Наконец, сочтя расстояние безопасным, Володька остановился, но ладонь из своей всё-таки не выпустил. Поправив указательным пальцем свободной руки очки, взглянул, встревожено, прямо в самые глаза и строго спросил:

— Ты что, топиться сюда прибежала?

— Говорю же, свихнулся, — сказала зло и задиристо.

Он ещё раз внимательно посмотрел в глаза, и сказал уже мягче:

— Давай-ка, я тебя до общаги провожу.

Предложил, видимо, не слишком рассчитывая на ответ, не сводя с лица настороженного взгляда. Как-то сразу обмякла, едва не рухнула ему на руки.

— Пожалуй. Мне что-то действительно нехорошо...Ты уж прости...

— Да ерунда, нормально всё, не переживай...

В пустой, холодной, неуютной комнате не горит лампа. Сквозь щёлку неплотно закрытой двери в комнату пробиваются узкая полоска света и звуки: обрывки фраз, то вспыхивающие, то исчезающие. Временами из распахнувшейся двери напротив вырывается хриплый баритон, сначала певший о двух судьбах — кривой да нелёгкой, а потом захлебнувшийся какой-то звериной тоской в просьбе:

"Проведите, проведите меня к нему,

Я хочу видеть этого человека!"

Иногда доносится смех, а порою из одного конца длинного коридора в другой проплывает странная, мелодичная фраза на чужом, горячем, страстном языке.

... Отчего, отчего мне так душно, Господи? Водолазка — удавкой на шее. Чья это холодная, злая рука так больно сжимает мне сердце? И уже невозможно упросить, чтобы чашу пронесло мимо: содержимое почти всё выпито, уже скоро появится дно, и чем оно ближе, тем питьё становится горше. Осталось только одно — постараться принять всё достойно...

... И был свет...

Болело сердце, и в глазах была привычная, но от того не ставшая менее противной тяжесть. И когда зашуршала поставленная твоей рукой пластинка, я просто закрыла их, чтобы раздражение от боли не мешало слушать музыку.

Поначалу темнота вокруг была обыкновенная, серая, но со звуками органа она сгустилась до кофейно-чёрной, бархатной и мягкой, как когда-то в детстве лист бумаги из набора для ручного труда. Что-то ударило в грудь, туда, где было сердце. Может быть, волна густых, низких звуков?

Из темноты внезапно возникла рука. Она светилась молочно-матовым, белым светом. От этого темнота вокруг стала ещё гуще. Я почувствовала прохладу лёгкого, едва ощутимого прикосновения к сердцу. И боль в нём затихла, ушла. А когда она совершенно исчезла, что-то наверху распахнулось, темнота растворилась, и был свет.

Сначала в сияющем потоке разобраться было трудно, к тому же тянуло вверх. Там уже ждала женщина. Ветер овевал её, играя складками одежды.

Спутница моя протянула узкую бледную руку, и под щемящие, пронзительно-нежные звуки мы вместе поплыли. Я видела внизу островки зелени, голубые ленточки рек и пятна озёр. Иногда там было нечто, напоминавшее разбросанные детали от детского конструктора.

Появившаяся на горизонте тёмная точка, разрастаясь, превратилась в весёлого толстого человечка, который обнимал виолончель и с беззащитной по-детски улыбкой водил смычком по её струнам. Потом проплыл, крутясь и раскинув все четыре лапы и роскошный хвост, пушистый кот. И очень близко, почти рядом со мной загорелись зелёными огоньками его внимательно-настороженные глаза.

Облака сгустились, образовав упругую, плотную массу, по которой я, уже в одиночестве, отправилась дальше и увидела женщину с младенцем на руках и печальным взглядом огромных глаз. Она была какая-то воздушная, неземная, словно вся состояла из одного лишь сияния.

Внезапная яркая вспышка — и передо мной возникла необыкновенной красоты мужская фигура в белых одеждах, с длинными белыми волосами, влитая в белый престол с облаками. Только одно мгновение дано мне было видеть его. Полоска ткани, бывшая моей одеждой, затрепетала снежно-белым стягом, и я вдруг заскользила вниз с такой скоростью, что уже не могла различать, где кончился свет, и вновь наступила тьма.

