— Тебе не удастся забрать ни одну из моих послушниц, — проговорила Анастасия жёстко. — Это городская полиция, она охраняет наш монастырь. Я сама вызвала их, и они не уйдут, пока не схватят тебя. Виктор, тебе придётся сдаться, иначе они тебя убьют.
Я откинул подушку и взял мобильник. На экране светился номер вызывающего абонента и подпись "Брат". Что же, это было достаточно предсказуемо. Я снял карабин и сквозь оптический прицел увидел с той стороны решётки полковника Стрешова и его людей.
— Вот что, Анастасия, — проговорил я ровным голосом, — я действительно не убиваю невооруженных мирных жителей, но твой брат к этой категории не относится. Сегодня он на моих глазах убил ни в чём не повинного пожилого мужчину. Я прекрасно знаю, зачем я ему потребовался — он хочет обменять мою отрезанную голову на обещанную бандитами из Красноармейска бронетехнику. Поэтому мне нет совершенно никакого резона сдаваться в плен, так как меня сразу же убьют. А вот тебе, если хочешь спасти своего брата, нужно ответить на звонок.
— Что мне ему сказать? Что в монастыре всё нормально, и никто не приходил? — поинтересовалась настоятельница.
— Нет, — сразу распознал я ловушку. — Ты сейчас возьмёшь трубку и ответишь слово-в-слово следующее: "Сюда приходил Виктор. Тот самый, которого ты ищешь. Он забрал одну из девушек и ушёл вместе с ней. После этого среди новых послушниц, которые с ним приходили, начались беспорядки. Я справлюсь, но мне сейчас ну совершенно не нужно, чтобы твои бойцы заходили на территорию женского монастыря. Мне некогда, потом поговорим". Запомнила? Скажешь это своему брату слово-в-слово. И не забывай, его голова у меня в перекрестье прицела.
Настоятельница странно и даже с каким-то уважением посмотрела на меня, после чего взяла трубку. Я внимательно вслушивался в её слова, но повторила речь без искажений. Сразу после окончания разговора Стрешов махнул рукой, и его военные отошли от решётки, скрывшись куда-то в ночи. Я с облегчением убрал ружьё.
— Спасибо, — произнёс он. — Только один раз в жизни я стрелял по людям, убив одного мерзавца и насильника в Красноармейске. Кто же мог знать, что убитый окажется сынком их главаря!
— Мой брат не такой, — устало сказала настоятельница. — Не знаю, что ты там видел сегодня, но он очень честный и благородный человек. Настоящий боевой офицер, храбрый и решительный, прошедший многие горячие точки. Он всем сердцем болеет за своё дело и готов жизнь отдать за своих бойцов.
— Возможно. У каждого своя правда. Твой брат считает, что его бойцам для борьбы с "зубачёвскими" бандитами крайне нужен плавающий танк, который обещали за мою голову "красноармейские" бандиты. Поэтому он жаждет меня убить и отвезти мою голову в Красноармейск. Меня же, естественно, такой расклад не устраивает. Я не чувствую своей вины, так как я поступил именно так, как должен был поступить честный человек. Кто из нас прав? Могу привести другой пример. В московском метро сейчас заперто два миллиона человек, которые сходят с ума от жажды, голода, нестерпимой вони и темноты. Но армейские части, которые могли бы попытаться спасти этих запертых в метро людей, отказались помогать, так как заняты спасением других. И твой брат тоже не устремился в Москву, а почему-то остался здесь, нарушив прямой приказ вышестоящего командования и данную им присягу.
— Просто наступил предсказанный конец света. В Святом Писании прямо указано, что всех спасти не удастся. Мой брат поступил правильно, сумев спасти сотни людей от гибели, — парировала настоятельница.
— Хорошо, допустим. Но тогда следующий пример. В твоём монастыре шесть десятков послушниц вот-вот начнут умирать с голоду, так как припасов осталось менее чем на трое суток. Но ты почему-то не готова отпустить тех послушниц, которые хотели бы уйти со мной и спастись от голода. Ты привела правильные слова из Святого Писания — всех спасти всё равно не удастся. Но ты могла бы попытаться спасти хотя бы некоторых, а оставшимся хватило бы припасов на больший срок.
