Ижорский гамбит Византийца

— Новгород вперёд!

Спустя миг после вопля о пожаре, Людвиг бросился в самую гущу боя. Личный пример был необходим. Полтора десятка ушкуйников лежало на земле, воодушевить воинов мог только геройский поступок. 'Бой — не рыцарский турнир. Раненый враг уже наполовину мертвец. Не старайся убить, старайся ранить'. — В голове Бренко всплыл совет отца, когда он уходил в свой первый поход, на непонятную войну с ростовщиками-италийцами. И те и другие сражались с нашитыми на флагах крестами, и юный Людвиг не понимал, за что он дерётся. Но сейчас не тогда. Открыта нога? На, получай! Острый клинок вспарывает икру, кнехт валится на землю, выронив оружие, схватившись за ногу, пытаясь зажать рану обеими руками. Рука? Почему бы и нет. За двадцать секунд он уложил троих, пока в его поле зрения не появился Ральф.

— Господин Людвиг. Какая встреча. Жаль, что не прирезал тебя тогда, щенок.

Лезвие клинка полетело в голову, капитан наёмников метил в лицо. Рослый человек обычно ожидает удара по ногам, так как с большим ростом на длинной дистанции сложнее защищать низ. Поэтому удар был весьма коварен. С момента их последней встречи, когда Людвиг Люнебурский вынужден был избежать поединка, прошло три года. Неприятный вышел случай. Наёмники второй день грабили деревню, собирая провиант для армии Фридриха, когда молодой рыцарь вёл через неё отряд из двух оруженосцев к крепости Монтикьяри. Ральф слыл мастером клинка и имел под рукой полусотню, и лишь возможность незначительной добычи остановила его от расправы над мальчишкой со шпорами. Как Людвиг выбрался из передряги, он и сам толком не понял. Пришлось стерпеть оскорбление от бюргера и отдать обозных лошадей, а после этого случая, его перестали приглашать на пиры, да и вообще стали сторониться. Бренко считал, что вызвать на поединок можно только равного себе по происхождению, а бастард Ральф ни как не мог доказать свою родословную с четыремя рыцарскими предками, да и ослаблять войско убийством одного из своих преступно. Друзья не вняли его объяснению, и вскоре после сражения у Кортенуова он оказался в Ливонии, а потом и в Новгородских землях. Обида тлела в груди, и теперь настал момент, когда пережитый позор можно было смыть кровью. И снова в памяти всплыл совет отца: — 'Не ищи ничего человеческого во враге, не слушай и не разговаривай. Своей болтовнёй он только отвлекает. — Казалось, что отец стоит рядом и даже как в детстве помогает правильно держать меч. — Ты сильнее его, но он опытнее, покажи ему свою силу. Бей'! Людвиг не стал уклоняться от следующего рубящего удара, наоборот, шагнул навстречу и отбил клинок Ральфа снизу вверх, вложив в удар всю свою силу. Весьма рискованный приём. Шансов спасти свой клинок пятьдесят на пятьдесят. По правилам боя на мечах, от подобного действия рекомендуют воздерживаться. И даже при невозможности уйти с линии атаки, парирование выполняется под максимально острым углом. Но случилось что случилось.

Бамм... — Булатная сталь русского меча выдержала, получила зазубрину, но разломила немецкий клинок.

Ральф остался безоружным. Правая рука гудела и как будто отсохла. Впервые, за свою долгую жизнь наёмника он столкнулся с подобным блоком. Его поющий клинок из Золингена превратился в обрубок. Щенок переиграл его. Как же так? У Людвига была возможность отпрыгнуть назад, и тогда бы Ральф, с разворота нанёс удар по ногам, ну а потом, можно и поиздеваться над заносчивым молокососом, который будет упрашивать его сохранить жизнь. Пусть безногим калекой, но всё же жизнь. Мысли пропали. Разум кричал только одно — назад, подобрать любое оружие и снова в бой. Под ногами валялся клевец убитого новгородца. Ральф отпрыгнул как кошка, нагнулся, на мгновенье, потеряв противника из вида и вдруг, забыл как дышать.

