Мирон сын Мирона

Аэлла сбросила туфли и упала на кровать навзничь, через ресницы глянула на Идвара. Как давно они не были вместе, с самого Райрона. Идвар глядел на неё во все глаза, охватывая всю целиком, тело под тонкой рубашкой, изгиб талии, переходящий в выступ бедра, разметавшиеся по кровати волосы, закинутые к голове руки.

Как можно терпеть это? Он столько ждал? Мучительно, тоскливо ждал этой минуты. А теперь и с места боится сдвинуться.

Наклонившись, медленно стянул высокие сапоги, а сам глаз с Аэллы не сводил, чувствуя, как оглушительно стучит сердце, отдаваясь пульсом в каждой клеточке тела.

Господи, что за пытка!

Наконец, он склонился над ней, опираясь на руках, осторожно поцеловал в губы, хотел опять отстраниться, но она обвила его руками за шею, не пустила. Он поцеловал ещё раз, и она запустила пальцы в его длинные волосы, перебурила их, ставя дыбом. Идвар улыбнулся, шепча:

— Что ты делаешь? Что делаешь со мной...

Пряди его чёрных волос упали на лоб и на лицо Аэллы. Она улыбалась, подставляясь под поцелуи, глядела полуприщуренными глазами, забывая обо всём.

— Если ты отпустишь меня, я смогу снять рубашку...

Она только молча кивнула головой. Идвар выпрямился на коленях, быстро стал расстёгивать маленькие пуговицы, но пальцы дрожали от нетерпения и ожидания предстоящих ощущений, не слушались. Вслед за рубашкой он расстегнул пряжку пояса на брюках. Снова склонился над Аэллой, шепча горячим дыханием:

— Ты просто сводишь меня с ума...

Она только довольно хмыкнула, осознавая свою власть над ним. Вряд ли сейчас он думал о короле, о Мирополе, о поездке в Райрон...

Он целовал её, спускаясь всё ниже, ниже, до груди, дрожащими пальцами тянул наверх тонкую кружевную рубашку, добирался до вожделенного тела. Аэлла позволяла ему всё, что он хотел: поцелуи, ласки, горячий шёпот, он даже кусал её в порыве страсти...

Она уже давно ждала его и позволила ему взять её, и простила бы ему даже боль ещё большую. Они так давно не были вместе.

Ей хотелось быть ближе, прижаться теснее, позволить ему даже больше, чем могла, если только это было в её власти. Обнимала за плечи, сама подавалась навстречу каждому его движению. И ничуть не огорчилась, когда для него всё закончилось быстрее, чем для неё, просто шепнула ему в висок, стараясь не отпускать, удержать подольше:

— Я люблю тебя, Идвар...

И всё, что было, что узнала она этой ночью о нём, те обиды и злость на него, отодвинулись далеко назад, в прошлое. Остался только он, он рядом, со всей своей страстью, наготой, с трепетными поцелуями.

Да, она любит его! Ничего дороже его нет для неё на свете. Она потеряла всех родных, всё, что у неё было, а нашла одного его... И любовь к нему затмевает всё!

* * *

Через день рано утром они покинули Мирополь. Идвар уже не был Мироном, он получил титул герцога, как родственник будущего короля. В дорогу они получили лишь двести рыцарей под командованием графа Мардейна и пятьдесят лучников из отряда барона Одара. Если не будет необходимости, этих людей король требовал вернуть обратно. В дорогу он сказал лишь несколько слов напутствия, был сух и строг в словах и взглядах. И Аэлла лишь с облегчением вздохнула, когда процессия покинула замок.

Дорога предстояла длительная, надо было пересечь ещё столько земель. Осень уже стояла поздняя, листопад прошёл, и, чем ближе продвигались они к Райрону, на север, тым с каждым днём было холоднее.

В одном из постоялых дворов, где окружение герцога разместили на ночь, Аэлла спросила, кутаясь в плащ:

— Ты сильно жалеешь, что нам пришлось уехать?

