Я - Ангел. Часть первая: "Под прикрытием". Главы 26-34

Глава 26. Заклёпкотворчество-онлайн.

Уже этим летом места на личных подворьях для кооператива "Красный рассвет" стало мало и обе его артели — "Красный калибр" и "Красный вал", мал по малу — перебрались в пустующие цеха Ульяновского металлургического завода, арендовав его за чисто символическую плату у Ульяновского Совета.

Там, отремонтировав кое-что из доставшегося эвакуированного, а затем — прихватизированого при моём непосредственном участии промышленного оборудования, переведя его на электрический привод и переделав-переналадив по моему разумению, первым делом уже к июлю — наладили производство самых ходовых гаечных ключей из списанных железнодорожных рельс. Насколько мне известно, даже в период Великой отечественной войны с этим делом было так плохо — что их комплекты закупались по "Ленд-Лизу" в Штатах...

А что творится сейчас?!

А сейчас, "творится" вообще что-то неописуемое!

В стране существует такая дикая нехватка любого ручного инструмента, что на предприятиях их не выдают: каждый рабочий должен приобретать их сам — на свои кровные. Общая нехватка инструментов провоцировала рабочих воровать их друг у друга, уносить домой с фабрик и заводов.

Стоило советскому рабочему положить молоток, гаечный ключ, любой другой инструмент и на минуту отвернуться — как они бесследно и навсегда исчезали. Поэтому их предпочитали носить всюду с собой — отчего наши "Ульяновские жилеты-разгрузки", мигом стали так популярны...

Буквально — нарасхват, среди гегемона!

Поняв, что в условиях НЭПа это обстоятельство без всяких кавычек — золотое дно, я решил решить эту проблему раз и навсегда — наводнив страну ручным инструментом и, заодно — приобрести средства для более продвинутых ништяков.

Гаечные ключи штамповали в горячую на специальных формах — "оправках", из остатков холявных железнодорожных рельс. Затем "сырьё" — списанные рельсы стали закупать по всей стране или выменивать по бартеру, что было гораздо чаще.

Здесь, очень хорошо помогли связи Ксавера.

Трест "Рудметаллторг" — государственная организация, которая в настоящее время занимается поиском, сбором и реализацией лома. Однако, Ксавер нашёл к кому-то из её руководства "ключик" и, сперва сотни, затем — тысячи пудов как списанного, так и вполне годного металла — минуя государственные заводы стали поступать к нам.

* * *

Среди железного хлама, что понавезли со всех железнодорожных станций Нижегородской губернии по прошлой осени, обнаружилось очень интересное для меня оборудование, причём — в достаточно работоспособном состоянии. Судя по обнаруженным на нём надписям и, найденных при нём документах на языке — который с превеликим трудом опознал как финский, это оборудование русско-финских заводов "G.W. Sohlberg" и "V.W. Holmberg" из Гельсингфорса. По современному — Хельсинки.

Как оно сюда попало — я без понятия, но подозреваю у красных финнов в 1918 году — тоже была какая-то своя "эвакуация", пусть и не такая масштабная.

Так вот, это оборудование было предназначено для изготовления так называемых "касок Адриана" французского образца — которыми в 1916 году, было решено оснастить русскую пехоту. Как известно, предохранение головы защитными шлемами во время ведения позиционной войны — снижает общие потери вчетверо.

Увидев и разобравшись в оборудовании для производства стальных касок "М17 Sohlberg ", я в который раз уже подумал:

"Да... Россия, оказывается — не только Родина слонов!".

Не знаю как мастырили французы своего "Адриана", а "наши" финны его изготовляли цельноштампованным. Такой способ производства массового продукции, как я уже говорил — экономит время на её производство, высвобождает рабочих для выполнения других работ, способствует экономии материалов и, в конечном итоге ведёт к резко-значительному снижению себестоимости продукции.

А ведь я до этого считал, что про технологию холодной штамповки в России узнали, лишь познакомившись с ней на построенном Генри Фордом в Нижнем Новгороде "Заводе имени Молотова" — знаменитом "ГАЗе", то есть!

"Как много нам открытий чЮдных...".

Так мало того: для присоединения отдельных металлических частей, использовалась не древняя как окаменелость динозавра клёпка — а точечная сварка... Вот это "рояль", так рояль — по своему значению, почти равный "забитому инфой" компьютеру!

Конечно, оборудование было частично раскурочено — в частности, с электрооборудования снята вся медная проволока... Да и разобраться в нём: настроить-наладить, переделать технологическую оснастку и хоть-мальски обучить персонал — времени и головняка, потребовалось достаточно много.

Однако, уже этой осенью, из раскатанных на паровом молоте в тонкий лист старых рельс, кооператив "Красный рассвет" — уже вовсю штамповал такие высокотехнологичные изделия, как штыковая и совковая лопаты... Скажите, что в ней — в лопате, "высокотехнологичного"? А сами попробуйте выковать из железа лопату, да затем попробуйте вскопать ею где-нибудь нетронутую землю — где есть камушки, корни травы, кустов, деревьев и прочее.

Вполне серьёзно заверяю — будете смотреть на этот мир, совершенно другими глазами!

Я лично перекопав по весне огород своего названного отца и переломав при этом кучу изделий местных кустарей, понял: оказывается, современная лопата — это более высокотехнологичное изделие, чем положим — самурайская катана. И мне стало жутко интересно — а чем это копали фундаменты под стены Колизея, предположим?

Лопатами из булата да дамаска, что ли?!

Как бы там не было, что наши гаечные ключи, что штампованные "ульяновские" лопаты — стали просто нарасхват. Качество последних, вообще — со временем вошло в поговорки и стало частью русского фольклора... Надеюсь, зэка мне спасибо скажут — когда вскорости "Беломор-канал" рыть начнут.

* * *

Ещё прошедшей зимой — вперёд всякого кооператива, его гаечных ключей и лопат, я решил изготовить для себя лично — пару 20-ти литровых канистр по типу мне современных...

Ибо, "бидоны" хроноаборигеннов — просто невероятно как, бесили меня своей непроходимой отстойностью!

Не токмо под бензин, кстати: народ здесь освещает жилища по большей части керосином и тары под него конкретно не хватает.

Задумка о том, в принципе, давно уж была... Но, так как ходить на керосиновый склад приходилось мне (как самому молодому из семейства, да к тому ж — самому активному "потребителю"), пришлось выстрадать этот девайс пораньше.

Особо мудрить и "изобретать ещё не изобретённый велосипед" не стал, взяв за образец знаменитую "Wehrmachtskanister" (канистру Вермахта) — что немцы примут на вооружение в 1937 году, а остальные промышленно-развитые страны — позже скопирайтят у них. Первым делом вырезал из "железа" кузова "Бразье-кабриолета" заготовки, согнул-выгнул их как надо и изрядно помучившись, спаял три первых образца: 5-ти, 10-ти и 20-ти литровые канистры.

Покрасил снаружи суриком и готово!

Хроноаборигенам такой девайс ужасно понравился и, меня просто доставали вопросами "где купить?" и осаждали просьбами "сделать по дружбе"... Поэтому ничего удивительного, что я при первой же возможности передал уже освоенную технологию в кооператив "Красный рассвет". Артель "Красный калибр" во главе с самим Климом, помучившись пару месяцев изготовила необходимый инструмент и оснастку и, "Красный вал" уже с августа приступил к массовому изготовлению канистр трёх видов.

Через Ксавера было налажено бесперебойное снабжение жестью, за которую расплачивались готовыми изделиями.

Конечно же, не получились их сделать — "один в один" с оригиналом... Да, этого и не требовалось.

Очень долго, не удавалось штамповать сам корпус канистры из двух половин, поэтому пришлось сперва паять его, а позднее соединять газовой или электросваркой из трёх частей: двух широких боковин и полосы "перед-дно-зад-верх".

Нефтестойкой резины на прокладку для горловины не нашлось — такой просто ещё не существовало, поэтому обошёлся хорошо притёртой свинцовой прокладкой...

Ничего!

Почти любую жидкость держит плотно, лишь рычаг крышки пришлось удлинить и сделать несколько мощнее — для большего усилия при закрывании.

Ну а так, очень на оригинальные похожи. Даже выдавленные косые "кресты" по бокам имеются, отчего в народе канистры так и прозвали — "андреевскими".

Всем без исключения потребителям такие ёмкости понравилось — от домохозяек до шоферов наркомовских лимузинов и, когда "андреевские" канистры стали достаточно дёшевы — они были просто нарасхват!

Научившись штамповать такие крупногабаритные предметы, как канистры, перешли на попроще что — "кейсы" для наборов слесарного инструмента, например. Тоже: "отрывали" их — просто с руками.

Далее, кооператив "Красный рассвет" легко и непринуждённо освоил штамповку ложек, мисок, кружек. Сборку из штампованных элементов нескольких видов навесных, накладных и врезных дверных замков, оконно-дверной фурнитуры, перочинных ножей...

Ну и так далее.

* * *

В начале июля из "разведывательной" поездки по заводам Приокского горного округа вернулась экспедиция профессора Чижевского с довольно обнадёживающими для меня сведениями. Нет, ничего подобного отвалам Ульяновска, они не нашли:

— Обычный доменный шлак с небольшими включениями королькового чугуна, конечно.

Мда... Надеялся, если честно, что на каждом шлакоотвале — меня будет поджидать свой "рояль". Однако, "кто-то" видимо уже устал кормить меня "плюшками" — не обломилось в этот раз. Обидно, досадно, да ладно...

Впрочем, есть идея:

— Не спрашивали цену, профессор, — за которую они согласны продать свой "обычный" шлак?

— Нет, а зачем Вам? — удивился Дмитрий Павлович, — это бесполезные отходы...

— Ну, не скажите! Бесполезных отходов не бывает.

— Тогда легко договоритесь, — пожимает плечами, — они там любой копейке будут рады.

— Ладно, про это потом. Как в целом обстановка в округе?

— Кроме Выксунского и Кулебакского металлургических заводов, которые ещё как-то держатся на плаву — происходит медленная но уверенная стагнация, — он протягивает мне папку с "досье", — здесь всё более подробно, вплоть до кратких отчётов о беседах с руководством как заводов, так и горного округа в целом.

Я жадно впился глазами в отчёт, позабыв про всё на свете, а профессор — видя это, добавил:

— На словах же скажу своё мнение — будущего у Приокского горного округа нет.

Хотя и были у меня на этот счёт кой-какие мысля, возражать не стал:

— На "нет" и суда нет...

Конечно, это "сырьё" только на шлакоблоки годится (тоже годнота!), зато обстановка в округе меня весьма порадовала: "фрукт" достаточно созрел — чтоб самому упасть мне в руки.

Примерно в это же время, наконец-то заработала установка по первичной переработке доменного шлака... Проработав всего неделю, она сломалась всерьёз и надолго — но успела дать порядка десяти тонн "королькового" чугуна, цементного клинкера и фосфатов. Для экспериментов, нам с профессором Чижевским Дмитрием Павловичем, этого вполне хватило.

Цемент из полученного клинкера, после некоторых технологических ухищрений оказался марки "800":

— Насколько мне известно, — поблёскивал Чижевский "стёклышками", — такой — высокопрочный, быстротвердеющий, жаропрочный цемент — делали только немцы для железобетонных укреплений в прошедшую Мировую войну.

И это ещё оказывается не предел!

— Если увеличить тонину помола и ввести в состав некоторые ингредиенты — попахивает маркой как бы не "2000", — профессор смотрит на меня поверх очков и сам видимо, внутренне охреневает, — ни в России, ни в мире насколько мне известно, такие цементы не производятся...

— Это "попахивает" строительством отдельного цементного заводика, — морщусь как от зубной боли, — и ещё одним "головняком" для меня.

Даже, ума не приложу, где такой цемент можно использовать!

До Днепрогэса ещё далековато и, до пресловутой "Линии Сталина" — ещё не додумались наши, до сих пор не репрессированные горе-вояки... Впрочем, скоро мы "выход" нашли: небольшие партии получаемого "клинкера-сырца" наши строители стали смешивать с местным портландцементом — повышая качество последнего и, использовать для собственных нужд.

Фосфаты — соли фосфорной кислоты (в основном калия и кальция), предполагается использовать для производства минеральных удобрений (фосфат аммония или "Амофос"), жидких моющих средств как компонент мыла (для умягчения воды) и огнестойких антипиреновых составов для пропитки дерева... Чтоб наши быстросборные домики — стали ещё и пожаробезопасными.

Но это всё, тоже отложу на следующий год — пока работаем "на склад".

Но, первым делом понятно, мы с Чижевским и его группой "студентов-химиков" плотно взялись за ульяновский чугун.

Для самого профессора и его престарелой матери, мною был куплен и отремонтирован довольно приличный дом на живописной окраине Ульяновска, с небольшим садиком и огородиком, раньше принадлежащий какому-то "выморочному" мещанину. Прислугу он уже самостоятельно нанял за свои "кровные", что я ему плачу. Для его группы из пяти разновозрастных "младших научных сотрудников", были сняты отдельные комнаты...

После их университетской общаги, где я как-то раз бывал и где мне больше бывать не хочется — это просто рай земной!

Лаборатория профессора Чижевского первое время будет в одном из пустующих зданий Ульяновского чугуноплавильного завода — где уже как два месяца идёт ремонт и перепланировка. Потом посмотрим-поглядим.

— Возможно, — говорю я ему как-то под чай, — где-нибудь в местах поживописней этих, профессор, мы с вами построим отдельный "Академгородок". Со своим университетом, опытно-экспериментальными цехами и заводами, парками, стадионом и крытым бассейном...

— А Вы часом не температурите?! — не на шутку встревожился тот, — отдохнули бы, Серафим Фёдорович... Что-то Вы постоянно на ногах, постоянно куда-то и зачем-то бегаете... Совсем не бережёте себя!

Что-то действительно — "прёт" меня сегодня, просто не по-детски! Спохватываюсь и возвращаюсь на грешную Землю:

— Иногда полезно в облаках "повитать", знаете ли... По крайней мере не вредно.

Понимаю его опасение — потерять такого работодателя и опять оказаться в коммуналке наедине с соседями-хамами...

* * *

Но, это всё — лирика!

Силами кооператива "Красный рассвет", с помощью специалистов из "Сормова" и ещё живых местных мастеров — не утративших навыки, восстановили на заводе вагранку — печь для плавки чугуна. Первая плавка пошла на массивный крест-надгробие на могилу Георгия Тимофеевича Доможилова — подсказавшего мне про песок из Лавреневского карьера. На кресте изображение скорбящего Серафима — шестикрылого ангела и надпись: "Земляку от благодарных ульяновцев: помним и чтим".

Затем пошли опытные плавки: мы мешали ульяновский чугун с обычным литейным — ища наиболее выгодное соотношение. После около сотни экспериментов идущих практически круглосуточно, наконец удалось его определить — один к десяти.

— Да! Этот тот самый — "ульяновский литейный чугун", — резюмировал профессор Чижевский, — что дальше, Серафим Фёдорович?

— Ну, уж оградки для барских усадеб, павильоны для выставок да лошадиные статуи в полный рост — как при царском режиме в 19 веке, мы с вами лить не будем, Дмитрий Павлович!

Однако, не всё оказалось так просто...

Как уже говорил, главной изюминкой проектируемого мной, моим компьютером и зеками из "ОПТБ-007" — трактора "Мужик", будет безрамный остов как у "Фордзона" — объединяющий в один элемент картера двигателя, муфты сцепления, коробки передач, ведущего моста и всего прочего. Такая конструкция по сравнению с обычной, даст громадное преимущество в технологичности, минимальном весе при достаточной прочности и низкой себестоимости. Это достаточно сложная литая деталь со сравнительно тонкими стенками, изготовление которой, я не могу доверить даже заводу "Красное Сормово"...

Ибо, бесполезно!

Да сам бы не взялся, если бы не "рояль" в виде ульяновского чугуна. Из обычного же — такое отлить невозможно. Да и сейчас ещё остались сомнения — получится ли?

Сперва, для первых опытных образцов трактора отливал остов в одноразовые земляные опоки, затем предполагалось наладить его массовое литья в стальной кокиль — когда одна форма используется многократно.

Мои опасения были не напрасны!

Плавка за плавкой, день за днём, неделя за неделей — пролетали с презрительным свистом... Мои денежные знаки, подобно менделевским ассигнациям — которыми "топят печь", живьём "вылетали в трубу"...

А толку как не было, так и нет!

Раковины, трещины, коробление детали с серьёзными изменениями линейных размеров, при остывании.

Ветераны ульяновского чугунолитейного завода ничем помочь не могли:

— Мы только чугун плавили, а изделия из него лили на других заводах.... Да и там поди не найдёшь никого — все мастера давно вымерли.

— Разве что в Кулебаках найдётся кто?

— Да ежели и найдётся какой живой ещё — секрета не выдаст.

Литейщики-сормовчане только разводят руками:

— А мы ведь тебя предупреждали! Так ты ж упёртый, как...

А за спиной втихомолку надо мной посмеивались и показывали кукиш, поди.

Пришлось с ними расстаться:

— Получите расчёт и проваливайте! Всё одно от вас толку нет — только каркаете под руку...

Я дневал и ночевал на заводе — всё бесполезно. Было велико искушение увеличить толщину литья — но по моим с компом расчётам, это даст привес массы как бы не в полтора-два раза и, я с упорством барана — атакующего новые ворота и, с терпением маньяка-некрофила у постели всерьёз занемогшей старушки — стиснув зубы продолжал упорно биться об каменную стену.

— Или моя голова пополам или эта стена вдребезги!

Конечно вслух, я выражался более витиевато...

* * *

Видя как я мучаюсь, Клим куда-то съездил и привёз одного маленького, седенького, сморщенного старичка из... Из какого-то бывшего завода "Империи" братьев Баташёвых — наподобие нашего, только давно уже закрытого и превратившегося в самое обычное село. У того было очень сложное для произношения имя-отчество и, про себя я нарёк того "Старик Хоттабыч"... Бородка у него такая — очень похожая: так и хочется выдрать волосок и загадать сокровенное желание.

— Может, посоветует что, — говорит Клим, с жалостью на меня глядя, — а то исхудал весь, сил нет на тебя смотреть... Того и гляди, Графиня от тебя к городскому какому сбежит.

— Задрали вы все уже, со своей "Графиней"!

— К тому же и психованный совсем стал. Пойду я, а то пристрелишь меня чего доброго...

Подумав-поразмыслив сперва, свозил того на могилу Георгия Тимофеевича Доможилова... Посидели, помянули добрым словом, поговорили "за жисть"...

Показываю на крест и говорю:

— Видишь? Покойный помог мне советом и, я в долгу не остался... Уважил!

Старичок неделю понаблюдал за моими потугами и помалкивал, затем прошамкал беззубым ртом:

— Когда мы пушки из чугуна лили, наружную сторону нагревали, а внутреннюю — канал ствола, наоборот охлаждали.

Чешу в затылке:

— За "совет", конечно спасибо... Но как это на практике сделать?! Ведь, там — температура — мама не горюй!

Старик Хоттабыч, поглаживая бороду:

— За "температуру" ничего не скажу — не видел её ни разу. Но мы это — "по темноте" своей, делали так...

— ...Чё дерётесь, дедушка?!

— "Бить и учить" — у нас одно и то ж!

Под "чутким" руководством этого "Старика Хоттабыча" (который лаялся как царский фельдфебель и, даже не стеснялся подзатыльники мне то и дело отвешивать), не сразу — с одиннадцатой попытки, наконец получилось что-то похожее. С пятнадцатой — вполне годное изделие, которое после минимальной механической обработки поступало на сборку трактора.

— Ну, а теперь, — старик перекрестился по-староверчески двумя перстами, — лей мне крест на могилку...

Я расчувствовался, обнял его и, даже, как баба какая — прослезился, обильно орошая его жилетку:

— Эх... Золота столько в этом мире нет — чтоб вам обоим с Георгием Тимофеевичем, памятник отлить!

Я был как никогда искренен.

* * *

"Установка по первичной переработке шлака" — по своей сути мини-завод, извлекала из ульяновского шлака коржи и корольки чугуна, клинкер и фосфаты, остальное отправлялось обратно на отвал — только уже в другое отдельное место.

Что это такое?

Это, почти белый порошок, состоящий процентов на 70-80 из двуокиси (диоксида) титана — TiO2. Иначе, его ещё называют "рутил". Остальное: карбид того же титана — TiC, оксид циркония (диоксид) — ZrO2 и его карбид — ZrC. Плюс "неизвестный элемент" — гафний и его соединения, неизбежные "хвосты" — остатки ранее извлечённых из шлака химических элементов и их соединений и, бесполезные и вредные примеси...

Пускай пока полежат — дойдут и до них руки.

В начале августа начало прибывать оборудование для продвинутой химической лаборатории (готов поклясться на чём угодно, но в Советской России такой пока нет и, неизвестно когда она будет!) и, профессор Чижевский довольно потирая руки, готовился совершить "открытие" гафния и тем навек прославить своё имя среди корифеев мировой науки.

Я не возражал, но предупредил:

— Читайте контракт, Дмитрий Павлович: открытие открытием — но прежде всего, Вы должны — научиться в промышленном масштабе разделять эти химические соединения. И прежде всего, меня интересует двуокись титана — в как можно более чистом виде.

— Не пойму для чего Вам это, Серафим Фёдорович? — недовольно морщится тот, — совершенно бесполезное вещество.

Как известно, дореволюционные российские учёные — сторонники "чистой" науки!

Они совершали открытия и публиковали их в немецких журналах — за что западные промышленники говорили им большое "мерси". Нашим "бессребреникам", было впадлу — даже подумать о каком-то коммерческом использовании своих открытий.

Приходилось читать, что и Попов — изобретя свой "грозоотметчик", не захотел оформить патент из тех же соображений и, инвестиции потекли мимо него и государства Российского к некому Маркони и созданному им акционерному обществу. А Александр Степанович довольствовался славой первооткрывателя (на Родине) и ста рублями — что от щедрот своих отвалило ему Морское ведомство...

И профессор Чижевский, на мой взгляд — такой же тип "бескорыстного" учёного.

— А, шоб было! Если вопросов больше нет — приступайте к работе, Дмитрий Павлович.

Радость профессора Чижевского была несколько преждевременной.

Большинство заказанного оборудования к нам прибывало по железной дороге в сильно разукомплектованном — а то и по-вандальски раскуроченном виде... Переписка с "инстанциями" ничего не дала: железнодорожники валят на портовиков, те — на корабельщиков или тех же железнодорожников.

— Что, что за люди! — хватался за голову профессор.

Перефразируя будущее высказывание Виссарионовича, разведя руки обескураженно отвечаю:

— Увы, но других людей для нас с вами нет.

— Что за страна! — не унимается.

— Есть такое понятие, профессор, — лишь вздыхал я, — "Родина" — мать наша... Мать её!

* * *

Как известно, в том мире — который я не по своей воле оставил, лишь пять процентов титановой руды идёт на выработку металлического титана. Остальное используется в виде его двуокиси в самых различных областях — от пищевой промышленности до лако-красочной... Конечно, для "высоких технологий" желательно иметь как можно более чистое вещество — в районе 98 процентов очистки. Тем не менее, даже "грязный" 80-ти процентный рутил (двуокись титана) можно успешно применить, например — в составе обмазки сварочных электродов, что я и не преминул проделать.

"Рутиловые электроды" универсальны — пригодны для работы как на постоянном токе, так и переменном. Более-менее без проблем, варить ими можно даже начинающему сварщику: они легко "зажигаются", дают стабильное и сильное горение сварочной дуги, шов после них получается ровный и стойкий к трещинам при остывании.

Рутиловыми электродами возможно проделывать даже такую операцию — как наплавление истираемых деталей!

Что немаловажно для меня — дым от электродов с рутиловой обмазкой менее вреден для лёгких сварщиков. Ведь, я учу варить электросваркой практически детей — Кузька-Домовёнок и его комсомольско-молодёжное "КБ", первыми изъявили желание освоить новую технологию.

— Ребята, отнеситесь к делу серьёзно, — я легко щёлкнул Кузьму по носу, — деньги, что я даю на молоко — используйте по целевому назначению, а не на подарки своим девушкам... Не то маме твоей расскажу и она тебя заругает.

К великой моей досаде, обучение электросварке ребят продвигалось не так успешно, как мне того хотелось...

Лишь сам Кузьма освоил это дело на достаточно приемлемом уровне, а мне требовалось как минимум — бригада из пяти-десяти "дипломированных" сварщиков, уже к весне 1924 года. Уж пал было духом, но как-то захожу в "сварочный цех" и, вижу: кузькина "павидла" — девушка небольшого росточка, смешливая, понятливая комсомолочка, "тыркает" электродом — пытаясь пришпандорить одну железяку к другой.

Осмотревшись по углам, спрашиваю:

— Сашка, а где эти трутни?

Отложив держак и маску, та смущённо отвечает:

— Покурить вышли...

Прям беда с этим курением... Смолят самосад здесь — чуть ли не с младых ногтей, хорошо хоть в производственных помещениях отучил. Единственный, кого я занимаясь индивидуально, отучил от этой пагубной привычки — это Барон, на остальных видать — мои нравоучения не действовали.

— Ну и как..., — спрашиваю, кивая на сварочное оборудование, — получается?

Тут вдруг вспоминаю: во времена Второй мировой войны, цельносварные американские суда класса "Либерти" — варили наскоро обученные девушки...

Почему?

Не настоль уж американцы "подчистили" своё мужское население в те годы, чтоб как мы — ставить к станкам женщин и детей. Возможно, женская рука более чувствительна к этой работе, а терпение выдержаней?

— Да, вроде получается, Серафим, — отвечает неуверенно, — но вот...

— Дай-ка мне держак, Сашка! Возьми вторую маску и смотри внимательно.

Когда ребята вернулись из курилки (надо сказать, не очень-то торопились!), я их выгнал со словами:

— Идите ещё погуляйте, жоп...порукие бездельники!

Через две недели, каждый день — через день занятий, Сашка стала варить не хуже Кузьмы и намного лучше других парней и, тогда я ей предложил:

— Набирай комсомольско-молодёжную девичью бригаду сварщиков, Александра Макаровна!

Кстати, зря я наезжал на большинство парней — к весне 1924 года и они более-менее освоились со сваркой.

Кто не "освоился" — тоже не остался без дела: сперва сам лично изготовлял, потом научил своих "домовят" — те научили ещё кого-то и, к осени образовалась целая комсомольско-молодёжная артель "Красный электрод".

Конечно, обмазка "заводских" рутиловых электродов имеет довольно сложный состав...

Однако, я на первое время приготовлял жидкую глиняную "болтушку", насыпал туда "отходы" после установки (примерно половину), добавлял толчённый мел и древесную муку и, тщательно всё перемешивал. В полученную таким макаром "субстанцию" несколько раз окунал тонкую проволоку из низкоуглеродистой стали, каждый раз хорошо просушивая. Когда слой получался достаточно толстым, окончательно сушил в печи — и готово.

Подсказал Кузьме несколько идеек как этот процесс можно механизировать, тот приложил свой "гений" да золотые руки и, к весне — производительность изготовления сварочных электродов выросла в разы.

Да, конечно в целом качество — не айс!

Далеко, не он... Как вспомню про "те" электроды — плачу горькими слезами и проклинаю себя за непредусмотрительность: почему побольше "роялей" к себе в кандейку не принёс?!

Однако, хотя геморра хватает с лихвой — варить такими электродами уже можно. Ну а там — будем думать и работать над улучшением качества и увеличением количества выпуска.

Забегая опять же, несколько вперёд...

С ртутными выпрямителями у меня до осени не получилось: Волошин уехал из Нижнего Новгорода в Петроград — прежде, чем выполнил договор и, я их ждал фактически аж до весны 1924 года. Но, на первое время выручила динамо-машина со списанного волжского парохода — установленная в исправительно-трудовом лагере, про которую я уже говорил. Она давала постоянный ток, который нашим электриком удалось преобразовать до пригодных параметров и уже этой осенью — у кооператива "Красная жара" имелось два десятка сварочных постов.

Холодная штамповка и электросварка — просто перевернули всю нашу кустарно-кооперативную технологию и саму жизнь ульяновцев!

* * *

Завершив проектирование трактора, взялся за "переходную" модель деревянной мототелеги — над которой пока безуспешно бьётся Домовёнок и его друзья Винтик со Шпунтиком. В этот раз, она уже должна иметь свой-собственный двигатель, сцепление, коробку передач... Всё самое-самое — простейшее, даже примитивное — рассчитанное на низкие обороты и соответственно на практически вечный ресурс при незатейливом техническом обслуживании.

По возможности, как можно больше деталей из дерева!

В отличии от "концепт-кара" — первого образца мототелеги, где я мог использовать "лишние" детали от "Бразье" — "переходная" модель планировалась как можно более массовой. Поэтому, в ней даже шестерни коробки передач — были из хорошо сушёной берёзы, прошедшие выварку в масле и затем обожжённые в печи.

Так же, как и на "концепт-каре", двигатель — одноцилиндровый, двухтактный, чугунного литья, по своему устройству — сходный с калильными моторчиками для авиамоделей. Ну, или же с двигуном известного мне до последнего винтика "дырчика", устройство которого я за отроческие годы изучил так — что мог воспроизвести его на ватмане ночью во сне, или наяву, но с закрытыми глазами. В моём же распоряжении был комп с его программами автоматического проектирования — так что, мне это обошлось буквально в несколько часов потраченного времени.

Особое внимание уделил, на мой взгляд, самому проблематичному месту, с которым я уже вдоволь намаялся на "концептуальной" модели — системе зажигания.

Понимая, что более-менее современная "бошевская" система зажигания со свечой зажигания и магнето высокого напряжения — мне не светит точно так же, как космический корабль "Буран", я вернулся к старой системе воспламенения рабочей смеси в цилиндре ДВС — которой оснащалась автотехника до эпохального изобретения Роберта Боша в 1902 году.

Наиболее распространенная до того периода устройство — так называемая "запальная трубка", выглядит довольно незатейливо: в головку блока цилиндров врезалась трубка с пропущенным через неё высоковольтным проводом в керамическом изоляторе — конец которого, выходит непосредственно в цилиндр двигателя. В "верхней мёртвой точке", когда поршень цилиндра — сжимая рабочую смесь, максимально подходит к головке с торчащим из него проводом — происходит пробой в виде искры на поршень и рабочая смесь воспламеняется.

Никого тебе трамблёра — прерывателя-распределителя, с его вольфрамовыми контактами, зазорами между ними, очерёдностью зажигания, опережением зажигания и прочей мудотнёй...

Всё до фантастической примитивности просто — как удар дубиной неандертальца в лоб пещерному медведю!

Конечно, имеется существенный недостаток — максимальное количество оборотов в минуту и мощность такого двигателя невелики.

А мне великую мощь и не надо!

Не до жиру, как говорится — лишь бы "оно" ездило и, возило на себе нехитрую мужицкую поклажу.

Насчёт топлива...

Сперва мототелега будет "бегать" на низкокачественном бензине, газолине, лигроине, или даже — на парах керосина или какого другого тяжёлого топлива, для чего спроектировал специальный испаритель. Далее, с освоением электросварки, предполагается полностью перейти на газ вырабатываемый газогенератором из дровяных чурок — но лучше из сухих опилок или стружек. В компе у меня есть несколько рисунков, схем и даже — готовых чертежей самодельных конструкций этих нехитрых устройств, так что без проблем.

Здесь имеется одна "фишка": переводить "нормальные" автомобили на этот вид топлива имеет смысл только во время войны — в условиях крайнего недостатка "нормальных" видов топлива. Они теряют в мощности, в сроке службы из-за повышенного износа деталей и так далее...

Однако, я изначально проектирую двигатель — предназначенный ездить именно на генераторном газе.

Из-за заведомо малой мощности двигателя, газогенераторная установка не должна выглядеть так монстрообразно — как на виденных мной фотографиях автомобилей военных лет и соответственно стоить значительно меньше.

Другая животрепещущая проблема...

Клим, "испытывающий" "концепт-кар" мототелеги на рыбалках, часто жаловался, что та — частенько застревает:

— По дороге нормально идёт, но как-только свернёшь куда... Передние колёса проваливаются или утыкаются, задние гребут и, ни с места, проклятущая. Сделайте что-нибудь!

Спрашиваю у главного конструктора:

— Что посоветуешь своему дядьке, Кузьма?

Тот, недолго думая:

— Лошадь надо спереди запрячь... Ой!

Клим отвесил ему смачный подзатыльник и поделом. Строго говорю:

— Кузьма! Дело серьёзное: как ты помнишь, мототелегу предполагается делать для Красной Армии — чтоб не пешком красноармейцам пылить, а ехать.

Тот, не без доли резона:

— Красноармейцы — народ здоровый. Неуж, не подтолкнут — в случае чего?

Затем спрятавшись за мою спину:

— И ты, дядька Клим, мог бы на рыбалку брать с собой кого поздоровее...

Тот психует:

— Мамке своей посоветуй — дураков под вид тебя побольше рожать!

— А если эта мототелега раненных красноармейцев с поля боя везёт? — давлю на его комсомольскую совесть для активизации мыслительной деятельности, — и из всех здоровых — могущих "подтолкнуть", только водитель из нестроевых да девушка-санинструктор — телосложением как у твоей зазнобы?

Усовестившись, Домовёнок чешет в затылке:

— Разве что шипы на задние колёса поставить...

— "Грунтозацепы"? Ладно, годиться... А ещё?

— Лебёдку может? Зацепился за дерево и тащи...

— Хорошо, хорошо — принимается лебёдка. Но это всё полумеры! Вопрос с застревающими передними управляющими колёсами, надо решить как-то более кардинально. Напряги свои извилины, ёкарный бабай!

Наконец, того осеняет и он несмело:

— Разве что, чтоб они тоже "гребли"...? В смысле — передние колёса?

— Молодец, Кузьма, — хлопаю того по плечу, — а теперь давай думай — как это воплотить в "металле"... Хахаха! В смысле — в дереве. Ну а если будут какие "мыслительные" затруднения — подходи, спрашивай...

Конечно, новый двигатель и особенно — дымящий паровозом газогенератор, под телегу спрятать уже не удалось — они торчали "надстройкой авианосца" справа от водителя. Ещё, в отличие от "концепта" — имелась нормальная рулевая колонка спереди. Ну и заглянув под низ каждый может заметить, что эта мототелега полноприводная.

"ШРУС", спросите?

Какой, к такой-то — вполне определённой матери, "ШРУС"?!

У этой "чудо-юдо-вундерваффли" оси неразрезные и скорость не превышает 10 км в час. Раздатка после КПП и два деревянных кардана на каждую ось.

Так что без проблем, если не считать что на крутом повороте — "внешнее" переднее колесо может поломаться или отскочить. Так про то, в составленной после испытаний инструкции чётко сказано и на руле крупными буквами написано: "резко и на полном ходу не поворачивать"! В случае же крайней нужды повернуть под углом более 30-ти градусов — остановился, руль в нужную сторону и потихонечку трогай...

Скорость на хорошей грунтовке у "переходной модели" стала чуть ниже, чем у "концепта", нормальная грузоподъёмность тоже — чуточку меньше...

Зато, проходимость!

— "Земля и небо", — сказал Клим после первой же рыбалки, — заказываю для нашего кооператива таких... Десять штук!

Правда позже, он "урезал осетра" до трёх экземпляров: одну "под себя" и две на производственные нужды кооператива "Красный рассвет".

* * *

Тотчас после всех испытаний мототелеги, убедившись что конструкция — вполне работоспособная и достаточно надёжная, покатались с Домовёнком по всем необходимым в таких случаях инстанциям и, открыли на его и двух его лепших корешей Винтика и Шпунтика — акционерное общество с несколько громким названием: "АО Ульяновский автомобильный завод" ...

"УАЗ", то бишь. Ну, а саму полноприводную мототелегу, соответственно назвали — "УАЗ-404".

Хахаха!

Ну, как ещё назовёшь? С фантазией на этот счёт у меня — ваще слабовато. Хотя, несколько забегая вперёд: народ прозвал мототелеги "УАЗ" по-своему — "Мотыгами".

Насчёт финансирования...

Не знаю, но каким-то чудом — в этот раз получилось всё без обычной в таких делах волокиты. Государство вложилось 10 тысячами рублей "казённого" кредита и, долгим крепким рукопожатием своего "ответственного лица" — приветствовало начинание юных дарований. Плюс с него же — с государства, удалось выбить кое-какое оборудование и "сырые" материалы.

Столько же инвестировал Клим из "Кассы взаимопомощи" и ваш покорный слуга из своих кровных — нажитых при помощи теневого дельца по имени Ксавер.

Кстати, да...

Приезжал, мой "друг-теневик", приезжал к нам в Ульяновск — когда был построен Проспект Мира, а как же!

Походил по пахнущим свежим деревом, одинаковым как инкубаторские яйца избам — активно обживаемых строителями и прочим рабочим людом, по-хозяйски заглянул на строящийся "Домостроительный комбинат", прокатился "с ветерком" на "Уазике" и, оставшись довольным — отвалил мне ещё трохи бабла на прогрессорство:

— Если ничего нового для меня нет, считай — что авансом за твою следующую "инфу".

На первое время, под "автозавод" отвели опять же один из пустующих цехов Ульяновского чугуноплавильного завод, куда тут же стали свозить кое-какое — самое простейшее оборудование... После моих многочисленных статей в местной прессе и прямой личной подсказки по приезду, Нижегородский Губком РСКМ взял над заводом "УАЗом" шефство и с тех пор — на нём постоянно трудилась "по скользящему" графику комсомольская бригада молодых, но имеющих необходимые навыки рабочих-нижегородцев — обучая местную рабочую силу. Немало из них здесь и осталось, обзаведясь семьями — ибо к тому времени, я пёк "ульяновские домики" — как опытная хозяйка пирожки.

Конечно, всё оставить на "откуп" пятнадцатилетним балбесам — дураков нет! Пока те не достигли совершеннолетия — всеми финансовыми делами акционерного общества от их имени, будет заправлять опекун — дядька Клим.

Надо сказать, в "финансовых" делах Клим Крынкин — "плавал", как залитый ртутью под самые дымовые трубы броненосец...

То есть никак.

Чтоб, хоть как-то "барахтаться" в морях финансовой отчётности, как я уже говорил — он где-то нашёл и подтянул одного дедка с редким именем Мартимьян. Тот, якобы был приказчиком, чуть ли не у самого Бугрова — знаменитого нижегородского купца-миллионщика. Хотя, может брешут — сам всё никак не удосужился поинтересоваться.

Не знаете, кто такой "Бугров"? Стыдно!

Помните из советского детского мультика:

— "Купец Багров имел затон

И рыбные заводы.

Гонял до Астрахани он

По Волге пароходы.

Он не ходил, старик Багров,

На этих пароходах,

И не ловил он осетров

В привольных волжских водах.

Его плоты сплавлял народ,

Его баржи тянул народ,

А он подсчитывал доход

От всей своей флотилии

И самый крупный пароход

Назвал своей фамилией ".

Типа, "старик Бугров" просто обязан был назвать "самый крупный пароход" фамилией чужого дяди — мимо бугровского затона проходящего!

Но, это к делу не относится...

Так вот и ведение финансовых дел на "УАЗе" Клим тоже доверил ему.

"Дед Мартимьян" (так его все без исключения звали-величали и, я не буду в их ряду исключением), был терпелив с ребятишками и с их подростковыми заскоками — аки само милосердие Божие, в финансовых делах скурпулёзен и скуп как бальзаковский Гобсек и, хомячило ещё тот — вроде гоголевского Плюшкина.

При нём учёт и контроль — почище рабкриновского!

Про свою роль в "финансовой деятельности" завода и, особенно — про участие в этой "роли" моего "роялистого" компа со множеством очень "интересных" программ, уж промолчу скромненько...

* * *

Первую предсерийную партию в сто экземпляров мототелег "УАЗ-404", предполагалось выпустить и реализовать до Нового года на свободном рынке по рыночной же цене. Конечно, все комплектующие — да ещё и в таком количестве, произвести на месте пока невозможно. Поэтому что-то из металлических заготовок, полуфабрикатов или готовых изделий на первое время раскидали по предприятиям Нижнего Новгорода и губернии, что-то решили отлить из чугуна или отштамповать сами — благо уже есть из чего и на чём.

По договору, Нижегородская лаборатория, обязалась поставлять нам в первое время — самые что ни на есть простенькие магнето, катушки-бобины, высоковольтные провода и прочую подобную хренотень. Далее планируется обзавестись собственным цехом электрооборудования.

Ну а все деревянные элементы этой "чудо-юдо-вундеваффли" — вообще, без проблем!

В Ульяновской волости, как и по всей территории Нижегородской губернии — повторюсь ещё раз, испокон веков существуют так называемые "кустарные гнёзда". В частности — наши крестьяне-кустари делают всевозможные изделия из дерева.

Близ Ульяновска, как специально — находятся три больших села, кустари которых специализируется на нехитром крестьянском транспорте — на гужевых повозках и санях. К моему приятному удивлению — среди них издавна уже существует довольно чёткая специализация: одни из кустарей, к примеру — делают ступицы, спицы или ободья для колёс, другие — собирают их в одно целое... То же самое и со всем остальным — пока наконец не получается готовая мужицкая телега на продажу.

Хотя, НЭП оживил кустарное производство и торговлю результатами его труда, но в отрасли явно заметен кризис перепроизводства — предложение в разы превышает спрос.

— Всё дальше и дальше приходится возить — на месте мало кто покупает, — жалились мне частники-перекупщики. — хоть договаривайся с мужиками, чтоб делали так — чтоб телеги быстрее ломались...

Ишь ты!

"Маркетологи" доморощенные — до чего додумались своим умом.

Короче, заказы от "УАЗа" пришлись кустарям как нельзя кстати. С самыми авторитетными из них были заключены договора на изготовление отдельных деревянных элементов "мотыги". В этих договорах, чётко указано: делать строго по выданным каждому шаблону — детали должны быть взаимозаменяемыми. Опять же, перестраховываясь, заказали их тройное количество — предвидя неизбежно высокий процент брака.

Если что, не пропадёт — на дрова пустить можно. В отличии от металлических изделий, всё деревянное в наши лесисто-болотистых краях — исключительно дешёвое...

Забегая далеко вперёд, скажу: с этой поры, конское поголовье в нашей ульяновской волости — начало потихоньку сокращаться, а поголовье крупного рогатого скота — наоборот расти.

И, СКАЗАЛ ОН, ЧТО ЭТО ХОРОШО!!!

"Он" — это я, если что...

"Мания величия"? Ну, не без этого — ничто человеческое мне не чуждо.

