Гном и семь Белоснежек

Я помотала головой.

— Сейчас она нам всё расскажет, — вцепилась маникюрша в моё плечо и толкнула вперёд.

Швырнув меня за круглый стол в старомодно обставленной комнатке, Соня стала надо мной и тоном надзирательницы велела:

— Валяй!

Я облизнула высохшие губы.

— Я стала тебя искать, когда сегодня утром не дозвонилась. А звонила, чтобы узнать кое-что из вашего вчерашнего разговора с Лёней в такси. Так уж получилось, что я следила за вами. И всё слышала.

Не спуская с меня взгляда исподлобья, Лепнина медленно села рядом.

— То есть как это — следила, и ещё интересней — слышала?

Пришлось рассказать, как случайно увидела толпу в воротах кладбища, про пост наблюдения около клуба и находчивого таксиста, придумавшего ход с телефонным звонком коллеге Тимохе. Закончила я подробным живописанием сегодняшнего дня. Выслушав меня, Соня снова схватилась за нож. Я вжалась в стул.

— Страшно, да? — криво улыбнулась маникюрша, заметив мою реакцию. — А прикинь, как я стреманулась. Сваливаешься, словно снег на голову, сюда, в место, о котором никто не знает, а за день до этого по моргам расхаживаешь. Странно как-то получается, тебе не кажется? — и она разрезала пополам огурец: для себя и Тани.

— От кого ты прячешься?

— Не торопи-ись, я ещё не всё узнала, — налила Лепнина себе и подруге амаретто. — Например, с какой радости ты вообще следила за кем-то возле 'Богемии' и подслушивала нас с Лёней.

Подождав, пока они чокнутся и выпьют, я развязала платок:

— Смотри.

Таня выронила огурец, Соня подавилась ликёром. В её глазах забрезжило сочувствие, но пропало оно так же быстро, как и появилось. Дотянувшись до моей шеи, маникюрша яростно потёрла её.

— Что ты делаешь? Господи, да ты неадекватна! — отбилась я.

— На грим не похоже, — растерянно констатировала Соня, разглядывая свои пальцы.

Её лицо стало приобретать привычное выражение, лёд растаял, но следом пришло что-то вроде истерики. Сжав голову руками и с силой зажмурившись, Лепнина начала повторять:

— Извини. Извини, извини, извини! Твою мать, кажется, я совсем тронулась. Дуняш, я ведь ножик... Это только для самообороны. Знаешь, как нас с Таткой трухануло, когда мы услышали стук в дверь.

— А ты ещё так грозно: 'Что за игры, поздно делать вид, что дома никого', — подхватила Таня.

— Да-да, — быстро закивала Лепнина. — Ой, ты ж голодная!

Вскочив, она подбежала к серванту и трясущимися руками вытащила тарелку, кружку и рюмку.

— Спасибо, но я не буду пить, — предупредила я.

Соня вернула стопку на место.

— Как же ты выжила? — с лихорадочным блеском в глазах спросила она, от души наваливая мне салата. — Или ты убийцу того? Ну это...

— Ты мне льстишь, нет конечно. Я его даже не видела.

— А в полицию обращалась? — поинтересовалась Таня, ставя передо кружку чаю, накрытую бутербродом с толстым слоем неаппетитного паштета.

— Хуже. Я начала собственное расследование.

— Как Мисс Марпл? — улыбнулась цирюльница.

— Как Виола Тараканова, — посмотрела Соня на подругу, — Дуня больше по Дарье Донцовой профилируется. И как успехи?

— Ну, беглянок, как видишь, найти способна. Так почему ты сбежала?

Маникюрша, не ответив, выпила ещё и пригласила на перекур.

— Ты же не куришь, — удивилась я.

— Дай ты человеку поесть, с дороги же, — укорила Таня, потом сдала: — курит-курит.

— Покуриваю. Когда нервничаю. Дома пачку держу на такой случай вместо корвалола. С прошлого года к ней не прикасалась, а за этот месяц уже вторую купила. Ну так что выбираешь: рассказ или жратву?

Я поднялась.

— А я не пойду, всё равно я это уже слышала, — отмахнулась Таня, — лучше воды нагрею, мне ещё волосы надо покрасить.

