| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Да! Вот недогадливый!
-Госпожа... Он заорал...
-ЗАОРАЛ??? — удивленно переспросила графиня,
Оливен перекрестился.
-Ей-Богу, — сказал он.
Теперь Шевретту шокировал ее собственный сынок. Рауль, такой спокойный, сдержанный, хладнокровный — и вдруг ЗАОРАЛ!
-На нее заорал? — все еще не понимала боевая подруга Атоса.
-Нет, госпожа, что вы, не на нее, конечно... Как вы могли подумать... Он просто заорал...Ну, вообще заорал. "Луиза!!!" — когда увидел ее.
-Бедное дитя, — прошептала графиня, — Довела, паршивка!
-Не плачьте, пожалуйста, — сказал Оливен, — Это уже в прошлом.
"Когда ожидаешь удара, внутренне собираешься и можешь его перенести. Но неожиданный удар может вызвать крик отчаяния у самого мужественного человека. Мы умеем уже держать удары. А ты научился?" Эта волна боли из прошлого докатилась до сердца Шевретты, и она смахнула с глаз непрошенные слезы.
-Дальше, — тихо попросила она.
-Я не знаю, что было дальше, — грустно сказал Оливен. — Они остались одни в гостиной и стали разговаривать. Ах да! Господин Рауль велел мне никого не принимать.
-Догадался, слава Богу, — пробормотала графиня, — Чему-то я все-таки научила его. О чем они говорили?
-Я не присутствовал при их беседе, — сказал Оливен, широко раскрыв глаза.
-Не прикидывайся дурачком, милый Оливен. Ты не присутствовал, разумеется, но ты мог...
-Понимаю, — продолжил Оливен паузу, которую графиня сделала умышленно, — Понимаю, что вы хотите сказать... я мог подслушать?
-А разве ты не... — и опять лукавая графиня сделала паузу, провоцируя собеседника на признание. Она обожала делать паузы, и этим кого только не ставила в тупик — от Ришелье до Бекингема. Она и Раулю в свое время советовала применять при случае "паузу". Рауль так же хорошо усвоил ее уроки в области психологии, как в случае политической или любовной интриги, и успешно пользовался "паузой". Но в разговоре с Луизой, который остался неизвестен графине, Рауль применял классическую паузу, хотя бедный влюбленный и не думал об этом — пауза получалась неосознанно, все мамины уроки у него вылетели из головы.
-Я не подслушивал разговор господ, — сказал Оливен, — У нас это запрещено.
"Черт побери! — мысленно выругалась графиня де Ла Фер, — Воспитание моего милого Атоса! Они у него все такие. Слуги ведут себя как принцы крови. Постараемся же, чтобы "сэр Оливен" сообщил мне как можно больше. Ах, Рауль, мой бедный Рауль! Неужели он действительно так любит эту куклу, что все воспитание, вся выдержка, все, что вдалбливали ему с пеленок, слетело с него, и
он позволил себе так забыться в ее присутствии. И все-таки Оливен сказал правду — у них так не принято..."
-Я не хотел вас расстраивать, — сказал Оливен, — Госпожа, вы знаете, как мы все вам преданы... Мы готовы за вас жизнь отдать! И вот — я довел вас до слез! Да граф убьет меня на месте, если узнает!
-Полно, Оливен, — овладев собой, сказала графиня и улыбнулась бретонцу. Обожание верных слуг господина де Ла Фера уже давно не было для нее секретом.
-Это все для нас всех уже прошлое. И двух недель не прошло, как я провожала Рауля. Это настоящее. Но, чтобы понять настоящее, чтобы завоевать будущее, которое, надеюсь, будет счастливым — необходимо знать прошлое, разобраться в нем. Ты согласен, Оливен?
-Да, госпожа. Что вы еще хотите узнать?
-Как долго она пробыла у него и чем закончилось их свидание?
-Минут двадцать или полчаса. Как я уже сказал, я не слышал ни слова из их разговора. Я сидел в передней, чтобы отвечать на звонки и выпроваживать посетителей.
-А посетители были? — насторожилась графиня, сразу подумав об агентах Людовика — сказалась юность под властью Ришелье.
-Да, госпожа. Прибежал один молодой человек.
