В первые секунды схватки нищим удалось задавить воров численным преимуществом. На каждого бойца Эльбикра приходилось три оборванца. Но такое положение вещей сохранялось недолго. Подкрепление подоспело к воровскому главарю как со стороны ворот, ведущих в Вейдан, так и из соседних переулков. На подходах их встретили нищие, засевшие среди разрушенных домов. Из сохранившихся окон, сквозь дыры в стенах в нападавших полетели камни, разбивая черепа, круша кости, нанося увечья. Многие пали, так и не добравшись до площади, но еще большему числу сторонников Эльбикара удалось присоединиться к своему вожаку.
В отличие от Шапшена, так и стоявшего посреди улицы, в стороне от происходившего сражения, Эльбикар принимал в нем непосредственное участие. Размахивая огромным тесаком, способным сойти за меч, он метался по полю боя, рубя и коля нищих. Глядя на него, не приходилось сомневаться, что он по праву заслужил тот авторитет, который возвел его на самую вершину воровского сообщества. И его ярость, его сила и смелость воодушевляли сторонников и приводили в ужас противников. Нищие шарахались в стороны при его приближении, а самые трусливые бросали нехитрое оружие и спешили скрыться среди развалин. Тех, кто не успевал, отлавливали воры и...
Нет, эти люди не знали ни пощады, ни милосердия. То, как они расправлялись с врагами, в который раз поколебало мою веру в человечество.
Настал момент, и самые резвые из воров пробились к Шапшену. Их встретил Моус, вооружившийся увесистой дубиной. После сокрушительного удара голова вора, посмевшего поднять вооруженную ножом руку на Отца, разлетелась на куски, как спелый арбуз. Второго Моус протянул дрыном по спине, и тот упал на землю со сломанным позвоночником. Третьего встретил сам Шапшен. Старик уклонился от удара ножом, и вонзил свой клинок прямо в горло нападавшего...
Но это была только первая волна. Нищие терпели поражение, и уже не в состоянии были сдерживать натиск разбойничьей братии.
— К черту!— решил я и, выхватив меч, бросился на выручку Шапшену.
"Ты мне нужен живым",— сказал он мне, отправляясь на встречу с человеком, который пришел за моей головой.
Мог ли я после этого спокойно стоять и смотреть, как убивают моего невольного заступника?
Я нужен был ему живым. Но и его смерть могла сильно навредить моим планам. На сей момент Шапшен был единственным человеком, который мог довести меня до центальских врат. В том, что мне это удастся сделать самому, я очень сомневался.
Я подоспел как раз вовремя: пока Моус разбирался с тремя молодчиками, еще двое атаковали Шапшена. Один закружился с ним в смертельном танце на ножах, а другой только и ждал момента, чтобы нанести предательский удар в спину.
— Эй!— окликнул я его. Он, конечно, мразь, но я не хотел уподобляться ему, ударив исподтишка.
А вот когда он обернулся и, зарычав, бросился на меня, я встретил его прямым выпадом. Вор икнул, проглотив мой меч, но переварить его ему не хватило сил.
К нам уже приближались следующая прорвавшаяся группа, поэтому я силой отпихнул орущего от боли вора ногой, освободив клинок, и встретил гостей серией отточенных ударов: первому я разрубил ключицу, второго полоснул по боку, а третьему воткнул обеими руками меч в живот ударом за спину.
С моей стороны, конечно, это было избиением младенцев, но они сами напросились.
— Ты что здесь делаешь?!— гневно окликнул меня Шапшен, едва в нашей схватке образовалась минутная пауза.
— Помогаю,— коротко ответил я, вытирая окровавленный меч о рубаху одного из павших воров.
— Без тебя справимся!
— Сомневаюсь...
Шапшен махнул на меня рукой и залихватски свистнул из-под маски.
Тот час уцелевшие нищие, как бы и чем бы они ни были заняты, начали поспешное отступление.
— Отходим,— сказал мне Отец и силой потащил меня вглубь улицы.
Надеюсь, он знает, что делает.
