После Пламени. Пламя раздора

Вала одобрительно приподнял уголки рта.

— Гномам очень нравятся творения твоих мастеров, Мори. Ты хорошо служишь... Ангбанду.

Повисло молчание. Пламя светильника бросало рыжие отблески на нижнюю часть лица Мелькора: круто выступающий подбородок, плотно сжатые губы. Глаза оставались в тени. Впрочем, взгляд Валы юноша и так чувствовал. Острый. Требовательный. Изучающий.

— Я не служу ему! — не сдержавшись, выпалил Мори.

И в ужасе замолчал, сообразив, что все испортил. Что Мелькор сейчас кивнет разочарованно и отправит слугу Феанора обратно к хозяину. Насовсем. Если только...

— Я служу тебе, Властелин, — быстро добавил юноша.

И сам удивился твердости своего голоса. Ни запинки, ни тени сомнения. Даже торжественно получилось.

— Сядь, — Вала указал на свободное кресло.

Нолдо мгновение поколебался, но потом осторожно присел на краешек.

— Сядь удобно, — велел Мелькор. — Ты ведь не пленник, Мори. И не орк.

Юноша послушно передвинулся в кресле, бессознательно сцепив пальцы рук.

— Я только слуга, Властелин, — сказал он с горечью.

— Теперь — мой помощник, — возразил Вала. — И очень толковый.

4

Слуга, значит? Нет, не верю я тебе, мальчик. Покорности твоей показной не верю. Взгляд тебя выдает. Уязвленные нотки в голосе. Ты слуга по положению, не по духу. Да и по положению-то — разве что для Феанора. Потому что он не пожелал увидеть в тебе ни ученика, ни друга. Только слугу. Ты вырос, а он даже не заметил этого.

Он отказался учить тебя, но не смог помешать учиться. Ты умеешь наблюдать и думать. Ты способен командовать — и возможно, не только пленными. Ты сделался осторожным и хитрым. Ты стал неплохим бойцом, даже если руки твои забыли, как держать меч.

Тебе приходится постоянно сражаться, Мори. Ты окружен врагами. Орки. Пленные нолдор — судя по тому, как ты с ними обходишься, это именно так. К счастью, тебе хватило ума не воевать с Ангбандом.

Бой за Феанора, за то, чтобы он заметил твой дар и помог развить его, ты проиграл. Теперь ты сражаешься за меня, за мое внимание. Думаешь, что сражаешься. Тебе и в голову не приходит, что дверь открыта. Что мне не нужно доказывать, чего ты стоишь, я и так вижу.

Я не стану говорить тебе этого, Мори. Я позволю тебе думать, что ты одержал победу. Это будет мой дар тебе — ты ведь тоже сегодня сделал мне подарок. Нежданный, невероятный.

Нолдор трудятся на меня давно — и в Ангбанде, и вне его. Трудятся, уверенные, что противостоят мне. Ты единственный из своего народа, кто сумел принять мою Тему. Пока только на словах — пусть. Первый шаг сделан, дальше все будет проще.

5

— Покажи мне свои мастерские, Мори, — неожиданно приказал Мелькор.

Я едва поверил своим ушам. Он ведь мог бы сам посмотреть — в любой момент. Но хочет, чтобы именно я ему показал. Это значит... я ему интересен?! Я и то, что я делаю, а не только камешки для обмена?

— Сейчас? — я вскочил, не в силах скрыть своей радости.

Вала улыбнулся, глядя на меня, и я покраснел, сообразив, что веду себя, как мальчишка.

— Конечно, Властелин, — очень серьезно сказал я.

И отвел взгляд, чтобы не смотреть, как Мелькор поднимается с кресла. Вряд ли Восставшему приятно, когда видят его хромоту.

Я решил отвести Валу прежде всего к запертым пленникам. Вдруг ему быстро надоест? А надо, чтобы бунтари увидели нас с ним вместе. К ним в последнее время заходить страшно: всей кожей чувствуешь ненависть. Безумную, исступленную. И не просто к Ангбанду и к Врагу — ко мне, Повелителю Мори. Меня ненавидеть даже удобнее: я заточил их, заставляю работать и забираю камни. Наконец, я уязвим. Или, по крайней мере, досягаем.

