7) Пылающий предел

— Ханна, успокойся. Ты уже пятый раз насилуешь экран, и поверь мне, от этого один черт ничего не изменится, — пилоту бомбардировщика, видимо, надоела деятельность помощницы.

— Джошуа, заткнись, — огрызнулась оператор, — проверки лишними не бывают.

— Энн, ну вот найдешь ты отказ, и что дальше? — вступил в разговор третий член экипажа, — прерывать миссию один хрен никто не станет, так что мой тебе совет — прекрати насиловать Тринадцатую.

Своим именем бомбардировщик был обязан бортовому номеру "13 красный", ну, а еще тому же числу, но уже на картинке рядом с кабиной. Этой же картинкой объяснялось и второе имя ракетоносца — три рогатых колокола обеспечили B-1 прозвищем "Hell's Bells".

— Мы у цели, — сообщил командир, — Ханна, готовь ракеты.

Женщина, переключившись на пульт ввода информации в вычислители "Изумрудов", углубилась в работу. Целью бомбардировщика была огромная верфь, на которой, под данным разведки, ремонтировались корабли миротворцев и, самое главное, единственный дредноут Гегемонии. Так что Ханна понимала командование, отправившее их на, фактически, самоубийственную миссию — мишень была более чем "вкусная".

— Готово, Джош, — отрапортовала Ханна, — ракеты готовы.

— Отлично, тогда ждем сигнала.

Сигнал не заставил себя ждать — на ведущем бомбардировщике загорелся проблесковый маяк. Пилоты машин, дружно выведя двигатели на максимальную тягу, бросили бомбардировщики вперед, выводя их на атакующий рубеж. В системах наведения ПКР люди не сомневались, но для успеха требовалось бить с кинжальной по космическим меркам дистанции.

— Истребители!

Предупреждение от третьего члена экипажа сменилось вспышками плазменной пушки — заработало единственное оборонительное орудие "Шампура". Конечно, одна пушка не была большой угрозой даже для машин Цитадели, особенно для профессиональных пилотов. Но бомбардировщики шли строем, и в итоге атакующие перехватчики встретила настоящая стена плазмы. Сразу три машины, не ожидавшие отпора, исчезли во вспышках взрывов, а еще два истребителя, лишившись маневровых двигателей, сбились с курса, невольно отваливая в сторону. Турианцы быстро сориентировались, и, на ходу перестроившись, атаковали ведущего.

— Первый сбит! — щиты бомбардировщика не выдержали слаженного удара, и сдались, а спустя мгновение изрешеченный бомбардировщик, беспорядочно кувыркаясь, отлетел в сторону. Выживших, судя по всему, не было.

И это было лишь началом — несмотря на отчаянное сопротивление, ракетоносцы продолжали нести потери. Турианцам удалось сбить еще четыре машины, прежде чем Ханну, стиснувшую от напряжения зубы, обрадовал крик пилота:

— Ханна, давай!!!

И тут же кинетический щит, полыхнув голубым от попадания сразу нескольких ракет, схлопнулся, а следом за ним по кабине прошла строчка попаданий. Что-то больно чиркнуло летчицу по боку, и Ханна, выругавшись, скосила глаза на источник боли. Вокруг раны, уже затянутой медсистемой летного скафандра, кружилось несколько крупных алых шариков из крови. Автоматическая аптечка уже ввела обезболивающее, и боль притупилась, позволив Ханне продолжить выполнять задачу.

В последний раз сверив введенную программу, Ханна отдала команду на пуск. Люки ракетоносца открылись, и из чрева "Шампура" одна за другой вылетели двенадцать ракет. Удовлетворенно кивнув, женщина крикнула в микрофон:

— Джош, ракеты пошли, выводи нас! — ответа не было, — Джош, ты слышишь? Джош, ответь, мать твою!