Нам вслед полетели камни, запущенные ворами при помощи примитивных пращ и просто руками. Один из булыжников пролетел мимо моего уха и ударил Шапшена в плечо. Старик споткнулся, но его заботливо подхватил Моус.
— Отходим, отходим!— превозмогая боль, крикнул Отец.
Отступающих было немного — человек пятнадцать. Гораздо больше народу осталось лежать на площади.
А за нами следовали уверенные в скорой победе люди Эльбикара. Он сам шел во главе отряда в полсотни рыл — свирепый, как черт, и страшный как смерть. Его одежда, лицо и руки были густо обагрены кровью, но уже испитого ему было мало: он жаждал еще.
Заметив меня, он оживился, крикнул:
— Эй, трус, куда бежишь? Я все равно выпущу тебе кишки и заставлю сожрать собственную печень.
Я рванулся было к нему, но Шапшен схватил меня за руку и потащил за собой со словами:
— Он свое получит.
В этом я не был уверен. Нищих было слишком мало, чтобы противостоять людям Эльбикара, да и бойцы из оборванцев были не ахти какие. А вскоре оказалось, что мы отступали к крепостной стене, за которой уже скрылось солнце и квартал Проклятых погрузился в сумерки.
Дальше бежать было некуда.
"Что он делает?!" мелькнуло в голове, когда страшный грохот заставил меня обернуться. Подняв облако пыли, поперек улицы упала стена дома, погребя под собой десятка два дружно шагавших за нами воров, и уже накренилась и заваливалась соседняя, грозя похоронить остальных. А из окон домов напротив на головы отставших полетели камни и целые глыбы. На таком расстоянии трудно было промахнуться, и воры посыпались на землю, как горох. Из развалин выскочили защитники квартала Проклятых, среди которых были и женщины, и старики, и даже подростки. То, что им предстояло сделать, было по силам даже им. Едва приметив копошащегося среди обломков вора, они набрасывались на него всем скопом и вершили скорое правосудие.
Дикие нравы...
Я вынужден был отвернутся, чтобы не видеть, как добивают раненых, вымещая на них всю накопившуюся злобу и ненависть.
К нам подскочил один из нищих — радостный, словно выиграл в лотерею, — тыча Шапшену в лицо... голову Эльбикра. Он смотрел на нас сквозь полуприкрытые веки застывшим взглядом, полным разочарования.
Это зрелище стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, и я, оттолкнув от себя ликующего оборванца, размахивающего головой своего врага, бросился обратно по улице, ведущей к вейданским воротам.
Дикари!!!
— Ильс!— окликнул меня Шапшен, но я даже не обернулся.
Мы поговорим еще. Потом.
А сейчас мне хотелось как можно скорее выбраться из этого ада, где победители ничем не отличались от побежденных.
НИЧЕМ!
Но то, что я увидел перед собой, заставило меня резко остановиться.
Среди тел, усыпавших импровизированную площадь, медленно скользила Тень. Склоняясь над очередным умершим, она протягивала к нему руки, и в тот же миг нечто похожее на сизый слегка светящийся дымок, устремлялось от тела к ее пальцам и впитывалось ими, словно вода губкой. Тень довольно урчала и становилась все темнее, обретая определенные четкие очертания. Пока я стоял и смотрел, она окончательно сформировалась в человеческую фигуру. И вот уже среди мертвецов бродит мужчина, закутанный в длиннополый плащ с капюшоном. Камни хрустят под его ногами, а вместо невнятного бормотания до меня доносится непринужденный мотивчик какой-то детской песенки...
Глава 8
Война Мастеров отняла у Халиуса все: детство, родителей, дом. Да и сама жизнь висела на волоске, когда появился ОН.