Идвар в это время снимал мокрые сапоги, уже к вечеру пришлось переходить небольшую речушку. Чтобы не толкаться на узком мосту, все, кто был верхом, поехали через воду. Но брод оказался совсем не здесь, а значительно выше по течению, вымокли все до нитки в холодной воде. А на постоялом дворе в комнатах было нежарко, грелись вином, топили камины, ждали горячего ужина.

— Вообще-то, я не хотел покидать Мирополь...

— Ты так сильно его любишь?

Идвар только многозначительно посмотрел на неё, проходя к горящему камину, поставил к огню мокрые сапоги.

— А королю ты говорил?

— Говорил...

— И что он?

— Он своих решений не меняет...

Аэлла сидела на кровати, сжимая на груди полы плаща, обшитого мехом, следила за мужем, он сейчас как раз расстёгивал мокрую рубашку.

— Но ты же понятно говорил ему?

— Я умолял его... я готов был занять любой пост, стать даже советником Адорру... Хоть кем...

— А он?

Идвар стянул рубашку, усмехнувшись, Аэлла не сводила с него глаз, впитывая каждую чёрточку обнажённой груди. Протянула сухую рубашку.

— Быстренько одевайся, околеешь здесь!

Идвар подошёл к ней, взял рубашку и натянул через голову, стал расправлять воротник, заговорил не глядя:

— Он никогда меня не слушал, всё делал по-своему. Только обругал меня, обзывался...

— Даже так?— Аэлла удивилась.

— Называл меня негодником, непослушным и в том же духе...

Аэлла поднялась к нему, Идвар в это время снимал мокрые брюки, остался в одной длинной рубашке. Посмотрел сверху. Она улыбнулась ему:

— Ты у меня не такой, он ошибается, ты сильный и смелый, и... я люблю тебя.

Он улыбнулся в ответ и обнял её, Аэлла закрыла его полами плаща, как смогла, где сумела достать.

— Фу, какой ты холодный... Бр-р!

— Надо погреть...— он подмигнул ей, нашёл её губы, целуя. Подтолкнул к кровати.— Будем греться, а ужин попросим сюда. Хорошо?

Она с улыбкой кивнула головой, соглашаясь:

— Попросим...

* * *

Долгая дорога до Райрона позволяла им быть вместе больше обычного, они, как настоящие молодожёны, не могли наговориться, постоянно находили темы для разговоров, скучали, когда во время пути Идвар ехал верхом, а Аэлла вместе со служанкой — в карете с сопровождением.

Ближе к Райрону дорога стала проходить через княжество, где уже успел выпасть мелкий снежок. Он лишь еле прикрыл землю, но уже передавал душе приподнятое настроение, вселял веру в будущее, наполнял оптимизмом. И иногда, когда дорога была хорошей, Аэлла шла пешком. Завернувшись в тёплый меховой плащ, оглядывала окрестности и уходила мыслями в себя. Бывало, Идвар присоединялся к ней, шёл рядом, ведя коня в поводу, что-то рассказывал, показывая рукой. Он много знал о тех землях, что они пересекали, рассказывал о городах, почему реки и мосты называются так, и хотя Аэлла многое тоже об этом знала, она не перебивала его, не мешала. Он очень много говорил, часто смеялся, шутил, таким в Мирополе она его не видела ни разу. Что-то влияло на него, может быть, она сама, а, может быть, свобода, он, наконец-то, был предоставлен сам себе, и устраивал свою жизнь.

Дорога до Райрона казалась долгой, да и двигались они неторопливо. Именно дорогой Аэлла почувствовала, что у неё начала меняться походка, осанка, да и живот свой она уже не могла спрятать под плащом. А на одном из постоялых дворов она впервые почувствовала, как толкнулся под сердцем её ребёнок. Это испугало её, она даже ахнула.

— Что случилось?— спросил Идвар, нахмуриваясь.

