Дракула и два ворона

Луминица взяла Влада за руку и повела прочь от стола в спальню.

Уже после князь спросил, что же стало причиной для нынешней размолвки, и оказалось, что старостова дочь подслушала разговор своих служанок, которые судачили о госпоже.

— Может, их заменить? — предложил Влад.

— Не нужно, — вздохнула Луминица. — Другие будут точно такими же. Будут судачить и обо мне, и о тебе.

— А что же они говорили обо мне? — спросил Влад.

Луминица снова вздохнула:

— Говорили, что мои крики, слёзы — тебе это в забаву. Что тебе в своём дворце воевать не с кем — люди кругом смирные. Вот ты и нашёл себе... а дальше они стали говорить обо мне.

— Может быть, всё-таки заменить их? — повторил Влад, поскольку не был согласен с мнением служанок на свой счёт.

— Не нужно, — твердила Луминица. — В самом деле, не нужно. Пусть они языкастые, зато одна очень хорошо шьёт, а другая хорошо стряпает.

Влад кивнул, но думал уже не о служанках, а о наследниках. Он часто задумывался об этом с тех пор, как смог прочно утвердиться на троне. "Власть теперь у меня в руках,— думал Влад, — но кому она достанется после моей смерти? Кому, если нет сыновей?" У него было два сына в Турции, но они не могли считаться наследниками, потому что их никто не окрестил.

Эти некрещёные чертенята, одному из которых исполнилось шесть лет, а другому — всего три года, жили вместе с матерью в турецкой столице, в доме, стоявшем недалеко от султанского дворца.

Жилище и женщина появились у Влада ещё давно — после того, как он отвёз своего осиротевшего друга Штефана в Трансильванию, но сам был выдворен оттуда Яношем Гуньяди. Тогда Влад, очень злой и раздосадованный, отправился в Молдавию, но не задержался там надолго, потому что не хотел кланяться Петру Арону, убийце Штефанова отца. Вместо этого лучше было поехать в Турцию.

Турки не были Владу врагами. Пусть они продержали его в почётном плену почти четыре года, но после этого помогли занять румынский престол. Конечно, эта помощь большой пользы не принесла, ведь первое правление Влада длилось всего месяц, после чего пришлось бежать и провести много лет в чужих землях, но затем странник подумал — не попросить ли турков о помощи снова?

Влад задавался этим вопросом ещё до того, как Богдану отрубили голову в Реусени, но откладывал решение, сам не зная почему. Наверное, не хотелось лишний раз иметь дело с врагами христианской веры, но когда из-за Яноша пришлось покинуть Штефана, все сомнения исчезли.

"Янош сам толкает меня на путь дружбы с турками, — сказал себе Влад. — Что ж! Я пойду по этому пути. Старый султан уже год как умер, а я всё никак не соберусь поздравить нового с восшествием на трон. Надо исправлять упущение".

Влад не знал, сможет ли добиться приёма у нового султана, потому что был близко знаком только с прежним, но, как ни странно, оказался принят. Встреча случилась в личных покоях турецкого правителя, в небольшой уютной комнате с невысоким, в полтора человеческих роста, потолком. Поверху каждой из четырёх стен тянулся ряд стрельчатых окошек, хорошо освещавших помещение. Откуда-то из боковой двери доносилось журчание родника или фонтана, а напротив главных дверей находилось возвышение, заваленное подушками, где сидел новый султан, Мехмед.

В прежние времена Владу доводилось видеть Мехмеда только мельком, когда тот сопровождал своего отца Мурата во время дворцовых церемоний. Мехмед с тех пор изменился не слишком сильно. Рыжеватая борода стала гуще, а вот нос остался таким же крючковатым, и глаза — серые или даже зелёные — смотрели с таким же хитрым прищуром.

Влад находился не в тронном зале, но всё же, помня обычаи, отвесил султану два поклона. Один раз — при входе, а второй раз — пройдя от дверей несколько шагов.