С заднего крыльца пейзаж открылся по-настоящему сельский. Не прополотые, поросшие мокрицей грядки, косой сарай с подпёртой доской дверью, деревянный туалет с вентиляцией в виде маленького окошка под самой крышей. Зато за огородом простирался прекрасный вид. Персиково-малиновый закат шёлковой тканью накрывал виднеющуюся вдалеке зеркальную гладь то ли озера, то ли реки. Стрекотали сверчки, не смотря на близость с удобствами, одуряющее пахло свежим воздухом.

Мы сели прямо на ступени и закурили. Соня с удовольствием выдула дым из красивых губ. Изящные пальцы держали сигарету элегантно, словно мундштук. Ей очень шло курить, она делала это почти как Марлен Дитрих. А её гордый профиль в янтаре садящегося солнца хотелось фотографировать.

— Лёня прав, я его подставила. Точнее... В общем слушай.

Храмов заблуждался, когда говорил, что Лепнину устраивали их не обременительные отношения и она не имела на него каких-либо планов. Нет, Соня не была влюблена в адвоката — он привлекал её своей перспективностью. Ещё в пубертатном возрасте девушка решила, что ей, красивой натуральной блондинке, учиться, а затем гнуть спину, строя карьеру, незачем, можно прекрасно жить за счёт мужчин. Именно поэтому к своим двадцати восьми у неё нет никакого образования, зато есть трёшка в центре города, пусть и в хрущёвке. К слову, Соня всегда понимала соотношение миллионеров к барышням-акулам вокруг них, и выйти замуж за олигарха зря не мечтала. Она выбрала специализацию по бизнесменам средней руки и довольствовалась малым: квартиркой там, мебелишкой, поездками по всему миру, мехами и платиной с бриллиантами; машины только почему-то всё не сыпались с неба. Но в конце прошлого года с бизнесменами как-то перестало складываться, попадались сплошь скупердяи — треклятый мировой кризис — и маникюрша сконцентрировала силы на охмурении Леонида.

И снова не клеилось. Как ни старалась Соня во всём быть идеальной — и клиентов адвокату подбрасывала, и любимые блюда его готовила — ну не заговаривал тот ни о совместном ведении хозяйства, ни уже тем более о походе к алтарю. Наверное, Лёня уже просто привык к такому положению вещей. А почему бы и нет? Лепнина и так всякий раз без вопросов принимала его с распростёртыми объятьями и ногами, а потом ещё вкусно кормила домашним. Так зачем же тратить силы и время на разговоры о серьёзных отношениях?

— Однажды я всё-таки осторожно спросила, не собирается ли он когда-нибудь ещё раз жениться, — говорила сейчас Соня, — так он, наверное, что-то заподозрил, и отмазку мне выдал. Не могу, говорит, предать ребёнка, ещё слишком мало времени прошло после трагедии, Алина не до конца пришла в себя, придётся, пока дочка не заведёт себе жениха, куковать в одиночестве. Прикинь? Короче, до её восемнадцатилетия, ага, — нервно хихикнула Лепнина.

Весной Лёня совсем распоясался: перестал делиться с подругой своими проблемами, спрашивать советов и вообще заметно охладел. Парочка виделась всё реже, Лепнина устала чего-то ждать и приняла ухаживания другого кавалера. Однако роман оказался куцым. Очередного индивидуального предпринимателя хватило всего на пару месяцев, и маникюрша с адвокатом снова свиделись.

В конце мая они и ужинали в ресторанчике восточной кухни. Тихое, уютное место, где каждый столик ограждается эдаким шатром — навесом из ковров, органзы и барежа. Вкусная еда, парчовые кушетки, аромат пряностей — вся атмосфера действовала, как афродизиак. В ожидании счёта им уже не терпелось уехать и уединиться на шёлковых простынях, но планы нарушил телефонный звонок. После разговора изменившийся в лице Храмов заказал себе водки и открыл портмоне.

— Возьми на такси, езжай домой, а я останусь здесь ждать клиентов. Если соберусь приезжать — позвоню.

