-Вот, Мариан, так мы и живем — русские бабы! Надо бы рыдать, а мы то песняка давим, то ржем как ненормальные, а утром все нормально, на лицо боевой раскрас, и на работу! — полностью приняв Ржентича в круг своих друзей, говорила ему Тучкова.

-Вера, что ест пьесньяка давим?

Вера весь вечер переводила ему привычный в России и весьма сложный для других народов разговорный сленг.

Ржентич только головой качал:

-Многосложно!

-Ниче, приезжай почаще, и тебя научим! Все, девки! Айда песняка!

И звучали песни всякие — и детские, и современные, и прошлого века...

Ржентич, подперев голову рукой, полуприкрыв глаза, зачарованно слушал, девки — все четверо пели, а Антон любовался ими и видел, что его настрадавшиеся девочки, обе, вот в этой-то компании полностью расслабились.

-Да уж, действительно, у нас лучший психотерапевт — точно подруги!

Тучкова, устав петь, закурила.

Картинно встав у окна, отставив руку с сигаретой, она наслаждалась процессом... и вдруг порыв ветра бросил шторку новую... на сигарету — как она материлась..! Антон заслушался.

-Татьяна, у тебя талант, я редко встречаю людей, умеющих так разговаривать на русском матерном, у тебя, как говорится, каждое лыко — в строку.

Опять много смеялись, Лерка уже держалась за живот — заболел от смеха.

Расходились веселые и довольные. Антон уходя поцеловал Тучковой руку:

-Спасибо огромное за позитив, девочки мои так оживились.

-Ты это, Натку когда окольцуешь?

-Я хоть завтра, она все не решается.

-Не боись, поработаем над этим! Все будет пучком!

dd> Дома же отправив уставшую Лерку спать, долго сидели молча, а потом разговорились. Натка переживала, как дочку в школу отправлять, она же почти от всех шарахается. Вера задумчиво предложила:

-А давай я её с собой заберу, у нас весна обалденнная, сейчас вот маки зацветут... Я четвертый год обмираю, в зеленой траве красные огоньки, а на на пригорках их как насыпано, потом сирень, все плодовые, сады бело-розовые, белая акация-сорняком растущая, липа немного другая, и море — оно на дню по нескольку раз, как капризная модница, цвет меняет.

-А четвертая четверть?

— Давай в Гороно сходим, может, пойдут навстречу, возьмем заключение врачей, что ребенку необходимо сменить срочно обстановку. Отличница она у нас или где? Посмотрим Болгарию, а страна хоть малкая, но красивая, съездим в Сербию, там такие мальчики молодые... я слюнями давлюсь — где мои шестнадцать лет — ростом многие от ста восьмидесяти и выше двух метров. Я батюшку в храме увидела — в нем два метра пять сантиметров — рот закрыть забыла.

-Сербские баскетболисты по всему миру има, — горделиво добавил Ржентич.

-Во-во, она у нас за лето все страхи позабудет.

-Не знаю, — заколебалась Натка, — ей ведь ещё разрешение Темнова надо будет.

-Не удивлюсь, если этот козлина в позу встанет, — буркнула Вера. — Не переживай, я Крюка на него натравлю в случае чего.

-Вера, что ест козлина?

-Ой, Марьян, ну, животное такое.

-А зашто ти на мыжа тако кажешь?

Пояснили, Ржентич опять долго смеялся.

-Натка, раз уж пошла такая свадьба — скажи мне, чего тянешь, на развод не подаешь? Или думаешь, что утрясется всё?

-Ты чего, теть Вер, я его видеть не могу, ведь если б не этот Платон, где бы мы её искали?

Натка передернулась и покрылась мурашками. Антон тут же приобнял её, и взял в свои руки её тоненькие ручки, потихоньку растирая.

-Так, значит, через пару дней несешь документы на развод, чем быстрее — тем лучше.

-Я ему сказала, пусть берет мамину комнату и однушку и находит обмен на двушку. А он сказал, что если бы я нашла такой обмен...

Вера не выдержала, заматерилась.

— Теть Вер, это он мне до похищения выдал, сейчас я его и не видела.

-Че на него, тварюгу, смотреть? Полосатый весь, хорошо ты его разрисовала!

