной траве,

Крадется, как вражий лазутчик.

Для сказок и снов уже времени нет.

Лучи бьют в оконную раму...

Постойте! Пусть мальчик хотя бы во сне

Еще раз увидит маму...

* * *

Я в последние дни постоянно проводил какое-то время у воронки. Я сам так окрестил Врата в Хеллус. Войти в них можно, а выйти только с другой стороны, в другом мире.

Когда Кляча объяснил мне этот парадокс, я долго не мог понять — ведь получается, что попасть в Атлантис можно только пройдя девять уровней. А если идти в наш мир из Атлантиса, то сначала попадаешь на первый уровень, как и при входе в Хеллус через нашу воронку. Получалось так, что все воронки в наших двух мирах вели на первый уровень, а единственный выход из Хеллуса, на девятом уровне, вел или в наш мир или в Атлантис.

Здание, точнее бункер, в котором располагалась наша База, резиденция Императора и еще не один десяток правительственных, секретных и не очень структур, было построено именно так, чтобы вход в воронку располагался на "-8" уровне. Попасть туда можно было только через личные покои главы государства.

Я стоял у воронки, заворожено глядя на вход, переливающийся волнами разных цветов реальности. Преобладали синий и красный. Эти переливы действовали словно маятник в руках гипнотизера, успокаивающе и усыпляюще. Я невольно зазевался и даже не заметил, как сзади подошел Кляча и положил руку мне на плечо:

— Мне сообщили только что — последний китайский боец погиб два часа назад.

Я промолчал. Нашей команде осталось только пройти медосмотр и начать упаковывать вещички. Послезавтра мы будем там, за воронкой.

— Ты готов, Гром. В первый раз я почему-то уверен, что у нас все получится, — сказал император.

Зачем он это сказал? Для того, чтобы хоть как-то поддержать меня, уверить в успехе? Или действительно, сам верил? Сколько раз и скольким до нас он уже такое говорил? Это что, определенный ритуал?

— Как они выглядят? Врата? Не эти... те... другие?

— Не знаю. Никто не знает. Но есть предположение.

— Предположение?

— Именно. И даже не одно. Ведь даже люди, написавшие книгу атлантов, не видели сами Врата. Они просто прошли их, уже открытые.

— А все-таки?

— Мы думаем, что они выглядят так же, как и вход в Хеллус.

— Воронка?

— Да, но она доступна только тем, кто прошел все девять кругов-уровней Хеллуса.

— Девять кругов ада. Фольклор.

— Возможно, религии зародились именно на историях о тройственности мира. Где один из миров умирает, а другой становится раем. А между ними ад, пройти который суждено только избранным.

— А бог? Кто он? Есть ли он?

— Этот вопрос уже не ко мне.

— Но ведь кто-то же создал все это...

— Кто бы не создал все это, он нас не любит. Или просто не замечает. Мы как брошенные дети. Кукушата.

— А может, он просто устал? Устал нас любить? Устал от нас?

— Может и так. Хотя, знаешь, мы — люди, как глупые лягушки, рожденные в колодце. И всю жизнь прожившие на дне. А из колодца видно только маленькую часть неба. Нам из нашей глубины кажется, что все тайны Вселенной заключены именно в этой видной части неба. А луна, которая время от времени показывается нам — то самое священное и таинственное нечто, которое управляет всем сущим.

— А что если однажды лягушка попадет в ведро и ее достанут наружу? Что тогда? — я посмотрел на Клячу.

Мужчина грустно усмехнулся:

— Тогда лягушка сойдет с ума. По крайней мере, взрослая лягушка. А дети-лягушата, они не задумываются над всем этим. Выпрыгнут из ведра и начнут привыкать к новому миру.

— Мы слепы и глупы. Но ведь мы стараемся!

— Именно, Гром. Мы всему и всегда придумываем смысл. Которого, скорее всего, даже и нет.

* * *

Завтра. Уже завтра мы войдем в воронку. Точнее въедем на трех бронированных джипах. А сегодня мы отдыхали, проходили последние тесты. Медосмотр не выявил ни у кого из нашей девятки отклонений, которые могли бы помешать исполнить священный долг. Все были признаны здоровыми и способными держать в руках оружие. А при необходимости и стрелять. Таких необходимостей представится очень много.

В фойе было необычайно тихо. Все занимались личными делами, словно это был обычный день, вот только тишина была мертвецкая, гнетущая. Она висела над нами, окружала нас, она была тягучей и липкой как карамель. Я даже, казалось, ощущал ее запах.

Машенька теперь плакала почти постоянно, не переставая. Она приходила ко мне в течение всего дня, стояла в сторонке, но потом уходила, пряча лицо в ладонях. Я и сам готов был расплакаться, на пару с ней, но что тогда обо мне подумают ребята? Что я нюня и слюнтяй? И это в последний день...

Я не мог себе позволить показать слабину и приходилось терпеть и при людях часто-часто моргать, чтобы случайно предательская слезинка не испортила все к чему я шел целых три месяца.

Когда я сказал Лю о смерти брата, она только закрыла глаза. Это было еще вчера, но этот момент я никогда не забуду. Ни один мускул не дрогнул на ее молодом маленьком лице. Она даже не спросила, как это произошло, а даже если бы спросила, ответить мне было нечего. Я не знал.

Да и какая разница — как? Важнее для чего. Что изменилось оттого, что умер неизвестный никому китайский паренек? Пусть он смелый и добрый, честный и справедливый — разве тем миллиардам людей, которые живут под защитными щитами, смотрят по телевизору футбол, ходят друг к другу в гости и, напиваясь, избивают жен и детей — есть до этого дело? Скажи им кто-нибудь: "Вчера, пытаясь помочь Человечеству протянуть еще несколько тысяч лет, умер такой-то китаец". Рядовой человек пожмет плечами и скажет: "Земля ему пухом, невелика потеря, этих китайцев итак слишком много расплодилось, пора и честь знать". Да вот только не Земля, и не пухом, а скорее всего желудок хищного монстра или раскаленная лава. И это уже совсем не танцы на снегу, как говорил один известный писатель. Это больше похоже на суицид, бесцельный и беспочвенный.

Зачем? Зачем все это? Кто придумал этот мир, когда дети должны браться за оружие и умирать. Когда другие дети, сами того не понимая, играя в забавные игры, готовятся к тому, чтобы умереть на костях бывших товарищей? Есть ли в этом какой-то великий смысл? Или тот главный кукловод сам не понимает, куда катится весь его кукольный театр?

Не может Бог быть разумным, если способен допустить такое. Он или сумасшедший, выживший из ума маразматик-извращенец или глупый наивный ребенок, которому родители на день рождения подарили кукольный домик.

Тоска. Ужасная тоска навалилась на меня. Мир несовершенен, очень далек от совершенства. А ведь он уже немолод.

Он как плохая программа. Плохая работающая программа. Какой-то недоучка программист написал ее, сверяясь со справочниками, другой литературой, написанной такими же недоучками и лицемерами. Программист получил свои деньги и ушел, а простые пользователи, должны сидеть и мучаться. Ну да, есть проблемы, но ведь пока работает! Отчеты печатаются, хозяин доволен. Но повышаются требования, программа уже не выдерживает нагрузок, начинает работать неправильно, вообще перестает. И тогда строгий хозяин ругает пользователей — испортили! Сломали! Премии лишить! Но работа стоит — выход один, найти другую программу, которая пока еще работает.

Неужели так глупы мы — пользователи, хозяева? Разве нельзя попробовать сделать такую программу, которая не давала бы сбои, работала на УРА! Всегда?

Нет, свои грабли мы любим и, даже наступив на них один раз, другой, третий — не уберем к другим инструментам, не спрячем, а оставим лежать на старом месте. Ведь они такие родные, куда нам без них. А то, что лоб болит — не беда, пока не смертельно.

Хорошо, что пока. А может, наоборот, плохо. Кто знает?

* * *

Осталось полчаса. Мы стояли у воронки. Провожать нас пришло много народу. У всех провожающих были торжественные мины, как на чествовании героев, на парадах, на похоронах.

Родители, друзья, какие-то незнакомые люди. Были здесь и майор Сергунец с капитаном Чугаевым, в одинаковых черных костюмах, с одинаковыми стрижками. Психолог Сергей Андреевич Заяц, в белом халате. Повара, которые готовили нам все эти месяцы. Были здесь все ребята, которые не попали в отряд. Даже Анна Аврора.

Наша девятка прощалась с близкими, все нам желали удачи, все хотели пожать руку, похлопать по плечу. Прикоснуться, в последний раз.

Машеньки не было. Она не пришла и вчера ночью, хотя я ждал ее.

Отец и мама стояли рядом со мной, мама то прижимала меня к себе, то снова выпускала. Она не плакала. Все слезы уже были выплаканы. Отец дрожащими губами что-то говорил, напутствовал.

Все ребята были в окружении самых дорогих людей. Приехали родители и Лю и Ченга. Мне было страшно смотреть в сторону родителей китаяночки. Они несколько дней назад потеряли сына, а теперь и дочь отправлялась за ним.

Лишь бы не начались истерики. Лишь бы нам спокойно дали войти в воронку. Я очень хотел, чтобы пришла Машенька, но в то же время боялся, что не сдержусь. Столько терпел, а теперь не сумею.

Она все же пришла. Стояла в самом дальнем углу. Я вырвался из рук родителей, подошел к ней. Ее голова была опущена на грудь, она ломала руки, но не плакала. Просто стояла.

Я обнял ее.

Мы так и стояли, когда в наушниках прошуршал голос Клячи:

— До выхода пять минут. Просьба занять позиции.

Машенька посмотрела на меня. Я пытался запомнить каждую линию лица, каждую веснушку, дорогие сердцу изумруды глаз.

— Вернись, Громик, пожалуйста.

Соврать? Сказать, что да, дорогая, жди меня и я вернусь? Глупо. Лучше промолчать. Но прежде чем отдать приказ ребятам занимать машины, я все же сказал. Всего три слова. Эти три слова повторялись раньше миллиарды раз и мы должны сделать так, чтобы эти три слова не умерли. Чтобы они жили вечно и миллиарды влюбленных повторяли их снова и снова.

— Я люблю тебя.

<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<->/<—

*Часть вторая. Черный Гром.

Если это не ад, то что же тогда ад? А

единственный смертный грех — это когда ты сдаешься.

Стивен Кинг

Пролог.

Уверенный в полноте собственного всезнания, Кумар приближался к отцу, совсем не замечая, что сзади его догоняет Кшелка. В то же время Камран, словно прогуливавшийся перед инкубатором-лоном аучан, двигался по небу медленно и, казалось, тишина его была глубока и спокойна. Совсем скоро произойдет встреча.

В эту Ночь Встреч и собрался Большой Совет.

В центре круга восседал Курше-Кургамыш, главный аучен-гирей и вождь. Здесь же за столом собрались и другие аучен-гиреи, мастера и обычные аучаны. На Большой Совет приглашение получили все взрослые жители, кто имел в услужении хотя бы десяток зессов-воинов.

Ближайшие соратники вождя — аучен-гиреи — расположились на самых почетных местах. Самый мудрый из них — К'Дит-Флег напротив вождя, а те, что помоложе — Кербермеш-Плуто и Кюрей-Минос — справа и слева. Начать тишину решил сам Курше-Кургамыш.

Тишина завелась. Она разносилась легко, притягивая все больше и больше аученов.

Кербермеш-Плуто, самый огромный из присутствующих, в такт тишине покачивал собакоподобной головой, да так, что его черная спутанная борода отплясывала на земле замысловатые узоры. На какое-то мгновение он даже перестал производить рычащие звуки — настолько сильно тишина захватила все его существо.

"Великий и Печальный Час грядет", — пронеслась в тишине мысль вождя. "Черный Гром — Сама Смерть уже близко".

Все итак понимали это. Все чувствовали приближение конца. Курше с самого начала давал понять — Большой Совет собран не по его прихоти. Это стало жизненной необходимостью и Тишина должна быть как можно более полной и глубокой.

"Мы успеваем закончить выращивание инкубатора и наш род снова будет жить, и не умрет вместе с нами" — глубина радости и одновременно скорби в этой мысли вождя не оставила равнодушным никого среди собравшихся. Потомки будут, но нам их уже не застать. Послышались нотки печали, особенно ярко ее выражали молодые аучаны, еще незачерствевшие сердцем.

Тишина мало-помалу восстановилась и теперь, казалось, что она еще больше углубилась.

"Я предлагаю выход — второй инкубатор. Но для этого придется договориться с чужаками."

K'Дит-Флег поднял глаза на вождя: "Но это противоречит нашим традициям. Отцы наших отцов не договаривались с пришельцами, деды наших дедов дрались до последнего, но ни один из них не пытался договориться с ними. Мы не можем нарушить традицию и избежать судьбы, уготованной нам Высшей Силой."

Курше-Кургамыш знал, что его предложение вызовет бурю негодования и был готов к ней: "Со дня сотворения нашего мира Тремя Великими, наш вид был вынужден гибнуть после прихода чужаков и только вовремя выращенный Инкубатор возрождал нас. Это наша судьба — говорили нам старшие. Это предназначение — твердили все. Но никто, ни один из нас не пробовал усомниться в необходимости Испытания. Что если мы уже прошли испытание и вправе оставить после себя два и больше инкубаторов. Ведь тогда нам не придется бояться прихода чужаков. Сейчас мы могли бы продержаться совсем немного и после потопа уже два Лона вернут жизнь. Затем, с каждым разом все больше и больше, а через несколько поколений, мы, наш вид, разросся бы настолько, что ни один чужак не посмел бы приходить и уничтожать. Мир воцарился бы в сердцах аученов."

Какое-то время никто не нарушал тишину. Слова вождя не вызвали даже гнева, хотя и были переполнены ересью.

Кюрей-Минос, самый молодой и справедливый из аучен-гиреев, первым взял слово после продолжительного общего молчания: "Братья, в словах вождя много непонятного. Мы жили тысячелетиями, придерживаясь одних и тех же правил, а уважаемый Курше-Кургамыш предлагает все изменить. Сейчас нам приходится убивать слабых новорожденных и немощных стариков, чтобы самим выжить. Голод — наше проклятие. Если у нас будет два инкубатора, население резко возрастет и тогда умирать начнут все. Нечем будет кормить не только зессов, но и самому вождю придется урезать свой рацион. Сама идея о двух инкубаторах — нова и хороша, но неосуществима, даже если у нас будет время мы не успеем вырастить второй инкубатор."

Многие из присутствующих выступили в поддержку молодого аучен-гирея. Но вождь был неумолим: "Второй инкубатор готов принять кладку. Я самолично взял на себя ответственность и посадил семя через одну Ночь Встреч после закладки первого лона." Никто даже не шелохнулся, хотя слова вождя произвели впечатление даже на Кербермеша-Плуто. Вождь продолжал: "За последнее время на нас нападало много чужаков — их поток нескончаем. Их сила — количество. Их оружие — уничтожает лучших зессов. Но как они добились всего этого? Я втайне входил в их тишину и многое выяснил. Чужаки выращивают растения и содержат огромные количества животных, которые употребляются в пищу. Мы тоже могли бы научиться этому. Они строят защитные укрепления, используют различные знания и секреты природы. Если бы у нас был шанс и время для раздумий — мы смогли бы хоть как-то улучшить свою жизнь. А два инкубатора-лона вполне позволят следующему поколению продержаться дольше нас. Учтите это. Пищи, если расходовать ее разумно, должно хватать на двукратное количество аученов и зессов. Если увеличить поголовье зессов-бегроссов, которые вполне могут прижиться на болотах не только пятого уровня, но и выше — кормовые запасы резко увеличатся."

Совет затих. Перспектива была привлекательной. Втайне от других, а, возможно, и от самих себя, каждый из них мечтал о том же самом. Но договор с чужаками, и уж тем более с Самой Смертью — Черным Громом, казался им в тот момент невозможным. Еще в инкубаторе, общаясь с родителями, носителями и воспитателями каждый из них впитывал в себя, что Черный Гром — это самый страшный монстр, ужас и смерть. Ненависть к нему и остальным чужакам — была в генах, передавалась от тысяч поколений предков. Самая первая мысль, нарушившая абсолютную тишину младенчества и осознанная каждым из них — это неискоренимая вражда и ненависть к Величайшему Врагу.

Наступил очередной парад спутников. Кшелка как раз догнала беседующих отца-вождя и сына-аучана когда Большой Совет закончил заседание.

Аучены решили поддержать идею вождя о втором инкубаторе. Для этого необходимо задержать насколько можно дольше Черного Грома. Первые два уровня под защитой аучен-гирея Кюрей-Миноса, третий и четвертый круги на себя взял Кербермеш-Плуто, пятый и шестой достались К'Дит-Флегу, а оставшиеся три Курше-Кургамышу. Было также решено не давать чужакам отдыха, постоянно держать незваных гостей в напряжении. Были обдуманы тактика и стратегия ведения военных действий. И все это время Великий Вождь должен был пытаться войти в контакт с Великим Убийцей и уговорить того дать им время.

Они знали, что Гром и его команда войдут в воронку уже через пять часов. И приготовились.

Это была Ночь Встреч.

1.

...Так он сошел, и я за ним спустился,

Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла.

Д. Алигьери.

Черная река дымилась. Вернее не дымилась, а с ее поверхности лишь поднимались густые испарения. Но со стороны складывалось впечатление, что по всему ее руслу горит нефть.

Наши джипы шли гуськом вот уже четвертый час. С тех пор, как мы прошли воронку, никаких происшествий не случилось. Ни одной живой твари мы не повстречали, сколько ни вглядывались во тьму через приборы ночного видения, встроенные в наши боевые шлемы.

— Притормози, Рустик, — скомандовал я ведущей машине.

Я, Череп и Рустик выбрались из автомобилей. Дорога оставалась такой же твердой и широкой, как и на том же месте, где мы на нее въехали. Я предположил тогда, что это застывшая лава от притихшего вулкана. Никто из ребят не возражал — справедливость моего предположения была очевидной. Перебираться по грунту и уж тем более идти слишком близко от берега реки мы не решились. Землю время от времени потряхивало, пусть и не очень сильно. Подземные животные могли в любой момент напасть на грунте со стороны горной гряды, а рядом с Черной рекой еще опаснее. Воды ее кишели разного рода чудищами — это мы знали еще по симуляторам.

— Никого нет, — как-то разочарованно сказал Череп. Рустик молчал, но по его напряженному лицу я понял — он что-то чувствует, как и я.

— Мы как антилопы, бредущие вдоль реки, кишащей крокодилами. Пить хочется, а жить еще больше. К тому же боимся войти в лес — там другие хищники, которые только и ждут, чтобы воткнуть острые слюнявые клыки в теплое живое мясо, — сказал я.

Череп потоптался на месте, плюнул, закурил:

— Думаешь, монстры готовят засаду, там впереди? Это же всего лишь безмозглые твари.

— Надо перестраховаться. Дождемся, когда немного посветлеет и двинемся дальше, а сейчас станем лагерем прямо здесь. Машины выстроим зигзагом с верхушкой на реку. Пулеметы на северо-запад и юго-восток. Сами следим в оба за остальными сторонами. Не отдыхаем. Перекусить можно, но не плотно. Мы сюда не жрать пришли.

Все три спутника Хеллуса выстроились в ряд и наблюдали за нами. Словно следили оттуда, с недосягаемой высоты, изучали повадки. Даже тряска земли на некоторое время прекратилась, хотя до того как мы остановились, что-то громыхало вдали, но отсюда сложно было разобрать, что именно. Небольшой вулкан или другая причуда этого неблагополучного мира — неважно, но внезапно наступившая тишина и спокойствие подействовали на меня угнетающе.

Пока все складывалось удачно. Мы находимся в чуждом нам мире, где в любую секунду следует ожидать нападения враждебно настроенных существ, но до сих пор никаких проблем — даже природа притихла. Не может быть на самом деле все так хорошо, как хочется.

Какое-то жуткое предчувствие продолжало давить, как мне показалось, на всех. Малышка, незамолкавшая всю дорогу и развлекавшая нас по рации пошлыми анекдотами, тоже успокоилась и теперь сидела рядом с Лю, крепко сжимая в руках снайперку. Череп что-то шептал, ворчал или по-своему молился, но слов и смысла разобрать я не мог, да и не хотел.

Мы немного перекусили, несмотря на то, что кусок в горло не шел, но все понимали — силы нам еще пригодятся. Возможно, очень скоро.

От Черной реки шел ужасный смрад. Запах гнили и чего-то там еще пробивался даже через фильтры, но никто не проронил и слова возмущения. На симуляторах миазмы не были столь сильны, звуки и запахи были по большей части выдуманы программистами, потому что только видеосигнал доходил до базы на Земле довольно отчетливо. Техническая сторона меня особо не интересовала, это была прерогатива Феникса и Меркурия, а их в команду я не взял.