Понимающе кивнув, Соня взяла деньги и покинула шатёр. На самом же деле она устроилась в соседнем — уж слишком распирало её любопытство, какие же важные птицы испортили рандеву. Сделав нехитрый заказ и откупившись от удивлённого лакея чаевыми, Лепнина поплотнее задёрнула тканями вход и припала ухом к 'стене' из ковра. Спустя несколько минут с Храмовым поздоровались два голоса. Мужской, с 'песком', она узнала сразу — он принадлежал её давнему клиенту Юре Борцову. А вот женский был Соне незнаком, но девушка отзывалась на имя Яна. Национальные песнопения из динамиков под потолком мешали полноценно разобрать диалог. К тому же собеседники изъяснялись загадочно, словно зная, что их подслушивают. Но суть маникюрша уловила: троица обсуждала какую-то аварию.

— Я заручилась поддержкой отца, он согласен дать делу огласку на самом высшем уровне, — говорила Яна. — Так что нынешним владельцам мало не покажется, а Юра станет у руля.

— Рулить мы будем вместе, дорогая, — довольно сипел Борцов. — Дело нужно провернуть через две недели, близится самый подходящий день. Леонид Фёдорович, документы готовы?

— Разумеется, ознакомься, Юрий Мстиславович. Подписи и печати всех кого нужно получены, даты прошлогодние, не придраться, — деловито вещал Храмов.

— Ты молодец, — одобрил Юра, — но бумажки пока пусть будут у тебя, мне так спокойнее.

Вскоре клиенты ушли, Лёня же остался и заказал ещё спиртного. Выждав какое-то время, Соня аккуратно вышла на улицу, поймала бомбилу и тут же позвонила Храмову:

— Извини, если отвлекаю, но я очень по тебе соскучилась. Ты понимаешь меня?

— Скоро буду, — буркнул любовник и отсоединился.

Он приехал всё с таким же сползшим лицом, был подавлен и неразговорчив. Греху придавался тоже вяло и без страсти. Удовольствия в тот вечер никто из голубков не получил, и это окончательно выбило парня из колеи. Сконфуженный Лёня отправился в душ, Соня же, не справившись с собой, залезла в его портфель. Внутри в отдельном файле обнаружились копии тех самых расписок и заявления от имени Борцова в различные инстанции о том, что клуб 'Богемия' находится в аварийном состоянии. Последние документы выглядели свежими, даже паста шариковой ручки что в заявлениях, что в расписках была, казалось, идентичной. Однако даты на 'доносах' действительно стояли прошлогодние. Чувствуя, что находка ей пригодится, Соня принялась фотографировать бумаги на мобильный. Но успела заснять лишь расписки — закончить начатое не дал стихший шум воды в ванной.

— А на следующий вечер Лёня приехал наверстать своё фиаско и случайно назвал меня во время секса Радой, — откровенничала Соня. — Ух, как я рассвирепела! Правда, ничего не сказала и виду не подала. Но в отместку решила его шантажировать. Хотела блефовать, будто сделала копии тех документов.

— Как? — подпрыгнула я. — Разве ты не Юру собиралась шантажировать?

— Не-еее, с Юрой связываться себе дороже, уж не дура. Гораздо безопаснее что-то поиметь с Лёнечки. Капец бы настал его адвокатской карьере.

— Да чем его можно шантажировать?

— Как чем? Причастностью к обвалу стены в 'Богемии'. Это же именно Лёнечка договаривался с инстанциями, чтобы там задним числом подписывали Юркины письма, в которых он якобы заранее предупреждал об аварийности здания.

Я разочарованно посмотрела на Лепнину.

— И всё? Он только подкупал инстанции? Честно говоря, слабовато для шантажа. Да он бы просто послал тебя и был бы, извини, прав. И потом, доказательств-то у тебя кроме расписок не было.

— То-то и оно. Мне больше ни разу не удалось заглянуть в его портфель, как-то он стал осмотрителен.

— Мелковата, по-моему, рыбка. То ли дело шантажировать тех самых сильных мужей из инстанций, — подначила я.

— Нет, я всё-таки, по-твоему, похожа на дуру. Лёня, Лё-ня — вот кто мог испугаться, начать платить и ничего мне при этом не сделать. Я знаю его болевые точки.