Антон подытожил:

-Если Гороно заартачится, в Москве ходы поищем. Если все получится, Леруню увезете, а летом на месячишко и мы прилетим, Колюне море тоже необходимо, перед школой-то.

А на следующий день поехали к Платону, Лерка на удивление, вела себя спокойно, нисколько не дергаясь, смеясь над неправильным произношением Ржентича, не подозревая, что он специально говорит шиворот-навыворот, чтобы девчушка как можно меньше думала про минувшие события.

Антон искоса наблюдал за сидевшей на переднем сиденье Наташей, понимая, что вот эти две, хлебнувшие лиха по самые ноздри женщины — Вера и Таня, за один вечер сделали намного больше для его девочек, чем неделя общения с психологом.

Тем более он возил Веру на кладбище к сыну. Когда она присела на скамейку у могилки, увидел, как поникли и затряслись её плечи...

Антон издали смотрел на неё — в такие минуты никакие слова ни к чему, лучше не мешать и не лезть, горе — оно никуда не делось, и матери в такие минуты не нужны сочувствующие.

А вчера не было убитой горем женщины — была искрящаяся весельем, смешливая женщина. Антон поразился, какая она сильная, и твердо знал, что вот попроси его Вера о чем-то, он в лепешку разобьется, чтобы помочь ей. А её искренняя любовь к Наташе и детям подкупила сразу.

Теперь он понял, почему Натка постоянно говорила про неё с уважением и любовью. Таких женщин не любить нельзя!

Всех сразу к Платону не пустили, вначале пошли Наташка с дочкой, чтобы Лерка не дергалась зря — все старались оградить девочку от малейшего негатива, ей бы от того, пережитого, в себя придти.

Санек лежал, поглядывая в окно на голубое небо с небольшими облачками, и так хотелось ему просто посидеть на какой-то лавочке,или даже пеньке,зажмурившись и подставив лицо ласковому солнышку.

-Скорее бы разрешили вставать!

В палату, постучав, вошла какая-то худенькая женщина, а из-за её спины метнулась к нему... Лерка. Подскочив к кровати, внимательно рассмотрела бледное худое лицо, ещё недавно бывшее типа "рожа-кирпича просит", жалобно скривилась и всхлипнула.

-Лер, Лер, это и вправду ты? — неверяще спросил Платон, — Лер, ты в порядке?

-Дааа! — опять всхлипнула Лерка.

-А чё тогда рыдать собралась?

-Тебя жаалко!

-А чё меня жалеть? Сам дурак — подставился, живой же. Мы ещё с тобой почертим в этой жизни, меня вот женим, потом тебя замуж отдадим, Вихрь велел! — прибавил Санек.

— Чё врешь-то, Вихрь тебе такого не говорил!

-Это тогда не говорил, а вот пока я был в коме, он... того, чуть рожу мне не набил, обзывался и велел за тобой усиленно смотреть.

-Мам, так может быть? -За три дня чего только не привидится, — подтвердила Натка, совсем не уверенная, как может быть — не побывавши, как говорится, не узнаешь, но дочке об этом знать не обязательно.

-И чего? Как он выглядел, крестный мой? — заинтересовалась Лерка.

-Да нормально, только орал на меня, дауном вот обзывал. Как у тебя?

Лерка, присев на краешек кровати, вздохнула:

-Фигово! Боюсь!

-А чё теперь бояться-то? Все замечательно! Пока я тут валяюсь, там за тобой присмотр имеется. Лер, это мама твоя?

-Да, Наталья Владимировна.

-Вы меня сможете когда-нибудь простить? — сдавленно спросил Санек, глядя на эту, кажущуюся прозрачной, женщину. — Я вам столько горя принёс...

-Саша, ты нам и радость вернул, если бы не ты... Наоборот, мы тебе все так благодарны.

-Да, лан, чё там — сам накосячил, сам и исправил. Я, если честно, очень боялся Вам на глаза попасться, спасибо, что пришли и эту бояку привезли. Лер, у тебя там вон какой пацан — защитник имеется. Ну, который в драку полез, на нас двоих здоровых жлобов, кончай придуриваться — небось по психологам ходить будешь?

