| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Провожал вечером девушку... Пристала группа местной шпаны... Хулиганы... Василия сильно избили... Сотрясение мозга, чуть не выбили глаз... Его любимую девушку — тоже студентку, затащили в кусты — изнасиловали по очереди всей толпой... Через день, прямо в больнице — наложила на себя руки... Повесилась...
В глазах потемнело, стало очень нехорошо.
— Милиция не может найти — свидетелей нет. Вася никого из них не знает, плохо помнит...
Пошатываясь на ватных ногах, выхожу из лаборатории
* * *
Хулиганство...
Происхождение этого термина доподлинно не установлено. Версий много, самая популярная из них гласит — что в 19 веке жил в Британии, дескать, некий Патрик Хулиген — ирландец по происхождению и явный социопат характером. И вот де, его-то фамилия и стало в этом случае нарицательным.
По другой — достаточно убедительной версии, наоборот: слово английское слово "Hooligan" — произошло от исконно русского "хули" и, в середине 1920-х было заимствованно в английский язык из русского — в котором оно обозначало "молодого оппозиционера советскому режиму". Так и написано во французском толковом словаре "Le Grand Robert" — можете сами убедиться.
Однако, "советский режим" в данном случае не при делах: хулиганы достались ему от предшественника — "режима царского", в виде "родимого пятна капитализма".
Первые хулиганы на Руси, были без всякого сомнения из привилегированных слоев общества — гвардейского офицерства, помещиков, купечества (вспомните гоголевского Ноздрёва), затем эта "мода" передалась городскому простонародью.
В энциклопедию Брокгауза и Ефрона это слово ("хулиган" — уличный бездельник, забавляющийся издевательством над горожанами) попало в 1909 году, а сами явление появилось гораздо раньше — на рубеже XIX − ХХ веков.
Все это было данью своему времени!
В тогдашнем Лондоне имелись многочисленные уличные банды собственной гопоты (и вовсе не футбольные фанаты) и, в Нью-Йорке, Париже и Берлине...
Ну а мы чем их хуже?
Мы ничем не хуже и в дореволюционном Петербурге или Москве — местные хулиганы тоже образовывали свои собственные "сообщества по интересам", сиречь — банды. Помимо драк и выяснением отношений между собой, они сквернословили в общественных местах, отправляли естественные надобности "среди публики", били стёкла в окнах домов и трамваев, мучили кошек и собак (а не просто стреляли их — как последний российский Недержанец), валяли фонарные столбы, портили надгробия на кладбищах, приставали к девушкам на улицах и так далее...
Фантазия у подобных типов — весьма буйна и воистину неистощима, как у писателей в стиле славянское фэнтази!
С большим энтузиазмом питерские хулиганы участвовали в событиях февраля 1917 года: толпы их громили полицейские участки и зверским образом убивали попавшихся им в руки городовых — зачастую вместе с семьями. После Октября, при объявлении "красного террора" — наряду с контрреволюцией, шпионажем, саботажем и погромами − дела о хулиганстве перешли в ведение революционных трибуналов. Те, при вынесении приговоров особо не церемонились — расстреливали уличных "вояк" только в путь и, хулиганы на время приутихли.
Но, тут пришла первая "оттепель"!
При послаблении режима в эпоху НЭПа, хулиганское движение обрело второе дыхание и выплеснулось далеко за столичные пределы. Разгул хулиганов в двадцатые годы делал улицы городов опасными для простых граждан в дневное время и полностью "непроходимыми" в ночное. В некоторых населённых пунктах, после наступления темноты — даже конная милиция боялась появляться в рабочих кварталах. Ибо, как у сказочной богатырской развилки — можно и лошади лишиться и, самому убиенному быть...