— Какие же? — навострила я уши.

Лепнина несколько секунд поразмышляла.

— Нет, не буду говорить. Всё равно я бы на это не решилась, да и с этой заварушкой ничего не вышло.

— Заварушкой... — повторила я. — Погоди, твоя сменщица, Оля, рассказывая мне о 'богемской' афере, сказала, что ты собиралась шантажировать 'главного заварушника'. Но ведь главный заварушник — Юра, а ты мне сейчас говоришь о Лёне.

— О-ооо. Я же не знаю, как она поняла и изложила мои слова. Да, главнюк там — Юра. Но я к нему идти никогда не собиралась, только к Лёне.

— А зачем ты хотела втянуть Олю в шантаж?

Соня снова задумалась.

— Имелась одна идейка, — протянула она, — ай, да какая теперь разница?

— Я тебе скажу, какая. Мне сейчас очень некомфортно. Я считала тебя добрым, светлым человеком, а ты, оказывается, настоящая интриганка. От тебя не узнаешь, чего ждать в следующую минуту. Ты чего-то не договариваешь. Я думала о тебе лучше.

Соня посмотрела на меня немного стыдливо, потом перевела взгляд на закат.

— А что ты вообще обо мне знаешь? Что ты знаешь о моей жизни? Ты только на ногти ко мне приходила, я так, обслуга, чего ж жизнью прислуги интересоваться-то?

Ну началось.

Как нельзя вовремя на крыльце появилась Таня, с вымазанной супрой головой. Отодвинув на двери давно не стиранную цветастую шторку, она протянула мою сумку:

— У тебя телефон оборался.

Я достала смартфон, Лепнина, продолжая что-то ворчать, нетвёрдыми ногами поковыляла к туалету.

— Она скоро засыпать начнёт, — неожиданно прошептала мне в ухо Таня, — скажи, что природу хочешь пофоткать, я с тобой выйду, расскажу кой-чё.

Я ошеломлённо взглянула на девушку, та, подмигнув, юркнула обратно за тряпку. в этот самый момент в руке зазвонил телефон.

— Евдокия, у тебя там всё в порядке? — взволнованно осведомился Геннадий.

— В полном. Извините, не знаю, насколько я ещё здесь задержусь. Давайте я выйду и отдам вам деньги.

— Не надо, оставь себе.

— Почему?

— Да хрен с ними, с этими копейками, я получил большее. У меня же на самом деле, знаешь, какая жизнь тухлая, только одними воспоминаниями и живу. Я и в таксисты-то пошёл, чтоб было хоть с кем-то поговорить. Так что поездка с тобой за радость, за такое деньги грех брать.

Говорил Балдаков горестно, мне стало его жаль.

— Слушай, Евдокия, — сменил он тон на нарочито бодрый, — тут местные мужики сказали, речка у них клёвая, поеду порыбачу, удочки-то у меня всегда с собой. А ты там не спеши, как соберёшься, звякни, я тут же подкачу.

— Спасибо, — растерянно пробормотала я.

— Это тебе спасибо.

Я уставилась на замолчавший телефон. Пропадает мужик. Есть у меня одна заказчица, Марина Весёлкина, примерно одного возраста с Геннадием и полностью оправдывающая свою фамилию. Может, познакомить их? С бойкой хохотушкой Мариной Алексеевной жизнь Балдакова заискрится всеми фейерверками.

Решив по восстановлению своей репутации немедленно связаться с Весёлкиной, я открыла уведомление о непрочитанном сообщении в вайбере.

'Привет, Белоснежка, меня зовут Гномик. Давай поиграем?'

Номер отправителя был мне незнаком. И этот извращенец всерьёз надеется, что я ему отвечу?

Соня вернулась с виноватым лицом.

— Извини. Ты права, изменилась я за последнее время. Нервы просто ни к чёрту.

— Ну так расскажи мне, из-за чего ты нервничаешь.

Она снова закурила.

— В общем, шантажировать Лёню я решила из-за злости, потому что он меня Радой назвал. Такая чисто женская месть, одним махом за все те его рассказы про баб, которых он трахал параллельно со мной.

— Он и таким с тобой делился? — обалдела я.