Бренко пнул наёмника сапогом в живот, отбросив того на спину. Бил с радостью, как заправский футболист, заколачивая победный гол в пустые ворота. Новгородцы воодушевились, ещё минуту назад противник побеждал, но их воевода ловко расправился с предводителем немцев, разрубив его меч. Иногда, одно эффектное действие стоит хорошо продуманного плана. Всё стало получаться. Как на тренировках, простой приём, когда два бойца наносят одновременно удар по одному, а третий прикрывает, новгородцы стали принимать играючи. Вот, один пришелец рухнул, через секунду топор проломил грудь второму, с предсмертным криком упал третий. Наёмники дрогнули, стали пятиться назад, сбиваясь в кучу. Валявшийся на земле Ральф не подавая признаков жизни, и чёткая слаженность кудато-то исчезла. Строй новгородцев перешагнул через тело, и кто-то нанёс удар милосердия.

'Проклятые свеи. Почему они медлят'? — Ощепок пристально смотрел на берег и обернулся на шум из леса. Он даже испугаться не успел. Прямо на него бежали восемь человек, таща одного под руки. Всего восемь, а через минуту показались новгородские ушкуйники — два десятка. Что-то не просто пошло не так, это разгром.

Свейский купец Удо четверть века вёл торговлю со славянами. Бывало, грабили его шнеки новгородцы, не брезговал и сам морским разбоем, да только в последние годы, всё чаще обходилось миром. Более того, даже вместе ходили к булгарам. Три дочки удачно выданы замуж, два сына сами ведут торговлю, Миленко младшенький, вообще с ним. Есть, кому передать дело. Если б не печать Эрика Эрикссона, в жизнь бы, не пошёл к этому острову. Ощепок пригрозил предать дело огласке, а случаев отказа королевскому шпиону, на память купцу не приходило. Как ни крути это серьёзно, могут не просто жизни лишить, хотя, что может быть страшнее, а объявить вне закона всю семью. Тогда погибель для всх. Понятно, что требование представителя короля должно быть соизмеримо с возможностями. Исходя из этого, договор, по поводу доставки наёмников он выполнил, остальное не его дело. Команда, конечно, горит желанием подзаработать на чужом горе, вон, руки к рундукам так и тянуться, но интуиция подсказывала держать нейтралитет. Как в тот день, сорок лет назад, когда Олаф полез под корни старого орешника, где по преданиям лежал спрятанный клад викинга Гуднора. Ничто не мешало достать сокровища самостоятельно, но что-то внутри заставило остановиться, и он предоставил право на славу своему товарищу. Да уж, опухший от укуса гадюки подельник умер в тот же день, а Удо, прозванным впоследствии 'удачливый' стал богат. Пока Ощепок думал о медлительности, купец громко произнёс:

— Никто не сойдёт на берег без моей команды! Пока мы не ступили на землю Новгорода с оружием в руках — мы торговые гости и находимся под защитой Закона.

Кнор с Удо стоял промеж двух лодок, посему хриплый голос хозяина услышали все.

— Отец, — Миленко сгорал от нетерпения, это был его первый поход, и юноше хотелось проявить себя, — но там богатая добыча. Дозволь, хотя бы десятку пойти туда.

— Я дожил до седых волос, — Удо провёл рукой по своей бороде, — потому, что семь раз подумаю, прежде чем, что-то сделать. Посмотри налево, где одинокое дерево, видишь, новгородцы уже строят башню. Мне не хочется, что бы на будущий год, когда ты поведёшь мои шнеки в Ладогу, тебя повесили вон на той осине.

— Ты как всегда прав, отец. Пусть воины разбираются между собой. Ратная удача кратковременна, торговля — вечна. — Миленко поклонился и пошёл прятать топор в свой рундук.

Ощепок выскочил на берег, чуть в стороне от кноров и припустил со всех ног, в надежде, что свеи подсобят. Полсотни на трёх судах — это сила. Ещё не всё потеряно.

— Удо! Выводи людей! Охраны осталось всего ничего. Давай! Давай! Додавим.