— Ребёнок... толкнулся...— ответила она, прижимая раскрытую ладонь к животу, осторожно, будто к живому. Восторгу Идвара не было предела, он так оживился, засуетился, даже засмеялся довольно, пытался сам услышать своего ребёнка, прикладывая ладони, пока Аэлла не прогнала его. Шептал и шептал без конца: "Мой сын... Сын... У меня будет сын... мой сын..." Аэлла только с усталой улыбкой хмурилась, отвечая ему:

— А если это будет девочка?

— Нет!— он глядел огромными глазами.— Ты не понимаешь! Это будет мальчик! Только мальчик! Только сын!

— Все отцы так думают, ждут наследников, мой отец тоже думал, что у него будет второй сын, а родилась я...

— В нашем роду рождаются первыми мальчики...

— Майноры?— перебила она его, он как-то растерянно моргнул, отвечая ей:

— Ну да...

Она подумала про себя: "Наш сын будет герцогом, он не будет ни Майнором, ни Мироном... Он будет герцогом Райрона... Почему бы и нет?" Наверное, Идвар подумал о том же, потому что как-то вдруг попритих, успокоился, спросил:

— Что-нибудь хочешь?

— Яблоко... меня только от них не тошнит...

Идвар принялся чистить яблоко, а Аэлла следила за его руками, вдруг спросила:

— У вас что, у королей никогда не рождаются дочери?

— Ну почему? Рождаются. Их выдают замуж, правда, редко почему-то бывает. Знаешь, я слышал от своей кормилицы, ты её знаешь, что девочки рождаются от большой любви отца и матери, а ты же знаешь, как у нас проходят свадьбы... Бывает невесту только на свадьбу и привозят, как мою мать, помолвка через письма, всё решают отцы. Какая тут может быть любовь? Хотя, были, конечно, и девочки... Что говорить...

Аэлла молчала, думая. "Как же ты прав о своей матери, как прав... Конечно же, она не любила мужа. Разве можно любить короля Эдуора? Посмотреть на лицо его нынешней королевы, она не живёт, она мучается... Интересно, а отца твоего она любила? Мирона? Мирона Уарда?.. Хотя, какая тут может быть нежная любовь, когда вокруг постоянные подозрения и страхи?.. А то ты родился бы прелестной девушкой с чёрными глазами... Интересно, в какую бы глушь король отдал бы тебя замуж?" Усмехнулась своим мыслям. И куда они бегут? Что такое в голову лезет? Удивляешься только...

Идвар протянул ей яблочные четвертинки без косточек. Аэлла долго глядела ему в лицо с еле приметной улыбкой.

— Вот так, Идвар, уезжала из Мирополя твоей молодой женой — приеду в Райрон беременная на пятом месяце. Вот все удивятся... Король бы эту шутку оценил...

Идвар рассмеялся вдруг, качнувшись на ногах, закачал головой. Ну, слава Богу, пусть уж лучше смеётся, чем грустит. Аэлла откусила кусочек яблока, не сводя с Идвара глаз. Так лучше.

* * *

Приехали в Райрон они почти через месяц после того дня, как покинули Мирополь. Их уже ждали, гонцы давно обогнали их дорогой, и когда новый правитель с женой въезжали в город, толпы людей встречали их на улицах. Это была совсем не такая встреча, как в тот день, когда Идвар, ещё будучи Мироном, с победой въезжал в Мирополь, где его встречали осенними цветами и восторженными поздравлениями. В Райроне народ смотрел на нового правителя с любопытством и ожиданием. Ни криков, ни возгласов, ни приветствий, лишь плотная стена тел за линией рыцарского ограждения.

От него ждали только неприятностей. Уж если оставшийся здесь временный правитель правил так, что же ждать тогда от сына самого короля? Да тем более того, кто разбил армию Райрона, убил князя и его сына-наследника. Конечно же, весть о том, что последняя, в живых оставшаяся представительница княжеского рода, стала женой захватчика по воле короля-тирана, разнеслась быстро. Может, поэтому в окна кареты, где ехала Аэлла, заглядывали грустные женские лица со страдальческим выражением в глазах. Такая печаль во всём, будто покойника везут. Аэлла поджала губы и плотнее запахнулась в плащ.

