— Считаю, это ведёт к одному очень важному упущению. Если невозможно жить на ренту и заниматься при этом науками и искусствам, то науки и искусства будут в упадке.

— Уверяю тебя, что это не так. У нас с науками и искусством всё в порядке, разве что... разве что наши учёные хотели бы иметь возможность покупать европейские книги, но подозреваю, что через ваших купцов это сделать всё равно проблематично, ведь они не особенно сведущи в науках, — говоря это, Асеро краем глаза смотрел на Верховного Амаута.

— Тут не вижу сложностей. Если вы согласитесь принять у себя миссию, то в неё вполне можно будет включить человека образованного. Скорее всего, среди них найдутся люди, горящие желанием увидеть страну, о которой столько наслышаны.

— Что же, возможно. Итак, ваши условия торговли — открыть представительство внутри страны. Как ты понимаешь, на такой шаг мы не можем пойти, не взвесив всё как следует. Мы, инки, привыкли любой серьёзный шаг тщательно взвешивать, но потом никогда не идём на попятный, если только противоположная сторона договор не нарушает. В то время как с выкупом моих племянников тянуть нельзя. Давай сделаем так: сначала выкуп, а пока это будет происходить, мы ещё раз всё взвесим и выдадим окончательное решение.

— Что же, я вполне понимаю разумность такого подхода.

— Тебя проводят до Тумбеса, туда же доставят сокровища и провожатых от нас. Надеюсь, что всё пройдёт как можно более гладко. Возвращаться в Тумбес можешь уже завтра.

— Ещё раз от души благодарю Ваше Величество.

Когда посол ушёл, Асеро сошёл с трона и вздохнул с облегчением, потягиваясь:

— Ух, семь потов сошло. Чуткий Нюх, ты хотел бы поехать завтра с послом или поедешь отдельно?

— Я бы предпочёл ехать отдельно, — ответил Чуткий Нюх, снимая шлем, — хоть этот человек и не был среди пиратов, но мне от одного вида англичан тошно.

Тем временем носящие льяуту тоже вставали после долгой неподвижности. Асеро подумал, что они в этот момент похожи на оживающие мумии из пьесы "Позорный Мир".

— Мне тоже тошно, — сказал Горный Ветер, вставая со своего места. — Прости, что не выдержал, но от одной мысли, что они творили с Ланью, меня всего внутри переворачивает. И главное, они это даже преступлением не считают.

— Так что он с ней сделал? — спросил Искристый Снег. — Я так и не понял.

— Осёл ты всё-таки, — ответил Киноа, — кажется, до всех дошло кроме тебя. Конечно, понять Горного Ветра можно, но раз они не считают это преступлением, то, видимо, это потому, что им никто не объяснил, что в рабовладении преступного...

— Вот ты и объясняй, — бросил Горный Ветер, — если сумеешь.

— И объясню, — ответил Киноа. — Всё равно надо будет писать по этому поводу что-то английской Короне. Я могу написать это за Асеро. Или мы вместе напишем. Или каждый по одному. Может, так их скорее проймёт.

Горный Ветер, Инти и Славный Поход засмеялись. Даже Асеро тоже усмехнулся.

— Нет, ну а что вы, я серьёзно, — ответил Киноа.

— Да мы понимаем, что серьёзно, — ответил Асеро, — пиши, конечно. Но я-то надеюсь найти общий язык с теми, кто и так против рабства. А ты... неужели ты думаешь, что можно пронять убеждённых рабовладельцев?

— Смех смехом, — сказал Инти, — но ведь факт, что они считают для себя естественным многое, чего мы потерпеть не можем. И что лично ты, Киноа, предлагаешь тут делать? Читать им вразумляющие проповеди?

— Думаю, что в Тавантисуйю они вполне могут научиться жить по-нашему. Не за одни день, конечно, но ведь были вполне удачные примеры среди пленных испанцев.

Инти ответил:

— Среди них всё-таки отбор был. Наиболее отмороженных казнили. А остальные понимали, что они тут не хозяева, а гости, к тому же непрошеные. С англичанами такого не будет. Они знают, что ничего страшнее высылки им не грозит.

— Всё-таки есть надежда на их здравомыслие, ведь если их вышлют, они потеряют выгоду.

