— Маляры пусть, как следуют, покрасят ворота, в красивый красный цвет, и присмотри за ними, чтобы не воровали краску, — продолжил бургомистр, решивший, что лейтенант проникся, наконец, ответственностью и готов выполнить приказ. — А сейчас, не медля, отправляйся к стражникам и наведи там хоть какой-нибудь порядок. Вбей в их набитые мусором головы, что они несут почетную службу и должны быть благодарны за то, что их до сих пор не повесили на площади Тридцати трех Монахов Мучеников. Пусть эти бездельники почистят оружие, подтянут животы и умоют морды, чтобы выглядели как следует. И смотри у меня! Бди!
Черный Лейтенант был до неприличия трезв и соображал туго, но ему помог инстинкт, выработанный годами службы. Он щелкнул каблуками и рявкнул: "Слушаюсь: смотреть и бдеть!"
— Выпустишь кого-нибудь из ворот, или насосешься пива — разжалую и поставлю дозорным на пожарную каланчу, к воронам. Они пошлину не платят. Будешь куковать по ночам. Понял?! — прорычал бургомистр, вложив в это короткое слово всю силу данной ему власти.
Понять бургомистра было трудно. Но Брютс добросовестно попытался сделать это... Пропустить рыцаря, не взимать пошлину с лошадей... И зачем-то надо было смотреть на то, как стражники умывают морды. Или нет, на стражников смотреть не надо, стражники должны почистить алебарды и подтянуть животы. Вешать на площади стражников пока не станут. А маляры не должны красть краску, за ними и надо присматривать... Ворота следует закрыть. Потом придется сходить к пожарной каланче и посмотреть, что там происходит. Не зря же бургомистр вспомнил о ней... И еще Слейг сказал, что вороны не будут платить пошлину. Но это и так понятно. Вороны никогда не платили пошлину. Это лейтенант знал без подсказки бургомистра.
— Понял?! — повторил Слейг еще более грозно.
Бургомистр наговорил очень много и разобраться в том, что он сказал, без кувшина пива, было совершенно невозможно. Буркст, со свойственной ему прямотой, так и хотел сказать об этом Слейгу. И сказал бы, но вмешался внутренний голос:
"— И не вздумай говорить такое! — потребовал он. — Просто скажи, этому мешку жира, что понял, и он от нас отстанет. Наше дело — быстрей свалить из этого змеюшника, а там видно будет. Ну! Скажи, ему, что ты все понял!
— Понял! — послушно произнес Брютс.
— Вот и хорошо, — сразу остыл Слейг. — Иди, и смотри у меня! — он все же не удержался, и пригрозил лейтенанту.
— Слушаю, смотреть у меня! — не раздумывая, повторил Брютс, повернулся и, четко шагая, покинул кабинет.
Глава одиннадцатая.
Лейтенант Брютц, как ему и было приказано, явился к воротам еще засветло и совершенно трезвым. От этого непривычного состояния мысли в голове его заплетались и никак не могли приобрести нужную четкость.
Стражники были появлением трезвого начальства весьма обеспокоены, потому что занудность лейтенанта в трезвом виде намного превосходила его занудность в виде пьяном. И еще — трезвый лейтенант Брютц был совершенно непредсказуем.
Кое-как скоротав ночь, на рассвете, мучимый жаждой и необходимостью чем-то заняться, Черный Лейтенант развил бурную деятельность. Прежде всего, он приказал собрать к воротам своих подчиненных. Затем заставил стражников убрать из караульного помещения все пустые кувшины из-под пива, умыться, вычистить мундиры, почистить оружие и подмести дорогу возле ворот. Когда все это было сделано, он, чтобы не терять драгоценного времени даром, стал учить стражников, как каждый из них должен прожить остаток своей никчемной жизни:
— Главное из-за чего вам стоит пока жить — это исполнение моих приказов, — вдалбливал он в покрытые медными шлемами головы. — Услышав мой приказ, вы должны забыть обо всех своих порочных привычках и дурных наклонностях, забыть о своих распутных женах и сопливых детях и броситься выполнять мой приказ. Ты куда смотришь, деревянная башка, набитая протухшей соломой!? — обрушился он на молодого стражника, который увидел ласточку и стал внимательно наблюдать за ее непредсказуемым полетом.
