— Не всё так страшно, как со стороны казалось, — скрыв лицо и поглядывая в зеркало, пока наводил марафет. — Похоже, проверяли на вшивость — увидели, что я с тобой, вот и решили Мельпомену потешить.

— Думаешь, спектакль разыграли?

— Ага, концерт по заявкам.

— А на хрена?

— Дело у них к тебе есть, вот и щупали, кто у тебя вокруг — на кого опереться сможешь. Если что. Будешь с ними говорить?

— Раз просят — надо уважить.

— Сейчас, с мордой закончу, и пойдём. Глухова с Боровым возьми. Фефера не берём — хлипковат пока.

— Не стоит такой толпой переться — слабость покажем. Ты себя уже проявил, Федька с Борькой тоже, вроде, не подкачали. А Степана с Григорием им стоит засветить, тут ты прав, тем более они срисовать должны, что те тоже со своими людьми.

— Цены, кстати, тут аховые, с довоенными не сравнить. Это что, из-за этих перекупщиков?

— Да нет, ты же сам Боровому объяснял, что немцы рубль обесценят, но использовать как местные деньги не откажутся.

— А ты откуда знаешь?

— Обсуждали мы этот вопрос с ним. Немцы выставили цены на нужные им продукты, ну те, что они скупают помимо налога, в своих марках, а выплачивают рублями один к десяти. Вот такое соотношение на рынке сразу и сложилось, а цены раза в три скакнули. Это в среднем, а так — где в два, а где и в четыре или больше. На мясо раз в пять. Крестьяне, пока корм есть, скотину не режут, ждут, когда ещё цена вырастет.

— Дождутся конфискации.

— Похоже, к тому идёт — немцы затребовали документы по скоту в личных хозяйствах. Так просто делать этого не будут.

— Подал?

— А куда я денусь. Только скота у нас мало-мало, от того видишь и цены такие.

— Не заметят, что у тебя мало, а у других много?

— Так и у других мало, чай не дураки кругом сидят, помнят как колхозы вводили.

— Да, ещё — представляешь, тут ко мне сутенёр подвалил!

— Ага, частное предпринимательство в интимной сфере тоже процветает. Помимо двух бардаков.

— Тут ещё и два публичных дома?

— Ну, так — один для немцев, другой для всех остальных.

— Дядька Кузьма, — влез в разговор Федька с горящими глазами. — А дорого берут? И почему у немцев свой, там девки лучше?

— Ну-ка прекратил мне, тебе чего деревенских мало?

— То наши, а то городские...

— У всех у них всё одинаковое, а здесь, из нового, только хворь какую на конец себе намотаешь. Хорошо если просто гусарский насморк, да и тот по нынешнему времени лечить — без порток останешься, а если уж сифак зацепишь... Хочешь без носа ходить, да гнить заживо?

— Типун тебе на язык дядька Кузьма. Так почему у немцев-то девки свои.

— Да хрен их знает, но там именно немки.

— Не брешешь? — глаза у Фёдора опять разгорелись, видимо желание заполучить немку, превышало опасение загнуться от сифилиса.

— Федюня, успокойся. С местными шалавами риск, и правда, велик какую гадость прихватить, а немки тебе не светят.

— Почему это?

— Потому, что за связь с унтерменшем гражданину Рейха, положен концентрационный лагерь. Это касается обоих полов.

— Да ну, а тот которого ты... Ну, когда он Любку...

— Цыц, — Говоров показал парню кулак. — Я кому сказал забыть? Всю деревню под виселицу подведёшь.

— Концлагерь, это если узнают, да ход делу дадут. Причём посадят не за насилие, вот как раз на насилие им плевать.

— Чудны дела твои, — Федька почесал голову под шапкой. — Это они сифака боятся что ли?

— Да нет, дурья твоя башка, они боятся свою арийскую кровь смешать с неполноценными расами.

— А мы значит неполноценные?

— А ты ещё не понял?

— Да сами они уроды!

Ну, вот и поговорили. Будем считать это за проведённую политинформацию. Говоров только хмыкал, слушая наш разговор.

— Лады, пойду побазарю с местным смотрящим.