Другого и ожидать было нельзя. На это и рассчитывал король Эдуор. Они должны справиться, тем более, это же родной Райрон, город, в котором прошло детство. Правда, сейчас он казался враждебным и чужим, и люди — какими-то злыми.

С первых же дней новый правитель окунулся в дела бывшего княжества. Разбирал и отменял некоторые приказы графа Лайдена, метался по всему герцогству из города в город с небольшой охраной, сам выступал перед местным людом; встречался с тамошними правителями — баронами, рыцарями, князьями, — принимал от них заверения и обещания, превращал их в своих вассалов. Действовал методами и кнута, и пряника, где-то делал подарки, уменьшал пошлины и налоги, где-то приходилось угрожать, применять аресты, заточать в тюрьмы. Вершил суды, приказал отремонтировать до весны мосты и размытые с осени дороги. В некоторых местах, сильно пострадавших от осенних и летних ливней, отменил долги по налогам, взяв на себя обязательство выплатить их Мирополю из своих, Райронских запасов.

Уезжал, бывало, на такие сроки, что Аэлла начинала волноваться и боялась за него. Она, случалось, не видела его целыми неделями напролёт, скучала и ждала. Он приезжал всегда уставшим и разбитым, голодным и грязным, злым и сердитым. Она успокаивала, как могла, давала советы, на кого опереться, в ком видеть помощника.

Время летело день за днём, так быстро — для него, и так медленно — для неё, когда она ждала его возвращения, когда уставала от тошноты беременности, и не могла отвести глаз от пылающего огня в камине.

Тем не менее, ситуация в землях начала потихоньку входить в норму, восстания прекратились, кое-где лишь встречались локальные вспышки разбойных нападений. Идвар ждал весны, когда начнётся пахота и посевная, когда все проблемы либо разрешатся сами собой, либо ещё больше обострятся. На зиму занялся пока обустройством города. Нанятые артели мастеров каменщиков, строителей расширяли торговую площадь, увеличивали городскую пристань, чтобы к весне она могла принимать бо́льшее количество кораблей. Правда, пока только шло строительство, мало, кто из жителей понимал целесообразность этих перемен. Эл приносила с рынка тревожные новости; Идвара называли в народе чужаком, осуждали за желание изменить облик города, привычный для всех. Презирали за то, что он пытался своё, миропольское, перенести сюда.

И Аэлла чувствовала обиду за него, вспоминала величественный многоэтажный город, где были сотни мастерских, огромный рынок, на котором можно было купить почти всё. Разве это плохо? Разве что-то плохое делает он? И она понимала, каким чужим стал ей её народ, какое раздражение он у неё вызывает.

Мирополь — горный город, всё, что есть в нём, либо сделано в нём, либо привезено из других земель. А подвоз может быть только через горы, по крутым горным дорогам с юга и с севера. Райрон же стоит на реке, и нет лучшего способа доставлять товары! И насколько дешевле! Почему они не понимают этого? Почему отец этого тоже не делал, как это делает сейчас он, вызывая своими действиями злость и непонимание!

И сухопутные дороги тоже есть!

Её Идвар дальше глядит, вперёд смотрит, собирается из Райрона сделать крупный торговый город, не меньший, чем сам Мирополь. Только жители этого ещё не понимают.

Да, да, её муж оказался не только военным человеком, он может и понимает во многом другом, не только верхом ездить и мечом сражаться. И зря король так относился к нему, не считался с его мнением, не слушал советов. И она помогает Идвару, вселяет своим пониманием, своей поддержкой веру в себя. У него глаза горят, он теперь живёт этим всем. Её Идвар. Герцог Идвар, бывший Мирон, правитель нового Райрона.

* * *

Молодой рыцарь, присланный в Райрон из Мирополя за партией зерна, оказался болтливым на удивление. За какой-то час, пока грузили зерно на подводы, он наговорил столько всего, что Идвар и слова вставить не мог. По крайней мере, узнал последние новости из Мирополя, а то письма от короля не приходили, только сухие распоряжения.