Хулиганы двадцатых годов, это полноценная городская субкультура и даже определённая идеология — вроде модного в конце наших 2010-х движения АУЕ . Её представители имели определённые "особые приметы" — чтоб отличатся как от себе подобных из конкурирующих группировок, так и от добропорядочных граждан. Для этого хулиганы носили определённую одежду — отличавшуюся своими элементами в разных бандах, к примеру — наклоном и покроем картуза, цветом шарфа, причёской и тому подобное...
Группировки были объединены территориально по районам города, либо "по интересам". Названия наиболее известных из банд, со всей красноречивостью — говорят сами за себя: "Общество долой невинность", "Общество советских алкоголиков", "Общество советских лодырей", "Центральный комитет шпаны", "Союз хулиганов", "Топтательный комитет"... Что дело вполне серьёзное и зашло достаточно далеко — говорит тот факт, что в некоторых группировках — даже предусматривалась уплата членских взносов.
Члены "сообществ по интересам" вооружались ножами, кастетами и кистенями, изредка огнестрелом и различались "специализацией": избиение прохожих, битьё стёкол, вымогательство денег, вызывающее поведение в общественных местах, вырывание уличных фонарей, жестокое обращение с животными... То и дело доносились "сарафанным радио" слухи: то у какой-нибудь бабы нос или ухо отрежут — потехи ради, то мужика средь бела дня ножом — ни за что ни про что, пырнут.
Нельзя умолчать и об преступлениях сексуального характера: групповые изнасилования соревновательного характера ("кто больше") и намеренное заражение венерическими болезнями.
Но это всё, как говорится — "цветочки"!
Шайки хулиганов врывались в клубы и кинотеатры, в театры и пивные, устраивали массовые драки и избивали всех подряд — от пионеров до пенсионеров. В Казани они закидали камнями самолёт на аэродроме и избили пытавшегося убежать лётчика, в Новосибирске разогнали демонстрацию комсомольцев, в Пензенской губернии разбирали железнодорожное полотно перед проходящими поездами, что вызвало несколько железнодорожных катастроф с человеческими жертвами.
Это уже не просто "попахивало" политикой — это открытая диверсионно-террористическая деятельность!
Хулиганы имели собственную идеологию и, до середины 1920-х годов, считались некоторыми большевистскими идеологами "классово близкими" — особенно, если они издевались над "буржуями" и "бывшими". Хулиганство пропагандировали такие кумиры молодёжи как поэты Сергей Есенин — сам этим делом зачастую грешивший и, Владимир Маяковский. Последний, даже снял фильм "Барышня и хулиган" — где он безусловно талантливо, сыграл эдакого благородного отморозка.
Короче, в эпоху НЭПа — быть хулиганом было модно!
И безопасно: в 1922 году в Уголовном кодексе РСФСР появилась статья "Хулиганство", предусматривавшая наказание в виде одного года тюремного заключения или исправительные работы... Смешно, право!
Чувствуя безнаказанность, уличная гопота бурела не по дням, а по часам. В народе, ходили частушки:
"Революция была, нам же воли не дала:
Была у нас полиция, вдвойне строга милиция.
Я по улице пройду, что-нибудь да сделаю,
Что милиция мне скажет, я ей ножик покажу".
Ещё вот образчик народного творчества:
"Сорок восемь протоколов
Все составлены на меня,
Мне милиция знакома,
Не боюся ни черта.
Ребятишки, режьте, бейте,
Нонче легкие суда:
Семерых зарезал я —
Отсидел четыре дня".
Как вам?
Нет, можете упрекать меня за отсутствие патриотизма — но я за американский тип демократии: увидел полицейский в руках у явного неадеквата что-то похожее на нож — и пристрелил того к ебе...ням собачьим. Бог на небе, же — отсортирует агнец от козлищ, отделит зёрна от плевел, выберет праведников из толпы грешников.
А, то ведь случаи бывали просто анекдотические — из разряда тех, что нарочно не придумаешь!
В прошлом году толпа пьяных хулиганов накинулась и принялась избивать сотрудника грозной ГПУ. Защищаясь, тот пристрелил двоих нападавших. Ими оказались... Угадайте с трёх раз?