— У меня, господин лейтенант, нет еще жены и детей, — не задумываясь, ответил тот, не уловив сути разговора.
— И не будет! — заверил его лейтенант. — Такому непроходимому остолопу, как ты, жениться нельзя, потому что дети у него вырастут такими же идиотами как их отец. И как я только узнаю, что ты захочешь жениться, вот этим славным оружием, — лейтенант ласково провел рукой по болтающемуся на поясе мечу, — я сделаю тебя евнухом и тем самым спасу город, в котором и без твоих потомков достаточно ослов. Запомнил?!
— Так точно, запомнил! — рявкнул молодой стражник.
— То-то. Значит, о чем я говорил? — задумался лейтенант.
— Об ослах, — подсказал сержант Нообст.
— Сам знаю, — осадил его Брютц. — Я говорил, что вы все ослы, а поэтому должны выполнять мои приказы. И если кто-то из вас нарушит мой приказ, я заставлю его на обед проглотить свою алебарду.
Кто сказал, что алебарда слишком длинная?
— Я, — признался еще один из молодых, и не отличающийся остротой ума стражник по прозвищу Узколобый.
— Посмотрите на него! Все посмотрите! Узколобый у нас самый умный! — лейтенант тоже стал с интересом разглядывать стражника. — Он знает даже, что алебарда длинная. Вот с тебя и начнем, — ткнул он пальцем в умника. — Свою длинную алебарду ты будешь грызть и глотать с завтрака до обеда, а с обеда до самого ужина. А потом закусишь не пшеничной лепешкой, а собственными сапогами, которые ты перед тем как съесть, почистишь и смажешь самым вонючим дегтем, какой только сумеешь найти в городе...
Лейтенант Брютц запнулся и задумался. Он хотел сказать Узколобому еще что-нибудь такое, чтобы тот почувствовал себя полным ничтожеством, но в трезвом состоянии ничего подходящего вспомнить не смог.
— Сержант Нообст! Когда этот олух сжует свою алебарду, выдашь ему запасную. И присмотри, чтобы она была не короче первой.
— Запасных алебард нет, мой лейтенант, — сообщил сержант Нообст. Он еще две недели тому назад продал три запасные алебарды заезжим гномам из Неокса.
— А ты достань, — закапризничал трезвый лейтенант. — Прояви находчивость. Как этот олух будет охранять ворота без оружия?!
— Мы дадим ему меч! — подал голос капрал Коорн, высокий и толстый гоблин, с лицом настолько плоским, что на нем трудно было разглядеть маленький нос. Капрал очень хотел стать сержантом и старательно лез в каждую дырку, лишь бы напомнить о себе начальству. — У нас есть запасные мечи, пять штук.
Сержант Нообст сердито глянул на капрала. Он тоже помнил о мечах, но собирался и их продать гномам. Если один меч отдать Узколобому, то продать гномам можно будет только четыре.
— Молодец! — похвалил капрала лейтенант. — Вот с кого должен брать пример каждый стражник.
— Господин лейтенант, — капрал Коорн решил, что наступил его час и следует действовать, — я знаю здесь недалеко одну таверну, где очень неплохое пиво. Могу быстро доставить пару кувшинов.
Лейтенант Брютц понял, что все время, пока он учил своих идиотов-стражников, как надо жить, он думал не о них, и не о потемневших от времени воротах, которые следует охранять, и не о жирном борове бургомистре, который заставил его торчать здесь, с этими недоумками, и даже не о покровителе свободного города Геликса святом Фестонии, а о кувшине пива. О большом, желтой глины, кувшине, в котором пиво всегда прохладное. Можно пить из горлышка. А лучше налить пиво в большую кружку, и начинать пить, пока кружку еще украшает высокая шапка пены. Пьешь неторопливо, небольшими глотками, а пена оседает на усах мелкими пузырьками. Умница капрал Коорн, настоящий стражник. Как верно он чувствует состояние лейтенанта. Непонятно, почему он до сих пор ходит в капралах? Ему давно пора быть сержантом...