— Кузьма, если что у нас есть выход на немцев, которые могут предложить дефицит, какой пока не знаем. Скажем в ответ на наши поставки древесины, ну и ещё кое-чего. Фигня всякая этих немцев не интересует, а нужны им рейхсмарки, золото, камушки, может быть платина, на худой конец и серебро сойдёт. Рубли, впрочем, как и франки с прочими гульденами, короче деньги тех стран что под немцем, не интересны, если это конечно не золотые или серебряные монеты. Подойдут американские доллары и английские фунты. Да, франки тоже, но если швейцарские.

— Понял, а не слишком ли жирно кое-кому будет?

— Стричь под ноль нельзя, поэтому кое-кто должен иметь свой профит, тогда и воровать будет с охоткой.

— Лады, что смогу.

Через пару минут после его ухода, подрулил Герман.

— Здорово.

— И тебе не хворать. Как дела, как торговля, что в личной жизни?

— Торговля так себе, — Герка оглянулся, проверив не слышит ли кто лишний. — Дела нормально — что в прошлый раз приобрели, но вывезти не смогли, загрузили. И в личной жизни всё хорошо — подруга моя знакомого старого встретила. Поговорить бы вам.

— С подругой?

— Со знакомым.

Ишь, конспиратор какой стал.

— Пойдём-ка, Гера, ноги разомнём, а то сидеть без движения зябко.

Отошли в сторону от толпы. Пару раз присел, взмахнул широко руками — если со стороны кто посмотрит, решит, что кровь застоявшуюся человек разгоняет. Сегодня с утра подморозило уже вполне прилично, ниже десяти по Цельсию точно, а то и все пятнадцать.

— Ну, что за знакомый?

— Бывший капитан-пограничник, сейчас служит в комендатуре.

— И что?

— Вроде бы, взрыв в ресторане его рук дело.

— Откуда сведения?

— С его слов.

— И всё? Знаешь сколько я могу тебе рассказать? Тебе тогда нужна будет кепка с тремя козырьками.

— Зачем.

— Один, глаза от солнца защищать, а два других, чтобы лапша на ушах не скапливалась.

— Вот, надо с ним встретиться, поговорить.

— Ох, не нравится мне это. Немцы командиров Красной армии не жалуют, а пограничников тем более, они же вроде как под комиссариатом. С чего бы они такого человека на службу взяли?

— Так может, они и не знают кто он.

— Думаешь совсем тупые?

— Но ведь это шанс.

— Подожди, подумаю.

Проще всего, конечно, проверить самому — пускать на такое другого, как-то не по человечески. Но эту сентиментальность и игру в благородство надо давить. Я командир, а значит, всё одно буду посылать людей на опасные дела, или вообще на смерть. Потому, тут надо с умом. Если это провокация гестапо, то Аня попадает под удар, даже в случае самого факта встречи. Но это если этот пограничник пробует наладить связь только через неё. Даже если это пока и так, то стоит обождать, возможно он попробует через других. Тогда если с ним встретиться не на его условиях, а, например, зайти к нему домой и не упоминать, от кого, то есть шанс Аню не засветить. Будет ли он тогда говорить откровенно? Если немецкий агент, то пойдёт на контакт, а если подпольщик, то, скорее всего, пошлёт. Вот если пошлёт, а связной уйдёт без проблем, тогда можно попробовать навести контакты.

— Как они говорили, о чём, что Анна ему пообещала?

— Встретились на улице, зашли к Ане...

— Прямо сразу с улицы? Почему?

— Он ей дядька двоюродный, по матери.

— Дальше.

— Чаю попили. Он и сказал, что состоит в подпольной группе сопротивления.

— Именно так и сказал? Такими словами?

— Не знаю, так она мне сказала.

Надо бы с Анной самому поговорить. Эх, сейчас нельзя — если провокация, то за домом следить могут. Не то чтобы я так уж опасался, но если начнут шляться кто ни попадя, вельми подозрительно будет.

— Продолжай.

— Предложил присоединиться.

— Слова красивые говорил?

— Какие?

— Ну, типа: все как один, на борьбу с врагом, не пожалеем жизни и прочее.