* * *

Близнецы Санька и Ванька, увлекшись моторизацией и механизацией РККА — не могли пройти мимо такого чуда, как мототелега "УАЗ". Явно завышая возможности Домовёнка и его команды — они на них плотно наехали... Когда же те их открытым текстом "послали", докопались до меня:

— А танки и самолёты когда делать будем? Ты же обещал, Серафим!

— Ребята, — отвечаю уставшим голосом, — всё в своё время. На танки много железа уходит, они даже в целом нашей с вами Республике — не по карману.

Тут Домовёнок, у которого видать — в заднице свербело, встрял в разговор с новой идеей:

— А если и танк из дерева сделать? Ну, это... Ненастоящий... Понарошку... А?

Махнув рукой соглашаюсь, ибо всё равно же не отстанет:

— Делай, чёрт с тобой.

Тот, озабоченно хлопает ресницами:

— А какой он — танк? Я ни разу не видел.

Вздохнув тяжело:

— Сейчас я тебе его нарисую...

Посмотрев на мои эскизы, Кузька с готовностью:

— Такой мы из моей "Мотыги" враз смастрячим!

Один из близнецов, словивший "клин" на авиации, обиженно протянул:

— А самолёт?

Терпеливо объясняю:

— Видишь ли... Как там, тебя?

— Иван.

— Видишь ли, Ваня... Танк упасть с высоты на землю и разбиться вместе с экипажем не может. А вот самолёт — запросто! Поэтому самолётами мы с вами займёмся чуть позже, когда хорошенько подготовимся. А пока давайте сделаем с вами действующую модель планера...

Хочешь не хочешь — а придётся своим архаровцам аэроклуб замутить!

Так, так, так...

Кого б, для этого дела привлечь?

Глава 27. "ПОЕХАЛИ"!!!

Не всё, оказывается потеряно!

На Лозаннской конференции 1 августа 1923 года, Советский Союз присоединился к конвенции о черноморских проливах.

На другой день в САСШ умер президент Гардинг и вместо него за Белый стол уселся вице-президент Кулидж. Знаете такого?

Вот и я, знать его не знаю — у меня в начале месяца — своих забот хватает.

* * *

Трудами нашими тяжкими, в первых числах августа первый образец трактора "Мужик" был готов к испытаниям. Как уже рассказывал, его безрамный, как у "Фордзона" остов — объединяющий в один элемент картера двигателя, муфты сцепления, коробки передач и ведущего моста — был отлит на месте из ульяновского чугуна. Основные, наиболее важные детали двигателя и трансмиссии — изготовлены на нижегородском заводе "Красное Сормово", где ещё до революции имели дело с "нефтяными" двигателями для речного судостроения.

Всевозможная мелочёвка (элементы кабины, крылья, топливный бак и прочее) была изготовлена у нас же, в кооперативе "Красный рассвет", в начинающем функционировать Опытно-экспериментальном цехе "ОПТБ-007" или ульяновскими кустарями-единоличниками. Колёса (передние ведущие с "шипами" и, одно-единственное заднее — управляющее), были сварены воедино электросваркой из отдельных литых, кованых, точёных или штампованных элементов.

Наконец, торжественный момент настал!

Нарезав пару кругов вокруг при мне смазанного во всех нужных точках и заправленного трактора (для испытаний решили начать с керосина), я с умным видом попинал передние ведущие железные колёса, ласково погладил рукой выхлопную трубу, плюнул на калоризаторную головку... Хотел было по обычаю немецких лётчиков-"экспертов" пописцать на "дутик" — заднее управляющее колесо, но посмотрев на собравшийся вокруг православный люд, передумал:

"Азия, не поймут-с!".

Запрыгнул на кресло тракториста и скомандовал по-гагарински просто — открывая эру космонавтики...

БББРРР!!! Опомнись!

Дико извиняюсь... Открывая эру собственного тракторостроения в России, я скомандовал Домовёнку (без которого — ну никуда, что касаемо техники!):

— Болт на старт!

Тот засунул в калоризаторную головку и, в несколько оборотов завернул раскалённый докрасна "запальный болт":

— Есть, "болт на старт"!

— Прокрутка!

Кузьма, с разбега дёрнул пусковой шнур намотанный в специальные канавки на маховике двигателя — проворачивая таким образом, кривошипно-поршневую группу:

— Есть "прокрутка"!

В тот момент толкаю рычаг подачи топлива:

— Зажигание!

Отскочив на всякий случай подальше, Домовёнок продублировал:

— Есть "зажигание"!

— Пых... Пых... Пых... Пых, пых, пых...

Пустив в ясное утреннее небо столб сизого керосинового дыма из трубы, трактор "с пол-пинка" завёлся под ликующие крики собравшегося вокруг народа — так или иначе причастного к этому событию. Здесь были кузькины юные автостроители деревянной мототелеги, члены кооператива во главе с самим Климом, члены некоторых отдельных артелей и зеки-конструкторы из "шарашки" с конвоирами.

Подождав минут пять, пока двигатель прогреется, двумя руками отжимаю сцепление и затем пинком "втыкаю" первую — "пахотную" передачу. Плавненько отпускаю сцепление и, одновременно увеличивая подачу топлива:

— ПОЕХАЛИ!!!

— ПЫХ, ПЫХ, ПЫХ...!!!

Дёрнувшись, "Мужик" довольно резво пополз... Назад!

— "Реверс"! — кричит Кузька.

— Сам знаю!

Здесь, блин, к этому "железному коню" тоже — приноровиться надо...

Однако, езда задом — тоже входит в программу испытаний. Чуть не протаранив стену цеха бывшего Чугунолитейного завод где он собирался, "Мужик" остановился упершись в неё буксировочным крюком — тормоза у этого чуда тракторостроения не предусмотрены.

"Пожалуй, в последующих моделях надо будет что-нибудь эдакое тормозящее замутить..., — вытираю со лба холодный как с холодильника пот, — ну её на фиг — экономию: не всегда в нужных местах — прочная каменная стенка может попасться".

Как и предполагал, управление этим "дизель-панковским" трактором — дело нелёгкое.

Сбавив обороты до минимальных, чуть не заглохнув и, подождав когда вал двигателя начнёт вращаться в нужную сторону — что хорошо заметно по находящемуся спереди-слева массивному маховику, втыкаю снова первую и в этот раз — трогаюсь вперёд.

"Надо будет, не забыть, на маховик специальные риски нанести, — появляются первые мысли об "апгрейде", — чтоб удобнее было определять направление вращения".

Выезжаю из ворот цеха и резво повернув направо, опять останавливаюсь. Удивительная лёгкость управления этого трёхколёсного чуда техники: чуть не вылетел из кабины — слишком резко крутнув руль. Посидев с минуту и придя в себя, подгазовываю и вновь трогаюсь с места.

"Веселится и ликует весь народ!

И, быстрее, всё быстрее

Трактор мчится в чистом поле...".

В сопровождении ликующей толпы, дал три круга вокруг цеха на первой скорости — каждый раз останавливаясь, глуша двигатель и внимательно осматривая каждый элемент машины — благо их не так уж много. Мелких замечаний достаточно — в основном течи через неплотные соединения, излишняя вибрация... В одном месте лопнул сварочный шов и отвалился шип от левого ведущего колеса.

— Кто варил?

— Наши ребята, — Кузька виновато чешет затылок, — кто ж ещё? Девчата варили правое... Звать своих, тащить сварку?

— Ладно, это не критично, — бурчу, — потом переварите, олухи жоппорукие. Поехали дальше...

Все ответственные сварочные швы я проверял сам лично: по ночам — когда никого рядом нет, с помощью своего "роялистого" ультразвукового дефектоскопа.

Так что, ничего страшного!

Сразу был замечен характерный довольно резкий "свист" — побочный эффект воздушного охлаждения эжекторного типа. Кроме этого, сильная вибрация всей конструкции из-за плохо отбалансированного маховика... Над этим ещё придётся поработать.

Из серьёзных замечаний, лишь одно — трактор ощутимо "клюёт" носом:

"Мдааа... Что-то я напортачил с центровкой".

Хотя, впрочем — постой!

Изначально трактор проектировался по схеме "К-700" — со всеми четырьмя ведущими колёсами. Затем, для большей дешевизны и технологичности конструкции — я решил оставить ведущими лишь передние колёса, а число задних — поворотных, сократил до одного — причём облегчённого.

Так, что же ты хотел?

* * *

Для испытаний трактора на второй — "маршевой" скорости, я выехал за пределы завода и, так же сделал три круга вокруг него — каждый раз останавливаясь возле проходной для визуального осмотра.

Меня сопровождали только Кузька, его дядька Клим и ещё пара человек, на взятой напрокат пролётке. Остальные следили и махали головными уборами с крыш: скорость "Мужика" была за десять "км в час", на своих двоих — уже не угонишься.

На "круге последнем" я сплоховал и, произошёл немалый конфуз — чуть не завершивший это повествование на довольно минорной ноте... Стремясь узнать, на что она способна машина, я "давил тапку" до упора — выжимая максимальную скорость.

Из трубы уже не просто дым столбом — пламя, как при старте с подводного ракетоносца вырывалось!

Сказано уже было: даже на первой скорости километров в пять — трактор заметно "клевал носом", стремясь опрокинуться вперёд. Когда же скорость подходит к восьми-десяти вёрст в час, то меня буквально "подкидывает" — как ковбоя, оседлавшего быка на родео. Со стороны, наверное, потешно выглядело, но мне было не до шуток — только зубы медвежьим капканом лязгали!

"Раскочегарив" трактор на всю ивановскую, пытаясь удержаться за его штурвалом, я проворонил довольно глубокую выемку на дороге — не сбросив обороты перед ней. Трактор, буквально нырнул вниз и, уткнувшись каллоризаторной головкой двигателя (капота или бампера у него не предусмотрено) — чуть не совершил "кувырок" по ходу вперёд, через голову. Меня, как щенка на взбыкнувшей лошади — подкинуло хорошенько вверх, затем выкинуло из кабины и приложило с маху об землю прямо перед трактором.

Что сцуко, обидно — "Мужик" не заглох, как можно было бы предложить исходя из логики — а с усиленной яростью "рыл" своими большими, стальными, шипованными колёсами мягкий грунт: "пых, пых, пых..." — постепенно выравнивась. Вот, как в замедленной съёмке — его "зад" опустился на землю и, железный механизм рванул на меня с холодной яростью Терминатора — только отполированные шипы на колёсах, сверкнули в утренних лучах довольно высоко уже вставшего Солнца. Вот кабина трактора опустилась в ложбинку — а сам он, вырастая в размерах — показал мне своё железное, в подтёках керосина и масла железное брюхо...

Я лежу — ни вздохнуть, ни встать! Ни даже отползти в сторону.

Пыхтя, стальное чудовище нависло над своим же создателем — грозясь раздавить и перемолотить в кровавые ошмётки его жалкое тело... Я зажмурив глаза, вслух или про себя — не помню, прошептал:

— Прости меня бабушка, не смог я спасти твоего братика Васеньку...

Вдруг, пыхнув в последний раз над самым ухом, трактор заглох и скатился опять назад. Спустя буквально пару секунд подлетает бричка с перепуганными больше меня нашими и, Клим первым:

— А я уж было и, шапку снял...

— Не дождётесь..., — наконец выдыхаю и пытаюсь повернуться набок, чтоб встать, — ОХ, БЛЯТЬ!!!

Мне помогают, вытащив почти из-под самого трактора и усаживая в бричку:

— Везёт тебе, попович! Счастливчик ты — недаром тебя так наши бабы любят.

Не знаю почему, но мне стало не так больно — как обидно... Можно подумать, я весь их Ульяновск — вдоль и поперёк перетрахал!

* * *

К обеду я несколько пришёл в себя, с помощью доктора Ракушкина и фельдшера Казаринова. Конечно не сказать, чтоб я выглядел "как огурчик"... В спину как будто лом через задницу воткнули — да там оставили, а при попытке вдохнуть полной грудью — как перерождающемуся оборотню, мне хотелось издать тоскливый протяжный вой.

— Вам бы полежать с недельку..., — говорит фельдшер.

— Какой, "полежать", Константин Николаевич? — ужасаюсь, — через полторы недели мне с этой "железякой" надо быть в Москве! Вы ещё подохнуть мне предложите...

С помощью Отца Фёдора вколол себе "роялистый" диклофенак с обезболивающим и, вроде на время отпустило... Ну, а через недельку-другую так вообще — "зажило как на собаке".

После обеда, по моему прибытию в "ОПТБ-007" был произведён "разбор полётов".

К тому времени, тройкой лошадей из конюшен Ефима Михайловича Фирстова, "Мужика" под скабрёзные шутки-прибаутки возниц — вытащили из той рытвины, завели и загнали обратно в цех — откуда он выполз. Там его оглядели, осмотрели, в стальное нутро заглянули и, слегка подшаманили.

Оказывается, дело не в моём "везении"... Вернее, не только в нём.

Топливо в двигатель из бака — который для первого раза заправили керосином меньше чем наполовину, поступает самотёком. Предполагалось срасходововав его, перейти на другой вид топлива — моторное масло-обработку, которого после анисимовского "Бразье" скопилось уже достаточно много... Ну, а там — нефть-сырец, топочный мазут, растительное масло и далее по списку.

Топливный бак с мерной линейкой находится сзади, за креслом тракториста — это такая горизонтальная бочка, на сто литров. К моменту происшествия керосина в нём стало ещё меньше и, когда "Мужик" спустившись передом в ложбинку задрал зад — подача топлива увеличилась... Вот он и увеличив обороты — "грёб", чуть не проехавшись по мне.

Когда же, трактор стал выбираться из ложбинки — и без того опустевший топливный бак оказался ниже двигателя и подача керосина прекратилась. Вот он и заглох, а я остался жив — хотя и не очень здоров!

Короче, я своими и компьютерными мозгами — сперва устроил самому себе погибель, а потом спасение.

Это был мне и не только мне, урок:

— Учись, Кузьма и запоминай — как в конструировании техники, надо учитывать любую мелочь.

Тот, ощерившись насмешливо:

— Это пример — как не надо учитывать любую мелочь...

— А подзатыльника давно не получал, умник щербатый?

Естественно, "во языцех" был один вопрос:

— Как исправить конструкцию?

Отвечаю инженерам из "ОСТБ-007":

— А ничего исправлять-переделывать не надо! Следующие испытания будут проводиться "под нагрузкой": с прицепными сельскохозяйственными орудиями или с прицепом для перевозки грузов. При таких условиях никакого опрокидывания вперёд — принципиально произойти не может. В инструкциях к серийным образцам же, будет указана эта особенность трактора и рекомендовано: "При перегоне на второй скорости без прицепа, для соблюдения центра масс — следить чтоб топливный как был заполнен как минимум наполовину. В случае же несоблюдения, в кабину тракториста добавлять для веса балласт весом в пять-десять пудов". Это всего-то навсего — пара мешков песка, так что без проблем!

Ну, а там в серию пойдёт следующая — полноприводная версия: "Мужик-4ВД" — со всеми четырьмя ведущими колёсами и, про эту проблему забудут — как про "детскую болезнь левизны в коммунизме".

* * *

Неделю продолжались заводские испытания трактора "Мужик"...

Перепробовали все доступные виды топлива — только на растительном масле покататься не успели, не смогли: приготовленную двадцатилитровую канистру кто-то — прямо из-под моего носа, спионерил.

При испытаниях выяснилось, что лучше всего трактор заводится на керосине, а экономично работает — на сырой нефти. Посовещавшись с инженерами-зеками, решили — на серийных моделях будет два бака: расходный и пусковой.

С работой трактора "Мужик" на мазуте были определённые проблемы — он густоват и требовал предварительного подогрева до "температуры вспышки" — примерно 80 градусов.

— В зимнее время, — говорю своим конструкторам-зэка, — и с сырой нефтью будет такая же шняга. Давайте заранее думать, как попроще и побезопасней разогревать расходный бак.

Пахал трактор довольно хорошо, да жаль из-за времени года — в полной мере испытать негде, отложили на осень. Хотя уже сейчас ясно — "механический конь" требовал соответствующих прицепных сельскохозяйственных орудий. Конный плуг, или не приведи Господь — соха для него, как корове седло.

Север и Восток Ульяновской волости — почти сплошные болота, не находящиеся в сельскохозяйственном обороте. Государством здесь планируется добывать местное топливо — торф, но когда это будет!

Крестьянские хозяйства, где мужики-единоличники с грехом пополам "ковыряются" в тощих песчаных почвах — в основном расположены по центру и на Западе волости. Основные культуры — рожь да гречиха.

На самом Юге же, на месте бывшего крупного помещичьего поместья, находится государственное сельскохозяйственное предприятие — "Горемыкинский совхоз", выращивающий технические культуры на экспорт — лён и коноплю.

Довольно редко бывает, чтоб название — так соответствовало настоящему положению дел!

Совхоз входил в какой-то из сельхозтрестов, в свою очередь входящий в "Госсельсиндикат" — подчиняющийся Наркомзему РСФСР. В нём, как будто специально — собрались воедино все огрехи советской экономической модели того периода: неэффективное руководство погрязших в коррупции совслужащих, раздутые управленческие штаты — на содержание которых идёт до половины общей прибыли, ограниченность основных и оборотных капиталов, высокие накладные расходы, общая бесхозяйственность, отсутствие планового ведения хозяйства, нерациональное использование низкоквалифицированной рабочей силы, отсталые формы и методы земледелия, убогая изношенная техника, малопродуктивный рабочий скот и тому подобное...

Однако, я не про то — с директором совхоза удалось договориться об осене-весенних испытаниях трактора "Мужик" на его полях. Вот тогда, выявив все недостатки конструкции и по возможности устранив их — можно будет подумать об серийном выпуске.

* * *

Но, испытания — испытаниями, выставочный образец — выставочным образцом!

А народ, вкусив "сладкого" требует механизации: как известно — к хорошему привыкают быстро.

Как транспортное средство наш трактор — выше всяких похвал, хотя опять же — нужны специализированные прицепы. Однако даже без них, на примитивной самодельной волокуше из брёвен — "Мужик" без особого напряжения тащит тонн пять со скоростью выше гужевой повозки.

Поэтому, как-то так незаметно — заводские испытания первого экземпляра трактора превратились в "полевые": транспортных проблем оказывается — в городе накопилось "выше крыши". От вывозки мусора, до транспортировки грузов с полустанка.

Волей-неволей, пришлось присмотреться к оставшимися "лишними" деталям... Как говорил, я заказывал их с тройным или даже пятерным запасом — зная качество изготовления на советских заводах. Из всего этого добра, я выбрал самые "товарновыглядящие" для "эталонного" образца" и, главное — наиболее соответствующие линейным размерам.

Среди отлитых мной "безрамных остовов", один был почти идеальный по размерам, но с большой длинной трещиной в чугунном корпусе. Недолго поразмыслив и прочитав кое-что из инфы на компе, я нагрел его паяльными лампами до примерно 300 градусов и электродом с намотанной на него тонкой медной проволокой, самым слабым током попробовал заварить...

Впрочем, не особенно надеясь на успех.

Знамо дело, я потом удивлялся больше всех — когда это удалось!

Хроноаборигены не понимали всей сложности проблемы — да и к моим "чудесам" уже успели привыкнуть, поэтому не удивлялись... Типа, ничего особенного — этот "контуженый" и, не так ещё могёт — экая невидаль.

Присобачив к этому остову детали "второй очереди" — получили второй трактор, который у меня тут же "прихватизировал" Клим для своего кооператива.

Ещё один "остов" получился при отливке без трещин, но слегка "поведённый"...

Тут уже Клим сам подсуетился — после нашей с ним совместной поездки с "эталонным" образцом в Белокаменную на Выставку. Я в то время был сильно занят в Нижнем Новгороде, о чём речь будет ниже.

Он собрал всех своих "рукастых да головастых" из "Красного калибра", стариков-мастеров подтянул на совещание и, раскинув мозгами — они сперва нагрев деталь до красна, затем выправили её какой-то самодельной приспособой. Затем, медленно — в течении суток, охладили в остывающей печи.

И, оп-ля — всё готово!

Конечно, Клим использовал мои "роялистые" контрольно-измерительные инструменты: без них — "на глазок", ничего бы у него не получилось...

Ну, а далее перебрав оставшийся брак и подогнав его вручную, кооператоры собрали третий трактор.

Это имело свои последствия... Правда, уже довольно поздней осенью — я опять забежал вперёд.

Спохватившись, что останется не при делах, Ефим Михайлович Фирстов — владелец "почтовой станции" (местного частного конно-транспортного предприятия то есть), тоже захотел обзавестись таким девайсом как трактор.

— Только членам кооператива, — наотрез отказал Клим, — самим такого добра пока не хватает.

— Когда же?

— Через год, а может — другой.

Тот, за голову хватается и бороду на себе рвёт:

— Да, к тому времени я разорюсь!

Клим, только плечами пожал — мол, твои проблемы.

С месяц подумав, понаблюдав за развитием событий и выбирая между "Сциллой и Харибдой" — быть свободным или быть при деле, нэпман пришёл ко мне в офис и, пряча глаза молвил:

— Ну, не лежит у меня душа к этим "артелям", да "кооперативам"! Что такое "моё" я понимаю, а что такое "наше" — нет, не понимаю... Разумеешь про что я, Серафим Фёдорович?

— Прекрасно разумею, Ефим Михайлович!

* * *

Кооперативы во времена НЭПа, особенно "промысловые" — то есть производящие промышленную продукцию, пользовались всевозможными льготами и налоговыми послаблениями — не говоря уже об моральной поддержке. Частников-нэпманов же, Советское государство — практически в открытую гнобило и, не скрывало — что спит и видит их всех в гробу. Любую газету откройте и увидите там карикатуру на представителя этой части населения — обязательно жирного пузана с загребущими жадными руками.

Кому такое понравится?

В ответку, частный капитал со временем научился здорово приспосабливаться и маскироваться под вполне — с коммунистической точки зрения, пристойные в идеологическом плане "коллективистские" образования — сбрасывая с себя этот "ярлык" проклятия. Появилось такое явление, как "лжекооперативы".

Что это?

Частник формально создаёт кооператив и записывает в его члены своих родственников, друзей, знакомых или просто вымышленных лиц, а для производства продукции использует наёмный труд. В принципе, ничего незаконного и, как выяснится уже в конце эпохи НЭПа: свыше половине всех промысловых кооперативов — можно смело поставить приставку "лже"... По такому пути, кстати, идёт мой бывший заместитель по ОВО Чеботарёв: в нашей с ним обувной артели "Красный Лабутен" — числятся друзья-сослуживцы, а сапоги тачают вольнонаёмные мужики из окрестных сёл. Председатель и члены правления делят прибыль "по понятиям", а работяги — без памяти рады возможности прокормить семьи далеко не ездя на "отхожие промыслы" — откуда бывает, не все возвращаются в родные избы...

Мне лично — до одного места, лишь бы всем было хорошо!

Клим Крынкин же, Председатель кооператива "Красный рассвет" — придерживался другой точки зрения: наёмный труд он использовал лишь в самых исключительных случаях и только для совершения какой-нибудь разовой работы.

* * *

Ну, это я несколько отвлёкся.

— Прекрасно Вас понимаю, Ефим Михайлович, — отвечаю нэпману, — но что посоветовать и чем помочь — прямо не представляю... Хотя постойте!

Тот, притормозил уже почти у самого порога.

— Вот только что вспомнил: в нашем недавно открывшемся исправительно-трудовом лагере, сидит... За сущие пустяки! Один довольно опытный юрист: в законах разбирается — ещё поискать таких. Может, он Вам что посоветует?

— Да, как же я...?

— Обыкновенно: приходите в администрацию лагеря и говорите цель своего визита. Вам выписывают разовый пропуск и проводят в Юридический отдел.

Посомневавшись, тот наконец решился:

— Хорошо! Я попробую воспользоваться вашим советом, Серафим Фёдорович.

Уже вдогонку крикнул:

— Забыл предупредить: услуга платная!

Иосиф Соломонович знал что "советовать" и вскоре после "консультаций", Фирстов преобразовал свою частную лавочку в автотранспортное предприятие — артель "Красный путь". Клим, вволю уже "наигравшись" с техникой, передал ему оба трактора и половину "Мотыг" — сбросив на Ефима Михайловича весь транспортный головняк своего кооператива.

За отсутствием пока специальных прицепов, к "Мужику" цепляли гуськом штук пять-десять простых мужицких телег и, он легко пёр их — весело "попёрдывая" нефтяной копотью из выхлопной трубы.

К зиме, стараниями Ефима Михайловича Фирстова и его "лжеартели" "Красный путь", два раза в день — утром и вечером, от Ульяновска до Ульяновского полустанка и обратно стал ходить "автопоезд". Кроме грузовых телег, в его составе имелась пассажирская, на которой за умеренную плату и в сравнительном комфорте, можно было доехать до нужного места.

Ну, это я по своему обыкновению — опять сильно опередил события...

* * *

Естественно, такое событие стоит того, чтоб его как следует пропиарить!

Ещё шли испытания, как во все издания — с которыми сотрудничали, мной и Братом-Кондратом были тиснуты восторженные статейки о невероятном успехе ульяновского кооператива "Красный рассвет", лично его председателя и группы комсомольского актива. К статьям, в изобилии прилагались фотографии трактора "Мужик" с Кузьмой Климовым за рулём, сделанные единственным местным фотографом-любителем.

Товарищ Анисимов после моего второго напоминания дал телеграмму в Губисполком РКП(б) об успехе волостной партийной ячейки, под его мудрым руководством добившегося...

Бла, бла, бла...

А я без ведома, но от имени Председателя Ульяновского волисполкома — отправил краткую, но информативную телеграмму по адресу:

"Москва, Кремль, Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) товарищу Сталину".

В которой отчитался перед Генсеком об ошеломляющем успехе кооперативной промышленности. Ответа мы с Фролом Изотоповичем не дождались, но уверен: если телеграмма дошла до адресата — тот её запомнит.

А товарищ Кац и без всякого напоминания отчитался перед руководством НКВД, и лично товарищем Феликсом Дзержинским, об первых успехах курируемого им лично "Особого проектно-технического бюро Љ 007".

Без всех этих "понтов" — конечно, никак: не пропиаришь сам себя — тебя никто не пропиарит!

Однако, это чуть было не сорвало нашу поездку в столицу на "Всероссийскую сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку", где я собирался презентовать своё детище.

Ульяновка испытала "девятый вал" нашествия начальства всех ведомств и уровней. Среди губернского, я снова увидел уже знакомого по прежним "торжествам" заведующего агитационно-пропагандистским отделом (АПО) Нижегородского Губкома РКП(б) Жданова. Андрей Александрович, как мимо пустого места пройдя мимо меня, долго жал руку сперва державшемуся весьма скованно товарищу Анисимову, после него — весьма словоохотливому Кацу, затем принарядившемуся — как на свадьбу любимой дочери Климу, потом — весело скалящему зубы чумазому Кузьке Домовёнку. И, лишь переручкавшись со всем нашим партийным и комсомольским активом, протянул "краба" мне — уставившись на мои горевшие рубиновыми "кубарами" петлицы:

— А Вы кто у нас будете, товарищ?

Сперва, ладонь к козырьку форменной фуражки со звездой и как отчеканил:

— Свешников, Серафим Фёдорович — Заведующий оружием ОВО Ульяновского полустанка.

— Аааа... Охраняете, значит.

— Охраняем, товарищ Жданов!

— Ну... Тоже — очень нужное дело!

Потеряв ко мне всякий интерес, тот возвратился к группе местных товарищей возле трактора.

Под управлением Кузьма, трактор ещё раз проехался по центральной Советской улице перед приехавшим на презентацию начальством, вызвав шквал аплодисментов. Всё это действо снималось уже на кинокамеру, затем был групповой снимок — на котором меня тоже можно было заметить, если хорошенько приглядеться.

Вслед за старшими товарищами из "руководящей и направляющей", приехали почти все члены Губернского исполкома РСКМ. Опять же, я предоставил всё удовольствие с ними общаться Ефиму Анисимову "со товарищи", а сам предпочёл стоять несколько сбоку, поменьше говорить — да побольше слушать.

Затем, уже "с глазу на глаз", я делал своим топ-комсомольцам конструктивные замечания:

— Ребята, вас заметили! Однако, чтоб вас не просто заметили — но и оценив, подтянули к себе "на вершину", вы должны...

Дальше, чисто психология.

Однако, одного "трактора" здесь будет явно маловато: "ответственные" — очень не любят "подвигаться"... Нужен другой — какой-то неординарный ход.

Чтоб такое придумать, а?

Был грандиозный митинг, на котором я выступил почти в самом конце — с ничего не значащей, но пафосной речью...

Впрочем, как и все.

После, традиционный банкет в "Красном трактире", где я опять чувствовал себя как на свадьбе — дальним бедным родственником со стороны невесты-бесприданницы...

Морду не набили и том спасибо!

Подождав когда все хорошенько "наберутся", не попрощавшись, поднялся "в номера" — где меня уже давно ждали:

— Ну что, Софья Николаевна? Ознаменуем начало эры тракторостроения в России ударным сексом?

И полночи мы с ней:

"Пых, пых, пых... Пых, пых, пых... Пых, пых, пых...".

Только пыль из-под перины — пароходными кольцами!

Ответственные товарищи не расходились-разъезжались — ждали ещё более "ответственных" товарищей из САМОЙ(!!!) Москвы. Шептались, что даже "САМ(!!!) Дзержинский — а то и Троцкий(!) приедет-прибудет.

Вот только этого мне и не хватало!

Это был уже явный перебор и, я заметно нервничал. Однако, ни Железный Феликс — ни тем более Лев Революции (слав те Господи!) — в Ульяновск явиться не соизволили.

Вместо них, с сильным опозданием прибыла небольшая комиссия из столичной НКВД, во главе с человеком — про которого, я даже на "винчестере" в своём компе ничего не нашёл. Члены комиссии, не проявляя никакого "поросячьего" восторга, деловито обследовали — как обстоят дела в Ульяновском исправительно-трудовом лагере и особенно в "ОСТБ-007", пересчитали всех зэков, пересмотрели все бумаги... Побывали в бывшем женском монастыре — где одним из государственных строительных трестов вяло велись восстановительные работы... И, не высказав — ни удовольствия, ни — неудовольствия, уехали.

— И, чего спрашивается, приезжали? — недоумённо вопрошаю.

Товарищ Кац, только плечами пожал.

Однако, из-за этого "визита" мы выбились из загодя составленного мной графика и сильно опаздывали в Москву, на Выставку!

Чуть ли не за рукав, "выдернул" Жданова из вагона и объяснил ситуацию "на пальцах".

— Не волнуйтесь, товарищ... Ээээ...

— Моя фамилия Свешников.

— Не переживайте, товарищ Свешников — не помню вашей должности! Партийное руководство губернии будет держать "руку на пульсе".

Ну, хоть обнадёжил и, на том спасибо!

* * *

Уезжая на Всероссийскую выставку в Москву, я напоследок "озадачил" зэков-проектировщиков из "шараги", сперва их поощрив и мотивировав на дальнейшие трудовые подвиги:

— За ударный труд по проектированию созданию трактора и сборного домика, всем без исключения объявляю благодарность! Ура, граждане!

— Ура...

— Кроме "благодарности", по три дополнительных часа в "комнате свиданий" в неделю каждому.

-УРА!!!

Зэки поймали меня и принялись подкидывать в воздух, иногда забывая ловить...

Наконец когда устав, меня поставили более-менее вертикально, поставил "ОСТБ-007", следующие задачи:

— Граждане! Чтоб наше с вами взаимопонимание и сотрудничество продолжалось в позитивном ключе, надо — кроме модернизации самого трактора, на его основе создать универсальный стационарный двигатель, могущий найти применение в самых разных отраслях народного хозяйства.

Обращаюсь к "архитекторам:

— От деревянного "зодчества" переходим к каменному. Требуется разработать типовой двухэтажный четырёх-квартирный кирпичный дом для более обеспеченной категории граждан. Могущий в случае необходимости легко переоборудоваться в предприятия соцкультбыта.

Сперва, меня не поняли:

— Извините, гражданин начальник: "предприятия"... Чего?

— В продовольственные или хозяйственно-бытовые магазины, места общественного питания — небольшие ресторанчики, столовые, буфеты... В фельдшерские пункты и, прочие объекты здравоохранения и образования. В библиотеки или избы-читальни, наконец!

Кидаю на стол папку с моими предварительными набросками:

— Задача ясна?

— Ясна, чего здесь неясного...

— Тогда выполнять!

Глава 28. Первая Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка 1923 года.

"Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка", предшественница Всем живущим в эпоху "ррразвитого социализма" хорошо известной ВДНХ и проходившая в августе 1923 года в Москве — была первым мероприятие подобного рода и такого масштаба в Советской России. В проектировании её временных деревянных павильонов, строившихся без двух месяцев год — на конкурсной основе принимали участие лучшие архитекторы страны, впервые применившие приёмы "русского архитектурного авангарда" — впоследствии воплощённого в различных капитальных постройках по всему СССР и даже миру. А впервые опробованные здесь основные организационные меры и решения — на подобных мероприятиях, будут находить применение вплоть до начала 21 века.

Однако, от глобального перейдём к частному...

Итак, не по-летнему холодным утром 19 августа — в день открытия Выставки, группа наших ульяновцев во главе со мной на поезде прибыла в Москву.

В "десанте" из порядка пятидесяти человек, почти весь наш комсомольский актив — за исключением Кузьки-Домовёнка и его команды, которые с Климом и агентами ОВО, сопровождают материальные ценности — трактор "Мужик", мототелегу "УАЗ-404ВД" и прочие достижения ульяновской кооперативной промышленности. Эти приедут чуть позже — на день или два: грузовые поезда хотят намного медленнее пассажирских и частенько выбиваются из расписания.

Конечно, предвидятся кое-какие организационные трудности в связи с нашим опозданием к открытию, но из Нижегородского Исполкома — по чьей вине это произошло, обещали помочь. Как окажется позднее — слово своё они сдержали, но...

Были и некоторые проблемы.

По крайней мере, всё начиналось очень хорошо!

— "Это была Москва, — выйдя из вагона продекламировал я из Ильфа и Петрова, — это Казанский вокзал — бывший до 1894 года "Рязанским", самый свежий и новый из всех московских вокзалов...".

Ко мне прислушались и меня несло дальше:

— "...Ни на одном из восьми остальных вокзалов Москвы нет таких обширных и высоких помещений, как на Казанском. Весь Ярославский вокзал, с его псевдорусскими гребешками и геральдическими курочками, легко может поместиться в большом буфете ресторане Казанского вокзала".

Высыпав толпой из вагона на платформу Казанского вокзала, мы все были приятно удивлены образцовым порядком царившем на нём. На перроне идеально чисто, множество "плевательниц" для мусора, милиционеров в новенькой форме и носильщиков багажа с бляхами. Кругом, не по-советски "навязчивая" и довольно бойкая реклама: "Уголок Ильича — побывай у нас!", "Купи золотой заём — помоги себе и стране!", "Спешите на сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку! Она научит вас лучшим способам ведения хозяйства".

— Ну, ни дать не взять — Европа! — сдвинув кепку "пролетарки" на затылок, восхищённо присвистнул Миша.

Остальные промолчали: "в европах" они не бывали и, даже без понятия как там, но по всему видно — тоже поражены до глубины души.

Увидев группу весьма коллоритных личностей, мои комсомольцы поразевали рты — хоть ворон лови. А я продолжил цитировать "12 стульев":

— "...Самые диковинные пассажиры, однако, на Казанском вокзале. Это узбеки в белых кисейных чалмах и цветочных халатах, краснобородые таджики, туркмены, хивинцы и бухарцы, над республиками которых сияет вечное солнце".

Барон проводив "краснобородых" глазами, взял свои слова обратно:

— Нет, мы всё же не Европа — а Азия.

— Мы — Россия, Миша! Мы — Россия...

Если учесть, что всего на Выставке побывало несколько миллионов человек — её организация просто на невероятной высоте.

Слов нет, чтобы выразить своё восхищение!

Стоило лишь обратиться в справочную и, тут же возле нас нарисовался уполномоченный от "Глависполкома" Выставки — разбитной весёлый москвич, который нас взял под плотную опеку:

— Ульяновские товарищи? Пройдёмте за мной.

Мои ребятки, аж чуть не сели:

— Во, как наших уважают!

Не стал их разочаровывать, но так "уважали" все приезжающие группы — подавших предварительные заявки.

Буквально пять минут и, мы уже едем на грохочущем трамвае по улицам живущего полной жизнью, большого европейского города. В глазах рябит от пёстрых вывесок магазинов, реклам, афиш... Смотрю на своих — московская жизнь их ослепила и очаровала.

Прямо из трамвая — в шикарную московскую баню. Правда, долго мыться-париться уполномоченный не позволил:

— Товарищи! Ополоснулись с дороги и, хорош. Вы у нас не одни — за вами группа из Вятки в несколько сот человек.

Наскоро смыв дорожную грязь, поехали в образцовые рабочие общежития в Замоскворецком районе — пахнущие краской отремонтированные комнаты, новенькие металлические кровати, чистое постельное бельё. Правда, долго рассиживаться-разлёживаться на кроватях не дали:

— Товарищи! Пройдёмте в столовую на обед.

Темп московской жизни просто невероятно бешен!

Правда, особо долго кушать-пить не разрешили. Не успели пустую с дороги "кишку" набить, как нас подняли из-за столов и повезли непосредственно на Выставку.

Мне то, в принципе — чё?!

Я не такие чудеса в начале 21 века видел. Но, как всё "это" описать словами хроноаборигенов — после серых будней провинциальной ульяновской жизни?

Хорошо, попробую.

На входе — гигантская фигура сердитого рабочего с молотом, рядом — лоховато выглядящий бронзовый крестьянин, принесший ему тугие снопы пшеницы — видать "в дар"... Думаю, скульптор хотел вживую показать так называемую "смычку" между городом и деревней, про которую все кремлёвские "вожди" — уже сухие мозоли на языках себе натёрли, а электорату — на ушах.

Неподалёку от них, не менее гигантская фигура Ленина: Ильич смотрит прищурившись и, показалось — ехидно мне улыбается:

— "Что, потогмок? Просграл госудагство, что я вам осгтавил?".

Стало несколько неудобно и захотелось куда-нибудь спрятаться, но тут меня тормошат за оба рукава сразу:

— Смотри, Серафим, смотри! Какая красота...

Сразу обо всём забываю. Далее — невероятно сказочный, переливающийся всеми цветами радуги волшебный город — грандиозные здания, арки, мосты.

Почти что бежим к выставочным павильонам по асфальтовым дорожкам, вдоль которых на клумбах качаются тысячи цветных бутонов. Колышутся флаги, транспаранты, круги в небе нарезает цельнометаллический пассажирский "Юнкерс" — на который таращат глаза и раскрывают рот, задравшие головы в небеса крестьяне — бывало с бородами и в поскони. Их здесь очень много — не меньше, чем горожан — москвичей или таких как мы "экскурсантов" из провинциальных городков.

Слава Богу, хоть "лаптеносцев" я здесь не заметил. А так, на окраинах Москвы — вполне заурядное зрелище.

Стрелой взметнулся ввысь, как бы целясь в воздушного противника, павильон "Известия ЦИК СССР" — с чудесами графиков и диаграмм. Тема почти любая — лесная промышленность, мелиорация, сельское хозяйство, металлургия, текстильная промышленность и так далее и тому подобное...

Пропаганда — великая сила!

Вот сельскохозяйственный павильон — где особенно много посетителей "в поскони": снопы злаков, кучи плодов, природные ископаемые, искусно сделанные поделки деревенских кустарей. Ряды коровников, свинарников, конюшен... Вижу, как один "пейзанин" в вышиванке, вышел из свинарника и в сердцах сплюнул — выругавшись на великодержавной мове с забавным малороским акцентом... Причины его недовольства я не понял: вроде свиньи — как свиньи, только очень крупные. Но у меня появилось стойкое ощущение, что здесь на Выставке столкнулись две культуры Руси — сельская и городская. И "нутро" крестьянское свербит в предчувствии больших перемен в своей участи...

Остановился как вкопанный — увидев кое-что до боли знакомое и, задрав голову пролаял:

— "Абырвалг"!

— Что, Вы сказали? — не понял москвич-сопровождающий.

— Это я прочитал наоборот название павильона "Главрыба".

Тот, недоумённо:

— Зачем?

— Да, так — чисто вспомнилось кое-что... Одна забавная история про собаку, умеющую читать вывески.

— Хм... Действительно, забавная история.

Интересно, в каком году Булгаков напишет "Собачье сердце"? Нет, не помню и, самого произведения — про талантливого интеллигента-приспособленца и его непутёвого приёмного сынка, у меня на компе нет...

Далее — "кусочки" многонациональной, многоликой и разноукладной страны...

Огромный павильон весь в зелени и блеклых рисунках, с надписью "Беларусь", другой весь в огромных ярких рушниках-полотенцах — "Украина".

Высятся белоснежными юртами "Кирреспублика" и "Туркестан" — восточная орнаментика, ковры, верблюды, узбеки, маралы...

Автономно-национальный образования Сибири и Дальнего Востока представлены ойратской юртой, остяцкой хижиной, енисейским шалашом, самоедским станом... В некоторых отделах, как в зоопарке, "дикие" народности представлены своей естественно-повседневной жизнью: сидят в своих жилищах — пьют, едят, что-то шьют из шкур... Рядом голопузая детвора играется с собаками.

Как в каменном веке побывал!

И вот, наконец, павильон сельскохозяйственных машин. Здесь, чего только не было — плуги, культиваторы, сеялки, жатки, веялки, молотилки... В том числе и несколько первых русских тракторов, порой — самых замысловатых конструкций.

"Гвоздь программы" без всякого сомнения, был трактор "Запорожец — приковавший всеобщее внимание, а рядом с ним для сравнения — убогая крестьянская соха. Все без исключения восхищены и как дети радуются и, никого не смущает — что этот трактор на всю Россию один-единственный (ну, возможно — несколько сотен других отечественных конструкций и заграничных, доставшихся после царя-батюшки или после интервентов), а ещё пра-пра-прадедовских сох и несколько более продвинутых конных плугов — миллионы...

Подошёл и спросил у гарных хлопцев из славного города Кичкасса, что в Запорожской губернии:

— Почём продаёте этот экспонат?

Те, весьма недобро на меня посмотрели:

— Этот не продаётся, этот — в подарок товарищу Ленину.

— А жаль... Я бы приобрёл для нашего заводского музея.

Действительно: в "моём" времени — ни одного экземпляра этого трактора, не осталось даже в музеях. Одни, так называемые "новоделы" сделанные энтузиастами-любителями.