Настоятельница резко выпрямилась и замолчала. Подумала и ответила:
— Я не вижу оснований отпускать с тобой своих послушниц непонятно куда. Мой брат нас защитит. Он привезёт нам достаточно еды, как только я попрошу.
— Это так. Но солдаты твоего брата сейчас в явном меньшинстве, им едва хватает сил удерживать Хотьково от враждебных им военных из Сергиева Посада. А с юга ещё напирает агрессивное новое правительство Красноармейска. Совершенно нет никаких гарантий, что завтра-послезавтра "хотьковских" не сомнут превосходящие силы "зубачёвских", а твой святой монастырь не подвергнется разграблению и поруганию просто потому, что о вашем родстве "зубачёвские" хорошо осведомлены.
Настоятельница дёрнулась, словно от удара током, посмотрела на меня горящими глазами и решительно произнесла:
— Допустим, ты меня убедил. Но поклянись мне, что никто из девушек не уйдёт из этих стен против своей воли. Как только я услышу слова клятвы, сразу прикажу сёстрам открыть двери всех комнат. Если кто-то из девушек захочет идти с тобой, они смогут беспрепятственно покинуть нашу обитель. После вашего ухода я дам вам полтора часа, после чего звоню брату и честно рассказываю о том, что произошло.
Я дал клятву, после чего поспешил вниз. Переодетая Лиза уже ждала моего появления, сидя на лавке. Вместе с Галиной я вынес носилки с раненой во двор. Вскоре туда же спустилась Маша Гаврилова. Она поговорила с Лизой и помчалась предупреждать остальных. Через пару минут я покинул монастырь. Вместе со мной ушли многие, но подсчёт и перекличку вести не стали — каждая минута была на счету, так как вскоре ожидалась погоня.
Уходили на юг, это был самый быстрый способ покинуть город. Сперва шли вдоль железной дороги до станции Абрамцево, потом повернули на запад через посёлок Художников. Когда до спасительной лесополосы оставалось всего метров двести, бдительная Маша Гаврилова обнаружила погоню — по Абрамцевскому шоссе наперерез нам на большой скорости мчались армейский УАЗик и крытый грузовик. Не оставалось сомнений, что наш отряд обнаружен, и "хотьковские" пытаются догнать беглецов. Я выхватил ракетницу и выстрелил вверх.
— Быстрее в лес! Сейчас тут будет жарко! — крикнул я отстающим девушкам и сам подал пример.
Над плечом просвистела пуля. Я стал петлять и резко прыгать из стороны в сторону, не останавливаясь ни на секунду и мчась к спасительной темноте леса. Ещё пара пуль просвистело рядом. И тут за спиной раздались другие выстрелы: "пссссшшш", "пссссшшш", "пссссшшш"...
"Хотьковским" сразу же стало не до погони. Когда мы с девушками отбежали уже метров на триста-четыреста вглубь леса, откуда-то из-за спины раздался усиленный мегафоном рычащий от злобы голос:
— Говорит полковник Стрешов. Парень, ты труп! За смерть своих людей я достану тебя из-под земли, гнида!
Но я лишь рассмеялся. Я уже видел впереди дорогу к посёлку Жилкино, после которой простирался сплошной лес на многие-многие километры. Мы сумели вырваться из Хотьково!
Бегство от смерти. Новые лица
Проснувшись, я первым делом посмотрел на часы и резко сел на кровати. Уже половина второго дня! Вот это я храпанул! Хотя было от чего вчера устать, всю ночь наш отряд прошагал по лесу. Я по праву гордился проделанной работой — по компасу и карте ночью через болотистый лес я сумел правильно вывести отряд к посёлку Тешилово в двенадцати километрах западнее Хотьково. Мы вышли к посёлку в пятом часу утра и, бегло исследовав ближайшие дома и не обнаружив никаких жителей, остановились на отдых и сон.