Небо начинало заметно светлеть, хотя три спутника Хеллуса итак вполне сносно освещали округу. Поднялся небольшой ветерок со стороны реки и вонь усилилась.

Татарочка привстала со своего места, мне показалось, что она что-то заметила. Затрещала рация:

— Приглядитесь, слева что-то движется под землей.

Все мигом притихли, каждый пытался рассмотреть то же, что заметила и Гузель. Действительно время от времени метрах в пятидесяти вдоль дороги с довольно большой скоростью проносились подземные монстры. Кто это — мы могли делать только предположения. Они не могли не замечать нашего присутствия, но почему-то не подходили и не удалялись на большее расстояние, держа дистанцию.

Череп прошептал:

— Они движутся только в одну сторону, туда же куда и мы. Готовят засаду, я же говорил.

Я ответил не сразу:

— Согласен. Здесь они на нас не нападут, возможно, дальше впереди есть более удобная позиция. Но меня удивляет одно — мы смотрели фильмы, занимались до изнеможения на симуляторах и никогда монстры не вели себя так. При встрече с отрядом они всегда бросались в атаку сразу, а теперь...

Муха только кивнул, Рустик еще раз проверил оружие, остальные просто молчали. Мы всегда были уверены, что драться нам придется с безмозглыми тварями, а теперь оказывалось, что если простые монстры и неразумны, то ими управляет кто-то, довольно неплохо разбирающийся в тактике. Это пугало. К этому мы не были готовы. Мне было не по себе, но я решил показать ребятам готовность, тем самым приподнять их моральный дух:

— Пусть будет так, как будет. Прорвемся, — я улыбнулся. Получилось как-то кисло.

Мы простояли еще некоторое время и, лишь когда солнце показалось на востоке, двинулись вперед на малой скорости.

* * *

Все произошло слишком быстро и неожиданно. Дорога, до последнего момента такая твердая и устойчивая, взорвалась сразу в трех местах. Машину Рустика подбросило на несколько метров, пару раз перевернуло в воздухе, но на счастье она чудом приземлилась на все четыре колеса в нескольких шагах от своего первоначального местонахождения. Сверху на нас налетели птицы-вампиры, но они не нападали, лишь отвлекали на себя внимание. Основные силы атакующих на огромной скорости монстров, вырывались из-под земли и бросались на нас, в попытке задавить массой. Драконольвы и быстрые мелкие монстры наваливались на нас волнами со стороны горы расположенной в паре сотен метров. Все движения нападавших выглядели точными, словно монстры тренировались несколько недель, прежде чем устроить это невиданное для первого уровня нападение. Жуткий вой доносился от Черной реки, заставляя холодеть кровь в жилах. Что за твари производили эти звуки, оставалось загадкой, раскрывать которую в тот момент, да и вообще, не захотелось бы никому в здравом уме.

Мы встретили атаку монстров с открытым забралом, даже тройка Рустика, всего лишь на несколько секунд была выведена из боя. А теперь уже Рустик и Миф во всю поливали свинцом направо и налево. Татарочка из своего арбалета по одному уничтожала самых крупных врагов — драконольвов. Их головы после точного попадания взрывались с характерным треском, а огромные туши валились на землю, на некоторое время преграждая путь остальным, притормаживая их и давя меньших по размерам.

Предсмертные крики и оглушительный рев раненых животных внезапно заполнили утреннюю тишину. Мы успевали только менять магазины на автоматах и снова сеяли смерть. Горы трупов образовались за несколько минут боя. Но волна нападающих не спадала. Казалось, им нет конца. Монстры бились умно. Бились не жалея себя? но мы были готовы ко всему. Наша тактика троек показала себя с лучшей стороны. Была уверенность в плече друга, когда без страха бросаешься в самое пекло и знаешь, что в случае неожиданности там, немного позади, есть люди, которые прикроют, которые вытащат из самого пекла.

Битва продолжалась около часа. И также внезапно, как все и началось, монстры ушли, покинули поле боя. Одновременно, словно кто-то дал приказ к отступлению. Ушли все, даже раненые и неспособные передвигаться пытались отползти куда-то за гору. Туда, где возможно и находился их лидер, отдавая свои приказы на понятном только им языке.

Никто из нас тяжело не пострадал. Небольшие царапины быстро и надежно обработали антисептиками и специальными мазями, Рустику наложили несколько швов на плече, а в остальном все были в порядке и в довольно приподнятом расположении духа. Первая битва и первая победа. Начало положено.

Но я все же не переставал беспокоиться. Если уже на первом уровне мы встречаем подобное сопротивление, что будет дальше? Несколько раз за бой кто-то из нас мог погибнуть. Временами лишь чистая удача помогала выбраться из передряги. Не оставляла бы она нас и впредь. Но фортуна штука капризная. Нам необходимо быть настороже и не допускать в дальнейшем таких оплошностей.

Малышка затянула нашу песню, кто-то пытался ей подпевать. Татарочка занялась арбалетом, который немного пострадал в бою. Миф и Череп что-то пытались сообразить на обед, колдуя у портативной микроволновой печи в нашей машине. Оттуда вскоре донесся довольно приятный аромат, в животе заурчало в предвкушении сытного застолья. Лю и Муха приводили одежду друг друга в благопристойный вид. Рустик с Ченгом пытались реанимировать отлетевшую на грунт машину.

И вот, когда уже все, казалось, кончилось, из-за горы послышался долгий высокий гул. Все сразу обернулись на звук и никто не заметил, как в нескольких метрах от пострадавшей машины из-под земли выскочило чудище и мощные челюсти сомкнулись на торсе Ченга.

Китаец закричал от ужаса и боли. Бронекомбинезон держался, но давление оказалось слишком сильным и ребра молодого человека одно за другим с хрустом ломались. Миф и я одновременно выстрелили.

Ченг был еще жив, когда мы осторожно доставали его из покореженных челюстей трехсоткилограммового монстра. Он что-то пытался сказать, по-китайски.

Жизнь уходила из него с каждой секундой.

Мне на глаза наворачивались слезы. Я, часто-часто моргая, отогнал слабость.

Мы ничего не могли сделать для нашего товарища. Он умирал как воин. Отважный, честный парень. Добрый и сильный.

Он вдохнул в последний раз жестокий воздух этого страшного мира и обмяк. Лю закрыла ему глаза легким движением дрожащей ладони. Все молчали. Никто не плакал, даже девушки стойко переносили потерю друга. Только наши сердца обливались кровью.

Скольких еще нам придется провожать вот так же? Всех?

* * *

Мы похоронили Ченга. Соорудили небольшой курган из крупных камней — хоть какая-то надежда, что тело не будет потревожено. Постояли перед могилой молча, прощаясь с боевым товарищем, с другом.

На трупы животных слетелись птицы-падальщики. Они не нападали на нас, хотя вид у них был достаточно грозный. Размером с доброго барашка и размахом перепончатых крыльев в два с половиной метра. Встречались среди них и птицы-вампиры, которые добивали раненых. На восьмерых парней и девушек, в скорбном молчании столпившихся около могилы, они не обращали никакого внимания. Нам это было на руку. Это временное перемирие вполне устраивало всех. Никому после гибели Ченга не хотелось браться за оружие. По крайней мере, без крайней необходимости. Но мы все же были начеку, наученные горьким опытом.

Гнева не было. Обиды тоже. Была пустота. Одна большая, проклятая, гнетущая пустота, которая охватила нас всех и держала, не выпуская из своих цепких сетей ни на секунду.

Я невольно всматривался в лица ребят, пытаясь прочесть, что творится у них на душе. Камень. Без чувств, без малейших эмоций. Только глаза. Для всех живых тварей этого мира они не выражали ничего утешительного. Наверное, и у меня в глазах сейчас бушевал огонь мести, наверное, и я где-то там, на задворках души, готов был рвать и метать. Не знаю. Не хочу знать и уж тем более, чтобы знали они. Моя команда. Я поспешно надел шлем.

Это стало словно сигналом для остальных. Не говоря ни слова, в торжественной неспешности ребята повторили за мной. Последний поклон, последние слова прощания, несказанные вслух, лишь про себя, но от чистого сердца. И неважно, услышат ли их уши Ченга, где бы он ни был. Главное, мы сами знали все.

Место недавнего побоища мы объехали по околоскальному грунту. Иначе можно было нарваться на неприятности. Хищные птицы все еще пировали.

Муха и Лю сидели впереди, а я контролировал юго-восток из пулеметного гнезда. У Лю до сих пор дрожали руки. Ей Ченг все же был ближе, чем остальным. Друг детства. А если еще наложить на случившееся недавнюю смерть брата — получалось совсем хреново.

Муха, молчавший весь день, вдруг сказал, а точнее сморозил, как обычно:

— Ну и вонь поднялась от реки, а глядишь на эти свежие трупы, и кажется, что это они воняют. Фу!

Лю аж подскочила от ярости, видимо при слове трупы она представила перед глазами брата и друга. А этот нахал смеет так говорить:

— Заткнись, Гусь!

Машину вильнуло. Муха ненавидел, когда его называли Гусем, производным от имени Гусман, которое он не любил по ряду причин, одной из которых было именно то, что родители уменьшительно-ласкательно звали сына Гусиком. Только так его можно было вывести из себя и Лю специально его задела. Зацепила, что называется.

Они орали друг на друга еще пару минут. Но пока окончательно не наговорили лишнего и не разругались, их необходимо было остановить, а эта небольшая встряска им обоим пойдет на пользу.

— Заткнитесь, оба-два. Итак тошно, тут вы еще орете, как больные. И, Муха, за дорогой смотри, врежемся куда-нибудь -башку оторву.

— Как гусю, — зло добавила Лю.

— Лю,— крикнул я грозным голосом,— отставить разговоры! Замени меня у пулемета лучше. Мне надо кое-чего обмозговать, а вы тут шум поднимаете, как дети малые, ей-богу.

Я решил за один переход добраться до белой зоны, рядом со спуском во второй уровень. Там и передохнем.

Доехали без приключений за восемь с половиной часов, так и не встретив по пути ни одной живой твари. Кое-где встречались обломки вертолетов, уже ржавеющие, были и другие брошенные транспортные средства, явно указывающие, что люди здесь были до нас и умирали часто. Мы молча, лишь взглядом провожали все следы предыдущих экспедиций.

Все валились с ног, но кому-то придется потерпеть и охранять сон остальных. Относительно безопасную зону могли бы вполне достойно охранять и двое часовых, но чтобы никакой случайный поворот судьбы не испортил нам итак неважнецкое настроение, я решил распределить вахту по четыре человека. Пятичасового сна хватит, чтобы хоть как-то восстановить силы, а на втором уровне, недалеко от выхода, а точнее часах в трех езды, должна быть еще одна спокойная стоянка. Придется и там остановиться. Моральные и физические силы за этот день истратились предостаточно.

Первыми на вахту встали моя тройка и Малышка. Вторыми пойдут Череп и тройка Рустика.

Мы разделились по парам, поставили машины так, чтобы в случае внезапной атаки, спящие смогли довольно быстро присоединиться.

Для скорейшей отправки в царство Морфея мы использовали специальное снотворное, но от резкого шума, то бишь от выстрелов или резких выкриков пробуждение происходит также внезапно и никакой сонливости. Боец сразу готов к действию. Это средство поначалу использовали спецслужбы, а затем и военные еще в двадцатом веке. Тогда оно еще имело различные побочные эффекты, такие как головная боль, дурнота, но нынче на дворе вторая четверть двадцать первого и фармацевты в секретных лабораториях не зря зарабатывают свой хлеб.

Утренних спорщиков я отправил на северный пост, а сам с Малышкой устроился на восточном. Спать, конечно, хотелось, но мы были тренированными бойцами и могли без отдыха продержаться долгое время.

— Непривычно под таким вот солнцем? — я показал на красный диск на западе.

— Угу, мы ведь даже не видели нашего настоящего. Только под защитным экраном. Эхх! — вздохнула девушка и прижалась к моему левому плечу своей маленькой головкой. Не как любовница, а младшая сестра, которой хочется, чтобы старший брат погладил ее по волосам, наговорил ласковых слов, угостил... эээ... ну не сигареткой же. Она закурила. Снайперскую винтовку она из рук не выпускала, готовая в любую секунду применить, если понадобится. А ведь, действительно, малышка еще.

— Расскажи чего-нибудь, Ритка. Ты так здорово умеешь травить разные истории, — это она умела. Наверное, поэтому и сошлись с Меркурием там, на Базе еще. Тот тоже балагур и затейник. Спелись.

— Давай про ворону расскажу. Пока сюда ехали — придумала, — она потерлась о мое плечо, точь-в-точь котенок.

— Давай.

— Так вот, Ворона стырила где-то сыра кусок, сидит на дереве, жрать собирается, — начала она.

— Дык это же из басни, блин, че мозги пудришь-то?— рассмеялся я.

— Ты слушай и не перебивай! — потребовала Малышка.

— Окей, весь внимание.

— Ну вот, прискакала к ней рыжая сволочь, Лиса называется, давай зубы заговаривать, мол, ты у нас такая-растакая, королева красоты, мисс небесного пространства и прочая лабуда. Купила, одним словом, эту дуру крыластую, сыр хряпнула и свалила. Наговорила ей там про голосок ее небесный, про Европтичевидение, которое круглые сутки только и делает, что ждет на своей сцене величайшую певицу. Сидит Ворона на дереве, без сыра, даже Лиса и та свалила, поклонница называется. А Ворона, видать, малость с головой не дружила, поверила "фанатке" и не просекла еще, что Лиса над ней издевалась, ну и возомнила себя попзвездой уж как минимум регионального значения. Начала готовиться к Европтичевидению. Полетела к признанному артисту местной свалки пищевых отходов — Соловью-Помойнику. Певец-то он со стажем, но нынче на пенсии из-за пропитого и прокуренного голоса. Да и язва с несварением на старости лет сказываются. А этот певчина раньше по десять лет подряд первые места на конкурсах солистов занимал.

Я протянул руку, отнял у нее недокуренную сигаретку, сам затянулся и выкинул в сторону. Малышка продолжала:

— Помоги, говорит, уважаемый народный артист, восходящей звезде советом. Хочу, Европтичевидение своим талантом и умением наследственным удивить. Помойник, конечно, догадывался, что Ворона — дура та еще. Но чтобы уж совсем клинический вариант — это для него было шоком. Он даже не улыбнулся, удивился сперва, а потом, дай, думает, поржу хоть разок на таком знатном конкурсе. Будет, что вспомнить, когда под лапы Котяре-Хромому попадусь. Ну и стал подзуживать, что, да, голубушка-душенька сладкоголосая наша, я слышал о твоем нескончаемом таланте и мастерстве одухотворенном. Но загвоздка там на Европтичевидении — землячество рулит, а призы дают только признанным авторитетам, которые на эстраде не первый год уже задом виляют. А молодые таланты на вторых ролях, если не на третьих. Иных даже на фуршеты не приглашают. Несправедливость, ей-ей! Ты, говорит, должна конкурентов споить перед самым выступлением. Подлей им в кормушки водки сорокаградусной, а вот где взять, тут уж ты сама кумекай, подружка. Времени предостаточно, хоть целый литр нарыть.

Ритка еще сильнее прижалась ко мне:

— Тем временем Лиса схавала Колобка-Бегунка, Петуха и Зайца чуть не скрестила, чтобы и ушастый был и к бульону пригодный в случае хвори какой. У них в Лесу много всякой заразы бродит. Вон, Волк, к примеру, ну отморозок натуральный. А везучий, гад. Сбежал из проруби, а теперь домогается, а бывает и добивается, силой, конечно же. Единственное, как смогла уговорить блоховоза серого повременить на время с сеновальными отношениями — только пообещав тому, что следующего чемпиона Европтичевидения принесет ему в качестве откупных, на гуляш или беляш, тут уж сам как хочет. Поездила по ушам, естественно, что от поедания всемирно признанных эстрадных артистов резко увеличивается мужская сила и умение. Ждут теперь и Волк и Лиса когда же долгожданный конкурс начнется. А Ворона — дурища хоть та еще, а водочку все-таки пробила. У бомжей каких-то последнюю заначку увела, еле ноги унесла. Жаль только, хвост не уберегла. Сделала все, как велел Соловей-Помойник, друг ее давешний, спаситель таланта безмерного, хранитель тайн закулисья богемного.

Малышка шмыгнула носом, словно намекая, что мерзнет, я обнял ее свободной рукой. В другой — кислотная винтовка. Рассказ продолжился:

— Сделала гадость и ждет, значит, своей очереди выступать. А в жюри собрались птицы важные — Павлины да Орлы все, если и не по роду-племени, то нахохлились так, словно из яйца золотого повылупились, да и не из задницы выпавшего, а в секретных лабораториях Небесного Царства под присмотром тысяч дипломированных сотрудников клонированного. Все певцы знатные, кого споила дурочка голозадая — Ворона наша, провалили номера. Кто с похмелья про Морозы начал орать, кто затянул "Ковыляйку", один самый ушлый, вообще, "Мурку" отгрохал. Весь честной крыластый люд смеялся, в грязи валялся, а этим алкоголикам хоть бы хны. В итоге прокаркала Ворона нечто несусветное и дали ей главный приз, лишь потому, что поразмыслили господа судьи о вечно добром и, как всегда бывает, кто-то один самый влиятельный решил, что беспробудному пьянству с таким благородным конкурсом как наше Европтичевидение не по пути и дисквалифицировали остальных бедолаг, отправив отсыпаться. Ворона — довольная до пятой точки, призы забрала, а по пути и Лису повстречала, фанатку свою глупую, но верную. Дай, думает, пожалею бедолажку, дам автограф, а та сволочь хвать дуру за клюв и к Волку уволокла.

Малышка замолчала. Я спросил:

— А в чем соль то?

Ритка немного посопела и ответила:

— Дык, птичку то жалко!

Как я не разбудил диким смехом заснувших ребят и не устроил в лагере переполох — до сих пор не понимаю. Ритка только улыбалась, очаровательно так, и сдувала челку еще, хлопая длиннющими ресницами, словно невинный ребенок.

Я только успокоился от приступа смеха, даже не заметил, а Рита уже обняла меня обеими рука за шею и начала целовать, страстно, как в последний раз. Я тоже завелся, забыл обо всем на свете. Начал отвечать, посадил ее себе на колени, принялся раздевать и, когда было уже почти поздно, вспомнил, где мы и зачем и что от нашей бдительности зависят жизни наших товарищей.

Я мигом успокоился, хотя еще часто-часто дышал. Осторожно положил уже обомлевшую Малышку на землю.

— Давай досидим вахту, а потом я весь твой, — строго сказал я. Она как пантера еще раз лениво потянулась ко мне, поцеловала так, что у меня все забурлило и зазвенело и начала одеваться. Затем присела рядом, обнялись.

— Ты прав, любимый. Мы не можем подставлять наших друзей. Я люблю тебя очень давно, еще с прошлогоднего чемпионата по Контре, где впервые тебя увидела. Хотела подойти, но испугалась, думала отвергнешь, посмеешься. Мне показалось, что вы с Катькой-Кареглазой вместе. Я долго терпела, очень долго. Ты всегда был рядом, а я не могла позволить себе даже прикоснуться к тебе. Уж какие-то глупые пару часов я выдержу.

— А как же Меркурий? Ведь у вас вроде бы любовь? — вечно меня тянет задавать глупые вопросы не вовремя и не к месту.

— А что Мерк? Я никогда его не любила. Мы с ним просто целовались и тискались. Петтинг — слышал такое слово? Я ведь девочка еще. Хотела в первый раз с любимым или уж ни с кем. Если завтра мне придется умереть, то я встречу смерть с улыбкой, только уж ты сейчас не отказывайся. Ты обещал, — зашептала Ритка.

— Завтра ты не умрешь. Я не позволю. Да и, по теории вероятности, если кто-то и погибнет, то из двух других троек. Но не из вашей.

— Не верю я ни в какие теории. Положила бы на них всех с размаху да с высоты пятиэтажного дома, да положить нечего. Физиологический недостаток, — улыбнулась она.

Последние часы мы досиживали уже спокойно обнявшись, говорили о той жизни, которая у нас была раньше, дома. Когда мы даже не догадывались о том, что нам придется пережить. И придется ли?

2.

Так я сошел, покинув круг начальный,

Вниз во второй; он менее, чем тот,

Но больших мук в нем слышен стон печальный.

