Спасатель. Книга вторая. Великий княжич

К Сбысе я больше старался не подходить, впрочем, как и она ко мне. Дел у меня и так хватало. Я просматривал данные переписи каждого села, решая, стоит ли увеличить налоги, или же, наоборот, оказать крестьянам помощь; чертил карты; прикидывал с воеводами лучшие места для закладки крепостей и возведения мостов. Почтовые станции мы создавали сразу, благо трофейных лошадей имели достаточно. Главный вопрос, обычно возникающий при организации почтовой службы — делать ямы постоянными, или же кочующими, как монгольские уртоны, тоже решался легко. От Козельска до самого Нижнего пустынь сроду не имелось, места были плодородными, и потому почтовым служащим не составит труда наготовить сена для казенных лошадей.

Оптимальное расстояние между станциями должно составлять двадцать пять или тридцать километров. Это позволит путешественникам без труда преодолевать за день полсотни верст, а летом, в хорошую погоду и по ровной местности даже все сто. Гонцы же со срочными пакетами, помеченными тремя крестами, в идеальных условиях смогут проехать галопом даже двести километров за сутки.

В отличие от светового телеграфа, организация почтовой службы с подменными лошадьми никаких трудностей не вызывала. Конечно, почтовикам были непривычны маленькие степные лошади, которыми в основном и комплектовались конные штаты службы. Но монгольские адуу были на диво выносливы, не нуждались в конюшне, умели добывать себе траву даже из-под снега, а если их хорошо кормить, то после нажировки могли без труда проскакать без корма несколько дней подряд. Правда, лет через десять почтовых лошадей, отработавших свое, все равно придется заменять. И тогда уже, наверно, это будут обычные европейские комони, для которых нужно строить конюшни и запасать гораздо больше сена. Но к чему заглядывать так далеко в будущее?

Ага, вот и первое заграничное послание, пришедшее по нашей почте. Муромский купец Ольферий, обосновавшийся в неметчине и даже заимевший в Риге постоянный двор, спешил высказать почтение своему новому князю и его тысяцкому Гавриилу Олексичу Рославльскому, то есть мне.

Ольферий, заделавшийся настоящим бюргером, тем не менее, связей со своей родиной и с родными прерывать не собирался, и выражал готовность содействовать развитию торговых связей княжества с Ливонией и прочими германскими землями. Гонец же, доверенный приказчик купца, на словах добавил, что его хозяин согласен оповещать князя о всех немецких секретах и переправлять запрещенные товары. Это хорошо, о военных приготовлениях ливонцев нам желательно узнавать вовремя, да и обходить торговые препоны Ордена станет легче, когда у нас там будет свой человек. Тем более, что Ярик планирует занять Смоленск, и тогда проблема транзитной торговли через Ригу станет особенно острой.

При этом нельзя сказать, что Ольферий сильно рискует. Немецких купцов и самих раздражала торговая блокада русских княжеств, часто вводимая Орденом по идеологическим соображениям, и они охотно возили на Русь железо и даже оружие, несмотря на эмбарго.

Письмо купца еще раз напомнило мне, что нам следует развивать коммерцию, чтобы вывести Переяславль на уровень мирового торгового центра, такого же, как Смоленск и Новгород. Для этого следует не только создавать княжеские торговые конторы, но и поощрять предприимчивых сограждан, ссужая им капитал за небольшую лихву. Вот только с торговым людом всегда нужно держать ухо востро, регламентируя его деятельность и не давая вольностей как в Новгороде.

У нас в будущем новгородцев обычно принято идеализировать. Новгород-де и крупный торгово-ремесленный центр, и светоч демократии, и эталон народоправства. В общем, образец для подражания. С одной стороны, так оно и есть. Развитие торговли и промышленности для любой страны, безусловно, крайне необходимо. Но нельзя не учитывать, какой ценой это давалось. При феодализме, даже самом развитом, дворяне хотя и могли считать своих крестьян быдлом и говорящим скотом, но все же осознавали, что их благосостояние зависит от черни. Поэтому хорошие хозяева заботились о своем "двуногом скоте" также, как и о четвероногом, стараясь, чтобы он не голодал и увеличивал свою численность. А вот во времена зарождения капитализма рабочие рассматривались исключительно как расходный материал, из которого выжимали все соки, а потом выбрасывали за ненадобностью. Да и вообще, финансовые магнаты, в которых превращались купцы, без стеснения брались за любые дела, сулившие прибыль, какими бы аморальными с точки зрения общества они не были: Ссуды под огромные проценты, контрабанда, пиратство, работорговля, а по возможности, и завоевание новых территорий.

Да, конечно, отвага и предприимчивость торгового люда достойна восхищения. Но когда они делают получение прибыли целью своей жизни, то результат получается ужасающим. Еще лет двести назад Томас Даннинг сказал о предпринимателе: "При 100 процентах прибыли он попирает все человеческие законы, а при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы." Нашим уважаемым новгородцам с их жаждой наживы тоже было все равно, на кого совершать набеги — на шведов, татар, или же на русские княжества. Главное, чтобы добыча была достойной, а самой дорогой добычей обычно являлись пленные. Когда новгородским ушкуйникам удавалось взять в полон своих соплеменников, то они без стеснения продавали их в рабство в Орду. Да и особого патриотизма за торговыми Новгородом и Псковом обычно не наблюдалось. Там всегда существовали немецкая, а позже и литовская партия, которые ради торговых интересов были готовы переметнуться на сторону противника.

