Приключения Звездного Волка

Едва я изложил свою задумку офицерам, они сразу же подбоченились, приободрились и начали отпускать в адрес ненавистного Чингизхана острые офицерские шуточки и соленые матросские словечки. Но долго веселиться, увы, было некогда: по моим замыслам, максимум через полчаса мы уже должны были находиться на охране воздушно-космических рубежей Великого Содружества, — и я пошел за молотком.

РОВНО ЧЕРЕЗ сорок семь секунд после торжественного нажатия кнопки мы вынырнули у вражеской границы и приготовились к бою. Я учел ошибки и недочеты предыдущих сражений и на этот раз сделал все как положено: 'Неукротимый' и 'Стремительный' на малом газу развезли концы линей по близлежащим небесным телам, невзирая на протесты эгоистичных туземцев, закрепили их там и вернулись под крыло к флагману. Когда вся предбоевая лихорадка улеглась, я взялся за главную гашетку. Но тут...

Но тут 'Звёздный Пахарь' вдруг неожиданно мелко задрожал, и пронзительно завыли сирены. Мы со старпомом ничего не понимали — в чем дело?! Но тут вбежал мой ординарец, славный, толковый белобрысый парнишка лет сорока пяти, очень исполнительный и трудолюбивый. Бледный как мел парнишка, заикаясь, доложил, что, похоже, сломалась чудо-кнопка: мы становимся видимыми, вибрация — следствие незапланированного перехода корабля из одного агрегатного состояния в другое, и вдобавок, кажется, началась утечка топлива. Мы со старпомом переглянулись и тоже побледнели как мел.

Однако мало этого. Репродукторы дальней связи вдруг зашипели, заурчали — и в наши уши ворвался взволнованный голос Экселенции:

— Сынок, сынок!.. Они здесь, сынок!.. Ну где же ты есть, мой ма-а-альчик?..

— Кто здесь? Где — здесь? — не понял я.

— Агрессоры здесь!.. Около Великого Содружества!.. — Фельдмаршал визжал как недорезанный. — А вы где? Где 'Пахарь'?!

Та-ак... очевидно, враг оказался проворнее, чем мы предполагали. Ох-х, сколько, нет, ну сколько раз давал я себе честное слово, что всегда буду дооценивать противника, — и вот, опять недооценил.

А фельдмаршал всё продолжал кричать, звать на помощь, и я, чтоб не мешал думать, закрутил звук и стал думать.

Минут через пять я перестал думать.

— Ваше мнение, капитан первого ранга? — забарабанил я пальцами по столу.

— Я полагаю так, — забарабанил по столу и старпом. — Нам нечего ждать милостей от Чингизхана, поэтому предлагаю открыть самый полный огонь.

Я рассерженно перестал барабанить.

— Ах, капитан, как всё у вас просто! 'Самый полный'! Да ведь коли стрБльнем на всю катушку, — до Содружества потом и к завтрему не доедем. А там за это время... Да застанем ли мы вообще к завтрему наше бедное Великое Содружество...

— Виноват! — перестал барабанить и капитан. — Ну тогда поехали сразу домой.

— А присяга? — зловеще процедил я. — Вам что, честь не дорога или погоны надоели?

— Почему это надоели? — обиделся капитан.

— Потому! — отрезал я. — Вы что, надеетесь, с меня одного голову с эполетами сымать будут? Нет уж, дудки, обои полетим!

— Но что же делать, ваша светлость? — У старпома затряслась сперва нижняя, а потом и верхняя губа.

— М-да-а, это вам не в шахматы играть. — Я, каюсь, не выдержал и капельку уязвил его самолюбие. — Тут иногда думать надо. — Снова стал думать, а минут через пять торжественно поднялся и объявил: — Принимаю важное государственное решение: мы начинаем переговоры!

— С кем? — изумился старпом.

— С Чингизханом.

— Зачем?! — возмутился старпом.

Я устало пожал плечами:

— Необходимо выиграть время. А ну как удастся захватить заложников. Вот и будем их ими шантажировать, пока не отзовут своих карателей.