-Уже!

-Да фигня это, все прошло уже, чё заморачиваться, мне вот проблемка впереди предстоит, это да.

-А какая? — полюбопытствовала Лерка, ей возле Платона было совсем не страшно, наоборот, любопытство проснулось.

-Да у меня ведь семья-то немаленькая была, я старший, родаки пили много и поумирали, ребятню по детдомам, я на зоне, а сестричку самую маленькую — Светку вроде как усыновили, не, удочерили, а может, и опекунство. Я, как освободился, хотел найти... она знаешь, мелкая, забавная такая была, чуть где стукнется — ко мне бежит, "Саня, пожалей!" — он вздохнул. — Ну мне сказали, про таких детей не говорят, тайна — блин. А там, — он показал глазами на потолок, — я перед тем, как Вихря злого встретил, папашку видел, он мне и сказал, что Светку надо найти, обижают вроде её.

-И чё, ты в это поверил? — у Лерки заблестели глаза, — в бред всякий?

-Если бы, Лер. Мой братишка — Андрюха, я ему рассказал про это, узнал, что от нашей сестрички вот полгода как отказались и вернули её в детдом, и она там как волчонок озлобленный теперь. А мне её не отдадут точно, судимый же я, там, знаешь, сколько всякой фигни, требований то есть... Мы с Андрюхой взрослые, но там и семью полную надо, и всяких других заморочек, ...кароче — как только выпишусь, буду всеми правдами-неправдами сестричку пытаться забрать. Ей только восемь исполнится, вот где переживания: родители-алкаши, пожрать нечего — меня-то нету, потом детский дом — от сестренок оторвали, потом вот новая семья, потом назад... Представь, сколько раз её уже предавали? У тебя вон какая мамуля, Вихрь мне про неё ещё на зоне все уши прожужжал, что Натка — девка отличная. Так что не ерунди, какие-то психологи. Я бы вот просто куда-нить смотался на время... чтобы эти рожи не видеть, и нормалек. Лер, а Вихря мать, она ещё здесь? Не уехала?

-Здесь, здесь!

Натка полезла в холодильник, выложить принесенные фрукты-соки, места не было совсем. Она начала перекладывать всякие лежащие там йогурты, печенья, поворчала, что все безобразно сложено.

-Так, это братуха у меня там распоряжается, я-то пока лежачий!

Натка шустро переложила и поставила все как надо:

-Вот, треть холодильника освободилось. Саша, ты не стесняйся, звони нам, мы будем тебя навещать, в выходной приедем, а сейчас мы пошли, там теть Вера заждалась. Выздоравливай побыстрее.

Лерка, хихикнув, сказала:

— А ты худой совсем не страшный! Платон скорчил угрожающую рожу и зарычал. Она звонко расхохоталась:

-Смешной какой! Пока!

В палату же зашел какой-то мужик и... мать Вихря.

Платон замер:

-Во блин, как же Вихрь на маманю свою похож, я только и разглядел. Когда его хоронили, там была черная, убитая тетка.

— Здравствуй, Саша!

-Здрасьте, Вера Ивановна, я вот... — Платон рыпнулся было приподняться.

-Лежи, лежи, что ты, растревожишь свои раны, я вот возле тебя присяду и поговорим. Антон?

-Саш, я на минутку, девочек надо отвезти по делам, девочек — Наташу с Лерой, — пояснил он ничего не понявшему Платону, — а вы пока поговорите, рад с тобой познакомиться, рад, что ты выкарабкался и девочек помог спасти.

Антон этот шустро ушел, а Платон попал...

Веру интересовало всё, она как-то незаметно выспросила у Санька, что надо и не надо, он рассказал про детство невеселое, про своих братьев-сестер, про малую, отданную из семьи назад, про то, что наверное не получится её забрать домой,.. даже про Олесю выболтал, блин.

-Ух, Вера Ивановна, Вам прям дознавателем надо работать, я ни в жисть никому столько про себя не говорил...

-Куда мне в дознаватели, я мама хулигана, сидельца.

-Вера Ивановна, — Платон помолчал, — я тут в эти дни, когда... где-то плавал... между небом и землей вроде,.. Вихря как бы видел...