Д. Алигьери

Передвигались медленно. Не больше пяти километров в час. Вулкан тихонько урчал, словно сытый, ласкающийся кот. Дорога, которую мы выбрали, как только перешли границу первого и второго уровней, ничем нас не удивила — мы десятки раз видели ее на симуляторе. Там, на Базе, мы делали в среднем по сорок километров в час. Сейчас же это не представлялось возможным из-за гиппогрифонов и их меньших товарищей тучами круживших и на земле и в воздухе.

Кто-то могущественный руководил всеми их действиями. Ни секунды покоя, но и без ошеломляющих яростных атак, к которым мы привыкли за время тренировок. Складывалось впечатление, что нас обдуманно пытаются подольше продержать в пути. Плюс ко всему психологическая нагрузка, связанная в основном с необходимостью постоянно быть на пределе внимания и сосредоточенности.

Если так будет продолжаться и дальше — на все четыреста километров пути по второму уровню у нас уйдет уйма времени.

Малышка, Лю и Миф время от времени стреляли из снайперок. Даже затеяли игру — кто больше. Выигрывала Ритка. Все-таки СВД — ее любимое оружие. Она весь путь веселилась, каждый удачный выстрел сопровождая бурей эмоций.

Но сколько бы наши снайперы ни старались, монстры продолжали свой нудный, угнетающий танец.

— Как индейцы, мать их, — зло сказал Муха после очередного выстрела Лю.

— Вот тут ты прав,— согласился я,— у краснокожих была похожая тактика. Вроде бы кружатся рядом, а близко не подходят. Стоит зазеваться и кранты. Прощай скальп!

Лю сняла перчатки и позевывая любовалась коротенькими, но вполне красивыми и ухоженными ноготками, словно пытаясь рассмотреть на розовом перламутре лака собственное отражение.

Малышка в очередной раз уложила одного из кишащих вокруг гиппогрифонов. Вопль радости из идущей посередине машины был вполне объяснимым. Туша животного упав на землю с высоты в несколько десятков метров, придавила еще одного собрата.

— Знает, мальчики, что в этой ситуации меня смущает больше всего? — Лю посмотрела на нас. Точнее сперва на Муху, а лишь затем на меня. Муха даже не удосужился обернуться, так как был занят тем, что объезжал свежий труп крылатой коровы с птичьей головой.

— Что? — в один голос отозвались мы.

— Сейчас мы играем по их правилам. Кто бы ни руководил шайкой этих уродов — мы делаем именно то, что нужно ему. Тихо и спокойно направляемся точнехонько в западню. Эти твари неспроста здесь кружат, наверняка впереди будет очень жарко.

Мы не могли не согласиться. Я и сам уже догадывался, но другого выхода не было — необходимо как можно быстрее добраться до ближайшей белой зоны. Оставалось не меньше десяти километров. Но и в словах Лю был определенный смысл, а местность по которой мы сейчас пробирались, довольно открытая и в случае атакующих действий больших сил, это не станет нам неожиданностью. И я решил рискнуть:

— Ты права, Лю. Но что же нам делать? Сидеть тут и ждать когда эти разбегутся по домам?

А ты вспомни, кто самый опасный противник на втором? — спросила она. Вопрос был скорее риторический. Все знали, что на втором — броневики. Этакие носороги, но только полностью в крепком костяном наросте. Уязвимые места — глаза и ноги. Еще один минус — неуклюжесть и медлительность. Сбиваются с темпа, толкаются, мешают друг другу. Бараны, только смертельно опасные.

А гиппогрифоны начинались только с третьего уровня. Выслали десант они там, что ли? Здесь кроме гнили в районе Черной реки — ничего съестного для таких огромных туш не могло быть.

Вулкан, притворявшийся до этого момента урчащим котом в руках доброй хозяйки, внезапно ухнул. Я невольно обернулся.

— Тормозите, — скомандовал я двум передним машинам, — спутаем им все карты.

Мы остановились, машины поставили так, чтобы при случае они смогли уберечь нас как щит. Я собрал команду.

— Сейчас мы идем как глупые котята за веревочкой с привязанным на кончике кусочком бумаги. Сделаем привал, поглядим, что предпримут наши таинственные враги. Глядишь, в гости сами придут. Не думаю, что для них слишком просто вот так долго удерживать в узде всю эту свору. А ведь наверняка есть еще и те, кто готовит нам горячий прием. А засада уже близко, я это чувствую. Уверен, что на белой зоне нас встретят как дорогих гостей, с хлебом, солью, цветами и оркестром, — объяснил я ребятам, когда на меня посыпались немые вопросы.

— С цветами говоришь? — сдула челку с глаз Ритка, — если только с гвоздиками на холмик.

Мы рассредоточились по небольшому периметру, и так чтобы все возможные варианты подхода были нами заранее замечены и оставалось время для проведения соответствующих ситуации оборонительных действий. Ритка и Миф продолжили отстреливать особо обнаглевших. Остальные заняли боевые точки.

Все приняли тоник, чтобы концентрация внимания поднялась до предела. Появилась необходимость опустошить мочевой пузырь — небольшой побочный эффект от наркотика и все по очереди использовали эту неожиданную и долгожданную возможность, под прикрытием семи стволов в руках боевых товарищей.

Мы ждали. Скоро начнется. Даже вулкан притих словно что-то чувствовал.

* * *

В виртуальном мире все было слишком просто. Звуки, даже вонища от болот четвертого и пятого уровней хоть и портило настроение, но от нее не кружилась голова. Все же разумом мы понимали, что это лишь уловка программы, которая через шлем передает сигналы в мозг и когда головной убор будет снят, все постепенно закончится.

А здесь и сейчас стало совсем иначе. Невозможно взять и отключиться, подышать свежим воздухом, налить себе напиток по вкусу, развалиться на кресле и закрыть глаза. Расслабиться хоть на пару минут. Нельзя.

Отец как-то рассказывал мне историю из своего детства. Это было на стыке веков, когда солнце на земле было еще нормальным и лишь готовилось обрушить на людей всю свою злую мощь.

Они с друзьями отдыхали у речушки в деревне. Невдалеке темнел лес. Развели костер, а дров как назло поблизости было недостаточно. Мой отец вызвался пойти по дрова, взяв с собой младшего брата Федора.

В лесу, по словам отца, было довольно прохладно. Собирая дрова, они подносили подходящие ветки в одно место и сваливали там в кучу. И тут поиски завели отца поглубже в лес. Он вышел на небольшую полянку и случайно оступился, видимо провалившись в чью-то нору и повредил ногу.

Боль по его словам была ужасная и он начал зазывать братишку. И тут метрах в пяти перед ним возник волк. Оскалившийся, лохматый зверь был уже достаточно стар, но, почуяв легкую раненную добычу, отказаться от нее не захотел, приготовившись вспомнить молодость и разорвать пятнадцатилетнего паренька.

Отец замер на месте как вкопанный, не смея шелохнуться или даже не в силах этого сделать из-за охватившего его в тот момент ужаса и отчаяния.

И вот, когда уже, казалось, что смерть от клыков голодного зверя неминуема, на поляну выскочил девятилетний Федор.

Размахивая руками, что-то неистово крича, даже, наверное, матерясь, смог напугать волка.

Старый зверь ушел, испуганно поджав хвост. С того дня дядя Федор и стал седым, полностью.

Вот мне интересно: что нужно человеку, чтобы суметь пожертвовать собой ради других?

Одни полагают, что любой хороший поступок основывается на эгоизме. "Альтруизм — самый подлый вариант эгоизма", — считают они. Сделав однажды доброе дело, альтруист, в дальнейшем с лихвой окупит свою жертву, играя на благодарности должника и пожиная проценты от первоначального вклада.

Другие полагают, что "поступать по-человечески" — это значит торговать поступками. Человек, по их мнению, по сути своей торгаш. Делаешь добро — получаешь в ответ другое добро. Бизнес, который со временем может перерасти в дружбу, если торговля поступками будет взаимовыгодной и периодической. Такие люди и любовь считают лишь более выгодным товарооборотом. Секс приносит удовольствие и той и другой стороне. Если мужчина добытчик, то женщина домохозяйка. Да и общаться всегда приятнее с человеком, о котором ты хоть что-то знаешь, а не с тем, который переступил порог твоего дома всего пять минут назад и ты видишь его впервые. Это просто удобнее.

Лично я презираю такие точки зрения, хотя порой кажется, что доля истины в них все же присутствует. А когда сам вдруг начинаешь себя подлавливать на таких мыслях — становится стыдно. И тогда я начинаю радоваться, что я еще не окончательно потерян, раз стыд имеет место быть.

Совесть. Надо стараться поступать так, чтобы все было по совести. И тогда не будет мучительно и больно, не будут сниться кошмары.

И я знаю, нет, скорее чувствую, что, случись мне оказаться перед выбором, совесть выиграет. Но и кроме совести есть немало сильных факторов, которые ведут нас по пути жизни, светят ли они одинокой звездой или целым калейдоскопом — неважно. Главное, чтобы наши поступки не оказались той самой "тяжелой поступью" и не разрушали чужие судьбы, как это часто происходит.

Я посмотрел на ребят. Какие же они все? Кто из них способен на "поступок"? А кто готов переступить через других ради своей пользы? А я? Смогу ли я пожертвовать собой ради друга? Ради чужих людей, совершенно незнакомых мне? Пока не представлялась возможность, чтобы это проверить, но думать об этом надо и если честно себе признаваться, не кривя душой ничуть, то многим, а может и всем нам сделать это будет очень сложно. Вмиг станет обидно до слез за судьбу-злодейку. А жалость к себе любимому? Как завоет!

Но лишь тот, кому это удастся, несмотря ни на что, лишь он сможет с гордостью носить это имя — Человек. И уже неважно будет, останешься жив или прославишься как герой посмертно, даже если забудут твой поступок и тебя в одночасье, все нипочем. Главное, как мне кажется, заключается в другом. В том, что в момент "поступка" ты будешь знать это сам.

* * *

Ритка, моя Малышка, после нашей ночи спросила, как они с Машей станут делить меня. Ведь теперь она меня никогда от себя не отпустит. Я принадлежу ей. И слышать ничего не желает о других вариантах. Я тогда со смехом ответил, что, возможно, делить будет уже нечего. Наша прогулка имеет свойство умерщвлять. Это не было "плачем в жилетку". Всего лишь констатация фактов. Горькая правда — тоже правда. Отвернуться, убежать от нее, забыть насовсем — не получится. А все попытки окажутся пустой тратой времени. Только и всего.

Теперь Ритка была так счастлива. Да и я вместе с ней. Видя как она радуется, веселится по поводу или без оного, у меня на душе расцветал целый сад. Ребята поняли, что между нами произошло. Но никто ни словом ни делом нас не осуждал. Все вели себя нейтрально. Чужая личная жизнь — она чужая. А каждый, кто норовит засунут свой длинный нос куда ни следует, рискует остаться без этого столь необходимого органа обоняния. Машку я любил всем сердцем. И в Ритку с каждой секундой влюблялся все сильнее. Они как черное и белое. Одна скромная, нежная и податливая. А другая страстная, яркая и сильная.

Если нам всем действительно удастся выжить, мне кажется, компромисс мы найдем. Тем более у нас с Машенькой будет ребенок. Все утрясется. Я в это верил. Мне хотелось верить.

Было около полудня второго дня, когда мы остановились. Теперь время потекло еще медленнее чем раньше. Да и попытки гиппогрифонов подлететь незаметно и уронить на нас сверху свой мощный хвост на время прекратились. Они все также продолжали кружить вокруг без особой инициативы. Если мы рассчитали правильно, армия монстров не должна заставлять себя долго ждать и уже на подходе.

Вулкан опять проснулся, но это не помешает нам почувствовать по дрожи земли приближение сотен "броневиков". Да и услышать топот их могучих ног мы должны заранее.

Я снарядил Малышку и Лю на готовку пищи и тогда Миф заменил китаяночку на ее позиции. Если уж предстоит сражение, то пусть это будет не на пустой желудок.

Сейчас мы находились километрах в трех от русла Черной реки и даже здесь запах гнили доставал нас. Что же будет происходить на четвертом и пятом уровнях, где от исходящих от болота миазмов заблаговременно может скончаться даже вполне здоровый бегемот.

Не стоит, конечно, забивать голову всякой ерундой заранее. Как говорится, мосты надо сжигать лишь после их прохождения. Однако тяготы предстоящего многодневного пути по болоту время от времени напоминали о себе.

Мы простояли уже около пяти часов, когда чуть заметно задергалась земля. С каждым мгновением топот тысяч ног становился все отчетливее. Невдалеке, метрах в ста от нас и немного левее вырисовывался небольшой выступ скалы. Я срочно отправил туда Малышку, чтобы меткими выстрелами из снайперки по нужным целям она вносила сумятицу в ряды "броневиков". А в том, что именно они сейчас на всех порах мчались к нашей стоянке сомневаться не приходилось.

Гиппогрифоны, почуяв приближение соратников, радостно захлопали крыльями и возобновили попытки нападения, не давая нам возможности приготовиться ко встрече с врагом. Отстреливаясь и уворачиваясь от их мощных хвостов, мы все же сумели выстроить джипы и занять боевые позиции.

К Ритке никто из клювокрылых коров даже не пытался приблизиться. Уже поняли, что она их к себе просто напросто не подпустит. Внезапно, несмотря на всю нашу готовность, небо стало темным от сотен крылатых чудищ. Из-за скалы выскакивали, натыкаясь друг на друга мощными бронированными боками, наземные монстры. Вперемежку с броневиками в нашу сторону спешили и другие.

Их было слишком много. В ту секунду мне стало страшно. Но я взял себя в руки и скомандовал:

— Пора!

Почти сразу с джипов загрохотали небольшие пушки. Заработали гранатометы. Взрывы, крики и рев раненных, оглушенных зверей смешались, образуя неповторимую какофонию, и заполнили все вокруг. Поле битвы заволокло густым дымом.

Не видно ни зги! Мы продолжали бой. В этом было наше спасение.

Ритка по рации сообщила, что в паре сотен метров к югу образовалась куча-мала. Задние топчут передних, не удерживаются на ногах и уже сами оказываются под очередной набегающей волной.

С верхатуры, как будто специально созданной природой для сегодняшнего дня, Ритке все было видно как на ладони и теперь она координировала нашими действиями. Куда стрелять и чем.

Сверху на нас рванул поток птиц-резаков, но это не было опасно — пулеметы и автоматы умело делали свое дело.

Бита продолжалась по всем законам своего жанра. Время от времени в наши ряды прорывался кто-то из монстров, но мы довольно умело пресекали любые попытки повредить наши машины или нас самих.

Пока Ритка через оптику высматривала наиболее опасные скопления нападавших, а наша артиллерия удачными и точными выстрелами все это дело уничтожала, особой опасности не было.

— Тридцать градусов на юг, двести двадцать метров, мочи их, бум, ба-бах!!! — передавала Ритка. Череп, Муха и Миф выпускали в нужном направлении по несколько зарядов.

— Над вами очередная туча резаков. Автоматы к бою, тра-та-та, — смеялась распаленная Малышка. Мы послушно выполняли.

Какая она все-таки веселая, жизнерадостная. Моя Рита.

Битва стихала и вдруг я услышал крик Малышки. Но в этот раз в нем не было радости. Было что-то плохое, отчего сердце сжалось и не хотело разжиматься обратно.

Я сорвался с места и побежал. К ней. Лишь бы успеть!

Сквозь густой дым я не мог видеть ни где она, ни что с ней. Но вот в рацию прорвался ее голос. Она кричала. Что именно, я разобрать не мог и бежал, спотыкался, падал, вскакивал и продолжал бежать. Быстрее, к тому выступу, где была она.

Я успел. Ритка еще жива, но уже без шлема и какое-то новое, до этого дня невиданное мной создание, воткнув в ее грудь когти, уже готово было добить мою Риту. Оно хлопало крыльями и!!! ноги, как у человека!!! Чужак оказался прямоходящим, крылатым, с орлиной головой, как у одного из египетских богов, не припомню его имени.

Но я все-таки опоздал, всего лишь на мгновение, но опоздал. В ту же секунду, когда клюв существа пробил темечко девушки, я выстрелил. Так метко на таком расстоянии из кислотной винтовки я еще не стрелял. Голова твари взорвалась, разбрызгивая сине-зеленое месиво. Но мне на это было уже наплевать.

Я подбежал к мертвой Рите, обнял ее крепко и зарыдал. Вдали уже затихал бой, а я все рыдал, не выпуская из рук ее маленькое хрупкое тело. Рассеялся дым и моя команда подтянулась к нам, а я все также сидел у подножия этой злосчастной скалы и плакал. Ребята молча стояли рядом. Никто меня не успокаивал, не пытался увести оттуда. А уж попробовали бы забрать от меня ее тело, я бы положил их всех там же на месте. Злоба и жажда мести переполняла меня в этот миг. Я возненавидел всех пернатых, всех тварей у которых среди прочих органов имеется клюв. Вот уж действительно, птичек жалеть я не стал бы.

* * *

"Кто ты?"

"Меня зовут Курше-Кургамыш. Я вождь аучен. Сегодня ты убил моего наследника. Его звали Кюрей-Минос".

"Мне плевать, как его звали. Будь у меня возможность, я убивал бы его каждую секунду, насколько хватит сил. И всю вашу куриную семейку до кучи".

"Ты жестокий, Великий Убийца".

"Я жестокий? Да я еще добрый. Кстати, где мы? Почему я тебя не вижу? Придушу собственными руками, чтобы больше не плодил уродов".

"Ты сейчас спишь, а я вошел в твои мысли. Вы называете это телепатией. Увидеть меня ты не сможешь".

"А что ты хочешь, вождь "куриные мозги"? Запугать меня решил? Так, да?"

"Нет, ты ошибаешься. Я пришел просить тебя. Умолять".

"Странный ты. Говоришь, что я прикончил твоего сыночка ненаглядного, а сам ко мне на поклон явился".

"А почему ты считаешь, что я должен злиться?"

"Да неужели не жалко тебе твоего куренка?"

"Прошу тебя, Черный Гром, не называй Кюрея обидными словами. Он был великим воином и аучен-гиреем. А в его смерти нет ничего страшного. Это была судьба, его судьба. Судьба всех аучен".

"Что за аучен?"

"Это мы. Наш народ"

"То есть все эти твари, которых мы укладываем пачками и есть твои аучен?"

"Нет. Это зессы. Почти как у вас животные".

"Понял. Вы, значит, пастухи, а это ваши овцы. Высший разум своего мира. Верхушка пищевой цепи".

"Не совсем. Мы равны с ними. Мы братья и сестры".

"Что ты от меня хочешь?"

"Я прошу подождать до Ночи Встреч. По вашему это около сорока суток"

"Да ну?! А еще? Может быть, приказать своим завтра же застрелиться с утра?"

"Ты меня неправильно понял"

"И не хочу понимать"

3.

Уже средь новых пыток я опять,

Средь новых жертв, куда ни обратиться,

Куда ни посмотреть, куда ни стать.

Я в третьем круге, там, где, дождь струится,

Д. Алигьери

Сцена прощания с Ритой полностью походила на похороны Ченга. Только под конец, когда все почести были отданы, ребята как по команде отошли, оставив меня одного у могилы. Я бы сказал им за это спасибо, но они и сами знали всю глубину моей благодарности.

Впервые в жизни я потерял любимого человека. Ченга я тоже любил и уважал, но только как друга и хорошего человека. Тут другое.

Прав был Кляча, когда говорил, что работа с психологом также необходима, как и тренировки. А мы глупые дети, ничего в жизни не повидав, двинулись с песнями покорять чуждый нам мир.

Оказывается что не все так просто в королевстве датском.

Я думал о Рите. О той злой судьбе, что свела нас здесь, подарила мимолетное счастье и отобрала, оставив вечную скорбь. А может и не вечную. В этом аду каждую секунду можно "задвинуть кеды". А глядишь, там, в том мире, куда попадают люди после смерти, мы снова встретимся и уже ничто не сможет стать у нас на пути. Я уверен, что такое место есть. Ведь если существует ад, как же тогда без рая? А как иначе назвать это место? Может, кто подскажет? Место, где юные и невинные дети должны брать в руки оружие и убивать, чтобы самим не быть убитыми. Место, где в мановение ока, молодая, жизнерадостная девушка умирает от...

Я вспомнил вчерашний сон. Странный визитер. Странный сон. Слишком реальный и сказочный в то же время. Прочь!

Я отбросил воспоминания о ночном визите и, в последний раз простившись с любимой, пошел к ребятам.

Они оттащили труп нового существа к стоянке и изучали его.

— Похоже, он разумный, — сказал Череп, хотя в этом уже никто не сомневался. На Кюрей-Миносе были надеты какие-то украшения и на груди сделаны рисунки.