А машина, несмотря ни на что — вполне достойная!

Уходя, оставил хлопцам визитку:

— Если передумаете — маякните.

Покидали Выставку уже в сумерках, через огромную арку с переливающейся сверху разными оттенками красного электрического света, гигантской звездой. Почему-то, именно это оставило самые яркие впечатления — ещё очень долго после ухода с Выставки, перед глазами стояла эта громадная красноармейская звезда...

* * *

На следующий день — экскурсия по столице первого в истории государства рабочих и крестьян.

Между Крымским и Большим Каменным мостами, Москва-река — текущая мимо Кремля по направлению от храма Христа Спасителя к Красной площади, раздваивается. Здесь основное русло перегораживает плотина и, ниже её река обмелела настолько — что посреди её, засучив штаны стоят с удочками рыболовы-любители и изредка таскают какую-то мелочь.

Присмотревшись, я презрительно сплюнул:

— "Мульки"! Наш Клим таких — подрасти отпускает.

Это место москвичи называют "Стрелка". За ней водоотводный канал — называемый "Канавой". На его левом берегу расположился Болотный рынок, на котором сбывают свою продукцию подмосковные огородники — торгуя оптом и в розницу овощами, фруктами, зеленью и ягодами. Цены на Болотном всегда традиционно ниже, чем на других рынках. Здесь, на "Болоте", можно было чем-нибудь перекусить — полакомившись, например пирожками с разными начинками — изготовленными по древним рецептам.

Наши не удержались, унюхав соблазнительные запахи и дружно заработали челюстями... Ну, чисто голодные!

А я им:

— Ребята, вы заметили — бродячих собак и кошек в Москве почти нет?

— Заметили, а что?

— Вы жуйте пирожки, жуйте!

— Бббеее...

— Приятного аппетита.

Здесь же на берегу находится небольшая пристань — к которой пристают маленькие нэпманские пароходики. Путешествие на их палубе под брезентовым тентом не лишено своеобразной прелести. На таком забавном судёнышке можно было добраться до традиционного места отдыха москвичей в центре города — где в 1928 году будет основан знаменитый "Парк культуры имени Горького". Сейчас же, это место выполняет ряд важных функций, служит местом проведения политико-воспитательных и культурно-просветительных мероприятий — вроде нынешней Выставки.

Когда наш прогулочный пароходик выплыл из "Канавы" на простор Москвы-реки, его окружили лодки, байдарки, шлюпки, моторки и просто "водоплавающие" граждане в прикольных разноцветных тряпочных шапочках и без оных. Они, как одержимые, лезли под самый пароход — страстно желая "покачаться" на его волнах. Когда пароходик остановился, безбашенные москвичи забрались на него и с весёлыми криками прыгали с борта в воду. Наш капитан, срывая голос, орал в рупор на пловцов, требуя освободить путь его судну — пройти сквозь массу людей и лодок ему было весьма и весьма затруднительно.

Но капитана, лишь посылали куда подальше!

— Дикий народ, — резюмирую, — эти москвичи.

— Это точно, Серафим! Как будто с цепи сорвались или их только что из зоопарка выпустили.

Людям было весело и, они презрев опасность — радовались жизни, выходному дню, солнцу, воде отличной погоде. Позже в газетах я прочёл, что за эти жаркие выходные — в Москве-реке утонуло несколько десятков подобных жизнерадостных "смельчаков"...

Вдоль берегов реки расположилось множество профсоюзных "водных станций" На них целыми днями загорали отдыхающие. Кроме того, здесь можно было встретить только что входящую в моду новинку — "водные лыжи".

Нет, речь вовсе не идёт об "ловле крокодила на живца" — буксируемых за скоростным катером спортсменов!

"Водные лыжи", скорее похожи на надеваемые на ноги две маленькие лодочки. Человек ходил в них по воде — как по глубокому снегу, отталкиваясь от дна шестами.

— А если перевернётся? — озадаченно чешу затылок, — так ведь и утонет — "поплавками" вверх...

— Это точно, — согласились со мной, — ему бы, дурню, на шею — накаченную автомобильную камеру!

Проплыв дальше мимо берегов Нескучного сада, мы посетили высадившись "Музей мебели" в Александровском дворце — где позже расположится Президиум Академии наук России. В его пятнадцатом зале, я к крайнему удивлению обнаружил мебель боденского мастера Гамбса — того самого, чьи двенадцать стульев украшали некогда гостиную старгородского дома Ипполита Матвеевича Воробьянинова.

— Ребята, а вы знаете — в таких стульях буржуазия любила прятать награбленные у трудового народа сокровища!

— Да, ну?!

Ванька да Санька переглянулись, тут же — не сходя с места переругались:

— Ищем — глядишь, на танк...

— На самолёт!

— А в ухо?

— А в лоб?!

Ржу-не-могу:

— Да, на всё хватит! Вы главное — найдите.

Тем временем, Елизавета с ностальгирующим выражением во взгляде, по-хозяйски расположилась на одном из выставочных диванов. Мишка Барон, поколебавшись присоединился к ней — видно, вспомнив детство...

...После того, как нашу гоп-компанию со скандалом выгнали из "Музея мебели" взашей, продолжили водную прогулку по Москве-реке.

Проплыв мимо Воробьевых гор, пароходик свернул в Дорогомилово, где во всей своей пёстрой красе расположился цыганский табор. Цыганки с большими серьгами в ушах и с монистами на груди, подметая пыльную землю широкими пестрыми юбками, подбегали погадать.

Одной из них, самой назойливой, я:

— Я сам тебе могу погадать: не соберешь денег к вечеру — будешь к утру с битой мужем рожей.

Меж ними и нами бегали-скакали голые чумазые ребятишки — выглядывая что-где стащить. Горели костры, слышалось конское ржанье, заунывное пение, медведь с картузом в лапе — потешно косолапя обходил публику, собирая деньги за представление.

Один из моих балбесов дёрнул медведя за ухо и, тот обидевшись видать — рассыпал медяки и гнался за ним с полверсты...

Цыган, кстати, в Москве было немало.

Впрочем, немного позже — Москва уже не производила на меня впечатление действительно "европейского" города: тот же Нижний Новгород — только очень большой. Машин на улицах удручающе мало, лошадей и их дерьма — потрясающе много. Откровенные трущобы в некоторых районах, "блошинные" рынки — где "бывшие" распродают остатки "роскоши", хулиганы, проститутки, мелкие торговцы — пристающие на каждом углу...

Беспризорников... Просто кишмя кишит!

Как-то идём с Мишей близ Сухаревского рынка, смотрим — стоит один такой и, через нос из одной ноздри в другую — протягивает веревочку. Останавливаюсь в крайнем изумлении:

— Что за фокус?

— Да, какой там "фокус", — отвечает как об чём-то обыденном Барон, — у беспризорника от постоянного нюханья "марафета" сгнила носовая перегородка и вместо двух ноздрей стала одна.

Срань Господня...

* * *

Вечером второго дня, в том же общежитие — где мы уже было расположились на ночлег, позвонили с товарной станции:

— Алё, Серафим, ты меня слышишь...? — слышимость была просто отвратительной, — мы приехали... Алё! Ты меня слышишь? Приехали, мы — говорю... Вот, глухая тетеря.

— Слышу тебя, Клим, слышу... Погромче ещё б орал и, без телефона — слышал бы.

Всю ночь была нервотрёпка с выгрузкой экспонатов и их транспортировкой на выставку. Товарищи из Нижегородского Губисполкома — конечно же помогли, но по большей части морально.

Утром, переругались "в хлам" с охраной — не хотевшей сперва пускать опоздавших:

— Абрам Григорьевич ругаться будут...

Я, рву на груди "пролетарку":

— "Абрам Григорьевич"? Товарищ Брагин, что ли? Ты, кем меня пугаешь, конь педальный? Да, я — только-только из-за одного стола с ним, в "Метрополе" сегодня гуляли! И он лично разрешил.

— Ничего знать не знаю, товарищ! Абрам Григорьевич, ничего про вас не говорил...

— Эфиопский носорог тебе "товарищ"!

Тычу в харю одно из своих "роялистых" удостоверений (это удостоверение стропальщика — прошедшее лёгкий после— попадаловский "апгрейд") и, перехожу на театрально-трагический шёпот:

— Этот трактор от ГПУ!!! Ждёшь, контра, когда тебя товарищ Дзержинский — ЛИЧНО(!!!) уговаривать приедет?

В наступившей трагической тишине, решающим оказался невозмутимо-равнодушный Мишкин голос из толпы:

— После прошлых "уговоров", человек пятьдесят расстреляли — аж мозоль себе на пальце натёр.

"Доброе слово" сказанное вовремя — даже без револьвера, просто чудеса творит!

— Так бы и сказали: чё сразу — "контра"?!

Тотчас "врата разверзлись" и наши экспонаты своим ходом или везомые на других экспонатах, проследовала внутрь. Там, тоже был — хотя и несравнимо меньший скандальчик, но я всё же добился размещения изделий наших кустарей — отдельным квази-павильоном прямо на газоне вокруг круглого бассейна с фонтаном — внутри павильона "Сельскохозяйственное машиностроение". На двух больших палках вбитых в землю, от руки написанный транспарант "Ульяновск" — вот и вся "архитектура".

Руководство Выставкой видать и вправду — где-то всю ночь гуляло и, на своём "рабочем месте" появилось только уже после обеда. Наклёвывался ещё один, в этот раз — несравнимо более грандиозный скандал...

Впрочем, всё по порядку — про этот эпизод расскажу чуть позже.

* * *

Наш павильон имел потрясающе-оглушительный успех!

Всё привлекало внимание посетителей в "павильоне" у ульяновцев. Приятно для глаз выглядевшие юноши и девушки — аккуратно подстриженные, опрятно одетые в новенькие — невиданного кроя "пролетарки", обутые в "кроссовки" и берцы. Которые приязненно улыбаясь, отвечали на любой возникающий у посетителя вопрос.

"Хит сезона", конечно же — наш трактор. В отличии от других своих "собратьев", выглядевших как...

Как непонятно, что!

Точнее, как обыкновенные трактора, "выпиленные" на коленке где-нибудь в железнодорожной мастерской или вообще — в сельской кузнице...

Стебаюсь, конечно!

Наш "Мужик", выглядит целеустремлённо-агрессивно — как стальной хищник, приготовившийся к молниеносному броску к горлу беззащитной жертвы. Один гражданин в "цивильном", так и выразился:

— Как бульдог перед прыжком!

Была у меня такая задумка — хотел сперва назвать "Бульдогом"... Однако, потом передумал. Тут дело даже не в его германском "тёзке" — тракторе "Lanz-Bulldog", про который я уже рассказывал. Порода этой собаки большинству граждан этой страны неизвестна и слово "бульдог" им ничего не говорит... Разве что, револьвер такой до революции был.

А вот брэнд "Мужик" — говорит сам за себя!

Было много "спроса", но не было ни одного "предложения": массовое производство этого трактора — пока зависло в воздухе, о чём я расскажу несколько позже.

Мототелега "УАЗ-404" — ажиотаж произвела не меньший, а как бы не больший!

Особенно, потенциальным покупателям нравилась свойство этого девайса довольно шустро "бегать" по кочкарям, заправившись опилками — по сути отходами деревообработки, которые хорошо ещё в крестьянских печах сжигались. А то и просто — выбрасывались...

Сельчане интересовались, звякая содержимым мошны:

— А она у вас пашет?

— Одинарный конный плуг или соху, — уверенно отвечали ребята, — вполне потянет.

Действительно, хотя изначально такая цель не ставилась — подобные опыты проводились. По эффективности вспашки, "Мотыга" соответствовала "нашему" лёгкому мотоблоку или хроноаборигентской среднестатистической крестьянской лошадке.

Не больше и не меньше!

* * *

На следующий год планировалось произвести порядка пятисот мототелег и, все они — буквально за три дня на Выставке, были "заочно" проданы.

Всем этим занимался Дед Мартимьян — финансовый директор "Красного рассвета" и, одновременно председатель артели "Красная взаимопомощь" в его составе.

Бывший "бугровский" приказчик принимал предоплату за ещё не произведённую "мотыгу" и взамен выдавал специальные "гарантийные чеки". По специальному, составленному мной графику: чем больший процент от стоимости клиент платил — тем раньше получил готовое изделие.

"МММ", скажите?

Нет, это — "Фольксваген". Могли бы таким макаром — тысячи три экземпляров продать и, возможно — ещё больше, скинув цену.

Народ, здесь не пуганный!

Но я велел не наглеть:

— "Деньги — ничто, имидж — всё"! Больше пяти ста "мотыг" в год — мы пока не потянем, это однозначно. А ежели и, случится такое чудо: ничего страшного — "живьём" уйдут влёт. Но, если пообещав, кинем клиентов...

Думаю, я сделал очень страшное лицо, иначе — почему все вокруг, вдруг от меня испуганно отпрянули?

В самом конце Выставки, артель "Красная взаимопомощь" — была официально преобразована в "Общество взаимного кредита" (ОВК) под тем же брендом и, получила в Госбанке кредит на развитие — на сумму 25 тысяч червонцев...

Бумажных, не золотых!

* * *

Опять же, большой популярностью пользовались ульяновские гаечные ключи, наборы инструментов в специальных жестяных "кейсах", лопаты, канистры, штампованная посуда, перочинные ножи... Наиболее технологический сложный и, в тоже время — рыночно востребованный в эту эпоху ширпотреб: примусы, паяльные лапы и прочие "керогазы" — кооператив "Красный рассвет" ещё производить не научился. Но в моих далеко идущих планах они есть, поэтому эти девайсы с "наворотами" — были представлены в виде рисунков на плакатах.

Конечно же Выставка, это не базар какой — здесь торговля запрещена, но было заключено множество сделок.

Великое множество!

Дед Мартимьян, был в страшной запарке и, ему помогал один из сыновей Клима Крынкина. Хотя, по словам своего же родителя — парень крайне "жопорук", но зато в уме считает — как хорошо смазанный совдеповским солидолом арифмометр. К тому же, после образования кооператива — у него вдруг открылась деловая хватка. Мартимьян просёк это дело зорким стариковским взором и попросил того в помощники.

Сам же Клим, глядя на своё предприимчивое не по годам чадо, только диву давался:

— И в кого, спрашивается, уродился такой? Неуж, моя Глафира Петровна — с купцом каким или приказчиком каким, по молодости путалась?

— Подними картуз, Клим.

— На што?

— Подними, говорю!

— Ну, поднял... И, шта?

Посмотрел внимательно на его и, не думающую седеть голову и, с непоколебимой уверенностью резюмировал:

— Не, не "путалась" твоя Глафира Петровна... Помнишь к чукчам в вигвам вчерась ходили?

Клим, весь в напряжённом внимании:

— Ну, помню и, шта?

— У тебя бы тогда рога были — как у того северного оленя... Хахаха!

Сердито нахлобучивает картуз по самые уши:

— Тьфу ты, балаболка — ещё и трактором контуженная!

Единственное, что на Выставке было можно купить — это всевозможные сувениры.

Вот, мы с Климом и, заранее подсуетились и привезли памятные значки, которые артель "Красный вал" — штамповала в три смены с начала июня, когда мне пришла в голову мысль об участие в этом всероссийском мероприятии. Наш, ульяновский значок был официально признан самым удачным и, хотя Дед Мартимьян плавно повышал цену по мере оскудения "закромов" — очередь за ним выстроилась, как... Сказал бы "как в Мавзолей", да его ещё нет — даже в самых смелых помыслах у новых хозяев Кремля. Да и, "хозяин" для него, так сказать — окончательно "не созрел", ещё...

После Выставки оказалось, что только на одних значках — мы полностью окупили всю поездку в Москву и, даже — поимели некоторую прибыль.

* * *

Однако, не одними "железяками" — жив человек!

Посреди "павильона", была устроена "танцплощадка", на которой под небольшой оркестр (в котором, к величайшему моему сожалению — до сих пор отсутствовал "сакс") — пары наших парней и девчонок поочередно зажигали нагло уворованный мною у пиндосов "рок-н-рол" — переименованный мною же в российский танец "Пролетарка"...

Ну, в курсе, да?!

Мы с Елизаветой не танцевали в этот раз: я по причине крайней занятости и до сих пор не восстановившегося после "полёта" здоровья, она же...

Елизавета Молчанова участвовала в первой в своей жизни выставке живописи!

Конечно, кроме одной — все картины не её. Это работы ребят из Ульяновской творческой изостудии, которую ведёт бывший помещик, а ныне — директор школы и краеведческого музея Кулагин. Кстати сам Нил Николаевич и большинство из его "авторов" тоже здесь. Ну, там — пейзажики, натюрмортики, портретики...

Ребятишки только учатся на художников!

Кому это интересно?

Зато, именно одна-единственная картина Лизы — собирает возле себя толпу народа!

Кратко изложу самую суть...

На переднем плане — куда-то спешащая, большая счастливая семья.

Хотя и немолодой, но по-спортивному подтянутый глава семьи, с сидящим на шее довольно упитанным карапузом — восторженно размахивающим цветными шариками с надписью "СССР" и "серпасто-молоткастым" красным флажком.

Справа, чуть опередив отца, с невозмутимостью подростка-тинэйджера — которому приходится участвовать в скучном — но обязательном семейном мероприятии, шествует старшая дочь. Она не смотрит по сторонам, сосредоточенно прислушиваясь к небольшому аппарату с антенной — поднесённому к уху... На ней кроссовки, короткие шорты и обтягивающая футболка с надписью "МАРС — НАШ!", через которую отчётливо видны все её — уже "наливающиеся соком" девичьи прелести.

Моложавая мать семейства в цветастом коротком лёгком сарафане и туфлях на высоком каблуке, ведёт за руку нарядно одетых разновозрастных средних детей — мальчика и девочку. Улыбаясь, она что-то им рассказывает на ходу...

На среднем плане — огромная площадь с множеством счастливых людей, спешащих за ними в том же направлении. Дальше — высокие небоскрёбы из бетона, стали и стекла, эстакады между ними, множество разноцветных автомобилей с плавными обводами...

На изумительно синем безоблачном небе видны летательные аппараты: один, бескрылый — сравнительно неподалёку, каплевидной формы — с стеклянной кабиной и блестящим диском крутящегося пропеллера над ним. Другие, в самой вышине — обтекаемой формы со стреловидными крыльями, оставляющие после себя белый след.

Конечно же, всё нарисованное не было "один в один" скопировано с "реальных" образцов моего будущего. Я рассказывал Лизе каким я "вижу" будущее, а она рисовала по своему собственному разумению...

Хотя, иногда у неё получалось очень похоже!

Народ подходил, смотрел и ахал. Молодёжи, особенно нравилась девушка в шортах и футболке и происходили некоторые забавные моменты. Вот, возле картины скучковалась группка озабоченных "недорослей":

— Робята, смотри какие сиськи у девахи! Как живые.

Поворачивает голову на стоящую рядом художницу и:

— Прям, как у этой...

Лиза, ему в ответ с самой благожелательной улыбкой:

— А ты много "живых" сисек то видел, кроме мамкиной?

Компания грохнула:

— ХАХАХА!!!

Малец обиделся:

— Может, ты мне свои покажешь?

Та с готовностью:

— Пойдём!

Через минуту из-за угла павильона:

— ОЙ!!!

Юная художница, тотчас выходит обворожительно улыбаясь — как ни в чём не бывало.

— А где наш Витька?

— Не знаю: увидел мои сиськи и убёг куда... Странный какой-то у вас приятель. Может, ещё кто желает посмотреть?

Желающих не оказалось, лишь косились опасливо:

— Сиськи, как сиськи — чё на них смотреть?!

Мля, дебилы малолетние... Если и есть на свете сиськи, на которые стоило бы посмотреть (даже с угрозой получить за это ногой по яйцам) — так это именно лизкины.

Хм, гкхм.

Другой, видно начитавшийся "Аэлиту" Алексея Толстого, Красного графа. "Сиськи" ему тоже очень понравились, заметно — но видно застеснявшись, он спросил про другое:

— Так, что...? И Марс будет "нашим", правда? ...Советским?

Как раз оказался рядом:

— Будет, будет... И Крым будет нашим и, Марс... Куда они денутся?!

— Куда все так спешат? — спросил один живописного вида "пейзанин", другого.

— Кто его знает, — отвечает тот, почесывая затылок под сдвинутой на лоб шапкой, — должно быть в коммунизм свой торопятся...

Щусев, главный архитектор и руководитель Главного Выставочного комитета, вместе с другими "ответственными товарищами" (в том числе и работниками правоохранительных органов) после обеда в тот же день прибывший посмотреть — что за "анархия" творится в одном из главных павильонов, профессионально присмотревшись к картине — ахнув, прикрыл ладонью рот:

— Это же наша Всероссийская выставка — узнаю ландшафт... Только...

Лиза, тут как тут — со своей очаровательной улыбкой и, как бы непроизвольно поправляя свою — несколько коротковатую для этих времён юбчонку, на долю секунды ещё выше задрала её:

— Вы совершенно правы, товарищ...

Тот, весь буквально "потёк":

— Алексей Викторович... Кхе, кхе... Можно просто — Алексей.

Лиза подходит вплотную, как бы случайно оступившись — слегка задела его грудью и, с несколько эротичным придыханием:

— "Алексей", подходит больше — ведь, Вы так классно выглядите! А можно, я буду называть Вас "Лёша"? Тогда быть может — перейдём на "ты"?

Я смотрел на эту "сценку" и мысленно аплодировал... Нет, не Елизавете — себе, любимому.

Главный архитектор, буквально заблеял агнцем влекомым на заклание:

— Меее...

— Меня зовут Елизавета Молчанова. Я — автор это картины..., — заглядывает в замаслившиеся глазки, — тебе она понравилось, Лёша?

Думаю, в тот момент ему бы и "Чёрный квадрат" Малевича понравился! Я эту тему, кстати, уже "обсасывал" — да тот её уже "зачикал", абстракционист хренов! Правильно их Хрущ Кукурузный обозвал пи... Хм, гкхм... Ну, в курсе, да?!

— Очень понравилось! Очень похоже на...

— Ты прав, Лёша! Эта картина так и называется: "На Выставку достижений народного хозяйства СССР. 21 век". Это наша Выставка — только в далёком будущем, когда...

Бла, бла, бла...

Елизавета мозги знатно умеет "залюбить" "нужному" мужчине — только уши подставляй... Моя школа, на мне она "репетировала"! А я, как наш режиссёр кричал: "Не верю" и требовал повторить.

Она так ему "присела на уши", что тот забыл за чем он и пришёл... А пришёл Щусев с целью выгнать нас взашей из центрального павильона. Теперь же, даже разговор об этом не шёл:

— Лиза, а что ты делаешь сегодня вечером?

Та, смущенно зардевшись, "особым" жестом поправляет причёску — не забывая при этом поправить юбчонку и лукаво "стрельнуть" глазками:

— Сегодня вечером у меня "критические дни"... Ну, ты понимаешь про что я.

Тот покраснел, как "купаемый конь" у Петрова-Водкина.

Застенчивый педофил какой-то нам с Лизкой попался!

Прям, как "Голубой воришка" Альхен у Ильфа и Петрова. Впрочем, в это славное время и слова то такого не знают.

— Но, вот если через недельку...

"Через недельку" выставка закончится, а Елизавета Молчанова очень удачно продаст свою картину неизвестному коллекционеру и, официально станет основоположником нового направления в изобразительном искусстве — "неофутуризма". Где-то с полгода про неё только и говорили — забыв про Петрова-Водкина с его "Красным конём" и про Малевича — с его "квадратами"...

Что касается меня, то я довольно близко познакомившись с архитекторами-организаторами Выставки, выцыганил у них проекты зданий-павильонов и твёрдо намерен воспроизвести их у себя в Ульяновске.

Ещё вот, появилась спонтанно одна интересно-многообещающая мысля.

Осенью 1925 года в Париже пройдёт "Международная выставка декоративного искусства и художественной промышленности" и СССР тоже будет в ней участвовать. Интересно, Алексей Щусев и там будет руководителем советского павильона или нет? Надо будет хорошенько порыться в своём "послезнании"...

В любом случае, человек по чьему проекту был построен сперва — временно-деревянный, а затем — каменно-постоянный Мавзолей для останков Ленина, имеет большое влияние и с ним надо дружить.

— Лиза, ты хочешь съездить в Париж... Эээ... Скажем через пару годков?

Слегка иронично-равнодушно улыбнувшись:

— Как ты сам говоришь, Серафим: "Хотеть не вредно...".

Однако, меня не обманешь: какая юная особа не хочет "попасть в Париж"?! Поэтому, без всякого стёба:

— Тогда отнесись к знакомству с этим педофилом очень(!!!) серьёзно.

Сперва задумавшись, затем вмиг повеселев:

— Хорошо! Сходим с ним на "фильму" и там дам ему за ручку до локтя подержаться. А кто такой "педофил", интересно?

— Что-то вроде серого волка из сказки — знакомящегося в лесу с красными шапочками.

— Ну, дядя Лёша, скорее — седой волк и, Москва — не лес.

Предупреждающе поднимаю палец вверх:

— Хуже! Любой город (кроме нашего Ульяновска, конечно) — это каменные джунгли. Поэтому, будь предельно осторожна, моя девочка.

* * *

Однако, не одними лишь "железяками" и живописью жив человек!

На "Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке, впервые представили свои образцы моделей советские дизайнеры одежды, среди которых запомнились работы Надежды Ломановой и Веры Мухиной...

Да, да!

Той самой Веры Мухиной которая изваяла "Рабочего и крестьянку"...

Помните, да?

Ну, те — здоровые мужик и баба на ВДНХ и, оба — с серпом и молотом.

В нашей делегации находилась и председатель кооператива "Красная игла" Анна Ивановна Паршина со своими образцами одежды — стиль большинства из которых разумеется, имеет "роялистые" уши. Наши "пролетарку" и "разгрузку" — как и образцы обуви, тоже заметили и уже на третий день — пригласили участвовать в демонстрациях моды. Правда, никаких премий не досталось по чисто бюрократической причине — не были вовремя и правильно, поданы заявки на участие в Выставке.

— Ну и да ладно! Какие наши с вами годы, Анна Ивановна?

В этой отрасли народного хозяйства, были две проблемы — отражённые на показах моделей: парадная форма для Красной Армии и универсальная рабочая одежда. Сразу скажу: ни "пролетарка", ни какие другие предоставленные фасоны — не были приняты по различным причинам, среди которых экономическая — далеко не единственная.

А вот "разгрузка" — была рекомендована к производству всеми предприятиями лёгкой промышленности, как дополнение к рабочей спецодежде.

Ну, как говорится — лиха беда начало!

* * *

Произошло ещё одно — казалось бы незначительное событие, но тем не менее — могущее привести надеюсь — к весьма значительным результатам.

У Крымского моста, на Москве-реке — располагался авиационный уголок, где на гидросамолете "Юнкерс" катали за довольно-таки высокую плату посетителей выставки. Узнав про то, мои комсомольцы просто взмолились:

— Серафим! Хотим покататься на самолёте! НУ, ПОЖАЛУЙСТА!!!

Особенно, Санька да Ванька — те просто не слазили с меня.

— Ребята! Удовольствие платное, так что думайте — где подзаработать.

Почему не из моих средств? Ведь я уже достаточно состоятелен и, при желании — мог прокатить на самолёте всё население Ульяновска — причём неоднократно?

Да, потому что, я меньше всего, я хотел воспитать из своих ребят тунеядцев — "катающихся" на моей шее. Так я и собственных детей воспитывал и, слава Богу, сын у меня — ещё учась в ВУЗе, подрабатывая барменом — сам себе купил неплохую машинёшку, а дочь заняв третье место в конкурсе детских рисунков — получила кроме диплома навороченный планшет.

Мои комсомольцы — крутились, кто как мог!

Барон, куда-то на ночь исчез и явившись утром с красными от недосыпа глазищами, предъявил требуемую сумму:

— Копеечка в копеечку — можешь пересчитать!

— В конторе "пересчитывают", а я своим верю на слово. Откуда "дровишки", кстати?

— Сарай разобрали.

— А если серьёзно и по-честноку?

Тот, не моргнув глазом:

— Вагоны на товарной станции всю ночь разгружал!

Не показав и тени сомнения:

— Однако, опять верю.

"Надо будет сводки происшествий в газетах посмотреть, — озабоченно думаю, — не пропал ли этой ночью какой-нибудь товарняк...".

Елизавета, ещё не продавшая свою картину, застенчиво улыбнувшись — одёрнула задравшуюся на грани фола юбчонку своей "Пролетарочки" и попросила "в долг" у педофила-Лёши.

Домовёнок катал желающих на "Мотыге" по выставке — естественно за мзду, а не за красивые глазки.

Санька да Ванька, где-то подсмотрев, бегали по выставке с специальными кружками на перевязи через плечо — собирали пожертвования на строительство Красного военно-воздушного флота от "Общества друзей воздушного флота СССР" (ОДВФ)... На "допросе" где взяли "кружки", держались строго "по уставу" — ничего кроме малозначащих сведений с них не выбил.

У Кондрата Конофальского деньги были свои — ранее заработанные статьями (отредактированными мной, конечно) в газетах.

Ефим Анисимов никуда не бегал. Он руководил всем "процессом" и в конце его собрал "комсомольские взносы".

Пока стояли в очереди у деревянного причала, куда после каждой экскурсии подплывал шестиместный водоплавающий "Юнкерс"-13, невольно обратили внимание на нескольких ребят — активистов "ОДВФ", следящими за порядком, продающих билеты и помогающих обслуживать гидросамолёт. Двое из них особенно привлекли наше и прочих желающих покататься внимание: самый младший и неловкий — постоянно падающий под общий смех с поплавка в воду и другой — постарше. Тот, грамотно распоряжался своими ровесниками, а они ему охотно и беспрекословно — чувствовался природный лидер и организатор.

Присмотревшись к нему, я внутренне ахнул — кое-что вспомнив и, тут же отозвав в сторонку — озадачил Ваньку и Саньку:

— Ребята! Если хотите чтоб в Ульяновске был свой аэроклуб — познакомитесь вон с тем чернявым парнем, станьте его лучшими друзьями и, завтра перед обедом — любой ценой затащите его в наш отдел на Выставке.

Подумав, я принял донельзя официальный вид:

— Считайте это боевым приказом!

— А кто это?

— Это "Як" — человек и самолёт!

Переглядываются недоумённо: с виду — паренёк, как паренёк:

— Серафим...

Строго нахмурив брови:

— Никак, дисциплинарный устав забыли?! Что в нём говорится про выполнение приказа начальства?

Хором:

— "Точно, беспрекословно и в срок...".

— Там написано, чтоб задавать вопросы перед выполнением?

— Никак нет!

— Задание ясно?

Те, по-военному:

— Так точно!

— К выполнению приступить немедленно!

— Есть!

Барон, только довольно ухмыляется — здорово он их вымуштровал, однако!

Вскоре слышу дружное:

— Здорово!

— Здравствуйте...

Те также — хором:

— Я Иван (Александр), а это — брат мой Санька (Ванька).

Чернявый, атакованный с обоих флангов — только диву даётся:

— Вы близнецы?

— Да, близнецы — мы с Ульяновска на Выставку приехали! Давай дружить? Тебя как звать?

— Александр...

— Ты тоже Сашка?! Вот здорово!

— Я — Александр...

— Ты — комсомолец?

— Нет.

— А почему...? Всё равно давай с тобой дружить!

Тот, обречённо вздохнув:

— Давайте. После полётов останетесь и поможете помыть и...

— УУУРААА!!!

На меня, полёт в этом дребезжащем — насквозь продуваемом водоплавающем жестяном "сарае", впечатление произвёл — самое удручающее... Ощущения, как с ледяной горки в старом холодильнике несусь — было одно такое воспоминание детства.

Мои же комсомольцы, просто пищали от восторга — хотя некоторые слегка "позеленели" от страха и рвотных позывов.

На следующий же день, Ванька да Санька, буквально за руки подтащили того "чернявого" в Ульяновский отдел на Всероссийской выставке, показали все экспонаты и наконец — представили всей нашей группе у картины:

— Ребята, это — Саша! Он умеет делать модели планеров.

Затем, близнецы представили Александру всех нас:

— Саша, это — Лизка-художница, она эту картину нарисовала. Здорово получилось, да? Это — Кузьма, он ту телегу с мотором изобрёл. Это — Миша, он здорово ножи метает. Это — Ефим, он здорово дерётся...

— А это наш комсорг: его — чуть тем трактором не задавило! — мной они явно гордились и просто захлёбывались от восторга, — он воевал с белопанами, был у них в плену, починит любой автомобиль, знает — как сделать танк и...

— ...И как его делать не надо.

Приязненно улыбаясь, протягиваю руку:

— Серафим Свешников!

Тот, явно робея перед такой "выдающейся" личностью, тем не менее — твёрдо пожимает мою ладонь:

— Александр Яковлев.

Да, это был он — все сомнения разом исчезли!

Будущий главный конструктор авиазавода "Љ 115", заместитель Наркома авиационной промышленности по новой технике и личный референт Сталина по авиации.

Во время учёбы в школе, он в шестнадцать лет организовал авиационный кружок, где сконструировал свою первую авиационную модель. На следующий 1924 год, достигнув возраста 18 лет, Александр создаст свой первый планер "АВФ-10" — во время всесоюзных соревнований в Крыму признанный лучшим. В 1927 году будут проведены испытания его первого самолёта — авиетки "АИР-1".

Дальше, думаю рассказывать об одном из самых выдающихся конструкторов авиационного вооружения СССР, не стоит. Это был один из немногих моментов после моего "попадалова", когда мне остро захотелось перепеть Владимира Высоцкого:

"Я — "Як"— истребитель, мотор мой звенит,

Небо — моя обитель...".

Задержав его ладонь в своей, говорю:

— Саша! Наша комсомольская ячейка уже давно хочет создать в Ульяновске аэроклуб. Ты мог бы сделать для нашего аэроклуба настоящий планер?

Тот, хотя и хотел бы — по глазам вижу, да мнётся:

— Это не так просто, товарищи! Нужны...

Перебиваю:

— Первым делом нужны деньги, так?

— Да, конечно — без денег ничего не получится.

Показываю картину:

— Тебе нравится это?

Тот, дёрнув кадыком, уставился не отрывая глаз... Каюсь, сперва подумал — от рисованного изображения авторши в несколько легкомысленном наряде.

Однако, ошибся!

— Конечно, нравится!

Он обернувшись, с высшей степенью заинтересованности спрашивает у живого воплощения девушки-тинэйджера:

— А что это за странный летательный аппарат...? Эээ...?

— Елизавета.

Та, улыбнувшись улыбкой Евы — протягивающей Адаму яблоко познания:

— Это — вертолёт. Он может садиться и взлетать вертикально. Хоть, на крышу дома к примеру.

Вижу, разгорающиеся глаза и змеем искусителем:

— Эта картина не тебе одному нравится, Александр! Наш товарищ Елизавета Молчанова скоро продаст её и, на вырученные деньги — построит планер, который на следующий год победит на Всесоюзных соревнованиях в Крыму. Ты хочешь помочь ей и нам?

У Елизаветы — глазища по юбилейному рублю каждый. Однако, молчит.

Яковлев помявшись, выдавливает:

— Хочу...

— Ты согласен ради этого переехать в Ульяновск? Это город в Нижегородской губернии — где делают все эти вещи, что ты видишь в нашим отделе Выставки.

Тот, крайне вежливо:

— Я коренной москвич и люблю свой город — свою Москву.

Я напористо:

— Что ты больше любишь: Москву или авиацию?

Бросив на меня взгляд искоса:

— Я подумаю над вашим предложением.

На лицо очень сильный характер, явно не ищущий лёгких путей. Даже на откровенное заигрывание с ним Елизаветы — он никак не реагирует! Не просто мне с ним будет, предчувствую — ох, как не просто...

— Хорошо! Думай пока и готовь проект планера.

Озабоченно посмотрев на часы, предлагаю:

— Товарищи! А не пойти ли нам пообедать? ...Александр, ты с нами?

Народ с готовность меня подержал:

— Давай с нами, Саня!

Ничто так не закрепляет дружбу — как совместная трапеза после знакомства!

* * *

За обедом в столовой при Выставке, познакомились поближе и выяснилось, что будущий авиаконструктор родился в 1906 году, в День смеха — 1 апреля (19 марта по старому летоисчислению), что вызвало многочисленные дружеские подначки. Прадед его бы крепостным крестьянином, дед — владельцем свечной лавки в Москве, отец до Революции — служащим компании Нобеля.

Вот такой вот "социальный лифт"!

Саша своего "непролетарского" происхождения стеснялся, но Брат-Кондрат его вмиг успокоил:

— Да, брось Александр: Карл Маркс — тоже не рабочих кровей, а Фридрих Энгельс вообще — капиталистом был. Был бы ты сам — человек сознательный, а кто твои родители — это не так для Республики важно. Сын за отца не отвечает!

Но тем не менее, юный Яковлев — принимал активное участие в общественной жизни школы.

— А вот это — правильно, Александр!

И переглянувшись с Ефимом, Брат-Кондрат пообещал принять Яковлева в комсомол. Но только в Ульяновске.

Учился Саша хорошо, но в физике и математике — не был особенно силён. Он больше увлекался историей и рассказами о путешествиях. В этом обнаружилось сходство наших с ним душ, поэтому я доверительно — как лучшему другу:

— Тоже терпеть не мог математику, физику и химию.

Самое запоминающее из воспоминаний детства — наблюдение за уличным точильщиком ножей. Это и, возможно — чтение книг про Ломоносова, Попова и Менделеева, а также влияние товарищей — привлекли внимание юного Яковлева к технике. Александр пробовал построить "перпетуум мобиле" и одно время занимался в радиокружке. В этом, обнаружилось его "родство душ" с нашим Домовёнком и, тот поведал будущему главному конструктору о собственных потугах по изготовлению паровика и "гидростанции" на Грязном ручье.

Затем, начитавшись соответствующей литературы, в 1921 году Александр и его друзья по авиамодельному кружку собрал первую модель планера способную летать. Так началась его конструкторская деятельность.

Закончив в этом году школу, он подобно миллионам его сверстников сейчас определялся — кем ему быть? Насколько я понял — окончательно решить стать авиаконструктором, Александр Яковлев ещё не решил. Точно так же, к некоторой моей досаде, он не дал определённого ответа и твёрдого обещания в ответ на более чем заманчивое предложение.

Расстались друзьями, обещали поддерживать связь друг с другом...

* * *

Через неделю с небольшим, не став дожидаться официального закрытия Выставки — вся наша делегация вместе с экспонатами отправились домой в Ульяновск. В Москве остались лишь я, Михаил и Елизавета.

Глава 29. Операция "Пассажир".

— Когда следующий трактор сделаем, Серафим? — спросил ещё в Ульяновске Клим, войдя "во вкус", — народ пишет, приезжает, интересуется...

После моего ответа, он буквально оторопел:

— "Мы"? Пожалуй, никогда. Достало меня иметь дело с "Красным Сормово", а без них мы не потянем.

— Так, что же нам делать, как быть? Народ пишет, приезжает, интересуется...

— Мы пойдём другим путём! А "народ" потерпит с годик-два — он ещё и не то и, не столько терпел, сердечный.

* * *

Ещё ранней весной, ознакомившись поближе с порядками — царившими на заводе "Красное Сормово", я отказался даже от мысли создать там сперва крупносерийное тракторное производство, а ближе к тридцатым годам — что-то типа прообраза знаменитого "Танкограда".

По нескольким причинам:

Во-первых — это государственное предприятие и, государство за ним тщательно бдит — сковывая любую частную инициативу и, с течением времени — этот процесс будет только усугубляться.

Во-вторых — рабочий класс там донельзя избалован вниманием "руководящей и направляющей". Ведь "Сормово" — первенец рабочего движения, именно там произошла первая в России забастовка.

В-третьих, вытекает из "в-первых" и "во-вторых" — пристальное внимание ВКП(б) за любым "пуком", доносившемся из этого завода.

В-четвёртых — завод имеет достаточно много гарантированных заказов, особенно связанных с волжским речным и каспийским морским судоходством. Кроме того, в связи с энергичными усилиями государства в сфере восстановления железнодорожного транспорта — имеются контракты на изготовление и ремонт подвижного состава. Лишний геморр с массовым трактором — ни заводу, ни самим заводчанам — совершенно ни к чему.

В-пятых, ещё и по чисто внутриполитическим причинам — государство не экономит на дотациях для таких вот "флагманов", типа Путиловского, Обуховского да Сормовского заводов. Так что, сормовчане — без "куска хлеба" не сидят и, не думают ежеминутно — где-бы им урвать лишний заказ, чтоб заработать лишнюю копейку на пропитание. Если бы Ксавер не познакомил меня с тем "злостным контрагентом", уверен — со мной и разговаривать никто не стал бы.

Однако, то были разовые контракты. Не могу же я выпускать таким образом — тысячи и десятки тысяч тракторов в год, как того хочу?!

Думаю, этих пяти причин вполне достаточно, чтоб искать другое место для серийного производства трактора "Мужик".

* * *

И тогда я как хищный коршун-стервятник — парящий высоко в небе над облаками, обратил свой ястребиный взор на бьющегося в последней предсмертной агонии гиганта... На бывшую "империю" братьев Баташёых — то бишь, на Приокский горный округ (окружной центр — город Выкса) — в состав которого с десяток-полтора заводов и заводиков.

Особенно привлекательным было то, что этот Округ — как бы "отдельное государство", расположившееся среди лесов, болот и, бесчисленных рек и речушек. Хотя, это промышленное образование имеет свою собственную развитую сеть узкоколейных дорог — оно не имеет даже железнодорожной связи с "внешним миром", которая поддерживается только от ледохода до ледостава, через пристани на Тёще и Оке.

В этом есть свои минусы и плюсы, конечно...

Из "плюсов" — Москва меньше свой нос совать будет, а главный из "минусов" — можно достаточно легко превратить в плюс. Стоит только проложить ж/д ветку, протяжённостью где-то чуть менее полусотни вёрст, вдоль старой грунтовки от посёлка Печи Лукояновского уезда — через Монастырь к Ульяновску и, про логистические проблемы — можно будет навсегда забыть.

Среди инфы на моём компе я обнаружил только три предприятия Округа, достойных упоминания. Информация собранная профессором Чижевским только подтвердила это.

"Верхне-Выксунский завод" — с доменным, чугунолитейным, меднолитейным цехами.

"Нижне-Выксунский завод" — с мартеновским, листопрокатным, трубопрокатным, муфтовым, вилопрокатным, мелкосортным прокатным, фасонолитейным цехами.