Правильно — члены правящей ВКП(б)!
Возьмите пирожок с верхней полки за догадливость, детишки.
Самое прикольное, этого чекиста арестовали за превышение власти: перед тем как стрелять — тот должен был у хулиганов партбилеты проверить. Правда, не знаю — дошло ли дело до суда и тюремного срока представителю "кровавой гэбни"...
Прижимать распоясавшуюся уличную гопоту начнут только с середины 20-ых годов. К примеру в славном городе Пензе, эта "публика" так всем надоела, что главного хулигана и по совместительству — бандита Алексея Альшина по кличке Алле, после поимки тут же приговорили к расстрелу. После казни же, труп хулигана поместили в витрине одного из магазинов — в назидание, так сказать, всем антисоциальным элементам. Мало того: у начинающего было протухать и пованивать хулигана — отрезали голову, засунули её в банку со спиртом и передали на хранение в местный медико-исторический музей. Где она "до тех пор" хранится на память потомкам.
Ух, как достали видать граждан-пензюков, эти нехорошие люди — хулиганы!
Однако, это хоть и показательный — но единичный случай, к сожалению.
Только в 1930-е годы в СССР начали по-настоящему бороться с хулиганством, а меры против него приняли действительно суровый характер — подняв тюремный срок до пяти лет. И только к началу 40-ых, когда дела по хулиганству начали рассматривать без предварительного расследования и за "обычный" мат в общественном месте давать год тюрьмы — а отмотавших "пятерик" высылать "за "101-ый километр", "тяжелое наследие царского режима" удалось обуздать.
И, никак иначе!
Перед самой войной, по советским городам можно было гулять ночью с девушкой и ничего не бояться.
Ну, а после смерти Сталина в стране наступила вторая "оттепель", очередное "послабление режима" и про хулиганство снова вспомнили...
* * *
Нижний Новгород не был в ряду прочих российских городов 20-х годов счастливым исключением. Хулиганов на его улицах было до неприличия много и, действуя целыми кодлами — они чувствовали себя на них полными хозяевами. Порою, самому приходилось быть свидетелем очень неприятных сцен: кончился рабочий день — усталые люди отпахав смену возвращаются с работы домой, и вдруг — крик, мат, оскорбления, избиения.
Милиция была бессильна, пролетарский закон и суд к этой статье чрезвычайно мягок и наглость хулиганов не знала границ — они приставали к женщинам и избивали мужчин. Их действия, начинающиеся с обыкновенного хамства, зачастую заканчивались изнасилованием, грабежом, телесными повреждениями — а то и зверским убийством.
В лучшем случае могут женщине кинуть в лицо дохлую кошку, заступившегося мужчину в худшем случае — избить до полусмерти или даже зарезать. В некоторые места — в парки или кинотеатры, лучше вообще не ходить — все равно эта шпана не даст отдохнуть или смотреть картину.
Лихо заломаные набекрень фуражки, блатные чубчики из-под них, брюки заправленные в сапоги, папироски, свисающие с нижней губы, наглый агрессивный вид. Внимательнейшее отношение к собственной внешности — блатная чёлка спадает на лоб, при себе всегда расческа и зеркальце. По обыкновению в кармане финский нож, кастет или на худой конец кистень — гиря на ремне. Цвет какого-нибудь предмета одежды, или ещё какая "особая" примета — указывает на принадлежность к той или иной банде.
Бывало, этот элемент до того распоясывался — что приходилось вызывать армейские части!
* * *
Вася Пупкин не истерил, не бился в припадке, не кричал что повесится и не просил у меня револьвер — чтоб застрелиться. Он просто лежал и не моргая смотрел в белый больничный потолок своим единственным уцелевшим глазом. Другой, вместе с большей частью головы был плотно перебинтован — хотя врач утверждает что его удастся спасти.
— Василий... Слышишь, Василий...
Что в таких случаях говорить человеку? Я не знаю...