— Нам ничего не говорили про таких вот, — опустив глаза сказала Гузель, — нас обманули. Отправили на сафари, а мы тут геноцид устраиваем.

— Тогда уж ксеноцид,— отозвался Миф.

— Да что вы спорите? Моралистами вдруг стали?— огрызнулся Муха. — Люди всегда стремились уничтожать всех и вся, что хоть в малейшей степени угрожает их существованию. Не существованию даже, а комфорту. Примеры из истории приводить или как?

— Не надо, — в один голос ответили и Миф и Гузелька.

Рустик тем временем достал нож, явно собираясь начать резать труп. Я поймал его за руку. Он посмотрел мне в глаза и спокойно сказал:

— Нужно сделать вскрытие. Узнать получше с чем мы на этот раз столкнулись.

Я махнул рукой — делай что хочешь и ушел подальше от всех.

Мне было над чем поразмышлять.

* * *

Почти триста километров до спуска на третий уровень мы успели проделать до наступления темноты. В Хеллусе мы находились меньше четырех суток, прошли всего два уровня, но потеряли уже двоих.

Утром мы спустились на третий уровень.

— Это не третий, — заявил Муха.

Действительно, сходство минимальное. Только горная гряда остающаяся слева и выход из пещеры были как на симуляторе. Все остальное походило на четвертый и пятый, только вместо болота мутная вода.

Везде вода. Одна вода. Куда ни встань, куда ни плюнь, что называется.

Вода.

— Но что случилось? — не унимался Муха. Вода всегда начиналась с четвертого.

— Кто-то пописал. А может озеро с места перепрыгнуло, так бывает. Лягушки соберутся вместе, решат что пора менять место жительства и — прыг! Вместе с речкой или болотом, — гоготнул Миф.

— Успокойтесь, я знаю в чем дело, — тихо сказал я. — Похоже мы занимались на симуляторе в летний период, а сейчас здесь либо ранняя весна либо поздняя осень. Талый снег или дожди.

Гузель хихикнула. Череп смолчал явной глупости с моей стороны, хотя отвернулся в сторону, чтобы я не увидел улыбку.

И ежу понятно — озеро оно не гриб, по осени не отрастает. А снег только на шестом начинается.

— Ладно, бойцы. Если вода, то пусть так и будет. Пойдем вброд. Машины оставим здесь, — сказал я, наконец, после затянувшегося молчания.

— Оставим тачки? — удивился Рустик, — но там же все наше оружие и боеприпасы. И жратва.

— Из оружия возьмем только самое легкое. И как можно больше пуль, гранат, стрел — кому что нравится. Еду берем по минимуму. Будем рыбачить, — ответил я.

Кто-то заржал.

Я разделил ребят попарно. Читал в одной книжке, что по болоту надо ходить вдвоем, на веревочке. Лю с Мухой, мы с Черепом, Рустика, Мифа и Татарочку втроем.

— Девчонки пусть идут вперед, — сказал я.

— Это очень по-джентельменски, — с укором в голосе сказала Лю.

— Объясняю: если провалится Муха, то его ты не вытащишь. А у него все шансы вытянуть тебя.

— И откуда ты такой умный, — съязвила теперь уже Гузель. Перспектива постоянного риска утонуть в вонючей грязи ее явно не прельщала.

— Откуда умный? А оттуда. Книжки надо чаще читать, а не по дискотекам шататься, — улыбнулся я.

— А что есть такие книжки, где написано как ходить по болоту? С какой ноги наступать, на какую кочку ссать? И кто их интересно пишет? — не унималась восточная красавица.

— Вот что: его зовут Алексом как и меня, а фамилию не помню. И вообще, хватит разговоров, шагом марш, — скажи я им фамилию этого великого в прошлом автора, начались бы идиотские шуточки.

Рустик, проходя рядом со мной, нагруженный двумя автоматами и огромным рюкзаком с боеприпасами, улыбнулся:

— Я тоже читал "Вычислителя",— сказал он, — вот только помню, Эрвин так и не смог достать Кристину, когда она провалилась.

Я опешил на мгновение. Но сразу нашел что ответить:

— А он особо и не старался.

— Угу, — кивнул Рустик и прошлепал к поджидавшим его Гузель и Мифу.

Ко мне сзади подошел Череп и тихо спросил:

— Зачем нам сейчас эти ремни? Тут же по колено только. И вообще, вполне можно и на машине добраться, хотя бы до четвертого. Сейчас налетят гиппогрифоны и стаи лезвиехвостых ящеров, а мы даже ни одного пулемета с собой не прихватили.

— Воды тут тоже раньше не было. Неспроста она тут появилась. Ой неспроста! А вдруг там ямы, ловушки всякие. Надо перестраховаться. А если машина утонет, мы ее уже не вытащим. А вместе с ней и людей. Усек?

Черепу нечего было возразить. Монстры оказались умными и хитрыми. Ждать можно любые подлянки и будет лучше если мы к ним приготовимся

* * *

Оказалось, что выражение "как в воду глядеть" может не только иметь два смысла, но еще, в свою очередь, оба они способны являться истиной в один и тот же момент. Не успели мы отойти от выхода на сотню метров, начались ныряния.

Ямы и довольно глубокие, попадались почти на каждом шагу.

— Акваланг надо было брать, — кисло пошутил я, когда Череп в очередной раз показался из-под воды, фыркая и хрюкая.

— А лучше лодку, — в ответ сказал он. И мы как вкопанные уставились друг на друга. Черт возьми, как же мы сразу не подумали!

— Эй, вы, там! Ихтиандры недооперированные! Все дуйте обратно к джипам, — заорал я остальным.

Началось ворчание. То туда, то сюда. Ля-ля-ля. Но всем явно надоело играть в Жака Ива Кусто и они повернули обратно.

Вот ведь она, смекалка наша молодецкая. Куда уж угнаться за людьми каким-то тупорылым монстрам, мать их аученскую, эхх!

Когда все собрались около машин, мокрые и уставшие, я объяснил свой план: из имеющихся в наличии подручных средств изготовить плавательное средство, а именно плот.

Наверное, более старшему поколению показалось бы странным, что мы сразу не додумались, но здесь объяснение только одно — ни один тех, кто был сейчас в команде, даже близко не приближался к водоему в ее природном варианте, там, дома, на Земле.

У нас оказалось много полезного добра: порядка двадцати автомобильных камер, много веревки, ремней, других крепежных средств, сиденья, двери, оружие, медикаменты и еда.

Я запросил в бортовом компьютере наиболее подходящий чертеж-инструкцию и работа закипела. На сооружение нашего "плавающего уродца" ушло в общей сложности около восьми часов и, вот, когда работа была закончена, довольно устойчивое, а главное вместительное плавсредство стояло на приколе.

С эстетической точки зрения оно может и не было законодателем мод для верфей Его Императорского Величества, нас в тот момент это интересовало меньше всего.

— Ты умница, Громик, — подмигнула мне Гузель, — целый крейсер у нас теперь.

Действительно, наш плот вполне можно было назвать военным судном: два пулемета, закрепленных на носу и корме, явно свидетельствовали о его далеко немирных целях.

Из металлических прутьев в два пальца толщиной, коих у нас было предостаточно, мы с помощью сварки изготовили шесты для управления плотом. И на следующее утро было решено отправиться в путь.

Мы потеряли еще одни сутки, но теперь скорость передвижения увеличится многократно. Сюрприз третьего уровня был удачно преодолен, а что нас ждало впереди, на бескрайних болотах следующих двух уровней, оставалось только гадать.

* * *

За весь третий уровень мы не встретили ни одной живой души. Само путешествие заняло почти тридцать шесть часов и мы изрядно потрудились за это время. Поэтому к спуску на четвертый прибыли не в самом хорошем настроении.

Пешком, как я по глупости предложил вначале, мы бы не дошли и за две недели. По пути нам встречались такие широкие и глубокие ямы, что достать шестом до дна и опереться для толчка не представлялось возможным. Приходилось кому-нибудь отплывать с веревкой до ближайшей мели и по-бурлацки подтягивать наш кораблик.

Не будь у нас костюмов, усиливающих физику тела, мы надолго застряли бы в этом мутном и вонючем озере. К запаху гнили мы постепенно привыкли и уже не обращали особого внимания. Даже Гузель, для которой вонь стала настоящим кошмаром, уже не очень воротила нос, когда порывы ветра приносили с собой густые болотные миазмы .

— Куда исчезли лезвиехвостые ящеры? Как ты думаешь? — спросил меня как-то Череп, когда мы вдвоем тащили плот через яму, в миниатюре изображая известную картину Хуя.

— Кто их, сволочей, знает. Может в болота нижних уровней спустились. Они не очень-то и тяжелые, смогут удержаться на "ковре". Ковром мы называли плотную массу на поверхности болот, которая образовывалась из-за переплетения ветвей довольно крепких водорослей. Но крепость их была более чем просто обманчива, подолгу топтаться на одном месте не рекомендовалось. Но нас это ждало еще только впереди.

— Здесь вообще кто-нибудь остался? — спросил Череп, после очередного подтягивания "Авроры", как мы шутя окрестили наш корабль.

— Вряд ли, — ответил я не своим голосом из-за напряжения всего тела.

— Знаешь, Гром, мы могли бы соорудить движок с лопастями, как у катеров. Было бы проще.

— Не могли бы. Я тоже об этом подумал. Поискал в компьютере возможные варианты и ничего не нашел.

— Да надоело уже: только успеваешь подсохнуть и опять в воду — бултых!

— Мы не в санатории, если ты не забыл. Придется и в воде искупаться и в грязи извозиться, поморозить задницу среди льдов, а потом и поджариться. Ты прекрасно знал и понимал куда мы идем и зачем.

— Да я не ною, просто устал и нервы ни к черту, — отозвался Череп.

Так однообразно мы и пробирались к концу третьего уровня. Эх, будь с нами Ритка, путешествие заполнилось бы ее красочными историями, смешными анекдотами и комментариями. Она любила и умела пошутить, но никогда со злобой. Сейчас же, если и пробегал юмор в нашей компании, добрым его назвать никак язык не поворачивается. Уколоть, укусить кого-то — вот и все на что мы были способны. Все устали, измочалились и прекрасно понимали, что другим также плохо и прощали друг другу минутные слабости, не обращая внимания и не зацикливаясь на мелочах.

* * *

"Ты опять пришел?"

"Да."

"Что на этот раз?"

"Все то же самое."

"Издеваешься?"

"Ничуть."

"Но почему по-твоему я должен согласиться?"

"Ты не такое зло, как мы все думали. Ты способен дать нам шанс на будущее."

"С какой стати я должен вам давать что бы то ни было?"

"Тебе решать."

"Что изменится если я дам вам шанс?"

"Он у нас будет, не сейчас, но в следующий раз."

"Но тогда у людей одним шансом станет меньше."

"Среди сотен других это будет незначительная потеря."

"Не хочу тебя даже слушать проваливай!"

"А если я помогу тебе? Помогу пройти четвертый уровень. Тогда выслушаешь?"

"Чем поможешь?"

"Расскажу, что тебя ждет там, ниже. И научу как победить аучен-гирея Кербермеша-Плуто.

"Хочешь предать своего соратника?"

"Он в любом случае обречен, но если я помогу вам, вы не понесете больших потерь при встрече с ним, если будете знать."

"Что знать?"

"Его слабую точку, "ахиллесову пяту""

"Пара залпов из всех орудий — нет ни Кербермеша, ни "ахиллесовой пяты""

"Кербермеш самый могучий из всех нас. Если объединить всех зессов, которые умерли от ваших пуль, в одну армию. Кербермеш смог бы одолеть их в одиночестве."

"Преувеличиваешь. Может он и силен, но против толпы ему не устоять. Чем больше шкаф, тем громче звук от его падения. Первый закон толпы."

"Я все-таки помогу тебе...И уж ты сам потом все решишь. Его слабое место — шея, прямо на уровне подбородка."

4.

"Pарe Satan, рарe Satan aleppe!"

Д. Алигьери

Плот пришлось разобрать перед спуском. Было немного жаль, мы все успели полюбить "Аврору". За то время, что мы использовали ее, нам удалось, наконец, отдохнуть, выспаться. И, несмотря на неустойчивость, холод и сырость, мы смогли успокоить нервишки, по крайней мере, за время путешествия на "Авроре" никто не погиб и не был ранен. А это что-то да значило.

Мы немного поспали и начали готовиться непосредственно к спуску. Многое пришлось оставить, особенно жалко было пулеметы. Все гранатометы тоже пришлось бросить, хотя Миф все же взял один, немного подумав.

Экипировка у всех нас получилась предельно простой и примерно одинаковой. На ногах ботинки с приспособлением наподобие снегоступов, для уменьшения давления на болотный ковер. Передвигаться в них быстро, а уж тем более, бегом, было трудно и выглядело комично. На теле усиленный бронекостюм, он очень теплый, но даже в нем мы сейчас мерзли. На голове шлемы с автоподстройкой оптики для разного времени суток и климатических условий. Через плечо по две свернутые автомобильные камеры, чтобы было на чем спать. Да и мало ли для чего пригодятся, не тяжелые же. На спине рюкзак с боеприпасами, медикаментами, пищей. В одной руке шест из легкого, но очень крепкого металла. В другой оружие — у всех разное. У каждого была своя, "коронная" игрушка. На поясе нож, ручные гранаты, несколько запасных магазинов, фляга с напитком, глоток которого вполне заменяет литр обычной дистиллированной воды. И последний аккорд — вонючая мазь, отпугивающая надоедливую мошкару.

В общем и целом неплохо. Если бы герои упомянутой мной ранее повести Александра Громова были укомплектованы хоть на четверть так же хорошо, как мы, когда перебирались через Саргассово болото к Счастливым островам, последним грозило бы перенаселение в течение пяти лет после принятия закона об Изгнании.

Но мы не были преступниками закона на сказочной планете Хлябь и по болоту собирались идти по собственной инициативе.

Присели на дорожку, допили и съели все, что не смогли взять с собой, чтобы не перебирать с весом. И, наконец, пустились в путь.

* * *

Нас встретили.

— Уфф! Наконец-то! А то я уже соскучилась, — у Татарочки загорелись глаза, когда точными выстрелами из арбалета она разнесла в клочья одного из лезвиехвостых ящеров.

— Чего-то маловато их тут, да и никакой тактической грамотности, — с легким разочарованием сказал Череп.

— А ты хотел бы, чтобы они свиньей на нас пошли или черепахой? — спросил у него Муха.

— Да нет, только уже привыкли к сложностям, а тут тебе "easy", обидно. Так и расслабиться можно.

— А может, они специально хотят добиться нашей расхлябанности, уверив в легкой победе, а уж потом: Бац! И финиш,— поддержала их болтовню Лю, отстреливаясь от очередной парочки монстров. Один из них хоть и раненый, но успел удрать, а другой, вытянув длинную шею, лежал в луже собственной зеленой крови. Или голубой — неважно. Главное, что пока мы неплохо справлялись.

Их было около двух сотен голов. И мне показалось, что аучены сюда их загнали специально, когда решили вырыть ямы и залить водой третий уровень.

Ящерам, привыкшим к твердой земле, было неприятно и страшно на новом месте. Далеко в болото не убежишь — оно не прощает ошибок, а здесь на начале уровня еще кое-как можно приспособиться. Травяной ковер поплотнее, да и мелкие животные водятся в изобилии, так как на четвертом уровне хищников никогда не было.

Хоть нас и встретили почти сразу, но все же не ждали. Не были готовы. Вероятно, что по прикидкам аучен, их наспех вырытые ямы и самодельное озерцо должно задержать нас на больший срок, чем трое суток. И это было хорошо. Значит, мы тоже не лыком шиты. Устроили врагу сюрприз на его же территории и в его излюбленном стиле. Вот вам! Нате! Кусили?

Я с упоением наблюдал, как ребята делают свое дело. То, что умеют. А что мы еще можем, кроме как уничтожать монстров? Ничего. И, наверное, ничему уже не научимся.

Я принялся перешнуровывать ботинки. Это было позерство, даже скорее пижонство, как говорят спортсмены. Конечно, я не отключался от реальности. Это глупо. Шел настоящий бой и любая оплошность могла стать роковой. Ни в коем случае нельзя. Нельзя? Что нельзя? Умереть?

В тот мне очень расхотелось умирать. Я даже испугался — а ведь когда-нибудь все равно придется. Пусть в старости, когда у твоей постели дети, внуки, правнуки, ждут не дождутся начала дележа наследства. А все равно страшно. До жути. Я даже чуть не пустил слезу.

Если бы меня не окликнул Рустик я, возможно, так и стоял бы, замерев в глупой позе жалея себя любимого. Похоже, я постепенно превращаюсь в маразматика или еще проще — схожу с ума.

— Гром, прикрой нас с Мифом, мы попробуем прорваться на Гряду, — сказал Рустик и я мгновенно пришел в себя и сделал все как надо. Хорошо и спокойно. Ребята с небольшой гряды рванули несколько раз из гранатомета по наиболее многочисленным скоплениям ящеров. Точнее, стрелял, конечно же, Миф. А Рустик прикрывал его с автоматом, чтобы ненароком никто не потревожил нашего артиллериста.

Оставшиеся несколько десятков тварей разбежались по болоту. Немногие из них выживут там, но это нас уже не касается.

Лю и Муха, уже привязанные друг к другу двумя независимыми и разными по длине ремнями, подошли ко мне за указаниями. Миф, Рустик и Татарочка сооружали треугольник по схеме каждый с каждым. Мы с Черепом последовали их примеру.

Вскоре все были готовы ступить на болото. Весь четвертый уровень представлял собой одну топь. Где-то жиже, где-то гуще, но от плотности растительного покрова суть не менялась.

Можно было пойти напрямую, но это опаснее, так как по краю все же хоть и длиннее, зато растительности больше, да и время от времени могут встречаться разбежавшиеся ящеры. А однообразие болота могло сказаться на нас даже хуже опасности быть атакованными загнанным в угол диким хищником. Время от времени постреливать по живым мишеням все же нужно. Так думали все мы и, как это жестоко ни звучит, это была правда. А без правды, пусть и горькой, здесь будет очень трудно

* * *

Если бы не опасность нападения лезвиехвостых, мы бы пошли гуськом, но тогда в случае засады, идущий впереди рисковал попасть в довольно неприятную ситуацию. Остальные банально не подоспели бы на помощь, так как двигаться в неудобных ботинках по липкой и топкой грязюке было затруднительно.

Мы шли следующим образом: впереди я, от меня справа Гузель, еще правее Лю. Расстояние около пятнадцати метров. Сзади соответственно Череп, Рустик, Миф и Муха.

Шесты я приказал нести горизонтально поверхности — в случае резкого провала, они помогут удержаться на поверхности, спасибо умному человеку, научил. Возможно, я бы и сам догадался, но знать все заранее все равно приятнее.

Ничего страшного пока не происходило. Я провалился пару раз по пояс, да и Татарочка все возмущалась — однажды вода внезапно дошла ей до трусов. Мы пошутили на эту тему и настроение было неплохое, не самое худшее во всяком случае. Однажды у меня с Клячей состоялся разговор про Гузель. Когда выяснилось, что я оставляю "своих" проверенных, а беру Татарочку, он удивился почему? Ведь она капризная. Я ответил, что одна эта капризная девчонка стоит половины команды, а капризной ей положено быть, слишком красивая, чертяка нерусская.

В ее капризах присутствовал свой индивидуальный шарм. Не удивлюсь если окажется, что многим сынкам сильных мира нашего попортила крови чернявая красотка. Ох, многим! Я не мог не любоваться ее профилем, словно высеченным из камня рукой великого творца. А как она, обидевшись, надувает губки! Эх, ну как такой посмеешь хоть в чем то отказать? Вот так и крутят нашим братом, так и вертят. На поводке хотят водить, а многие даже готовы согласиться.

Мне стало стыдно. Не успел попрощаться с Машей, закрутил с Ритой. Похоронил Риту, несколько дней всего, а уже глаз не свожу с Гузель. Нехорошо это. Неправильно.

А вдруг правильно? И здесь, когда в любую минуту можно превратиться в холмик без оградки, время начинает приобретать совершенно иной смысл. Мы стараемся, как можно больше успеть, надышаться. Потом может оказаться слишком поздно и мы просто не успеем и будет больно вспомнить, что шансы прожить интереснее были, но мы их не использовали из-за каких-то глупых моральных рамок, которые возвели вокруг себя с подачи давным-давно умерших стариков-импотентов.