И наконец — "Кулебакский" завод: доменная печь, мартен, крупносортный прокатный стан.

Конечно, всё оборудование морально устарело, изношено за годы Первой Мировой и Гражданских войн...

Однако выбирать не из чего — "шо маемо, то маемо"!

Когда в 1928 году акционерный Приокский горный округ расформируют, из всех его заводов останется только два:

"Выксунский металлургический завод" (ВМЗ), который в Великую Отечественную Войну работал на оборону — выпуская корпуса артиллерийских снарядов, прокат и литьё из броневой стали и прочее.

"Кулебакский металлургический завод имени СМ. Кирова", ставший во время войны "номерным" — Љ 178. Это, единственное предприятие, которое кроме всего прочего, всю войну обеспечивало все танковые заводы страны очень важной деталью — катанной носовой балкой для "Т-34".

Как видно — потенциал у Округа определённо имеется и он довольно немалый!

По остальным заводикам, среди которых как известно — имеются волочильные (изготовление проволоки), гвоздильные, кровельного железа, по изготовлению кос и серпов и прочие, у меня информации на компе никакой нет. Должно быть, подобно Ульяновскому чугунолитейному — они тихо ушли в историческое небытие, в лучшем случае превратившись в Богом забытые села...

Ещё один довольно привлекательный момент.

По "разведанным" собранными и любезно предоставленным мне профессором Чижевским — в акционерном Приокском горном округе созрела историческая ситуация, которую можно охарактеризовать словами:

"Приходи и владей нами"!

С началом эпохи НЭПа и политикой жёсткой экономии по отношению к нерентабельным производствам (кроме вышеперечисленным выше) государство по сути — бросило этот промышленный район на произвол судьбы, на выживание. Примерно так же, в 90-е годы было отпущено в "свободное плаванье" большинство советских предприятий: найдёте свою "нишу" на рынке — молодцы, не найдёте — мы по вам плакать не станем.

Сидя без работы и без денег, "красные директора" — руководители предприятий, служащие и рабочие Приокского горного округа, лихорадочно ищут выход из создавшегося положения... Любого, кто достаточно убедительно его предложит — они встретят как своего спасителя, как "мессию" — посланного им свыше...

Но это, буду вовсе не я!

* * *

Ксавер, вообще молодец!

Свои "Рога копыта" — он расположил чуть ли не под самыми окнами Кремля. Слегка утрирую, конечно... Но в таком месте и так всё было с умом им устроено, что если специально не искать — вывеску "Трест Госжилпромстрой", так просто не обнаружишь.

В самой "конторе" всё как положено — телефон, секретарша-машинистка, два зама, пять начальников отделов и Управляющий трестом...

Которого, ещё никто в глаза не видел!

Ибо, он постоянно где-то "в отъезде" — то "на совещаниях" в Наркомате, то в командировках на Севере, то на отдыхе в Крыму или на Кавказе — о чём регулярно ставит в известность секретаршу по телефону.

Однако, на работу это никак не влияет: и без Управляющего — "дела идут, контора пишет". Здесь строгая деловая атмосфера — бумаги, курьеры, звонки...

Чем здесь занимаются?

Думаю, сами того не ведая, сотрудники фиктивной государственной организации работают в сфере обслуживания — они "отмывают деньги". Ксавер переводит деньги из государственного кармана в свой: моя идея — его практическое выполнение. Подробности "процесса", конечно, очень интересны — но я в них свой нос не сую.

По тому же "звонку" и, по предъявленной подписанной самим "Управляющим" рекомендации, мне выделили личный кабинет в конторе. С письменным столом и креслом начальника, стульях и шкафах, топчаном для отдыха...

Всё как полагается!

На столе начальника мой "роялистый" офисный набор для руководителя класса люкс "ROYAL CROCODILE" — выполненный из натуральной светло-коричневой кожи, с текстурной отделкой "под крокодила", с декоративной отстрочкой и, отделкой металлом золотого цвета. Всего десять предметов: электронные часы, 2-ярусный лоток для бумаг без смещения, блок бумаги с подставкой, нож для вскрытия конвертов, подставка с 2 шариковыми ручками, подставка для карандашей, подставка для конвертов и визитных карточек, рамка для фотографий, коврик на стол...

Кроме того, на столе красный пластмассовый телефон с золотистой серпасто-молоткастой звездой на диске-вертушке (вырезал из пряжки дембельского ремня и отполировал до блеска), аппарат селекторной связи через IP телефон, настольная светодиодная лампа под зелёным абажуром.

А вот сейф и пишущую машинку мне пришлось покупать самому, как и позаботиться — чтоб в кабинет провели "линию". Рядом с моим кабинетом совсем крошечная приёмная для секретарши — переделанная из чулана, с редкой в те времена электроплиткой, чайником, посудой и прочим... Вывески, таблички на кабинетах — всё как положено солидному советскому госучреждению.

Где-то через недельку, я уже вполне обустроился на своём "рабочем месте".

* * *

Как известно, по Советскому закону — все трудящиеся и служащие должны в выходные дни отдыхать, готовясь к новой трудовой неделе. Всем без исключения советским гражданам, также хорошо известно — что лишь органы ГПУ никогда не отдыхают, мало того — они никогда не спят. Они зорко и бдительно следят, чтоб мирный труд и отдых их соотечественников — никем не был нарушен.

Вот и этим поздним субботним вечером, в одном из московских кабинетов "не спал" темноволосый, слегка евреистого вида чекист лет сорока, в круглых очках и с небольшими усиками под носом.

Слегка на "нашего" Гитлера похож — "здесь", ещё никому практически неизвестного.

Судя по внешнему облику и новенькой "с иголочки" форме, это был довольно высокопоставленный товарищ — "с холодной головой, горячим сердцем" и, надеемся — с чистыми же руками. Наверное, он кого-то или чего-то ждал — то и дело посматривая на весьма продвинутые настольные часы и, недовольно хмурясь при этом.

За окном весело чирикали воробьи, на стекле окна назойливо жужжали мухи прилетевшие с ближайшей помойки, рядом за тонкой перегородкой — неутомимым дятлом стучала на машинке секретарша и, чекиста всё это видно, несколько раздражало... Он внимательно читал толстый печатный документ лежащий перед ним, перелистывал страницы, морщил лоб и тёр виски руками.

Иногда, чекист делал вручную поправки в тексте, выражаясь не совсем понятно:

— Долбанный "ворд"!

Не успел он произнести эту последнюю странную фразу, как раздался звонок.

— Да, слушаю..., — подняв трубку, — да, это я. Здравствуйте, Николай Иванович! Вы уже в Москве? ...Хорошо, будьте там — за вами сейчас приедут. Чёрный "Форд", водителя зовут Михаил.

Положив трубку, он крикнул в открытую дверь:

— Товарищ Купетман!

В дверь заходит другой — молодой обликом чекист в новенькой кожаной куртке, блестящих сапогах, фуражке со звездой и громоздкой деревянной кобурой "маузера" на портупее.

Окинув его несколько иронично-критическим взглядом, ненадолго задержав взгляд на "футляре" и, подумав: "Песка бы туда насыпал, что ли — а то болтается как надувной фаллоимитатор", старший чекист скомандовал:

— Миша! "Пассажир" в условленном месте — одна нога здесь, другая уже там... Делай!

Молодой, чётко по-уставному (хотя несколько "по старо-режимному") вскинул руку к козырьку:

— Слушаюсь, товарищ начальник Отдела!

— Ты ещё здесь?!

Хлопнула, как от сквозняка дверь...

"Надо было ещё швейцара какого, где нанять...", — несколько запоздало подумал старший, а вслух крикнул:

— Товарищ секретарь Моргунова! Как там у нас насчёт чая к приходу посетителя?

Треск машинки тотчас прекратился:

— Сейчас поставлю, товарищ Начальник Особого технического отдела Шниперсон...

Спустя минуту она заходит — новенькая, строгая чёрная юбка, белоснежно белая блузка, галстук, русая коса:

— Я уже почти научилась печатать, Серафим.

— Ты у меня, вообще — молодец, девочка! Ещё б, не забывала соблюдать конспирацию...

— Так ведь никого нет, Давид Львович!

— А вот это и выглядит наиболее подозрительным...

Да, это были мы!

Ребятишки, правда сильно удивились предлагаемому "спектаклю", но я жёстко им ответил:

— Так надо!

И они поверили — что "так надо", даже не поинтересовавшись — кому это и для чего, это надо...

Спросите, почему чекист именно "евреистого" вида? Так у меня до сих пор — "иновремённый" акцент очень сильно заметен! Да и "словечки" иногда "не местные" проскакивают непроизвольно... И если я буду косить под представителя "титульной" нации, это может насторожить. А так — "жена Цезаря вне подозрений".

* * *

Буквально через десять минут (вокзал то, от центра Москвы почти рядом!), снова хлопнула входная дверь и голос Мишки:

— Проходите товарищ — слева крайняя дверь. Вас уже ждут.

Практически тотчас, в дверь осторожно с почтением постучали:

— Разрешите, товарищ Шниперсон?

— Входите!

Встаю и выхожу из-за стола, встречая вошедшего — среднего роста, довольно молодого человека в изрядно поношенном английском френче.

— Дыренков Николай Иванович?

— Да, это я...

— У Вас имеется какой-нибудь документ? Извините, но надо соблюсти все необходимые формальности...

И, разведя руками:

— Сами знаете, что мы за "контора"!

Пока он с вытаращенными навыкат глазами разглядывал обстановку, сперва тщательно изучаю его удостоверение личности, даже потерев пальцем печать. Затем вернув документ владельцу, открываю сейф, достаю тоненькую папку с надписью "Личное дело Љ 0911" и, раскрыв на первой странице — внимательно и скрупулёзно сличаю отксеренную фотографию со стоящим передо мной "оригиналом". Удовлетворённо кивнув, захлопываю "дело" и, протягивая руку, представляюсь:

— Шниперсон Давид Львович — Начальник "Особого информационно-технического отдела при ГПУ РСФСР... Сокращённо — "ОИТО ГПУ". Прошу присаживайтесь!

Когда он сел напротив, заглядываю ему поверх очков в глаза:

— Конечно же, Вы никогда не слышал о таком Отделе, верно?

После ошеломления от вида иновремённых ништяков на моём столе, в его глазах — жгучее любопытство!

— Верно, я...

Перебиваю:

— Чтоб продолжить наш разговор дальше и получить "предложение, от которого не сможете отказаться" — обещанное сперва в письме, а затем в нашем телефонном разговоре, Вы должны подписать вот эту бумагу...

Открываю снова "Личное дело" на последней странице и, перевернув, кладу перед собеседником:

— Ничего страшного — это подписка об неразглашении. Если Вы отказываетесь, то просто встаёте и уходите отсюда... Без всяких последствий, но пешком.

"Последствия будут в 1937 году, — думаю глядучи на него, — когда тебе лоб зелёнкой намажут, "гениальный изобретатель"!".

Товарищ ещё сомневается:

— А если я соглашусь? Можно хотя бы намёком узнать — в чём будет состоять это самое ваше "предложение"?

— Вы будете участвовать в одном из проектов по повышению боеготовности и обороноспособности Красной Армии..., — слегка улыбаясь, шиплю змеёй очковой, — или, Вы против их повышения?

В его глазах паника:

— Кто, я?! Конечно — нет... То, есть — за! За повышение, стало быть...

— Тогда внимательно читайте, Николай Иванович и, если Вы "за" — ставьте снизу дату и расписывайтесь.

Тот, довольно бегло пробежав глазами страницу, затем взяв со стола ручку — ставит на документе сегодняшнюю дату и закорючку. Внимательно изучив подпись, встаю и протягиваю руку:

— Поздравлю, товарищ Дыренков! Теперь Вы — сотрудник нашего Отдела. Ещё раз поздравляю!

— Спасибо, — не очень уверенно то, — я тоже очень рад... Так сказать...

Не торопясь закрываю "личное дело" и кладу его в сейф. Взамен, оттуда же вытаскиваю толстый "талмуд" и хлопнув по нему ладонью говорю:

— В "Главном Политическом Управлении" крайне обеспокоены, даже не техническим состоянием вооружения Красной Армии — а умонастроениями, царящими в её высшем руководстве. Мол, "лошадка себя ещё покажет", а к будущей войне с коалицией империалистических агрессоров не надо готовиться — так как их собственный пролетариат восстанет после нападения на нашу Страну Советов.

Яростно стучу кулаком по столу:

— А меж тем будущая война будет именно "войной моторов"! И как пролетариат западных стран "восстаёт" против собственных помещиков и капиталистов, мы смогли воочию — собственными глазами увидеть под стенами Варшавы, где нам пустили кровавую юшку из носа!

Стучу кулаком ещё раз, ещё громче:

— А в "Реввоенсовете" этого не понимают! Даже в "Совете Народных Комиссаров" — не все понимают, что как только империалисты всерьёз захотят свернуть нам как курёнку шею — все эти "игры в песочнице" с Коминтерном кончатся!

Дыренков был ошеломлён: так в тогдашнем СССР — не только не говорили, но и даже не думали.

Помолчав, прищурив один глаз — с лёгкой усмешкой говорю ему:

— Возможно, Вы сейчас решили, Николай Иванович — что мы втягиваем Вас в какой-то антисоветский заговор...

— Да, упаси...

Он запнулся, не решившись в этих стенах сказать "Господь" и, я закончил за него:

— ...Карл Маркс и Фридрих Энгельс!

— Да, да... Конечно... Карл Маркс и Фридрих Энгельс, конечно

Понижаю голос до громкого шёпота:

— Такого в принципе невозможно, товарищ Дыренков: ибо контрреволюционный "заговор" уже существует — причём в самых верхах. Мы лишь предлагаем Вам присоединиться к нам, чтоб ему противостоять.

— Вот, как?! — подпрыгивает на стуле.

— Хотите доказательства? Пожалуйста! Вы помните слова Ленина о "ста тысячах тракторов" — получив которые, крестьяне станут горой за Советскую власть?

— Ээээ... Знаете, если честно..., — хмурю брови и это враз "улучшает" его память, — да, помню!

Приближаю лицо к лицу и, вытаращив глаза, ору, брызгая слюной:

— ГДЕ ОНИ?!

Пока Дыренков утирается не везде белоснежным носовым платком, вскакиваю и бегаю по кабинету:

— Где, они? Где эти обещанные мужикам "сто тысяч тракторов"?! Уже три года с тех пор прошло — где они?!

Останавливаюсь напротив собеседника и, нависнув над ним — сжавшимся на стуле, тычу в него пальцем:

— Кто-то специально хочет, чтоб наш Вождь и Учитель в глазах народа выглядел лживым брехуном. Кто-то специально всё делает так, чтоб крестьяне были против Советской власти. Кто-то мечтает, чтоб при нападении на СССР империалистов — одетые в серые шинели крестьяне, не захотели воевали за своё Социалистическое Отечество — так же как в Германскую, они не захотели воевать за Царя.

* * *

Сидим, молчим...

Наконец, Дыренков осторожно спрашивает:

— Да, кто же это такие? Вам известны имена, должности?

Назидательно поднимаю указательный палец вверх:

— А это, Николай Иванович — не наше с вами дело! Политикой занимаются другие отделы ГПУ. Надеюсь, они своё дело знают и рано или поздно — вычислят и разоблачат окопавшихся среди нас врагов народа.

— Наш же с вами Отдел, называется "Особым ТЕХНИЧЕСКИМ(!!!)" и занимается ликвидацией технологического отставания нашего государства от развитых капиталистических стран... Наша цель — к тому времени когда руководство страной будет вычищено от откровенных врагов, беспринципных карьеристов или от просто случайно попавших туда людей, иметь уже развитую науку и промышленность — вопреки усилия выше перечисленных. Вы у нас не один, товарищ Дыренков! Но именно Вам поручается одно из самых важных и трудных заданий...

Переворачиваю и пододвигаю к собеседнику тот "талмуд" с надписью "Пятилетний план развития акционерного Приокского горного округа":

— Речь пойдёт как раз о тех самых "ста тысяч тракторов" — которые мы с вами должны дать крестьянам до 1928 года. Ознакомитесь с пятилетним планом по развитию советского тракторостроения, товарищ Дыренков. Сперва вкратце — для чего имеется краткий дайджест... "Выжимка", то есть... Да, да — вот эта брошюрка.

Максимально сосредоточившись, тот начинает внимательно читать.

— Ну а потом уже, где-нибудь в более подходящем месте и не торопясь, тщательно изучите "Пятилетний план" целиком. Кстати, что-то в горле пересохло... Не желаете ли чаю, Николай Иванович?

— Не откажусь.

Нажимаю кнопку вызова на селекторе:

— Товарищ Моргунова...?

— Несу, Давид Львович, уже несу!

Однако, он так увлёкся чтением, что даже не обратил внимание ни Лизу — принесшую поднос с двумя стаканами чая и всем, что к чаю полагается. Только и слышно было, как он вполголоса произносил, думая что делает это про себя:

— Потрясающе... Это просто невероятно... Да, это ж... Фантастика...

Когда Дыренков закончил изучать дайджест, он хлебнул уже остывшего чая и, с испуганным недоумением спросил:

— Почему именно я?

* * *

Действительно, почему именно Дыренкову Николаю Ивановичу, в "сложившейся реальности" — изобретателю-авантюристу и откровенному неудачнику, я хочу предоставить возможность на базе умирающего Приокского горного округа создать тракторную, а затем — танковую "Империю"? Ведь, кроме броневагона — не сыгравшего какой-то заметной роли, да лёгкого броневичка — он себя больше, ничем по сути не прославил? Всю свою неуёмную энергию ухайдакав на всякие мертворождённые монстроподобные химеры?

Почему, к примеру — не Сергею Петровичу Шукаеву?

Ведь тот уже имеет опыт проектирования и малосерийного изготовления первого российского танка на Сормовском заводе и, на следующий год — возглавит московское "Техническое танковое бюро" "Главного управления военной промышленности" (ГУВП) при ВСНХ, которое просуществует до начала 30-х годов. В 1926 году его преобразуют в "Главное конструкторское бюро" "Орудийно-Арсенального треста" (ГКБ ОАТ).

Это под руководством Сергея Шукаева, в 1927 году будет создан первый чисто советский серийный танк "Т-18" (МС-1), который примут на вооружение РККА и будут выпускать достаточно крупной серией.

Первая причина — я не хочу на этом этапе вмешиваться в "реальную историю". Вдруг у меня ничего не получится и, страна окажется вообще — хотя без Бог весть какого, но всё-таки лёгкого танка? И, самое главное — без опыта проектировщиков, инженеров и рабочих его создававших? Без опыта эксплуатации его в войсках и первого боевого опыта на КВЖД?

И ещё... Хотя мне неизвестна в подробностях вся эта история, но мне очень не нравится — как Сергей Петрович "слил" главенствующую роль в танкостроении харьковчанам. Как мне мниться, товарищ Шукаев — слабохарактерный человек, раз позволил такое...

А "таких — не берут в космонавты"!

И тем более в соратники к попаданцам.

В отличии от ещё дореволюционного инженера Сергея Шукаева, Николай Дыренков — сын бедных родителей, закончил всего-навсего начальное училище потом ремесленную школу при механико-техническом училище.

Однако, меня это совершенно не смущает!

Михаил Кошкин — главный конструктор "Т-34", тоже пришёл в танкостроение не из какого-нибудь то "танкостроительного института" — где он учился по танко-учебным учебникам делать лучший (если верить нашим советским историкам, битым немецким генералам и каналу "Дискавери") танк Второй мировой войны...

"Гениальный танковый конструктор", имеет примерно такую же до— и постреволюционную биографию — как и Николай Дыренков и, в данное время руководит кондитерской(!) фабрикой... Тогда как наш герой на сей момент — какой-никакой, а всё же инженер на Ижорском заводе. "В реале", он проработает таковым ещё несколько лет, прежде чем попробовать себя на конструкторской стезе.

Советский "танковый гений" же, дальнейшую карьеру продолжит как партийный функционер: заведующий агитационно-пропагандистским отделом райкома ВКП(б), заведующий Губсовпартшколой, заведующий агитационно-пропагандистским отделом Губкома ВКП(б) в городе Вятка. И лишь в 1929 году в возрасте 30 лет, Кошкин поступит на машиностроительный факультет Ленинградского политехнического института.

Как учились партийные функционеры в ВУЗах — мы с вами примерно знаем, да?

На примере одного сына ставропольского комбайнёра...

Поймите правильно: я ничего плохого про Михаила Ильича сказать не хочу!

Он сделал всё, что в его силах для повышения танковой мощи страны — вечная ему благодарность за это от потомков... Я лишь говорю, что в данный момент — в 1923 году, шансы стать "гениальным конструктором танков" — у них с Николаем Ивановичем Дыренковым, примерно одинаковы. Особенно, если я последнему помогу своим послезнанием.

Так, почему именно Дыренков и, соответствует ли он требованиям к успешному главному конструктору эпохи Сталина? Помнится я говорил, что человек — метящий в это "кресло", должен быть:

Во-первых: отмороженным на всю голову — чтоб на такое решиться.

Во-вторых: наглым, подлым, беспринципным типом — не останавливающимся не перед чем, вплоть до письменных доносов на конкурентов.

В-третьих: иметь незаурядные организационные способности, уметь эффективно организовать работу своих безымянных "негров" — инженеров, конструкторов и технологов своего КБ.

В-четвёртых: иметь реализуемую в тех условиях — при существующем оборудовании, технологиях, материалах и квалификации работников, идею самой "вундерваффли".

В-пятых: достаточно "пробивным" малым — чтоб, "протолкнуть" своё изделие в серию.

Соответствует ли мой протеже этим требованиям? Что, вообще мне известно про этого человека?

А что там у нас с биографией?

25-тилетний Дыренков был активным участником событий Октября 1917 года в Петрограде. Сразу после Переворота (Революции — кому как угодно), большевики его поставили на должность Начальника противовоздушной обороны Петрограда.

По неизвестным мне причинам не задержавшись долго на этой должности, он возвращается в родной Рыбинск — где Исполком Советов поручил ему управлять городским хозяйством. Успехи молодого хозяйственника в деле повышения трудовой дисциплины — заметил сам Ленин и прислал ему приветственное письмо.

Однако, не всем его стиль менеджмента был по нутру и, вскоре на Дыренкова последовал донос от главы местного Нефтяного комитета — вследствие чего, тот вынужден был оставить свой пост и уехать на Ижорский завод — откуда я его и выцепил.

Да, блин... Где нефть — там и проблемы!

Ясно одно: человек не боится высоких должностей, имеет организаторские способности и не способен на компромисс с совестью — иначе бы "договорился" с нефтяниками.

Ещё один интересный факт из его биографии: в конце двадцатых годов, Дыренкову была выделена валюта и было поручено закупить за границей 38 автобусов. Николай Иванович закупил вдвое больше, но это были...

Лишь шасси и двигатели!

Остальное, заводчане изготовили на месте, своими силами.

Делаем ещё один вывод: этот человек "наш" — он не боится рискованных решений и не боится взять на себя ответственность.

Качество, которым главный конструктор — обязательно должен обладать!

Если и возникают какие-то сомнения в его кандидатуре — то лишь по четвёртому пункту...

Так ведь?

* * *

Что касается "потуг" Николая Дыренкова в танкостроении...

В 1929-32 годах, он руководил "Опытно-конструкторским и испытательным бюро" "Управления механизации и моторизации" РККА — сперва на том же Ижорском заводе, затем его КБ перевели на московский завод "Можерез". В декабре 1932 года, карьера конструктора кончилась — Дыренков был назначен заместителем директора и начальником отдела механизации и моторизации "НАТИ"... Ну, а в 1937 году — кончилась и жизнь авантюриста-самоучки.

Здесь не всё так однозначно, на мой взгляд. Обычно, "наши" диванные танковые "экспэрды" говорят примерно так:

"Фанатически неутомимый изобретатель-авантюрист, инженер-самоучка Дыренков, за краткий период своего руководства создал более 50 моделей (не только гусеничной бронетехники, но и броневагонов, мотодрезин, колесных боевых химических машин) — но они не могли устроить приемщиков, ибо не отвечали требованиям военных. Советское правительство извело на проекты Дыренкова миллионы рублей и, давно бы быть ему в лагерях — если бы не прикрытие другого недоучки-авантюриста, маршала Тухачевского. Но, вот "великого стратега" арестовали и, Дыренков остался без "крыши". Итог закономерен и вполне заслужен — расстрелян вместе с покровителем в 1937 году".

Насчёт "фанатической неутомимости" согласен — но стоит ли, её ставить в укор? Это очень хорошее человеческое качество. Насчёт же "разбазаривания" казённых средств, по моему — совершенно "пальцем в небо"... В тот временной период, танкостроение переживало эпоху становления — верный путь его развития ещё не был найден и, во всех промышленно развитых странах мира — создавалось множество экспериментальных машин. Многобашенные огромные монстры, танки со смешанным ходом, плавающие танки, мини-танкетки управляемые по проводам...

Каких только причуд не творили "гениальные изобретатели"!

Почему в СССР, всё должно быть как-то иначе?

Тем более, у Николая Ивановича были и несомненные успехи!

Боюсь ошибиться, но согласно имеющийся у меня информации — именно он впервые предложил сварные бронекорпуса для танков и бронемашин, по крайней мере в нашей стране.

Его лёгкий разведывательный бронеавтомобиль "Д-6" на базе "Форд-А", был вполне удачен для своего времени и, к примеру, в финской армии — служил до 1943 года.

Но настоящим шедевром Дыренкова, является его "танк на рельсах" — мотобронедрезина "Д-2". Она выпускалась сразу несколькими заводами и, служила верой и правдой — как минимум до конца 1940-х годов, причём не только в Красной Армии. Захваченные и отремонтированные броневагоны Дыренкова, немцы очень охотно ставили себе на службу.

Короче, делаем вывод: Николай Дыренков — был очень напористый и пробивной человек, умевший убеждать руководство и подчинённых в своей правоте. Кроме того, без всякого сомнения, он имел природные инженерные способности и был неплохим организатором.

Короче, в главные конструкторы Дыренков годится!

Те же качества же, которыми он не обладает, к примеру — отсутствие "чуйки" к нужной технической идейке, я ему с лихвой компенсирую.

В быту же, Николай Иванович был скромен, любил музыку, хорошо рисовал. Вроде бы даже — самостоятельно овладел несколькими иностранными языками.

* * *

— ..."Почему именно Вы", спрашиваете?

Не торопясь с ответом, я продолжал рассматривать Дыренкова в упор — как будто исследуя некую "неведому зверюшку":

— А почему кто-то "именно другой"? Чем этот "другой" — лучше Вас, Николай Иванович? Вы нам походите по большинству параметров — хотя у нас есть из кого выбирать... Так, что? Берётесь?

Как перед тем, как в воду холодную нырнуть собравшись — задержав дыхание и немного помедлив, он вдруг решительно и однозначно отвечает:

— БЕРУСЬ!!!

— Ну, вот и ладненько!

Достаю ещё одну папку:

— Назначаетесь руководителем проекта. Распишитесь за должность... За получение полного пакета документации... За ответственность в случае нарушения...

Добавив кипяточка в стакан себе и ему, удовлетворённо откидываюсь на спинку кресла:

— Запомните хорошенько одну вещь, Николай Иванович... Строго придерживайтесь "Пятилетнего плана"! Это как ваш учебник по пилотированию: нарушил параграф и Вы уже не лётчик — а корм для жирных могильных червей. А вот, если Вы будете учиться "летать" по правилам...

Оглянувшись по сторонам и даже выглянув в окно — типа, не подсушивает ли кто... Но за окном только наглые московские воробьи — а им нет дела до человеческих страстей, дел и секретов. Перегнувшись через стол к собеседнику, шепчу ему на ушко:

— Так уж и быть, чуть-чуть приоткрою вам одну тайну: трактора — это Вам только на разминку, как говорится. Главная наша цель — танки. Научитесь делать трактора, получите следующий "пятилетий план" — на производство танков...

Вижу радостное изумление в его глазах. Прикладываю палец к губам:

— Тттссс... Про танки пока ни слова: трактора, только трактора и, ничего кроме тракторов. Но это очень ВАЖНО(!!!): на каждый танк в строю — должно быть не менее ста тракторов-тягачей в обозе... Или, Вы предлагаете топливо и боеприпасы к танкам — на тройках с бубенцами подвозить?

Попив молча чаю, продолжаю:

— Теперь, помечтав, перейдём к практической реализации... Увы, но должной поддержки мы Вам оказать не можем! Всякая видимая наша помощь Вам, может насторожить притаившихся где-то неподалёку врагов и тогда возможно всё — от скрытого саботажа до открытых террористических актов. Так что, Николай Иванович, Вам предстоит автономное плавание в волнах НЭПа... На "одиночку" никто внимание не обратит! Хотя бы на самых трудных — первых порах.

Недоумённо выпученные глаза, в них "шок и трепет":

— Да, как же я смогу... Один...

Кажется, слухи про его "авантюризм" были сильно преувеличены. Кулаком по столу:

— СМОЖЕТЕ!!!

Я встал и походил по кабинету...

— Ваш "старт" мы тоже предусмотрели — но, Вы не должны быть при этом всего лишь статистом!

Сажусь обратно в кресло и, смотря прямо в глаза — стремясь "запрограммировать" на успех, чётко, раздельно говорю:

— Слушайте внимательно: через два дня произойдёт закрытие "Первой Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки". На этой официальной церемонии будет митинг, на котором выступят некоторые члены Правительства. Достоверно известно, что среди них будет и ваш полный тёзка — Бухарин Николай Иванович...

— ...Он будет говорить речь, в том числе и о тех самых — "ста тысячах железных коней, пашущих наши бескрайние поля, нивы да степи". Вы должны, воспользовавшись благоприятным моментом и царившим после этой речи всеобщим благодушным настроением, подсунуть ему вот этот договор об преобразовании "Приокского горного округа" в государственно-частное "Акционерное Общество Российского Среднего Машиностроения" — АО "Росссредмаш"...

— ...Если это получается, Вы становитесь Председателем Правления Совета директоров АО, получите крупный государственный кредит и, надеюсь — частные инвестиции. Тогда, Вы сможете приступить к попунктному выполнению Пятилетнего плана.

После довольно продолжительного молчания тот:

— Товарищ Бухарин "наш"?

Подумав хорошенько, отвечаю:

— Ничего не могу определённого сказать... Ваш "полный тёзка" — человек настроения и, как "лепесток сакуры" в проруби — болтается туда-сюда...

Напоследок, говорю как можно более строго:

— Сюда ни в коем случае не приходите, связь с нами не ищите: если надобно — мы сами Вас найдём. Насчёт конструкции и технологии изготовления трактора "Мужик" — все вопросы к разработчику в ульяновское "Особое проектно-техническое бюро Љ 007", адрес имеется в документах.

Встаю и, прощаясь протягиваю руку:

— Удачи Вам, Николай Иванович!

Проводив до двери, кричу:

— Купетман! Отвези товарища куда ему надобно.

— Слушаюсь! ...Вы где остановились, товарищ?

Когда Мишка вернулся, мы же с Лизой переоделись и прибрались — убрали таблички с дверей и прочий антураж-декорации. Разумеется, я забрал все бумаги из сейфа, спрятав туда телефон, канцелярские принадлежности и собирался положить пишущую машинку... До следующего раза.

— Отвёз? — спрашиваю.

— Отвёз...

— "Форд" вернул?

— Вернул...

— Молодец! Давай переодевайся и, возвращаемся на место "постоянной дислокации".

Стягивая гимнастёрку, Миша спросил:

— Серафим! А для чего мы всё это делаем?

— Ульяновск серийный выпуск "Мужиков" не потянет... По крайней мере в ближайшей перспективе. А нам дорог каждый год!

— Нет, это-то как раз понятно... А, вообще?

Тут прибежала Лиза:

— Серафим! Можно я возьму пишущую машинку с собой? Кажется, у меня хорошо получается — хочу научиться печатать "по-настоящему".

— О чём разговор? Конечно, бери...

* * *

— "Пассажир" прибыл, — доложил вынырнувший откуда-то из толпы Мишка, незадолго до открытия официального мероприятия по закрытию Выставки.

Окидываю взором просторы: возле павильона машиностроения — где будет проходить митинг, уже собралось порядочно народу.

— Локтями работать умеешь? — спрашиваю.

— Ну, а то!

Осмотревши внимательно Мишку — без грима Дыренков его не узнает, особенно в толкучке и, даю последние "предполётные" инструкции:

— Держись неотлучно рядом и следи, чтоб какая-нибудь шпана из толпы в карман ему не залезла и, самое главное — папку у него из рук не выхватила... Человек, всё же провинциальный: привык в своей Тмутаракани — ушами как эфиопский слон хлопать. Когда же он будет протискиваться к трибуне — подсоби ему, пробей "дорогу" если надо.

Глянув по сторонам и убедившись, что никто не подсушивает, говорю сбавив громкость до минимальной:

— Ежели он, не пробьётся... Ты хорошо понимаешь, что надо сделать?

— Ага..., — Мишка красноречиво погладил левый рукав, — даже испугаться не успеет.

— Ты главное — мою папочку не "пролюби".

— Обижаешь!

Если я сэкономлю государству миллионы рублей — потраченные на дыренковские "дырявые" вундерваффли, это тоже будет положительным результатом моего прогрессорства. Хотя и самым минимальным...

Жестоко, скажите?

Не более жестоко, чем миллионы трупов — в результате "заклёпкотворчества" таких вот неудачников. Возможно в новой реальности, его будущее КБ возглавит кто-то более способный или удачливый.

* * *

Где-то ещё минут сорок и, по прибытию вождей — среди которых я безошибочно и сразу определил лишь Троцкого, митинг начался. Мы с Лизой находились достаточно далеко и очень плохо слышали, что говорится с "высокой трибуны".

Однако, понять можно!

Главный коммитерновец Григорий Зиновьев тёр электорату по ушам про революционную ситуацию — сложившуюся в Великобритании в связи с объявлением лордом Керзоном ультиматума СССР... Мол, возмущённый этим возмутительным фактом, братский английский пролетариат вот-вот восстанет и снесёт на хер власть своих лордов, сэров да пэров.

Председатель Ревоенсовета Лев Троцкий — фактически Нарком обороны, втирал в эти же уши — о вот-вот грядущей Мировой революции и, готовности Красной Армии — хоть прямо сейчас "омыть копыта будённовский коней в Индейском море-океяне"...

"Пиплу" это ужасно нравилось — он "хавал" влёт, кричал "ура!" и, с азартом бил ладонями о ладонь.

Я слушал и потихоньку куел: тоже соврать люблю... Но чтобы так нагло перевирать факты...

Это обязательно надо быть будущей жертвой кровавого сталинского режима!

Наконец, речь берёт товарищ Бухарин.

Николай Иванович сейчас на самом пике славы и карьеры!

Правда, "недолго музыка играла", но думаю мне хватит времени — пока "фраер танцует", поднять Приокский горный округ с колен — запустив в нём массовое тракторное производство. Главный расчёт на то, что Буханин — человек увлекающийся, с чрезмерно богатым воображением, любящий пофантазировать и, с периодически случающимися "заскоками". Увидев бесподобно красиво и грамотно оформленный "проект" — он не удержится от искушения и "подмахнёт не глядя".

"Практическая психология", мать её!

Всё произошло, как и было задумано: "Бухарчик" жевал народу не о "Всемирной революции", а о своём — о наболевшем. О развитии промышленности и сельского хозяйства... Вот до нас с Лизой доносится отрывками:

— ...Стальной конь придет на смену крестьянской лошадке!

Это вовсе не Ильф и Петров в своём "Золотом телёнке" придумали, а словами Ленина — "Любимчик партии"!

— ... Сто тысяч железных коней будут пахать бескрайние поля!

И опять же, это вовсе не Ильич такую историческую фразу обиходил — реалист до мозга костей (тот, в основном "электроплугами" бредил), а именно его "любимчик" — именно сейчас брякнул не подумавши.

Ну и далее о том, как трудовое крестьянство — станет вровень с пролетариатом, обзаведясь эдаким "стальным табуном" и, обогатится при этом духовно — передовыми идеями Маркса и Энгельса.

Эх, хорошо говорит!

Ещё, точно так же — умел бы делать, претворяя в жизнь свои прожекты...

Однако, вижу у трибуны происходит какая-то заметня! Какой-то человек прорывается сквозь довольно редкое оцепление и обращается к докладчику... Вот, он ему что-то горячо говорит. Отчаянно при этом жестикулируя руками... Вот, что-то передаёт Бухарину из рук в руки...

— Наш "Пассажир", — замечает более остроглазая Лиза.

— Наш, однозначно — наш.

Дальше ничего не видно, происходящее заслонила толпа народу.

Снова о чём-то говорят... Куда-то вместе уходят, чуть ли не рука об руку...

* * *

После окончания митинга и закрытия Выставки, в условленном месте встречаемся с Мишкой.

— Всё нормально, "операция" прошла успешно, — ответил тот на мой молчаливый, но нетерпеливый вопрос, — подписал товарищ Бухарин твой документ. Потом, они поехали с "Пассажиром" в Кремль гербовую печать ставить...

ФФФУУУФФФ!!!

Как будто тяжкий грех с души свалился и, на сердце стало легко-легко...

— Пожалуй, это событие надо обязательно как-то ознаменовать, мои юные друзья, соратники и соучастники! А не пойти ли нам с вами посидеть в какой-нибудь классный ресторан?

— Если угощаешь — почему бы не пойти? — Мишка красноречиво вывернул перед нами карманы, — я свой месячный оклад воспитанника, давно уже на московское мороженное извёл.

— Я угощаю, — с тайной гордостью говорит Лиза, — надо и мою первую картину "обмыть".

— Нууу, как всё по-мещански... А мы с Серафимом думали — ты самолёт Саньке да Ваньке купишь. Или — танк.

Смеётся:

— Больно малы они для самолёта — ещё колокольню ненароком снесут. Отец Фёдор ругаться будет и с кадилом за нами бегать...

Предлагаю консенсус:

— Ладно, тогда раскидаем на троих: за Мишей долг запишем — отработает как-нибудь на разгрузке чего-нибудь тяжёлого. Так, что...? Идём?

— Но только не в нэпмановский ресторан! Обмывать там мою картину — это пошло.

— Хорошо, тогда вечером идём в "Стойло".

Лиза, слегка расширив прелестные глазки:

— Это — где Есенин?

— Где Есенин, где Есенин...

Без пяти минут Роксолана, заскакала как Попрыгунья-Стрекоза:

— УРА!!!

Самому интересно посмотреть на поэта — пока тот не повесился...

— Миша, посмотри — извозчика нигде не видно?

Глава 30. Бомонд, ещё бомонд!

Описывая эпоху НЭПа и не упомянуть поэтов этого периода — это наверное, было бы самым страшным прегрешением в моей новой жизни!

Начало XX века в России было временем смерти и поэзии. Все три революции, Гражданская война и военный коммунизм вкупе — не смогли отбить охоту русских людей писать и слушать стихи.

Как бы даже не наоборот!

Согласно статистике, которая "лукавя" всё знает — в стране было на тот момент около восьми тысяч только официально зарегистрированных в "Союзе" (СОПО), поэтов. И, конечно же "Меккой" этой категории тружеников пера была Москва. Объединённые в бесчисленные же "течения" и "направления" ("ничевоки", "имажинисты", "конструктивисты", "акмеисты", "парнасцы", "заумники" и прочие, прочие, прочие), поэты шумели вечерами в многочисленных литературных кафе, спорили и даже дрались друг с другом и, между собой — с неистовостью рыцарей-крестоносцев и сарацин за свою "веру".

Нынче же, с наступлением "оттепели" при объявлении НЭПа — страсти кипят даже пуще прежнего! Это было время настоящего расцвета, так называемого "кафейного" периода русской поэзии.

Конечно же, из всех этих "литературных забегаловок", наиболее известно заведение с названием "Стойло Пегаса". Не знаю, кому как — а мне при упоминании этого несколько "благоухающего" брэнда, сразу вспоминается один из подвигов Геракла.

История его такова: в девятнадцатом году, в самый разгар "военного коммунизма" поэты-имажинисты во главе с Сергеем Есениным, создали "Ассоциацию вольнодумцев" — ставя свой целью "...пропаганду и самое широкое распространение творческих идей революционной мысли и революционного искусства".

Такое тогда только приветствовалось и, Нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский — не преминул утвердить своей подписью устав общества, который провозглашал столь высокие задачи.

Видать обзаведясь "крышей" от столь высокопоставленного большевика, "поэты-вольнодумцы" развили бурную коммерческую деятельность. Они создали своё издательство, открыли две книжные лавки, стали выпускать собственный журнал и перекупили синематограф "Лилипут" — что является довольно рисковым делом в годы Гражданской войны и военного коммунизма. Когда каждый индивидуальный предприниматель — автоматически приравнивался к "буржую", с частенько бывало — печальными последствиями.

Но конечно самым успешным коммерческим предприятием имажинистов, было кафе "Стойло Пегаса" — куда мы сейчас направляем свои стопы. Тогда это было, как бы сказать — "культовое место" Москвы.

Воистину либеральные то были времена — 20-е!

Хотя и "философские пароходы" уплывали из страны в то же самое время — увозя из страны, по определению Ленина — "добро нации"...

* * *

Итак, переодевшись в "нормальный" прикид и приведя себя в порядок, уже ближе к вечеру подъезжаем втроём на извозчике к зданию по адресу Тверская улица, дом 37.

Над входом в кафе, скача куда-то вниз, спускалась с небес парящая в облаках фанерная лошадь с крылышками и, с летящей вслед за ней собственной кличкой: "Пегас". Перед входом в заведении была ещё одна вывеска: "Стойло" — куда видать по задумке художника, направлял свой пикирующий полёт фанерно-поэтический конь.

Оценив гениальность задумки, я снял шляпу и провёл ладонью по лысой макушке:

— Хм... Ах, вот как оно всё было! Зачётный стёб, ничего не скажешь.

Недолго постояв перед кафе задрав голову, мы несколько робея, вошли. Внутри, сразу бросились в глаза портреты "отцов-основателях" на ультрамариновых стенах, так скажем — подписанные их же стихами. Под контурами лица Есенина, например, были выведены строки:

"Срежет мудрый садовник-осень

Головы моей желтый лист".

"Хм... Гкхм... Никто тебе ничего не "срежет", — невольно подумалось, — через два года, сам с великого бодуна повесишься...".

Интересно, какое время года на дворе будет? Нет, не помню...

Левее было зеркало и изображение нагих женщин с глазом посередине живота и строчками:

"Посмотрите: у женщин третий

Вылупляется глаз из пупа".