Заодно с обычаями пришлось вспомнить и турецкий язык, которому Влада обучили за четыре года, пока продолжался почётный плен. Поэтому, когда султан милостиво разрешил подойти ещё чуть ближе и сесть на ковёр напротив возвышения, гость, в третий раз поклонившись, ответил по-турецки:

— Благодарю, великий султан.

— Оставим приветствия и церемонии, — проговорил Мехмед. — Я знаю, кто ты, а ты знаешь, кто я. Поэтому отвечай коротко и прямо. Чем ты можешь быть мне полезен?

— Я знаю правителей северных стран так, как не знает никто из твоих советников, — отвечал Влад. — Я могу предугадывать поступки этих правителей, чтобы великий султан, зная будущее, в итоге получил наибольшие выгоды.

— А в чём здесь выгода для тебя? — спросил Мехмед, почесав бороду.

— Я надеюсь на то, что великий султан, когда придёт время, не забудет моих услуг.

— Значит, ты хочешь, чтобы я подобно моему отцу помог тебе вернуть твой трон? — ещё больше сощурился Мехмед. — Но ведь тебе известно, что я пока не намерен воевать с северными странами.

— Перемирие не вечно, — пожал плечами Влад.

— Дай-ка, я тебя испытаю, — с недоверием произнёс Мехмед. — Расскажи мне про нового правителя Молдавии.

Влад сразу понял, что султан спрашивает про Петра Арона.

— Я подумываю отправить ему письмо, — продолжал султан, — письмо с повелением платить мне дань. Если ты хорошо знаешь этого человека, то скажи, что он мне ответит.

— Этот человек — трус, — усмехнулся Влад. — Он не любит войн, и даже свою власть получил без боя, потому что похитил её, как грабитель, нападающий на прохожих ночью в переулке. Если ты, великий султан, прикажешь этому человеку, чтобы он платил дань, он будет платить. Но не назначай большую дань, потому что казна Молдавии почти пуста. Отсутствие денег — единственная причина, по которой тебе могут отказать. Тебе не дадут того золота, которого нет, но то, которое есть, непременно дадут.

— Да, ты говоришь, как знаток, — заметил Мехмед и снова почесал бороду. — Мои советники говорят мне то же, что и ты, но куда менее уверенно.

Влад, привстав, поклонился:

— Благодарю, великий султан.

— А свинья Юнус по-прежнему твой враг? — спросил Мехмед.

Теперь речь шла про Яноша Гуньяди, а молодой султан, называя его "свинья Юнус", следовал примеру своего отца, не раз воевавшего с этим венгром.

— Всё верно, великий султан, — сказал Влад. — Свинья Юнус — мой злейший враг, и я не успокоюсь, пока он не умрёт.

— Хорошо, — засмеялся Мехмед. — Я тоже думаю, что ему лучше умереть, и в этом наши с тобой цели сходны.

Влад выжидательно смотрел на султана, а тот пояснил:

— Я решил. Я беру тебя на службу. Ты станешь моими ушами и глазами в северных странах. Ты будешь приезжать к моему двору раз в два месяца и рассказывать все новости, но должен будешь делать это хорошо. Если вдруг окажется, что я знаю то, чего не знаешь ты, тогда моих милостей можешь не ждать, но если окажется наоборот — жди награду.

Влад заслужил награду на следующий год, когда рассказал султану, что Яношу Гуньяди несмотря на все старания не удаётся подчинить себе Молдавию.

Власть в этой стране постоянно менялась, и с каждым из правителей Янош пытался договориться, что очень не нравилось Мехмеду, не желавшему, чтобы венгры прикрывались от турок молдавскими и румынскими землями, как щитом. Именно поэтому султан был согласен сделать Влада, врага венгров, правителем Румынии, а вот с Молдавией всё обстояло сложнее.

— Я знаю, что новый молдавский правитель Искандер теперь в союзе со свиньёй Юнусом, — недовольно произнёс султан, на что Влад возразил, что Искандер уже подумывает о разрыве отношений с венграми и о союзе с Польшей.