Я недавно видел хороший старый фильм с похожей ситуацией. История, вообще, о том, что инопланетяне воруют детей, заселяют на каких-то дурацких островах и заставляют воевать друг с другом. А сами изучают повадки, а может от происходящего просто получают какой-то извращенный кайф. Это не столь важно. Так вот, когда дети достигают возраста восемнадцати лет — их убивают. Главный герой, молодой совсем пацан, попадает туда вместе с подружкой сверстницей. И один из старших ребят советует, мол, пора взрослеть, а то не успеешь ничего. Дурь, глупость, но когда понимаешь что это — правда, становится страшно.

От моих рассуждений меня отвлек очередной "плюх". Так мы начали называть эти периодические нырки в болото, то по пояс, то по колени. В этот раз было серьезнее: Рустика угораздило погрузиться почти по шейку, но он успел удержаться с помощью горизонтально расположенного шеста. От рывка натянутой веревки в грязь повалились и Миф с Татарочкой. Теперь же перемешивая ругательства с приличными словами, оба поднимались. Но Рустик почему-то не торопился покидать яму, хотя вроде бы обе руки находились снаружи и была опора в качестве шеста.

— Ты почему не вылазишь, Джавдед? — спросил его Череп, который в тот момент был к нему ближе всех.

— А мне и здесь хорошо, Абдулла, — скорчил рожицу потерпевший, — ты бы лучше чем "коры мочить" помог, а? Нога застряла, я подтягиваюсь, но меня там словно кто-то держит, не отпускает.

Мы разом засуетились. Приготовили оружие: мало ли, вдруг очередной сюрприз от хозяев. Хотя тут таких тварей водиться не должно.

— Да не беспокойтесь, она просто застряла, как лампочка во рту у идиота. Засунуть смог, а вытащить ни-ни, — кисло улыбнулся Рустик, — лучше вытащите меня все вместе.

Усилий четырех человек вполне хватило. Но все же голеностоп был поврежден, несмотря на всю экипировку. Передвигаться с прежней скоростью мы не сможем.

Лю, которая неплохо разбиралась в медицине, сделала все необходимое. Наложила шину, сделала инъекцию, чтобы уменьшить опухоль.

Мы решили передохнуть. По болоту топать, это вам не по бульвару прогуливаться, лузгая семечки и заигрывая с прохожими девушками. Усталость берет свое, да и к тому же мы нагрузились неплохо.

— Ну и как там? Сколько уже прошли?— спросил Череп, роняя зад на накачанную шину рядом со мной.

Я посмотрел на шагомер:

— Около двенадцати с половиной кэмэ, чуть больше.

— Да уж, еще почти девяносто, если правильно все рассчитали.

— Угу, — согласился я.

Череп закурил, я тоже.

— Слушай Гром, тебе не кажется, что все это очень смахивает на компьютерную игру? Все эти уровни, монстры, боссы даже.

— Боссы?

— Ну да. На втором ты же одного завалил.

— Даже не напоминай, итак тошно, — я грубо оборвал его, внезапно нахлынули воспоминания о Ритке.

Череп еще пару раз затянулся:

— Точно, похоже!

Я решил объяснить другу:

— Ты вообще-то знаешь, откуда появились видеоигры?

— Да мне по одному месту если честно. Никогда не интересовался.

— Еще сорок-пятьдесят лет назад люди по черно-белому экрану точки туда-сюда гоняли. А сегодня что? Сможешь отличить реал от вирта?

— Хмм... Не знаю, смогу, наверное.

— Фигушки! Я пробовал найти отличия — единственный способ, если не использовать голосовые команды для выхода — это застрелиться. Но кто даст гарантии, что ты в Вирте, а не в реале? Вдруг ты стреляешь в себя по-настоящему? Я, бывает, в реале начинаю командовать компьютеру, чтобы отключился.

Череп восхитился только одному:

— Так ты чего же? Застрелиться пытался? Ну ты и псих!

* * *

Дальше так продолжаться не могло. Само движение вперед забирало немало сил, а вести с собой еще и Рустика оказалось невмоготу.

— Привал, — крикнул я, — Лю, осмотри еще раз ногу Рустика.

Китаяночка, видимо почувствовав какое у меня назревает решение, украдкой бросила на меня взгляд, полный укора, и подошла к корчащемуся от боли Рустику.

Все понимали, что если мы не бросим Рустика, наше путешествие по болотам может затянуться и закончиться печально. Но молчали. Ждали, что я первый это скажу. И дождались.

Лю, осмотрев Рустика, подошла ко мне:

— Он не сможет идти. Похоже на перелом, но точно сказать трудно.

— Как надолго он вышел из строя?

— Здесь все зависит от физиологии и лечения, — издалека начала она.

— По делу, Лю, конкретнее.

— От десяти до двадцати дней. И то после этого ему лучше особо не прыгать и не бегать, во избежание рецидива.

Я призадумался. Даже пять дней торчать на одном месте — хуже не придумаешь. И тогда я решил с глазу на глаз переговорить с Рустиком.

Он сидел на одной из камер и морщился от боли.

— Рустик,— позвал я.

Он открыл глаза.

— Знаю, Гром. Я остаюсь здесь.

— Прости, что так вышло, Рустик.

— В этом нет твоей вины. Ты командир, у тебя боевая задача, а нести себя на руках я не позволю никому. Оставьте мне еды на две недели и боеприпасы. Когда смогу передвигаться, отправлюсь за вами следом. Может быть, еще и нагоню, — Рустик натянуто улыбнулся.

— Пусть так и будет. Сегодня мы заночуем здесь, с тобой. А с рассветом уйдем.

— Хорошо. Если не свидимся, знай, ты лучший командир, из тех, что я встречал.

Мы пожали руки. Команда начала готовиться к ночи. Развели костер, девчонки занялись приготовлением пищи.

Ко мне за весь вечер никто не подходил. Ребята понимали, что я принял очень жестокое решение. Подлое даже. Но меня не обвиняли, нет. Они прекрасно понимали, что иначе нельзя. Что кто-то должен был взять на себя этот грех. Мы уйдем с утра вшестером, в три пары, и за весь долгий путь никто из них не напомнит мне о сегодняшнем вечере. Потому что я сделал это ради них самих, ради себя, ради всех нас. Ради всех людей.

Подлость подлости рознь. Бывает подлость ради подлости. А в этом, конкретном случае, подлость принесет пользу, по крайней мере, убережет других от опасности. В таких случаях подлость хоть немного, но оправдана. Но как бы я не утешал свою совесть, подлость — на то она и подлость, что так называется.

Уже ночью я случайно подслушал разговор Мифа и Черепа, стоявших на часах, когда остальные спали:

— Может, лучше было бы сразу его пристрелить? Пока спит? — это Миф.

— Чтобы не мучался? — спросил Череп.

— Угу. Ему здесь все равно не выжить. На болоте кость не заживет, начнет гнить нога, будет в тысячу раз хуже, — в словах Мифа было много правды. Той самой, злой и горькой.

— И кто это сделает? Ты? — правильный вопрос задал Череп. Ох, правильный.

— Я — нет,— в голосе Мифа почувствовался страх и отвращение.— Я не смогу. Нет.

— А кто тогда?

— Гром. Он сможет. Он сильный.

Я захотел встать со своего места и дать ему как следует пинка под зад. Но не встал. Миф, как ни обидно это звучит для меня, чертовски прав. Я бы действительно смог. Не потому, что я сильный там или слабый. Просто я уверен, что смог бы, будь это необходимым.

Я повернулся на другой бок и уснул. Почти сразу. И в эту ночь я не увидел снов. И это было хорошо. Как же сильно в последнее время я полюбил такие ночи!

* * *

Рустик делал вид, что еще спит. Я знал это. К чему лишние прощания, глупые сопли. Решение принято, нелегкое решение и не нужно теперь усугублять итак непростую ситуацию.

Шли молча. Я с девчонками впереди, остальные сзади, каждый напротив напарника на расстоянии вытянутой веревки. Проваливались

Днем на болоте становится жарко, а ночью резко холодало. Резкие перепады температуры вызывали жуткую головную боль и ломоту в костях. Мышцы ныли постоянно. Бесконечно принимать обезболивающие было бы глупо — от таблеток тупела голова и начинался бред.

По моим расчетам к концу четвертого дня на болоте мы преодолели уже две третьих пути. Чуть впереди должно быть сухое место. Мы на тренировках называли его "плато".

"Дойти туда и лечь на землю. Дойти и ходить по твердой земле" — повторял я себе уже сотый раз.

Чтобы следить за тем, что шест горизонтален поверхности уже не было и речи. Держать оружие наготове — ни к чему. Мы до сих пор никого не встретили.

Я шел, спотыкаясь о собственные ноги. Болтало из стороны в сторону как пьяного. Вот выпить спиртного было бы сейчас очень кстати. Выпить и поспать на кровати. Одному. Чтобы никто не мешал. Чтобы рядом никого. Л секунд поднялся осмотрелся : Череп пропал. Провалился. Надо идти и вытаскивать.

Он даже не зовет на помощь, нет сил. Просто ждет. Вытаскиваю его, помогаю отряхнуться от грязи. Путь продолжается.

Остальные в это время тоже останавливаются, тупо смотрят в нашу сторону, ждут, когда мы догоним, подравняемся. И так продолжается бесконечно. Шаг за шагом.

Одна радость: насекомые нас не тревожат.

Гузель смотрит на меня: уставшая, изможденная, грязная. Но? несмотря на все это, красивая.

Зачем ей надо было? Жила бы себе там наверху пищевой лестницы нашего социума, крутила богатыми и влиятельными. Не понимаю я ее. Месть за брата? Ну, если только она сама себе мстит.

Как бы там ни было, Татарочка — прирожденный боец и я рад, что она в нашей команде.

Лю и Муха начали меняться очередностью: кто впереди. Зачем это им, я не спрашивал. Пусть делают что хотят. Не маленькие. Миф держится молодцом. Один только он. Даже стыдно как-то.

Скоро уже на горизонте появится плато. И мне с каждым шагом перестает нравится, что дойдем мы туда уставшие и измочаленные. А вдруг нас там ждут? Этот, как его... Уже не помню.

Ладно, не важно. Но все же стоит перестраховаться. Я остановился. Череп продолжал идти, пока не наскочил на меня. Все последовали моему примеру. Только Мухе пришлось уговаривать Лю остановиться. Китаяночка включила так называемый "автопилот" и ни в какую не хотела слушать.

— Заночуем здесь, скоро плато, а что там и кто — мы не знаем, — объяснил я.

Ребята покорно согласились. Спорить не было сил ни у кого. Миф, самый бодрый из всех, остался на часах. Я попросил его разбудить кого-нибудь, когда он устанет. Лучше меня. Остальные были совсем плохи.

Я иду по болоту. Один. Слышу: что-то скрипит слева. Поворачиваю голову — Машенька на инвалидном кресле. Удивляюсь. Молчу. Кто-то зовет с другой стороны. Ритка с продырявленной головой. Из глаз текут ручейки крови. Она тянет ко мне руки, шепчет: "Помоги".

Впереди возникает Кляча и спокойно так, говорит и говорит, не переставая. О каком-то долге перед Отечеством, о возможности для всех людей. Пафосно так, неприятно. Как с трибуны перед народом. Рустик, хромая, подходит, замахивается, но не бьет. Зло смотрит, плюет в лицо, шипит: "Падла!" и уходит. Ченг протягивает свою тетрадь: Передай моим родителям. Здесь мои рецепты, хорошие". Кто-то хватает за штанину. Череп опять провалился, тянет руку. Молчит. Бабушка Машеньки: "Сволочь ты Санька. Обрюхатил мою внучку и сбежал, гаденыш". Мама плачет, держит в руках объемистую хозяйственную сумку. "Апельсины с оранжереи" — догадываюсь я. Хорошая у меня мама. Отец седой весь, как дядя Федя. Молчит. Но я знаю, о чем он думает: "Молокосос, взвалил на свои плечи ношу, так неси". Слышу голос Клячи: "Только ты Гром. Кроме тебя никто не сможет". Машенька начинает кидать футбольный мяч в Ритку, та уворачивается, сдувает с лица челку, достает снайперку и начинает целиться в Машу. "Нет!" — кричу я и бросаюсь на перехват.

Валера разбудил меня:

— Ты кричал во сне. С тобой все в порядке? — у него было испуганное лицо. Глаза красные, уставшие.

— Кошмар приснился. Ложись, отдыхай. Я посижу. Кстати, сколько мы уже тут?

— Семь часов,— он потупил взор.

— Дурак ты, Миф. Чего раньше не разбудил?

— Да я и спать не хочу.

— Хочешь, не хочешь — надо.

* * *

Наутро все проснулись бодрыми и отдохнувшими. Гузель даже улыбнулась, когда я сделал ей незначительный комплимент. После завтрака наша красавица даже немного покапризничала: воды нет, а ей срочно необходимо в ванную. Это естественно была шутка с ее стороны. В этот момент она показалась вполне удачной и уместной. И мы с более приподнятым настроением пошлепали в сторону Плато.

Я как обычно размышлял о несовершенстве мироздания, когда меня снова дернуло сзади. "Череп провалился" — решил я и обернулся. Да нет же. Ч Черепом все в порядке. Он просто сидел на корячках и внимательно изучал что-то на вонючей, топкой поверхности болота.

— Что с тобой Игорь? — спросил я. Череп только позвал меня к себе приглашающим жестом. Пришлось подойти.

— Ну что там опять? — я нетерпеливо повторил вопрос.

— Гляди, видишь синее пятно?

— Ну и?

— Что это?

— Понятия не имею. Может зверюга какая-нибудь помочилась. Мало ли, — ответил я.

— Дело в том, что я точно такое же пятно видел вчера. Абсолютно идентичное.

— Ну и что. Я же говорю — зверюга какая-то.

— Нет, вряд ли. Они похожи как две капли воды. Словно мы уже наворачиваем второй круг и проходим по одному и тому же месту, — возразил Череп.

— У тебя дежа вю, дружище. Говорили же, что надо посещать психолога, — улыбнулся я.

— Гром, я не шучу. Все это напоминает...

— Что напоминает? — я резко перебил его на полуслове.

— В играх раньше такое было: рисуют небольшой кусок текстуры и накладывают само на себя.

— Хочешь сказать, что это некачественный рендеринг? — заулыбался Гром.

— Угу.

— Брось, Череп, у тебя паранойя. Очнись и перестань задаваться идиотскими вопросами.

— Да ты сам подумай, Саня! Все же сходится!

— Ни хрена не сходится. Ни хрена! Пошли, Череп, надо идти, — я повернулся и пошел догонять остальных. Череп плелся сзади вместе со своими подозрениями.

Все у него сходится, а то! Его послушаешь если, то мы вроде миккимаусов в стране диснейлендии. Задать бы ему трепку, чтобы меньше думал и больше смотрел по сторонам. Скоро Плато и надо быть настороже. Совсем раскис Череп. Не ожидал я от него, хотя ничего удивительного. Вся тройка погибла — вот вам и причина. Винит себя, ищет оправдание. Только зря. Нет его вины в смерти Ченга и Малышки. Нету...

Ночью, когда Миф разбудил меня мы какое-то время сидели вдвоем, разговаривали. Хороший парень Валерка, в разведку с ним можно пойти. Никогда не бросит и не подведет. Грешен я, признаю, что пользовался его желанием всегда быть впереди. Безжалостно отправлял вперед как неумелого "зайца", хотя Миф один из лучших в моей команде. Череп как танк, ему лишь бы напролом. Муха безынициативен. Кареглазая излишне щепетильная. Меркурий временами бывает несерьезным. Феникс больше предрасположен к закрытому бою, да и не любит он стрелять. Большой "БУМ" его страсть, а Миф тот человек. Он может почуять засаду или схрон врага на интуитивном уровне.

Но сколько я его знаю, ни разу не замечал излишней заинтересованности противоположным полом. Даже с Катькой почти вся наша команда хоть какое-то время, но встречалась. В кино там или на дискотеку сходить. Только не Миф.

Поэтому, когда Валерка завел разговор о прекрасной половине человечества, я немного удивился.

— Скажи мне, Гром, как у тебя так легко все выходит с девчонками. Извини, конечно, но ты с виду такой же, как и все. Вон Меркурий, и симпатичный и веселый, а к тебе они все равно толпой прут, — с легкой завистью и грустью сказал тогда Миф.

— Да ты преувеличиваешь, Валерка. Я, вообще, иногда веду себя как идиот, особенно с ними, — отозвался я.

— Наговаривай на себя больше. Когда мы на Базе собрались, все девчонки только и ждали твоего позволения. Но ты их всех умыл, когда показал Машу. Ха! Смешно было смотреть на их кислые рожи.

— Да тебе показалось. Или они просто хотели попасть в команду.

— Так это же наоборот повредило бы. Неужели ты взял бы с собой ту, которую любишь. Не-е-ет. Они в первую очередь интересовались тобой, а уж затем всем остальным, — продолжал настаивать Миф.

— Ну, тогда не знаю. А к чему ты весь разговор закрутил? Ведь неспроста же?

— Угу, неспроста. Даже не знаю, как мне быть, — вздохнул Миф.

— Ясно. Влюбился, да? — улыбнулся я.

— Угу. И понятно в кого, — еще раз вздохнул Миф.

— В Гузельку?

— Эхх...

— Красивая она, согласен, — я вытянул из пачки сигарету.

— Дело даже не в ее красоте, — сказал Миф. — Смотрю на нее и радуюсь, слушаю ее голос — и душа начинает петь. Я научился ее понимать, как никто другой. Думаешь, наверное, что она взбалмошная, капризная Барби? Ошибаешься. Ей просто приходится вести себя подобным образом. Имидж. Привычка. Ведь она привыкла уже, что ее любят за длинные ноги и красивую мордашку. Вот и ведет себя, как положено таким. А на самом деле, Гузель очень добрая, нежная, чувственная девушка. Она хочет настоящей любви, а не дорогих подарков. Но откуда она может знать, что следующий парень любит ее сердцем, а не просто хочет затащить на койку. Ниоткуда. Красота — ее проклятие.

— С чего ты это взял, — я удивился красноречию друга.

— Мы же в одной тройке. Хотя теперь уже в паре. Она считают меня только за хорошего друга и делиться со мной самыми сокровенными мыслями. Мы с ней много общаемся. Я узнаю ее все ближе и ближе и с каждым днем тону в безответном чувстве как в этом вот болоте, — он указал рукой на бескрайнюю топь. — А признаться не могу. Боюсь, что не поймет и будет смеяться. Скажи, Гром, что мне делать? Ведь сам знаешь, где мы и в любой момент может наступить конец.

Я надолго задумался. Что я мог ему посоветовать? У меня самого-то опыта ненамного больше чем у Валерки. Единственный универсальный выход из любой ситуации — это правда.

— Скажи ей все. Всю правду. А там видно будет.

Мы еще немного посидели, поболтали. Уже собираясь ко сну, он мне сказал вдруг:

— Знаешь, Гром, мне кажется, что она любит тебя.

— С какой это радости? — я улыбнулся. Вечно эти влюбленные ищут соперников и страдают от необоснованной ревности. В таких случаях, любовь, из прекрасного чувства, приносящего радость и упоение жизнью, превращается в мучительную пытку.

— В ту ночь, когда вы были с... Риткой. Она очень злилась...

* * *

Чем ближе к Плато мы подбирались, тем отчетливее начали проявляться следы присутствия монстров. Не было сомнений, что вскоре нам предстоит бой. Я помнил о второй встрече с таинственным созданием. Он называл нашего следующего разумного соперника: Кербермеш-Плуто. Указал на слабое место. Я пока не стал ничего говорить ребятам, чтобы заранее не волновать.

Судя по приборам, до плато оставалось около двух километров, когда мы впервые за последние дни открыли огонь на поражение. Стая из семи лезвиехвостых ящеров сократилась до одной особи, которая, попискивая и поскуливая от боли, пыталась отползти в сторону. Муха не оставил ей даже шанса, точным одиночным выстрелом из автомата в голову, разнеся на куски череп.

— Надеюсь, они не притащили сюда гидр, — сказал он.

— Вряд ли. Они на пятом нас еще помучают. А здесь почти до конца уже будет твердая поверхность,— сказал я, — а чем тебе гидры вдруг разонравились?

Муха пожал плечами:

— Да ничем. Просто голов у них многовато. Вот так, с одного выстрела и не убьешь.

— Это точно, — согласился я, вспомнив как мы мучились на пятом уровне симулятора.

— Ладно, ребята, еще раз проверьте стволы. Кажется, сейчас мы еще немножко постреляем.

Веревки, связывающие нас попарно, пришлось убрать. Мы встали в боевой порядок: Миф и Татарочка впереди, я и череп по флангам, а Муха и Лю сзади.