Ощепок попытался залезть на корабль, но был скинут купцом в воду. Из леса уже стали показываться бегущие наёмники практически без оружия, всего пять кнехтов, из четырёх десятков высаженных, и это не ускользнуло от острого взгляда Удо.

— Это не наше дело. Свою службу я исполнил, все тому свидетели. Проваливай! Ингер, стреляй в каждого, кто попытается влезть на мои кноры. Отчаливаем.

— Будь ты проклят! Христос покарает тебя! — Ощепок изошёл проклятиями.

— Нашёл чем пугать. Прибереги слова для них. — Купец показал пальцем на лес, из которого стали выходить ушкуйники. Наёмники сбились в кучку, и лишь строгановский пёс остался один.

— Оружие на землю и на колени! Ты, мразь! Нож из сапога, живо! — Крикнул Бренко наёмникам.

Свистнула стрела и, расставшись с кинжалом, наёмник схватился за руку. Кнехты подчинились приказу. Спасения не было. Позади вода и смерть, впереди руссы и возможная жизнь. Ноги Ощепка подогнулись, по щекам побежали слёзы, и правая рука боярина Строгана отмерла. К острову, со стороны, где при Николае II прорыли Кошкинский фарватер, неслась ладья Пахома Ильича. Серый корпус и пурпурный парус был в трехстах саженях , надежда притвориться одним из наёмников таяла пропорционально приближающемуся судну.

— Эй, на кнорах! — Ильич кричал в самодельный рупор, — табань! А то...

— А то что? — Ответил Удо, сложив руки ракушкой у губ.

Визуально волноваться было не о чем. Соотношение выходило один к трём, и купцу даже стало любопытно. Отчего не переброситься парой слов, но разговора не состоялось. Струя пламени вылетела с носа новгородской ладьи, как раз по курсу движения судна, на котором находился Удо. Новгородец произвёл впечатление. О греческом огне свей был наслышан, в действии никогда не видел, однако последствия представил во всех мыслимых красках.

— Табань! Я торговый гость Удо из Бирки. — Прокричал купец, и совсем тихо выругался: — Ингер, опусти нахрен лук.

Ладья Ильича с выставленными по бортам щитами остановилась в десяти саженях от свеев.

— Ку... боярин Пахом Ильич, Этот остров мой.

Удо напряг память, пытаясь вспомнить, при каких обстоятельствах он уже слышал это имя и чуть не хлопнул себя по лбу. Хлёд, елки зелёные. Он тогда отругал сына, когда узнал, что тот помогал в контрабанде новгородцу, а оно вон, каким боком вышло.

— Наслышан о тебе Пахом Ильич, сын мой старший, Хлёд о тебе сказывал. Помнишь такого?

— Вот оно как... будь моим гостем Удо, сын у тебя достойный человек.

— Боюсь, не по нраву тебе придётся такого гостя принимать. Беду я на твою землю привёз. Ты уж извини, семья у меня в Бирке, Эрик казнил бы их, не исполни я воли Ощепка. Мои люди оружия не поднимали, на землю твою не ступали, можешь спросить у своих.

Пахом видел в бинокль, как человека Строгона не пустили на кнор, посему поверил. Что же касалось остального, то преследовать столь уважаемого купца, регулярно посещающего Новгород, являлось тактической ошибкой. Ещё не понятно, как могут обернуться прожекты, а иметь обязанным тебе одного из самых состоятельных купцов соседней страны, казалось правильным.

— Раз так, то торговому гостю дорога открыта. Удачи тебе, Удо.

— Можешь найти меня в Ладоге, до встречи.

Свеи шустро заработали вёслами, стараясь поскорее перебороть мощное течение и уйти от острова, где твёрдо стала нога новгородцев.

Пиррова победа. Так можно было оценить результаты боя на Ореховом острове. Из пятидесяти восьми ушкуйников, двадцать четыре лежали накрытыми холстиной и если добавить почти три десятка раненых, то отряд фактически прекратил существование. Винить в этом Бренко было нельзя, слишком опытен, оказался противник. Пахом был не в себе. Когда узнал о потерях, то чуть не растерзал пленных. Подойдя к мёртвым воинам, он опустился на колени.