-Из числа друзей Рауля?
-Не такой близки друг как граф де Гиш, но все же добрый знакомый. Хотя... таких "добрых знакомых" у нашего господина было пол-Парижа.
-Его имя?
-Имени не знаю. Знаю прозвище: Гугенот.
-Кто он такой?
-Мушкетер Д'Артаньяна. Как ни настаивал господин Гугенот, я упорно отвечал, что виконта нет дома.
-А он очень настаивал?
-Да, госпожа.
-Ты догадался спросить, что передать Раулю?
-Да.
-А что ответил мушкетер?
-Он должен побеседовать лично с виконтом. Гугенот готов был ждать, но я боялся его впустить. Мне надо было спровадить его любой ценой. Не будет же мадемуазель де Лавальер сидеть в квартире виконта до вечера? А если он пойдет ее провожать? ... Я еще надеялся, что они сговорятся.
-Все ясно. И что же?
-Мне удалось убедить Гугенота, что ждать виконта бесполезно, и он шепнул несколько слов, от которых я остолбенел от ужаса.
-Что он сказал?
-"Графу де Ла Феру угрожает опасность!" — вот что шепнул мне мушкетер по прозвищу Гугенот из Роты господина Д'Артаньяна. И убежал.
-Теперь более-менее ясно, — промолвила графиня, вспомнив рассказ Атоса об этих же событиях, — Как закончилось свидание Рауля с Лавальер?
-Плохо закончилось, — печально произнес Оливен, — Плохо, госпожа. Хуже быть не может. Они расстались, и, как сказал виконт, навсегда. Она упала в обморок. Когда господин виконт позвал меня, я...
-... остолбенел от ужаса, — договорила графиня, — На этот раз от чего?
-Да вы представьте, госпожа! Луиза де Лавальер лежит у ног господина виконта на ковре, без чувств, как мертвая. У него на лице ни кровиночки, и вид у него такой, словно он вот-вот сам в обморок грохнется... Я грешным делом подумал, что он убил ее — из ревности к королю.
"Боже мой, — прошептал я, — Неужели вы ее убили, мой несчастный господин!" Но ни кинжала, ни крови не было... "Неужели он задушил ее?" — так я сдуру подумал.
-Как Отелло Дездемону, — пробормотала Шевретта.
-"Она в обмороке, — сказал господин Рауль, — ты прав только в том, что я очень несчастный. Я не могу даже ударить женщину, не то, что убить".
-Надо привести ее в чувство, — сказал я, — Положите ее на диван. Что вы сказали ей такое ужасное, что она потеряла сознание?
-Ничего особенного, Оливен. Для нее — ничего особенного... А для меня — смертный приговор.
Тут ресницы мадемуазель слабо задрожали.
-А если она умрет?
-Она очнется, — сказал виконт, стараясь казаться равнодушным, — Она вот-вот придет в себя... — И, уже вполне овладев собой, сказал уже без всякого отчаяния, своим обычным, я сказал бы, "дворянским" голосом — возможно, он думал, что Луиза уже очнулась:
-Оливен, отнесите молодую даму в портшез, который ожидает ее внизу.
-Даму? — переспросила Шевретта, — Не молодую девушку, не мадемуазель — даму?
-Да, именно так — даму. Я точно помню, — подтвердил Оливен.
-Я взял Лавальер на руки. Она была очень легкая, как ребенок! Но в себя еще не пришла. Я еще не решался унести ее из нашего дома. Но, видя, что господин виконт застыл как изваяние, я сделал шаг, держа Луизу де Лавальер на руках. И тут, госпожа, на меня как что-то нашло. Господин Рауль не сказал ни слова, но мне показалось, что он мне приказывает: "Постой! Обернись!" Я обернулся. Губы господина виконта были плотно сжаты, вот только...
-Что "вот только"?
-Вот только глаза его были полны слез, — проговорил Оливен, — Ах, госпожа, я и сам готов заплакать, вспоминая все это...
-Мы не будем плакать, — сказала графиня, — Ни за что не будем! Это прошлое! Говори все — ради будущего!