Старпом посветлел лицом и, захлебываясь, принялся было говорить мне самые разные комплименты, но я его быстро пресек — не время сейчас, отчизна в опасности — и вновь включил Суперэкселенцию.

Репродукторы завыли, заныли, зарыдали, затараторили:

— Сынок!.. Содружество!.. Сгною!.. Домой!..

Врубив встречную помеху и забив маршала, я взял в руки микрофон.

— Алё, ваше превосходительство, успокойтесь! Ваше превосходительство, ну ваше превосходительство! Ну будьте же опять мужчиной, ответьте, пожалуйства, на один только вопрос. — Чуть убавил помеху. — Чингизханы уже вошли в зону Великого Содружества?

— ...нет... не вошли... стоят на границе...

Прибавил помеху.

— Ладно, теперь слушайте внимательно. Надо начинать мирные переговоры.

— Но... — попытался возразить Суперэкселенция.

— Никаких 'но'! Нужно любой ценой потянуть время. Вызывайте их парламентеров и договаривайтесь о чем угодно. Выслушайте требования, выдвиньте встречные условия и контрпредложения. Ну в конце-то концов, не мне учить вас жульничеству! Пока всё ясно?

— Пока ясно... — Неубедительный голос фельдмаршала звучал где-то далеко-далеко.

— И главное, ни о чем не беспокойтесь. Я всё беру на себя...

НА СЕБЯ...

Конечно, легко сказать: я всё беру на себя — а сделать? Я заперся в рубке, расчехлил галактический эсперантор, приладил к треноге и, высунув в окно, направил дуло в сторону главной метрополии Чингизхана.

Эти эсперанторы изобрели не так давно, и поначалу они не мыслились как галактические, а предназначались для серьезного и вдумчивого общения с представителями реликтовой флоры и фауны Великого Содружества. Однако очень скоро стало ясно, что каких-то теплых и ласковых слов в адрес 'Хомо сапиенс-сапиенс' от этих представителей вряд ли дождешься. Все, ну буквально все они, от ромашки до баобаба и от амебы до слона, почему-то лишь грязно ругались в наш адрес, иной раз даже в присутствии гостей, и только. А самые большие смутьяны — папоротник и хорек — так прямо и заявили, что в случае с нами матери-природе и биологическому прогрессу, пожалуй, следовало бы тщательнее пользоваться контрацептивами.

Ну, понимаете сами, после таких рацпредложений с хорьками нам разговаривать стало абсолютно не о чем. Их всех вывезли на отдаленную планету и устроили там резервацию. Говорят, они уже заполонили все мало-мальски пригодные для жизни пространства, и теперь звездолетчикам, без крайней необходимости, не рекомендуется швартоваться у той злополучной планеты, а уж выходить из корабля без противогаза просто категорически запрещено.

С папоротником же поступили гораздо проще.

Ну а эсперанторы передали в ведомство внешнеполитических сношений, и с их помощью наши внешние политики довольно успешно сношались с жителями иных, не знающих языка Содружества миров, хотя, правда, лишь в самых особых, экстренных случаях, потому что, в отличие от прочих способов дальней связи, рев эсперанторов во время таких межзвездных диалогов звучал обычно на всю Вселенную. Но мне сейчас, сами понимаете, было не до конспирации.

Итак, я направил ствол прибора в направлении противника и закричал что было силы:

— Эге-гей! На палубе!.. С вами говорит глава совершенно секретной миссии по вашему немедленному уничтожению! Как нас слышите? Приём.

Несколько томительно долгих минут стояла полная тишина, а потом из таинственных межпланетных глубин донесся вражеский голос:

— Слышим вас нормально! С главой вашей совершенно секретной миссии по нашему немедленному уничтожению говорит глава нашей совершенно секретной миссии по вашему немедленному уничтожению! Приём.

Я заглотил побольше воздуха и как можно громче завещал на весь Космос.

— Единственной движущей силой пославшего меня общества является гуманизм, равенство и братство всех народов всех земель! — твердо отчеканил я. — По этой причине мы к вам и прилетели. Приём.