— Не знаю, я не спрашивал.

Плохо, что не спрашивал, хотя что мне это дало бы — и подпольщик мог пытаться увлечь молодую девушку броскими лозунгами, всё же народ тут мало циничный.

— Она дала согласие?

— Да.

Плохо.

— О медикаментах ему рассказала?

— Нет.

Это хорошо. Но почему?

— Она ему не доверяет?

— Доверяет, но сказала, что это не её тайна, а значит, она не может самостоятельно ей распоряжаться.

Умница. Даже при плохом варианте, возможно, не всё ещё потеряно. То, что этот погранец родственник девушки, тоже хорошо, ведь какой надо быть сволочью, чтобы родную кровь под петлю подвести. Может всё ещё устаканится. Да и сделать мы уже практически ничего не можем — вряд ли Аня согласится взять слово обратно, а значит она по любому под ударом. С ней вместе и Герка попадает, что плохо, но отсюда можно кое-что хорошее получить.

— Герман, тебе задание. С Аней прямо сейчас сможешь поговорить?

— Да.

— Отличненько. Поступаем следующим образом — она агитирует тебя вступить в подполье, и ты нехотя соглашаешься. Так она должна своему дядюшке рассказать. Доверять тебе можно, но ты не хочешь участвовать в активных действиях, потому как боишься. Не хмурься, так надо. Поговоришь с дядей, прощупаешь его. Я надеюсь, ты не поведёшься на горячие речи? Нет, если они будут, то сделать вид надо, но вестись — ни в коем случае.

Эх, мало, мало цинизма в молодом поколении, выросшем при советской власти.

— Понял что от тебя надо?

— Да, я должен проверить, не является ли это происками немцев, а если является — то с меня взятки гладки. Состоял, но не участвовал.

Молодец, сообразил.

— Не радуйся особо, захотят повесить — повесят. Хотя, двум смертям не бывать, а одной не миновать. А теперь давай, беги.

— А Аня согласится?

— А вот это уже твоя работа, сделать так чтобы согласилась. Скажи, что выполняешь задание командования, да и её из отряда никто не отпускал, потому она тоже выполняет задание.

— А разве мы в отряде?

— Ну, ты спросил — если не спишь в лесу и с винтовкой не бегаешь, это не значит, что ты свободен, как голубь сизокрылый. Её это тоже касается.

Ой, какой довольный, чуть рот в улыбке не порвал. Блин, детский сад — штаны на лямках. Как они могут вести себя как дети, а умирать как солдаты? Ведь эти пацаны и девчонки должны были строить коммунизм, создавать прекрасные семьи, растить счастливых детей... За одно только то, что их планы разрушены, а мечты отодвинуты на неопределённое будущее стоит закопать весь Рейх с его проклятыми жителями, а чем уплатить за отнятые жизни, даже представить себе не могу.

Говоров ещё не вернулся, видно разговор оказался не из простых. За него и мужиков я не опасался, таких на мякине не проведёшь и так просто не возьмёшь. Время коротал беседой с Фёдором, который постоянно пытался перевести разговор на немецких продажных девок. Когда мне это надоело, поинтересовался не девственник ли он, после чего отдыхал в тишине. Борис только посмеивался, косясь на обиженного товарища.

А вот и наш переговорщик, по виду не скажешь, доволен или нет.

— Не замёрз? — Говоров остался стоять, намекая, что и мне надо слезать.

Ну вот, опять греться. Сегодня уже столько раз изображал дефиле за ворота рынка, что на меня скоро коситься будут.

— Пошли, попрыгаем.

— Поговорили, — Кузьма закурил, как только отошли подальше. — Как ты и предполагал, хотели наладить через себя торговлю продуктами, по их словам многие с ними уже работают. На предложение немецкого дефицита, отозвались положительно, но цены надо утрясать. Цены по продуктам... ну, скажем, приемлемые, повыше тех, что предлагают сейчас за скупку на месте. Но, есть у них одно предложение, на которое я им ничего не ответил.

— Оружие?

— Как догадался?

— Перья они носят не из страха, что заметут, думаю эти мало чего боятся, а с того что серьёзнее ничего нет.