-"Вы что-то сказали?" — спросил я виконта. Он сделал движение... к ней. Я понял, что он хочет поцеловать ее. Я понял, что он ее любит, несмотря ни на что. И, желая доставить моему хозяину последнюю радость, я шагнул к нему с Луизой — а она так и не пришла в себя. Ему оставалось только наклониться. Но господин Рауль не наклонил голову к любимой девушке. Он, наоборот, поднял голову и сказал скорее себе самому, чем мне... а, быть может, Луизе: "Это не мое достояние..." И все-таки скосил глаза на девушку. Я не смел ему советовать, но показал взглядом, поверьте, госпожа, мы прекрасно понимали друг друга с господином виконтом. Не один пуд соли вместе съели, как говорится,... Но мой господин печально и медленно покачал головой и произнес громко и отчетливо: "Я не король Франции, чтобы красть!"
-"Дворянским" голосом? — уточнила Шевретта.
-Более чем! — воскликнул Оливен, — И слезы на его глазах высохли, когда он говорил эти слова.
-Так... — задумчиво сказала графиня, — И все?
-Все, — сказал Оливен, — Я нашел портшез, заплатил за то, чтобы мадемуазель доставили по адресу и привел ее в чувство, дав ей нюхательную соль. Она открыла глаза. "Где я?" — спросила мадемуазель.
-Весьма оригинально! — усмехнулась Шевретта.
-Полагаю, вы шутить изволите? Так обычно все говорят, и в жизни, и в литературе.
Но по насмешливому выражению лица Шевретты понял ироничный характер комментария и смутился.
-Продолжай, — добродушно сказала Шевретта.
-Вы в портшезе, мадемуазель, — сказал я Луизе, — Вам лучше?
Она кивнула.
-Сейчас вас доставят домой, — продолжал я, — По распоряжению моего господина.
Тут она вспомнила, видимо, что-то из их беседы и вскрикнула:
-А где он?!
-У себя, конечно.
-Как я здесь оказалась? — спросила мадемуазель де Лавальер.
-Я вас принес сюда, мадемуазель. И привел в чувство. Вас еще что-то интересует?
Она стала рыться в кармане своей накидки.
-Что вы ищете, мадемуазель? — спросил я, — Если вы желаете заплатить носильщикам портшеза, не извольте беспокоиться. За все заплачено. И адрес я им сказал — нам ли не знать, где вы живете.
-Спасибо! — прошептала мадемуазель де Лавальер.
-С вами все в порядке, мадемуазель? — спросил я, что вы, госпожа, тоже сочтете банальностью.
Лавальер кивнула.
-До свиданья, Оливен, — сказала она, — Я надеюсь, мы еще увидимся с твоим господином. И с тобой... в лучшие времена,... Когда пройдет эта черная полоса нашей жизни,... И мы останемся друзьями.
Я покачал головой.
-ПРОЩАЙТЕ, мадемуазель, — сказал я.
-Нет-нет! НЕ ПРОЩАЙСЯ! — вздрогнула Луиза.
-ПОЩАЙТЕ, — повторил я. Она сделалась еще бледнее и, когда я уже велел носильщикам поднять портшез, удержала меня.
-Постой, Оливен!!! — закричала она так же отчаянно, как и полчаса назад господин Рауль выкрикнул ее имя, — Вели отойти этим людям.
-Ребята, в сторону, — сказал я парням, пообещав оплатить им вынужденный простой. Те повиновались. Я не совсем учтиво, даже грубовато спросил:
-Что вам еще надо от него?
-С ним не все в порядке! — сказала Лавальер, — Я останусь.
-Вы мало его мучили? — спросил я.
-Я не думала, Оливен... я не хотела ему причинить боль, клянусь...
-Я вас не пущу к нему! — сказал я Луизе.
-Оливен, — проговорила Луиза, — Я должна вернуться к Раулю... Я должна успокоить его, утешить... Мы не поняли друг друга,... Я поступлю так, как хочет Рауль... Я выйду за него замуж!
Шевретта разинула рот совсем не по-аристократически.
-Боже... — прошептала она, — Они обвенчались?!
-Да нет же! — воскликнул Оливен, — Я сказал ей: "Мадемаузель,
возвращайтесь к своему королю! Мой господин не из тех, кто подбирает объедки за королем!"