Не дождавшись ответа, летчица догадалась посмотреть на жизненные показатели экипажа. Увиденное ее, мягко говоря, не обрадовало — очередь, выпущенная турианцем, прошила всю кабину, наповал убив остальных членов экипажа. Грязно выругавшись, летчица нажала несколько кнопок, беря управление на себя. Мысли путались из-за потери крови и воздействия обезболивающего. Перед глазами всё двоилось, мысли путались, но Ханна, усилием воли отогнав от себя туман, ввела данные для перехода в режим ССД и, довернув бомбардировщик, нажала клавишу перехода.

Тактический прыжок длился недолго, и вскоре поврежденная машина достигла ретранслятора. Тут же бомбардировщик слегка вздрогнул — система, получив данные о перегрузке накопителей заряда, отстрелила капаситоры. Ханна посмотрела на пилотажный индикатор — в горячке короткого боя женщина не заметила, что турианцам удалось повредить несколько накопителей, которые тут же во избежания взрыва отстрелила автоматика. Теоретически, помешать бомбардировщику это не могло, но в сочетании с отстреленными от перегрузки накопителями, делало прыжок через масс-реле небезопасным. С другой стороны, выбора все равно не было — катапультироваться на территории батарианцев пилотам категорически запрещалось.

— "Придется рискнуть, " — единственный живой член экипажа по памяти ввела данные для перехода, и направила искалеченную машину к ретранслятору.

Вскоре поврежденная машина достигла реле, и на экране комплексного пилотажного индикатора высветилась желтая предупреждающая надпись "ОПАСНЫЙ ПЕРЕХОД".

— Да в курсе я, — раздраженно прошипела Ханна, подтверждая начало выполнения программы полета.

К подходящему бомбардировщику от ретранслятора протянулась голубой жгут энергии, захватывая машины в масс-поле древнего устройства. Летчица всем телом ощутила знакомую вибрацию, а через секунду мир перед глазами утонул в ослепительной вспышке. B-1 покинул систему...

* * *

... И материализовался спустя мгновение в точке сбора. Пространство вокруг масс-реле было пусто, что было ожидаемо — система, указанная в полетном задании, популярностью не пользовалась. Ханна скорее удивилась бы, если бы в системе вообще был хоть кто-то. Кроме, разумеется, затаившейся среди астероидов "Чумы". Её-то и предстояло найти летчице. Впрочем, это не было такой уж невыполнимой задачей.

Переключив свое внимание на многофункциональный дисплей, женщина ввела нужную частоту и отправила условный сигнал, идентифицируя себя и одновременно посылая сообщения о состоянии машины и экипажа. Спустя несколько секунд пришел ответный пакет с азимутом и маршрутом следования. Ханна облегченно выдохнула — Тринадцатой дали самый короткий коридор.

— Долетела, — мелькнула мысль в сознании, — странно, почему так темно?

Перед глазами летали странные яркие мушки, оставляя за собой цветные полосы. Но вскоре и они погасли, и пилот бомбардировщика, державшаяся в сознании исключительно за счет боевых стимуляторов, погрузилась в блаженную темноту.

Через час полета, обогнув очередной астероид, летящий на автопилоте бомбардировщик вышел на громаду суперлинкора Альянса. На корабле, видимо, заметили его состояние — вход в ангар, в нарушение световой маскировки, перемигивался посадочными огнями, а навстречу искалеченной машине уже летели специальные дроны, которые должны были облегчить ей посадку, сглаживая ошибки в пилотировании.

Летающие роботы закрепились, и на экране КПИ (Прим.авт. комплексный пилотажный индикатор) загорелась зелёная надпись о подключении БПЛА. Не получив подтверждения от пилота, диспетчер через робота взял управление на себя. Машина, неуклюже раскачиваясь, выпустила посадочные опоры, подлетела ко входу в ангар и приземлилавь, аккуратно регулируя тягу. Погасив скорость реверсом, диспетчер облегченно выдохнул, и не теряя времени, дал команду дежурноым бригадам выдвигаться к бомбардировщику.