Что же касается народоправства, то всеми делами в Новгороде заправляли несколько десятков вятших боярских и купеческих семейств. Именно они, де-факто, и обладали правом слова, то есть, законодательной инициативы, а черному люду лишь предоставлялась возможность проголосовать за или против предложения. Разумеется, новгородская верхушка, как и любой другой олигархат, не была единой. Интересы олигархов зачастую сталкивались, и они образовывали партии, при этом бессовестно манипулируя электоратом. Та партия, что привлекала к себе больше сторонников, и выигрывала. Иногда путем голосования на вече, а иногда в ходе вооруженных столкновений. Сейчас уже нельзя сказать, трансформировалась бы со временем новгородская республика в монархию. Но, к примеру, в итальянских республиках к власти часто приходили авантюристы или олигархи, основывающие герцогские династии.

Так что брать пример с Новгорода мы не будем, и пока оставим у власти в Городце княжескую династию.

Хоть мы и не спешили, но через неделю пути все же добрались до Волги в том месте, где она, сливаясь с Окой, становилась настоящей полноводной великой рекой.

К Нижнему Новгороду я подъезжал с некоторым душевным трепетом, мысля о нем как о будущем центре восточной Руси. Да и не только Руси. Отсюда наше княжества будет расширяться и на юг, в сторону мордовских племен, и на северо-восток, в земли марийцев. Ну и, конечно, на восток, до самой границы с Волжской Булгарией, а то и дальше. Булгарам "посчастливилось" первыми испытать на себе последствия разрушительного симбиоза с татарами, и они от этой малополезной встречи еще не оправились.

Но это все в будущем, а пока, увы, городишко представлял собой лишь пустой каркас грядущего величия. Из оборонительных сооружений наличествовали только валы, причем, не особо крутые, и невысокие стены. Ну ладно, хоть не тын. А нет, ошибся. С одной стороны укреплений действительно торчал зубастый частокол. Тут стены еще возвести не успели. М-да, много нам тут еще предстоит сделать. Однако, задел на будущее уже имеется. Периметр вала навскидку, не меньше версты, и он огораживает вполне приличный участок, на котором могут найти убежище все окрестные жители вместе со своими стадами.

Еще за версту от города нас встретил местный воевода Твердислав. На вид настоящий богатырь — хоть и среднего росточка, но зато с широченными плечами и такой же массивной головой, на которую не всякий шлем налезет. Его я мысленно окрестил Твердолобом.

По договору с Ярославом нижегородский наместник обязан был крепость не разорять и передать ее в целости, вместе со всеми домишками и строениями. Мы же со своей стороны обязались не принуждать посадский и сельский люд оставаться под рукой Ярика и не чинить препятствий, ежели те пожелают отъехать. Желающих, впрочем, не особо-то и наблюдалось. Люди только обстроились, целину распахали, мастерские открыли, с чего вдруг уезжать. Земли тут, конечно, не черные, как на юге, но урожай всяко лучше, чем во владимирских лесах, а уж торговых гостей мимо проплывает не меньше чем в Новгороде. А что степь рядом, так вот он — повелитель степей, славный наш князь Ярослав Великий, что с измальства одолел неисчислимые полчища агарян. Что же будет, когда княжич в полную силу войдет?

Прозондировав настроения селян и мастеровых, и уверившись, что все желают идти в подданство нашего князя, я с оптимизмом принялся за уговоры гридней, умасливая их оставить старую службу и перейти к нам. Но, сколько бы серебряных гор я им не сулил, почти никто из витязей поменять хозяина не согласился. Надо признать, резоны для подобного решения имелись, и вполне веские. В Великом княжестве Владимирском почти вся прежняя знать сложила головы в недавних боях, и боярские имения должны вскорости поменять хозяев. Да и простым кметям князь обещался выделить вотчины, хотя и маленькие. Именно со времен монгольского нашествия, после огромных потерь среди русских воинов, дружинники поднялись в цене, и князья, чтобы удержать их, начали раздавать имения даже рядовым гридням. Конечно, в нашем не менее великом княжестве ситуация сложилась аналогичная, и прежнее боярство большей частью истреблено. Но владимирцы больше доверят своему природному князю. Да и слушок уже пошел, что Ярик хотя гривен для своих оружников не жалеет, но на имения весьма прижимист, и раздавать села военному люду не спешит.

