Прекрасный из ночи

— Бенхадад, Бенхадад... — едва уловимый шепот разнесся в толпе.

Тот, кого называли Бенхададом, остановился, не доходя нескольких локтей до Чекера и его спутников, положив пухлые руки на живот. Воины также замерли, крепко сжимая древки копий.

— Приветствую тебя, славный Бенхадад, — Чекер согнулся в почтительном поклоне, — да продлят боги твои дни. Я и владыка города Гебал кланяемся тебе и преподносим разнообразные дары.

Не успел Чекер закрыть рот, как перед Бенхададом прямо на землю легло несколько мотков виссона багряного, голубого и белого цветов.

— Да будут одежды твои светлы во всякое время, — продолжал Чекер, — прими также от меня и моего властелина медь, — у ног Бенхадада погонщики разложили около десятка массивных медных ножей, несколько кинжалов и топоров, а также навершие булавы, украшенное головками козлов.

— Прекрасные подарки, — помедлив, вымолвил хозяин оазиса, с интересом разглядывая подношения, похлопывая ладонью по животу. — Благодарю тебя и повелителя Гебала, — он сделал знак рукой, и двое охранников быстро унесли подарки. — Какая надобность привела тебя в наши края? — продолжал Бенхадад, — Занимаешься ли ты по-прежнему торговлей?

— Так, мой господин, — Чекер вновь поклонился, — годы уже не те, чтобы менять ремесло. Веду, как обычно, караван в далекий Мари.

— Уж больно странные у тебя спутники. — Толстяк бесцеремонно остановил взгляд на Мафдет, разглядывая ее с ног до головы, утратив при этом всякий интерес к Чекеру. Девушка стыдливо потупила взор, не зная, как вести себя.

— Это чужестранцы, — пришел на выручку Чекер, — они попросили помочь добраться до Мари.

— Вот как? Очень интересно. — Бенхадад оттопырил нижнюю губу, и взгляд его уперся в Ихетнефрета. — Как зовут тебя, чужеземец?

— Имя мое Ихетнефрет, о, владыка. Да ниспошлют боги жизнь и власть ноздрям твоим, да наделят дарами по щедрости твоей, и да покоришь ты все, что обегает солнечный диск.

— Ты, как я погляжу, весьма смышлен, благовоспитан и неплохо знаешь наш язык. Откуда ты прибыл? — Бенхадад с трудом скрывал удивление.

— Родом я из южной страны Та-Кем, а следую со своей невестой по приказу богов в город Мари, откуда отправлюсь в далекий Урук. В знак дружбы, доблестный правитель, прими в подарок золото и медь, — Ихетнефрет протянул Бенхададу кожаный мешочек. Тот, не спеша, взял его, заглянул внутрь, и маленькие хищные глазки сверкнули блеском восхищения.

— Золото... воистину царский дар! Что же, на досуге я подумаю, как помочь тебе. А сейчас отдыхайте, не отказывайте себе в еде и питье. Знайте, законы гостеприимства для нас священны. Пусть наши земли на время заменят вам родной дом, — Бенхадад подал знак, означавший конец аудиенции, и вместе с охраной удалился прочь. Толпа зевак, оживленно обсуждая увиденное, стала медленно расходиться.

— Поздравляю тебя, — обратился Чекер к Ихетнефрету, — ты произвел хорошее впечатление...

Остаток дня путешественники предавались праздности и отдыху. Вечером Бенхадад в честь гостей устроил пир, где винограда и вина было больше, чем воды, мед лился в изобилии. Оливковое масло, молоко, всевозможные плоды, лепешки из ячменя и пшеницы, вареное мясо и жареная птица утоляли голод измученных путников.

"Воистину, боги, есть мне место в ваших предначертаниях!" — ликовал Ихетнефрет.

На следующий день он вместе с Мафдет отправился осматривать окрестности. Оазис Тхамаск представлял собой обширную котловину, окруженную со всех сторон невысокими холмами, служившими естественной защитой от зноя летом и холода зимой. Через весь остров зелени протекала река, называемая местными жителями Аман, давая жизнь и влагу многим окрестным селениям. Владения Бенхадада утопали в листве каштанов, померанцев, мирта, абрикос, груш, лимонов, яблонь и оливковых деревьев. Во множестве высились стройные финиковые пальмы.

