Курама

— Да ты больной! — мне наконец-то удалось отползти от него и подняться на ноги.

— Иди сюда, чёрт, — снова попер на меня мужчина. — Я тебя насажу! Ух, как насажу!

Теперь уже чётко разглядев зазубрины на не совсем чистом гарпуне, я принял самое главное решение — хочешь жить, умей вертеться. Сбежать не даст моё общее убитое состояние, остается только бой. Новый взмах гарпуном и меня, попытавшегося уйти в сторону и поймать оружие за древко, скрючивает от боли во внезапно напомнившем о своём существовании пустом желудке. Ноги подвели снова, так что острие гарпуна пролетело прямо над моим скрюченным телом вместе с потерявшим равновесие и запнувшимся противником.

— Да ты достал уже, — наконец-то схватившись за древко гарпуна я изо всех сил дернул его на себя, вырывая его из рук мужчины. Хруст смятого дерева вместе с запахом гари и обломки рассыпавшегося прямо в руках примитивного оружия упали на песок.

— А-а-а! — с визгом задом наперед отползал от меня по пляжу 'абориген'. Перекатившись, совсем как я недавно, и встав он со всей возможной скоростью рванул в сторону зарослей. Ну и пусть бежит, не знаю я, чего он так сейчас испугался. Потерял своё оружие и, когда всё превосходство испарилось, наложил в штаны? Возможно. Да и сравнивая его с теми людьми, которых я видел, он был совсем непохож на воина. Минато, Цунаде, Орочимару, даже от имени которого из меня рвется зубовный скрежет, ощущались настоящими зубрами по сравнению... тут я увидел выброшенную на берег побитую жизнью крупную лодку. Рыбацкую лодку.

— ... по сравнению с рыбаком, — хохот рвался наружу даже сквозь прижатые к лицу ладони. Я не знаю, насколько в действительности, а не в прочитанных книгах, высоко в этом мире стоит титул Каге, но явно выше, чем рыбак с гарпуном. Утирая текущие от смеха слезы, я поплелся, слабо переступая по песку непослушными ногами, к лодке. Тут даже можно назвать её маленькой яхтой, а не лодкой. Нужно найти хоть немного еды и воды, иначе я упаду прямо здесь.

На лодке нашлась небольшая котомка с едой и бочонок с солоноватой водой. Эти грубые сухари, что кажутся подарком с небес, а не ужасного качества пищей. Хоть что-то.

Заходящее за горизонт солнце требовало ускорить поиски или хотя бы раздобыть огонь. Огонь, огонь, огонь... Зачем вообще рыбаку разводить огонь на лодке? Правильно, незачем. Но ведь иметь с собой хотя бы примитивный кремень он должен. Вспомнил про кремень, а до этого даже и не подумал, как разводить огонь примитивными способами.

Обшаривая лодку, приблизился к бочкам на её корме. Что же там у них внутри, слишком тяжелые, так просто не поднять.

Рыба, целая бочка такой вкусной, такой свежей рыбы пропала зря. С тоской я проводил взглядом серебристый поток рыбьих тел, что прыгали по мокрому песку, стремясь окунуться в накатывающие на берег волны. Вот и стоило переворачивать бочку, если можно было сначала снять с неё крышку?

Съесть сырыми? Желудок издал одобрительный рев, а во рту началось обильное слюнотечение. Противно, но ведь так хочется, пара сухарей и полупустой бурдюк воды даже не утолили первый голод. Лучше развести костер, а то потом проблем с желудком не оберешься, если есть сырую пищу. Набрать веток не проблема — лес совсем рядом с пляжем.

Сложив ветки небольшой кучкой, неаккуратным конусом, распростер над ними руки. Чакра, пронизывающая каждую клеточку тела, откликнулась тупой болью. Пытаться сейчас сделать ею хоть что-то напоминало самоистязание причем без всякого результата. Попробуем пойти другим путем.

Глубокий вдох и медленный выдох, снова вдох и, немного напитав чакрой воздух легких, горячий и немного острый по ощущениям языка, выдох. Знакомые струйки дыма едва заметно протянулись из ноздрей, заставляя чихнуть. Спазм боли, начинаясь от центра живота и заканчивая самими легкими заставил скорчиться перед импровизированным костром.