— Надейся, надейся, — мрачно сказал Инти, — ты ведь до того и дела с белыми людьми не имел никогда.

— Ладно, хватит об этом, — сказал Асеро, — сейчас лучше отдохнуть от этого вопроса и я очень надеюсь, что Небесный Свод выздоровеет, и мы сможем решать этот вопрос при его участии. Если у кого есть ко мне дела вечером, но только не по этому вопросу, я готов принять.

— Да, есть одно дело, — сказал Верховный Амаута. — Тут есть один лекарь с проектом. Я сам не знаю, как его оценивать. Вроде и здраво звучит, но больно он рискованный. Но, думаю, тебе, государь, будет нелишне его выслушать. Иначе он от нас просто не отстанет.

— А хоть что он предлагает?

— Он уверяет, что нашёл способ избавить наше страну от оспы.

— Нашёл новое лучшее лекарство?

— Если бы это было так, я бы не удивился. Но он уверяет, что с человеком можно сделать нечто такое, чтобы он оспой вообще не мог заболеть. Мне это кажется очень сомнительным, но суди сам.

— Ладно, скажи ему, пусть приходит во дворец в пять вечера.

— Он просит разговора с глазу на глаз. Дозволишь ему войти в личные покои?

— Оснований подозревать в коварных замыслах не имеется?

— Никаких. К леонистам отношения никогда не имел, — ответил Инти.

— Он что, и к вам приходил?

— Приходил. Боялся, что через Верховного Амаута до тебя не достучаться. Сам проект оценить не могу, но то, что он против тебя не злоумышляет — можно быть уверенными.

— Ну, тогда пусть приходит во внутренний сад. Приму.

В пять вечера Асеро ожидал посетителя. Он волновался, но волнение было скорее радостным. Неужели какое-то надёжное средство от оспы найдено, и он сможет избавить свою страну от проклятия, терзающее её со времён Уайна Капака? Сколько жизней эта болезнь безвременно оборвала, сколько людей безжалостно изуродовала... Сам Асеро ещё мог считать себя везучим: оспа испахала только кожу, глаза и всё остальное на месте, но разве забудешь о своей беде, если каждую баню ощупываешь себя вольно или невольно? Тем более что в дни его юности даже во дворцах почти не было зеркал, и порой он боялся, что выглядит слишком непривлекательно для окружающих. Юношей он всерьёз боялся, что ни одна девушка в его сторону даже и не посмотрит. Конечно, теперь он понимал глупость таких опасений — слишком много было таких товарищей по несчастью, да и девушек с такими "украшениями" хватало. Но по молодости многие слишком сосредоточены на себе, не всякий умеет разглядеть за личным горем общую беду.

От его мыслей его отвлекла жена:

— Асеро, объясни мне всё-таки, что за посетителя ты ждёшь? Я что-то не помню, чтобы ты раньше перед гостями баню принимал.

— Прибудет лекарь. Вроде он по своим делам, а меня осматривать не собирается, но лучше на всякий случай быть готовым ко всему.

— Асеро, не темни. Ты решил выяснить, не бесплоден ли ты? Чтобы окончательно убедиться, что у нас по моей вине ничего не получается?

— Да с чего ты взяла? Ну, пропотел я на этих переговорах, так что самому неприятно, а лекарь по запаху меня ещё и нездоровым сочтёт. Почему ты мне не веришь?

— Верю, что пропотел. Но вот что лекарь пришёл просто так по своим делам — не верю. Можно сделать так, чтобы он потом и меня посмотрел?

— Хорошо, но сначала мы с ним наедине поговорим. Пойми, это он просил разговора с глаз на глаз.

— А чтобы его не кормили, тоже он просил?

— А это уже заморочки нашей службы безопасности. Мол, лекарь, мало ли что у него на уме... вдруг попытается отравить! Впрочем, если я, поговорим с ним, сочту, что он внушает мне доверие, то можешь появляться перед ним с подносом, я просигналю как обычно.

У супругов была разработанная система знаков на такие случаи.

— Ну, смотри, Асеро. Если он тебе вторую жену завести посоветует, так и скажи.

— Такие советы не его сфера. Да что с чего ты вдруг об этом думать стала?

— Сам понимаешь с чего. Наследник нужен.