Из-за тяжелой болезни Яхмада путешественники решили задержаться в гостеприимном Тхамаске на неопределенное время. Ханусенеб и несколько местных лекарей целыми днями возились с больным. Впрочем, Бенхадад не имел ничего против гостей. Принесенные дары с лихвой окупали всяческие расходы.

Шли дни, полные радости и неги. Ихетнефрет вместе с Мафдет часто предавались безмятежному купанию в бодрящей и чистой, словно горный хрусталь, реке. Однажды, когда после очередных водных забав влюбленные грелись на солнце, Ихетнефрета охватило уныние. Он вспоминал покинутый Унут и столицу Та-Кем, благословенный Хапи и заросли папируса на его берегах.

— Отчего ты печален? — взволнованно спрашивала Мафдет.

— Я вспоминаю родину. Увидим ли мы ее? — с тоской в сердце отвечал сын Имтес, — Конечно, нам и здесь неплохо. Возможно, при других обстоятельствах, мы бы даже остались тут жить... Я размышляю о будущем. Что несет оно нам? О чем не успел сказать Тотнахт? Меня преследует мысль, будто я постоянно делаю что-то не так, и это может все испортить. Понимаешь? В чем цель, какова задача и почему выбран именно я?

— Не стоит ломать над этим голову. Все решится само собой. Оставь дурные мысли, иди ко мне.

Ихетнефрет повиновался, положив голову на колени Мафдет.

— А ты думаешь о собственном будущем? — не унимался хранитель свитков. — Что будет с тобой через десять, тысячу лет?

— Мне хорошо сейчас. Разве этого мало?

Ихетнефрет резко поднялся, прижал Мафдет к груди, глядя ей прямо в глаза:

— Я хочу твоей любви, сейчас и здесь!

— Что ты! Нас могут увидеть! Пастухи то и дело водят сюда поить коз и овец!

— Мне наплевать! Пускай смотрят и завидуют! Я люблю тебя! Люблю до безумия... — сильным движением он повалил Мафдет на траву, стараясь снять мешающий каласирис.

— Не надо, зачем ты делаешь... — Мафдет слабо пыталась сопротивляться.

— Нет! Ничто меня не остановит! — страстно шептал Ихетнефрет, покрывая поцелуями лицо любимой. — Твои губы, груди, стройный стан сводят меня с ума! Я готов пожертвовать даже бессмертием ради твоей любви! Чего оно стоит без тебя? Один лишь пустой звук! Уста твои сладки как мед. Пусть поцелуй продлится вечность! Все драгоценные камни мира меркнут перед сиянием твоих глаз, а груди подобны снежным вершинам...

Мафдет в ответ вскрикнула, покорившись яростным лобзаниям. Сильнейшее желание охватило ее, отозвавшись дрожью во всем теле. Мысли о бродивших поблизости пастухах прогнала она прочь, без остатка отдалась нахлынувшей страсти.

— Любимый, ласкай мое лоно, семя блаженства излей! О, боги, поразите меня! Где свет небес и где мрак подземелья? Я одна из вас, я иду к вам! Нет предела наслаждению!

Мафдет закричала раненым зверем, яростно сжимая голову возлюбленного. Вмиг все стихло. Она закрыла глаза, и только волшебная очаровательная улыбка застыла на лице.

— О, Мафдет, львица моего сердца! — едва мог вымолвить лишенный сил Ихетнефрет.

Они лежали вместе до тех пор, пока холод не заставил вспомнить об одежде.

— Мне кажется, я скоро рожу ребеночка...— обратилась Мафдет к писцу.

— Как?

— Разве ты не знаешь, как появляются дети на свет?

— Нет, то есть, да... В общем, я... разве я стану отцом, и у меня будет дочь или сын?

— Да! Ты не рад?

— Прости. Я не мог подумать... У меня будет наследник!

— Или наследница. А ты кого хочешь?

— Ребенок от тебя? — он обнял Мафдет, поцеловал и бережно поставил на ноги, — поверить не могу!..

Молодая женщина улыбалась, довольная произведенным впечатлением. Она была спокойна и счастлива.