Платон рассказывал, а у матери Вихря стали такие тоскливые глаза...

-Я, может, зря Вам все это?

-Нет, Саш, наоборот, — Вера совсем по-пацански вытерла слезы рукой, — это же такое непередавемое счастье, получить весточку от ушедшего навсегда сына!

-Но я Вас расстроил...

-Эх, Сашка, — совсем по простецки назвала она его, — эта боль всегда со мной, а ты мне немножко разбавил её. Лерка-то — все, что у меня есть, не, родня имеется, а эта мелочь с роддома же рядом, так что ты и её, и меня, и Натку — всех спас. Ты, если все получится, приезжай ко мне, с Олесей ли, с сестренкой, буду рада.

-Это вряд ли, я по-жизни невезучий, а Олеся... очень она мне в душу запала, да только на фига я ей такой, весь перекореженный?

-Ещё моя бабуля всегда говорила: "Господь не без милости!". Ты, я уверена, свои самые трудные испытания преодолел, вот увидишь, все у тебя наладится, добро — оно добром и возвращается. А Олеся... знаешь, если девочка видит внутреннюю сущность человека, то не отпустит тебя, а если так, поверхностно, то тогда уже её жаль. Но, думаю, она тебя уже оценила. Ведь не на дискотеке, а в такой тяжелой ситуации тебя увидела. Я вот Леркиного папашку помню — почечные колики были, если бы ты слышал, как он стонал...

-Чё, всерьез? — вылупился на неё Платон.

-А то — "Скорую" вызывали.

-Он чё, совсем мелкий и дохлый?

-Ты разве не видел, когда уезжали, мужик выскочил из-за угла?

-Не очень разглядел, какой-то здоровый, меня головы на полторы выше...

-Вот, он и есть.

Платон завис:

-Чё, серьёзно? Да лан, такому — и стонать? Западло! Вон нас, когда по этапу шли, на пересылке метелили... Ой, проболтался, Вихрь бы ща орал, что худая вода в заднице не держится.

-Да, сыночек мне все рассказывал весьма приукрашено. Ну, ну, а дальше?

Платон вздохнул... почесал нос...

-Сашка, не юли.

-Ох, Вера Ивановна... можно я Вас теть Верой буду звать, а?

-Можно, племянничек, даже нужно. Ну так про этап..?

-Да на пересылке зацепили нас ребятки в масках, а с нами по этапу батюшку везли, Вязниковского, это где-то во Владимирской области вроде. Он за какое-то экономическое преступление, чё-то они там намутили, попы-то, а этот молодой и поехал.

Заскакивают к нам в камеру два таких крепеньких в масках, со своими демократизаторами, и с размаху батюшку стукнуть, а он крест вытащил — приличный такой, не, не золотой, не отмели за все время — кто-то наверху, видать, разрешил, батюшка же — и перекрестил этого крестом. Молитовку ещё говорит, и представьте, демократизатор пополам... Мы ох...ренели все, они же, можно сказать, вечные, палочки-то эти... будь они неладны. Этот тоже... в офигении, смотрит и ничё не понимает, верный инстрУмент сломался...

А батюшка наш все читает: "Обидящих и ненавидящих меня прости, Господи, ибо не ведают они, что творят!!" — четко произнес Платон, — Я вот после этапа, кой какие молитовки запомнил. Ну, этот аж подскочил от злости, в маске же, глаза кровью налились, а батюшка Алексей крестит его и молитву читает. Плюнул, выматерился, не кулаками же бить — неэффективно, и выскочили вдвоем из камеры. Мы потом уже, вечером долго угорали. Спас батюшкин крест тогда нас, а в соседней камере сильно пацанам досталось.

-За что же вас так?

-А чтобы жизнь медом не казалась, это тренировки такие, отработка приемов.

-Да, а Митюнька мне расписывал, что все спокойно.

-Теть Вера, ваш Вихрь, он сказочник ещё тот, пораспишет все в таких красках... Умел он говорить со всеми — не важно, братва ли, стариканы, дети — общий язык в две минуты находил, не то что я, бе-ме. Учил он меня крепко, ой и попадало мне от него... Я ж только-только с малолетки был.