Приблизившись к сложенным горкой веточкам аккуратно, сквозь боль дую на них, пропитывая вдох чакрой, стараясь использовать её как можно меньше, не напрягая себя. Сначала затлев с противным вонючим дымом, на них вспыхнул первый огонек. Подкладывая ветку за веткой, я стремился разжечь нормальный костер, опустив на время наблюдение за своим окружением.

Грохот на палубе рыбацкой лодки заставил дернуться и едва не упасть в костер. Это что же, я не заметил там второго человека? Или он только сейчас залез туда?

— Выходи на свет или тебе же хуже будет, когда я за тобой полезу!

Раздались новые звуки тихого шевеления и с носа лодки спрыгнул замотанный в грязные обмотки ребенок.

— Можно и мне? — раздался в вечерней тиши голос ребенка, пожирающего взглядом рыбу.

— Умеешь готовить? — пусть я и разжег костер, но вот придумать как правильно приготовить на нем рыбу, чтобы банально не сжечь её, не получалось.

— Я попробую, — попробовать стоит, благо у него опыта должно быть поболее моего.

Скептически осмотрев несколько рыбин, которых я уже успел насадить на найденные ветки, он перевел взгляд на меня. Потом он, всё также глядя на меня, поднял одну из рыбин за ветку, торчащую изо рта, которая мгновенно прогнулась под этим весом. Одно движение и с жалобным хрустом та разломилась.

— Мда, — тут даже слов не надо.

— Нож был у моего дяди, — споро повыдергивав ветки, начал выгребать из центра на край костра угли мальчик, — разделывать не будем. Сейчас разложим на углях, засыпаем золой, а сверху ещё углей, — привычными движениями раскладывал он рядком на угли рыбу.

— И сколько ждать?

— Тридцать-сорок минут, — потёр он живот. — Можно снять раньше, но тогда она не прожарится.

— Тогда ты по-своему, а я по-своему, — снова начал я нанизывать рыбу на ветки. Возьмём более упругие и крепкие чем раньше и поедим раньше.

Довольно скоро нанизанная на палочки рыба уже жарилась на костре. Да, это было не слишком притязательное блюда, но всё же лучше, чем сырое мясо. Хрусть, обломилась одна из веток, а рыба упала в самый центр костра, увлекая за собой ещё несколько рядом. Последняя ветка радостно загорелась, занявшись огнем от летящих от вспыхнувшего костра искр.

— Надо было следить, — вякнул мальчик, мгновенно съежившись под моим взглядом. Сам понимаю, что отвлекся, вот и потерял часть ужина.

— Положу лучше на угли.

— Почти готово, — начал он ворошить пепел.

— Выглядит не очень.

— Чешуя подгорает, но мясо внутри пропекается, — взяли мы по рыбине.

Даже за это я был благодарен этому ребенку. Я бы долго маялся, пытаясь придумать как поджарить мясо, не имея рядом мангала. И ведь даже посмотреть на него было страшно. Слишком худой, слишком слабый для ребенка его возраста. В таком возрасте дети не должны напоминать меня, человека, который уже более месяца не помнил, чем он питался всё это время. Кстати, если вспомнить внешний вид рыбака, то тот выглядел ненамного лучше.

— Кто был тот человек, кто напал на меня?

— Это был мой дядя. Он очень испугался, когда вы выпали из бочки. Обычно он не такой. Просто сегодня мы едва не погибли как вы видите, — указал он на выброшенную на берег рыбацкую лодку. Довольно большое судно. Жаль только, что я не разбираюсь в морском деле.

— Мы подошли слишком быстро к берегу, а тут ещё ветер поднялся, — понурил голову мальчик. — Я подвел его, — ещё больше расстроился он. Видимо, что он считает себя главным виновником в крушении.

Наевшись до отвала свежезапеченой рыбой, мы легли рядом с тлеющим костром спать.

Спустя несколько часов я проснулся от крутящего чувства в животе. Снова хочу есть.