Лейтенант Брютц проглотил слюну, лейтенант Брютц вздохнул, лейтенант Брютц собрался приказать капралу Коорну, чтобы тот сбегал в таверну и принес кувшин пива. Нет, два кувшина пива!
Но внутренний голос не дремал.
"Ты что?! — заорал внутренний голос. — Ты что собираешься сделать!? Это же провокация!"
"Так ведь пиво... — попытался объяснить лейтенант Брютц. — У меня все пересохло. Со вчерашнего вечера ни капли во рту не было. Наверно я скоро умру от жажды. Только один глоток..."
Внутренний голос не стал слушать лейтенанта и не дал ему договорить.
"Захотел на пожарную вышку?! — продолжал он орать. — Куковать захотел?! Ты учти, я за тобой на пожарную вышку не полезу!"
Лейтенант Брютц опомнился. Ему тоже не хотелось лезть на пожарную вышку и куковать там. Лейтенант Брютц понял, что надо еще немного потерпеть. Продержаться еще несколько часов. Но потом, когда все это кончится, он нальет пиво в большой круглый таз. Очень много пива — три больших кувшина, или четыре, и окунет туда голову. Приняв такое решение лейтенант Брютц упер тяжелый взгляд в плоскую морду капрала. И капрал Коорн по одному только этому взгляду понял, что сделал что-то не так и сказал что-то не то, и что сержантские нашивки ему не будут светить еще долгое время.
— Ты что, не слышал мой приказ, чтобы никто — ни глотка?! — хорошим командирским голосом с небольшой хрипотцой из-за сухого горла заорал Черный Лейтенант на застывшего капрала Коорна. — Ты на что толкаешь меня и весь наш славной отряд?! Погоди, я еще доберусь до тебя! Я тебя разжалую в рядовые стражники! Нет, я тебя назначу подметалой в караульном помещении! Ты у меня будешь мыть стражникам сапоги и чистить нужники! Пива ему захотелось!..
— Так я ведь думал... — попытался оправдаться капрал.
— Молчать! — рявкнул Брютц — Этот болван, оказывается еще и думает! Чем это ты думаешь, хотел бы я знать? Неужели старой гнилой тыквой, которую ты, по глупости, считаешь своей головой? И кто ты такой, чтобы думать!? Ты должен исполнять, а не думать!
Коорн понял, что напрасно возник и надо сделать так, чтобы лейтенант забыл о нем. Усы у капрала обвисли, голова втянулась в плечи, весь он как-то сдулся и стал почти вдвое меньшим, чем был.
"Правильно действуешь! — поддержал лейтенанта внутренний голос. — Врезал плоскомордому как следует. Теперь чувствуется, что ты начальник стражи, а не кукушка. И остальным тоже врежь!"
— Может быть, еще кто-то из вас думает?! — лейтенант повел колючими глазами по шеренге стражников, выискивая, кто из них думает, и кому из них врезать.
Шеренга застыла. Губы стражников были крепко сжаты, глаза выпучены. Каждый стремился всем своим видом доказать, что он не только не думает, но даже не имеет представления о том, как это делают.
— Все они олухи, мой лейтенант. Олухи и бездельники. Но они честные стражники и ни один из них думать не станет, — заступился за безмолвных рядовых сержант Нообст.
— Пусть только кто-нибудь попробует! — рыкнул Брютц. — И если кто-нибудь из вас сегодня хоть один раз произнесет слово "пиво" — я задушу его вот этими самыми руками, — и он показал свои неслабые руки, которыми вполне мог задушить. — Вы несете почетную и важную для города Геликса службу.
Далее лейтенант Брютц стал подробно, хотя и не совсем внятно, объяснять стражникам, кто они есть на самом деле и как они должны нести свою почетную и важную службу.