Искандер, и он же Александр, был двоюродным братом Влада, так что рассказывал ему то, чего не рассказывал другим.

— Ты порадовал меня, — улыбнулся Мехмед. — Значит, наши молдавские дела сейчас хороши.

После этого на Влада и свалилось вознаграждение, но стало скорее обузой, чем благом — султан подарил "своему верному слуге" дом в турецкой столице недалеко от дворца, хотя Влад предпочёл бы и дальше останавливаться в дворцовых покоях поблизости от тех, где уже много лет жил его младший брат Раду.

Когда-то братья прибыли ко двору вместе, но для Влада почётный плен давно закончился, а для Раду всё продолжался и продолжался. Младший брат приехал в Турцию шестилетним, а теперь почти превратился в юношу и выглядел, как турок, если не обращать внимания на колпак, который полагалось носить всем христианам при турецком дворе. Раду даже говорить предпочитал по-турецки, потому что наполовину забыл румынскую речь.

Теперь поводов видеться с ним стало ещё меньше, чем раньше, но от султанских подарков не отказываются. А подарки на этом не прекратились. Мехмед сказал, что дом всегда кажется пустым, если там нет женщины, и подарил Владу невольницу.

В положенный срок у неё родился мальчик. Затем — ещё один. Влад очень полюбил этих двух чертёнят, однако не хотел, чтобы они стали единственными его детьми.

А тем временем в "северных странах" жизнь шла своим чередом. В Молдавии неугомонный Пётр Арон снова захватил власть, отобрав её у Александра, и тогда пришла пора для султана последовать давнему совету Влада по поводу дани. Султан потребовал от Молдавии платить небольшую сумму в две тысячи золотых ежегодно и получил согласие.

— Твои советы ценны, мой верный слуга, — сказал Мехмед, — поэтому я выполню то, что обещал тебе. Скоро свинья Юнус умрёт от моей руки, а ты получишь трон своего отца.

Однако вскоре после этого Янош Гуньяди умер без всякого участия со стороны Мехмеда, да и румынский трон удалось вернуть почти без турецкой помощи — султан лишь немного помог деньгами, чтобы вооружить пятитысячную армию, собранную Владом в Трансильвании. Румынский государь не чувствовал себя обязанным, поэтому в конце концов сделался вассалом короля Матьяша и обещал порвать с турками.

Влад с грустью думал о том, как же трудно рвать прежние связи. Целых три человека, родных ему по крови, находились в Турции — младший брат и два сына. Но что можно было предпринять? Даже останься Влад слугой султана, Мехмед никогда не дал бы Раду позволения уехать. Надежда на то, что удастся увезти от турецкого двора малолетних детей, тоже казалась призрачной. "Значит, придётся резать по живому, потому что быть турецким слугой мне больше не подобает, — сказал себе тогда румынский князь. — Раньше причиной был общий враг, а теперь его нет".

* * *

На второй день работы над картиной флорентийцам не повезло. Почти сразу после того, как они явились в башню, на небе собрались тучи, а ещё через полчаса начался дождь, и освещение в комнате стало другим, да и оконные рамы пришлось затворить, чтобы на полу не появились лужи. Комната погрузилась во тьму, а старик-живописец не хотел рисовать при свете свечей, решив, что лучше просто подождать, пока немного развиднеется.

Флорентийцам оставалось сидеть и слушать, как крупные капли звонко барабанят по каменным подоконникам, стучат в окна. Затем этот звук исчез, слился в один общий шум. Когда дождь разошёлся в полную силу, новые капли уже не стучали, а целыми ручьями стекали по стёклам витражей.

Дракула, тоже некоторое время следивший за звуками, доносившимися с улицы, понял, что сейчас подходящее время для вопроса:

— А всё-таки любопытно, зачем король прислал вас...