— Павших похороним в Новгороде, — произнёс Ильич.

— Гребцы не двужильные. И так без передыху шли. Всех до Новгорода не довезём, — возразил кормчий.

— Я сказал в Новгороде! — Пахом Ильич вскочил с земли. — Они живота не пожалели, чтоб дети с голода зимой не пухли. В Софии отпевать будут. Оставьте меня, с ними посижу.

Вечером стало необыкновенно холодно и пришлось утепляться, накинув на плечи шинели. Оставаясь возле башни, можно было наблюдать за уходящим солнцем, край диска которого уже окунался в воду. Удивительное явление природы, особенно игра всевозможными тонами. Как-то я проводил отпуск на побережье совместно с сестрой Витой и её мужем Александром и их фраза: небо на закате — это палитра бога, необычайно точно подметила сложившуюся красоту. Жаль, что чертовски не хватает времени на такие простые вещи и если оно появляется, то связано это с какими-то неприятными событиями. Компенсация что ли? Едва я подумал об этом, как за спиной раздались шаги и, обернувшись, увидел бредущего Людвига.

— Не помешаю?

— Присаживайся, бревно большое, а шкуры хватит на двоих.

Бренко поправил перевязь с мечом и присел на краешек.

— Людвиг, я понимаю, что ты опечален событиями этого утра, но ответь, как ты умудрился потерять стольких людей?

— Не знаю Алексий. Ребята всё делали правильно, но что-то было не то. Когда Ральф прорвал строй, новгородцы перестали верить в победу. Как это правильно сказать... дух пропал. Оно ведь... ты мельницу на речке видел? — Людвиг развернулся ко мне лицом, шинель слетела с плеча, и рыцарь стал больше показывать руками, нежели объяснять словами. — Дружина, она как шестерёнки. Всё должно быть вымерено и отлажено, согласен?

— Армия — безусловно, напоминает механизм. Согласен с тобой, и пример хороший привёл: одна шестерёнка связана с другой.

— Так вот, если течение реки слабое и запруда никуда не годится, то, как бы ни были вымерены и обточены шестерни, мельница будет работать плохо.

— Про мельницу понял, про скрытый смысл — нет. Поясни.

— Нужна идея. Что-то, что сплачивает людей, заставляет идти на подвиг. Когда страх толкает к бегству, а душа говорит — нет. Надо стоять до конца. Понял? — Людвиг вытащил свой клинок и показал мне зазубрину на лезвии. — Я поверил, и душа подсказала мне: 'Иди вперёд'. Меч Ральфа разлетелся, а мой цел.

На острове нужен священник. Срочно и желательно толковый, понимающий политику партии и правительства. В замкнутом или ограниченном пространстве люди чувствуют себя подавленными и обречёнными. Остров, как раз из этой серии. А что до меча, так знал бы ты уважаемый, из чего он сделан, не такой бы фортель выкинул. Вслух я этого не сказал, просто кивнул головой, сослался на холод и побрёл в палатку.

— Алексий, постой. Пленных с собой забери, не жить им здесь, зарежут их новгородцы. Да и мёртвых похоронить надо, последний долг воинский отдать.

— Обязательно заберем. Бояре Строгана просто так не отдадут. Видоками, вместе с Ощепком будут, а с мертвыми наёмниками... то пусть Пахом Ильич разбирается, это его земля — ему и решать.

С утра настроение стало ещё паршивее. На ладью перенесли тела павших новгородцев, и рейтинг удачливой дружины Ильича даже в глазах его команды упал до уровня плинтуса. Не помогли ни связанные пленники, ни бочонок с пивом. Сможет ли он набрать новых людей, когда в Новгороде узнают о потерях? Не факт. Хуже того, Пахом Ильич ясно осознал и сообщил мне, что нужны профессиональные воины, а следовательно придётся кроить бюджет. Плохо обученные ушкуйники вырвали победу, лишь благодаря численному перевесу, да индивидуальному мастерству Бренко. В общем, в этот раз прошли по самому краю, но больше так делать нельзя.