Через семь секунд кабина пилотов была взломана, и техники, подняв летчицу, шустро отнесли ее к уже ждавшей бригаде из медчасти корабля. С женщины сняли шлем, и, подключив оборудование, приступили к процедурам прямо по пути в лазарет звездолета. Усилия медиков оказались напрасны. Подошедший главный корабельный врач оценил показания мониторов, вздохнул, и, отрицательно покачав головой, закрыл глаза пилоту. Штурман-оператор вооружения бомбардировщика "Hell's Bells" с бортовым номером "Тринадцать красный", капитан Ханна Шепард, была мертва.

* * *

Потери эскадрильи бомбардировщиков оказались страшными — из двадцати машин, ушедших на задание, относительно целыми вернулись восемь, из них лишь пять подлежали восстановлению. Кроме того, без потерь не вернулся ни один экипаж — каждый бомбардировщик привез собой одного, а то и двух погибших. В итоге из шестидесяти пилотов невредимыми остались пятеро летчиков, а остальные семь лежали в госпитале с ранениями различной степени тяжести, при этом врачи давали оптимистичный прогноз лишь трем пилотам — при попадании снаряда авиационной пушки шансов выжить у человека практически не было.

Тем не менее, задание было выполнено. Оставленный в районе боя зонд перед самоуничтожением послал пакет данных, по которым командование смогло оценить масштаб разрушений. Пятнадцать ракетоносцев, прорвавшихся к цели, выпустили в общей сложности сто восемьдесят "Изумрудов". Тридцать шесть ракет несли разделяющиеся боеголовки, а остальные были выполнены в "противорадарном" исполнении и служили для прорыва системы ПРО станции и кораблей прикрытия. Двадцати процентов от общего числа хватало с запасом — двести шестнадцать термоядерных зарядов по двести килотонн представляли значительную угрозу даже без "противорадарных" ракет, а с прикрытием...

Верфь уничтожили полностью, её объекты получили не менее тридцати попаданий. Еще сорок боеголовок "словили" прикрывающие верфь батарианские корабли — из миротворческого флота на Ваате присутствовали лишь находящиеся в ремонте крейсера, а также истребители прикрытия. Остальные боеголовки провели анализ обстановки и перенацелились на поверхность планеты после сигнала об уничтожении приоритетных целей. И хотя до поверхности долетели далеко не все (на Ваате, как стратегической планете, было довольно мощное ПКО), но и тех, что пробились сквозь заслон, было достаточно. Перехватив около семидесяти целей, ПКО пропустило оставшиеся тридцать.

Эффект от удара выглядел чудовищно: термоядерными взрывами была уничтожена половина военной инфраструктуры планеты, не меньшим оказался и сопутствующий ущерб. Попадания в промышленные комплексы сжигали в ядерном огне не только сами заводы, но и построенные около них гражданские объекты.

В общей сложности от рейда эскадрильи стратегических бомбардировщиков Альянса Систем погибло более полумиллиона разумных, в основном, конечно, военных. Но и потери, приходившиеся на гражданское население, были значительными — двести тысяч батарианцев погибли и получили тяжелые ранения. Кроме того, был уничтожен единственный оставшийся в строю батарианский дредноут, семь крейсеров оригинальной постройки Гегемонии и, самое главное, четыре новейших турианских корабля, по стечению обстоятельств стоявших в доках на ремонте или техническом обслуживании. Потери миротворцев в ходе боя составили сто тысяч разумных, в основном из числа технического состава, находящегося на верфи. На фоне этих потерь гибель сорока восьми земных летчиков, пусть и из числа элитной эскадрильи, смотрелась откровенно блекло.