Графиня покачала головой:
-И как перенесла она эту дерзость?
-Она ударила меня. По лицу, — признался Оливен.
-Лавальер? Тебя? На нее это не похоже.
-Неужели я стал бы придумывать такие вещи?
-Лавальер не была в то время любовницей короля, — убежденно сказала графиня, — Это все домыслы, наговоры.
Оливен посмотрел на нее с сомнением.
-Я не должен был так разговаривать с ней? — спросил он, — Вы считаете, госпожа, что я поступил неправильно? Я должен был позволить ей вернуться к господину Раулю?
Графиня молчала.
-Поверьте, госпожа, я очень хотел счастья моему господину! Пока они там разговаривали, я молился! От всей души!
-Ты это уже говорил...
-Но потом, когда я увидел их вместе, я понял, что, как бы сильна ни была боль, он никогда не простит ей измену. Она лежала у его ног, потерявшая сознание, почти мертвая, а он даже не дотронулся до нее — такое отвращение внушала ему бывшая невеста. Ну, подумайте, госпожа, когда любимая девушка падает в обморок, а обожающий ее молодой человек стоит как истукан... Нет, она не простит его... По тому, каким голосом он сказал: "Я не король Франции...", да нос задрал... я понял, что у них все кончено...
-Это верно. Но грубить ей не следовало... И все же ты правильно поступил, что не разрешил ей вернуться. Вижу, тебя одолевают сомнения...
-Да, госпожа. Я думаю, думаю, и порой горько раскаиваюсь, что прогнал ее. Ведь все могло быть по-другому... Может быть, она разжалобила бы господина виконта, вымолила бы прощение, они бы помирились... и он был бы счастлив с ней...
-А потом? — спросила Шевретта, — Оливен, знаешь ли ты, что такое дилемма?
-Да, госпожа. Ситуация, когда любой выбор нехорош. Но о какой дилемме вы изволите говорить?
-Вот какой — мальтийский рыцарь, проводящий жизнь в боях с мусульманами или — муж Лавальер в бегах, которого преследует ненависть его величества Людовика!
-Значит, выхода нет? — печально спросил Оливен, — Но сейчас,
госпожа, когда наш господин уехал на войну, такую далекую и такую опасную, я думаю, что лучше бы он тогда женился на Лавальер. Это все же лучшее из двух зол.
-Людовик не примирился бы с тем, что у него из-под носа увели фаворитку. Он начал бы преследовать их.
-Разве вы не могли бы, при вашем влиянии на Анну Австрийскую защитить сына от репрессий короля?!
-Короли таких вещей не прощают. Уж на что король Генрих Четвертый был популярен и любим, и то, если вспомнить историю — как он преследовал своими домогательствами молодую Шарлотту де Монморанси, будущую мать великого Конде! Супругам пришлось бежать за границу. Но Генрих пытался их и там достать... А ведь король был тогда далеко не юноша.
-Это так, госпожа, это так! Но, если бы я был уверен в том, что Луиза де Лавальер невинна как ангел, что она достойна моего господина, я сам бы привел ее к нему. Но я был уверен в обратном! А вы наполнили мою душу сомнениями и колебаниями.
-Перестань! Жить, скрываясь, постоянно в страхе — разве это жизнь! А Людовик, конечно, не дал бы им покоя. И я не хочу, чтобы мой будущий внук повторил судьбу сына в раннем детстве.
-Вы хотите сказать, что, если бы они поженились, и родился малыш, то и тогда продолжались бы преследования и погони?
-А чем Людовик лучше Ришелье, Оливен? Полагаю, в чем-то жестче. Ришелье все же не ЦАРСТВОВАЛ! Он правил, но трон занимал Людовик Тринадцатый! Нынешний король сосредоточил в своих руках всю власть... Да что гадать, Оливен, как могло бы быть, если бы... Говорят, все, что делается — к лучшему. Из двух зол этой дилеммы ни одно не подойдет. Не кори себя. Отбросим эти варианты — они оба нехороши. Третий вариант будет идеальным.
-Идеальный вариант — это что? — шепотом спросил Оливен.
-Финал твоей песни "И после всех потерь — счастливая любовь".
Глава 24. Графиня продолжает расспрашивать.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