Рано или поздно они решатся напасть, даже если считают меня одним из майар. Свободы им это не принесет, они так и останутся в каменном мешке. Вероятнее всего, мертвые: Ангбанд отомстит за меня жестоко и сразу. Только мне это уже не поможет. От орков-то крепость успела меня спасти, но нолдор — они быстрее. И хитрее.

Выпустить бунтарей нельзя, а убивать их я не хочу. Значит, единственный выход — нагнать на них страху. Такого, чтобы они осознали безнадежность своей затеи.

6

Пленные замерли. Кажется, даже дышать перестали.

— Вот мои мастера, Властелин, — громко доложил Мори, войдя в пещеру следом за Валой.

И на всякий случай поклонился Мелькору. Он понятия не имел, кланяются ли Темные майар, но счел, что так выйдет солиднее.

Восставший обвел нолдор оценивающим взглядом — словно орк, выбирающий, какую из свиней отвести на бойню.

— Работают хорошо? — небрежно осведомился он, глядя на побледневшего Ондо.

— Да, мой Властелин, — Мори подошел к шкатулке, куда мастера складывали для него готовые камни, взял несколько кристаллов и поднес Мелькору. — Стараются.

Вала посмотрел на камешки и презрительно скривил губы:

— Хм. Ничего особенного. Но достаточно, чтобы пока не отправлять твоих подопечных к оркам, майа.

— Властелин, если тебе угодно будет...

— То я раздам этих пленников в награду воинам. Но пока я доволен тобой, майа, и потому оставляю их тебе. Их не тронут, если ты сам не захочешь.

— Ты щедр, Властелин!

Радость и благодарность в голосе Мори были неподдельными.

Мелькор направился к выходу. Юноша последовал за ним, гордо вскинув голову и расправив плечи, как подобало, по его мнению, Темному майа, которого только что похвалил сам Властелин Ангбанда.

— Они ненавидят тебя, — заметил Вала, едва они оказались снаружи. — Но теперь не тронут. Побоятся.

— Ты... знал, Властелин? — изумился Мори.

Мелькор осторожно переступил так, чтобы меньше опираться на больную ногу.

— В Музыке слышал. Потому и решил сам повидать твоих подопечных. Точнее — позволить им увидеть меня.

Он усмехнулся, и юноша невольно заулыбался в ответ, все еще боясь поверить в происходящее.

7

Он позаботился обо мне. Он, враг нолдор, Властелин Ангбанда, один из создателей мира. Он — обо мне — позаботился! Вот просто так, без просьбы, без особой необходимости. Единственный за десятилетия, если не за все время моей жизни здесь.

Конечно, я полезен ему. И с пленными справляюсь лучше, чем Феанор. Удобный инструмент, который жаль потерять. Ищи замену потом.

Но... мне нравится, как он говорит со мной. Нравится, как он смотрит. Внимательно, с интересом. И даже, кажется, с уважением.

Феанор обычно глядит сквозь меня. Или на работу свою. Или так, в пустоту. А если и разговаривает, то скорее с самим собой, чем со мной. Мое присутствие ему никогда не мешает. Наверное, потому, что он не замечает его.

Пленные смотрят на меня — а видят Темного майа. Врага. Тюремщика.

Орки видят... ну, мясом-то они перестали меня называть. И квыном тоже. Может, тоже решили, что я — один из Повелителей? Глупость, конечно, но все равно приятно.

А Мелькор напомнил мне что-то давно забытое. Потерянное, оставшееся по ту сторону льда. То, что и вспоминать не хочется — чтобы не завыть от тоски и отчаяния, чтобы руки не опустились. Иначе не выжить здесь.

Ты-то с кем говоришь, Вала? Со мной? Или... может, тебе второй Феанор нужен? Но я же не сумею, как он! Таким мастером мне не стать. И не только мне — никому.

Играть со мной тебе нет нужды. Я все равно буду делать то, что делаю: мне деваться некуда, и ты это знаешь.

Значит, все-таки не игра? Я хочу тебе верить. Я боюсь тебе верить. И не знаю, смогу ли.

8

— Как ты добился этого? — спросил я.