— Это тоже Есенин написал? — широко раскрыла глаза Лиза, которая как и её уважаемая мама, конкретно запала на творчество этого поэта, — к чему это? Какая пошлость...

По её виду можно написать картину маслом: вот именно так крушатся кумиры и разбиваются идолы!

— Если честно, не знаю... Я не настолько знаток его творчества.

Мишка, несколько озадаченно поскрёб всей пятернёй затылок:

— Да, блин... Одним словом — "пролетарское искусство".

Решительно возражаю:

— Во-первых: Сергей Есенин из самых настоящих кондово-лапотных крестьян — к пролетариату имеющих, самое апосредственное отношение... А во-вторых: дворянское искусство — было чем-то лучше? Тебе, Миша, Баркова прочитать?

— Ивана Семёновича? — смеётся, — ...Нет, не надо.

— "Плюйся, ветер, охапками листьев...". Мдааа... Что-то "не зашло" сегодня! Может позже — на сытый желудок? Пойдёмте, что ли, столик поищем — мы же сегодня не стихи сюда читать пришли, а отмечать-праздновать.

Напротив двери была "эстрада" — играл небольшой румынский оркестр, если я ничего не напутал с национальной идентификацией — по вышиванкам музыкантов... Хотя, возможно — просто цыгане или какие другие неруси. В двоящемся в больших зеркалах свете, громоздились чуть ли друг на друге, столики. Публика по виду собралась разная — от фанатичных почитателей талантов поэтов-имажинистов, до барыг-нэпманов — вечером приведших сюда женщин, чтоб тряхнув перед ними мошной — ночером увести их куда-нибудь на койку и там трахнуть. Какие-то сомнительные девицы с подкрашенными дешевой помадой губами и, "товарищи" полувоенного и "получекистского" образца. Впрочем, попадались и откровенно криминальные элементы — насколько можно судить по их отмороженным рожам.

С помощью официантки нашли только что освободившийся столик прямо на проходе, недалеко от эстрады. Слева, рядом с нами стоял большой длинный стол — служащий своего рода барьером, за ним — два сдвинутых углом дивана. Это, как я понял — "ложа" поэтов-имажинистов. Здесь же и, они сами — все четверо... "Отцы-основатели", блин! Одного из них я узнал влёт — это был поэт Сергей Есенин.

Слышу ругаются:

— ...Я открывал "Ассоциацию" не для этих жуликов!

Тут же шепчу своим:

— Смотрите, ребята — Есенин!

— Где?

— Вот там — в левом углу, — повышаю голос, — да не пяльтесь вы на него так! Как будто с Урала, только что приехали. "Есенин, как Есенин" — узоров у него нет и, цветы на нём не растут...

А признаться, самому было очень интересно на него посмотреть!

— Да, как на него не пялится? — шепчет Миша, — ты посмотри, какие штиблеты!

— Дурак, — защищает Лиза, — это у него такой поэтический образ!

— Сама дура, как и твой Есенин! Смотри, какой у него пошлый белый шарф и цилиндр — вообще не идёт к его женским кудряшкам.

— Брэйк, — командую строго, — ну-ка оба по углам разбежались!

Вскоре подошла официантка с меню и записной книжкой.

— Что гражданам будет угодно?

— Заказывайте сами, — говорю своим, — мне всё равно. Только без крепких горячительных напитков.

— "Гражданам", угодно конкретно у вас гульнуть, — Мишка с Лизкой уткнулись в перечень блюд, — бутылочку вот этого лёгкого белого вина и...

— Мне минералки. "Боржом" в вашем заведении имеется, уважаемая?

— Ну, а как же? Имеется...

Меж тем, срач в углу с "основателями", разгорается ни на шутку.

— ...Толя, — говорит Есенин Длинному, — из-за тебя все говорят, что имажинизмом заправляю не я — а твоя теща, которая тянет из "Стойла" деньги!

— Деньги из кафе тянут твои бесчисленные друзья, которых ты кормишь из его кассы!

Дальше, "Длинный" по списку начал перечислять — кто, сколько и на сколько, здесь колбасы съел или "чаю" выпил за есенинский счёт.

Всегда любил произносить тосты — тем более, если "по случаю":

— Ну... За нашу удачу!

Со звоном "чокнулись" рюмками и выпили по первой. Кстати "боржом" — хотя и оказался тёплым, но довольно приятно пьётся. Вкус, вообще не такой, каким я помню — он был в "моё" время. Закусываем в полном молчании...

Прислушавшись к спору "отцов-основателей", Лиза спросила:

— О чём это они?

Пожимаю плечами:

— Думаю, как и все смертные — о деньгах...

Она брезгливо наморщила носик:

— Поэты о деньгах? Фи, как пошло! Прямо, мещанство какое...

Прожевав и проглотив котлету "по-киевски", рассудительно отвечаю:

— Видишь ли, моя слишком юная леди, в отличии от той фанерной лошади над входом — поэтам надобно что-то кушать-пить. Причём, вовсе не овёс с водичкой — с них они только "ржать" будут, а не...

— Иии-го-го! — вполне реалистично воспроизвёл конскую "мову" Мишка.

Строго посмотрев на него:

— Так... Этому столику больше не наливать!

Наморщив лоб и полузакрыв глаза, вспомнил кое-что из "реальной" истории:

— Финансовые дела поэты вести совершенно не умеют, поэтому судя по всему — этому кафе вскоре грозит банкротство. Думаю... Уверен, что не позже, как следующей весной — это заведение уйдёт "с молотка" за долги.

Лиза, сожалеюще обвела взглядом помещение:

— Вот, как?! А жаль — здесь довольно мило...

— А ты купи это кафе, — подколол Миша, — ты же у нас теперь богатая.

— Я обещала Саньке да Ваньке, что эти деньги пойдут на планер...

Тут у меня в голове "ЩЁЛК!!!":

"Холява, холява! Взять, взять!".

Мишка натолкнул меня на одну очень интересную, главное — многообещающую идею. Окидываю помещение уже другим — уверенным хозяйским взором:

"Да здесь можно такое-этакое "супер-пуперское" отгрохать!".

Опыт строительства и переоборудования подобных предприятий общепита, у меня имеется довольно внушительный и, даже кое-какие уже готовые проекты на компакт-дисках должны остаться. Ну, а если и не остались — долго ли имея соответствующие программы, их заново сделать?

— "На планер" Саньке да Ваньке, Елизавета — ты ещё нарисуешь! И, не на один — всё равно на нём пока летать некому... А вот на недвижимость почти в центре Москвы: это тебе возможно — всю жизнь придётся у мольберта простоять, а такого случая может больше не подвернуться.

Видя, что та слегка "не догоняет", развиваю мысль:

— Твоя же мама хочет вернуться в столицу? Так почему бы ей не помочь?!

— А, как?

— "Как", Лиза — это было в детстве..., — Мишка опять хохотнул лошадью, — у тебя уже есть имя — про тебя среди "людей искусства" уже знают, про тебя говорят! Подойди, представься молодой художницей, скажи что успешно продала свою первую картину и, предложи за эту сумму выкупить все долги кафе "Стойло Пегаса". Таким образом, ты станешь "дольщицей" — акционером этого заведения общепита. Потом, привезёшь сюда уважаемую Надежду Павловну и...

Моя "тёща" — как её в Ульяновске чуть ли не официально называют, хоть и из "бывших" — но баба бойкая!

Видать, закалили её характер тяготы и лишения лихих годин, пробудив некоторые полезные в жизни практические качества и черты характера.

— ...Дальше, ты понимаешь, что произойдёт?

Мишка не удержался, чтоб не схохмить:

— Замуж за себя твоего Есенина возьмёт твоя мама и, будешь ты тоже "Есениной" — по приёмному отцу.

Корректно опровергаю такое развитие событий:

— Нет, Миша! Мама у Лизы далеко не дура и, дебошира-алкоголика — "замуж" за себя брать не будет. Такого "добра" и в Ульяновске хватает — если вечером вдоль заборов пройтись. Но возможно через несколько лет, у молодой художницы Елизаветы Молчановой в Москве будет своя творческая студия...

Прищурившись, ещё раз оглядываю пространство кафе:

— ...Название, правда придётся сменить: "Стойло" — это уж через-чур, как-то по-скотски. Предлагаю будущую студию "неофутуризма" назвать "Ясли Пегаса". Типа, здесь вскармливаются молодые таланты...

Подмигиваю Лизе и шепчу на ушко:

— Ведь, для будущей Роксоланы, это более практическое вложение капитала — чем деревянный планер, который через пару лет устареет и сгниёт?

В прелестных серых лизиных глазках, как тополиный пух от поднесённой спички, вспыхивает и неугасимым огнём разгорается ЖГУЧИЙ(!!!) интерес:

— Это правда, что Есенин развёлся с Айседорой Дункан?

— Ээээ... Извини, но он постоянно забывает докладывать о разводах со своими бабами..., — закрыв глаза напрягаю "послезнание", — скорее всего это правда. Но, долго он "холостым" не проходит, не надейся: смазливые особы, не отягощённые нравственно и умственно — на "богему" слетаются, как мухи на жидкое... На разведённый сахар.

Мишка, снова вполголоса заржал...

Лиза решительно встаёт, я едва успел схватить её за руку. Смотря снизу вверх в её глаза:

— Девочка моя, ты не забыла...?

"...Чему я тебя учил", — я произнёс мысленно.

— Нет, — твёрдо отвечает, — я ничего не забыла.

И, словно пава не идёт — а "плывёт" к ложе с "отцами-основателями" с решимостью и уверенностью самонаводящейся торпеды.

— ...И не пей сегодня больше вина! — еле успел вдогонку.

— Да, она и нашего то — еле пригубила, — Мишка не теряясь, налил себе полный бокал, — ну... Прозит!

Поднимаю бокал минералки:

— Прозит... Чтоб все наши мечты всегда сбывались.

Настроение, сразу упало куда-то на гов...но!

Наверное, то же самое чувствует командир — посылая на первое боевое задание зелёного новичка, мучаясь вопросом: "А достаточно ли я его подготовил?". Увы, но ответ на него никогда заранее не угадаешь... Он приходит только после боя — по его результатам и, часто бывает — вместе с холодным трупом.

Вижу, Елизавета смело и с изящной грацией прима-балерины подходит, смеясь знакомится — подставляя ручку в которую тот "длинный" впивается упырём и, что-то мило лопочет. Садится за их столик и, вскоре я слышу отчётливо:

— Сергей! Только, дайте мне слово — что перестанете писать такую пошлятину...

Её пальчик указывает на стену с голыми "трёхглазыми" тётками.

* * *

Впрочем, скучать нам с Мишей долго не дали.

Он, довольно долго "булки мял" не решаясь и, только начал было:

— Серафим! Давно уже хочу тебя спросить...

— Хочешь — спрашивай, — взлохматил пятернёй его шевелюру, как шерсть на загривке подрастающему, перспективному щенку бойцовской породы, — только не о том, откуда берутся дети — ты ещё слишком "мелкий", чтоб знать это...

Вдруг, в кафе вваливается среднего роста брюнет плотного телосложения, при галстуке, широкополой шляпе, ярко-рыжих штиблетах и козлиной бородке "а-ля Троцкий". Мишке, он сразу не понравился:

— Жид.

Мне этот тип тоже не понравился — причём "очень давно", но вбитая в подкорку политкорректность заставила зашипеть:

— Миша, блин... С тобой лучше в приличные заведения не ходить! Ведёшь себя... Как перепивший в корчме петлюровец, чес слово.

Миша, с какой-то потаённой тоской протянул:

— Да... "Жовто-блакыдные" их резали, резали... Душили, душили...

Кулаком по столу:

— МИХАИЛ!!!

— Ладно, всё — молчу...

Развязно и крикливо, будто чувствуя себя здесь хозяйчиком, обойдя и здороваясь чуть ли не с половиной столиков, кивнув как давним приятелям "отцам-основателям", бородатый брюнет подошёл к нам. Посмотрев в упор и, не признав за знакомых, он:

— Я вижу здесь у Вас свободно... Разрешите?

С вежливой улыбкой, с ледяным сквозняком в интонации голоса, крайне холодно пытаюсь "отшить" — хоть и вовсе не "татарина", но всё равно — незваного гостя:

— Думаю, Вам лучше поискать себе другой свободный столик.

Однако, тот уже плотно "приклеил" свою задницу к стулу.

— Этот столик на четверых, я всё же здесь присяду — других мест нет.

Протягивая руку, представляется:

— Яков Блюмкин...

Пожав плечами, типа — не блевать же мне теперь кровью от радости, жму его пятерню и ответно представляюсь:

— Просто Серафим. А моя фамилия — в отличии от вашей, ничего Вам не скажет.

— Михаил..., — в отличии от меня, Барон выпучил глаза — как плоская тихоокеанская камбала при виде "мужского достоинства" синего кита, — тот самый Блюмкин...?! Который...

Тот, хвастливо:

— Да, это я убил германского посла Мирбаха!

Это его похвальба, буквально "сорвав крышу", снесла меня "с катушек":

— От знающих людей, эту историю я слышал несколько иначе. Вы, Блюмкин, стреляли в безоружного человека с трёх шагов и промахнулись — высадив целую обойму из пистолета. Затем, Вы бросили бомбу — которая не взорвалась. Возможно Вы просто забыли поставить её на боевой взвод...? Хм, гкхм... От "волнения"?

Мишка только взгляд свой ошалевший успевал переводить — с Блюмкина на меня и обратно.

— ...И, тогда Вы убежали из посольства, перепрыгнув через забор — вследствие чего подвихнули себе ногу и весь мятеж "левых" провалялись в госпитале, прикинувшись ветошью. А графа Мирбаха убила вторая бомба — брошенная вашим напарником Андреевым. ...Имеете что-то возразить, "террорист номер один" недоделанный?

Сказал и тут же пожалел об этом, ибо как мне известно из одной скаченной книги — этот Блюмкин был просто отмороженный псих: всюду ходил со своим неразлучным "кольтом" и, чуть-что — выхватывал и наставлял его на оппонента. Причем, не стеснялся делать это в людных, общественных местах!

Не... Кроме мнимого "убийства" посла — больше никаких подобных "подвигов" за ним не числится. Чисто понты бесовские...

Но, мне скандал разве нужен?! Тем более, у него имеются прочные подвязки в ГПУ... Вроде бы.

Невольно напрягся как перед хорошеньким замесом...

Террорист Яков Блюмкин, на цвет лица стал как беленный потолок местного вип-сортира, затрясся осиной со всежеповесившимся Иудой и, действительно — потянулся рукой в карман штанов.

— Не успеешь, — негромко сказал Барон.

Блюмкин замер:

— Что...?

— Не успеешь "шпалер" достать, как я тебе бочину "пикой" проколю, — спокойно объясняет тот, — ты же его не взвёл и на предохранитель поставил — не желая себя яйца случайно отстрелить... Ведь, так?

Того, вообще подкидывать стало и, как обжегшись от собственного кармана — отдёрнув и положив правую руку на стол, он, заикаясь:

— Вы... Вы... Вы из немецкой разведки?

— УХУ ЕЛ?!

Оглядываюсь вокруг — не слышал ли кто и, не побежал ли вызывать того — кого принято при таких раскладах вызывать. Нет, вроде — все посетители увлечены собой или спаиваемыми ими дамами, а официанты — находятся довольно далеко от нас, даже для их чуткого профессионального слуха.

— ...??? С чего Вы так решили, Яков?!

— У Вас — акцент...

— У вас — тоже "акцент", — вполне аргументировано и логично опровергаю гнусное предположение, — но я же вовсе не утверждаю, что Вы из израильской разведки, товарищ Блюмкин.

Мишка, беззвучно ржёт... Действительно, в это время словосочетание "израильская разведка" — кроме хохота, ничего вызвать не может.

При слове "товарищ" того, ещё сильней затрясло:

— Вы, Вы, Вы... Вы — левый эсер? Вы пришли меня убить?!

Ага, вот оно что... Кажется, бывшими однопартийцами — считающих его предателем снюхавшимся с большевиками, на Блюмкина было совершено несколько покушений.

Вполголоса продолжаю его "строить":

— В приличном обществе, Яша, за "левого эсера" — принято морду бить! Однако, учитывая ваше тяжёлое детство на Молдаванке и прибитые к полу деревянные игрушки, в этот раз прощаю, но...

Указательный палец указкой вверх и как строгий школьный учитель своему "слегка" туповатому питомцу:

— ...Другой вопрос! Если Вы совсем немного напряжёте память, Блюмкин, то возможно вспомните: это не мы к Вам подсели и, напросились на этот "разговор" — а как бы, не наоборот. А теперь, вспомнив этот неопровержимый факт, подумайте — разве убийцы так себя ведут...?

Мда... "Убийца" из этого еврейчика — как из поросячьего дерьма пуля.

Ну и уже откровенно стёбно-издевательским тоном:

— ...Яков! Ведь Вы сами, по вашим же словам — убийца. И должны в подобных делах разбираться — хотя бы исходя из собственного опыта. Ведь, это не граф Мирбах к вам с Андреевым на Лубянку приехал — на собственное убийство, а вы к нему — в посольство!

Несколько расслабившись, тот:

— Так, кто же вы?

Бурчу сердито:

— Человеки! Сидели здесь, культурно отдыхали — пока Вас чёрт по наши души не принёс...

Вдруг, со стороны "ложи" раздался весёлый лизкин голос:

— Серафим, Миша! Идите к нам!

Смотрю и, Есенин Блюмкину машет:

— Яков! Веди их быстрее к нам — хоть под угрозой своего револьвера...

Дружное:

— ХАХАХА!!!

Блюмкин изумлённо посмотрел на нас с Мишей:

— Прошу извинения, товарищи... Ошибочка вышла.

— Да, чего уж там, — тяжело вздыхаю, вытираю салфеткой рот и приподнимаюсь, -пошли, Миша, что ль — пока просто зовут...

По моему мнению, так славно начинающийся вечер, был безнадёжно испорчен.

Подошли, познакомились. Тот "длинный" оказался поэтом Анатолием Мариенгофом, остальные двое — поэт Вадим Шершеневич, с плотной фигурой и сплюснутыми ушами боксера и известный художник-имажинист Георгий Якулов. Представляя последнего, Есенин просто восторгался взахлёб:

— ...Талантливый, неимоверно! Вся театрально-художественная Москва его знает, говорят: "Были б декорации Якулова к пьесе, а уж сам успех обязательно будет".

Согласно киваю головой:

— Прошлой осенью, будучи в гостях у одного ОЧЕНЬ(!!!) обаятельного человека — тоже одного талантливого "художника" встречал: за пять минут буквально — любой документ так "нарисует", от настоящего не отличишь.

— ХАХАХА!!!

Громче всех смеялся сам Якунин.

Сдвинули столики, подозвали официанток и, понеслась "звезда" по кочкам!

* * *

Как обычно при таких "мероприятиях", разговор бурно и сумбурно шёл ни об чём и, в то же время — обо всём сразу. Само собой — без "политики" никак, хорошо ещё футбол не так популярен!

Георгий Якулов пытался донести до новичков — делая особый акцент на самом старшем из них (то есть на мне), саму идею имажинизма:

— Серафим, ты пойми: революция необходима народам — но художникам она необходима вдвойне! До революции мы были скованны уставами и устоями, теперь и краски наши — кроме специфического запаха, приобрели запах свободы... Это запах тающего снега и еще не распустившихся цветов!

"Делать вам больше не фиг, — думаю, — как всякой фигнёй заниматься".

— Да, — отвечаю с самым серьёзным видом, — краски и запахи связаны прочно — хотя никто не видит незримых тех вервий, которые их скрепляют.

Есенин рассказывал (думаю, уже не в первый раз) случай произошедший с ним во время европейского турне:

— Перед отъездом в Германию, зашли мы с Айседорой в "Шахерезаду". Сели за столик с большим абажуром, сделали заказ... Вдруг официант наполняя нам бокалы, тихо мне говорит: "Вот, господин Есенин, я флигель-адъютант свиты Его Императорского Величества — такой-то, а теперь наливаю Вам шампанское". А я ему: "Работай и меньше разговаривай, холуй!".

— ХАХАХА!!!

Бдительно слежу за своими: Лиза практически не пьёт — хотя Есенин собственной рукой ей не успевает подливать, а Миша пьёт наравне со взрослыми — но в отличии от них не пьянеет. Как-то ещё во времена нашего с ним знакомства, он признался — что "по молодости", как-то перебрал медицинского спирту:

— Чуть не сдох тогда, да ещё мой "père" — чуть не прибил, но с тех пор всё, что градусом ниже 96-ти — для меня как вода.

Да! Пришлось ребёнку "хлебнуть" — в том числе и буквально.

— Повезло тебе, значит — "крысиная" печень досталась.

Кстати, ещё "там" слышал про один такой — почти аналогичный случай: в семье хронических алкоголиков любящий дедушка специально вусмерть напоил младшего внука (лет двенадцати, если не изменяет память), а потом — когда тот был с "бодуна", устроил ему же хорошенькую взбучку. Из всех пяти отпрысков той семейки, этот единственный — вырос, стал человеком и дожил до весьма почтенных лет. Остальные — "сгорели" от водки, подохли от ножа в подворотне или от тубика на зоне.

Правда это или просто байка из так называемых "городских легенд" — не знаю, врать не буду.

Меня тоже, считая "кавалером" Лизы, пытались напоить — чтоб так сказать "нейтрализовать конкурента". САМ(!!!) Сергей Есенин наливал мне водки и спрашивал с явно не поэтической угрозой в голосе:

— Почему Вы не пьёте, Серафим? Может, Вам не нравится наша компания?

Все "отцы-основатели" замолчали и обернувшись уставились на меня — мол, что скажешь — без пяти минут терпила?

Зная буйный, задиристый и взбаломошный есенинский нрав — в открытую и, с гордостью называющего себя "хулиганом" — в серьёзности своего положения я не сомневался. И, стали появляться у меня крайне заманчивые идейки, типа:

"Всамделишному барону я уже морду бил — ничего оказывается сложного... А если и всенародно любимому поэту — попробовать в грызло заехать, да в роговой отсек зарядить? Интересно, войдёт ли этот случай в анналы истории и начертят ли моё имя на её скрижалях?".

Прикидываю варианты — сравнивая наши с ним возможности: телосложением мы с ни одинаковы, рост и вес — почти один и тот же. Однако, за мной молодость, жизненный опыт и хорошая физическая форма, а поэт-хулиган — изнемождён годами и водкой, развращён тупыми бабами и дезинформирован собственной безнаказанностью.

Я по-любасу начищу Есенину рыло!

Крайне соблазнительно было, конечно — как на духу каюсь... Однако, здраво решив, что слава Герострата мне не к чему, я сперва продекламировал самого Есенина:

" — Что же вы ругаетесь, дьяволы,

Или я не сын страны,

Или я за рюмку водки

Не закладывал штаны?".

Затем, вежливо ответил весьма польщённому собеседнику и его друганам:

— Мне очень нравится ваша замечательная компания! Но ещё в 1918 году, я дал клятву — до самой победы Мировой революции не употреблять спиртного... Так что, прошу меня извинить, друзья — ничего личного!

Моё заявление произвело такое ошеломляющее впечатление, что минут пять все потрясённо молчали и, даже румыны в вышиванках на эстраде — как будто услышав мои слова, скрипками заскулили что-то невыносимо грустное...

Больше на эту тему ни у кого вопросов не было, а Яков Блюмкин пожал мне руки и с великим пафосом произнёс, тряхнув козлино-троцкисткой бородкой:

— Я с тобой товарищ! Вот только сегодня последний раз напьюсь — а с завтрашнего дня...

— Тогда уж лучше с понедельника, Яша, — ржу не могу, — все серьёзные дела надо начинать с понедельника!

— Думаешь? Хорошо, я даю обет — с понедельника больше не пить.

Чуть под стол не уполз от угара — честное слово!

Чуть позже улучив момент, Есенин, подсев ко мне спросил:

— Извини, Серафим... Тут такое дело... Я вот не пойму: Лиза — твоя девушка?

Вдумчиво жую что-то из французской кухни, анализируя свои — возникшие при этом вопросе ощущения:

"Что это? Никак, укол ревности?! Под плинтус, под плинтус её!".

Не спеша прожевав и проглотив, спокойно отвечаю:

— Елизавета — современная девушка и считает, что быть "чьей-нибудь девушкой" — это мещанство. Она свободна.

Приобняв за плечи, тот покровительственно похлопал меня по спине:

— Ну, тогда я у тебя её уведу — влюблён понимаешь, без памяти... Без обиды, ладно?

Ответно, хлопаю Есенина по плечу:

— Какие обиды между друзьями? Всё пучком, братка!

Чуть позже разберёмся — кто у кого и, что именно "уведёт".

Центром внимания, выдать по укоренившейся привычке, пытался быть Яков Блюмкин, рассказывая о своих похождениях на Украине во времена Гражданской войны. Найдя в нашей компании "свежие" уши, он тёр в них — как его как-то поймали петлюровцы и "поставили к стенке":

— ...Ожидая расстрела, я прямо перед строем галицийских стрелков запел "Интернационал".

— И, что было дальше? — с явным глумливым стэбом в глазах и интонации, поинтересовался Михаил.

Я, незаметно пнул его под столом ногой и сделал на краткий миг зверское лицо.

Не задумываясь ни на миг, Блюмкин уверенно отвечает:

— Прискакали будёновцы и спасли нас.

Тот, даже не нашёлся что сказать — так и сидит возмущённо онемев с разявленным ртом. Пришлось мне за своего воспитанника безразлично-нейтральным тоном заметить:

— Ну, что ж... И, такое наверное бывает.

Затем, дождавшись, когда Лиза с апломбом королевы — направляющейся на дипломатический раут, отправилась "попудрить носик", я — как будто вне всякой связи с рассказом "террориста", поведал — хотя и донельзя бородатый "у нас", но ещё "свежий" среди хроноаборигенов анекдот:

— ...Старый, бывалый петлюровец рассказывает внуку:

" — Споймали мэня зараз будьёновцы и гутарят: "Выбирай — отсосёшь у всего ескадрону, иль мы тоби разстрэляем".

— И, ты дид отсосав?! У будьёновцив — цих клятых коммуняк?! У цилого ескадрону...?!

— Да, ты з глузду зъихав, чи шо? ...Меня ж разстрэляли".

— ХАХАХА!!!

Не знаю, отнёс ли это на свой счёт сам Блюмкин, но ржали абсолютно все и громче всех он сам. А Мишка-Барон, так вообще — с какими-то судорожно-истеричными всхлипами.

Впрочем, вскоре Яков стал казаться мне довольно славным парнем — хотя и излишне хвастливым при этом. Например, Блюмкин не таясь стал рассказывать что работает в личном секретариате у САМОГО(!!!) Льва Давыдовича Троцкого — который поручил ему разрабатывать тайные планы по осуществлению Мировой пролетарской революции.

Ну, просто — обаяшка!

Затем, через буквально пять минут, Блюмкин — как будто позабыв о сказанном, огорошил присутствующих новостью — что "Лев Революции" поручил ему возглавить личную охрану. Впрочем, видать к подобным "откровениям" — сидящие за столом давно уже привыкли и, буквально её через пять минут про них забыли...

Я же, стал все более и более заинтересовано посматривать в сторону "личного секретаря", обдумывая пару интересных комбинаций...

В будущем!

Поэтому когда мы с Мишей в свою очередь вышли "отлить" в комнату "для мальчиков", на злобный шёпоток Миши под журчанье в писсуаре:

— С каким бы наслаждением, я б прирезал эту брехливую свинью...

Так же шёпотом ответил, с оттенком разочарования:

— Вы продолжаете мыслить понятиями уличной гопоты, Барон! Когда же я дождусь пробуждения в Вас навыков — хотя бы оперативного работника, не говоря уже о чём-то большем?!

Но, хоть "жидом" его не обозвал в этот раз — на том спасибо.

Сам я потихоньку разговорился с "длинным" — с Анатолием Мариенгофом, то есть:

— Извините, не моё дело, конечно... По разговору я слышал у вас какие-то финансовые затруднения?

— А у кого их ныне нет, Серафим? Сергей недоволен, что отчисления в кассу "Ассоциации" запаздывают и я вполне разделяю его чувства... Но вы поймите: завтраки идут плохо, обеды чуть лучше, но прибыль заведения начинается после одиннадцати — половины двенадцатого вечера: когда съезжаются серьезные гости с дамами после театра, цирка или синематографа. Скажите, может оправдать себя заведение, если оно заработает по-настоящему только два — два с половиной часа в день? Ведь по закону, кафе может работать только до двух часов ночи, вернее — до без четверти два, иначе нарвешься на штраф.

Прищурившись, спрашиваю:

— Подобные "законы" устанавливает государство или местные власти?

— Ммм... Даже и не знаю, что ответить! Должно быть, они не в Совнархозе пишутся — а в Моссовете.

"Что за времена, что за нравы? — невольно возмущённо подумалось, — в столице полным-полно нэпманов или дольщиков — вроде этих и, никому не приходит в голову — пролоббировать в городской мэрии свои интересы".

Может, врёт?

— Сегодня же вроде полный "аншлаг"? — с недоумением оглядываю зал.

— Два счастливых стечения обстоятельств: недавнее возращение Сергея после развода с Айседорой — подогревшее к нему интерес и только что закончившаяся Выставка. Многие гости Москвы (как и ваша троица, я уверен) захотели глянуть на известного — самого именитого в стране поэта. Однако, уверяю Вас: пройдёт неделя-вторая и в это же время суток — зал будет практически пуст.

— Понятно..., — на ум сама собой приходит пара элементарно-простейших пиар-ходов по привлечению клиентов в это заведение, — а кто ведёт в кафе бухгалтерию?

— "Итальянскую" или иначе — двойную бухгалтерию ведёт один старичок, приходящий на пару часов в день.

— Налоговые органы не сильно свирепствуют?

Мой собеседник лишь горько улыбнулся:

— "Фининспектор", это, знаете — фигура! К каждому документику придирается.

— И, как? Находит какие-нибудь нарушения?

— Увы... Видите ли, мы вынуждены закупать некоторые продукты у частных лиц, а они не всегда дают расписки, а если дают — то как бог на душу положит.

Сочувственно вздыхаю:

— Беда просто с этими нэпманами.

Мля... Я уже в пятом классе умел подписи родителей в дневнике подделывать!

Отойдя в очередной раз "отлить", "журчу" в писуар и говорю в слух — ибо наболело:

— Мне бы в "наши лихие 90-е", ваши проблемы! Что за народ?

* * *

Но, невзирая на все натужные потуги террориста-сказочника, в центре внимания сегодня была наша Елизавета...

Я прямо налюбоваться не мог твореньем рук своих!

Она, флиртовала со всеми подряд — делая из взрослых, знающих толк в "амурных делах" и погрязших в пороке и разврате мужчин, не рассуждающих болванчиков.

Но конечно же, главной её целью был Сергей Есенин.

Вот он, вскакивает на эстраду, делает знак румынам в вышиванках замолчать:

— Внимание, друзья!

Всё кафе замолкает, перестав жевать и оборачивается на него.

— Нашей очаровательной гостье — прекрасной художнице Елизавете Молчановой, я освящаю свой новый стих "Любовь хулигана"!

Подождав когда стихнут аплодисменты и восторженные выкрики фанатов, поэт начал декламировать что-то мне довольно знакомое :

— "Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

Был я весь как запущенный сад,

Был на женщин и зелие падкий.

Разонравилось пить и плясать,

И терять свою жизнь без оглядки.

Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз злато-карий омут.

И чтоб прошлое не любя,

Ты уйти не смогла к другому!

Поступь нежная, легкий стан...

Если б знала ты сердцем упорным,

Как умеет любить хулиган,

Как умеет он быть покорным.

Я б навеки забыл кабаки!

И стихи бы писать забросил!

Только б тонкой касаться руки

И волос твоих цветом в осень.

Я б навеки пошел за тобой,

Хоть в свои, хоть в чужие дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить".

УПС!!!

Кажется, этот цикл в "реальной" истории, Есенин посвятил другой женщине. На минуту задумался: а как такое моё вмешательство в естественный ход — скажется на текущей всемирной истории? Не окажется ли это некой "точкой бифуркации"? Не наломал ли я в этом случае дров? Наконец — не наступил ли я ненароком на крылья знаменитой "бабочке Брэдбери"?

Да! Очевидно, что Есенин втрескался в Лизу по уши и даже ещё выше. Когда та в очередной раз куда-то "на минуточку" отошла, то прямо-таки пьяно рыдал "в жилетку" Анатолию Мариенгофу:

— Эх, Толя, а баб у меня было... Не меньше трех тыщ.

— Серёжа, не сочиняй!

— Ну ладно, триста... Ну уж, никак не меньше тридцати! Однако, такой ещё не было...

— Ты то же самое про Айседору говорил.

— Про "Дуньку", что ли? Та — другое дело, липкая как патока, а эта...

Однако, ровно минуту поразмыслив я успокоился: оттого, что у поэта одной женщиной меньше или больше — ничего не произойдёт... Даже историки ничего не заметят.

Другие поэты, тоже не хотели отставать — ещё надеясь на лизину благосклонность...

Ну, весеннее чириканье воробьёв, хотя бы раз слышали? Каждый этот мелкий, но голосистый птах — старается перечирикать других в надежде спариться с самкой.

Вот и, здесь такая же фигня — аж нэпманы в зале чавкать перестали!

Когда все поэты по разу выступили, Елизавета вдруг обратила свой взор королевы турнира на меня:

— А вы знаете, друзья, наш Серафим — тоже, очень талантливая личность! Причём, его талант очень многосторонен — он рисует, пишет прозу и сочиняет стихи.

Недовольно морщусь... А вот ей это было надо? Как говорил вор-карманник Ручечник, которого в "Месте встречи изменить нельзя", бесподобно сыграл сам Евстигнеев:

"Эх, бабы! Кабы по моей "работе" вы не были б нужны — фиг бы с вами когда связался!".

"Воробьи" за нашим столиком притворно-восхищённо "зачирикали":

— Вот, как?! А почему мы про него ничего не слышали?

— Он у нас очень скромный — пишет под псевдонимами в основном в наших нижегородских газетах и журналах.

— Серафим! Может, прочтёте нам что-нибудь?

Отнекиваюсь, как только могу:

— Вы знаете, сегодня совершенно нет настроения и вдохновения... Может быть, как-нибудь в другой раз — в последний раз видимся, что ли?

"Век бы вас не видеть"!

Однако, просьбы из просто настойчивых стали — назойливо-настырными и, пришлось подчиниться:

— Пожалуй, я не прочитаю стих, а его спою... Никто не возражает?

Всеобщее оживление:

— Конечно, конечно! Так будет, даже ещё интересней!

* * *

В конце концов — я попаданец, или так — просто мимо шёл?!

А всякий уважающий себя попаданец просто обязан кроме промежуточного патрона и командирской башенки на "Т-34", спеть предкам Владимира Высоцкого — иначе он просто галимое гуано, а не настоящий попадос. Хотя, поразмыслив пару секунд, я подумал — а почему именно Высоцкого? Уважаю безмерно Владимира Семёновича, конечно — но у нас, что?

Других талантов на Руси нема?!

Подойдя к румынам, я собрал их кучкой:

— Слушайте сюда, почтенные потомки пана Дрякулы...

— Га?!

— Заработать хотите?

— Ну, а як же! Скильки?

— По червонцу на рыло — как с куста!

— А шо пану трэба?

Старясь меньше дышать испарениями их потных вышиванок, напел пару раз мелодию:

— Запомнили мотивчик...? Ну-ка, изобразили мне на пробу на своих контрабасах.

— Зараз швыдко!

С третьей попытки добившись почти нужного звучания, я:

— Сойдёт для сельской местности! Как махну рукой — начинайте. Коль, постараетесь как следует — за мной "поляна" с цуйкой и мамалыгой на закусь.

— Заведомо дрякуемо!

Постояв с закрытыми глазами, вспоминая тест и заодно его корректируя, я наконец собравшись с духом:

— Эту песню-стих, я посвящая человеку — с которым только что познакомился... ЯКОВ БЛЮМКИН, ФОРЕВЕР!!!

Этого типа, видать все без исключения присутствующие знают и даже уважают, оправдывая слова Хемингуэя: "Покажи мне героя, я покажу тебе говнюка". Есенин, даже чуть ладоши себе не отбил...

Ладно, это к делу не относится.

Кричу во всю мочь, привлекая всеобщее внимание к своей особе:

— Еее, это Mos-Vegas, baby, два ноль ноль шесть! Здесь реально опасно, baby, о ейс!!!

Зал, конкретно приху... Притих стало быть.

Даю "отмашку" и, начинаю в такт музыки двигаться и читать нараспев:

" — Опасный, Опасный — они зовут меня так,

Потому что, если ствол в моих руках —

Все на пол, нах!

БАХ!!! На полу крошка с потолка:

— У кого какие ещё вопросы?

Повторяю: самый опасный из опасной касты, ты ещё не понял — бля, кто я?

Человек-история, изобретатель ломаных гармоний,

Поэт-философ плюс мастер убийственных дипломатических церемоний,

Я — Яков Блюмкин, обладатель терроризма короны.

Йоу, играть со мной не стоит, надеюсь, ты понял!

Пацан серьёзный, читаю послу мандат грозный,

Курю культуру,

Засираю голову империалистам строго:

— Граф Мирбах?

Кидаю фразы хлёстко, стреляю, швыряю бомбы:

— СДОХНИ, СУКА!!!

Бородатый боевик со взглядом отморозка:

В ушах — Есенин,

В сердце — революция,

В уме — Большой Пиз...дец.

Пью сегодняшний день,

Извергаю фекалиями вчерашний — его уже нет!

Я живу в завтрашнем дне —

На столе пулемёт, во дворе броневик.

Пишу с Троцким инструкции, готовлюсь к мировой революции,

Пока все дружно занимаются проституцией.

Пишу инструкции, готовлюсь к революции,

Пока все дружно занимаются проституцией.

Пишу инструкции, готовлюсь к революции,

Пускай все дружно занимаются политической проституцией...".

Не, шТа вы — я ваЩе не курю...

И, это — не я сочинил, если шТа!

Я только слова кой какие "дополнительные" вставил, а другие убрал... "Плагиат" говорите? Ну, путь рэпер Децл сам мне предъявит — я не против с ним на судебном процессе пободаться. Вот только дожить-дождаться бы, когда это "патлатое чмо" на белый свет вылупится.

Нет, что вы, я вовсе не его фанат — правильно про него так Баста сказал!

Но если ваш сосед-дебил по "трёшке", вам этого Децла пять лет подряд "крутит" из-за тонкой бетонной перегородки — вы волей-неволей, что-нибудь из его репертуара, да выучите. Тем более после "переноса" у меня память стала... Не идеальной, конечно, но тем не менее — даже то, что вспоминать категорически не хочется — нет-нет, да всплывает откуда-то "из-подкорки".

Да, блин...

Представляю, что сказал бы Никита Кукурузный — услышь он такое! Тут, одним "экспрессионизмом" — не обошлось бы по любому.

Тишина.

Лишь слышно было, как биндюжник на улице сочно обложил матом собственную лошадь — вульгарно и принародно сообщив, что неоднократно совокуплялся с её кобылой-мамой...

Обалдевшая публика, не зная как реагировать на такое "искусство" — замерла, не решаясь даже пошевелиться и вопросительно уставилась на "ложу" с "отцами-основателями".

Лиза взяла за руку обалдевшего Есенина и, премило улыбнувшись, что-то шепнула тому "на ушко". Тот, как будто препарированная лягушечья лапка — под действием электрического разряда, встрепенулся и с немалым пафосом возгласил:

— Это — новое слово в поэзии, свежая струя в имажинизме! Друзья! Поприветствуем в нашем братстве Серафима Свешникова! Ура!

— УРА!!!

Грянули, оглушительные овации. Из зала на эстраду полезли обниматься-целоваться экзальтированные дамы — кто-то из толпы даже чуть штаны с меня не стащил... На какой-то миг почувствовал себя частью это мира — мира творческой богемы и, вы знаете — мне понравилось. Понравилось быть знаменитым, узнаваемым...

Любимым, в конце концов!

Само собой разумеется, больше всех лез, обнимался и целовался — обслюнявив смывая помаду и исколов всю рожу своей убоищной бородёнкой, сам "главный герой произведения" — злостный террорист Яков Блюмкин. Возможно и, мотню — это он мне расстегнул, начинаю подозревать:

— Яков! Да пойдите Вы к чёрту, в конце-концов! Если тотчас не отвалите от меня, я такое про Вас сочиню — родная мама в Одессу больше не пустит и даже куска мацы на дорогу не даст.

Правда, вскоре пришлось испытать на себе, что "мирская слава — как дым": на следующей день про меня никто и не вспомнил...

Да и, не очень то надо было!

Но это я несколько опережаю события — а сейчас они в самом разгаре.

* * *

Господь сподобил, видать и, петь-читать-танцевать рэп меня больше не заставляли -одного раза хватило, больше не решились рисковать своей психикой. А что ещё вероятней: поэты-основатели просто приревновали к моей — вспыхнувшей ярчайшей звездой на небосклоне имажинизма, славе.

ХАХАХА!!!

Так что, застолье продолжилось — хотя и в несколько увеличившимся составе: две особы из зала прочно "прилипли" ко мне, плюс ещё столько есенинских друзей — сколько за наши два столика, впритык влезло.

Одна из "особ" тут же довольно уютно устроилась на моих коленях, другая — которой близ моих гениталей "места" не досталось, проанализировав обстановку переключилась на Мишку — с которым у неё завязался очень содержательный разговор о сортах кокаина и способах его употребления — от простой "дорожки" до "балтийского чая". Мишка оказался всеведущим "докой-теоретиком" в подобных делах — хотя, как мне достоверно известно — лично эту дрянь он не употреблял.

Моя "прилипала" зудела под ухо что-то про высокое искусство любви, я ей "на автомате" что-то отвечал про 96 поз в "Кама сутре", а сам прикидывал неплохую перспективу:

"Если с прогрессорством в России не обломится — стану всемирно известным поэтом... Хотя нет! Лучше сбежим с Мишкой в Колумбию, создадим свой картель и станем наркобаронами. Ему-то ваще раз плюнуть — только "нарк" спереди к собственному дворянскому "званию" прилепить... Хахаха!".

Вдруг "моя", недовольно прошипела:

— Явилась упыриха на свежую кровь! Чувствует её, что ли?!