— Пойдем же скорее! — возбужденно тараторил Ихетнефрет, — Того и гляди, кинутся нас искать. Уж скоро вечер.

У шатра, где жили путешественники, не стихали голоса. Какие-то люди носили кожаные тюки, наполняли бурдюки вином и водой...

— Что за суета? — спросил писец у Чекера.

— Ты ничего не знаешь? Завтра отправляемся в дорогу.

— Как? А Яхмад?

— Слава богам, с ним все хорошо. Он абсолютно здоров и готов к длительному переходу. Кстати, для тебя есть добрые новости.

— У меня на сегодня их предостаточно. Что случилось еще?

— Бенхадад, да продлятся его дни, заменил наших ослов на местных животных, славящихся выносливостью. Более того, он дает тебе проводника по имени Эбихаил. Он бывал в Мари и более южных землях, знает язык тех стран. Вместе с ним доберешься до Урука. Мы же, как и договорено, расстанемся в Мари.

— О, волшебный день! Так много прекрасных известий... Как я могу отблагодарить Бенхадада?

— Не стоит. Теперь вы квиты. Вспомни золото и медь.

— Да, конечно. Все складывается как нельзя лучше. А когда я увижу Эбихаила?

— Завтра на рассвете. Сегодня устроим прощальный ужин. Ну, что там у вас? — Чекер неожиданно прервал разговор и обратился к погонщикам.

— Порядок, господин. Мясо и напитки готовы. Можно начинать.

На расстеленных перед шатром овечьих шкурах разместились путешественники, их гости и разнообразные кушанья. Как только день померк, начался праздник. Музыканты играли резкую отрывистую мелодию на флейте и каком-то неизвестном Ихетнефрету струнном инструменте. Бубен с медными колокольчиками вторил им. Изобилие вина, лепешек и жареного мяса сразу расположили к дружеской беседе, но хранителя свитков мало интересовало происходящее. Он думал о завтрашнем дне, Мафдет и далеком Уруке. Опьяненный хмелем и любовью, он одаривал возлюбленную жаркими поцелуями.

Слова незнакомой песни на мгновение навеяли тоску. Что-то родное и давно ушедшее слышалось в них. Но что? Картины прошлого стерлись из памяти, словно иероглиф на стене гробницы. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Как сильно изменился он за последнее время! Где былой Ихетнефрет? Он умер... Туман забытья пленил ослабевший разум. Лица пирующих угасали во мраке. Языки пламени и веселые крики исчезли, и только теплая нежная рука Мафдет находилась рядом. "Безумие, безумие... Весь мир сплошная иллюзия... Только покой вечен и не имеет границ..." — Ихетнефрету казалось, что он погибает.

— Пора вставать. Ра восходит, — Ханусенеб пытался разбудить хранителя свитков, изо всех сил тряся его за плечи.

— Где я? — испуганно молвил сын Имтес.

— Неужто ты потерял память или увидел ночной кошмар?

— Да ведь я только лег. Но где праздник, куда девалась Мафдет?

— И в самом деле, как видно, ты не в себе. Не думал, что мой рассказ так впечатлит тебя. Осмотрись кругом, какой пир среди степи? Ты бредишь!

— Разве мы не в оазисе?

— Уж несколько дней прошло, как мы его покинули. Веселье, вино и жареная дичь... Все в прошлом. Ночью ты долго не мог заснуть...

— Выходит, мне все приснилось?

— Что значит, все?

— Нет, нет, это не просто сон. События последних дней... Теперь я понимаю... Но твой рассказ, видения, талисманы?.. Мафдет?..

— Чистая правда, до последнего слова.

— Воистину, действительность переплетается с иллюзиями и сновидениями. Порой невозможно понять, где кончается видимый мир и начинается воображаемый...

— Не поймешь никогда, ведь они едины...

Назойливый дождь моросил без устали, покрывая лицо Ихетнефрета мелкими каплями, будто испариной. Он облизал влажные губы и глянул на Ханусенеба, склонившегося над ним. В глаза бросились длинные костлявые пальцы жреца и промокшее одеяние. Тяжелые складки душили изможденное тело.