Потом снова был свет... Только уже земной, привычный, серый. И на афише перед глазами замелькали остатки декораций на берегу озера, проявившиеся в зеркале, парик на болванке и бусы, стекающие в открытый ящик трюмо...

И снились мне сосны и голос гитары...

Жаль, что уже ничего не вернуть. Всё давно прошло. Остались только воспоминания. Но я не изменила своим привычкам и по-прежнему люблю иногда вырваться из своей провинции в большой, каменный, суетливый город, чтобы посидеть на маленькой, тесной, прокуренной кухне, поболтать за чашкой чая или кофе с его удивительной женой о всякой необходимо-важной ерунде. Теперь это — счастье моё, и ради него отдать можно многое.

... Вёсла лодки уверенно погружались в светлую, прозрачную воду озера. Настолько прозрачную, что можно было спокойно рассматривать дно. Мне страшно захотелось попробовать эту светлость на ощупь. Она оказалась холодной.

В душе моей давно уже не было так светло и радостно. Эта тихая, светлая радость осталось после концерта, который только что был там, на берегу, в уютном велюровом зале. На сцене перед притихшими зрителями стоял высокий, красивый человек с гитарой. Тёмные волосы, чуть тронутые на висках сединой, приятный тембр хорошо поставленного голоса, пальцы, перебирающие струны... И реальное ощущение тепла и света, исходивших от него.

Что он пел? Всего теперь и не вспомню. Но в душу запали, остались там навсегда слова одной из песен: "Уходя, оставить свет — это больше, чем остаться..." и его незабываемый, чарующий голос...

Спокойную гладь озера вряд ли сильно беспокоили плески наших вёсел. Она лениво расступалась под натиском острого киля лодки, нежно журчала по крашеным доскам дна. Волны быстро сходили "на нет", стекленели в покое. Нас в лодке трое, все мы молоды и, каждый по-своему, счастливы. А плывём мы туда, куда, дразня сквозь золотисто-коричневые стволы сосен, призывно манят красные языки огня. Там нас уже ждёт наш "лесной человек"— Димка.

Конечно, он и сам превосходно справился бы с приготовлением нехитрой, почти походной снеди. Но, словно мотыльки на зов огня, на именитого гостя слетелось столько женщин... И, конечно, они сразу же взяли власть в свои руки. Но разве не жестоко было бы лишать их этого? Ведь только для того, чтобы в этой своей власти утвердиться, они и ворчат иногда, что надоели им стряпня и постирушки.

Впрочем, тогда я ещё не умела так думать... Да и можно ли вообще думать, когда ты так весело и безнадёжно счастлива? О, как опасно такое вот полное счастье! Оно застилает глаза, полностью парализует волю, подчиняя любимому человеку, лишая даже малейшего желания думать, делая абсолютною, просто полною дурой. Только ведь и мудрее этого состояния быть не может уже ничего, но мудрость эта совсем не житейская, а какая-то иная.

И вот уже начищена ровными кругляшками картошка, и мы моем её в озере, присев перед ним на корточки. И рыжие лисички прекрасны на белом, размятом картофеле. И вовсе не напрасным оказалось захваченное нами сливочное масло.

И тут появился он, сразу и всецело завладев общим вниманием. Устроившись уютно на бревне, что-то рассказывал. Да нет, не рассказывал. Играл, словно всё ещё стоял там, в круге света на деревянном помосте. И так удивительно, восторженно был красив в своём бежево-серо-белом пуловере с длинным блестящим ворсом. Пламя костра отражалось, плясало в его глазах, пряча от всех их глубокую грусть и усталость. Простите, что я разглядела их. Наверное, слишком близко сидела...

Мне не хватило ложки, и он, как маленького ребёнка, кормил меня со своей. У него это получалось весьма ловко. Я же своё смущение пыталась спрятать за смехом. Получалось довольно глупо.

А потом он начал петь. Ласково и просто выговаривая каждым звуком всю красоту и мудрость опыта, оплаченного серебром на висках.

Его голос, звук гитары, все ночные лесные шумы переплавило и смешало с золой золотое пламя костра, выстрелив искрами звёзд в чёрный бархат ночного неба.