Но еще больше данный рейд отразился на политической арене галактики. Данной атакой человечество не просто заявило о наличии у них нового оружия. Вся политическая элита Цитадели внезапно осознала, что у Альянса есть машины, которые в случае полномасштабного военного конфликта могут нанести удар по любому стратегическому объекту, даже если он удален от гипотетического фронта. Возможно, если бы Совет Цитадели знал бы об истинных возможностях "Шампуров", истерия не приняла бы такие обороты, но разведывательный фрегат под командованием Михайловича успешно выполнил поручение, данное самим президентом, и "Чума" на своем пути не встретил ни одного корабля, а потому складывалось ощущение, что бомбардировщики САМОСТОЯТЕЛЬНО выполнили весь маршрут. И хотя руководство Гегемонии буквально визжало от ярости, требуя продолжения войны и мести за погибших, а земное представительство на Цитадели круглосуточно осаждали пикетирующие гражданские, все понимали, что продолжать войну в Скиллианском пределе уже нереально. Батарианская армия уже лишилась практически всего флота, а потери миротворцев уже давно превысили расчетные. И через две недели после удара стратегических ракетоносцев руководство Цитадели направило в посольство Альянса просьбу быть посредником в переговорах о заключении мира.

* * *

5 апреля 2167 года. Цитадель, зал Совета.

— Переговоры о мире между Батарианской Гегемонией и Скиллианской Освободительной Армией объявляются открытыми, — возвестила Тевос, пристально глядя на обе делегации.

Со стороны Гегемонии представителем был глава государства и его советники. Мансен Ишкай старался держать себя в руках, но получалось это откровенно плохо — во взгляде Гегемона сквозило презрение и ненависть к стоявшим напротив разумным.

С другой стороны стояли представители СОА, сопровождаемые тремя людьми, а также кроганом и кварианцем. Появление последних вызвало откровенный шок у присутствующих, но Донелл Удина настоял на присутствии галактических изгоев — по словам посла Альянса, Союз Кланов и Мигрирующий флот были полноправными участниками боевых действий, и без них переговоры вестись не могут. После недолгих раздумий Совет согласился. Не меньший интерес вызвал состав делегации восставших — казалось, что СОА специально набрало максимально разнородный по расам состав. Во главе переговорщиков был турианец с татуировками, выдававшими в нем уроженца Палавена, которые, судя по свежести, были обновлены совсем недавно — красящий пигмент был нанесен прямо поверх многочисленных шрамов, покрывающих лицевые пластины. Рядом с ним стояла чистокровная азари — настоящая редкость в эти времена, а значит, и весьма лакомый кусок для рабовладельцев. Не меньший интерес вызывали другие члены делегации — саларианец с протезом руки, молодой кроган и даже батарианец, который, судя по взглядам со стороны послов Гегемонии, должен был сдохнуть еще в колыбели. Тевос про себя вздохнула — похоже, переговоры будут очень трудными.

Азари в своих предположениях не ошиблась — первый же пункт мирного договора, предложенного СОА, встретил волну негодования со стороны лояльных Ишкаю батарианцев. Гегемония ни в какую не желала признавать независимость теперь уже частично признанного государства. Мансен, казалось, совершенно потерял чувство реальности — даже потеряв флот и армию, Гегемон продолжал упорствовать, не собираясь признавать Скиллианскую Народную Республику как отдельное гособразование. Альтернатива, предложенная Тевос, не встретила понимания уже у другой стороны — турианец, не стесняясь в выражениях, на весь зал Совета рассказал, где он видел подобные предложения, подкрепив его заверениями в том, что стоит только Цитадели отвлечься, как Гегемония тут же забудет о предложенной Советницей автономии в составе Гегемонии, и припомнит своим противникам все то, что произошло на войне, наверняка повесив на них с сотню собственных грехов. Возможно, азари с многолетним дипломатическим опытом и смогла бы уговорить строптивного уроженца Палавена, но увы, симпатии были далеко не на стороне Совета и Гегемонии, а значит, с условием пришлось соглашаться.