Смотрю, подходит какая-то невысокого роста женщина — показавшаяся мне в первый момент маленькой девочкой Дюймовочкой, в сопровождении двух спутников... Судя по последнему писку европейской моды — которым они "прикинуты", это или сверхпреуспевающие нэпманы или сверхпроворовавшиеся "ответственные работники".

Совслужащие — советские чиновники, то есть.

Немного не в меру суетливого кипеша — неизбежного после появления в компании новых лиц и, Сергей Есенин с немалым апломбом представляет меня даме:

— Лиля, познакомься: это начинающий — но ОЧЕНЬ(!!!) талантливый поэт Серафим Свешников...

Она глянула на меня своими огромными глазищами, враз перестав казаться мне "Дюймовочкой"... Наоборот, это я — как "Мальчик-с-пальчик", потерялся и потонул в них.

— ...Серафим! Это — Лиля Брик, "муза" Владимира Маяковского, — в есенинском голосе явно прозвучала ревность, — слышал про такого?

Особо не вникал, но кажется они — если не открыто враждуют, то не особенно-то дружат. Поэтому, "включаю" тупого провинциала:

— Да, вроде болтали про какого-то Маяковского в поезде, пока я на верхней полке спал.

— Хахаха!

Кто-то за столом, под всеобщий смех сказал:

— Маяковский так любит Лилю Брик, что ласково называет её "бричкой".

— Это неверно, — спокойно и с достоинством парировала та, — Владимир называет меня "Кошечка" или просто "Киса"...

"Как Воробьянинова, — непроизвольно подумалось, — а где же сам Маяковский, то? Эти двое "мажоров" явно, даже ростом до него не дотягивают...".

Как будто прочитав мысли, та представила сперва высокого, на вид — сорокалетнего мужчину, во взгляде которого легко читалось обладание деньгами, влиянием и властью:

— Разрешите представить моих спутников: Александр Краснощеков...

Ах вот ты какой оказывается, "северный олень"!

Прям, на уровне осязания чувствуется, как мал и тесен наш "шарик": это именно тот пламенный революционер, "железный" нарком и крупнейший советский коррупционер — на которого я "натравил" Ксавера. Будь происходящее годом ранее, я возможно и сам бы замутил бы с ним какую-нибудь финансовую "пирамиду-многоходовочку", но ныне — увы... Его "Промбанк" лишили государственных вливаний, а самого очень скоро арестуют и впаяют на первый раз шесть лет.

"На второй раз" — в достопамятном 1937 году, его просто шлёпнут — ни за что, ни про что.

А может, что тоже не исключено — я просто чего-то не знаю.

Следующим был какой-то, даже на вид — ушлый и мутный тип, которого Лиля представила как:

— Илья Соломонович Соловейчик. Он может достать всё — в любое время дня и ночи...

Тот, как паук из липкой паутины протягивает мне волосатую лапку и пожимая мою руку, пытливо заглянул в глаза:

— У Вас будет ко мне какая-то просьба, Серафим? Может, у "начинающего талантливого поэта" есть какие-то проблемы?

— Огромное спасибо, конечно, но свои проблемы я решаю сам.

С московским жульём — пусть Ксавер сам дела ведёт, ну их к чёрту!

Мои "прилипалы" и женщина-вамп оказались давними знакомыми. Любительница оттопыриться "коксом", оставив Мишку скучать в мужской компании, спрашивает Лилю:

— Как отдохнули на Фризских островах, дорогая?

— Ах, этот Нордерней — дыра дырой, — явно жеманясь отвечает та, — одним словом — немецкий курорт...

— Разве ваши... Ээээ... Мужья, не развлекали Вас?

— Ах оставьте, милочка... Поведение Маяковского доставало меня до печёнок! Все мечты о походах по музеям пришлось похоронить: он дни и ночи проводил в покерном угаре и, выходил из казино — только купить мне гигантские букеты цветов вместе с вазами.

— Хорошо ещё не с витринами!

— Вот, именно... В ресторане "Хорхер" же, я буквально сгорала со стыда — Маяковский вел себя, как нижегородский купец: заказывал себе сразу две кружки пива и не меньше пяти порций компота и дыни...

— А что Осип?

— Тот читал лекции в "Академии нового искусства" и ему тоже было не до меня. Приходилось целыми днями страдать в одиночестве на пляже или в номере на кровати...

Она, устало закатила к потолку свои прелестные глазки...

Судя по раздавшемуся эхом лёгкому хмыканию — мало кто поверил, что Лиля на кровати "страдала" именно в одиночестве.

— Где Володя сейчас? Небось, за плохое поведение ему пришлось горько расплакиваться и расплачиваться? Ты, как всегда — наказала его мучительно и наотмашь?

— Ах, что ты — страдаю опять я! Володя выступает сегодня в "Политехническом музее" с рассказами о заграничной поездке "Что Берлин? Что Париж?". Там такое дикое столпотворение — даже конная милиция подключилась! Не доставшие билеты выбили дверь и теперь в зале сидят по двое на место, в проходе и на самой эстраде — свесив ноги. Ну, а я сбежала со второго отделения...

Пока все слушали Лилю Брик, развесив уши, потихоньку отзываю Елизавету в сторону:

— "Зверь" — на ловца бегущий, продолжает нас упорно преследовать, моя девочка! Постарайся подружиться с этой женщиной — у неё ты наберёшься много полезного в искусстве манипулирования мужчинами.

— По тому, как ты на неё смотришь — как кролик на удава, я уже это сама давно поняла, — язвительно кольнула бесовка и упорхнула к "Бричке".

Я оставшись стоять на месте, несколько озадаченным: она меня ревнует, что ль?! Потом вспомнив, что в её возрасте тоже почти любую встречную девушку ревновал ко всем встречным-поперечным подряд и, успокоился.

Юношеская гиперсексуальность — так её и, перетак!

* * *

Всеобщее веселье по мере "насыщения", как это водится — постепенно разбивается на отдельные "фрагменты".

Не успел присесть, как ко мне подваливает Соловейчик:

— Вы и вправду поэт, Серафим?

— Ну, а як же!

— Вы хотите стать знаменитым? Как Есенин или Маяковский?

Чисто поржать, поддерживаю завязавшийся разговор:

— Хочу! Чем я, интересно, хуже их?!

— Тогда, Вы должны довериться мне.

Денег, что ли попросит одолжить?

— Ээээ... Ну предположим, уже "доверился".

Задрав палец вверх:

— Я Вас насквозь вижу! Скучная жизнь, "Талмуд" условностей в голове... Вас с детства запугали, Вы — зашорены! Давайте уйдём к цыганам, плюнем на приличия, отдадимся своим самым низменным желанием!

Прикинувшись лохом-провинциалом, задумчиво чешу собственную "репу":

— Предложение конечно, очень заманчивое... Но на кой, извиняюсь, хер?

— Я вижу — пока у Вас бурлят эмоции! Но еще два года такой "порядочной" жизни и, вы пропали. Вы будете деградировать как личность! Вы на корню засохнете как поэт! Так, чего Вы боитесь?

— Видите ли, я не люблю цыган... Другие варианты будут?

На секунду, не больше задумавшись:

— Тогда предлагаю Вам три дня провести в борделе! Многие мне знакомые известные знаменитости прошли через этот опыт! Я могу Вам это устроить!

Недоумеваю, причём вполне искренне:

— Вы думаете я сам не найду дорогу в бордель? А извозчики у нас на што?!

Однако, тот уже вошёл в раж:

— Давайте сделаем так. Я Вам закажу трех обалденных, проверенных лично проституток и трех бывалых мальчиков-пид...арастов. Пусть они Вам покажут, что такое настоящая страсть! Начинающему поэту нужно это увидеть! Никакого принуждения — будете сидеть и смотреть и, будьте уверенны — не пройдет и получаса, как Вам захочется присоединиться. А если и, не захочется — то я от Вас отстану!

Чисто из вежливости интересуюсь:

— И как это поможет моей поэзии?

— Поймите, без реального познания понимания что такое "страсть" не будет. Как Вы опишете высшее общество, если не побываете в ресторане? Как Вы опиши притон, не побывав на самом дне общества — Горький и Гиляровский прошли через это! Как Вы напишите стихи про безумную страсть, если ни разу не примите участие в оргии?! Иначе — не опишете! Получится фальшь!

Чёрт побери!

Способных особей среди людей вполне достаточно: каждый восьмой-десятый имеет какое-нибудь дарование — если верить современной мне науки. Однако, достаточно широко известными "талантами" из них становятся буквально единицы.

Почему?

Не все решаются на подобное? Неужели вот именно так и, никак иначе — в "топ" выдвигаются юные писатели, поэты, художники, певцы, актёры...

Брррр!!!

Меж тем, Илья Соломонович не отставая повторял:

— Так "да" или "нет"? "Да" или "нет"?

Наконец, мне это надоело и, повертя головой я подозвал Барона:

— Миша! Мне кажется, ты с утра всё хотел кого-нибудь зарезать.

Тот понимающе глянув:

— Почему "хотел"? Я и, счас бы с большим удовольствием...

— "Этот" не подойдёт?

С некой ленцой:

— Да, без разницы.

Оборачиваюсь к Соловейчику:

— Я решил писать детективы. Давайте сделаем так: этот любезнейший молодой человек Вас не больно зарежет, а я потом в своей "нетленке" — поэтически опишу само ваше убийство, последующее расследование и судебный процесс... Если его поймают, конечно.

— Куда Вы, Илья Соломонович?

* * *

Видя, что мои уши освободились, ко мне опять подсел Яков Блюмкин.

Как бы мимоходом рассказывав, что совсем недавно вернулся после подавления контрреволюционных мятежей с Северного Кавказа — где по его словам: "мы их там шлёпнули тысячи две", он снова давай мне втирать про Льва Троцкого:

— Серафим! Кабинет Троцкого — это небоскреб мировой политики! Его рабочий день переваливает за восемь часов — на его столе военная тактика Суворова, соседствует с революционной тактикой Маркса... Он читает книги с карандашом в руке, который держит как хирург острый скальпель — подчеркивает, размечает, нумерует авторов, ассоциирует, делает полемические замечания... И с его рабочего стола — книга в библиотеку возвращается как препарированный труп.

— Очень интересно, — льстю ему, — у Вас весьма богатое воображение, Яков и красочный слог! Стихи или хотя бы прозу, не пробовали писать? ...А жаль!

Тот, пропустив мои слова мимо ушей:

— Троцкий диктует свои решения, быстро шагая и бегая по кабинету. Мы с его личными секретарями переписываем, расставляем правильно запятые и двоеточия, он подпишет... Затем, сдаём курьеру-самокатчику и прослеживаем судьбу пакета до конца.

— Он, что? Совсем не отдыхает?

Машет бородой, как конь отгоняющий рой мошек:

— Только переходом к другой работе — сменой темы или в спорте...

— "В спорте"...?!

Ни разу не слыхал про Троцкого-спортсмена — ещё один "друг" советских физкультурников, нашёлся...

— ...В домино на шалабаны играет, что ли?

Оказывается, не угадал:

— Иногда, очень устав — Троцкий ходит на лыжах, удит рыбу или играет в крокет и шахматы.

— "В шахматы"? Ах, ну да... Шахматы — та же война, только бескровная и на столе. Интересно, очень интересно!

В голову пришла одна многообещающая идейка.

Прошедшей зимой для помешанных на военном деле близнецов Саньки да Ваньки (чтоб меньше мне досаждали), я нагло скопиратил с "Колонизаторов" настольную "стратегию" — настольную игру, назвав её в духе времени — "Мировая революция".

Ребятишкам она с ходу понравилась — и не только Ваньке и Саньке и, не только ребятишкам...

— Яков! Ты мне друг?

— Ещё какой друг, Серафим!

— А среди настоящих друзей (а не гомосеков — вроде Соловейчика) принято так: "сегодня ты — мне, завтра я — тебе". Я в честь тебя стихи сочинил... Слышал, да?

Тот, не дав закончить — с неподдельным пафосом:

— Я за друга жизнь отдам!

Однако замечаю — в глазах тревожное ожидание... Ох и позёр Вы, Яков Блюмкин!

— Только без жертв! Вместо буржуазных шахмат, ребята в нашей комсомольской ячейке придумали и играют в настольную игру "Мировая революция".

Тот, несколько ошарашен:

— "Мировая революция"?

— Ну, да! Это тебе не просто — конь ходит буквой "Г", ладья по прямой, а гроссмейстер пошёл "Е2 — Е4", прежде чем стырить с доски чужого ферзя... И нет там никаких — чуждых нам по пролетарскому духу "офицеров" да "королей"! Зато, в "Мировой революции" есть Реввоенсовет — занимающийся военной стратегией, завязанной на экономике и политике...

"Террорист Љ 1" слушает разинув рот и развесив уши, а я ему в них вдумчиво втираю:

— ...Думать головой надо не меньше, а соображать — больше чем в шахматах! В этой игре есть элементы прямых военных действий, шпионажа и спецопераций. Смысл и цель — захватить мировое господство... Дико извиняюсь: установить на всей Земле — Мировую Республику Советов!

Подождав, когда мозг мнимого убийцы Мирбаха переварит полученную информацию, спрашиваю прямо в лоб:

— Если я тебе вышлю комплект этой игры с инструкцией к ней — пропиаришь её перед Троцким? Перед остальными членами Реввоенсовета?

"Надо будет только сперва патент на Саньку да Ваньку оформить... Хотя, по нынешнем законам — это чистая видимость, но лучше с патентом — чем без онного".

— "Пропиаришь" — в смысле "прорекламируешь"?

— Ну, да!

Блюмкин, приложив ладонь к груди напротив сердца:

— Конечно, друг! Это будет мне ровным счётом ничего не стоить...

"Мне это будет стоить лишнюю "копеечку", которую я вложу в какую-нибудь "заклёпочку" — запиливаемую к "часу X"...".

* * *

После "торжественного обещания", разговор опять плавно уехал к личности "Демона революции" — Льва Троцкого, то бишь. Наконец, несколько покровительственно -завершая свой рассказ об удивительной трудоспособности Льва Давыдовича, Блюмкин предложил:

— Вам обязательно надо познакомиться с этим великим человеком, Серафим!

"Интересно, умеет ли Мишка работать альпенштоком?", — лениво подумалось.

— Ты и вправду можешь устроить мне встречу с Троцким, Яков?

"А воно мне надо?".

— Да, конечно — вот смотри, если не веришь...

Он достал из-за пазухи, чуть ли не целый архив — фотографии, какие-то письма, просто бумаги... На одной из бумаг я заметил подпись: "Л. Троцкий". Беру в руки и внимательно рассматриваю:

— Это подпись самого Троцкого? ЖЕСТЬ!!!

Блюмкин, хвастливо:

— А ты мне не верил!

— Почему, "не верил"? Верил, ещё как верил...

— Так, что насчёт встречи с Троцким?

Интересно, интересно... "Многоходовочка" с Троцким?

Какая именно? Ведь во власти он однозначно не останется и, дело здесь не в Сталине — а в нём самом. Не стоит танцевать "танго смерти" с трупом — пускай, пока всего лишь политическим... По крайнем мере на этом этапе. А вот чуть позже, с этими двоими, возможно, кое-что весьма заманчивое у меня и выгорит.

Поэтому отмахиваюсь:

— Да, куда мне с моей паховой грыжей — кто я и где Троцкий...

Вдруг наш разговор прерывает шум, крик. По голосу слышно Есенин с кем-то зацепился и вот-вот вспыхнет скандал. Блюмкин соскочил и на ходу:

— Извини, я сейчас...

Ещё раз, уже более внимательно изучаю оставленные на столе передо мной бумаги.

* * *

Подошёл Михаил и, тщательно пряча тускло-масляно светящиеся глазки, попросил в долг четвертной. Перед тем как отдать кровные карбованцы, строго спрашиваю:

— Надеюсь на мороженное как обычно — а не на какие-нибудь гнусные "безобразия" с какой-нибудь любительницей "оттопытиться" забористым "дустом"?

Ангелочком невинным прикладывает ладонь к сердцу:

— Крест на пузе, Серафим Фёдорович — чисто в синема посидим с Александрой Александровной, посмотрим американскую фильму.

В московских синема-театрах как раз шёл немой голливудский "Робин Гуд" — самый кассовый фильм 20-х годов.

Подозрительно прищуриваюсь:

— Хм... Билеты на "фильму", тебе поди — Илья Соломонович предложил "достать"? Да?

— Как догадался?!

— А ты знаешь, что он... Хм, гкхм... Как бы тебе это поделикатнее сказать...?

Барон "деликатничать" не стал:

— "Пидараст", что ли? Я знаю! Только не он мне "предложил", а Александра Александровна — у него попросила "достать". Чувствуешь разницу? Или, ты разницу не чувствуешь?

— Вот как? Ну, тогда ладно... И, смотри мне! Официально я считаюсь твоим опекуном, Миша и, имею все права выпороть тебя ремнём — в случае плохого поведения.

Шмыгает носом и, долу потупя очи:

— Я обещаю, что буду себя хорошо вести и, тебе не придётся — брюки придерживать, за мною с ремнём бегая.

— И, это... Александра Александровна — женщина, как бы не вдвое старше тебя. А особы в таком опасном возрасте, любят проделывать с маленькими мальчиками всяческие неприличные безобразия...

— Хорошо! Как только она приставать начнёт — тотчас позову милиционера со свистком.

Есенин, успел уже назюкаться, забыл о своей "любви" и теперь рамсует — пока только на словах, с Соловейчиком.

Слово за слово — кулаком по столу!

Вот всероссийски известный поэт хватает этого пройдоху за нос и под восторженные крики толпы тащит на выход. Практически вся сильная половина нашей компании проследовала за ними, выражая подчас противоречиво-бурные эмоции.

— Ну, сейчас наш Серёжа как обычно станет драться, — вздохнула официантка убирающая грязную посуду, — хорошо ещё в милицию не заберут.

Кафе скоро закроется, сижу, скучаю...

* * *

Вижу — не я один скучаю!

Как-то тоже захотелось "похулиганить" и, тогда подсаживаюсь к Краснощёкову и изобразив на физиономии — откровенно провинциальный наивняк, спрашиваю:

— Дико извиняюсь, Александр Михайлович! Будучи организатором, а затем — руководителем первичной ячейки РКСМ в нашей волости, приходится отвечать на некоторые... Ээээ... Прямо скажем — "неудобные" вопросы наших комсомольцев. По скудости владения мною единственно-верным учением — марксизмом, не могу на них ответить, что наносит страшный ущерб авторитету как комсомолу — так и большевистской партии и, всей Советской Власти в целом... Как старший партийный товарищ — изучивший марксизм от корки до корки, прошедший дореволюционную борьбу с Самодержавием, каторги и ссылки — не поможете ли мне ответить на них?

Улыбнувшись заметно снисходительно, тот:

— Слухи об моём знании марксизма несколько преувеличены, но всё же постараюсь Вам помочь чем могу. Итак — спрашивайте, товарищ...

— Свешников.

— Я Вас внимательно слушаю, товарищ Свешников.

— Хм, гкхм..., — прокашлявшись, как бы в смущении, — что такое "социализм" по-Марксу?

Посмотрев сперва куда-то вверх, тот затем не задумываясь ответил:

— В теории, "социализм", означает контроль производства самими рабочими — а не владельцами предприятия или их управленцами.

— Если предприятие принадлежит одному человеку — оно частное? Капиталистическое?

— Вне всякого сомнения.

— А если — группе людей? Так называемое — "акционерное общество"? Является ли оно частно-капиталистическим?

— Безусловно, если на нём применятся наёмный труд и производится отчуждение добавленной стоимости.

Включаю "дурака":

— "Наёмный труд", это то есть — человек нанимается добровольно и за деньги?

— Да, это так.

— А какой тогда труд применяется на социалистическом предприятии? Принудительный, что ли?! Без оплаты за труд?!

Несколько повышает голос:

— При социализме рабочий не нанимается на предприятие! Так как — оно является в коллективной собственности рабочих.

Включаю конкретного "дурака":

— Ну так и акционерное общество — находится в коллективной собственности. В чём разница, то?

— Как и любое частное предприятие, капиталистическое акционерное общество принадлежит дольщикам — вошедших в него своими капиталами!

— А если рабочий "вошёл" в социалистическое предприятие с голой задницей — какой он тогда, на фиг, "собственник"? И кто ему даст право контролировать производство?

Молчит, но смотрит на меня очень нехорошо.

— Ещё вот, какой вопрос часто задают комсомольцы: нынешние социалистические предприятия созданы ещё при царском режиме капиталистами. После революции они были национализированы и переданы, как Вы говорите — под "рабочий контроль"...

Конечно, такое явление наблюдалось лишь в первые полгода "триумфального шествия"... Затем, дав "наиграться", Советская Власть поставила во главе предприятий своих людей — так называемых "красных директоров". Но официально, до сих пор заводы и фабрики — принадлежат тем, кто на них работает.

— ...Однако, бабы рожают как перепуганные — население растёт как на дрожжах! Кто и на какие средства будет строить новые социалистические предприятия — которые можно будет после передать "под рабочий контроль"? Ведь сам по себе, "коллектив" пролетариев, извиняюсь — даже на новый сортир, сам себе денег не наскребёт.

— Как, "кто"? Государство будет строить заводы и фабрики, — пожимает плечами, как над само собой разумеющимся, не забыв уточнить, — государство рабочих и крестьян!

— Так ведь, ещё при царе Горохе — государство строило "казённые" заводы! Они разве были социалистическими?!

Отрицающе машет головой — аж очки с носа слетели, едва поймать смог:

— Это — другое дело!

Так называемые "двойные стандарты" — рулёз!

— "Другое дело"? Хорошо: пусть будет — "другое". А то комсомольцы спрашивают: а не строим ли мы вместо социализма — государственный капитализм? Теперь я им смогу уверенно ответить вашими словами, Александр Михайлович: "Это — другое дело, товарищи!".

Краснощёков смотрит на меня уже с явным интересом:

— Ещё какие вопросы задают ваши "комсомольцы"?

— Разные.

— Ну, например?

— Желаете продолжить? Как Вам будет угодно! ...Весь марксизм строится на отношениях антагонистических классов, сиречь — "производительных сил" и "производственных сил". Первые — добывают какой-либо жизненно необходимый продукт, вторые — отнимают у первых его "излишки" и делят меж собой "по понятиям". По придуманными ими самими законам... Ведь так?

— Ну... Несколько упрощённо, конечно. Допустим — так.

— По марксисткой теории, на всём протяжении истории человечества — одна общественная формация сменяет другую. Вместе с формацией меняются и присущие только ей "пары" классов-антагонистов: когда рабовладельческий строй с его рабовладельцами и рабами сменил феодальный — то и вместо прежних, появились новые классы — феодалы и зависимые крестьяне, затем на смену феодализма пришёл капитализм — появились буржуазия и пролетариат...

В восхищении от моего знания классиков, Краснощёков прервал меня:

— С этим как раз — никак нельзя не согласиться. Правильно!

Сделав ему знак, типа — держись за стул крепче:

— ...Но, удивительное дело! При смене капитализма социализмом — марксизм отрицает самого себя: класс буржуинов исчезнет бесследно, а класс пролетариата останется и причём — единственным и господствующим... Почему такой отход от своих же канонов?

Вижу, горячится:

— Нет, не так! А трудовое крестьянство — разве не класс? А интеллигенция?

— Ха! Положим, у древнеримского патриция было три раба: один — пахал ему виноградники, другой — делал ему вино из винограда, а третий — делал ему мине... Читал стихи собственного сочинения — услаждая изысканный слух аристократа. И Вы имеете мэне сказать: после убиения этого кровопийцы — останутся два дружеских класса и прослойка-прокладка между ними?! Это вообще не по Марксу — классы бывают только антагонистичными: эксплуатируемые — производят, эксплуататоры — отнимают и делят.

Это, вообще ставит его в тупик. Жгу дальше:

— Почему при социализме не появилась следующая парочка совершенно новых классов-антагонистов?

Чисто инстинктивно, чую, из Краснощёкова выскакивает:

— Потому что, при социализме нет классового угнетения и эксплуатации человека человеком.

Развожу в полном недоумении руками:

— "Нет"? Никто не отнимает добавочный продукт у "производительных сил"? Никто не платит налоги государству? А на что тогда, извиняюсь, государство будет строить новые заводы и фабрики?

Мой собеседник смог издать только какие-то нечленораздельные звуки:

— Ээээ... Мммеее... Бббеее...

"Не мычит — не телится", короче. Ладно:

— Ну, на "нет" и суда нет! Меня другое интересует, Александр Михайлович... Предположим древнеримские рабы, восстав под предводительством Спартака победили и рабовладельцы были ликвидированы как класс... То есть — подчистую вырезаны, вплоть до последнего сущего младенца. Так ведь класс рабов — по меньшей мере изменит своё название! "Мы не рабы, рабы не мы!".

Молчит, только ресницами хлопает. А я с крайним возмущением:

— Не, ну самое "интересное": почему пролетарии, как были ими при предыдущей историческо-экономической формации — так пролетариями и при социализме остались? И при коммунизме — они останутся пролетариями, штоль?! И ныне и, присно и, во веки веков, пролетариат — единственный класс на просторах обитаемой части нашей Галактики?!

Молчим теперь оба. Затем я полушёпотом:

— А как Вы считаете, Александр Михайлович: победившие рабы под началом Спартака — установят у себя феодализм? Капитализм? Или сразу шагнут в социализм — перепрыгнув одним махом две формации? А может, они захотят вернуться в предыдущую общественно-экономическую формацию?

Краснощёков, вижу — сам в немалом ахуе:

— Навряд ли победившие рабы захотят добровольно вернутся в предыдущую формацию — первобытную дикость (да и не смогут — охотой и собирательством столько народу не прокормишь) и, среди них произойдёт новое разделение на господ и...

Тут он внезапно замолчал-заткнулся — как будто током на электростуле поражённый. А я продолжаю "мыслить вслух":

— Смена общественных формаций не происходит просто так — по чью-нибудь наитию. Прежде чем капитализм сменил феодализм, к примеру, он должен был созреть внутри него и вытеснить тот из ведущих экономических позиций. К началу Великой французской революции, страна уже была буржуазной — якобинцам осталось лишь "сменить вывеску". "Надстройку" — то есть, говоря языком Маркса и Энгельса...

Интересно, он меня слышит?

— "Капитализм", в его чистом виде закончился, когда на смену мануфактурам с десятком другим набранным с улице пролетариям — пришли крупные акционерные общества, с тысячными коллективами квалифицированных специалистов под управлением менеджеров...

Мало кто знает, но даже Генри Форд не являлся единовластным владельцем "Ford Motor". В своей книге "Моя жизнь, мои достижения", он постоянно жалуется на тёрки с Советом акционеров. Как-то не похоже на лубочного буржуя, действующего по принципу "Что хочу, то и ворочу!".

— ...Таким образом и русская революция — произошла в уже социалистической стране! А Гражданская война, по большому счёту, была борьбой за передел собственности между двумя группами социалистов — сторонниками государственного социализма и корпоративного. Победили первые — ибо, российские "корпоративщики" не понимали или не хотели понять: бизнес не только должен "отнимать и делить" — но и нести социальную +ответственность! Но, при любом исходе Гражданской войны, Россия не вернулась бы к классическому — "ситцевому" капитализму.

Вскакивает и с неподдельным возмущением:

— Что за ересь Вы здесь несёте...?

Равнодушно пожимаю плечами:

— Любую реформаторскую мысль сперва называют "ересью" — вспомните Мартина Лютера Кинга.

"Может — просто "Лютера"?", — пришла запоздалая мысль.

Дальше разговора не получилось: подошли двое — по виду нэпманы и, что-то шепнув на ушко, увели бывшего "красного наркома" за свой столик. Напоследок, он обронил иронично:

— Интересные вопросы "комсомольцы" в вашей волости задают! Надеюсь, ещё увидимся с Вами и побеседуем в более подходящей обстановке. Приглашаю к себе: вот, Вам моя визитная карточка, тов... Как Вас, извините?

Не ответив на последний вопрос, я весело откланялся:

— Уж лучше Вы к нам!

Чуть позже, "прокрутив" в голове наш разговор и наскоро проанализировав её, я сказал сам себе:

"Многообещающий товарищ!".

* * *

Вполглаза за наблюдаю за Лилей Брик и Лизой, сидящих вместе и, о чём-то о своём — "о женском", оживлённо беседующих.

У женщин, дружба начинается не так как у нас: никого осторожного "обнюхивания" и проверки "на прогиб", всё решают буквально доли секунды — приязнь с первого взгляда надолго, или неприязнь навсегда.

Эти две, вижу — "снюхались" только влёт!

— ...Милочка, мужчину надо не просто завоевать — но и удержать. А для этого надо обязательно потакать его слабостям. Предположим, ему страшно нравится после "этого" курить в постели... Как Вы считаете, которую женщину он предпочтёт — ту которая гонит его курить на кухню, или протягивающую ему пачку папирос после бурной страсти?

— А если он, вообще не курит?

— Не курит? — Лиля на минуту задумалась, — ну... Тогда, возможно у него есть какие-то другие слабости.

— А если у него нет слабостей?

Лиля, сперва сильно удивилась:

— Милочка, это невозможно! У меня мужчин было — больше чем Вам сейчас лет и, поверьте — ещё ни одного подобного не попадалось.

Затем звонко рассмеялась и, мельком кинув заинтересованный взгляд на меня:

— Это должно быть, Вам повстречался какой-то ангел — случайно забредший к нам на грешную Землю!

Ещё раз удивлённо пожав плечами, секс-символ эпохи НЭПа закончила мысль:

— ...Итак, потакайте его маленьким мужским слабостям, постоянно твердите — что он гений, убедите — что кроме Вас, этого никто не понимает. А остальное предоставьте сделать вашему шёлковому нижнему белью и его воображению.

* * *

Однако, кроме всех этих её "приёмчиков", женского самоуверенного обаяния и эгоцентричной целеустремлённости, бешеной энергетики и сексуальности — в Лиле чувствуется какая-то необъяснимой природы магия, делающая её власть над мужчинами просто невероятно прочной.

И я, как главный герой какого-нибудь фэнтази про гоблинов и эльфов, попал под удар этой "магии"!

Вот, Есенин вернулся и обратив на меня внимания, не больше — чем на опрокинутый кем-то стул, забрал Лизу и слегка пошатываясь повёл её к выходу... Хотя, конечно, в этом месте можно ещё поспорить — кто-кого "повёл".

— Извини, но я должен проводить Сергея, — несколько смущённо попрощался со мной Яков Блюмкин, красноречиво придерживаясь за карман со стволом, — на улице очень много шпаны.

"Ему то, коренному одесситу, — недоумеваю, — чего за московскую шпану переживать-беспокоиться?".

— Хорошо, ещё свидимся. Свой "архив" забери — мне он ни к чему...

— Ах, да! — спохватывается и собирает со стола бумаги .

Кроме него, Сергея Есенина пошли провожать Вадим Шершеневич, Георгий Якулов и ещё целая толпа — друзей, поклонников поэта и прочих.

Чем-то озадаченный Анатолий Мариенгоф, вернувшись с улицы, тотчас пошёл наверх... Должно быть в офис заведения подсчитывать выручку.

Илья Соломонович Соловейчик куда-то после скандала исчез, а Александр Михайлович Краснощеков, всё так же оживлённо беседовал за одним из столиков с двумя нэпманами.

И тогда Лиля Брик, обратила свой взор на меня и подозвав жестом, несколько смущённо улыбаясь, поведала как самому близкому и даже "интимному" другу:

— Настроение из-за здоровья просто отвратительное! Купила специально пару красных чулок и надеваю их, когда никто не видит — очень весело, знаете ли!

В её устах, это прозвучало как многообещающее предложение мне на эти "красные чулки" взглянуть. По крайней мере — по мере собственной испорченности, я так эти слова понял.

— Красное женское бельё на классных ножках — это неимоверно весело, — кивая соглашаюсь, — и как раз под стиль эпохи...

Невольно для меня, это прозвучало — как моё остро-страстное желание взглянуть, как "красное бельё" — сидит на её женском теле.

Она, загадочно-побуждающее улыбнулась Джокондой с полотна великих Леонардо да Винчи, как будто заранее одобряя любую глупость которую я выкину.

— "Веселиться" в одиночестве слишком часто нельзя, — на уровне инстинкта почувствовав её одобрение своим словам, продолжаю, — можно привыкнуть и незаметно для себя оказаться в Кащенко.

— Хахаха! А Вы, действительно — весьма необычный оригинал, молодой человек! Расскажите мне про себя.

Мал по малу, разговорились.

Совершенно незаметно для меня, очень скоро я стал изо всех сил стремиться доказать ей, что хотя до гениального Маяковского мне бесконечно далеко — но всё на меня, тоже стоит обратить внимание! Лиля Брик же, грамотно задавая вопросы — всемерно поощряла и стимулировала мои старания понравиться ей. И кажется, это был довольно нечастый случай в моих обоих жизнях: когда, пытаясь превзойти себя — я прыгнул выше головы.

— Заведение закрывается, — огляделась она по сторонам, — не проводите ли меня, Серафим?

Её голос, её жесты, её взгляд — показались мне ОЧЕНЬ(!!!) многообещающими и, я не мог сказать ничего другого, кроме как:

— Если в эту ночь я ЭТОГО(!!!) не сделаю — то буду проклинать себя всю оставшуюся жизнь.

Она понимающе улыбнулась этой двусмысленности и с готовностью подставила мне локоток — взяв за который, я повёл женщину-вамп на выход.

* * *

Дом под номером 3, по адресу "Водопьяный переулок" — куда мы с Лилей Брик добрались на извозчике, был трёхэтажный и в свете фонарей выглядел очень красивым. Судя по вывескам, на первом этаже — булочная и студия проката музыкальных инструментов, другие два этажа — жилые.

Поднимаемся на третий этаж, она звонит в квартиру под номером четыре — где ещё сохранилась медная табличка "Присяжный поверенный Гринберг Н. Н.". Довольно долго не открывали и, потому быть может, Лиля стала мне рассказывать:

— По новым законам старым жильцам пришлось "уплотниться", но Николаю Николаевичу удалось договориться и, вместо пролетариев — к нему вселили нашу "троицу" с домработницей...

— Это вам и ему просто неслыханно повезло.

— Ах, свержение монархии в марте родило такую эйфорию — Вы наверное помните... Вся интеллигенция ходила счастливая, будто надышавшаяся эфиром и слушала музыку революции. Кто ж, знал?

Только вздохнул — припомнив кое-что "своё", аналогичное:

— Это точно! Знать бы — где найдёшь, а где потеряешь... Соломки бы подстелил!

Слава Богу, дверь наконец открылась и, наш несколько политизированный разговор закончился вопросом к заспанной служанке средних лет:

— Аннушка, Осип Максимович спит?

— Спит, Лилия Юрьевна, — та, оценивающе глядя на меня, понимающе качает головой, — как обычно спит...

— Проходите, Серафим.

Скидываю в прихожей новенькие галоши и как был в туфлях прохожу в большую комнату — видимо бывшую столовую. Служанка, закрыв за нами дверь, быстро шмыганула в небольшую коморку напротив — видно в "людскую", напоследок — с любопытством и вместе с тем с лёгким пренебрежением, стрельнув на меня глазками...

Типа, видали мы и не таких!

Начинаю чувствовать себя выловленным в подворотне безродным кобелём — какого за каким-то хреном, привели на случку с породистой сучкой...

Часть столовой отгорожена ширмой с надписью большими буквами:

"На кровать никому садиться не разрешается".

Ага, стало быть — там её "траходром".

Посреди громадной бывшей столовой стоит большой стол с самоваром и посудой, бутылка вина, в вазе конфеты. В правом углу рояль, в левом стоит письменный стол, над ним на стене фотографии — слегка напоминающие мне рогатые оленьи головы над камином в каком-нибудь средневековым замке... "Охотничьи трофеи" стало быть.

Видя моё внимание, хозяйка удовлетворила возникшее любопытство:

— За этим столом иногда работает наш "Щеня".

— Извиняюсь... Кто?

— Володя. Это вот наша первая наша с ним фотография, — с ностальгирующим восхищением, — Вы бы видели, каким мы с Осей его подобрали! А здесь он, как вылитый денди — трость, шляпа...

Нахмурившись, видимо вспомнив какой-то неприятный для неё эпизод их взаимоотношений:

— А всё равно, нутро то — не изменишь: как был Маяковский апашем — так им и остался.

Было сильно заметно, что Лиля хоть и "живёт" талантом Маяковским — однако за человека из "своего круга", его не считает и даже относится к нему с некоторой брезгливой снисходительностью.

"Вот, стерва, — непроизвольно подумалось, — ещё и выёживается".

Чтобы прервать неловкое молчание, я осторожно:

— Так значит, это здесь Владимир пишет свои стихи...

— Да! Но, чаще он это делает у себя на Лубянской , — объяснила "Киса" и показала жестом на стол, — наливайте нам вина Серафим, не стесняйтесь...

С готовностью берусь за бутылку:

— Вам, с удовольствием налью, а вот себе... Я не пью спиртного — Вы, наверное, уже знаете.

И, тут она меня — как пыльным мешком в лоб:

— Да, мне рассказывали... Вы тоже переболели триппером, Серафим?

Чуть не упав со стула:

— ЧТО?!

— Иногда, Володя — тоже отказываясь пить в гостях вино, объясняет это боязнью рецидива этой болезни.

— И...? — поднимаю брови в изумлении.

Подтверждающе моей догадке кивнув, типа "болел, да", она ещё "обрадовала":

— А вот сифилиса у него никогда не было — это всё Чуковский выдумал, а Горький подхватил и теперь разносит как сорока на хвосте.

Помолчав:

— Горький — сложный человек. И очень опасный — знайте это, Серафим.

И рассказала мне сплетню, как два поэта — из-за девушки (на которой всё равно никто из них не женился — "поматросили" да бросили с "пузом"), облили друг друга дерьмом с ног до головы.

— ...Бедной девочке потом пришлось сделать поздний аборт — а от кого, до сих пор неизвестно.

Тут же, меня ожгло мыслью о Лизе — как она там? Однако, быстро успокоился: "бедной" мою Лизу никак не назовёшь — моя ученица сумеет постоять за себя.

* * *

Посидели за столом, я выпил стакан холодного чая, она — два раза по полбокала красного вина...

Вздрагиваю от шаркающих шагов за спиной и тихого, вкрадчивого голоса:

— Ты не одна, Кошечка?

— Как видишь, Котик.

Оглядываюсь и, успеваю заметить маленького — осторожно крадущегося человечка и вправду похожего на кота в пенсне.

"Ещё один тунеядец на шее у "Щени"".

— Это мой муж — Осип Максимович Брик, — опережает меня с вопросом, — не бойтесь, он не ревнивый.

— Я уже это заметил... А Маяковский?

Смеётся:

— Володе, ревновать полезно. Он помучается немного и потом напишет хорошие стихи!

Мда... Ну и семейка!

Что-то её "магия" начала меня отпускать... Как бы так тактически грамотно "спрыгнуть", на неё не залезая? Что-то мне перехотелось: уж лучше проститутку снять — там по крайней мере, всё честно.

Вдруг, она:

— Серафим! Я слышала в "Стойле", что Вы прямо на ходу — только познакомившись, написали стихи про совершено незнакомого человека...

— Про Якова Блюмкина, что ли...?

Как будто пытаюсь вспомнить какой-то рядовой случай и, пожав плечами:

— ...Не совсем верно — его "подвиги" у всех на устах.

— Ну, думаю и мои "подвиги" — тоже широко известны, — за словами следует откровенный жест на ширму, — Вы не могли бы, прежде чем мы "займёмся"...

На пару минут прикрываю глаза и, затем открыв их, спрашиваю — поглядывая на рояль:

— Сочинить прямо сейчас стихи про Вас? Да, влёгкую! Ну, если Вы мне подыграете на рояле, конечно... Умеете, Лиля?

* * *

Лиля Брик играть на рояле умела и мелодию усвоила влёт!

Нет, я не особый любитель русского так называемого "городского шансона", но мой постоянный приятель по рыбалке был просто помешан на Михаиле Круге.

Я запел несколько и наскоро переделанную песню из его репертуара, под тот же незамысловатый мотивчик:

— "Я знаю про Вас всё, Вы ж про меня ничто не знаете,

И наша ночь продлиться может до утра,

Вам не понять кто я, Вы только одного желаете:

Чтоб моё фото было видно у стола.

Вы не простая блядь и пользуетесь высшим спросом,

Но царский снят венец — привычный мир разбился на куски

И в очередь, как все — а так, как всё, увы, непросто,

Как скажет старый папа Каган — это же... Каюк!

Вы думали о том — поймаете иголкой жопу

Поэта-дурака: в Париже Вы — богатая мадам.

Но первый же нарком Вам столько дал, что глаз захлопал,

И Вы решили так: с деньгами здесь верней, чем там.

Бельишко, что на Вас, один добряк привёз с Парижа,

А Вы ему взамен — большую шляпу под рога,

Как пугало теперь и я его у Вас не вижу,

Ни днём, ни вечером и даже вот теперь с утра.

У вас три языка, форсюха и фигурка феи,

И адресочек ваш хранит Париж, Берлин и Рим.

А я же в двадцать лет — войну, концлагерь, тиф имею,

Мы страшно далеки, хотя сейчас вдвоём сидим.

Я утром Вам скажу: "Пока!", махнув рукою,

Вы не расплачетесь, не скажете: "Не уходи!".

Дороже похоть Вам — любви, детей, семейного покоя,

И сердца нет и нечему болеть в груди...".

Надо сказать, что выдержка у секс-символа эпохи НЭПа — была воистину железная!

Она доиграла до конца и, только когда я закончил петь, не оборачивая прошипела сквозь стиснутые зубы:

— Плебей...

С лёгким поклоном:

— Конечно, плебей! На мне ж, красных панталон нет — как на Вас.

— Хам...

— Как Вам будет угодно, Лиля Юрьевна... Зато, при собственных грошах — а не в содержанках.

— Быдло, плебей, хам!

— Начинаете повторяться, Киса! Вы и в постели такая же "однообразная"?

— Пшёл вон...

Два пальца "под козырёк":

— Очень было приятно познакомиться, мадам! Жаль, конечно, что мы с вами не попробовали пару поз из "Кама Сутры"... Особенно ту, где секс проделывается вчетвером — Вы, я, служанка и рогатый муж...

Из комнаты "оленя" что-то в тему прогавкала какая-то собачонка.

— ...И, ещё какая-нибудь "Щеня".

Наконец, невозмутимая хладнокровность её покидает и, перед собой я вижу разгневанную мегеру:

— ПОШЁЛ ВОН!!!

— И даже не присядем на дорожку...? Ну, тогда — счастливо оставаться.