Расходились все шумно, весело и далеко за полночь. Он шёл впереди, окружённый со всех сторон многочисленными поклонницами. По устланным коврами и обставленным роскошной мебелью холлам, я проводила дорогого гостя до предназначенного ему номера. По пути он попробовал на ощупь качество кожи на диванах и креслах и, кажется, одобрил его.

Оставшуюся часть ночи я металась на роскошной импортной кровати в своей комнате, проклиная жаркие, липкие простыни и уснула только под утро, свернувшись по-детски, калачиком. И снились мне сосны, костёр, озеро, его голос и звуки гитары.

Утром мы его шумно и весело провожали. В мыслях своих он был уже где-то совсем далеко и оттуда, из своего далека, дотянулся губами до моей щеки. Дверца машины захлопнулась, а когда она скрылась за соснами, все провожавшие разошлись, грустно шурша гравием, которым были отсыпаны дорожки. Только что оставленная гостем комната ещё хранила следы его пребывания: мокрый пол в душе, смятая постель. Было тихо и грустно. Я сидела и вдыхала воздух, который был полон воспоминаний о нём.

Памяти М.И. Цветаевой

Над сонной Москвой малиновый

Лениво плыл Благовест.

Настойкой горькой, рябиновой

Заря стекала с небес.

Гуляли ветры осенние,

Горела в кострах листва.

Был праздник ее рождения.

Вернее, нет — Рождества.

А где-то далеко, задолго

Взошла уже та звезда,

В которой ее Елабуга

Записана навсегда.

* * *

Странный сон мне какой-то снится-

Сердце долго его не забудет:

Три совсем необычные птицы —

То, что было, что есть и что будет.

То, что было — ввысь розовой чайкой,

Удивительной, редкой взметнулось.

Ну, попробуй его поймай-ка-

Вон оно, в облака окунулось!

Настоящее (знать, по вере)

Под сплошным проливным дождем

Скачет маленьким, серым-серым

И продрогшим совсем воробьем.

А грядущее — это ворон.

Очень мудрая, старая птица...

Словно небо ночное черен,

Где-то там, в облаках кружится.

* * *

Отпусти ты меня, отпусти!

Дай свободно вздохнуть!

За ненужную боль прости.

Дальше — разный нам путь.

Не кляну, не корю, не молю.

Пусть что было — моя вина!

Как любила, и как люблю.

Это знаю лишь я, одна.

Впереди над моей дорогой

Только тучи, дожди, ненастье.

Уходя, ты забрал не много —

Счастье.

* * *

Я хочу просыпаться

От тепла твоих губ,

Я хочу наслаждаться

Силой ласковых рук.

Под таинственный шепот

Моря в синем краю

Чтобы ты, а не кто-то

Вдруг сказал мне: "Люблю!"

Николай Сергеев

Лондон II

Я перестал бродить по улицам,

В трамваях ездить перестал:

Собаки лают, люди хмурятся...

А может, просто я устал.

Все хуже сплю, все меньше думаю.

И чай безвкусен, и стихи.

Я потерял звезду мою

В разгулах питерских стихий.

Когда ж нет сил скулить и прятаться,

Я выхожу в полубреду

И жду, что с неба Лондон свалится,

И я по Лондону пойду

Январь 2005

* * *

— Допивай скорей свой кофе —

Нам сегодня до Голгофы

Собирай свой чемодан

Провожай Прекрасных Дам

Путь неблизкий... для души

Ради Бога, поспешим!

Вот твой плащ, вот сапоги,

Вот друзья, а вот враги

Ключ? А ключ оставь ворам...

На дорогу со двора

Мы помчимся что есть сил

И водителю такси

Отдадим последний цент!..

— А чего там, рок-концерт?

2006 г.

* * *

Собираясь отплыть куда-то,

Улыбнувшись прощальным лицам,

Перед тем как рубить канаты,

Перед тем как рычать и злиться,

Не считая себя пророком,

Не имея претензий личных,

Говорю невзначай, негромко:

"Уберите из лодки лишних!"

лето 2006 г.

* * *

— Если хотите — да, я романтик!

И что вы теперь со мной сделаете?

Столкнете на пол с кровати,

В ночную пургу оденете?