Халиус до сих пор помнил тот день, когда он, избитый и умирающий от голода, лежал у дороги, а мимо проходило войско, двигавшееся в сторону Сандоры. Среди воинов было много варголезцев. И не только. Рыжими космами крашенных волос выделялись кочевники из Олфирских степей и закованные в тяжелую броню всадники под стягами Норона — извечные враги королевства. Никто из них даже не взглянул в сторону десятилетнего мальчишки, что-то шептавшего разбитыми губами и тянувшего руки в надежде на милосердие. Впрочем, и варголезцам было глубоко наплевать на муки ребенка, которого война сделала бесприютным сиротой.
И только ОН, проезжая мимо, придержал коня, спешился в самую грязь, приложив к носу платок, прошел между разлагавшихся тел порубленных пьяными наемниками беженцев и протянул ему руку помощи. Его прикосновение наполнило тело мальчишки небывалой силой — словно и не было дней и месяцев голода и лишений. Он легко поднялся из грязи, выпученными глазами наблюдая за тем, как затягиваются раны, как бледнеют и исчезают без следа ссадины и синяки.
— Как тебя зовут?— спросил ОН.
— Халиус, господин.
— А это что у тебя?— Сквозь прореху в рубахе ОН увидел амулет на шее мальчика — небольшой цилиндр, увенчанный крохотным фиолетовым камушком.
— Не знаю, господин. Отец...— он едва не расплакался, вспомнив отца, заживо сгоревшего в запертом какими-то негодяями доме.— Это единственное, что осталось у меня в память об отце. Он нашел его в поле, когда пахал землю. Говорил, что оно принесет нам удачу.
Тут он не сдержался и разревелся.
— Не плач, малыш,— ОН погладил парнишку по голове.— Живи и помни обо мне.
После чего он вернулся к скакуну и запрыгнул в седло.
— Господин, господин!— Халиус попытался догнать его, но спасший его человек уже умчался во главу отряда.
— Кто это?— спросил Халиус у проезжавших мимо варголезцев.
— Это, пацан, Великий Шторн. Запомни его, крысеныш, настанет день, и этот человек будет править всем миром.
— Я запомню,— пообещал Халиус и, сунув руку за пазуху, крепко сжал в ладони амулет.
И вдруг он понял, что это и не амулет вовсе, а ключ, открывающий вход в одно из пимперианских подземелий. Более того — мальчик ЗНАЛ, что это за подземелье и где оно находится.
В тот миг он испугался. И лишь спустя некоторое время понял, что Великий Шторн наделил его Даром Познания. Одного прикосновения к тому или иному предмету было достаточно, чтобы понять его суть и природу. Пусть не глубинную, но все же.
Халиус, как и любой другой житель Варголеза, слышал о Шторне Ганеги — цанхи и Великом Мастере. Это именно он победил Вечное Зло, веками таившееся среди Гонготских болот, сняв страшное проклятие, довлевшее над Кудомским лесом. В городах и деревнях, через которые он проходил, его встречали с почестями, достойными великого героя. В народе он пользовался почетом и уважением. Но этого ему показалось мало: он захотел власти — неограниченной и безраздельной. Чтобы продемонстрировать свое могущество, он уничтожил крупный прибрежный город Катлар и всех его жителей. А потом объявил войну всему королевству...
Так говорили люди.
И Халиус верил в это до тех пор, пока сам не повстречался со Шторном. Нет, этот человек не мог быть злым. И все, что о нем говорят — враки! Шторн был единственным, кто протянул ему руку помощи, более того — даровал ему силу ЗНАТЬ и ПОНИМАТЬ. Впрочем... как раз в этом и заключалась причина легкой обиды на Шторна Ганеги. Разве не мог он наделить Халиуса чем-то более полезным? Например, превращать железо в золото. Халиус стал бы самым богатым человеком в мире и больше никогда бы не познал голода. Или научил бы его метать молнии — и тогда мальчик смог бы найти и наказать тех, кто убил его отца. А потом он вступил бы в армию Шторна и помог ему в борьбе с его врагами...
А какой прок от знаний?
Лишь повзрослев, Халиус понял, что получил от Шторна самый важный дар из всех возможных. Знание — это и сила, и богатство, и власть.
И у него не раз была возможность в этом убедиться.