— Да вернут наших племянников живыми и здоровыми. На выкуп мы сокровищ собрали, люди Инти в числе наших представителей позаботятся, чтобы всё было без мухлежа.

— Да я тоже надеюсь, что вернут. Только вот твоими наследниками им после этого не бывать. Удар был рассчитан точно.

— Это ещё почему — не бывать?

— Они опозорены и сломлены, скорее всего.

— Насчёт сломлены — это ещё бабушка надвое сказал. С Манко в плену тоже всякие непристойности творили. Ничего, потом сумел прозвище "Великий" получить. Инти в плену тоже исхлёстан был, до сих пор отметины. Надеть льяуту это ему не помешало. Так что мальчики ещё себя покажут.

— Асеро, ты недооцениваешь одного: у тебя здесь в столице есть очень коварный и опасный враг. Сейчас, когда Небесный Свод болен, а я, скорее всего, не смогу родить тебе наследника, он выбивает из строя сыновей Зоркого Глаза. Кто остаётся? У Наимудрейшего только дочери, Киноа не потомок Манко, а только правнук Атауальпы по женской линии...

— Ну, если больше никого не останется, то и сыновья Киноа могут быть претендентами, хотя пока ещё они слишком малы. Особенно в случае удачного брака. Или ты намекаешь, что Киноа может стоять за всем этим?

— Нет, я так не думаю. Он всегда был честным человеком.

Помолчав, Луна добавила:

— Асеро, мне кажется, что мы теперь расплачиваемся за прошлые ошибки. Когда мать Ветерка умерла, надо было взять его к себе, а не оставлять деду. Инти боялся, что мальчику будет трудно с мачехами, а каково ему было там? Старик Живучий, конечно, любил внука, но всё-таки характер у отца Морской Волны был.... Да она нам сама рассказывала.

— Луна, ты забыла, каково тебе было тогда с малышками. Тебе бы всё равно было не до него. А у Ветерка там хоть бабушка была.

— Она ненадолго пережила дочь.

— Ну, несколько лет всё-таки прожила. И при этом у неё было много подруг, Ветерка много где привечали. Та же Ракушка, жена Старого Ягуара... Нет, конечно, с суровым дедом ему было несладко, а если бы он рос у нас, то вряд ли бы ему пришло в голову считать меня тираном, достойным смерти, но всё же... всё же свой выбор он сделал сам. Кстати, Старый Ягуар говорит, что это среди юношества чуть ли не эпидемия пошла — яростно отвергать всё, чем жили их деды и отцы.

— Отчего так, Асеро?

— Старый Ягуар считает, что молодёжь просто избаловали. Всё, что его сверстникам доставалось потом и кровью, нынешнему юношеству досталось за так. Университетские любят посплетничать, что мол, Старый Ягуар даже школу толком не окончил, не то что университет, как будто забывая, что в дни его юности на месте университета и всего города вообще одни руины были! А невзлюбили его, по его мнению, за то, что он требует с молодёжи самую мелочь — быть благодарными предкам, не называть их тупыми и отсталыми, а тем надоело! Ведь это в основном среди университетских такая мода пошла, а не среди моряков, — вздохнув, Асеро добавил. — Знаешь, Луна, когда я думаю о таком, я даже почти рад, что у нас нет сыновей. Это много лучше, чем иметь сыновей недостойных. Во всяком случае, при моём сане.

Потом тихо добавил:

— Тсс, кажется, он идёт, лучше тебе скрыться пока.

Луна поспешила прочь, а через мгновение перед Асеро появился визитёр.

— Приветствую тебя, Шрам от Шпаги, — сказал Асеро. — Расскажи, что привело тебя ко мне.

Асеро, если честно, был немного смущён. Почему-то он ожидал увидеть пожилого человека, если не старичка, но перед ним стоял человек лет тридцати.

— Приветствую тебя, государь! Я открыл средство от оспы, которое должно навсегда избавить нашу страну от этого бедствия. Но чтобы рассказать об этом, нужно начать несколько издалека.

— Что же, Шрам от Шпаги, я готов тебя выслушать, но если история долгая, то нам, пожалуй, стоит присесть на вот эту скамью.

И Асеро указал на скамью возле садового столика.

Шрам от Шпаги согласно кивнул и сел. Присев рядом, Асеро обратил внимание на кожаную папочку в руках посетителя. В ней был явно не один лист. Значит, основательно к вопросу подготовился.