Хочется есть, а проклятую рыбу надо ещё жарить. Снова лезть в эту вонючую бочку, убивать сопротивляющуюся рыбину, потом ещё жарить в углях. Бесит, а резь от голода нарастает, снося голову. А ведь совсем рядом есть такой вкусный, такой мягкий кусок настоящего мяса.

Уже нависая над спящим мальчиком, я успел остановился. Инстинктивно загоревшиеся алые огоньки на кончиках пальцев медленно потухли под моим взглядом. Несколько искр сорвалось с рук простреливая их болью, когда часть чакры вырвалась наружу. Назад, прочь от спящего ребенка, которого я только что едва не распотрошил.

Остановившись по пояс в воде, я посмотрел на своё лицо в её отражении. Даже при учете луны в небе, из-за туч света все равно было мало, но я прекрасно всё различал. Это новое незнакомое лицо, которое теперь моё навсегда и звериные светящиеся во тьме алые глаза. Хотел ли я по-настоящему съесть этого ребенка? Нет, не хотел. Просто я воспринял его не как человека, а как ходячую пищу. Не заметил разницы между ним и рыбой из-за сильного голода.

Так хочу ли я его съесть? Именно человека? Является это моим, лично моим реальным желанием? Ведь приняв тогда часть Лиса я чувствую, что изменился, причем, мягко говоря, в не совсем правильную сторону по сравнению с моим прежним мировоззрением. Могло проявиться всякое и лучше понять это сразу. На целую минуту я остановился над всё ещё спящим ребенком, что прямо у меня на глазах пододвинулся чуть ближе к теплу костра. Я голоден, очень голоден и то, как я смотрю на него... Нет, мне противно это. В тот миг лишь голод возобладал над разумом, а не некое скрытое желание. Даже чувство гадливости от собственных размышлений появилось, пока я смотрел на спящего. Я хочу есть людей? Нет! Так может быть я хочу поиздеваться над ним? На ум сразу пришел образ Орочимару, которому я неторопливо подпаливаю пятки. Нет, заниматься садизмом желания тоже нет. Вот и отлично, а теперь закроем эту тему до лучших времен. Самое время откупорить вторую бочку и наестся до тех пор, пока терзающее меня чувство голода не пропадет полностью.

Завтракать утром пришлось всё той же рыбой. Чувство голода, до этого так терзающее меня, уже несколько притупилось. Общее самочувствие также резко улучшилось и теперь я хотя бы не спотыкался на каждом шагу, пытаясь удержаться на ногах. Тремор рук... несколько щелчков пальцами, покрутить кистями и вытянуть их перед собой. Немного дрожат, но всё уже намного лучше, чем вчера. Отъестся и отоспаться ещё пару дней и всё пройдёт.

— Ого, — уставился на меня мальчик, не забывая при этом уплетать рыбину. — А ты, дядя, оказывается сильный!

— Что? — я всего размял руки, а он говорит о какой-то силе.

— Вчера темно было, а теперь я понимаю, почему мой дядя убежал, — как-то он на меня слишком пристально смотрит.

Окидываю себя взглядом ещё раз: торчащие ребра, впалый живот, руки и ноги... Ещё раз ощупываю себя, понимая, что за ночь прибавилось несколько сантиметров мускулатуры. Руки и ноги, вчера более подходящие больному анорексией, сегодня казались просто несколько исхудавшими. В принципе теперь понятно, куда ушла почти полная бочка рыбы, которую я ел как не в себя всю ночь. А ещё, вспоминая рыбака я могу отметить, что выглядел он едва ли лучше, чем узник концлагеря, так же, как и ребенок передо мной. Это же насколько плохо здесь живут люди?

— Ничего особенного.

— Хотел бы и я быть таким, — несколько завистливо вздохнул мальчик. — Хорошо быть белолицым.

Теперь, вспоминая Коноху, я понимаю, что большинство шиноби очень сильно отличались от привычного облика азиата и, в особенности от внешности вчерашнего рыбака и вот этого ребенка. Слишком европейские черты лица и разрез глаз вместе со светлой кожей в противоположность желтоватому оттенку кожи и узкому разрезу глаз рыбака.