Пошли вперед медленно, всматриваясь в каждую мало-мальски подозрительную кочку. Если битва пройдет на Плато, то она будет быстротечной. Не хватит места для маневров.

Все произошло неожиданно. Две гидры напали одновременно с двух сторон. Они выбросились из болотного ковра, словно пушечные ядра. Миф и Татарочка оказались отрезанными от нас и я краем глаза заметил, что и они подверглись нападению. Но их в тот момент досаждали лезвиехвостые ящеры во главе с огромным существом с волчьей головой и шипами по всему телу.

"Кербермеш" — догадался я. Отстреливаясь и отступая от десятка голов болотного чудовища, я передал ребятам по рации, что у Кербермеша "ахиллесова пята" в области шеи.

Гидры разделили и нашу четверку. Так получилось, что Череп, Муха и Лю уже добивали своего монстра, а мое положение с каждой секундой становилось все критичнее.

Я понял, что отстреливать головы или пытаться пробить толстую кожу на туловище твари — очень сложно. И поэтому старался попасть по неуклюжим ногам медлительного, но опасного противника. Болото от каждого шага гидры проседало, но здесь зыбун уже достаточно плотный и пока еще держался под весом многотонного монстра.

Что происходило у других — я не мог видеть даже боковым зрением. Приходилось концентрировать все внимание на своем оппоненте.

По радостным крикам я догадался, что трое наших, наконец, убили свою гидру. Они все поспешили ко мне на выручку, но я приказал Мухе и Лю поспешить на подмогу Татарочке и Мифу, которым, по-видимому, было в тот момент очень жарко.

Помощь Черепа оказалась как нельзя кстати. Мы вдвоем довольно быстро справились с гидрой и, на ходу перезаряжая оружие, кинулись в гущу лезвиехвостых.

Мы успели только к концовке. Миф, разорванный пополам, лежал рядом с одним из ящеров. Муха, потерял левую кисть. Татарочка без шлема стояла рядом с Лю около трупа Кербермеша. Лицо Гузель было изуродовано, словно по нему проехал танк. Порванное в нескольких местах, оно беспощадно кровоточило.

Все вышло до банального глупо. Миф и Гузель отстреливали по одному ящеру, спокойно, не подпуская к себе на удар хвостом. И тут в бой вмешался Кербермеш. Миф отлетел от его удара в сторону, а Татарочку разумный аучен протащил несколько десятков метров, ударяя ею по поверхности болота. Затем приподнял над собой, чтобы нанести последний, завершающий удар, когда вновь вмешался Миф. Отбив у монстра любимую, Валерка, с ножом в руке, пытался подлезть под пятиметрового аучен-гирея, но допустил роковую ошибку. Кербермеш разорвал его на две части. Гузель в это время лежала неподалеку в полуобморочном состоянии.

Покончив с Мифом, Кербермеш направился к Татарочке, ударил по голове, чем выбил шлем и разорвал лицо. Но не убил, а наоборот, Гузель словно очнулась ото сна, и когда Кербермеш замахнулся вторично, ловко увернулась и достала ножом точно в район кадыка.

В этот момент подоспели Муха и Лю. Им пришлось туго. Один из ящеров смог таки нанести удар хвостом и Гусману отрезало руку по кисть.

* * *

В первую очередь Лю занялась Мухой. Его рана была серьезнее. Я пытался успокоить Гузель.

— Я должна была оказаться на его месте. Он спас меня, а сам погиб,— плакала девушка. Лицо, еще час назад одно из самых красивых, которые я когда-либо встречал, теперь представляло собой кровавую кашу.

"Хорошо, что она еще не видела себя в зеркало" — подумал я.

— Никто, слышишь, никто не должен был оказаться на его месте. На месте других наших друзей, — сказал я, — и уж тем более не ты.

— Я стала некрасивой, да? — спросила вдруг Гузель. Я промолчал.

— Ха! — воскликнула она, — всю жизнь мечтала стать такой же как и все. Но получилось как всегда — из крайности в крайность. Ха-ха-ха! — зло рассмеялась она. Череп, стоявший неподалеку и изучавший труп Кербермеша, испуганно посмотрел на нас.

— Все будет хорошо! — сказал я дежурную в таких случаях фразу.

Лю закончила с Мухой и теперь настала очередь Татарочки.

Мы похоронили Мифа на болоте. Нет, вру, мы сожгли его тело. Не захотели отдавать ненасытной топи. Пока оно догорало, наша пятерка стояла рядом и наблюдала, как горячие и безжалостные языки пламени лижут тело нашего друга.

Я обнимал за плечи Гузель. Лю поддерживала Муху, который потерял очень много крови. Череп один. Все молчали.

Китаяночка сделала для раненных все, что было в ее силах, но мы-то понимали: на болоте, в сырости, заживать будет долго и мучительно, если будет вообще. Лица Гузель за повязкой теперь не видно. Только глаза, все такие же прекрасные, но слишком печальные, выглядывали через отверстия.

У мухи скакала температура и начинался бред, но, несмотря на это, он нашел в себе силы попрощаться с другом и почтить его память.

Бедный Миф. Наверное, он так и не объяснился с Гузель о своих чувствах. Не успел. По-моему, это даже к лучшему. По крайней мере, для нее.

5.

Мы провели на Плато двое суток. Муха постоянно находился под опекой Лю, бредил и был в крайне плачевном состоянии. Все мы нуждались в передышке.

Само Плато представляло собой огромную каменную плиту посреди болота. Как такое массивное природное сооружение оставалось на поверхности и не тонуло в топкой грязи, являлось загадкой. Но, что бы ни послужило этому причиной, мы были только рады ощущать под ногами твердую поверхность взамен зыбучему болоту.

Череп снова испытывал мое терпение своими подозрениями. То ему не нравится, что все три луна всегда цельные и находятся на одной орбите. То неестественное поведение животных, то странность самого мира.

— Хорошо, Игорь, я согласен, что все эти странности имеют место быть, — сказал я после очередной попытки Черепа доказать мне, что непотопляемость Плато — это похлеще любого чуда света. — Что изменится, если мы будем понимать это? Меньше станем умирать? Нет. При встрече со следующей тварью попытаемся втолковать ей, что ее родной мир несколько странный и она, виляя хвостом, убежит? Не думаю. Ну, так что изменится то?

— Ничего не изменится, — притихшим голосом сказал Череп.

— В таком случае ни к чему забивать голову всякой ерундой. От нее все равно никакого прока.

— Странно все это.

— Странно уже то, что мы здесь. И пока еще живы. Идем к намеченной высокой цели. Вот это действительно странно.

Оставшиеся тридцать километров до конца четвертого уровня мы шли медленно. Муха хоть и передвигался сам, но было заметно, с каким трудом и я решил не форсировать события бешеным темпом. Лишний ствол на пятом нам не повредит.

Гузель совсем перестала общаться, замкнулась в себе. Что было у нее на душе, я догадывался. Череп на время перестал донимать меня своими наблюдениями.

Кто-то шел за нами. Я это чувствовал. Но кто бы это ни был, он не приближался и не удалялся, так и держась на расстоянии одного-двух переходов. Кто бы это мог быть? Рустик? Оправился от травмы и пошел следом? Вряд ли. С его переломом тягаться с нами в скорости было невозможно. Кто-то из местных? Не знаю.

А может, у меня началась мания преследования? Ха! Я улыбнулся. Тоже маловероятно. Хотя какой сумасшедший признается, что у него не все дома? Вот и думай теперь.

Последнюю ночь на четвертом мы провели уже около спуска на следующий уровень.

Пятый по размерам меньше четвертого, но кишмя кишит разными злобными тварями. Самые страшные из которых: гигантские змеи и гидры. Придется совершать длительные переходы и по ночам. Днем отбиться на стоянке все же легче. Поэтому необходимо набраться сил.

* * *

"Теперь ты мне веришь?"

"Снова ты?"

"Ответь, теперь ты мне веришь?"

"Верить — не верю. Но выслушаю. Ты ведь этого хотел?"

"Хорошо. Я расскажу. Что будет непонятно — спрашивай".

"Договорились".

"Мы, зессы и аучены, дети одного лона. Когда лоно расцветает, молодняк покидает его. Первая сотня выбравшихся становится аучанами. С ними занимаются аучен-гиреи. Остальным суждено стать зессами. Аучаны зессов выбирают себе по несколько сотен единиц молодняка и начинают тренировать".

"То есть все виды зессов первично похожи?"

"Да, их не отличить. Лишь под влиянием окружающей среды, питания и тренировок происходят эволюционные изменения".

"То есть, если он будет расти в воде, у него отрастут плавники?"

"Что-то в этом роде".

"Действительно, странный у вас мир".

"Мы привыкли. Нам кажется странным ваша двуполость. У нас, к примеру, четыре половых признака".

"Удивительно, но давай переходи к делу".

"Каждый раз, когда Врата на девятом, нижнем уровне открываются, в наш мир стекает вода. Начинается потоп и все живое гибнет. Только инкубатор-лоно остается нетронутым. А после ухода воды появляются новые аучены. Это Условие существования нашей расы. Сейчас мы просим тебя не торопиться открывать Врата, так как Лоно еще не созрело. Нам нужно всего лишь дождаться следующей Ночи встреч".

"А где гарантия, что это не уловка?"

"Я отдал вам Кербермеша-Плуто".

"Гамбит".

"Что такое гамбит?"

"Это шахматный термин. Так называют малую жертву в начале партии, которая в дальнейшем приведет к позиционному перевесу и победе. Что если Кербермеш и оказался той самой "малой жертвой" ради общей победы?"

"Кербермеш-Плуто — величайший воин и аучен-гирей! Он не малая жертва".

"Не знаю, не знаю".

* * *

Непроглядная стена дождя накрыла наш маленький отряд, стоило ступить на пятый уровень. Крупные, с детский кулачок, капли хлестали по телу с огромной силой. Не будь на нас надеты бронекостюмы и шлемы — каждый удар был бы очень болезненным. Татарочка, поначалу не желавшая надевать шлем Мифа, все же согласилась со мной: ее собственный после удара Кербермеша, пришел в полную негодность. Мы стояли в полной готовности отразить удар у самой кромки болота. Еще несколько шагов и начинался зыбун. Хлипкий, скользкий и мерзкий.

— Что будем делать? — спросил Череп.

— Ждать. Когда ливень немного успокоится, пойдем по правому краю,— ответил я.

— Но с левой стороны намного больше островков, — возразил он.

— Знаю. И они тоже знают. Поэтому там и может оказаться засада.

Мы прождали три часа. Дождь не усиливался и не стихал. Равномерно, тягуче бил по телу, по болотной зыби. Словно кто-то наверху забыл выключить кран, и вода единым потоком неслась вниз, на болото, на нас.

— Придется идти под дождем,— наконец, заключил я, когда все ребята уже начали проявлять нетерпение.

Нудный поход по болоту продолжился, отличаясь от предыдущего только дождем и ежесекундной опасностью встречи с врагом.

Мы старались идти быстро, но размытый "ковер" не позволял делать больше трех километров в час. С такой скоростью, если не останавливаться, мы дойдем до конца за сутки. Я так и решил сразу. Все приняли ободряющие тоники, даже у Мухи поднялось настроение и проснулось второе дыхание. Гузель, которая раньше время от времени постанывала от жгучей боли, теперь успокоилась и вела группу. Мы все были привязаны веревками к ней и друг к другу.

Гранатомет Мифа нес Череп. Он лучше других управлялся с этим оружием. Татарочка забрала его автомат: здесь арбалет мог подвести в самый неподходящий момент.

На пути попадались змеи, но не очень большие, всего в пять-шесть метров длиной. И никакой угрозы не представляли. Гидр пока не было. Каждый из нас мечтал, чтобы их не было и дальше.

Плохая видимость, шум дождя, а также наша усталость, несмотря на принятые психотоники, могли сыграть злую шутку, но пока нам везло.

Везение не могло продолжаться вечно, все прекрасно это понимали. Но чувство, что мы удачно поймали волну, не хотело отпускать. И не сбавляя скорости, гнало вперед. Как можно дальше. Как можно ближе.

Я никогда не был особо религиозен. Да, возможно, в какую-то сверхсилу с ее бесконечными сверхзадачами и стоило поверить, ведь сама жизнь откуда-то взялась. Не с пустого места люди повыскакивали. Но как бы там ни было, все эти религиозные конфессии для меня являются ничем иным, как попыткой властьдержащих с помощью моральных догматов придержать народные массы на коротком поводке. Какие-то религии сами в дальнейшем перерастали во властные структуры, какие-то вели выгодную для них игру в морализм параллельно со светской властью.

Самой глупой во всех конфессиях мне кажется общеизвестная фразочка и ее многочисленные производные: "Возлюби ближнего своего, как самого себя". Чушь! Если все начнут любить друг друга, не останется разницы между отдельными людьми. Каждый будет царем, правителем, всеми любимым и любящим. Мир Царей!

А как же природные инстинкты? А ведь мы, по большому счету, звери, только с более развитым мозгом. Куда девать тот самый инстинкт, который движет нами, когда мы хотим размножиться с самой привлекательной самкой, а вокруг десятки и сотни таких же желающих? Бросить жребий и по очереди? Ведь с ними, с соперниками, мы должны любить друг друга как себя самих. А значить делиться поровну. Но тогда возникает ситуация, при которой другая заповедь теряет актуальность: "Не прелюбодействуй!"

И вот ведь патовая ситуация — Курше просит шанс для своего вида, но тем самым, я предам уже свой собственный вид. И через тысячи лет, когда возникнет у людей схожая проблема и станет необходимым обратное переселение — моих соплеменников встретят здесь аучены. И начнется бой и все по старому. Будут умирать сотни и тысячи юных и смелых. Так кого из ближних мне возлюбить? Своих соплеменников, возможно, среди которых окажутся и мои собственные потомки? Или аученов? Где тот пророк, который ответит мне на этот вопрос? Сгинул, пропал, распят? То-то же.

Я не рассказывал ребятам о своих встречах с Курше. Почему? Да потому, что мне самому нужно решить все. Незачем сваливать на их плечи еще и это. Счастливое неведение намного приятнее.

Как бы они повели себя, зная, что, возможно, их действия повлекут полное уничтожение разумного вида? Не знаю. Не хочу знать. Во мне говорит мой эгоизм, моя значимость и индивидуальность? Пусть и дальше говорит. Лишь бы довести оставшихся живыми. Лишь бы не пришлось Кляче снова собирать команду. Я выбрал и за себя и за других. Этот грех только мой и отвечать за него, перед кем бы ни пришлось, я буду только сам.

* * *

Нам попадались только одиночки, справиться с которыми не составляло труда. И, несмотря на непрекращающийся дождь, усталость и ранения двух наших товарищей, настроение у всех было приподнятое.

— Мы их обманули, Саня, провели вокруг пальца,— улыбаясь, сказал Череп.

Давненько я не видел улыбки на его мужественном лице. И сейчас она подействовала на меня, как бальзам на душу. Я тоже смог выдавить из себя подобие улыбки:

— Надеюсь, ты прав, дружище. Очень на это надеюсь.

Невольно мы прибавили скорость. Это устраивало всех. Возможность избежать встречи с организованным врагом гнала нас вперед. Никому не хотелось умирать. В особенности на болоте, под проливным дождем.

Татарочка, идущая впереди, что-то напевала. Сперва я подумал, что это наша взводная песня, но когда прислушался, узнал — из детского мультика, веселая, забавная песенка. Она немного фальшивила, но это ничего.

Сразу всплыла в памяти Малышка, с ее вечнозеленым настроением. И в первый раз со дня смерти Риты, при мысли о ней у меня не сжимались от злости кулаки. В первый раз я не жаждал отомстить этому миру и всем его обитателям. Что же это? Неужели мое сердце смягчилось и я простил им? Нет, не думаю. Изменился я сам, время залечило душевную рану и я стал более рационален? Вряд ли. Слишком свежо воспоминание. Слишком велика утрата, чтобы вот так легко все зарубцевалось. А может быть, время выбрало для нас другую скорость? Мы ходим по лезвию бритвы и пытаемся надышаться? Торопимся жить и подсознательно подстраиваемся к новым условиям? Возможно и так. Ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Жизнь всегда найдет способ удивить.

Кошмар начался внезапно. От сильного толчка нас всех повалило на землю. Лю истошно закричала, начала беспорядочно палить из автомата по тому месту, где только что находился Муха. А теперь исчез. Что-то утащило его вглубь, да так резко, что никто из нас даже ничего и не заметил. Веревка снова натянулась. Нас опять повалило на зыбучую поверхность.

Дождь хлестал по всему телу, Лю как сумасшедшая металась из стороны в сторону и поливала свинцом все вокруг.

— Режь веревку,— закричал я Черепу. Он уже доставал нож.

Веревка еще раз дернулась, как в агонии, и ослабла. Муху мы больше не увидим никогда. Нас осталось четверо. Испуганных, грязных, уставших.

Мы остались стоять на своих местах, замерев, словно бронзовые изваяния. Лица и глаза выражали ужас. Еще чуть-чуть, самую малость, последняя песчинка упадет на весы нашего самообладания и начнется паника.

Что же случилось с нами? Любой из оставшейся четверки за эти дни сталкивался со смертью десятки раз и без страха глядел ей в лицо.

Что-то изменилось.

И тогда я понял разницу. Умереть в бою, сражаясь за лишний глоток воздуха, за лишнюю секунду под Солнцем, и умереть вот так, неожиданно, даже не поняв, откуда пришла безносая с косой — разные вещи.

Первое потрясение мало-помалу отпустило. Мне стало безумно стыдно. Думаю, остальным тоже. Страх перед внезапной смертью пересилил все. Мы испугались за самих себя. После этого случая мы уже не сможем, как раньше смотреть друг другу в глаза. Мы бросили товарища, не попытались вырвать его из пасти неведомого чудовища. Пусть бы и мертвого. Но мы дрогнули. Мы чуточку изменились. Наверное, мы просто повзрослели.

* * *

Остаток пути до конца пятого уровня прошел в гробовом молчании. Да, нам приходилось стрелять и по змеям и по гидрам. Но все это происходило автоматически, без лишних слов, без криков радости от точных попаданий.

Мы прошли пять уровней и потеряли пятерых. Один человек на уровень. Это уже статистика. Хотя рустика мы сами бросили умирать на болоте. Что с ним сейчас? Жив ли он? Мне вдруг захотелось узнать это. Узнать, что с ним все в порядке. Или хотя бы поверить. Но даже если бы у нас появилась возможность вернуться за Рустиком, преодолеть два уровня болота в обратном направлении мы уже не сможем. Не захотим пережить все заново. Испугаемся.

Болото забрало троих. Эта дань оказалась слишком огромной. Но нам не оставили выбора, придется смириться и во что бы то ни стало добиваться первичной цели. Иначе все эти жертвы окажутся напрасными.

Мы не стали задерживаться на пятом даже лишней секунды. Что ждет в снегах шестого уровня сразу по переходу, нас беспокоило меньше всего. Быстрее убраться из этого зловонного места. Уйти и забыть, если получится. Если же забыть не получится, то хотя бы задвинуть подальше, в самые дальние уголки памяти. Туда, откуда воспоминаниям будет труднее всего выбраться наружу. А со временем горечь пройдет, затупится боль и все станет казаться лишь фрагментом из очень реалистичного фильма, не более. По крайней мере, я на это надеялся. И только эта надежда позволяла идти дальше. Иначе, не будь ее, оставалось только сесть на зыбун и пустить себе пулю в висок.

На ночь мы остались в пещере, служившей выходом на уровень. Вход обложили сигнальными ловушками, так, что и комар не пролетит. Портативная печь, бережно хранимая именно для шестого уровня, весело потрескивала и холод понемногу отступал.

Одежда подсохла. Татарочка и Лю вскипятили воду и пытались придумать что-нибудь на ужин В эту ночь все поспят спокойно, в случае нападения сигнальные ракеты загодя предупредят об опасности и мы будем готовы. В этом я не сомневался.

Холодный воздух прогрелся, что-то булькало в небольшой кастрюльке, источая аппетитный запах, мы вчетвером молча сидели вокруг.

Болота больше не будет. Гидры и змеи остались далеко позади. А впереди спуск по заснеженным предгорьям. Холод. Мороз. Стада диких мастодонов и стаи голодных саблезубов.

Но это ненадолго. Шестой уровень по размерам не очень большой, к тому же для удобства спуска у нас остались автомобильные камеры, которые можно использовать как сани.

Лю поменяла Татарочке повязку. Я мельком заметил, что собой представляло лицо бедняжки: меня даже передернуло.