— Обмен, — мальчику явно льстил мой интерес к его подопечным.

— Обмен?

— Да, Властелин. Камни — на пищу и воду.

— И они не отказались?

Такого я не ожидал. Нолдор горды, они бы скорее уморили себя голодом, чем согласились на столь унизительные условия, а вот же — работают, и работают хорошо. А ведь не смирились, не сломлены — я это отлично почувствовал.

— Я сначала сам удивился, — признался Мори. — А потом понял, что эта их работа — как вызов. Протест. Борьба против... нас.

Я мысленно усмехнулся этому "нас". Юноша перестал чувствовать себя нолдо, а одному тяжко, и он ищет, к кому бы себя причислить. Единственный представитель народа, которого никогда не будет. Разве что наловить еще эльфийских детей, воспитать их в Ангбанде — может, и получится что-нибудь путное. Да только стоит ли с ними возиться? Ко мне вот-вот явятся люди. Должны явиться. Не может быть, чтобы меня предали все племена.

— Да, камешки у них получаются злые. Но это не снижает их ценности. Ты хорошо придумал, Мори.

Он улыбнулся — радостно и вместе с тем недоверчиво.

Как же тебе холодно в Ангбанде, мальчик! Почти так же, как было когда-то мне в плену.

— И даже здесь закрыть ухитрился! — я кивнул на скалы у выхода из пещеры.

— Я не сам, Властелин, — смутился Мори. — Просто попросил.

Вот так. Попросил — и Ангбанд исполнил.

Эх, Феанор, как это на тебя похоже! Душу металла и камня безошибочно чувствуешь, а мальчишку талантливого не разглядел, объявил бездарью, отшвырнул, как пустую породу. А ведь из него получился бы мастер! Но теперь я не отдам тебе этого юношу. Тебе он не нужен. Зато нужен мне.

Единственный нолдо, принявший мою Музыку. Юноша со взглядом одинокого, изголодавшегося волчонка. Ученик Ангбанда.

9

— Не смей сдаваться, — тихо потребовал Алканармо. — Не смей, слышишь?

Ондо не пошевелился.

Алканармо подошел, взял его за плечи и крепко встряхнул.

— Прекрати! Это всего лишь Моргот.

— Он... он... — зубы мастера выбивали дробь.

— Живет он здесь, — Алканармо сказал это очень спокойно и даже с оттенком пренебрежения, хотя самому до сих пор было не по себе. — Ну, и что?

Он видел, что напуганы все, не только Ондо. Напуганы до отчаяния, до потери воли и способности думать. И надо было немедленно изменить это — любой ценой. Иначе Моргот одержит верх.

— Вставай, Ондо! — велел Алканармо.

Тот беспомощно покачал головой.

— Я не могу, — пробормотал он еле слышно, словно лишился последних сил. — Лучше... Мандос.

— А ты уверен, что попадешь в Мандос отсюда? — безжалостно спросил Алканармо. — Вот такой, как сейчас — сдавшийся, потерявший надежду? Уверен, что твой дух после смерти не останется вечно скитаться в землях Врага?

— Я не...

— Нельзя уходить так! — решительно заявил Алканармо.

Обвел мастеров взглядом. Те слушали. Мрачные, бледные. Но сломленными они уже не казались. Только растерянными.

— Если умирать, то только в бою, — отчеканил Алканармо. — Рано или поздно мы вырвемся из этой пещеры. И вернем себе свободу — живые или мертвые, не так уж и важно. А пока надо работать. Не ради воды и пищи. Ради того, чтобы сохранить себя. Чтобы, когда выпадет шанс, мы способны были его использовать.

10

Я боюсь своей новой силы. А ведь думал, что разучился бояться.

Сначала-то я обрадовался нежданной помощи и принял ее, не колеблясь. Когда отбиваешься от врагов, схватишься за любое оружие, не разбираясь, откуда оно взялось и почему оказалось под рукой. Особенно, если от исхода сражения зависит не только твоя жизнь.

Мы вернулись в крепость, и странная сила, которая поддерживала и защищала меня, исчезла. Чтобы снова появиться в следующей битве.