— Ваша Светлость имеет в виду предназначение будущей картины? — живо откликнулся Джулиано, который был рад развлечься разговором.

— Да. Что Матьяш говорил по поводу картины? Для чего она нужна?

— Король был очень краток, — подумав, ответил молодой флорентиец. — Его Величество сказал, кого рисовать, куда ехать, и на этом аудиенция закончилась. Где хочет повесить изображение Вашей Светлости, он не упоминал.

— А часто ли Матьяш заказывает что-то у твоего учителя?

— Ммм... по правде говоря, учитель уже давно не рисовал для Его Величества, — признался ученик придворного живописца. — Мы даже начали опасаться, что о нас забыли, но тут подвернулся случай...

— С моим портретом?

— Нет, другой, — ответил Джулиано. — Совсем недавно нам пришлось рисовать маленькую дочь начальника королевской псарни. Его Величество, отправляясь на охоту, случайно увидел эту девочку и мимоходом заметил, что она прелестный ребёнок, поэтому надо бы сделать с неё портрет. Начальник королевской псарни полушутя возразил, что сделать портрет невозможно, потому что дочка ужасно непоседлива и не способна усидеть на месте даже несколько минут. Однако Его Величество почему-то нахмурился и произнёс: "Когда король говорит что-либо, то менее всего хочет услышать в ответ "это невозможно". Я не присутствовал там — мне рассказывали.

— Кто рассказывал?

— Сам начальник королевской псарни. Он выглядел очень обеспокоенным, когда пришёл в наш дом. Начальник королевской псарни сказал, что не хочет лишиться расположения Его Величества из-за одного досадного недоразумения, и заказал портрет. По счастью для учителя другие придворные живописцы были заняты, а мы...

— Понятно, — кивнул узник.

— Оказалось, что девочка и впрямь не может позировать, — продолжал юный флорентиец и даже вскочил, потому что эта история очень его волновала. — Модель была страшно подвижна. Сразу начинала ерзать на стуле, вертеться, смотреть на потолок, а если мы на мгновение перевали за ней следить, то обнаруживали стул пустым, а девочка стояла где-нибудь возле полок и перебирала наши старые кисти... Даже отец не мог заставить свою дочь замереть, а уж он был заинтересован как никто!

Учитель улыбнулся, догадавшись, о чём речь. Пусть Джулиано рассказывал на венгерском языке, но ещё и показывал. Вот ученик вытягивает вперёд руку, обозначая рост девочки, затем изображает, как та внимательно изучает потолок. Вот, изображая самого себя, повествователь оглядывается по сторонам, словно ищет кого-то, а, найдя, досадливо притопывает.

Меж тем юноша так распалился, что рассказывал уже больше самому себе, чем другим. Наверное, для узника все эти подробности не имели особой ценности, но Джулиано очень гордился своей ролью в этой истории:

— И тогда я придумал рассказывать девочке сказки. Одну за другой, без остановки. И... о чудо! Девочка сидела неподвижно и слушала! Она так и получилась на портрете, с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Ха! Представьте себе!

Дракула терпеливо ждал окончания рассказа, а Джулиано всё говорил:

— Когда начальник королевской псарни показал Его Величеству портрет, то поведал и эту историю со сказками. Король весьма развеселился и сказал: "Вот видишь! А так бы у девочки не было портрета". Затем Его Величество приказал послать за моим учителем и за мной, похвалил и сказал, что для нас есть задание потруднее.

Теперь заключённый снова мог задавать вопросы:

— Значит, после той истории Матьяш отправил тебя с учителем сюда?

— Да.

— Для выполнения трудного задания?

— Да.

— А почему же Матьяш считает, что с меня трудно рисовать портреты?

— Его Величество не уточнял, а мы с учителем не осмелились спросить, — юный флорентиец пожал плечами.

— А сам как думаешь? — настаивал на ответе узник.

Джулиано замялся:

— Ну... в первый день я видел Вашу Светлость в таком настроении, что... сами понимаете...