Ну и ладно, утешил я себя. Не хотят идти на службу к Ярику, зато сэкономим. И нечего тут кручиниться. День и без того выдался суетным. Если дружина спокойно осталась ночевать в поле, дожидаясь, пока не освободятся казармы, то прибывших крестьян следовало разместить где-то на постой, накормить да в бане отмыть. Все проблемы были, в общем, легко решаемы, но с последним пунктом вышел небольшой казус. Местные дружинники — все больше неженатые парни, увидев, что среди пришлого народа много юных девок, вдруг пожелали попариться в мыльне непременно сегодня же.

Желание, в общем-то, вполне естественное, и по меркам этого времени, абсолютно невинное. Все равно, как в нашем двадцать первом веке сходить на общественный пляж поглазеть на девушек в бикини. Но епископ Ефросин, прибывший в Нижний, чтоб наставить новую паству на путь истинный, намерениям владимирцев воспротивился, грудью став на защиту морали:

— Князь Ярослав назнаменовал, чтобы в его княжестве отроковицы в банях вместе с парнями не парились! — Голос архиерея, поднаторевшего в проповедях, заглушал гомон гриднй, заставляя всех замолкнуть. — Сие дозволенно лишь законно венчанным супругам!

Этот указ, изданный, естественно, с моей подачи, православным иерархам пришелся по душе. Мало того, что он помогал искоренить старые языческие обычаи, так еще и намекал, что даже в самых отдаленных весях люди должны не просто играть свадьбы, а сочетаться законным браком в церкви, тем самым увеличивая доход клира.

Владимирские дружинники, ошеломленный столь великой несправедливостью, побежали жаловаться своему Твердолобу, но воевода признал резонность требований епископа, и посоветовал подчиненным быстрее собираться в путь.

Прежний гарнизон покинул крепость уже на следующий день. Часть кметей поехали конными, остальные отчалили в лодьях, увозя с собой припасы. То, что не увезли, они распродали поселянам, оставив в гриднице только голые стены. Ну да ладно, наше княжество — страна богатая.

Фрол Капеца, в чьем ведении пока оставался Нижний Новгород, быстро навел в нем порядок. В терем принесли шкуры для создания удобства и уюта, и закупили продукты на первое время. Во дворе, на плацу, врыли столбы для упражнения мечами, по образцу древних римлян, и расставили мишени для стрельбы. Оперативно были назначены тиуны и мытари, исполнявшие роль фискальных и таможенных органов. Не забыли и о создании почтовой ямы и постов светотелеграфа.

Для охраны крепости князь выделил полсотни, скажем так, не самого отборного войска. В основном сюда на край мира откомандировали отроков, которым еще учиться и учиться воинским премудростям. Но булгары пока приходили в себя после монгольского нашествия, так что время на учебу еще имелось. Также Ярик оставил полсотни куманов для патрулирования обширных, но малозаселенных пространств.

Командовать градом Капеца поставил своего рязанского боярина — Никиту Немерю. Сей муж годами был не слишком зрел, он еще не разменял даже четверть века. Но так как гарнизон был намного моложе своего предводителя, то на его фоне боярин смотрелся зрелым мужем. Да и в данном случае молодость воеводы являлась большим преимуществом. Никита смотрел на мир с оптимизмом, свойственным юности, и смело брался за непосильные задачи, полагая, что ему все по плечу. А задач у него хватало. Крепость требовала достройки, еще нужно было сажать на землю поселенцев, которых мы собирались отправлять сюда каждые полгода, заниматься дорогами, собирать таможенные пошлины, а также тренировать войско и ополчение.

Естественно, одной сотни не хватило бы для защиты большой крепости, и потому в наших планах обороны восточной госграницы немалая роль отводилась гражданам, которым я распорядился раздать оружие по примеру Швейцарии двадцатого века.

Едва получив полномочия, Никита тут же собрал весь окрестный люд и толкнул речь, заявив, что кривды не потерпит, и спускать провинности никому не станет — ни землепашцам, ни тиунам, ни боярам. Если кого обидят, пусть идут к нему, и он рассудит по правде. Затем градоначальник зачитал перечень налогов, обязанностей и повинностей, который мы с Яриком предварительно составили.

Оброк, денежный и натуральный, всех приятно удивили своей легкостью. Ну еще бы, нам же как-то надо сюда людей заманивать. Строительная повинность жителям понравилась куда меньше, но ничего особенного собой не представляла. А вот обязанность регулярно проводить учения с холодным оружием, словно княжеская дружина, нижегородцев мягко говоря удивила. А еще я придумал заставить всех упражняться по выходным в стрельбе из лука, преподнеся тренировку как веселый праздник, с призами за счет казны и благословением священника.

Наконец, Немеря ошеломил всех, раздав в постоянное пользование несколько сот копий, щитов и шлемов, а некоторым горожанам вручив еще и брони. Крестьянам, правда, доспехи не достались. Отдавать веснякам столь ценную вещь, как кольчуги, воевода просто побоялся. А ну, как ушлый селянин у кольчужки несколько рядов колец отчекрыжит, чтобы отдать их кузнецу на переделку, скажем, в ножик. Или сменяет у проезжих торговцев на другую броню, поплоше, но с доплатой. И докажи потом, что украл. Нет уж, вот начнется война, тогда княжескую оружейную и откроют для всех.