Проходя мимо людской, стукнул в дверь и крикнул служанке — чтоб закрыла за мной дверь, сунул ноги в галоши и был таков.

* * *

Идя по ночному городу, взглядом шаря по улице в поисках извозчика, я размышлял.

Тайну "магии" Лили Брик, я как будто разгадал. Она имела природное чутьё на людей "значительных", которых умела ободрять, каждому сулила удовольствие, пробуждала уверенность в своем таланте, уме, силе...

Это манило выбранных ею мужчин, как вечная молодость!

Для самой же этой, по сути — элитной шлюхи, был важен не столько секс с мужчинами — как постоянное подтверждение от них своей собственной неотразимости и власти над ними.

Ну и деньги — куда же без них?

Она ж к примеру, не простого сантехника в последние любовники выбрала — а Александра Краснощёкова, который ими просто сорил. А как только над тем сгустились тучи — решила перепрыгнуть на...

"Под" меня!

Видно, та "особа" всё же была права: чутьё на "свежую кровь" (на молодой талант, то есть), у Лили Юрьевны просто феноменальное!

Стало несколько приятно за себя.

Невольно задумался о Маяковском...

Она его "не отпустит"!

Сказать по правде никогда не интересовался, не копался в его "грязном белье" и навряд ли сыщу какую инфу в компе на эту тему... Но у меня появилось смутное подозрение, что "его лиличество" — как-то, каким-то "боком с прискоком" — причастна к трагической гибели поэта.

Не делом, так словом: бывает и соломина — ломает хребет верблюда, если она оказывается "лишней".

Тут, ещё вот что...

Стихи Есенина, признаться честно — ещё со школьной скамьи не нравились, а сегодняшнее его поведение — породило во мне дополнительную стойкую неприязнь к нему. Так что пусть "на здоровье" вешается (или ему кто "поможет" это сделать) — мне это совершенно по барабану.

Но, вот Маяковский...

Тоже, не сказать — чтоб я был особым поклонником его стихотворчества: мне больше понравилось (в смысле нереализованного потенциала) — его дарование как киноактёра и сценариста... Кинорежиссёром он тоже должен быть нетривиальным. От вспыхнувшей падающей звездой мысли, я аж остановился и произнёс её вслух:

— А не замутить ли мне, ещё и собственный "Голливуд"? Заманчиво, заманчиво... Заманчиво, чёрт побери!

Ладно, отложим это дело на потом.

* * *

Разбудив меня, Мишка припёрся с "синематографа" в съёмную квартиру лишь к обеду — весь "высушенный", как побывавшая по гидравлическим прессом вобла... Но изнутри светящийся каким-то внеземным счастьем.

— Кушать будешь, потаскун малолетний?

— Да, какой там "кушать", — зевает всей пастью, — спать, спать, спать...

Мишка успел снял в прихожей кепку и штиблеты и, едва успел скинуть в спальне пиджачок и "выползти" из штанов — прежде чем "вырубиться" богатырским сном, лишь только коснувшись кровати.

Признаться, стало слегка завидно!

— Эх, молодёжь..., — бурчу по-стариковски, — не знаете вы ни в чём меры.

Накрыл бесчувственное тело одеялом и удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

Заснуть более не удалось и, приведя себя в порядок, приготовил на кухне с помощью примуса нехитрую снедь из имеющихся продуктов и плотно перекусил. Затем за чаепитием уже, я достал из кармана несколько смятых бумажек (из урны, что ли?), расправил их и ещё раз внимательно перечитал.

Если Яков Блюмкин в этот раз не соврал (хоть в этот раз!) — они принадлежат перу Льва Троцкого. Впрочем, ничего важного — наброски и черновики к открытию юбилейной выставки, посвященной пятилетию Красной Армии. Была в этом году такая "пиар-компания" Председателя Реввоенсовета, впрочем — не принесшая ему особых политических дивидендов в будущем. Возможно, будучи в личном секретариате Троцкого "чиновником по особым поручениям", с его слов... Ээээ...

Скорее всего, какой-нибудь мелкой сошкой — "принеси, подай", Блюмкин подобрал их в мусорной корзине.

Тем не менее, аккуратно сложил все бумаги, завернул их, перевязал бечёвочкой и написал "сопроводивку": мол, так и так — нашёл случайно документы за подписью самого товарища Троцкого и вот-вот отнесу их в ближайшее отделение ГПУ...

Вот только чай допью и штаны в носки заправлю!

На всякий случай.

* * *

Елизавета, заявившаяся лишь к вечеру, выглядела гораздо свежей Мишки.

Вопросительно гляжу на неё и с порога:

— А вот и наша римская блудница возвернулась в родные пенаты, после бурно проведённой ночи...

Обиженно надула губки бантиком:

— Почему, это сразу "блудница"? "Целомудренная" — как и прежде девушка... Желаешь проверить?

Сказать по правде, от сердца как-то разом отлегло — хотя не подав вида и, проигнорировав заманчивое предложение, пробурчал:

— Ну, хоть что-то радует с тех пор, как наш Ильич занедужил.

— Хотя, конечно, этот алкаш меня всю облапал.

Она обеспокоенно пересмотрела некоторые детали своего туалета, даже не поленившись задрать для этого передо мной юбку.

— Вот, видишь? Даже синяк на ляжке оставил...

Ух, ты! Да, у неё новое бельё и судя по всему — из "самого Париджу".

Внимательно рассматриваю какое-то пятнышко на внутренней стороне бедра её ножки... Изрядно преувеличивает, конечно, но всё равно:

— Он так "высоко" тебя лапал? Скотина.

Презрительно поморщилась:

— И, целуется... Этот перегар и вонь гнилых зубов... Тьфу!

— Только не говори маме! Это разобьёт её сердце.

Покраснев:

— Моя мама — женщина современная и, она знает что я уже — не маленькая.

Отмахиваюсь:

— При чём тут ты? Не говори Надежде Павловне о том, что её кумир — такая скотина с вечным перегаром и гнилыми зубами.

— Ладно, не скажу — пусть для неё это будет "приятным" сюрпризом.

Теперь, ответный вопрос:

— А как там "наша" Лиля Брик?

Ставлю свой охолощённый "Винторез" — против последнего дырявого лаптя из Рязанской глубинки:

ОНА МЕНЯ РЕВНУЕТ!!!

Пожимаю плечами и безразличным голосом:

— "Лиля как Лиля". Посидели у неё дома, поговорили о здоровье наших общих знакомых и, потом расстались... Надеюсь, что друзьями.

Однако, отделаться просто так не удалось:

— Она затащила тебя в койку?

Поднимаю на неё глаза и говорю как можно строже:

— Обычно я не сплетничаю на эту тему с юными особами! Но тебе, так уж и быть скажу: до "койки" мы с ней не добрались — не сойдясь во взглядах на поэзию. После чего я ушёл, вежливо попрощавшись и надеюсь — наши с неё пути уже никогда не пересекутся.

Та, как в испуге прикрыла рот ладошкой:

— Ты отказал САМОЙ(!!!) Лили Брик?! Мне про неё ТАКОЕ(!!!) рассказывали, я уж думала — ты у них там жить останешься. Ээээ... Третьим мужем. Составишь по обыкновению своему "график" — как при ремонте "Бразье" и, будете её "любить" по очереди.

Сделав знак, типа "ага, счас, обрадовались":

— Ладно, завязали на блядскую тему, переходим к финансовой... Кроме "синяков" от Есенина на ляжках, тебе есть чем передо мной похвастаться?

— А куда они денутся, как ты говоришь — "с подводной лодки"?!

Порывшись в новенькой кожаной сумочке, явно не производства какой-нибудь артели из Подлипок, достаёт документы и несколько хвастливо:

— Теперь, я совладелица кафе "Стойла Пегаса"! Вот, заверенная доверенность на долевое участие на имя моей мамы, а вот...

Рассматривая по своей сути акции этого предприятия общепита, я не перестаю восхищаться:

— Ты бы знала, какая ты молодец, моя девочка!

Та, обнимает меня сзади за плечи и, почти облизывая моё ухо, горячо шепчет в него:

— А конфетка где? "Конфетка" маленькой девочке, за то — что она "молодец"...

Делаю морду дубовым топорищем:

— Как, "где"? На кухне и чай там ещё не остыл.

Однако, так просто от неё не отделаешься:

— Серафим! Лиля Брик — далеко уже не девственница и, тем не менее — вертит "султанами" как хочет...

Пришлось отложить бумаги в сторону и повернуться к ней лицом — для "серьёзного" разговора:

— Елизавета! Как она ими "вертит" — я тебе уже...

Однако, она не дала мне договорить — впившись в мои уста своими. Не... Серьёзного разговора у нас сегодня не получится.

— Я, хочу как "тот раз", Серафим! — умоляюще смотрит в глаза, — ну пожалуйста...

Непроизвольно начинаю не спеша раздевать её, чувствуя что начинаю терять контроль и, тем не менее:

— Я по-моему, уже рассказывал для чего девушкам — иногда бывают "полезны" их собственные нежные пальчики... Ты пробовала, ослушница?

"Ох и, заварили мы с ней кашу — как интересно, расхлёбывать будем?".

Стонет в начинающейся сладкой истоме:

— Это, совсем не "то", Серафим...

Медленно раздев её, сняв последовательно верхнее платье и бельё, хочу поцеловать упруго торчащие в разные стороны груди, но принюхиваясь — брезгливо отвращаюсь: не столько возбуждающе пахло её потом — как смердело табащищем, винищем и чужим "мужским духом". Это меня несколько отрезвило, иначе...

Отстранившись, говорю:

— Лиза... В ванной вроде есть вода — правда, чуть-чуть тёплая.

Та, аж упорхнула как мотылёк:

— Ага, поняла, сейчас!

Пока она плескалась, проверил спит ли Мишка и на всякий случай подпёр дверь спальни пошарпанным венским стулом. Когда Лиза вышла из ванны, я уже несколько успокоившись, сидел "в готовности" на турецкой софе, укутавшись в простыню:

— Садись мне на колени, девочка... Вот так... Хорошо... Очень хорошо...

Очень удобно — её груди находятся как раз на уровне моего лица и очень удобно по очереди смаковать их. Она, прикрыв глаза и дугой изогнувшись назад — протяжно стонет... Иногда склоняется ко мне и взяв ладошками голову — целует в губы, аж перехватывает дыхание.

Тащит с меня простыню:

— Серафим... Я хочу... Я хочу "этого" по-настоящему...

"А что ты ещё можешь в таком состоянии "хотеть"?!".

Ложу её на свои колени поперёк на спину и, лёгкими еле-еле осязаемыми касаниями провожу ладонью сперва по животу, потом по бёдрам и, наконец по пушистому "холмику"...

Медленно, очень медленно...

Вот добираюсь до переувлажнённой нежной "щелки" — казалось, самой раскрывшейся подобно створкам раковины моллюска из тёплой тропической лагуны. Лиза, аж "вибрирует" в моих руках и всем телом, тазом, неистово подаётся навстречу моим движения. Обвивает меня за шею, склоняет голову к своей и, перед тем как приникнуть устами к устам:

— Возьми меня, Серафимушка... Прямо сейчас... Возьми...

Наверное, так бы и произошло в других условиях!

Но, девушка должно быть, была сильно чисто психически перевозбуждена сегодняшними событиями, возбуждена сексуально ещё до меня Есениным, потом перевозбуждена ещё и мной... Наконец, она устала чисто физически и морально и, стоило лишь слегка коснувшись приласкать её нежный "бутончик", как она после весьма бурного оргазма (при котором мне пришлось закрыть ей рот — чтоб не разбудила Мишку и заодно не переполошила весь дом), Лиза обмякла тряпичной куклой в моих руках и...

Просто уснула.

Одев её, положил на софу и накрыл простынёй. Сам оделся и, проверив на всякий случай спит ли Мишка, вышел на почти уже ночную московскую улицу. Поймал извозчика:

— К проституткам.

Тот, ко мне приглядываясь:

— Вам к тем — что подороже или подешевле, ба...? Гражданин?

— К тем, что "побыстрей"... Постоишь, подождёшь, потом отвезёшь — где взял.

— Куда?

— Сюда! Ты долго ещё мне мозги полоскать будешь?

— Понял, это мы счас. Но, ленивая!

После удара кнутом, "ленивая" перешла на галоп и, к профессиональным "труженицам разврата и порока" мы доскакали практически в момент...

На следующий день, мы все трое выспавшиеся и довольные проведённым временем, выехали из Москвы обратно на свою малую Родину.

* * *

Из остальных событий августа 1923 года, стоит отметить преобразование Реввоенсовета РСФСР в "Революционный совет СССР" и захват Италией острова Корфу...

Глава 31. "Хулиганов нет".

В первых числах сентября возвратились из Москвы в губернию.

Михаил и Елизавета, сразу же по прибытию в Нижний Новгород пересели на другой поезд и уехали в Ульяновск: в школах начались занятия — а они и так уже на них опоздали.

Я же планировал на недельку задержать в столице губернии — есть кое-какие дела и делишки, в том числе и с Ксавером.

Как я уже говорил, оборудование для лаборатории профессора Чижевского прибыло в Ульяновск в "несколько" разукомплектованном виде.

— Извини, Серафим не уследил, — с достаточно искренним сожалением разводит руками делец-теневик, — расшалились людишки за годы народной власти! Жиганья кругом развелось — аж кишит, а мусора мышей совсем не ловят.

Изучив список отвинченного, отломанного, украденного или просто по-вандальски испорченного по дороге, я печально присвистнул — открытие лаборатории затянется как минимум на пару месяцев... Но, ничего — чем профессора и его "студентов" занять, я найду.

Со всем "политесом", но тем не менее твёрдо говорю:

— Мне исправное оборудование нужно, а твои извинения — при всём моём к тебе уважении.

— Мои люди уже этим занимаются, — Ксавер перекрестился куда-то на угол пивной где мы с ним общались, — двоих закопали, третий "соловьём поёт" — а четвёртого ищем.

Упырь — "секьюрити" моего собеседника, сидящий за соседним столиком, как-то подозрительно завошкался...

Рассказав подробности, как ведётся "следствие" и сколько похищенного уже найдено, Ксавер вопросительно смотрит на меня:

— Есть что нового для меня?

— Особых новостей нет. Разве, что... Председателя "Промбанка" Краснощёкова вот-вот арестуют. Если верить моему "источнику" — 16-го или 19 сентября.

Отводит глаза и каким-то подозрительно равнодушным голосом:

— ...Вот, как? Спасибо, что предупредил.

Что-то как-то враз пересохло во рту... Насколько я его понял, Александр Михайлович — в "новой" реальности до сталинских репрессий не доживёт.

Ну, что ж...

Как говорится — все мы под "Ним(!!!)" ходим и, рано или поздно — "там" будем.

Хотя...

— Слушай, Ксавер! Этот человечек нам ещё может сгодиться.

— Хм... Интересуюсь, на што? Мыло разве что из него сварить!

Мысленно чешу в затылке:

— Ещё не знаю, но чуйка имеется — определённо сгодится.

Ксавер прищурился и очень недобро, как через прицел, посмотрел на меня:

— А если он "запоёт"?

Мучительно ищу выход из положения... Первое, что на ум приходится:

— Там возле него некий Илья Соломонович Соловейчик крутился, типа — самый лепший кореш... Вот лучше его, "того" — для устрашения Краснощёкова. Чтоб наш "партнёр" — рот свой лишний раз не открывал. Александр Михайлович человек умный — поймёт намёк!

Недолго думая, Ксавер коротко скептически хохотнул:

— В наше то время — напугать человека смертью другого человека... Шутишь, никак?

Упырь поддержал своего босса:

— Сам-то, ты не больно к нам "запуганным" пришёл... А ведь за малым — тебя в расход не пустили и, ты прекрасно знал — на что шёл.

Действительно, это — после Гражданской, то! Когда брат убивал брата и при этом не морщился.

Так, так, так...

— А это — смотря какая смерть, — говорю обратившись к Упырю, — есть такие "смерти" — что ты и сам обделаешься.

Тот, снисходительно-презрительно качает головой:

— Ага, поучи ещё меня, фраерок залётный...

С невероятно ужасающе-таинственным видом, как в голливудском фильме ужасов:

— Что ты слышал о "колумбийском галстуке"?

Удивлённо приподнимает брови:

— Какой-то новый вид повешения? Не... Это не ко мне — я привык резать.

— Не путай с "пеньковым" или "столыпинским галстуком", — с обстоятельностью заправского маньячилы растолковываю, — на горле терпилы делается глубокий разрез — от уха до уха и, через него наружу вытаскивается язык — создавая некое подобие галстука на груди.

Несколько "интимно" подмигнул:

— Как раз по твоему профилю!

Переглядываются и, мне показалось — в реальном ужасе:

— Ну ты и зверюга!

Я поспешно уточнил:

— Не обязательно проделывать "такое" с живым человеком. И самое главное: если применять слишком часто — народ быстро привыкнет и "воспитательный" эффект снизится. Только для особо важных "клиентов"!

Однако, "шестым" чувством чую — Ксавер менджуется... Вальнёт всё же, сцуко, первого советского коррупционера!

Что делать, что делать...

ЭВРИКА!!!

От радости вырвалось непроизвольно:

— "Смертию смерть поправ!".

Хором, вернее — дуэтом:

— ЧЕГО?!

— Ладно, говорю — тогда давай "смерть за смерть".

Оба переглядываются в полной непонятке:

— Как, это?

— Я тебе сообщаю точную дату смерти одного человека, Ксавер, а ты за это — вместо Краснощёкова валишь Соловейчика.

Собственную жизнь на кон ставлю — Ксавера никто ещё так В ЖИЗНИ(!!!) не удивлял! Однако, быстро придя в себя, тот настороженно спросил:

— И, что мне даст подобная "инфа"?

Скрестив в наполеоновской позе руки на груди:

— Не хочется лишний раз напоминать такому уважаемому человеку (невольно намекая на его прогрессирующий склероз), но кажется — меж нами был уговор по разделению "труда": я тебе даю "инфу" — а ты делаешь на ней деньги и делишься ими со мной...

Обалдело слушает, а я положа руку на сердце:

— ...Не, я готов и за тебя ещё "работать" — но тогда наш договор придётся пересмотреть в сторону увеличения моей доли маржы.

— Болтаешь много — не к добру это, — резко обрывает, опомнившись, — чёрт с тобой: давай "смерть за смерть"... Что за человек и когда он умрёт?

Показываю на Упыря:

— При нём не скажу.

— Иди погуляй! ...НУ?!

— Владимир Ильич Ленин, — оставшись наедине, смотрю ему прямо в глаза, — умрёт в январе 1924 года. Где-то в начале двадцатых чисел. Мне даже, почему-то кажется, что именно — 21-го января...

Между нами: всё время думал — как дату смерти Ильича использовать с максимальной пользой, но так и не придумал. Пускай теперь этот "мафиози" нижегородский голову ломает!

Подозрительную недоверчивость в глазах Ксавера, сменяет суеверный ужас — он крестится двумя перстами, затем — торжествующее ликование. Придётся его обломить:

— Напрасно заранее радуешься, партнёр — власть останется прежней. Советской то есть. "Центровые" большевики меж собой перелаются, в "низах" чуток побузят — тем и дело кончится.

Достав платок, отдуваясь вытирает пот с залысин:

— Ну на куй мне тогда такая "инфа"?

— Твои проблемы, Ксавер — ещё раз напоминаю! Можешь об заклад с кем-то побиться... Главное — про мою "четверть" не забудь.

Ещё есть к меня одна идейка. Обращаюсь к Упырю:

— Послушай... Помнишь — когда я у вас "в гостях был", ты меня с одним забавный стариканом познакомил? Ксивы меня ещё тот учил подделывать: "фармазон", "маклер" или "малявщик" — я всё в вашем языке путаюсь.

Ксавер, несколько напряжённо слушал наш диалог:

— А ты не "путайся", а говори по-человечьи.

Упырь, буквально на секунды наморщил лоб, вспоминая:

— С "Филиным", что ли? Помню, а как же! Всё привет тебе передавал — пока не посадили.

— "Посадили"?! За то?

— Хахаха! Ну, ты прям... С глазами у него совсем плохо стало вот и залетел на "трёшник" в домзак за липовый чек.

Отведя глаза в сторону, чтоб не "засветить" радость, с сожалением причмокиваю:

— Мда... С окулистами ныне просто беда.

Переглянувшись настороженно, Ксавер вопрошает:

— А тебе на что?

— Да, так... Проехали эту тему, короче.

Обсудили ещё кое-что по мелочам, договорились ещё кое о чём малосущественном и, завершив встречу кратким разговором "ни о чём", распрощались.

* * *

От "загруженного" слитой инфой представителя теневого бизнеса, заехал в Нижегородскую радиолабораторию — узнать как идут дела с моими ртутными выпрямителями для электросварки. Оказалось, они вообще не идут: Валентин Петрович Вологдин сидит на чемоданах, собираясь перебраться в Петроград — в "Центральную радиолабораторию Треста заводов слабых токов". Поругался было с ним, но окончательно рвать не стал — жизнь длинная, Земля круглая... Глядишь — где-нибудь, когда-нибудь — да пересечёмся.

С начальством радиолаборатории перезаключили договор на весну 1924 года. До той поры как-нибудь без ртутных выпрямителей выкручусь — есть одна идейка.

Теперь, надо узнать как там продвигается прогресс по "изобретению" стержневой радиолампы.

Взлетаю как на крыльях на второй этаж и, не обнаружив визуально самого "изобретателя", спрашиваю его начальство:

— Извините, что беспокою... Не подскажите, где Василий Пупкин?

— В больнице уже как с две недели, — отвечает мне руководитель стеклодувной мастерской, — скоро должны выписать.

— А что с ним? ...Никак, заболел?

Работа стеклодува довольно вредная для человеческих лёгких.

"Не дай Бог — тубик подцепил... Тьфу, тьфу, тьфу!".

От его "кисляка" на физиономии начальника стеклодувной мастерской, мне заранее начало плохеть:

— Хуже...

Меня как мешком с цементом сверху оглаушили — таким тоном было сказано! Слышу, как эхо из потустороннего мира:

— Провожал вечером девушку... Пристала группа местной шпаны... Хулиганы... Василия сильно избили... Сотрясение мозга, чуть не выбили глаз... Его любимую девушку — тоже студентку, затащили в кусты — изнасиловали по очереди всей толпой... Через день, прямо в больнице — наложила на себя руки... Повесилась...

В глазах потемнело, стало очень нехорошо.

— Милиция не может найти — свидетелей нет. Вася никого из них не знает, плохо помнит...

Пошатываясь на ватных ногах, выхожу из лаборатории

* * *

Хулиганство...

Происхождение этого термина доподлинно не установлено. Версий много, самая популярная из них гласит — что в 19 веке жил в Британии, дескать, некий Патрик Хулиген — ирландец по происхождению и явный социопат характером. И вот де, его-то фамилия и стало в этом случае нарицательным.

По другой — достаточно убедительной версии, наоборот: слово английское слово "Hooligan" — произошло от исконно русского "хули" и, в середине 1920-х было заимствованно в английский язык из русского — в котором оно обозначало "молодого оппозиционера советскому режиму". Так и написано во французском толковом словаре "Le Grand Robert" — можете сами убедиться.

Однако, "советский режим" в данном случае не при делах: хулиганы достались ему от предшественника — "режима царского", в виде "родимого пятна капитализма".

Первые хулиганы на Руси, были без всякого сомнения из привилегированных слоев общества — гвардейского офицерства, помещиков, купечества (вспомните гоголевского Ноздрёва), затем эта "мода" передалась городскому простонародью.

В энциклопедию Брокгауза и Ефрона это слово ("хулиган" — уличный бездельник, забавляющийся издевательством над горожанами) попало в 1909 году, а сами явление появилось гораздо раньше — на рубеже XIX − ХХ веков.

Все это было данью своему времени!

В тогдашнем Лондоне имелись многочисленные уличные банды собственной гопоты (и вовсе не футбольные фанаты) и, в Нью-Йорке, Париже и Берлине...

Ну а мы чем их хуже?

Мы ничем не хуже и в дореволюционном Петербурге или Москве — местные хулиганы тоже образовывали свои собственные "сообщества по интересам", сиречь — банды. Помимо драк и выяснением отношений между собой, они сквернословили в общественных местах, отправляли естественные надобности "среди публики", били стёкла в окнах домов и трамваев, мучили кошек и собак (а не просто стреляли их — как последний российский Недержанец), валяли фонарные столбы, портили надгробия на кладбищах, приставали к девушкам на улицах и так далее...

Фантазия у подобных типов — весьма буйна и воистину неистощима, как у писателей в стиле славянское фэнтази!

С большим энтузиазмом питерские хулиганы участвовали в событиях февраля 1917 года: толпы их громили полицейские участки и зверским образом убивали попавшихся им в руки городовых — зачастую вместе с семьями. После Октября, при объявлении "красного террора" — наряду с контрреволюцией, шпионажем, саботажем и погромами − дела о хулиганстве перешли в ведение революционных трибуналов. Те, при вынесении приговоров особо не церемонились — расстреливали уличных "вояк" только в путь и, хулиганы на время приутихли.

Но, тут пришла первая "оттепель"!

При послаблении режима в эпоху НЭПа, хулиганское движение обрело второе дыхание и выплеснулось далеко за столичные пределы. Разгул хулиганов в двадцатые годы делал улицы городов опасными для простых граждан в дневное время и полностью "непроходимыми" в ночное. В некоторых населённых пунктах, после наступления темноты — даже конная милиция боялась появляться в рабочих кварталах. Ибо, как у сказочной богатырской развилки — можно и лошади лишиться и, самому убиенному быть...

Хулиганы двадцатых годов, это полноценная городская субкультура и даже определённая идеология — вроде модного в конце наших 2010-х движения АУЕ . Её представители имели определённые "особые приметы" — чтоб отличатся как от себе подобных из конкурирующих группировок, так и от добропорядочных граждан. Для этого хулиганы носили определённую одежду — отличавшуюся своими элементами в разных бандах, к примеру — наклоном и покроем картуза, цветом шарфа, причёской и тому подобное...

Группировки были объединены территориально по районам города, либо "по интересам". Названия наиболее известных из банд, со всей красноречивостью — говорят сами за себя: "Общество долой невинность", "Общество советских алкоголиков", "Общество советских лодырей", "Центральный комитет шпаны", "Союз хулиганов", "Топтательный комитет"... Что дело вполне серьёзное и зашло достаточно далеко — говорит тот факт, что в некоторых группировках — даже предусматривалась уплата членских взносов.

Члены "сообществ по интересам" вооружались ножами, кастетами и кистенями, изредка огнестрелом и различались "специализацией": избиение прохожих, битьё стёкол, вымогательство денег, вызывающее поведение в общественных местах, вырывание уличных фонарей, жестокое обращение с животными... То и дело доносились "сарафанным радио" слухи: то у какой-нибудь бабы нос или ухо отрежут — потехи ради, то мужика средь бела дня ножом — ни за что ни про что, пырнут.

Нельзя умолчать и об преступлениях сексуального характера: групповые изнасилования соревновательного характера ("кто больше") и намеренное заражение венерическими болезнями.

Но это всё, как говорится — "цветочки"!

Шайки хулиганов врывались в клубы и кинотеатры, в театры и пивные, устраивали массовые драки и избивали всех подряд — от пионеров до пенсионеров. В Казани они закидали камнями самолёт на аэродроме и избили пытавшегося убежать лётчика, в Новосибирске разогнали демонстрацию комсомольцев, в Пензенской губернии разбирали железнодорожное полотно перед проходящими поездами, что вызвало несколько железнодорожных катастроф с человеческими жертвами.

Это уже не просто "попахивало" политикой — это открытая диверсионно-террористическая деятельность!

Хулиганы имели собственную идеологию и, до середины 1920-х годов, считались некоторыми большевистскими идеологами "классово близкими" — особенно, если они издевались над "буржуями" и "бывшими". Хулиганство пропагандировали такие кумиры молодёжи как поэты Сергей Есенин — сам этим делом зачастую грешивший и, Владимир Маяковский. Последний, даже снял фильм "Барышня и хулиган" — где он безусловно талантливо, сыграл эдакого благородного отморозка.

Короче, в эпоху НЭПа — быть хулиганом было модно!

И безопасно: в 1922 году в Уголовном кодексе РСФСР появилась статья "Хулиганство", предусматривавшая наказание в виде одного года тюремного заключения или исправительные работы... Смешно, право!

Чувствуя безнаказанность, уличная гопота бурела не по дням, а по часам. В народе, ходили частушки:

"Революция была, нам же воли не дала:

Была у нас полиция, вдвойне строга милиция.

Я по улице пройду, что-нибудь да сделаю,

Что милиция мне скажет, я ей ножик покажу".

Ещё вот образчик народного творчества:

"Сорок восемь протоколов

Все составлены на меня,

Мне милиция знакома,

Не боюся ни черта.

Ребятишки, режьте, бейте,

Нонче легкие суда:

Семерых зарезал я —

Отсидел четыре дня".

Как вам?

Нет, можете упрекать меня за отсутствие патриотизма — но я за американский тип демократии: увидел полицейский в руках у явного неадеквата что-то похожее на нож — и пристрелил того к ебе...ням собачьим. Бог на небе, же — отсортирует агнец от козлищ, отделит зёрна от плевел, выберет праведников из толпы грешников.

А, то ведь случаи бывали просто анекдотические — из разряда тех, что нарочно не придумаешь!

В прошлом году толпа пьяных хулиганов накинулась и принялась избивать сотрудника грозной ГПУ. Защищаясь, тот пристрелил двоих нападавших. Ими оказались... Угадайте с трёх раз?

Правильно — члены правящей ВКП(б)!

Возьмите пирожок с верхней полки за догадливость, детишки.

Самое прикольное, этого чекиста арестовали за превышение власти: перед тем как стрелять — тот должен был у хулиганов партбилеты проверить. Правда, не знаю — дошло ли дело до суда и тюремного срока представителю "кровавой гэбни"...

Прижимать распоясавшуюся уличную гопоту начнут только с середины 20-ых годов. К примеру в славном городе Пензе, эта "публика" так всем надоела, что главного хулигана и по совместительству — бандита Алексея Альшина по кличке Алле, после поимки тут же приговорили к расстрелу. После казни же, труп хулигана поместили в витрине одного из магазинов — в назидание, так сказать, всем антисоциальным элементам. Мало того: у начинающего было протухать и пованивать хулигана — отрезали голову, засунули её в банку со спиртом и передали на хранение в местный медико-исторический музей. Где она "до тех пор" хранится на память потомкам.

Ух, как достали видать граждан-пензюков, эти нехорошие люди — хулиганы!

Однако, это хоть и показательный — но единичный случай, к сожалению.

Только в 1930-е годы в СССР начали по-настоящему бороться с хулиганством, а меры против него приняли действительно суровый характер — подняв тюремный срок до пяти лет. И только к началу 40-ых, когда дела по хулиганству начали рассматривать без предварительного расследования и за "обычный" мат в общественном месте давать год тюрьмы — а отмотавших "пятерик" высылать "за "101-ый километр", "тяжелое наследие царского режима" удалось обуздать.

И, никак иначе!

Перед самой войной, по советским городам можно было гулять ночью с девушкой и ничего не бояться.

Ну, а после смерти Сталина в стране наступила вторая "оттепель", очередное "послабление режима" и про хулиганство снова вспомнили...

* * *

Нижний Новгород не был в ряду прочих российских городов 20-х годов счастливым исключением. Хулиганов на его улицах было до неприличия много и, действуя целыми кодлами — они чувствовали себя на них полными хозяевами. Порою, самому приходилось быть свидетелем очень неприятных сцен: кончился рабочий день — усталые люди отпахав смену возвращаются с работы домой, и вдруг — крик, мат, оскорбления, избиения.

Милиция была бессильна, пролетарский закон и суд к этой статье чрезвычайно мягок и наглость хулиганов не знала границ — они приставали к женщинам и избивали мужчин. Их действия, начинающиеся с обыкновенного хамства, зачастую заканчивались изнасилованием, грабежом, телесными повреждениями — а то и зверским убийством.

В лучшем случае могут женщине кинуть в лицо дохлую кошку, заступившегося мужчину в худшем случае — избить до полусмерти или даже зарезать. В некоторые места — в парки или кинотеатры, лучше вообще не ходить — все равно эта шпана не даст отдохнуть или смотреть картину.

Лихо заломаные набекрень фуражки, блатные чубчики из-под них, брюки заправленные в сапоги, папироски, свисающие с нижней губы, наглый агрессивный вид. Внимательнейшее отношение к собственной внешности — блатная чёлка спадает на лоб, при себе всегда расческа и зеркальце. По обыкновению в кармане финский нож, кастет или на худой конец кистень — гиря на ремне. Цвет какого-нибудь предмета одежды, или ещё какая "особая" примета — указывает на принадлежность к той или иной банде.

Бывало, этот элемент до того распоясывался — что приходилось вызывать армейские части!

* * *

Вася Пупкин не истерил, не бился в припадке, не кричал что повесится и не просил у меня револьвер — чтоб застрелиться. Он просто лежал и не моргая смотрел в белый больничный потолок своим единственным уцелевшим глазом. Другой, вместе с большей частью головы был плотно перебинтован — хотя врач утверждает что его удастся спасти.

— Василий... Слышишь, Василий...

Что в таких случаях говорить человеку? Я не знаю...

— Извини, что так получилось.

— Тебе не за что извиняться, Серафим, — голос, как из могилы, — ты сделал для меня всё, что мог...

"Да... Я сделал, "всё, что мог". И теперь на моей совести один труп и один...".

Думаю, бесследно для психики человека такое не проходит. Тяжёлый ожог заживёт — оставив лишь безобразный шрам на коже, но сердце будет кровоточить вечно — даже в загробной жизни...

Если она существует, конечно.

— ...Я всё знаю. Я, как рогатый муж, узнал последним про ваш договор с... И о деньгах — что ты её платил за встречи со мной. Она рассказала подруге, а та всем разболтала — над нами смеялся весь университет...

Прикусываю до крови губу:

— Я повёл себя эгоистично и подло, но мне нужна эта чёртова лампа. Понимаешь — нужна! Извини, если сможешь...

— ...Да, над нами смеялись — но нам уже было всё равно: мы любили друг друга. Это было самое счастливое лето в моей жизни! И, лампа, да! Да — твоя лампа у меня почти получилась...

Немножко оживает и тут же вновь гаснет задутой ветром лучиной:

— ...Ты ни в чём не виноват, Серафим. Ты сделал всё, что мог для меня. Виноват я — жалкая, никчемная, бесполезная личность...

Вдруг, Василий отвернувшись от меня, уткнулся лицом и зарыдал в подушку.

— Как положили, слезинки не проронил — думал "сгорит", — шёпотом сказал сосед по палате, сморщенный сухой старичок с бородкой и добрыми глазами, — а теперь можно не беспокоиться — проплачется и на поправку пойдёт.

Вася "поплачется", а я?

Мне то что делать — тоже разрыдаться в подушку?!

Я не знаю, что делать. Я просто хочу втихушку прогрессировать — никого не трогая! Почему всё не так получается, как хочется?

ПОЧЕМУ?!

Сижу у его кровати, молчу слушая глухие всхлипы и, эта моя бессловесная беспомощность начинает раздражать, потом злить и наконец — бесить:

"Да тварь я дрожащая или право имею" — говоришь? Да, пойдите Вы к чёрту, Фёдор Михайлович!

Когда он вновь повернулся ко мне красными глазами — немало удивившись, что я ещё здесь, говорю спокойно и взвешенно:

— Василий! Нам объявили войну. Когда мужчине объявляют войну — убивая дорогих для него людей, он идёт на неё и сражается. Ну а там как срастётся — побеждает или погибает на поле боя.

Протягиваю руку и спрашиваю:

— Василий! Ты — мужчина? Ты пойдёшь со мной на войну?

В красном воспалённом глазу Васи загорелась жестокая ярость, он схватил мою ладонь и как мог крепко её сжал:

— ДА!!!

— Хорошо! Но, двое в поле не воины: здесь нужна глубокая разведка, а затем — войсковая операция. Подожди немного, дружище — эти подонки ответят нам сполна и с лихвой.

Встав, рычу — смотря в сторону города через окно и грожу кулаком:

— ДУХУ ВАШЕГО ЗДЕСЬ НЕ ОСТАНЕТСЯ, МРАЗИ!!!

* * *

— К чёрту учёбу — когда такие дела в городе творятся!

Телеграммой вызываю Барона и Лизу — через день они прибыли из Ульяновска в Нижний Новгород. Объясняю сложившуюся ситуацию, выдаю финансовые средства и объясняю каждому его задачу:

— Мне нужна разведка, Миша! Как твои беспризорники с хулиганами — дружат, враждуют?

— Скорее нейтралитет — мы их не трогаем, они — нас.

Из его рассказов знаю: кроме простого или наоборот — довольно затейливого попрошайничества, беспризорники до прохожих не пристают. У них мысли об элементарном выживании — а не об беспричинном хулиганстве. Но и друг дружку в обиду не дают — у них своя молодёжная группировка "по интересам".

— А если поговорить?

Миша передёрнув плечами, типа — "мне не в лом":

— Поговорить можно... Почему бы не поговорить? А вот будет ли толк с того разговора — заранее обещать не буду.

— А если заинтересовать? Весь собранный с хулиганов "лут" — им?

— "Лут", говоришь, — хмыкает, — а вот на это повестись могут...

Ребятишки, с которыми я общаюсь — как губка воду впитывают мои словечки. Понимаю — нельзя коверкать "великий и могучий", но ничего поделать с собой не могу: в некоторые "особо волнительные" моменты, сленг 21-го века — так и срывается с языка, сам собой.

— Миша! Через неделю я хочу знать — кто это сделал и, заодно всё о нижегородских группировках хулиганов.

— Попробую, если кого из своих в живых найду.

— Надо, Миша, край как надо — ты уж постарайся... Лиза!

Та, тут как тут:

— На мне, как понимаю — Вася Пупкин...

— Правильно понимаешь! Будь ему матерью, родной тётей или старшей сестрой... Короче, верни мне парня к жизни любыми способами.

Та, залихватски "берёт под козырёк":

— Слушаюсь, мой повелитель!

— К "пустой" голове руку не прикладывают.

"Кольнул" Мишка, намекая на отсутствие головного убора. Та в ответку показала ему длинный язык.

Ну, чисто дети!

Прежде чем уйти, приостанавливаюсь и подняв указательный палец вверх:

— Операцию назовём... "ХУЛИГАНОВ НЕТ!!!".

Мишка-Барон восторженно захлопал очами:

— Не, ну ты — прям как Брусилов!

Лизка, целуя "на посошок":

— Ты — как Сулейман Великий, Повелитель всех правоверных!

У меня было своё мнение на собственную роль во всемирной истории:

— Я как Александр Невский: "пришёл, увидел, наследил".

* * *

На следующее же утро я уехал в Ульяновск.

Не перекусив с дороги даже, засел за комп: первым делом — идеологическое обеспечение операции "Хулиганов нет". Во все губернские газеты — в комсомольские издания прежде всего, были посланы душераздирающие статьи — описывающие происшествие с "молодым пролетарским учёным" Васей Пупкиным... Конечно, уподобляясь всем без исключения газетным писакам — это происшествие неимоверно раздул и, не пожалел "розовых романтических соплей" — описывая трагедию молодой влюблённой пары. Главным же, в статьях был гневный вопрос:

— ДОКОЛЕ?!

Это, в каждой статье звучало:

— Доколе нижегородская общественность намерена терпеть террор хулиганов в родном городе? Куда смотрит народная милиция, партийные, государственные и городские органы? Кого мы при такой политике растим — сознательных граждан нового социалистического общества, или пассивных терпил — которым вместо царского городового, теперь любая шваль — может заехать в морду, избить, изнасиловать?

— Так за что боролись, граждане? За что на колчаковских фронтах кровь вёдрами проливали? За то, чтоб обрести право быть "униженными и оскорблёнными", не в полицейском околотке — а в ближайшей же подворотне?! Чтоб нас убивали, а над нашими женщинами глумились — доводя до самоубийства?!

Статьи тут же отправил почтой из Ульяновска, а написанные по горячим следам — не менее гневные отзывы граждан на мои статьи, я отправлю спустя два дня из самого Нижнего Новгорода. В них призыв взяться всем миром и разобраться с беспредельщиками народными средствами. В качестве положительного приводился пример, когда в Подмосковье — за кражу лошади на костре живьём сожгли цыгана.

В письмах мнимых граждан, делались "интересные" предложения, типа:

— Не пора ли нам, граждане нижегородцы, по примеру москвичей — выжечь заразу хулиганства калённым железом?

Я конечно, сильно преувеличивал — в Москве с хулиганством дело обстоит как бы не хуже... Однако, должен же быть хоть один "положительно-заразительный" пример?!

Ну и не забыл про всенародную поддержку в письмах пострадавшему от произвола:

— Вася Пупкин, мы с тобой!

Перечитав последние строки "комента" и...

УПС!!! Есть идея.

— "Есть икея — есть идея", — с азартом, — да где ты, сцуко? В какой-такой папке и под каким-таким файлом?

Впрочем, сравнительно недолго искал — нашёл слова детской песни про Путина . Перечитал, вспомнил мотив мелодии и:

— Да, это ж — почти готовый гимн молодёжного движения!

Торопясь и наскоро переделал строки "гимна":

"Двадцатый век настал, шар земной от войн устал

Населенье мира хулиган достал!

Пока в исполкомах мнения нет, город наш стонет от бед —

Неужель, Кремль не понимает прецедент?

А нам от северных морей, вдаль до южных рубежей

От Курильских островов, до Балтийских берегов

Чтоб на земле сей был бы мир, но если красный командир

Позовет в последний бой, Вася Пупкин — мы с тобой!

А что достанется тому, поколению моему

Дать слабинку — потеряем всю страну!

А наши верные друзья — это красный флот и армия

Память дружбы — комсомольская звезда!

А нам от северных морей, вдаль до южных рубежей

От Курильских островов, до Балтийских берегов

Чтоб на земле сей был бы мир, но если красный командир

Позовет в последний бой, Вася Пупкин — мы с тобой

Не достанется Москва, хулиганам никогда.

Грудью встанем за столицу Октября!

Севастополь наш и Крым, для потомков сохраним.

В Союз республик Аляску возвратим.

А нам от северных морей, вдаль до южных рубежей

От Курильских островов, до Балтийских берегов

Чтоб на земле сей был бы мир, но если красный командир

Позовет в последний бой, Вася Пупкин — мы с тобой!".