Череп уснул раньше остальных и я слышал, как он что-то бормотал во сне. По отдельным фразам можно было догадаться, что и спящим он продолжал свои споры о "несоответствии действительности", о "странных стечениях обстоятельств". С кем он говорил и кому доказывал, что Хеллус — это мир, который живет по совершенно отличным от привычных нам законов природы, оставалось тайной, раскрывать которую, мне хотелось меньше всего на свете. Но тот факт, что Череп не отступился от своей глупой идеи, меня немного тревожило. Особенно сейчас. Ведь нас, мужчин, осталось всего двое. И без его трезвого взгляда на вещи не обойтись. Не хочу умалять достоинств наших девушек, каждая из них и мне во многих вопросах даст фору и не будет в проигрыше. Но все же пусть это и пропитано насквозь шовинизмом, женщина есть женщина, а мужчина есть мужчина. И если будет выбор, кому доверить свою жизнь, когда понадобится, я выберу Черепа. И не ошибусь.

* * *

Не знаю как у других, а у меня бывают сны, в которых я могу сам управлять собственными действиями, а не довольствоваться ролью зрителя и послушно следовать навязанному сценарию.

В таких снах я, как правило, вновь сталкиваюсь с прошлым и пытаюсь исправить допущенные ранее ошибки. Что это? Подсознательное стремление оправдать себя? Или результат долгих переживаний о неудачном жизненном опыте? Неважно. Окончательной уверенности о причинах возникновения таких снов я в любом случае не получу. К чему тогда ломать голову? Незачем.

В ту ночь в пещере я десятки раз оставался с Рустик, сам нес его на руках по болоту и выправлял кости.

Спасал Муху, прыгая за ним в образовавшуюся полынью, сам занимал его место в цепи, доставал из кишащей гидрами и змеями вонючей воды. Даже смог приладить обратно кисть, которая, немного похрустев, все же приросла к предплечью. Только пальцы почему-то оставались мертвого, синего цвета, хотя и двигались довольно шустро.

Это был бесконечный кошмар, неприятный, но в то же время необходимый. Пару раз я просыпался весь в холодном поту. Нужно было пережить, переболеть, перетерпеть. И забыть. Опять забыть, как и все плохое, что случилось ранее. Но одно я уяснил окончательно: больше я никого не брошу. Никогда.

6.

Раньше я катался со снежной горки только в виртуальности. Это было очень давно и ощущение уже успело затупиться. Сейчас я начал понимать всю прелесть этого развлечения. Неудержимый восторг заполняет все тело. Страх перед огромной скоростью, вероятностью падения и травматизма, захлестывает в полной мере. Адреналин в крови зашкаливает, а ты даже не пытаешься притормозить, а то как будешь останавливаться, сможешь ли — перестает волновать. Докатимся, а уж там как-нибудь!

Склон не был очень крутым, а внизу есть место и для продолжения движения по ровной поверхности. Одна беда: существовала опасность налететь на мастодонов, а еще хуже, на саблезубов.

Сидя на плохоуправляемой автомобильной камере, подпрыгивающей на небольших кочках, вести прицельный огонь по врагу, представлялось в тот момент очень сложным. Четыре камеры неслись вниз по склону. Девчонки визжали, Череп улюлюкал, даже я, хоть и старался сдерживать эмоции, время от времени вопил как сумасшедший.

Холод чувствовался, несмотря на теплые бронекостюмы и согревающие стимуляторы. Датчик температуры показывал около двадцати пяти градусов ниже нуля. Ничего особенного для жителя средней полосы России, обычная зима.

Рядом пролетел Череп, набравший неплохую скорость. Я только успел заметить раскрасневшиеся от мороза и возбуждения лицо и теперь мог в полной мере наслаждаться его видом со спины. Татарочка скользила на одном уровне со мной. Только Лю отставала. То ли она слабее других накачала камеру, то ли осторожничала. Но на тот момент ей приходилось довольствоваться самым последним местом в нашей воющей, беснующейся четверке.

Ничего опасного, голодного и пытающегося убить нас сразу по появлению внизу склона мы не встретили.

— Они устали нас ждать и ушли в курильню что ли?— предположил с какой-то ноткой грусти Череп.

— Скорее всего услышали, как мы орем, почище любого психа, и в страхе разбежались, — сказала Гузель, отряхиваясь от снега.

Лю, уже сложившая свою камеру, что-то высматривала на востоке. Страну Восходящего Солнца отсюда она все равно не разглядит, но немного ностальгии еще никому не вредило.

— Что-то заметила?— я подошел к ней сзади и положил руку на плечо. Она не отшатнулась.

— Да нет, ничего особенного, — Лю сказала это, даже не повернув ко мне голову.

— А в чем тогда дело?— настаивал я. Меня интересовало все, даже малейшие сомнения и подозрения бойцов. Ничего не упускать. Хватит уже смертей из-за беспечности.

— Вспомнила просто в одном старом китайском фильме, малобюджетном, ты его вряд ли видел, есть очень похожая панорама. Один в один. Разве не удивительно?— сказала Лю, но теперь уже повернувшись ко мне лицом.

Вид, открывавшийся неискушенному взгляду, действительно потрясал. Сзади оставались предгорья, сплошь покрытые снегом. На Востоке в розовом тумане, жиденьком и теплом, улыбалось зимнее красно-сиреневое солнце. Далеко на севере темнел лес, на первый неопытный взгляд — хвойный. Нам туда.

Холод не пугал, скорее освежал. От чистого воздуха в низине, изрядно насыщенного кислородом, кружилась голова.

— Я бы... эээ... пожил здесь, хе,— усмехнулся Череп, когда мы наконец, тронулись в путь.

— И что бы ты делал тут? Один?— спросила Гузель.

— Построил бы ферму, завел скотину, — продолжал мечтать Игорек.

— Скотину? Ха! Саблезубов что ли? Или диких мастодонов?— судя по голосу, Гузель, скорее всего, зло ухмылялась, но за повязкой этого разглядеть я не мог.

Я шел с ними рядом, слушая глупую болтовню, и наслаждался притихшей природой. Ее величественным покоем и незабываемой красотой.

— Да хоть бы и саблезубов. Что, они не звери? Вполне сгодятся и в пищу и на одежду. Ходил бы как якут какой-нибудь в дубленой шкуре, все бы обзавидовались,— продолжал Череп.

— Скорее всего они тебя в пищу использовали бы, на один присест вполне хватило бы. Ты у нас мясистый. Жаль только мозгов в черепе маловато,— засмеялась его собеседница. Я тоже улыбнулся.

К полудню потемнело. Большие хлопья белого, пушистого снега не спеша падали на землю. Ни ветринки. Так иногда бывает у нас в России. Зимой. Конечно, снег в последние годы частенько выпадает и летом, но он не так приятен, своим появлением напоминая об экологической катастрофе на планете.

Когда состояние экосферы Земли достигло критической точки судить не нам, простым обывателям. Точных данных все равно нет. А если и есть, то планомерно скрываются, уничтожаются и умалчиваются. СМИ, сплошь и рядом принадлежащие Транснациональным Корпорациям, выдают на обозрение масс лишь следствия катастроф, совершенно забывая о причинах. Если, конечно, причиной не стала безалаберность конкурирующей организации.

Страны Большой Восьмерки все же приняли закон об ожесточении мер безопасности, пусть и нехотя. Ни американцы, ни британцы, ни русские не хотели поначалу его даже обсуждать на саммите 2008 года. Слишком большие затраты для самых главных загрязнителей.

Но пришлось. Надавила общественность. И тогда ООН, во главе с ее тогдашним председателем, японцем Угуйоко Накатой, приняло с десяток резолюций. Большинство из которых и по сей день не работают на большей части земного шара.

Правительство США нашло выход — все вредные для жизнеобеспечения людей предприятия закрыть на территории США и Канады и перевезти на территорию бывших стран-изгоев, а ныне подшефных НАТО суверенных стран. "Мы заботимся об их благосостоянии и помогаем им в развитии экономики. Появляются тысячи рабочих мест" — заявил пресс-секретарь президента, когда наш представитель его прямо спросил: "А не охренели, вы, там, случаем, обожравшись гамбургерами?"

О булочках с кунжутом и начинкой из непонятно какого животного, речи естественно не было. Но смысл сказанного примерно соответствовал.

Странно, что они раньше до этого не додумались. Дешевая рабочая сила в лице местной фауны из трущоб, практически полная изоляция от различных правоборческих структур, высочайшая рентабельность в виду непосредственности близости полезных ископаемых. Испугались политики, что другие начнут возмущаться? Ха! В первый раз что ли переписывать конституцию чужой страны под сотнями изголодавшихся боеголовок? Даже статус государства-жертвы не придется менять в один из штатов. "Демократия — это когда всем хорошо" — говорил один из президентов звездно-полосатых очень давно. Вот и сейчас одним хорошо, что все, как и прежде, работает, а другим остается радоваться, что территорию их государства не используют как полигон для испытания нового оружия массового поражения и натаскивания на военной службе толстожопых олигофренов из числа поедателей картошки фри. А ближневосточный негр ничем не хуже гарлемского. Даже лучше. Не буянит, не пьет, не выступает с протестами. Одно слово: мусульманин.

* * *

Лю сидела на корточках и что-то рассматривала в руках. Я подошел поближе — фотография. Два улыбчивых, молодых китайца. Парень и девушка, очень похожая на Лю. Я догадался, что это ее родители, только еще молодые.

— Скучаешь?— спросил я.

— Я?

— А кто же еще?

— Скучаю, очень,— она опустила голову.

— Они тоже скучают,— сказал я зачем-то.

— Не думаю, чтобы уж очень сильно,— тихо сказала Лю.

— Хмм...?— удивленно хмыкнул я, не найдя что и сказать.

— После снятия запрета на рождаемость у нас в Китае все словно взбесились, нарожали детей. Так что, как мне кажется, времени скучать у моих родителей просто нет. Вот Линь, мой брат, другое дело. Он был первенцем. О нем они будут горевать еще долго. А что я? Всего лишь одна из семи дочерей, вот так вот!

— Мда-а,— протянул я. Нужно было срочно менять тему разговора, пока своими расспросами окончательно не расстроил девушку.— Как думаешь, завтра дойдем?

— Не знаю. Странно, что ни одного саблезуба не встретили. Если будет бой, то завтра не дойдем,— она даже не удивилась, когда я начал советоваться с ней.

Вопрос, который я задал Лю, действительно мучил меня. Но не потому, что быстрее не терпелось пройти на седьмой уровень. А скорее наоборот. После опостылевшего вонючего болота, чистый воздух и легкий хруст снежного наста под снегоступами действовали умиротворяющее. Мне, как и Черепу, вообще расхотелось куда-либо уходить отсюда.

На западе розовел закат. Одна из лун, самая маленькая, уже появилась и неслась по небу. Вскоре вслед за ней побегут и оставшиеся два спутника. Зрелище обещает быть умопомрачительным. Ну и зачем же нам спешить? Поджарить задницу на седьмом мы всегда успеем. Эхх.

Саблезубы пришли около полуночи. Два десятка хищных животных, внешне очень похожих на земных саблезубых тигров, бродили вокруг нашей стоянки, рычали, по-волчьи завывали, но близко не подходили. Мы могли бы перестрелять их за несколько секунд, но не спешили. Да и зачем? Пусть пока бродят, это их земля. Лишь бы не нападали.

Но в то же врем всем было ясно, что неспроста они повылазили именно сейчас. Так и вышло. Земля задрожала, как при землетрясении.

— Мастодоны,— крикнула Лю.

Из леса, расположенного в паре километров, ломая и круша деревья, вырывались один за другим огромные мохнатые животные. Муха называл их "шерстяными". Тогда мне это казалось забавным, но уж явно не сейчас.

Мастодоны, количеством около пятидесяти голов, каждый на спине нес наездника, на огромной скорости приближались плотной стеной.

— Когда останется метров пятнадцать, резко рвемся вправо,— сказал я,— короткими перебежками уходим в сторону леса. По двое. Стрелять лучше по наездникам.

Все получилось даже лучше, чем я предполагал. Ближайшие к нам мастодоны налетели на саблезубов, не успевших сориентироваться. Наездники попытались свернуть, уйти от столкновения, но слишком поздно. Задние ворвались в круг и внесли еще большую сумятицу.

Мастодоны били друг друга бивнями, наскакивали на полном ходу, началась паника, кричали раненные животные.

Но и мы не смогли безболезненно уйти, несмотря на усиленные костюмом мышцы. Нас накрыл целый рой стрел и дротиков, Гузель неглубоко ранило в ногу, остальных уберегла броня.

Череп заряд за зарядом отпускал в образовавшуюся из животных кучу, приводя их в еще большую ярость. А мы тем временем отступали к лесу. Я шел последним. И вот, когда уже трое скрылись среди стволов, у меня под ногами воткнулось копье. Я оглянулся.

Аучан, со львиной головой, в неудобных одеждах из шкуры мастодона, поигрывал другим копьем, словно приглашая на поединок один на один.

Я поднял кислотную винтовку и выстрелил. Так умер К'Дит-Флег, аучен гирей. Но мне было наплевать. Я пришел сюда не в игры играть и на копьях драться с дикарями.

* * *

Баня седьмого уровня встретила нас оглушительным грохотом. Так взрываются вулканы, мы это знаем, проходили. Вообще, весь седьмой состоит из двух вещей — катаклизмов и ежесекундной возможности сгинуть. Что тебя убьет, сказать заранее трудно. Это может быть и кипящая лава, реками растекающаяся по местности, может быть и внезапный дождь из раскаленных камней и сгустков металла, вырывающийся из жерла взорвавшегося вулкана, и так называемый гейзер из кипящей воды и пара, вырастающий прямо из под ног, где вроде бы секунду назад находилась монолитная, устойчивая земля.

Жара сумасшедшая. До пятидесяти градусов в тени. Чтобы не испечься в собственной одежде, как картофель в мундире, придется идти после захода солнца, благо ночи здесь светлые. А уровень сам по себе маловат. При благоприятных обстоятельствах можно преодолеть за одну ночь. Придется проторчать в пещере выхода на уровень больше пятнадцати часов. Ничего не поделаешь.

Ранение Гузель оказалось серьезнее, чем мы предполагали в начале. Видимо, наконечник стрелы был пропитан каким-то ядом. Нога почти полностью изменилась в цвете на нечто синее и ужасно зудела. Гузель время от времени начинала кричать невпопад, материть всех монстров до седьмого поколения, наконец, успокоилась и уснула. Или просто потеряла сознание.

Я спросил у Лю:

— Она придет в норму?

— Думаю, что нет,— сказала она,— мы ведь все равно не бросим ее? Не оставим?

— Не оставим,— ответил я.— Скажи, Лю, сколько ей осталось?

— Все зависит от организма. Может час, а может и неделя. Она сильная и ее кровь борется с ядом, но вот только напрасно. Гузель все равно умрет.

— Все мы когда-нибудь...

Череп, видимо, слышавший о чем мы толкуем, вдруг сказал:

— Мы не бросим ее, Гром. Даже не думай. Я сам понесу ее на руках.

Они оба, и Лю и Череп решили, что я собираюсь оставить Гузель, как когда-то Рустика. И неудивительно.

— Понесем ее по очереди. Но придется большую часть снаряжения оставить здесь,— сказал я, наконец.

Мы вышли через час после захода солнца. Лю впереди, обвешанная оружием и боеприпасами. Череп с Татарочкой на руках сразу за ней. Из оружия у Черепа был только гранатомет и нож. Я замыкал шествие. Кислотная винтовка болталась за спиной, на поясе несколько ручных гранат и два запасных магазина.

Монстров на седьмом быть не должно, но это ни в коем случае нас не успокаивало. Здесь и без них хватало опасностей.

То один, то другой вулкан время от времени с грохотом выплескивал из себя кипящую, воющую лаву, вместе с которой в воздух вырывался целый град из мелких камней. В такие моменты мы садились на корточки и наклоняли голову. Бронекостюмы выдерживали натиск и все пока обходилось лишь неопасными ожогами.

Мы с Черепом часто менялись. Дышать-то было трудно, а нам приходилось еще и нести тяжелую ношу.

Крика Лю я не расслышал. В тот момент, когда из под ее ног вырос гейзер, сразу два вулкана ухнуло и грохот заполнил все вокруг, эхом раскатившись по местности.

Девушка сварилась в горячем паре заживо в одно мгновение, по инерции сделала еще несколько неуверенных шагов куда-то вбок и завалилась лицом в реку лавы. Мы пошли дальше.

* * *

Мы перешли на восьмой. Несмотря на многочисленные и очень чувствительные ожоги, я решил провести небольшую разведку местности. Точнее самой пещеры.

— Что это?— спросил Череп, подозвав меня к себе.

Моему взгляду открылось приземистое, прозрачное строение в дальнем углу пещеры. Если бы мы не решили провести разведку, оно так и не было бы обнаружено.

Я догадался, что это инкубатор. Или лоно, как его называл Курше.

— Так они размножаются. Это нечто вроде инкубатора,— ответил я.

Череп при моих словах вытащил гранату, явно намереваясь уничтожить еще неродившихся монстров.

— Не торопись, Игорь,— притормозил я его,— это нам еще пригодится.

— Зачем?— удивился он.

— Видишь ли, это последний шанс для их вида. Мы прикроемся этими недоносками и сможем диктовать условия.

— Ха-ха! Возьмем в заложники детей монстров? Круто!

— Они нам пригодятся не только как заложники. Все запасы пищи были у Лю,— сказал я.

— Ты предлагаешь жрать этих вот, червяков?— он кивнул в сторону инкубатора.

— Если не останется иного выхода. А теперь лучше охраняй вход, я займусь Гузелькой. Она вроде бы пришла в себя.

Когда я присел около Татарочки, она немного приподняла голову.

— Что там?— спросила она тихим хриплым голосом.

— Инкубатор с детенышами... этих самых,— ответил я.

— Вы их убили?— до чего же кровожадными мы стали. Ужас.

— Нет,— сказал я и чуть погодя добавил,— пока нет.

— Понятно. Я умираю, да?

— Лю сказала, что да,— я не стал врать, да и незачем. Гузель не дура, сама прекрасно понимает.

— А где Лю?— с тревогой спросила Татарочка.

— Погибла на седьмом. Ты была в обмороке.

— А где мы сейчас? Уже все кончилось?

— Мы в пещере восьмого,— на второй вопрос можно не отвечать.

— Пить...— застонала Гузель,— дай пить...

Я приподнял ей голову и дал напиться из фляги. Вскоре она снова потеряла сознание.

Метрах в ста, за небольшим холмом, начала собираться армия аучен.

— Сколько у нас осталось зарядов?— спросил Череп.

— Одиннадцать для гранатомета и два полных рожка для "кислотки". Еще арбалет Гузельки, но только на один выстрел. Семь ручных гранат и три ножа.

— Негусто,— цокнул языком Череп.

— Угу. Давай притащим парочку заложников и покажем этим уродам, что мы с ними всеми сделаем, если они попробуют к нам сунуться,— предложил я.

— Согласен.

Наш жестокий, зверский план сработал. Когда аучены попытались организовать атаку, стоило нам на их глазах вспороть брюхо одному из недоносков, старшие братья просто взвыли от горя и душевных страданий.

* * *

В пещере под осадой аученов мы провели уже трое суток. Всю воду, что у нас оставалась, мы еще вчера определили для Гузель. Голода не было, Череп неожиданно оказался неплохим поваром и зажаренные им на костре тушки из инкубатора были вполне на уровне.

Гузель почти все время бредила и была в крайне тяжелом состоянии. У нее лишь изредка прояснялось сознание, и в такие моменты нашей радости не было предела. Однообразие пещерной жизни с сотней уродцев снаружи, только и мечтающих о нашей безвременной кончине, начинало надоедать.

— Мы скоро тут сбрендим, честное слово,— сказал мне Череп еще вчера. Я тогда промолчал. Иногда лучше молчать. Молчание — золото. Когда сидишь с кем-нибудь вдвоем, без особого дела, по двенадцать часов в сутки дежуришь у входа с винтовкой в руках, разговоры утомляют.

Действительно, если так будет продолжаться и дальше, то через неделю последние капли разума покинут нас. Одновременно. Хотя и принято считать, что с ума сходят по одиночке, а только гриппом болеют всем скопом. Традиция. Но кто сказал, что она нерушимая?

Нам нужно срочно придумать выход. Но какой? Из пещеры без боя нас не выпустят. Эти дикари обложили нас со всех сторон. На руках тяжелобольная девушка в критическом состоянии. Боеприпасы на исходе. Вода уже кончилась, хотя без нее мы еще протянули бы с недельку. Еда есть в лице "заложников". Ха!