— Вытяни руку.

Сейчас, когда я могу сравнить свою и его руки, моя кожа кажется неестественно бледной. А раньше я этому такого значения не придавал. Получается, что я не смогу укрыться и затеряться среди крестьян?

— А теперь сгоняй в деревню за своим дядей, — вчера усвоенным фокусом от простого щелчка пальцами разлетаются яркие искры. Больно и неприятно, как и любая, даже самая слабая попытка воспользоваться чакрой, но эффектно и позволяет не повторять слова замершему от удивления мальчишке. — Мне с ним поговорить надо, да и лодку свою пусть заберет.

— Ага, — задом отодвинулся он от меня. Не понял, что это с ним? Всего пара искр и теперь он в ужасе? Похоже, что замер он совсем не от удивления. — Не убивайте, шиноби-сама, я всё ему передам. Не убивайте, шиноби-сама, — рванул он меня, точь-в-точь, как его родственник вчера. Будем надеяться, что его родственник уже успокоился после вчерашнего и будет в более адекватном состоянии. Мирно поговорить о том, где я нахожусь, возможно помочь ему с приведением в порядок лодки. Думаю, что, если всё получится, у меня есть шанс задержаться здесь и определиться со своими планами на будущее. Щелчок, новые искры огня взлетели в воздух, с шипением падая в воду. Жаль, что я сейчас не могу ничего большего.

Чакра... Я видел, что те люди, которые её использовали специально складывали пальцы, создавая необходимые формы. В тоже время Цунаде не использовала почти никаких печатей, когда создавала в своих руках лечащие техники. А вот для меня... для меня чакра была воздухом, она являлась моей частью и сущностью. После переселения в это тело это ощущение стерлось. Новый щелчок и новые искры, тогда как руку от плеча до кончиков пальцев простреливает болью, а саму кисть словно на мгновение погрузили в кипяток. Сконцентрироваться не получалось из-за отвлекающих меня мыслей о будущем, но понять, что всё совсем не в порядке получилось. Когда осознаешь внутри себя сразу две системы чакры и настоящий бурлящий котел в животе дальше лезть не хочется. Вернусь к этому позже. Сосущее чувство внутри напомнило, что рыба ещё осталась и пропадать ей позволить нельзя. Не думаю, что пустым бочкам обрадуется тот рыбак, когда его приведет обратно племянник, но голод брал своё.

Ближе к вечеру, когда я уже сходил несколько раз на опушку леса, готовя ветки для костра на следующую ночь, со стороны мыса раздался шум. Голоса, факелы и множество людей, во главе которых в мою сторону шел старик что-то скандируя. Не понял... Всё больше и больше людей выходило из леса направляясь ко мне.

Приближающаяся ко мне хмурая толпа намекала, что я несколько ошибся в своих прошлых суждениях. Я думал поговорить с одним рыбаком, а не с целой армией. С таким видом люди обычно идут не говорить и импровизированное оружие в руках укрепляло подозрения. Выходя из-под укрытия окаймляющей пляж растительности, они растягивались полукругом, перекрывая пути отступления. Одетые большей частью в грязные халаты, а то и простые обмотки несколько сотен человек крепко сжимали в своих руках кто вилы, кто колья или даже знакомые гарпуны. Несколько... сотен... человек... Крестьяне, которые едва выживают, что было заметно по их телосложению. Ещё вчера, после долгой голодовки, я выглядел почти как они.

— Прогоним демона! — тот старик, что вел их сюда уже скрылся в толпе, но голос его четко слышался даже сейчас.

— Гнать его! — стоять на лодке, возвышаясь над этим людским морем, было действительно страшно. Вскинутые вверх кулаки и раззявленные в ярости рты с рыком многорукого человеческого монстра.

Если я прямо сейчас не смогу остановить этот кошмар, то они разорвут меня голыми руками.

— Как же вы все меня достали! — я знаю, что сейчас мои глаза светятся алым, что в лучах заката выглядит достаточно ужасающе. Понимаете только силу? Будет вам сила!