Орки теперь шарахаются от меня в бою, словно видят чудовище. А балроги и майар Моргота, похоже, начали обходить стороной Химринг. Потому ли, что боятся меня? Или Враг приказал им меня не трогать?

Нолдор говорят то о свете, исходящем от меня, то о белом пламени. Что мое присутствие придает воинам мужество и разрушает чары Врага. Сам я никакого огня не вижу, только все цвета становятся ослепительно яркими, тени — четкими, а движения окружающих — необычно медленными. И тело делается легким, а рука не чувствует тяжести меча.

Хуже всего, что это приятно. Что сила пьянит, как молодое вино. Что ее хочется ощутить вновь и вновь, и каждого сражения я жду все более нетерпеливо.

Одно время я искал смерти. Надеялся, что освобожусь. Но стрелы летят мимо, а враги сражаются так неуклюже, что не отбить удар невозможно. Не могу же я опустить оружие на глазах у моих воинов!

Белый огонь защищает меня лучше любого доспеха, надежнее крепостных стен. Дар, полученный от отца — друга Моргота. Дар, что страшнее проклятия. Дар, от которого невозможно избавиться. Дар, пришедший из Ангбанда.

11

И когда Властелин вскочил на спину огромного черного коня и умчался прочь, люди стали несчастны, а жизнь — тяжела и скудна. Казалось, что свет солнца померк, и глубокая тень накрыла мир. Но говорили Мудрые, что не дОлжно терять надежду. Что Властелин вернется, подобный яркому огню в сумраке. Что надо только ждать его и взывать о милости, и он услышит.

И говорили другие Мудрые, что не ждать следует, но искать самим. Что приказал Властелин людям найти его Дом, войти туда, и остаться там для служения. Что великие дары достанутся тем, кто сумеет одолеть долгий путь, не убоится ни хищных зверей, ни быстрой воды, ни высоких гор, ни жадного пламени. А тех, кто умрет в дороге, подхватят черные птицы и отнесут в Дом Великого, где воссядут павшие герои одесную Властелина.

Но возражали иные, что если уйдем с земель, дарованных нам Мелхгуром, разгневается он на людей своих. Да и кому ведомо, где искать его Дом? Кто путь укажет?

Так спорили Мудрые.

12

— И что дальше?

— Дальше? — Ральтагис забросила повод на шею коня. — А дальше — все, что угодно. Все, что мы захотим и выберем — для себя и для Эндорэ.

Впереди были холмы, между которыми виднелось начавшее розоветь небо. Позади — последние отроги Синих гор. Граница Белерианда.

— Здесь наши пути, наверное, разойдутся, — сказала Ральтагис, не глядя на спутников. — С собой не зову... больше.

Пятеро майар одновременно посмотрели на север. И торопливо отвели взгляды.

— Не надо, — почти жалобно попросила Дэрт. — Не ходи туда. И не вспоминай даже. Нет там ничего, нет, ты же знаешь.

— Она права, — решительно поддержал подругу Нэртаг. — Нам лучше уехать отсюда, и поскорее. Слишком близко.

— Поезжайте, — легко согласилась Ральтагис. — Я ведь сказала: никого не зову туда.

— Это же... — шерсть у Тевильдо поднялась дыбом. — Ты погубишь себя. Впустую погубишь!

— Ральтагис, — Талло подошел к соратнице и положил руки ей на плечи. — Прошу, не делай глупостей. Поедем дальше. Ты же сама говорила о будущем, о новых мелодиях, о счастье творить. Там — нет никакого будущего. И не может быть.

Ральтагис зажмурилась на мгновение. Тряхнула русыми волосами.

— Может или не может — вы же отказываетесь проверить! Разве кто-нибудь пробовал возродить Удун? Вдохнуть жизнь в погибшую Музыку?

— Разве что Мелькор сумел бы, — Ирбин опустил голову. — И то сомнительно.

— Мелькора больше нет, — резко ответила Ральтагис. — Но есть я. И я попробую сделать это.

— В одиночку?

— Пусть в одиночку. Я должна попытаться!

— Что ж, — Талло на мгновение сжал ее плечо и отошел к остальным. — Твой выбор. Остается только пожелать, чтобы он оказался тебе по силам.