Я тут начал называть аученов дикарями, но мы сами сейчас вели себя как самые их ярчайшие представители. Террористы. Устроили ксеноцид довольно мирным аборигенам, взяли в заложники детишек и в наглую пожираем их. Даже без соли. Ужас какой-то!

Аучены пытались пробиться к нам раз пять, но каждый раз их останавливал какой-то непреодолимый ужас при виде ножа направленного на детеныша. Может быть, так и попробовать пробиться? Прихватить с собой побольше этих мелких тварей и прикрыться ими? Слишком рискованно. С нами Гузель. Как же быть?

Среди осаждавших вдруг началось волнение. Поднялся какой-то страшный вой. Я увидел, как многие из них корчились и катались в муках по земле, держась за головы. Некоторые бились о землю как в припадке.

Из пещеры потянул запах горелого. Я кинулся вглубь. Увидел Черепа, спящего сном праведника, но Гузель не было.

— Череп, проснись,— крикнул я и, не дожидаясь его, побежал к горящему инкубатору. Я уже примерно догадался, что произошло.

Гузель стояла на четвереньках около пылающего лона и приговаривала:

— Вот вам, суки. За Ченга, за Маргариту, за Рустика, за Валеру, за Муху, за Лю, за меня. За всех нас. Твари. Горите в аду, сволочи.

Она была без повязки и, видимо, увидела уродливые шрамы на зеркальной поверхности инкубатора. Это ее и вывело из себя.

— Сволочи, твари,— шептала она.

Подбежал Череп. План созрел в голове моментально. Я бросил ему винтовку:

— Игорек, хватай стволы, я понесу Гузель. Здесь оставаться больше нельзя. Пока они там все в шоке, нужно рискнуть и слинять отсюда. Если когда и будет шанс, то только сейчас.

Я схватил барахтающуюся девушку, перекинул через плечо, в правой руке нож. Череп с гранатометом и моей кислотной винтовкой уже ждал у выхода.

— Ты только глянь, что эти психи вытворяют,— округлил глаза мой друг.

— Я видел. Похоже, они эмпаты и чувствуют боль своих детенышей. Это ненадолго задержит погоню.

— Может быть, стоит пальнуть в них разок-другой из гранатомета?

— Не надо. Лучше поскорее убраться отсюда подальше. Береги патроны. В рукопашной против толпы мы не выстоим. Стреляй только наверняка и только в тех, кто непосредственно представляет опасность.

— Понял.

— Тогда двинули.

7.

Мы прошли дальше своих предшественников. Пещера перехода на девятый зияла своей черной пастью перед нами, словно каменный исполин, готовый проглотить любого простачка, осмелившегося войти внутрь.

Череп остался немного сзади, прикрывая наше отступление. Он был еще жив, так как время от времени я слышал одиночные выстрелы и разрывы. Значит, пока отбивается. Разговаривать по рации мы не могли. Какой-то гул накрыл все частоты, а азбукой Морзе никто из нас не владел.

Выстрелы смолкли. Череп либо убит, либо у него кончились боеприпасы, что, в принципе, одно и то же. Мы вошли внутрь. Вернее вошел я, неся на плече потерявшую сознание Гузель.

Последний, девятый уровень поразил меня до глубины души. Такую красоту и тишину я никогда не видел. Ухоженные лужайки с небольшими фонтанами, большой сквер с какими-то неизвестными мне деревьями. Яркое летнее солнце. А вдали, километрах в трех, вожделенная воронка. Или гиперпространственный туннель. Или магический портал. Да какая разница? Это были Врата, огороженные замысловатым декоративным забором.

И вокруг ни души.

Я поднес Гузель к одному из фонтанов. Напился сам, смочил холодной водой лицо и лоб девушки. Она застонала, но в себя так и не пришла.

И вдруг я почувствовал на спине чей-то колючий взгляд.

"Дошел все-таки".

"Как видишь".

"Я не позволю тебе открыть их, Убийца".

"Твое время прошло, Курше. Теперь у вас не осталось ни армии, ни потомства".

"А ты глуп, Черный Гром. Неужели ты решил, что ваш варварский поступок уничтожит нас навсегда? Это было не единственное лоно".

"Может быть, я и глупец. Это неважно. Главное, что я выполнил свою задачу. Даже если сейчас мне суждено умереть, вслед за мной придут другие".

Курше стоял в десяти шагах от меня, расправив перепончатые крылья. Лицо его оказалось человеческим, точнее гуманоидным. Отличаясь лишь слишком удлиненным черепом и неестественно узким подбородком. Цвет кожи у главного аучена был голубоватого цвета.

Мы замолчали, если обмен мыслями можно назвать разговором. Никто не нападал первым. Я даже не достал нож, у Курше в руках тоже не было никакого оружия.

И вот, когда бездействие уже начало угнетать, вождь аученов вдруг вскрикнул, как оказалось, от боли, взмахнул несколько раз крыльями, пытаясь взлететь, и рухнул на землю.

Череп неожиданно выскочил и бросился на него. Игорь начал бить аучена кулаками по лицу, отчего голубоватая кровь забрызгала все вокруг. Но это был еще не конец.

Курше и Череп взмыли в небо, одно крыло было явно переломано и их носило по воздуху как вовремя урагана в разные стороны.

Череп держался одной рукой за Курше и продолжал наносить чудовищные по силе удары, как мне показалось, ножом, который он метнул в аучена в начале драки.

Двух вцепившихся мертвой хваткой друг в друга врагов относило все дальше и дальше от меня, пока, наконец, они не рухнули на землю метрах в двухстах от меня.

Я побежал к ним.

Курше был мертв. Удлиненный череп раскололся от удара о камень как орех, разбрызгав вокруг себя кашу из крови и каких-то ошметков.

Игорек еще дышал.

— Смотри,— прохрипел он,— еще один.

Я повернул голову. Инкубатор, аналогичный тому, что сожгла Гузель в пещере восьмого уровня.

— Гром, ты знаешь, что делать,— сказал Череп тихим голосом и затих навсегда.

* * *

Участь второго инкубатора ничем не отличалась от участи первого. Я сжег его и только после этого похоронил Черепа. Я выкопал неглубокую могилу в сквере при помощи ножа и долго еще сидел у холмика. Гузель, которую я перенес туда же, наконец, пришла в себя.

— Саня,— позвала она.

— Я здесь.

— Это Череп, да?

— Угу.

— Мы дошли, ведь правда?

— Дошли,— выдохнул я.

— Знаешь, я видела сон. Рассказать? Сейчас расскажу. Во сне мы с тобой жили на берегу тихой реки в небольшом домике. Я была как прежде красивая и ты любил меня. А еще, знаешь, у нас были дети. Много детей. Две дочки и пять сыновей. Дочерей звали Маргарита и Лю. А сыновей...

— Ченг, Рустик, Валера, Гусман и Игорь,— перебил я.

— Откуда ты знаешь? Тоже видел этот сон?— улыбнулась Гузель. За страшными шрамами угадывались ее прежние черты.

— Нет, не видел. Но если бы у меня было пять сыновей я не смог бы назвать их иначе,— улыбнулся я в ответ.

— Но ведь, правда, Гром, скажи, разве плохой это был сон?

— Чудесный, просто чудесный,— я взял ее за руку. Она все лежала на мягкой траве.

— Знаешь, а я тебе наврала. Это был не сон. Знаешь что это было?

— Что?

— Это была мечта. Моя мечта,— еще раз улыбнулась Гузель.

Я похоронил ее рядом с Черепом.

На следующее утро я пойду к воронке. Но эту ночь я проведу рядом с товарищами и, может быть, увижу действительно стоящий сон. Про дом. Про родителей. Про Машу.

Эпилог 1. (для романтиков)

Молодая женщина с развевающимися на ветру волосами цвета заката и удивительными зелеными глазами сидела на краю пропасти. Она сидела там каждый день и смотрела вдаль. Взгляд её был устремлен на ласковое летнее солнце, на бушующие синие волны теплого моря. Она сидела там уже не первый год. Она ждала его. Он сильный. Когда-нибудь он к ней вернется.

Послышались шаги, но она даже не обернулась. Она знала — это Сашка, кроме них двоих здесь никого не было. Мальчик подошел, присел рядом и нежно обнял мать за плечи. Маша потрепала его по густой шевелюре.

— Сынок, у тебя волосы такие же, как и у него, — предательская слеза скользнула по щеке.

— Да, мама, я знаю, — отозвался он. — Я приготовил программу, ту самую, с танцами. Не сиди здесь, простынешь, пойдем в дом.

— Не сейчас, дорогой. Я посижу еще немного, — она поцеловала сына в лоб, еще раз потрепала по голове.— Ты иди, поиграй во что-нибудь. Не обращай на меня внимание.

Вчера она увидела сон. Он пришел к ней с огромным букетом ромашек. Его добрые глаза смотрели только на нее.

Она любила его. И ждала.

Кто знает, может быть, если долго ждать чего-то, может быть, если искренне верить — это когда-нибудь произойдет?

Никто не знает ответа...

Эпилог 2.

— Так нечестно, — завопил младший, — ты всегда выигрываешь!

Старший хищно улыбнулся. Металлом сверкнули зубы. "Выпрямлялку" он нацеплял только дома: в школе или во дворе ребята засмеют.

— Ты просто играть не умеешь. Сам виноват. Надо было прокачивать мозги, а не зубы и клыки, балда. Скажи спасибо, что я оружие массового поражения не использовал.

— Не буду я с тобой больше играть, — обиделся младший и заплакал.

"Будешь, куда ты денешься?" — злобно подумал старший, поднял с пола игру и отнес на полку, где стояло около десятка похожих.

— Ты всегда за людей играешь, поэтому выигрываешь, — младший ревел уже в полный рост.

— Надоел ты уже, плакса. Баба. Сам же говорил, что за людей трудно играть, уж лучше за аученов. А люди должны выигрывать, на то они и люди!

Старший бросил взгляд на полку. Одна из героинь ждала другого вот уже 13 единиц времени!

— Блин, вечно они глючат, — в сердцах рявкнул он и вырубил игру полностью.

— Все. Я сейчас пойду и расскажу маме какое ты плохое слово сказал. И еще несколько штук придумаю, чтобы тебя подольше пороли, вот! — пригрозил младший и направился к двери.

— Иди, иди, ябеда-корябеда!

Старший снова включил игру. Персонаж женского пола продолжал ждать. Таймер показывал: 14 единиц времени!

На мгновение он задумался: "А что если они могут зажить самостоятельной жизнью? Думать, Чувствовать, любить и ненавидеть? Да ну! Бредятина!" — фыркнул мальчик, выключил игру и пошел сдаваться матери.

Когда он уже дошел до кухни и потянулся к дверной ручке, к нему пришла другая, еще более бредовая мысль: "А что если и мы сами игрушки?" — но это мысль только промелькнула, ей не суждено было развиться. Дверь открылась и на пороге его встретила мать. Она, по всей видимости, уже была проинформирована младшим братом о злословии старшего. Это читалось на ее лице. "Ну вот! Опять на неделю запрут дома, а сейчас каникулы. Придушу козявку, честное слово".

Эпилог 3.

Я оказался в коридоре. Тусклое освещение, но, по-видимому, электрическое. Это меня крайне озадачило. А еще больше я удивился резкой перемене в своей одежде. Куда-то пропало все мое грязное тряпье и оружие, а вместо них я был одет в довольно приличные брюки и рубашку. На ногах легкие туфли. Я осмотрел себя и кроме нашивки на груди "17" других изменений не нашел.

Стоя на месте, ничего не выяснишь и я осторожно двинулся вперед, вдоль правой стены, держась за нее рукой. Медленно, но верно свет крепчал, даже послышались голоса, пока еще неразборчивые, но явно человеческие.

Неожиданно напротив меня раздвинулась стена и оттуда вышел Меркурий.

— Мерк!— воскликнул я.

— Ого, кого к нам ветром занесло. Заходи Гром, присаживайся. Ты, наверное, очень удивлен всему тут? Сейчас объяснится.

Я вошел. Комната довольно большая. Несколько рабочих терминалов вдоль стены, так в совковских киношках показывали секретные вычислительные центры. За пультами сидят... Меркурии! Все как один повернулись ко мне, кивнули в знак приветствия и вернулись к работе. Я очумело смотрел на них, не зная, что и думать.

— Давай сперва познакомимся, — начал первый Меркурий, когда я присел за стол. — Я — Меркурий-74. А ты, надо полагать, Гром— 17.

— 17?

— Ага. И мы рады, что ты смог добраться до конца. Иначе Совет Громов вскоре растратил бы свою актуальность. Представляешь, они разделились на две фракции поровну и ни один вопрос не способны решить в ту или иную сторону. Восемь из них голосую "За", а другие восемь "Против". Ха-ха! В последние недели "Дебаты" из серьезной политической превратились в юмористическую программу. Ха-ха!

— Давай обо всем по порядку. Иначе я начну думать, что спятил, — попросил я.

Кто-то вошел за моей спиной. Меркурий-74 поднял глаза:

— Ага! А вот и Рустик дошел. Какой номер? 789? Хорошо.

Я обернулся. Сзади стоял Рустик, которого мы оставили умирать на болоте четвертого уровня. Смотри-ка, пока мы отлеживались в пещере, он нас догнал. Вот это да!

— Здравствуй, Гром. Не удивляйся, я смог ходить через трое суток и тихонько пошел за вами.

— Они все так говорят. Ха-ха! — рассмеялся веселый Меркурий-74. Остальные Меркурии тоже поддержали его. — У Рустиков хорошо развита интуиция и внимательность, инстинкт самосохранения, разве нет? — он посмотрел на моего попутчика.

Рустик не стал отрицать:

— Я еще до спуска догадался. А внутри все только подтвердилось.

— Вот видишь. Поэтому вас, Громов, всего 16. То есть уже 17. А Рустиков 789. Понятно?

— А остальных? — не удержался я. Кое-что начало проясняться.

Меркурий порылся в компьютере:

— Вот, сам погляди, — он повернул экран ко мне.

Гром 17

Череп 473

Миф 276

Муха 234

Кареглазая 165

Феникс 312

Меркурий 491

Ченг 119

Лю 89

Рустик 789

Татарочка 345

Малышка 218

Олень 186

Гоша 134

Аврора 94

Герман 152

Маша 44

— Маша? — выкрикнул я.

Меркурий-74 улыбнулся:

— Некоторые из вас таскают и ее. Кстати, я сам шел с одной. Неплохо стреляет из снайперки.

"Везет же мне на снайперов", — подумал я, но вслух сказал:

— Я начинаю понимать, вот только объясни мне техническую сторону.

— Все вам объясни, разъясни, не можете принять как данность и жить с этим. Уфф!

— Можно я попробую? — спросил Рустик 789.

— А чего спрашиваешь? Тут все можно, хоть на головах ходи, пока Совет Громов не принял "Закон о запрете хождения на головах".

Рустик прочистил горло:

— Еще на Базе я обратил внимание на многие несоответствия. Например, император — абсурдный персонаж. Вместо того, чтобы заниматься политикой, бродит в трусах по базе и пьянствует с малолетками. Заметил, что весь обслуживающий персонал на одно лицо. То же с агентами и охраной. Нашел изъяны на паркете и стенах, периодически повторяющиеся и абсолютно идентичные. Большинство наших знаний — было знанием, а не практической памятью. Мы ездили домой по выходным, где каждый раз повторялось одно и то же, минута в минуту. У всех, с кем я разговаривал об этом. Первой, я начал общаться с Гузель. Она очень скучала по брату. Я тоже по нему скучал. Я это просто знал, что скучаю. Сколько ни пытался вспомнить лицо Дамира — так и не смог. Спросил Гузель — то же самое. Я знал, что учился в школе, но не мог вспомнить ни одного одноклассника и ни одного учителя. В школе я учился неплохо, я это знал, но когда открыл книгу у Грома в комнате — не смог прочесть и строчки. Буквы для меня оказались чем-то новым. Странно неправда ли? Тогда я быстро прошел курс обучения грамоте на компьютере. Заодно влил в себя гигабайты информации по многим наукам. Химия, физика, биология, география, история, астрономия и прочее. Исходя из теоретических знаний, которые я получил, мне стало понятно, что мир в котором мы живем совсем не похож на реальный. Нарушены очень многие законы природы.

— Тогда у меня зародилось сомнение — не в Вирте ли мы сейчас? Я начал приглядываться к остальным членам команды. Ченг, к примеру, в свободное время не отрывался от своей тетради. Я однажды взял ее в руки, когда он не видел — внутри пусто. Все мы оказались какими-то ненастоящими. Словно картонные картинки.

— Только один лишь Гром более других приближен к реальному человеку. Остальные поголовно спят на правом боку, а Гром — как пожелает. И таких примеров множество. Мы были однолики, с ярко выраженной чертой, но лишь одной. А у Грома их было много. Он универсал. Хотя, и у него есть наиболее развитые характеристики — например ответственность, лидерство, харизма, целеустремленность.

— Мы все своим существованием нарушали множество законов статистики. Пятнадцать человек — все здоровые. Никаких изъянов. Даже Маше сделали операцию, да так быстро и удачно, что к концу тренировок она бегала по коридорам быстрее меня. Я с ней сблизился, чтобы лучше узнать, ведь она, как и Гром немного отличалась от нашей угловатости. Оказалось, что она не знает, как выглядела ее мать и отец. А ведь авария произошла, когда ей было восемь лет! Фотографий родителей не видела — это в двадцать первом веке!

— Одним словом я понял, что Гром здесь главное действующее лицо. Как главный герой в фильме и все должно крутиться вокруг него. Я стал стараться попасть в окончательную команду и преуспел в этом. Даже выучился виртуозно водить автомобиль. Я понял, что мы как персонажи компьютерной игры. К томе же не самой хорошей. Я бы даже сказал — древней. Есть такое понятие "ДаНет" или "TrueFalse" и т.п. Так вот, когда команда проходит уровень — монстры сзади становятся "False" и исчезают. А персонажи идут дальше. Живые они "True", а мертвые — "False". Игра заканчивается, когда все становятся "False" или выполняется задание. Тогда все, кто выжил, остаются "True". Но что же делать? Игра-то закончена. А выигравшие герои остались "True". Куда им деваться? В памяти находятся неиспользуемые ячейки, где собирается весь остаточный мусор. Внешне это незаметно, в особенности непрофессионалу. Там и скапливаются все эти персонажи, которые после игры остаются "True". Я прав?

— Ха-ха! Вы Рустики меня поражаете. Все в точку, ну почти. Несколько технических неточностей, а в остальном... хе-хе... все хорошо. Вот мне что интересно, так это то, когда ты решил бросить остальных и пойти за ними уже по расчищенной тропе? — спросил Меркурий-74.

— Сразу после смерти Ченга. Ведь та тварь, что его убила, могла и меня выбрать. Я был совсем рядом. Второй раз так не повезло бы, — улыбнулся Рустик.

— А почему на втором не ушел?

— Чувствовал подлянку впереди, что-то типа озера на третьем и знал, что одному не пройти,— отозвался Рустик.

У меня внутри все закипело, пока я слушал их разговор.

— Сука, — зарычал я, — ты знаешь, как умирали ребята? Хоть представить себе можешь?

— Могу. Но моей вины в том нет. Ничто не мешало вам остаться со мной, а не бросать на болоте. И кто теперь из нас подлец?— парировал Рустик.

— Да перестаньте вы ругаться, — влез Меркурий-74, — лучше займитесь своим благоустройством. Итак, Рустик-789, твои знания нам понадобятся. Слей все в общую библиотеку, а потом тебе объяснят, что делать дальше. А сейчас тебе нужно дойти до развилки, оттуда направо, два раза налево и до конца. Там сидит Аврора-13, она проведет инструктаж.

Когда Рустик ушел, Меркурий-74 посмотрел на меня, сам изменился в лице. Куда-то пропала былая игривость. Он резко стал серьезным:

— Итак, Гром-17, мы очень счастливы, что вы смогли дойти и от всего сердца рады приветствовать нового члена Совета Громов. Также мы надеемся, что ваша мудрость и талант руководителя принесут пользу всему нашему обществу. От души желаем успехов и... любви. Их тут много. Разберетесь. Сейчас за вами придут посыльные от Громов. От радости, связанной с вашим появлением, всех подняли на ноги.

За мной пришли. Меркурий-74 еще раз пожал мне руку. Уже в дверях я спросил, не удержался:

— Слушай, а почему все-таки шестнадцать?

— Что ты имеешь ввиду?

— До шестнадцати лет!

— А-а, ну этого никто не знает. Все вопросы к разработчикам. А мы и не жалуемся. Это же здорово: все молодые, красивые, озорные.

Конец.