Уже после войны Мастеров он отправился к подземелью и открыл каменную дверь ключом, доставшимся ему в наследство от отца. С тех пор, как его покинули пимперианцы (на самом деле их звали несколько иначе — и Халиус теперь это знал), сюда не ступала нога человека. В подземелье он нашел множество золотых табличек. Прикасаясь к каждой из них, юноша понимал запечатленные на них сведения. И с каждой последующей табличкой он все больше убеждался в том, что эти люди обладали поистине великими знаниями и неограниченными возможностями.
Дар, полученный от Шторна, помог бы исполнить самые сокровенные и несбыточные желания десятилетнего мальчика. Но повзрослевшему Халиусу все эти детские мечтания казались несущественными и мелкими. В его голове родился по-настоящему грандиозный план, на осуществление которого у него ушло почти десять лет.
Сама идея — безумная и на первый взгляд неосуществимая — появилась после "прочтения" одной из пимперианских табличек. Впрочем, в ту пору она на самом деле была несбыточной. Но однажды в руки юноши попало обычное на вид украшение в форме золотого жука. Чтобы понять — это работа Зельдора,— не нужно было даже к нему прикасаться. И хотя большая часть "оживленной труппы" Забавного Кукольника после его смерти превратилась в обычные детские игрушки, сохранилось немало других предметов, приводившихся в движение крохотными кристаллами — офаранами, — и действовавших по сей день. Но оказалось, что на самом деле жук являлся всего лишь частью гениального устройства, созданного совместным трудом Зельдора, Эденора и Неллиса. И если о первых двух в Варголезе знали предостаточно, то о последнем Халиус никогда не слышал. До того момента, пока не прикоснулся к жуку. К сожалению, таким способом юноша смог получить лишь общую информацию, поэтому ему пришлось наводить справки, прежде чем сложилась окончательная картина.
Оказывается, Неллис был Мастером, наделенным удивительным Даром, непохожим ни на какой другой. Он, как и сам Халиус, получил его от Шторна. Случилось это на закате жизни, так что насладиться Даром в полной мере ему было не суждено: Неллис умер вскоре после окончания войны Мастеров и, как человек, не имеющий своих корней в Сандоре, был похоронен в склепе Нижнего Асхонела. Тем не менее, свою первую и последнюю работу он успел завершить до конца.
Их было трое: Неллис, Эденор и Зельдор. Один создал Тень, другой изготовил для нее надежное узилище, третий заставил Тень подчиняться своему хозяину. Работы проводились в глубокой тайне, так как то, что задумал Неллис, трудно было назвать благим делом. О том, какие он вынашивал планы, не знали даже его товарищи по общей работе. Вряд ли бы они одобрили его затею. А уж если бы о ней узнали другие цанхи — жизнь предприимчивого пройдохи закончилась бы раньше положенного срока.
Все дело в том, что Тень была способна отнимать у цанхи их силу и передавать ее своему хозяину. Нет, речь шла не о Даре, а именно о Силе. Как оказалось — и это стало для Халиуса настоящим откровением — ею были наделены все смертные: одни больше, другие меньше. У основной массы населения Варголеза ее было недостаточно для того, чтобы стать цанхи. Лишь те, чья Сила превышала определенный порог, получали Дар, выделявший их из общей серой массы.
Сам Неллис ничего не знал об этом. Он, пожалуй, и умер с мыслью, что таинственной Силой были наделены исключительно избранные, цанхи. Они-то и должны были стать основной целью Тени.
Зачем? Очень просто! Неллис, чувствуя приближение смерти, хотел отсрочить неизбежный конец. А тут кто-то сказал ему, что Сила цанхи не только наделяет их полезным Даром, но и продлевает жизнь. Вот он и решил приспособить Тень для собственных нужд. Правда, промашка вышла. Тень оказалась слишком слабой, чтобы справиться с могущественным цанхи, на которого натравил ее Неллис. Тени удалось вернуться в шкатулку Эденора, а самому пройдохе повезло меньше. Мстительный цанхи нашел его и придушил.