— Итак, государь, история эта началась несколько лет назад. Мой отец был лекарем и обучил меня своему ремеслу, однако, желая, чтобы я знал больше чем он, он отправил меня доучиваться в Кито, где я волею судьбы задержался надолго. Ибо в том месте, где жил мой отец, прокатилась эпидемия оспы, а в таких случаях туда не пускают никого, кто бы до этого оспой не переболел, хотя я и считал своим долгом быть там, помогать отцу.

Шрам от Шпаги вздохнул, и добавил:

— Конечно, в Кито я старался провести время с максимальной пользой, учился всему, чему только мог, увлёкся исследованием родословных, но всё-таки душой рвался на родину и боялся за своих близких. Увы, боялся не напрасно: вернувшись домой, я увидел только могилы отца и матери, одна из моих сестёр была жестоко изуродована, другая и вовсе ослепла....Со страхом я шёл на встречу с невестой, готовясь к самому скверному... Даже если она жива и более-менее здорова, оспа наверняка не пощадила её красоты... Каково же было моё удивление, когда я узнал, что болезнь её не тронула. Хотя переболела вся её семья. Она рассказала мне, что из девушек, которые ухаживали за коровами, никто не пострадал. А, надо сказать, тут как раз рядом было место разведения этих животных, там производили и до сих пор производят сыр и масло.

Асеро слушал внимательно, вспоминая при это о своём родном отце. А ведь мать тоже не заболела, и у неё была обязанность ухаживать за коровой, молоко от которой предназначалось тем младенцам, чьи матери не могли их вскормить сами по тем или иным причинам. Значит, именно эта корова спасла его матери жизнь! Лекарь тем временем продолжал:

— Я стал искать причину этого обстоятельства. Посмотрел статистику смертности по конюхам и стригалям лам, также по свинопасам и разводителям морских свинок... Но от оспы они умирали не чаще и не реже всех остальных. Зато в другом месте развода коров тоже подтвердили — доярок оспа по непонятной причине щадит. Причём именно доярок, тем, кто просто потребляет молочные продукты, оспа так же опасна, как и всем прочим. В конце концов я нашёл причину: коровы тоже болеют оспой, только их оспа не такая как у людей, она как будто младшая сестра оспы человеческой. Потому доярки заражаются ею, переболевают и становятся неуязвимы для её старшей сестры. Но как же они не замечают самого факта болезни? Наверное, она проходит очень легко. Однако даже коровья оспа оставляет на теле коров особые струпья. В конце концов, я решился на острый опыт. Я срезал с коровы струп и сделал себе на плече надрез, в который вложил этот струп. Сначала не произошло ничего особенного, потом я несколько дней недомогал, но не сказать, чтобы очень сильно. Если бы я специально не следил за своим состоянием, а был бы занят какими-то делами, полностью поглощающими моё внимание, я бы, скорее всего, ничего бы и не заметил. Но потом я почувствовал себя не менее здоровым, чем раньше. Оставалось только проверить мою неуязвимость от оспы. Как только я узнал, что началась очередная эпидемия, я оставил семью и поехал туда. Государь, чтобы мой опыт до конца удался, мне пришлось немного слукавить — сказать, что я оспой уже болел. По нашим законам такой обман может быть сочтён преступным, но я... я не мог поступить иначе. Тем более что младшей сестрой оспы я всё-таки переболел. Как я ожидал, болезнь не коснулась меня. Тогда я понял, что настала пора принести своё открытие в дар стране. Я поехал в Кито и рассказал обо всём своему учителю. Он внимательно меня выслушал и сказал, что опыта над собой мало, нужно испытать безвредность этого дела хотя бы на десяти добровольцах, причём они должны были различаться по полу и по возрасту. Добровольцев быстро нашли, ведь в случае удачи это слава, а риск вроде не очень велик. Хотя, разумеется, мы старались подбирать людей, не страдающих никакой временной хворью. В общем-то, эксперимент прошёл благополучно. Почти. С девятью из десяти не случилось ничего плохого, но одна из молодых женщин оказалась беременной, и у неё случился выкидыш. Не знаю точно, было ли это причиной или просто совпадением, но видимо, рисковать тут не следует.