Из книжки с корнем мой телефон,

Из кошелька — мое фото,

Слезами из глаз и из сердца вон —

И завтра же вновь на охоту...

А если я не признаюсь,

Скажите, что будет с нами?

(— Ах, что за вопросы, не стану слушать...)

Пожалуй, признаться лучше...

Декабрь 2006

* * *

Я оставил тебя у сердца

И отдал от парадной ключик.

Тебе некуда будет деться —

Ты не сможешь меня не мучить.

2006 г.

П Р И Х О Д И

А. Федоренко

Вслед за ночью будет утро —

Звезды скроются из глаз.

Сон — не жизнь, а лишь "как будто".

Не собраться ли у нас?

Заклюют тебя вопросы,

Коль ты вечером один.

Приходи — и будешь гостем.

Мы дождемся — приходи.

Без тебя и чай — не сахар,

Кот подавно не учен.

Брось сомнения и страхи,

Ведь жалеть тебе — о чем?

Разорвут тебя заботы,

Коль ты вечером один.

Помнишь песню про субботу?

Так и будет — приходи.

Мы споем смешные песни,

Сочиняя на ходу,

Поглядим на звезды вместе:

"Мне бы ту!" "А мне — вон ту!"

Выпьет соки телевизор,

Коль ты вечером один.

Нам немного надо в жизни.

Ты нам нужен. Приходи!

2006 г.

ДИАЛОГИ В СТИЛЕ ЛАЙФ

Диалог первый. Подоконник.

Обычный средней руки подоконник. На подоконнике цветы, между ними

Кактус. Справа налево осторожно крадется Кот. Кот (останавливаясь перед кактусом) — Мда... Кактус — Не подходите! Брысь! Я вас... укушу!

Кот — Да что вы меня пугаете? Думаете, я вас не знаю? Вы этот... как его... кактус. Который с колючками. А поставлены тут для охраны. Чтобы всякие посторонние не проникали и не ели мою колбасу! Кактус — Ух ты, а я и не знал. Я думал — для красоты... Кот — Да какая в вас красота? У вас даже хвоста нет.. .(для наглядности демонстрирует свой, поистине роскошный хвост) И цвет какой-то вульгарный... Как у травы.

Кактус (агрессивно, ибо обиделся) — Не нравится — вот и не лазьте сюда! Идите... на пол, не приставайте... к дежурно-обязанному! Кот — А я к вам и не пристаю. Нужны вы мне как зайцу бантик. Я к пальме иду! Кактус (с интонациями вахтера) — Зачем? .Кот — М-м-м... С секретным предписанием! Кактус — Пропуск есть у вас? КотУ Какой к чертям пропуск?! Сказано же — полнейшая секретность!

Кактусу нечего возразить, и кот пытается обойти горшок, но не может. Кот — Ах, ну что ж вас поставили-то прям на дороге! Другого места не нашли. Кактус (с достоинством) — Стратегически важный объект!

Кот — Ну и что мне теперь делать? Дайте-ка я вас подвину... (пытается сдвинуть горшок)

Кактус — Но,но,но... Я упаду! Я при исполнении! Караул! Помогите! Двигают! Кот (прекращая двигать горшок) — Как вы, кактусы, оказывается, громко кричите. Я же вас, в конце концов, не ем... Кактус (истерично) — Вы хуже, вы меня жизни лишаете!

Кот (флегматично) — Полетали бы зато... перед смертью. Неужели вам никогда не хотелось хоть ненадолго оторваться от земли...

Кактус (перебивая) — Упаси меня Боже! Растущий в почве летать не может. Кот (вздыхая) — Кошки тоже не могут. Разве что в самолетах, (мечтательно) Или в космических кораблях... (постепенно вскипая) А вот интересно, почему всяких белок-стрелок то и дело в космос берут, а кошек до сих пор не сподобились? О чем они там в своем ЦУПе думают?! Собаки, они ж вести себя не умеют, вещи портят, пахнут как бомжи... А уж если залают!.. Сплошной мат! И вот представьте — встретилась им на пути внеземная цивилизация. Первый контакт! А они на них — матом! Это ж позор на всю Вселенную! Люди, впрочем, не лучше. Хозяин вчера...