Чингизханы с ответом не медлили.

— А мы тоже являемся главной движущей силой нашего общества и тоже боремся за гуманизм, равенство и братство всех народов всех земель! — самодовольно заявил их полномочный представитель. — Приём.

От благородного негодования и такой неслыханной наглости я даже вспотел.

— И это говорите мне вы?! Вы, одно имя которых давно стало подлинной притчей во языцех для жителей моей родины!.. Вы, которые, не моргнув глазом, послали свои корабли-убийцы пролить кровь и плазму наших ни в чем таком не повинных существ!.. — Я просто не находил адекватных своему нравственно-психическому состоянию гневных слов. — Приём.

— А вы? Вы-то сами? — нахально закричал глава их миссии по нашему уничтожению. — Да ваше имя стало еще большей подлинной притчей во языцех для жителей моей родины, и разве не вы тоже послали свои корабли-убийцы, чтобы пролить кровь и плазму наших, не меньше ваших ни в чем таком не повинных существ?! Приём.

— Ну-у, это, по-моему, уже чисто риторический вопрос, сударь, — признаюсь, несколько смущенно возразил я. — И я лично считаю, что сейчас не время да и не место выяснять, кто из нас более или менее виновен в случившемся недоразумении. Я — руководитель секретной миссии по вашему уничтожению, вы — по нашему, — так что же нам в таком случае делить и на что жаловаться? Приём.

Ответ был на диво достойным.

— Согласен, коллега, и полностью с вами солидарен! Да в принципе, это же совершенно нормальный двусторонний процесс: вы угрожаете нам, мы, соответственно, вам, и совсем не важно, кто именно в этом неблаговидном, но таком нужном для наших отечеств деле окажется первым, правда? Прием.

— Абсолютная правда! — горячо подхватил я, памятуя, что время идет, а Экселенции там сейчас, возможно, приходится туго. — Да господи, какая разница, камрад, тут не до приоритетов! Главное, что мы с вами вполне можем найти общий язык, понять наконец друг друга и по достоинству оценить. А что, коллега, — воскликнул я с неподдельным воодушевлением, — не тяпнуть ли нам по маленькой? Приём. (Может, и правда обойдемся без заложников?)

Коллега не медлил ни секунды.

— А что, конечно, тяпнуть! — сразу же поддержал мой тонкий дипломатический ход Чингизхан. — Почему бы не тяпнуть? Просто непременно надо тяпнуть, только вот... — Он замялся на всю Вселенную, видимо, подыскивая нужные слова. — Только вот... нельзя ли по такому случаю попросить вас... м-м-м... не открывать пока огня, а? Приём.

— Ну разумеется! — великодушно обрадовался я. — И почему это — 'пока'? Да давайте вообще не будем его открывать. — Парень нравился мне все больше и больше (я ему, надеюсь, тоже). — Да и, между нами, мне его по вам уже и нечем открыть-то — патроны все кончились!

— Да ну?! — искренне изумился Чингизхан. — Скажите пожалуйста! — Он немного помолчал и вроде как прыснул в кулак. — А у нас, по секрету, вообще комедия! Все хорошие бомбовозы в отъезде, а дома одна рухлядь. Да если б у вас патроны не кончились, вы бы нас сразу, гы-гы-гы!

— А если б у вас хорошие бомбовозы были дома? — возразил я приятелю. — Да от нас бы тогда только мокрое место осталось. Тоже мне, приехали драться, без патронов, драчуны хреновы, гы-гы-гы!..

Мы еще долго смеялись и веселились, прошлись слегка каждый по своей системе, выяснили, что стратегические задачи и законы развития у нас, в общем-то, схожие и что мы, ежели наладить это дело по-умному, замечательно могли бы сосуществовать, сотрудничать и даже дружить.

(Честно говоря, меня время от времени просто подмывало спросить, к какому виду и роду разумных существ чингизханы относятся, но вот так, прямо в лоб, это было бы, конечно, не очень корректно. Похоже, постеснялся проявить бестактность и мой визави.)