Я скинул одеяло и осмотрелся по сторонам. Ромка, которому постелили в этой же комнате на соседней койке, уже куда-то убежал. С улицы раздавались весёлые голоса девушек и слышался щекочущий ноздри запах еды. Соблазнительно пахло грибным супом. Я оделся и вышел во двор.
Во дворе три незнакомые девушки чистили грибы, которых перед ними стояло аж четыре полные корзины. Преимущественно в корзинах находились самые заурядные сыроежки, хотя я заметил и подберёзовики, и маслята. Девчонки почти хором поздоровались со мной, не прекращая своей работы.
— А где все? — спросил я, осматривая пустой двор.
— Они за грибами пошли, — с готовностью пояснила конопатая и смешная в откровенно великоватой для неё одежде девчонка. — Тут в соседнем лесу грибов видимо-невидимо. В посёлке только Лиза Святова осталась, она на кухне следит за кастрюлями. А ещё вон на крыше мальчик сидит с биноклем.
Я обернулся и посмотрел в указанном направлении. На высокой крыше сидел Ромка с биноклем, бдительно осматривая горизонт. Хоть про безопасность мои подопечные не забыли, я немного успокоился. Одна из девушек высыпала полную миску начищенных и промытых грибов в большую кастрюлю с водой и понесла в соседний дом. Я двинулся за ней.
На кухне возле плиты с кипящими кастрюлями сидела на табуретке Лиза. На ней были одеты короткие джинсовые шорты и светлая майка с "диснеевской" Русалочкой. Нога в гипсе казалась чудовищно огромной по сравнению с самой девчонкой. Лиза молча указала рукой на свободный стул в углу.
— Как ты? — участливо поинтересовался я, присаживаясь рядом.
— Бывало и лучше, — ответила моя знакомая.
Выглядела она неважно — тёмные круги под глазами, потрескавшиеся обсохшие губы и вообще в целом вид у девушки был болезненный. Лиза привстала на костылях и уменьшила огонь под одной из кастрюль, затем повернулась ко мне и поинтересовалась:
— И какие наши планы на будущее?
Именно о дальнейших планах я думал всю ночь по дороге к посёлку, а потому ответил сразу, не раздумывая:
— В Тешилово мы задерживаться не будем — слишком близко от Хотьково. На месте полковника Стрешова я бы сегодня-завтра проверил все ближайшие деревни к востоку от города, к которым мы могли выйти. Он прекрасно понимает, что без снаряжения и еды мы передвигаемся медленно и далеко уйти не сможем. Поэтому, как только отдохнём, сразу двинемся дальше на запад.
Лиза снова села на табурет и проговорила, не глядя на меня:
— Мы тут утром повстречали местных жителей. В этой деревне осталась одна семья — мужик с женой и ребёнком чуть помладше Ромки. Они из леса вышли с полными корзинами грибов, а мы во дворе стояли. Ну, и познакомились. То, что в кастрюлях варится, это они нам подарили. Сейчас они пошли ещё раз за грибами в лес, а наши девчонки пошли вместе с ними. Вроде нормальные люди попались, но я попросила Галину Громову за ними присматривать на всякий случай. У неё с собой пистолет, да и опыт стрельбы по людям уже имеется.
— Галя говорила, что это случайно вышло! — вступился я за подругу.
— Неважно. Как раз та подстреленная Галиной толстуха меня пытала розгами. Сама настоятельница только присутствовала при допросе и остановила пытку, когда поняла, что ничего от меня не добьётся. Они хотели узнать, где ты скрываешься. Но я им ничего не сказала.
Я смотрел на эту маленькую и хрупкую, но такую мужественную девчонку, и понимал, что жив до сих пор только из-за Лизиного упрямства и её силы воли. Выдай она на допросе информацию о месте встречи, и головорезы полковника Стрешова ещё вчера схватили бы меня и всех моих спутников.
— Спасибо тебе, ненормальная, — попытался подбодрить я её.