— Говорят, есть, но мало.

— Чего хотят?

— Пистолеты. На предложение обрезов, а их я всё же предложил, поморщились. И автоматы.

— Губа не дура, автоматов я и сам прикупил бы, да вот только беда — где такого продавца найти.

— Вот они и ищут. Деньги обещают хорошие. Рыжьём.

— А это мысль. Может им немцы и продадут?

— Не поверят.

— Неужто нет на свете немца, который за хороший кусман золота автомат не продаст?

— Как-то это всё... стрёмно.

— Вот что значит с урками побазарил: рыжьё, стрёмно... Всё одно закинь удочку, что за хорошую цену немчура может и стволы организовать, но цена должна быть очень хорошей. То есть вообще запредельной! Вот тогда поверят и будут торговаться, а дальше посмотрим.

— А с пистолетами? Говорят, раз у нас так много, то может поделимся?

— Нет, у нас мало.

— Я тоже самое сказал.

— За оружие они нам хорошей цены не дадут, а немцам дадут, никуда не денутся.

— Могут у других купить.

— Чего же не купили? На дворе война, оружия кругом полно, но им нужно специфическое, которое спрятать удобно, и самозарядное, а лучше автоматическое. А где его взять? Пистолеты и револьверы в Красной армии только у комсостава, автоматов мало, зато много автоматических и самозарядных винтовок, но бандитам они по понятным причинам не подходят. Из них даже обреза толкового не сделаешь из-за специфического способа работы автоматики — там не пистолетный патрон, со свободного затвора не постреляешь. Так что считай всё, что найдут, им не годится. Думаю, дегтярёвские пулемёты и максимы им тоже не в жилу. С немецким оружием и проще и сложнее — пистолетов у них больше, а про автоматы вообще не говорю, но на поле боя их не подберёшь, враг своё оружие не разбрасывает, его только с боем брать. Что-то у урок, конечно, есть, но видно не так много, как хотелось бы, а все другие варианты, или большинство из них, уже опробованы.

— Да, возможно, ты и прав.

— Чего думаешь с продуктами и дровами делать?

— Фунту отдавать смысла нет. Своей хочешь подогнать?

— Была такая мысль, терраса у неё не закрывается, думаю не утащат.

— И мне есть куда скинуть.

— Фефер будет какое-то время занят. Пока развезём, он и освободится.

Глава 10.

Доставка гостинцев заняла чуть больше часа, и то, потому что от дома Ольги, до улицы Труда, где проживала зазноба Кузьмы, пилить было прилично. Дама сердца Говорова оказалась приятной на внешность брюнеткой лет тридцати пяти, ухоженная и хорошо одетая. Звала попить чаю, но время было уже за полдень, поэтому мы ограничились сухим пайком, состоящим из горячих ещё и обалденно вкусных пирожков с капустой и яйцом.

Герман, когда вернулись, уже был на месте. Ничего говорить не стал, только утвердительно кивнул, в ответ на немой вопрос. Ну вот, вроде, и здесь всё идёт неплохо. Залесьенские своё добро перекупщикам сдавать не стали, а под их злыми взглядами устроили тотальную распродажу. Кстати, интересное выражение — надо запомнить. Теперь все вместе двинули к комендатуре — вооружаться, где получили по винтовке и три десятка патронов. Попробовали покачать права, с целью увеличения боекомплекта, но были посланы. Пришлось идти, в смысле ехать, иначе до ночи рисковали до дома не добраться.

Проверки на выезде не было, что крайне порадовало. Лошадки за ночь отдохнули, да и за день застоялись, потому шли резво. У города дорога была накатана, так что первый пяток километров сделали чуть больше чем за полчаса. Чем дальше, тем дорога становилась хуже, так что темп упал. Танки и бронеавтомобили, что ездили тут последнее время, набили себе колею, но для саней она была неподходящая, и скорее мешала, чем помогала, тем более что опять пошёл снег. Уже почти подъезжали к памятному мосту под Захарничами, тому, с уничтожения которого, и началась, по сути, история отряда, когда заметили странность. Впереди дорогу перекрывало что-то большое и чёрное, да и сама дорога потеряла свою белизну.