— Извини, что так получилось.
— Тебе не за что извиняться, Серафим, — голос, как из могилы, — ты сделал для меня всё, что мог...
"Да... Я сделал, "всё, что мог". И теперь на моей совести один труп и один...".
Думаю, бесследно для психики человека такое не проходит. Тяжёлый ожог заживёт — оставив лишь безобразный шрам на коже, но сердце будет кровоточить вечно — даже в загробной жизни...
Если она существует, конечно.
— ...Я всё знаю. Я, как рогатый муж, узнал последним про ваш договор с... И о деньгах — что ты её платил за встречи со мной. Она рассказала подруге, а та всем разболтала — над нами смеялся весь университет...
Прикусываю до крови губу:
— Я повёл себя эгоистично и подло, но мне нужна эта чёртова лампа. Понимаешь — нужна! Извини, если сможешь...
— ...Да, над нами смеялись — но нам уже было всё равно: мы любили друг друга. Это было самое счастливое лето в моей жизни! И, лампа, да! Да — твоя лампа у меня почти получилась...
Немножко оживает и тут же вновь гаснет задутой ветром лучиной:
— ...Ты ни в чём не виноват, Серафим. Ты сделал всё, что мог для меня. Виноват я — жалкая, никчемная, бесполезная личность...
Вдруг, Василий отвернувшись от меня, уткнулся лицом и зарыдал в подушку.
— Как положили, слезинки не проронил — думал "сгорит", — шёпотом сказал сосед по палате, сморщенный сухой старичок с бородкой и добрыми глазами, — а теперь можно не беспокоиться — проплачется и на поправку пойдёт.
Вася "поплачется", а я?
Мне то что делать — тоже разрыдаться в подушку?!
Я не знаю, что делать. Я просто хочу втихушку прогрессировать — никого не трогая! Почему всё не так получается, как хочется?
ПОЧЕМУ?!
Сижу у его кровати, молчу слушая глухие всхлипы и, эта моя бессловесная беспомощность начинает раздражать, потом злить и наконец — бесить:
"Да тварь я дрожащая или право имею" — говоришь? Да, пойдите Вы к чёрту, Фёдор Михайлович!
Когда он вновь повернулся ко мне красными глазами — немало удивившись, что я ещё здесь, говорю спокойно и взвешенно:
— Василий! Нам объявили войну. Когда мужчине объявляют войну — убивая дорогих для него людей, он идёт на неё и сражается. Ну а там как срастётся — побеждает или погибает на поле боя.
Протягиваю руку и спрашиваю:
— Василий! Ты — мужчина? Ты пойдёшь со мной на войну?
В красном воспалённом глазу Васи загорелась жестокая ярость, он схватил мою ладонь и как мог крепко её сжал:
— ДА!!!
— Хорошо! Но, двое в поле не воины: здесь нужна глубокая разведка, а затем — войсковая операция. Подожди немного, дружище — эти подонки ответят нам сполна и с лихвой.
Встав, рычу — смотря в сторону города через окно и грожу кулаком:
— ДУХУ ВАШЕГО ЗДЕСЬ НЕ ОСТАНЕТСЯ, МРАЗИ!!!
* * *
— К чёрту учёбу — когда такие дела в городе творятся!
Телеграммой вызываю Барона и Лизу — через день они прибыли из Ульяновска в Нижний Новгород. Объясняю сложившуюся ситуацию, выдаю финансовые средства и объясняю каждому его задачу:
— Мне нужна разведка, Миша! Как твои беспризорники с хулиганами — дружат, враждуют?
— Скорее нейтралитет — мы их не трогаем, они — нас.
Из его рассказов знаю: кроме простого или наоборот — довольно затейливого попрошайничества, беспризорники до прохожих не пристают. У них мысли об элементарном выживании — а не об беспричинном хулиганстве. Но и друг дружку в обиду не дают — у них своя молодёжная группировка "по интересам".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