Лиза нисколько не обиделась и улыбнулась. А потом сказала:
— Скажу по секрету, только ни в коем случае не передавай это моим подругам, я ведь уже решила оставаться в монастыре. Там имелось всё для безопасной жизни, а вопрос с продуктами настоятельница бы решила как-нибудь. Но всё сложилось иначе. Меня предала Мила Стешкова. Я начала разговор с ней и почти сразу поняла, что зря это сделала. Она была напугана моими планами и стала меня отговаривать. Поэтому я не стала выкладывать ей всю информацию и попросила сохранить разговор в тайне. Но она тут же поскакала к настоятельнице и всё выболтала... А вот и наши грибники возвращаются!
Я глянул в окно. Из леса показалась целая вереница девушек. Десять... двадцать... двадцать пять... Да сколько же их?! Среди пёстрой группы в разноцветных платьях и монашеской или школьной форме выделялась только серьёзная Галя Громова в зелёном пятнистом камуфляже. Она болтала с незнакомой женщиной, ведущей за руку ребёнка. Рядом шёл невысокий мужчина лет тридцати пяти с двумя большими корзинами грибов в руках. Я вышел им навстречу.
— А вот и Виктор, про которого мы вам рассказывали, — представила меня Галя своим собеседникам.
— Константин Иванович Крутов, можно просто Костя, — протянул руку мужчина. — Это моя жена Любовь Сергеевна и сын Егор. Я хотел бы с тобой поговорить наедине. Пойдём ко мне в дом.
Я пожал протянутую руку и пошёл за Константином в сторону большого двухэтажного дома. Рядом с калиткой во дворе разглядел две свежие могилы. Константин остановился возле усыпанных срезанными цветами холмиков и сам объяснил:
— Старшая дочь Лариса и младший сын Вася... мой Василёк... Они в то самое первое проклятое утро погибли. Вот тут во дворе играли между собой, вместе и погибли. А Егорка тогда с качелей упал, и ему в доме жена зелёнкой ссадины мазала. Только потому они и выжили. Я же был на работе в Сергиевом Посаде, лишь к ночи сумел пешком к семье добраться...
Константин тяжело вздохнул и пригласил меня в дом. Подошёл к шкафчику и поинтересовался, держа початую бутылку водки: "Будешь?". Я утвердительно кивнул и сел за стол. Перед нами появились две стопки, малосольные огурчики и порезанные свежие помидоры.
— Ну, за встречу! — предложил тост хозяин дома и, выпив залпом, поинтересовался:
— Вы же не насовсем к нам в деревню пришли, правильно?
— Да, мы ненадолго. Стеснять вас не будем и вскоре уйдём дальше, — осторожно ответил я.
— Именно поэтому, Виктор, мне пришла в голову мысль. Нам с женой всё равно здесь оставаться не стоит одним на десять вёрст вокруг. Случись что, и помощи не дождёшься. Поэтому мы пойдём с вами. Что скажешь, хорошая идея?
Я ответил, что с моей стороны возражений нет никаких. Про себя же подумал, что если Константин хочет присоединиться, так это просто замечательно! А то я один с этим бабским коллективом чувствовал себя не в своей тарелке. Мы выпили ещё один тост за погибших, не чокаясь, и я направился обратно к Лизе.
Лиза Святова хозяйничала на кухне не одна. Любовь, жена Константина, шумовкой снимала пену с кипящих кастрюль. Я недоверчиво посмотрел на едва знакомую женщину — мол, можно ли при ней говорить? Но Лиза меня успокоила:
— Не волнуйся, тут все в курсе, о чём вы с Константином Ивановичем совещались. Что в итоге решили?
— Я согласен, — ответил я.
— Вы можете идти с нами. Но если Константин Иванович начнёт приставать к моим девочкам, я его убью, — пообещала Лиза женщине у плиты совершенно ровным не выражающим никаких эмоций голосом, словно сообщала прогноз погоды.
— Я сама мужа в этом случае убью, — с хищным оскалом улыбнулась Любовь.
* * *
Сигнал тревоги от Ромки прозвучал после обеда, когда два десятка девушек были заняты нарезанием грибов и нанизыванием их на нитки, а остальные отправились в лес за следующей партией.