Сырая тишина утра, едва нарушаемая приглушенными криками людей и животных, заложила уши. Все вокруг казалось продолжением ночных видений. Лень было вставать и куда-то идти, руки и ноги не слушались. Туман забытья витал повсюду. "Жив ли я? — спрашивал себя Ихетнефрет. — Дивные образы коршунами кружат надо мною, пытаясь растерзать и уничтожить. Как я устал! Не могу понять, что происходит? Голова тяжела, как медный котел, взор ослаб, в ушах один лишь шум бегущей по жилам крови. Серое небо, словно вытоптанная в степи дорога, стоит надо мною, вселяя страх перед грядущим днем. Сил последних лишился малый сын Черной Земли. Нет желания продолжать путь, скоро и вовсе жаждать буду я смерти... Одно утешение, одна радость осталась... Мафдет жарким костром согреет в стужу, мощной стеной охранит от холодного ветра, страхи рассеет, слезы утрет, надежду подарит... Сны ночи и фантазии дня переплетаются воедино, лишая покоя, разрывая душу на части. В дар получил я жизнь и любовь. Разве мало этого одному человеку? Куда же стремлюсь, обрекая себя на страдания? Вновь и вновь собираюсь в путь, запрягаю осла. Ленивое животное едва передвигает ноги, трясет головою, вязнет в размокшей земле. О, Тот, Трижды Величайший, Хранитель божественных слов, Священный бык нижнего мира, пребудь со мной! Даруй мне силу, и да исполнится твоя воля!"

Однообразные, безрадостные дни превратились в вечность. Ладья Миллионов Лет много раз бороздила небесный океан, но нет предела выжженной пустыне. Заросли низкорослых трав сменялись безжизненными лавовыми плато, россыпями серых камней и скальными уступами. Бескрайние равнины то и дело вспучивались песчаными дюнами и пологими холмами, напоминая застывшее в волнении море.

Караван уныло продвигался вперед, оставляя позади десятки тысяч локтей земли, носившей на себе печать Смерти. Мертвые пространства вселяли страх в души путешественников, внушая мысль о беспомощности и ничтожности человека.

Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, Ихетнефрет расспрашивал Эбихаила о жизни и нравах обитателей Мари, и с помощью жителя оазиса пытался вместе с Мафдет изучить их язык. Резкая и отрывистая чужая речь казалась поначалу набором нелепых и бессмысленных звуков, столь непривычных для уха детей Та-Кем. Но по прошествии нескольких дней, благодаря ли действию волшебного талисмана или врожденным талантам, хранитель свитков стал чувствовать в незнакомых словах скрытую, неведомую ранее гармонию.

Хорошая память и пытливый ум делали свое дело. Вскоре Ихетнефрет мог довольно сносно объясниться на языке народа саггиг, или черноголовых, как называли себя обитатели долины двух великих рек. Мафдет новые знания давались несколько хуже, но она не теряла надежды, стараясь не отставать от возлюбленного.

— Ну-ка, Ихетнефрет, повтори последний урок. — Эхибаил оказался способным и настойчивым учителем. — Я назову тебе слова, а ты произнесешь их на языке страны Шумер. Дом?

— Э.

— Дворец?

— Эгал.

— Река?

— Ид.

— Человек?

— Лу.

— Повелитель?

— Лугаль.

— Господин?

— Эн.

— Царь?

— Энси.

— Слуга?

— Игинуду.

— Дингир голлад! Великие боги! Ты делаешь успехи! Пройдет немного времени, и ты сравнишься со мной в знании языка черноголовых.

К середине дня край горизонта зазеленел прибрежными зарослями тростника и осоки, резко контрастируя с желто-коричневой выжженной степью. Могучая Буранунна протекала там, неся мутные воды навстречу южному морю, отмечая свой путь буйной растительностью, словно россыпью изумрудов.

— Река, река! — радостный крик Чекера пронесся над землей. — Близится конец страданий! Благословенный Мари да встретит нас благосклонно!

— Чудно слышать подобные речи из уст твоих, — недоумевал Ихетнефрет. — Не ты ли вел нас через горы Лебан, не ты ли привел нас в спасительный оазис, не ты ли избавил нас от гибели в мертвой пустыне? Сейчас же радуешься, как ребенок, который увидел родную мать после долгой разлуки. Храбрый путешественник растерял силу. А что делать нам, немощным и слабым? Кто укрепит наш дух?