Короче, мы договорились, что они сейчас запустят в нашем направлении какую-нибудь маленькую пустую планету, на полпути ее остановят, и там мы с ним и встретимся. Одни и, разумеется, без оружия — надо учиться доверять друг другу. На том пока распрощались, и я стал звонить Суперэкселенции.

ОЧЕНЬ ДОЛГО никто не брал трубку. Я уже почти потерял терпение, когда наконец какой-то молодой голос ответил, что товарищ Суперэкселенция заняты важным делом мирового значения и просили не беспокоить.

Тогда я сообщил наглому щенку, кто я такой, и потребовал соединить с Экселенцией немедленно. Но тщетно — этот канцелярский сучок надменно доложил, что со мной их высокопревосходительство не велели соединять в первую очередь.

Гм, понятно... У-у-у, старая крыса! Небось добился на своих задрипанных второстепенных переговорах каких-нибудь незначительных результатов — и на тебе, тут же задрал нос, хочет загрести всю славу себе... Эх, скотина, да что бы у тебя вышло без меня и моих дипломатических успехов? Наверняка ведь новый друг-чингизхан уже передал на свои крейсера, чтоб по нам не стреляли, что мы хорошие люди и с нами можно по-доброму работать и жить. А Экселенция, сволочь, решил приписать все лавры себе и своей тупой бараньей башке. Ну ладно, это мы еще поглядим!

...Прилетел мой верный Чёрный Лебедь.

'Ну что, брат, едешь?'

'Да вот, еду, брат'.

'А ведь это опасно'.

'Знаю, брат, но так надо'.

'Ну тогда я опять от всей души желаю тебе счастья и полного взаимопонимания между нашими великими народами!'

'А я тебе, брат'.

'Спасибо'.

'И тебе спасибо...'

Я долго думал, в каком обличье предстать перед послом Чингизхана. Дело в том, что, как это ни кажется странным, существа нашего типа встречаются во Вселенной исключительно редко и почти неизменно вызывают своим экстравагантным видом у собеседников не членов Великого Содружества неподдельный психический стресс, легко переходящий в шок и (порой) настоящее помутнение рассудка, граничащее, как правило, с помешательством. И уж обязательно — самое искреннее омерзение. Не знаю, в чем тут загвоздка, но до сих пор помню, как познакомился когда-то с одной брюхоногой, хотя и довольно жесткокрылой девушкой с Протея и очень долго не мог завоевать не то что ее сердца — самого элементарного расположения чувств. И только уже значительно позже, в одну из наших воистину безумных и горячечных ночей любви, бедная девушка призналась, что, увидев меня первый раз, она непритворно упала в обморок, и долго еще при моем появлении в радиусе пятидесяти метров у нее просто опускался куда-то яйцеклад, пока она не узнала меня поближе и не поняла, какой я на самом деле славный и замечательный гоминоид.

Так что, исходя из горького опыта, я решил надеть не антропоморфный, а какой-нибудь другой скафандр и долго ковырялся на складе, пока не выбрал наконец костюм паукообразного с далекой Арахны-18. Внутри скафандра находился пульт, и чтобы жизнедействовать, достаточно было просто жать те или иные клавиши, обеспечивающие пассажиру полный обзор, движение в любом направлении и режиме, хватательные и иные рефлексы и даже возможность попить и поесть — в 'голове' была дырка, от которой шла отводная труба, и всё, поступающее в эту дырку, незамедлительно направлялось по трубе прямо вам в рот — очень удобно.

Итак, я облачился в скафандр, зажал в одной из конечностей авоську с кьянти (этикетки на всякий случай содрал), перекарабкался в космическую капсулу, и по моей команде капсулу запустили в направлении маленькой безымянной планеты, на которой должна была состояться историческая встреча.

Новый друг оказался пунктуальным: когда я подлетал к планетке, его капсула уже выжидательно парила над местом свидания. Мы как два голубка дружелюбно немножко попарили вместе и пошли на посадку.