А немного в стороне стояла группа рослых, широкоплечих монахов в серых балахонах и накинутых на головы капюшонах. Все они усердно молились и дружно перебирали четки, не обращая внимания на то, что делается вокруг них. На завалинке караульного помещения сидели три нахальных эльфа из канцелярии бургомистра. Они грелись на утреннем солнце, что-то щебетали на своем дурацком эльфийском языке и не сводили глаз с Черного Лейтенанта.
Углубившиеся в молитвы монахи и наблюдающие за начальником стражи эльфы не обратили внимания на небольшой отряд, подъезжающий к воротам: впереди выступал Фамогуст, на котором гордо восседал рыцарь Калант Сокрушитель Троллей, за ним двигался большой, красивый экипаж с кучером и двумя пассажирами.
Лейтенант был занят воспитанием стражников и вовсе не видел подъезжающий к воротам маленький отряд. А, может быть, и видел, но вспомнил, что ему приказал бургомистр и делал вид, что не замечает всадника и экипаж.
Сержант Нообст был человеком глубоко верующим и считал, что если уж пала на их головы напасть в лице трезвого лейтенанта, значит на то воля святого драконоборца, дважды рожденного Фестония. Он покорно стоял, слушал начальство и, раздумывая над тем, что капрал Коорн теперь долго не будут лезть, куда не надо. А Узколобый, если лейтенант его и заставит грызть древко алебарды, растянет это недели на три, значит и пятый меч все-таки можно продать гномам. Платили гномы хорошо. Краем глаза он сержант заметил, что рыцарь со своей командой направляются к воротам.
"Четверо и три лошади, — автоматически сосчитал сержант Нообст. — Монаха надо пропустить беспошлинно, с каждого из остальных — по малой медной монете..."
Ворота были распахнуты, а стражники стояли в строю и слушали лейтенанта. Сержант Нообст не мог допустить, чтобы шесть монет выехали из города и сгинули неизвестно где. Он двинулся к воротам, чтобы выполнить свою святую обязанность.
— Куда!? — окликнул его трезвый лейтенант.
— Собрать пошлину! — четко и громко, как это и положено старому служаке, сообщил сержант Нообст.
— Правильно! Собрать! — отдал привычную команду лейтенант, но тут же вспомнил приказ бургомистра. — Отставить! — не медля, продолжил он. — Всех пропустить и не обращать внимания. Мы их не замечаем.
Сержант Нообст остановился и с недоумением посмотрел на лейтенанта. Он так и не понял: "Собрать!" или "Отставить!" И как можно не заметить покидающий город отряд.
— Шесть монет, — напомнил сержант.
После такого напоминания многолетняя привычка стала брать вверх. Лейтенант уже намеревался отдать Нообсту команду: "Собрать пошлину!" Но опять вмешался внутренний голос, который на свежем воздухе несколько взбодрился.
"А куковать на пожарной вышке тебе не хочется?" — снова напомнил он.
Лейтенант Брютц рассердился.
"Ну что ты ко мне лезешь!? Что ты все время лезешь!? — грубо обрушился он на внутренний голос. — Без тебя знаю, как мне быть и что мне делать. Заткнись!"
"Как хочешь, — внутренний голос явно обиделся. — Могу и помолчать".
"Вот и помолчи!"
— Отставить, — несколько растерянно произнес лейтенант.
Сержант Нообст, который уже считал одну из шести монет своей, застыл на полдороге к воротам.
Лейтенант Брютц ничего не стал объяснить сержанту, потому, что это не его собачье дело. Он хоть и сержант, но ни спрашивать, ни понимать не должен. Сержант должен выполнять.
— Стань в строй! — с тоской в голосе велел Брютц сержанту. — Мы их не замечаем.
Сержант Нообст встал в строй. Он посмотрел на ворота и постарался не заметить там никого. Но ничего не получилось: шесть медных монет неторопливо выезжали из города. Навсегда. Сержант Нообст отвернулся от ворот и уставился на лейтенанта. Как человек искренне верующий, он решил, что и тут проявилась воля святого драконоборца, дважды рожденного Фестония, которому почему-то захотелось отправить шесть монет куда-то в другое место. Для очень важного дела. И не ему, сержанту Нообсту, осуждать святого и противиться воле его.