— Халтура, ой халтура, — стонал я каждый раз — перечитывая раз за разом и, не имея времени хорошенько подумать и исправить, — Аляску — вообще зря сюда приплёл... А чем заменить? Прибалтикой? Так, сцуко — невсклад получится.

Ещё минут пять мучился, затем плюнул:

— Сойдёт на первое время!

* * *

— Ребята, — объявил я членам ульяновской комсомольской ячейки на спешно собранном в субботу активе, — в городе хулиганы проходу не дают честным гражданам — убивая их и насилуя!

Рассказав всю историю про Васю Пупкина, я с пылкостью революционного трибуна или религиозного фанатика, вопросил:

— КТО, КАК НЕ МЫ?!

О, это были славные ребята!

Это вам не мои малолетние современники — испорченные женским педагогическим школьным коллективом и всеобщим разгулом толлерастии, когда за подзатыльник собственному проказничавшему ребёнку — можно лишиться родительских прав и даже заполучить тюремный срок. Эти, не в "диванных" срачах на просторах Сети, да компьютерных игрушках типа "Mortal Combat" боевые навыки и мастерство оттачивают!

Эти, не только любили мечтать об "светлом будущем" — но и умели работать ради него на чёрном хлебе из лебеды и пустых щах. И, с "одной винтовкой на троих", биться за свою мечту грудь об грудь с врагом — смотря прямо в глаза собственной смерти. Эти ребята смогли построить из "потерянной" лапотной России вторую экономику мира и защитить её от врагов!

Нда...

"Плохая им досталась доля

Не многие вернулись с поля

Когда б на то не божья воля...".

Иногда, мне попросту до боли стыдно перед ними — перед этими русскими ребятами 20-ых годов!

Это повелось испокон веков и не на одной лишь Святой Руси, я думаю... Вся повседневная жизнь простонародья с детства и до самой смерти была проникнута насилием. Конечно, я не про так называемое "домашнее насилие" — когда глава семьи воспитывал ремнём и чем под руку попадя, любимых чад! По воскресеньям на рабочих окраинах шли кулачные бои, в которых участвовали все возраста. Наиболее популярны были как поединки одиночных поединщиков — "на трех бревнышках", так и кулачные бои улица на улицу — "стенка на стенку"... Или скажем "про профессиям" — бондари против извозчиков, к примеру.

С молодёжными группировками в Ульяновске испокон веков творилось то же самое — что и, наверное во все времена во всём мире: они существовали и их было целых три — по числу главных улиц городка. Ефим Анисимов, к примеру, являлся кроме всего прочего — "атаманом" одной из них. Правда, в последнее время он отошёл от "активной" деятельности, по понятной причине — но во всех трёх группировках вес имел немалый.

Казалось бы и, там и там — молодёжные группировки, ведь так?

Однако, в отличии от "городских" отморозков, ульяновские парни выясняли меж собой отношения, придерживаясь неких — почти что священных для них "понятий". Про само хулиганство — немотивированное ничем оскорбление, избиение или убийство совершенно незнакомого человека, они вообще понятия не имели... Здесь царили ещё старые — почти "патриархальные" порядки и, завидя взрослого мужика, любой местный забияка — за полверсты шапку пред ним "ломал".

* * *

Потому наверное, мой рассказ про творившиеся в Нижнем Новгороде безобразия, искренне возмутил наших комсомольцев. Конечно же первым делом, от имени первичной ячейки Ульяновска под редакцией Брата-Кондрата — написали коллективные письма в те же самые газеты, что и я.

Однако, эти ребятишки одной писаниной обойтись не могли — они требовали активных действий. Как написано по-моему — у историка Ключевского:

"Народ собрался в дорогу и ждал вождя":

— Серафим, веди нас — научим городскую гопоту вежеству!

Соглашаюсь возглавить "крестовый" поход против хулиганов... Но:

— Городских хулиганов в одном том районе — под сотню будет: одной нашей ячейкой не совладать — ввиду явного численного преимущества противника. Какие будут предложения, товарищи комсомольцы? Нам надо бы "живой силы" — хотя б, в половину того.

А там можно и нужно — "тактически" грамотно переиграть противника. Есть у меня одна подходящая задумка...

Ефим Анисимов с готовностью пообещал:

— Сегодня же всех наших "атаманов" обегу — Панкрата Точилу, Михея Кишку и Гриньку Гвоздодёра.

Раздалось всеобщее одобрительное:

— Верно говоришь, Ефим! Один наш троих городских в драке стоит!

Ну, может быть и не "троих"... Но!

Во-первых, эти парни постарше моих комсомольцев — лет по семнадцать уже, во-вторых — у каждого из "атаманов" (иногда — "вутамана") по пять-семь "есаулов"... Не знаю отчего, но центровых уличных бойцов в Ульяновске именуют казачьими званиями: должно быть — какие-то древне-исторические отголоски. Им, конечно, по барабану все наши комсомольские дела и, лично плевать на Васю Пупкина и его проблемы...

Но подраться они любят — хоть хлебом не корми!

Подчитав совокупную численность "живой силы" и соразмерив со своей тактической задумкой, говорю:

— Всё равно мало... Кроме "спецназа" нужна обычная "пехота".

Брат-Кондрат предлагает:

— А городские комсомольцы, что в стороне прохлаждаются? Приехать, поговорить по душам — неужели не помогут?!

— Правильно мыслишь — в нужном направлении! Но прежде чем приехать и говорить — садись пиши письмо в Губисполком РСКМ.

— Только в Губисполком?! А уездные и волисполкомы, мол, не при делах?

Однако, парнишка соображает — только радуюсь за него и за себя:

— Опять же дело говоришь, Кондрат! Пиши всем — навалимся на эту "саранчу" всем миром, всей губернией.

С "живой силой" разобрались... Теперь — "техника":

— Товарищи! Есть ещё одна проблема: у каждого нижегородского хулигана нож, кастет или кистень. Какие будут предложения?

Близнецы Ванька и Санька, чуть ли не дуэтом выкрикнули под общий смех:

— Танк возьмём, что Кузька в гараже изобретает!

После всеобщего веселья, сам "изобретатель" — Кузька-Домовёнок, вместо "бронетехники" предлагает нечто менее технологичное:

— Разве твоими битами, Серафим? Бита, она по любому — ножа длиньше.

У местных ребятишек популярна такая древняя русская игра — как лапта. Не знаю почему, но как только снег сойдёт — все поголовно играют именно в неё и, даже сверхпопулярный летом футбол — отходит на второй план. Позже, уже в мае, интерес к лапте — таким же непостижимым образом пропадает до следующей весны.

Однако, в отличии от бейсбольной, бита в русской лапте плоская — что на мой взгляд имеет некоторые неудобства. Я, "от нечего делать", выточил на токарном станке по чертежам "нормальную" американскую биту. Дал опробовать — нашим всем шибко понравилось.

— Идея интересная, но у нас их всего...

— Ничего, — твёрдо обещает Кузьма, — через неделю бит будет столько — сколько надо.

Ещё один организационно-заклёпочный вопрос был у Ефима:

— Метательные ножи с собой берём, Серафим?

Вокруг одобрительно загудели:

— Брать! Зря что ли, всю зиму этой хернёй маялись?

Категорически отрицающе машу головой:

— Пожалуй, товарищи, ножи — это уже будет лишнее! Мы же с вами — вполне добропорядочные граждане и сознательные комсомольцы... Подрастающий резерв коммунистической партии, так сказать. По голове битой хулигана бить можно — там всё равно мозгов нет и, дурака из него не сделаешь — он уже таковым является... А вот за причинённые этим ублюдкам колющие ранения — нас с вами могут не понять и по головке не погладить!

Под гул уже всеобщего разочарования, кто-то внёс контрпредложение:

— Тогда, может вместо ножей — что-нибудь другое метательное возьмём? Что-нибудь железное, продолговатое, но тупое. "Дырки" в хулиганской шкуре не будет — но с ног одним махом собьёт...

"...А то и перелом рёбер обеспечен", — мысленно закончил я за него.

— Ну, а что? Вполне разумная идея... Будет у нас эдакое "длинное копьё" — для особо резких.

Слегка напрягшись, тут же вспомнил — что в своём металлоломе видел пару ящиков кованых плоских маховиков от запорной арматуры, имеющих два сходящихся клином — но закруглённо-тупых конца и посередине квадратное отверстие под шток. Такие, даже более функционально-эффективны в уличных разборках — чем нож для спортивного метания: какой стороной не попади, "остриём" или "рукояткой" — "останавливающее поражение" обеспеченно.

Тут же съездил на склад, разыскал, привёз и вооружил маховичками своих самых умелых метателей — которые немедленно приступили к тренировкам. Судя по вмятинам оставляемым этими железяками на деревянных поверхностях, "останавливающий" эффект — будет не хуже, чем у резиновых пуль "Осы" и других травматов.

— Ребята, — предупреждаю своих метателей, — бросаем только в корпус — нам лишних грехов на душу не надо...

— Твой отец их отпустит, если что! — веселятся, — неуж за нас не попросишь, Серафим?

Только остаётся головой покачать от их детского легкомыслия и надеяться на лучшее...

Со снарягой для бойцов — тоже проблем нет: в нашу ульяновскую "разгрузку" таких шесть штук влезает, ещё столько же можно разместить по карманам.

Строго предупреждаю "снайперов":

— Беречь боекомплект, товарищи! Метать не абы в кого — а только в тех хулиганов, которые достанут ножи или другое холодное оружие — непосредственно угрожая вашим товарищам. Для безоружных же и, наших бит будет с избытком.

Отдельный разговор "тет-а-тет" был с нашим активом — с Ефимом Анисимовым и Кондратом Конофальским, с ребятами — с которыми я начинал ремонтировать "Бразье":

— Парни! Это ваш шанс заявить о себе на губернском или даже на республиканском уровне. Таковой, возможно — раз в жизни предоставляется и далеко не каждому. Смотрите, не упустите его! А то, так навек в Ульяновске и останетесь — кур, да полусонных деревенских девок щупать.

Те переглядываются с горящими глазами и:

— Что мы должны делать, Серафим?

— Как только заявимся в Губисполком РКСМ, сразу же берите "быка за рога"...

И, "бла, бла, бла..." — полный предполётный инструктаж.

Вы, соколики, должны у меня высоко взлететь... Очень высоко!

Ну, а я останусь "в тени" — никому не известным, безымянным "ангелом под прикрытием".

"Были сборы недолги...".

Разгром хулиганских группировок предполагался через неделю — в следующие выходные.

Сперва в Нижний Новгород выехал "передовой отряд": кроме меня — Ефим Анисимов, Брат-Кондрат и Санька да Ванька.

Хотела было увязаться с нами и Катя Олейникова — однако Ефим проявил все качества истинного домашнего сатрапа и, в достаточно жёсткой форме — указал ей место в этом социуме: "киндер, кирхе, кюхе"...

Мол, знай своё место, баба!

Так, как будто подтверждая его слова — так по-бабьи разревелась на проводах, как солдатка — на войну мужика провожая.

Остальные наши парни-комсомольцы и Кузька-Домовёнок, должны были попозже приехать и привезти "снарягу".

Ульяновские "атаманы" и их "есаулы" (всего 21 боец), с превеликой радостью согласились съездить подраться и проучить городских — но они заявятся в самый последний момент, чтоб не спугнуть противника. Примерно столько же или даже немного больше, даст провинция — уездная столица Ардатов, с комсомольской ячейкой которого уже удалось установить связь, другие волости нашего уезда и вся Нижегородская губерния в целом. Ну и, думаю — ещё порядка полусотни бойцов, даст сам Нижний Новгород.

Если не подавляющее численное, то равная численность по живой силе обеспечена!

Теперь, надо разработать грамотную тактику...

* * *

Приехав, получаю первые разведданные от Михаила Гешефтмана.

В любом крупном мегаполисе есть так называемая "красная", или "фронтовая" зона. Она примыкает к крупным транспортным узлам, но всегда расположена недалеко от центра. Здесь кончается район государственных учреждений, банков и офисов, дорогих магазинов, фешенебельных гостинец и ресторанов. Порядочные горожане предпочитают держаться от нее как можно дальше — здесь сомнительные кабаки, дешевые ночлежки, воровские малины, притоны наркоманов... В этих кварталах селится, существует и даже умудряется размножаться — случайный, наплывной, рисковый народ. Такой была нью-йоркская Гринвич-Виллидж, берлинский Кройцберг, одесская Молдаванка, московская Марьина Роща и питерские Лиговка и Выборгская сторона.

В Нижнем Новгороде тех лет, такой "красной" — прифронтовой зоной являлась часть так называемого "Макарьевского" района. Во времена Империи близость Нижегородской (Макарьевской) ярмарки превратила этот район города в свой "придаток" — населённой по большей части тогдашней "лимитой": сельчанами приехавшими в город на заработки и откровенными люмпенами. Отсюда банды хулиганов совершали набеги на Верхний и Нижний посады и район Базара.

По сведениям разведки — в районе, где избили Васю Пупкина и изнасиловали Глафиру — действовали-злодействовали две хулиганские группы. Одну из них возглавляли Григорий Михеев по кличке "Колчак", другую Иван Заравняев — откликающийся на прозвище "Большой". У каждой молодёжной группировки свои "ареолы" обитания — куда чужаку лучше не соваться, но "Рабочий клуб" одного из заводов — это как бы их нейтральная территория. Задираются меж собой из-за "прекрасного пола", конечно и, часто бывают "рыцарские поединки" — за углом и один на один...

Как без этого?!

Но приходят сюда без "железяк"... Это в основном, чтоб не распугать "дам": в клубе как обычно — "танцы, шманцы, зажиманцы".

Кроме того, здесь вовсю идёт своеобразная торговля: хулиганы сбывали или обменивались краденным, покупали курево, спиртное, кокаин...

— Подробностей и непосредственных виновников выяснить не удалось, — сказал Миша, — но это дело рук одной из этих шобл — других здесь просто не бывает. Я бы больше подумал на Колчака — за тем чаще водится такой грех.

После краткого пересказа моим разведчиком нескольких довольно жутких историй, моё мнение о неком "Колчаке" сложилось — как о каком-то сексуальном маньяке. К тому же — злоупотребляющим "коксом".

Проанализировав разведанные, я принял решение:

— Короче: мочим хулиганов в "Рабочем клубе" — мочим их всех подряд. После этого — мочих их где поймаем: в сортире каком поймаем — мочим и в сортире!

Ребяткам очень понравилось про "сортир" и то и, дело слышалось:

— В сортире их мочить будет!

* * *

Приехав с Ефимом Анисимовым и Кондратом Конофальским в понедельник в Нижний Новгород и, тут же в Губком РСКМ — "брать быка за рога":

— Что за дела тут у вас в городе творятся, товарищи? Почему на улице можно избить комсомольца, силой увести у него девушку — изнасиловать её толпой и, не понести за это никакого наказания?

В ответ — ни "бе", ни "ме", ни "кукареку".

— Чем занимается сознательная молодёжь — кроме как собраниями, митингами, да субботниками в пользу детских домов? Вы увлеклись пустопорожней говорильней, товарищи! А меж тем знаете, сколько детей сиротят каждый год хулиганы?

"Наезд" на комсомольскую номенклатуру продолжается:

— Наши отцы не боялись на царскую каторгу и на виселицу идти, а мы с вами выходит — боимся навести порядок в собственном городе?! Да, грош нам цена!

"Наезд" становится всё плотнее и плотнее:

— Окопались здесь, да? Пригрелись! Вас то не бьют по голове кастетами и не тащут ваших девок в кусты... Вам похуй, да?!

Переходим на идеологию:

— Комсомол — это боевой отряд Коммунистической партии, а не пассивные гомо... Хм, гкхм... А не попутчики да статисты — равнодушными глазами смотрящие на то, что творится вокруг!

Наконец, члены Волисполкома "скисли" и морально готовы — чтоб об них ноги вытирали. Однако, в политической борьбе "лежащих" принято добивать:

— А за каким чёртом, извиняюсь, мы вам членские взносы платим? Чтоб вы сопли зелёные, здесь перед нами жевали?!

Нет, это вовсе не я так "ребром" ставил вопрос! Это всё мои ребятишки — согласно моим "инструкциям"... Здесь же и сам виновник этого "грандиознейшего шухера" — Вася Пупкин с перебинтованной как у египетского городового головой, намертво вцепившийся в руку Елизаветы. Растерявшийся, в смятении... Но, говорящий на бесчисленных собраниях правильные и нужные слова:

— Товарищи! На моём и моей девушки месте, мог бы очутиться каждый из вас!

Вынырнувшие из-за него Ванька да Санька, хором спрогнозировали дальнейшее развитие событий при таком раскладе:

— Дождётесь! Прямо в кабинетах вас хулиганы изнасилуют!

Тех, аж передёрнуло.

Я тоже здесь присутствовал конечно же, эдакий — бритый наголо, всегда улыбчивый паренёк в поношенной кожаной куртке с незапоминающимся лицом. Иногда выступал с речью — но чаще, к кому-нибудь подходил и что-нибудь шептал ему на самое ушко... Ну, или ко мне подходили и спрашивали совета... Не всегда свои, кстати.

Ни с кем не сорясь, не произнося вслух особенно громких слов, потихоньку-помаленьку — я стал эдаким "мировым судьёй", примиряющим стороны.

* * *

А страсти меж тем, кипели воистину нешуточные!

Уже во вторник были опубликованы мои статьи (почти все) в газетах, а со среды — валом пошли "ответные" письма читателей. Тогда же, стали прибывать отряды комсомольцев из уездов и волостей, с теми же требованиями: покончить с хулиганством — как с пережитком проклятого прошлого. С ними я и Ефим Анисимов, тут же нашли общий язык — среди провинциальных руководителей тоже имелись весьма амбициозные личности, которые открыто кричали побледневшим лидерам Губкома РСКМ:

— Сами не справляетесь, освободите место для тех кто сможет!

— ДОЛОЙ!!! — скандировала толпа, — СЛАБАКИ, ТРЯПКИ, ТРУСЫ — ТАКИМ НЕ МЕСТО В КОМСОМОЛЕ!!!

Не... Члены Нижегородского Губкома — тоже были ребята боевые! С одним из них, Ларионовым Николаем Николаевичем — участником Гражданской войны на Севере, красным партизаном и узником "демократического" концлагеря на острове Мудьюг, я даже успел подружиться.

Ну, или почти успел.

Но эти, ныне дорвавшись до "кресел" — уже несколько успокоившиеся на занятых тёплых местах и, "сытые"... Вернее — пресыщенные властью. Они, не ожидали такого развития событий и растерялись от столь неожиданного и бурного напора.

А наши из провинции — амбициозные и "голодные" до властных должностей, а с ними — до всех положенных по должности "почестей"!

В результате, им удалось (под моим чутким руководством, разумеется) урвать себе "место под Солнцем" — Ефим Анисимов, Кондрат Конофальский и ещё один парень из Ардатова вошли в состав Бюро Губкома РСКМ.

Те, в основном пришлые — принесённые в Нижний Новгород мутными потоками великой русской Смуты. Я, хоть не имею достоверной информации по каждому на своём компе, но почему-то уверен — они у нас надолго не задержатся...

Наши — местные: им здесь жить, учиться, работать и растить детей.

На многих заводах прошли митинги, по городу прошла демонстрация молодёжи, к которой присоединились и многие сторонние горожане. Участники её пели напечатанный в газетах "Антихулиганский гимн молодёжи":

"...А нам от северных морей, вдаль до южных рубежей

От Курильских островов, до Балтийских берегов

Чтоб на земле сей был бы мир, но если красный командир

Позовет в последний бой, Вася Пупкин — мы с тобой!".

Демонстранты несли транспаранты и скандировали написанное на них:

— ХУЛИГАНСТВУ — НЕТ!!! ВАСЯ ПУПКИН — МЫ С ТОБОЙ!!!

Во главе демонстрантов все наши и, я среди них тоже — надрываю голосовые связки.

Вдруг, слышу сзади-сверху вместе с надвинувшейся на меня исполинской тенью:

— Слова "Гимна" — твои, Серафим?

Никак, Голованов? ...Точно!

— Да, куда мне до народных поэтов! В газете напечатали — не читал, что ли?

Усмехается добродушной улыбкой великана:

— Опять скромничаешь?

Поздоровались за руку на ходу и представляю своим:

— Ребята, это — Александр Голованов! Александр, это — наши ульяновские ребята: Ефим, Кондрат, Елизавета...

Замечаю: Голованов, задержал ладонь Лизы в своей руке — несколько дольше положенного... Однако, всего лишь — "продолжения" не последовало.

— А это — Санька да Ванька... Или — Ванька да Санька, их и мать родная не различит. Хахаха!

— ХАХАХА!!!

После знакомства с Головановым, мнения ребят — после оценивающе-уважительных взглядов на его фигуру, было единодушным:

— Ну, теперь хулиганам точно — карачун!

Александр, пристроился рядом и зашагал, отобрав у кого-то из наших рейку транспаранта:

— Ты я, вижу — работу уже не ищешь...

— Был бы человек — работа на его шею отыщется! Как сам то?

Кратко рассказали друг другу некоторые — самые важные события, произошедшие в наших жизнях после расставания.

— Мама моя про тебя часто спрашивает... Куда, мол наш "скромный поэт" исчез?

— Передавай огромнейший привет уважаемой Вере Ивановне и скажи: как только появится возможность — тотчас предстану пред её очи!

Однако, хотя с Александром Головановым в разгар операции "Хулиганов нет" общаться приходилось довольно частенько — "предстать" перед его мамой, в тот раз была не судьба...

* * *

Вечером у меня на квартире собрались все наши. Наскоро накрыли "поляну", разрешил даже немного спиртного — чтоб отпраздновать начало карьеры Анисимова-младшего и Брата-Кондрата.

После поздравлений, я даю "установку":

— Ефим! Запомни две вещи: советский бюрократ — постоянно должен быть бодр, трезв, мускулист, с крепко сжатыми "булками" и всегда готов к хорошенькой драке... Иначе, "подвинут".

Тот, по-юношески горячечно открещивается от такой — сомнительной по его мнению, "чести":

— Я никогда не буду бюрократом, Серафим! Я...

— Не перебивай старших и никогда не говори "никогда"! Запомни второе: кругом тебя — чужие, враги — какой бы елей они тебе в уши не лили. Запомни как "отче наш" и заруби это себе на носу: доверять нельзя никому — чем выше лезешь, тем больше у тебя врагов...

Показываю на Брата-Кондрата, Мишку, Лизу, Саньку да Ваньку... И на Васю Пупкина:

— ...Кроме своих ребят! Поэтому, не забывай про них, не забывай про команду — без которой ты быстро свернёшь себе шею. Ты — как лидер альпинистов: лезешь вверх — они тебя страхуют от падения в пропасть. Пока у тебя есть своя команда — ты всегда можешь однажды сорвавшись, начать всё заново. Нет команды: малейшая твоя оплошность и ты — ТРУП!!! Политический, а может быть и, самый натуральный — вонючий, разлагающийся и пожираемый белыми червями... Забрался на очередную отметку — подтягиваешь команду по одному к себе. И так до самой "вершины".

Ефим, немного не догоняет:

— "Вершина"...?! Это что?

— Это как горизонт: ты подходишь к нему — а он отодвигается. Ибо, конечная цель — ничто, само движение — вот смысл всего сущего в этой жизни. Пока мы куда-нибудь движемся — мы живы, мы из себя что-то представляем. Как только остановились почив на лаврах — мы обречены на смерть, тлен и забвение... Всё ясно?

Это не первый мой с ним разговор на эту тему — я медленно, но постоянно долбил в одну и тоже точку — как вода точащая камень. Но впервые я высказался так откровенно.

— Да! — твёрдо ответил Ефим Анисимов не отводя взгляда, — мне всё ясно, Серафим.

Обвожу глазами всех, стараясь по очереди заглянуть каждому в глаза:

— Ещё вот, что... Все мы в нашей команде — живые, грешные и обуянные земными страстями люди и, между нами могут быть непростые отношения: симпатии, антипатии, дружба, ссоры... Любовь и ненависть даже. Одного только не должно быть — предательства в пользу чужих! Вы, как команда пиратского корабля: пока горизонт чист — команда может сколь угодно выяснять меж собой отношения. Но когда с марса кричат, что впереди видно купеческое судно — которое можно ограбить, всё отбрасывается в сторону — ради общей цели, ради общего блага всей команды корабля!

По глазам вижу — последний образ всем понравился. Значит, продолжим его эксплуатировать:

— Капитан корабля тоже человек и не застрахован от вольных или невольных ошибок. К нему можно как угодно относиться: думать и языком по "камбузам" мести — не запретишь... Но когда на море бушует шторм, когда борта корабля пробиты, а трюмы полны воды и он тонет — не время искать виновных или "козла отпущения". Вся команда должна всё забыть ради главной цели — спасти корабль, груз и себя... Без капитана на мостике такое сделать невозможно!

Без всякого сомнения, мои слова — произвели на ребят впечатление, запали им в душу и, очень надолго запомнятся — быть может даже навсегда. Надеюсь, что они впитали мою мораль на уровне подкорки. Оглядываю внимательно всех ещё раз:

— Ребята, вы все всё поняли?

В ответку горящие неугасимым пламенем глаза:

— Мы всё поняли, Серафим.

* * *

Губернское руководство РКП(б) тоже в запарке: к нам приезжал, беседовал с нами, выступал на импровизированном митинге и даже прошёлся по улице на демонстрации и погорланил — сам Жданов...

Да, да!

Тот самый Жданов Андрей Александрович — ныне, заведующий агитационно-пропагандистским отделом (АПО) Нижегородского Губкома РКП(б). Уже в следующем году он станет 1-ым секретарём Горьковского (Нижегородского) крайкома партии, а с 1934 года сменит в Ленинграде убитого Кирова.

Что характерно, больше никого из губернского партийного руководства не явилось — ограничившись грозными или наоборот, растерянными звонками.

Приезжали граждане из "органов", так сказать... Из вполне "определённых" органов, как сами понимаете. Беседовали с отдельными представителями — с вашим покорным слугой в том числе, выслушивали бесконечные речи на заседаниях актива — порой за полночь. Но не найдя никакой "контры" — оставили нас в покое, наедине со своими проблемами.

Товарищи из НКВД же (из родной милиции то есть), хоть и предупреждали строго о недопустимости самосудов и строгой ответственности за них — но исподволь были довольны и, даже почти открыто и откровенно, науськивали нас на хулиганов... По крайней мере, я так их понял.

Согласен: в другое время, возможно и нас всех — "по шапке"!

Однако, волею судеб момент заявить о себе был выбран — удачнее не бывает. Ныне и, до самой смерти Ленина в январе 1924 года — самый пик "подковёрной" борьбы в правящих кругах и непонятно ещё кто кого: Зиновьев (в группу которого входил Сталин) сковырнёт Троцкого или совсем наоборот. Лишь, когда зимой 1924 года у Ильича "ноги остынут" в деревянном Мавзолее — всё определится, всё встанет на свои места и будет ясен полный расклад на политическом Олимпе страны...

Ныне же, многие из местных партийных функционеров ставили именно на Льва Давыдовича — что и объясняет смену "смотрящего" в Нижегородской губернии в 1924 году, после проигрыша того "по очкам" триумвирату Зиновьев, Каменев, Сталин.

Но, это будет потом!

Пока же, сторонники Сталина не знали о своей победе и цеплялись за любое проявление массовой поддержки и, этот случай не прошёл мимо их внимания. После длительной беседы Жданова с группой наших активистов, Анисимов-младший обратился к нему с инициативой:

— Нужна поддержка партии! Поэтому мы считаем: надо писать старшим товарищам: в Центральный комитет партии — лично товарищу Сталину.

Тот, был просто без ума от радости, долго жал Ефиму руку:

— Правильно, товарищ Анисимов! Только товарищ Сталин правильно оценит и поддержит среди руководства партии то великое дело, что вы задумали.

Однако после того как Жданов уехал, на общем собрании Губисполкома победила иная точка зрения — что письмо в Москву надо писать всё-таки Троцкому. Я не смог переломить ход событий: "демократический централизм" — мать его, голосование — "свободное волеизъявление", чёрт бы его побрал!

— Миша, — шепчу я Барону, — эта бумага должно быть вечером у меня.

— Зачем, ведь...?

Шиплю рассерженной змеюкой:

— Ты хочешь в архивах петроградской ЧК порыться или уже передумал?

— Конечно хочу — нет, не передумал... А, как...?

— Тогда не спрашивай "как", Миша — а делай! Или, иди к чёрту.

Барон "сделал"!

Всю ночь корпел, портил зрение при тускло-мерцающем жёлтом свете туземной электрической лампы — но в Москву пошло правильное письмо, к правильному вождю и с подписями правильных комсомольцев.

На удивление быстро — как раз к началу операции "Хулиганов нет", пришла ответная телеграмма от Генсека РКП(б):

"Товарищ Жданов! Инициативу товарищей нижегородских комсомольцев всемерно поддерживаю и одобряю. Сталин".

Ну, вот мы и обзавелись "крышей"!

Андрей Александрович Жданов после получения телеграммы от Сталина, тут же прибыл к нам в здание нижегородского губернского исполнительного комитета РСКМ и взялся как бы "координировать" войну с хулиганами от лица РКП(б). Немедленно началось формирование "Ударных комсомольских отрядов по борьбе с хулиганством" (УКО), был избран штаб руководства операцией "Хулиганов нет" из представителей комсомольских организаций города и провинций, который возглавили Ефим Анисимов с его заместителем Кондратом Конофальским.

В пятницу поздним вечером, из Ульяновска прибыла наша основная ударная группа и Кузьма с сотней "американских" бит. Кроме того, приятно порадовал наш Домовёнок:

— Смотри, Серафим, что я придумал!

— Ну, смотрю — что там у тебя? Во...! А что он такой тяжёлый?

Разобравшись, обнаружил — что в карманы привезённых с собой жилетов-разгрузок, он положил по тонкой металлической пластине:

— Это листовое "лопаточное" железо. Уже проверяли: удар — даже самого тяжёлого и острого ножа держит.

— Ай да Кузька, ай да — сукин сын, — просто кипятком писцаюсь от его ума и сообразительности, — как хорошо придумал, а...?!

Тут же примерил один такой импровизированный бронежилет и остался доволен: стальные пластины хорошо защищали наиболее уязвимые места — район груди и живот.

— Слушай, Домовёнок, — верчусь пред зеркалом, — живы останемся — надо будет патент на изобретение оформить.

— На кой?

— Чтоб был.

— Аааа..., — ковыряет в носу, — ну, как скажешь — надо, так надо.

* * *

"Акция" была назначена на вечер субботы и к этому дню всё было практически готово. Предварительно небольшими группами, средь бела дня совершали разведывательные вылазки — знакомясь с местностью и повадками противника. Заодно, я кое с кем познакомился дополнительно и продумал всё до мелочей...

Кажется "всё". ...Или?

— Да нет, — успокаиваю сам себя, — всё должно получиться как надо.

Наскоро инструктирую напоследок бойцов:

— Товарищи! Враг многочисленнен, коварен и очень хорошо вооружён... Поэтому, когда начнём — бить надо долго не думая: увидел хулиганскую рожу с чёлкой или другими какими "особыми" приметами и, врезал битой — чтоб с копыт его! Иначе, он вас порежет или череп проломит.

С Бароном у нас состоялся отдельный разговор:

— У тебя особая роль, Миша: в общей свалке не участвуешь и бдишь — пока не увидишь кого с огнестрелом. Как только такая гнида материализуется: вот тебе неучтённый ствол — дальше сам знаешь, что делать.

Тот, со знанием дела осмотрел со всех сторон солдатский "Наган" — заначенный после ликвидации бандформирования с Дона, посмотрел ствол, проверил патроны в барабане провернув его:

— Эх, как я тогда мечтал о таком... Конечно, знаю.

— После применения, не дай Бог, конечно, — трижды сплёвываю через левое плечо, — не забудь выбросить — лучше в сторону беспредельщиков.

* * *

Наконец, начало темнеть — решающий час настал и, мы с Елизаветой одетые в "пролетарки" — по-пионерски взявшись за руки, заходим в парк в котором находился "Рабочий клуб" — под изумлёнными взорами прогуливающейся на свежем воздухе одиночной шпаны.

— Глядь, какие чоботы!

— Надо бы снять — фраерку, они кажись жмут...

— Чё твои "чёботы" — ты на евойную деваху глядь!

— Ух, ты... Вот бы ей вдуть!

Всем приблатнённым — предлагавшим "поменять" мои берцы на кирпич, или пытающимся "подкатить на гнилой козе" — отправив меня "погулять", познакомиться с Лизой то бишь, я с вежливой улыбкой говорил:

— Мы артисты — идём к Колчаку (другим я говорил, что идём к Большому Ивану)... Хочешь лишних проблем со здоровьем, братан?

"Проблем" никто не хотел, тем более со здоровьем — но в дверь Рабочего клуба вслед за нами ввалилась целая толпа. Даже, выясняющие отношения сразу за двумя углами, прервали это своё — безусловно весьма увлекательное своё занятие до следующего раза и, последовали туда же — не желая пропустить возможно зачётное зрелище.

Пока, всё шло по "сценарию".

— Кто такие? — то и дело слышалось, — смотри какие штиблеты на фраерке лысом!

— Вот, это шмара! Чья она, с кем гуляет? С этим сморчком, чштоль...?!

— Клещ! Врежь ему "краснофлотского"!

— Охолонь, паря! Говорят — артисты. Мол, идут к Колчаку...

— Не бреши! К Ивану Большому.

— Сам не бреши!

Внутри, стандартная ситуация — виденная много раз в "своё" время на дискотеках в колхозных клубах: дамы вдоль стеночки ждут приглашения кавалеров, редкие парочки томно танцуют "медляк" под барабан Страдивари... Извиняюсь — под баян.

Однако, есть и свои нюансы: обе враждующие группировки тусуются каждый на своей стороне — а на возвышении сцены точь так же, сидят их главари с ближайшими "шестёрками" и разукрашенными подругами.

В танцевальном зале клубами висел табачный дым, смрадно смердело пивом и сивухой, а по облику и поведению некоторых "культурно проводящих досуг" — можно было понять, что они уже пьяны в дупель...

Музыка как-то "сама-собой" замолкла, остановились танцующие пары и все присутствующие — раззявив зевальники, уставившись на нас с Лизой. Та, поневоле поёжилась... Шепчу ей:

— Всё будет хорошо, моя девочка. Я с тобой и все наши ребята рядом...

Меня б, кто успокоил! Внутри, всего колотит — как центрифугу у советской стиральной машины.

У подножья сцены сидит на лавочке безногий баянист в драной тельняшке и бескозырке с выцветшим названием корабля — с коим я не так давно познакомился, имел некий конструктивный разговор — закончившийся перераспределением в его пользу моих денежных знаков и, пару репетиций перед намечающимся "бенефисом":

— Маэстро! Зажги-ка нам "пролетарочку"!

Тот, прищурив один глаз как от Солнца на пляже, посмотрел снизу вверх:

— А, "горючку" принёс — чтоб я тебе "зажёг", что?

— Держи вот, братишка — залей трюм!

При всеобщем гробовом молчании, тот берет протянутую ему мной полулитровую бутылку ульяновского самогона, открывает, несколько брезгливо нюхает... Затем хорошенько взболтнув, буквально высасывает с горла весь пузырь до дна — только кадык, как поршень насоса — туда-сюда ходит.

Крякнув и закусив поднесённым Лизой солёным бочковым огурцом с горбушкой черняшки, музыкант выдыхает — прежде чем растянуть меха:

— "Пролетарочка с выходом": кто не танцует — тот пида...раст.

Конечно, я понимаю — рок-н-ролл на баяне... Не, а... Смеяться будете!

Но, в данном случае — "зашло", как надо. Баянист был — от самого Господа Бога, без всякого преувеличения.

Ноги, приученные к ритму — сами пошли в пляс. Мы с Лизой выскочили на сцену меж двух групп остолбеневших от происходящего и нашей наглости главарей отморозков и:

— Хоп, хоп, хоп! АССА!!!

В танцевальном зале — ни одного "пида...раста": все без исключения задрыгали ногами, рожами не отворачиваясь от сцены... Какое-то "броуновское движение"!

У находящихся на сцене топ-блатарей, выпали папироски из зубов: моя партнёрша, как летала — только юбка парашютом развивалась, да голые коленки мелькали. Я еле успевал её ловить да подхватывать — в свою очередь, носясь вокруг неё "мелким бесом".

Вхожу в раж, вопя во всю Ивановскую:

— ВАУ, ОЙЕ!!! МЫ ПОРВЁМ ЭТОТ ГОРОД!!!

Увы... Но человечий язык слишком скуп и беден, чтоб описать всё это.

* * *

...Увлекшись танцем, я не видел всего происходящего и не понял, отчего смолкла музыка — как заткнули чем. И как вдруг рядом с нами очутился худой и длинный как жердина из плетня, Гришка Колчак — про которого я знал только, что он кокаинист и сексуальный маньячила. Красная фуфайка, высокие сапоги, лихо заломленная набекрень фуражка, приблатнённая чёлочка — как грязный крысиный хвостик спадающая на замаслившиеся похотью крохотные глазки с сузившимися зрачками.

Взгляд у него, да... Как у обдолбавшегося до зелёных соплей серийного маньяка при виде беззащитной жертвы в глухом переулке.

Чёрт, это несколько не по моему "сценарию"!

— Отдохни на лавочке, фраерок, — перекинув папироску из одного стороны рта, в другой, — дальше, я — с твоей кралей танцевать буду!

Колчак пытался поймать Лизу за руку — да та, увернулась, прижавшись ко мне.

— Спокойно, девочка, — шепчу, — я с тобой.

Правила поведения при общении со шпаной мне хорошо известны: смотреть ему в глаза — значит бросить открытый вызов. Опустить глаза вниз — показать слабость и вызвать немедленную агрессию.

Дерзко говорю ему, глядя мимо — как сквозь пустое место:

— Слышь, "танцор" — тебе чё? Собственные яйца жмут?! Сядь на место — не мешай людям культурно отдыхать.

Тот, явно озадачен или возможно даже — растерялся на минуту от такой борзоты.

— Эй, Колчак, — выкрикнули из "публики" знакомым мне голоском, — эту тёлку тот фраерок привёл Большому. Убери заготовки, жердяй, пока тебе их не отломали!

Группировка Ивана Большого, гулом голосов поддержала говорящего.

Тут же, возле нас оказался вышеупомянутый персонаж — похожий на самца-гориллу в период гона за западным интуристом. Материализовавшийся с шустростью жидкого стула, Иван Большой буром попёр на Колчака:

— Ты, чё? Не слышал, чё те народ говорит? Вали отсель, "танцор"!

Однако, из зала послышалось опровержение:

— Не бреши! Он её Колчаку привёл — фраерок лысый сам так сказал!

И этот голосок мне знаком... Почему-то.

Гул голосов сторонников длинного обдолбыша с адмиральским прозвищем — используя общепринятые в подобной среде идиоматические словосочетания, поддержал его.

Народ в танцзале уже был достаточно разогрет ещё до нашего прихода спиртным, кокаином и нашим с Лизой "номером". Страсти понемногу накалялись:

— Сам не бреши, сука!

А, это уже истошно орёт воняя гландами, незнакомый кто-то.

Ну, дальше знаете, да?! Слово за слово и, срач в танцзале, стал разгораться "обратным палом" — без пожарной машины с брандспойтом, уже не погасишь:

— Падла, я тебя порву!

— Урою тебя, мразь!

Изучив местные порядки, я предполагал что оба лидера соперничающих группировок "культурно" выйдут подраться из-за Елизаветы "за угол". Но из-за одного неадекватного обдолбыша — придётся импровизировать, раз всё пошло не по сценарию.

— Вообще-то мы с моей девушкой сюда потанцевать пришли, — вежливо улыбаясь, сообщил я обоим вожакам, — разрешите, мы уйдём?

— Можешь идти — тебя никто не тронет, — не глядя сплюнув мне под ноги, ответил Большой, — а девка останется. Она, уже не твоя...

У Колчака было своё предложение:

— Фраерка разденем да разуем — да поделим его чоботы и тряпки, а "лохматый сейф" в карты разыграем... Всё по справедливости — как тебе, Большой?

Тот, презрительно сплюнул под ноги уже "адмиралу":

— С тобой в карты играть?! Поищи дурней в другом районе. Девка моя — без всякого базара, а фраерка забирай вместе с чоботами и шмутьём... Разуй его, раздень и...

Прозвучало довольно похабное предложение — однозначно гомосяткой направленности, от которого меня всего передёрнуло, а "шохи", сгрудившиеся за спиной этого гориллы — хором жизнерадостно заржали:

— БУГАГАГА!!!

Колчак, покраснев от обиды и ярости, заправил под кепочку блатной чубчик и сунул руку в карман. Вынимает... Мать твою: у него оказалась железная перчатка — самая настоящая, как у средневекового рыцаря!

— Ты что, жирный пидор, тут гундосишь?!

Твою, мать!

В руке Ивана Большого тут же блеснул холодной улыбкой смерти нож. Да, ещё какой нож — здоровый как римский гладиус, или мне с перепуга так показалось...

Мать, твою!

Сюда же без "железяк" ходют!

— Кто "пидор"?! Ах ты, ё... твою мать! Забыл, у кого мотню намеднясь нюхал?

— ЧЁ?! ТЫ ЧЁ ВАЩЕ БАЗАРИШЬ, ПАДЛА?!

У меня шары — вот-вот на лоб выскочат: а, как же "нейтральная территория"?!

Млять, всё пошло без всякого сценария: вообще-то, планировалось — что они за угол выйдут выяснять отношения "по культурному" и, без своих "железяк".

Меж тем "внизу", девки с визгом стали разбегаться кто куда и, маты посыпались пуще прежних — из одной толпы хулиганов в другую полетели пустые бутылки... Я вовсе не пустил этот процесс "на самотёк"! Это Санька да Ванька, прикинувшись хулиганами противоборствующих группировок, провоцировали меж ними бойню. Их идея, кстати — я лишь её правильно тактически "оформил".

Шум, крики, мать-перемать — вот, вот и... Вспыхнет!

И, тогда выждав немного время, прибегут наши ребята. Осталось нам с Лизаветой продержаться чуть-чуть.

* * *

Оба альфа-самца на сцене, не решаются на активные действия — понимая опасность противостоящего противника. Они буровят друг друга взглядами, топчутся с места на место — как бы примериваясь для нанесения удара и переругиваются.

Однако я вскоре понимаю — всё это дешёвые понты!

Противники равные и, вот-вот — попугав друг друга и соблюдя внешние "приличия" — положенные им по их статусу среди братвы, начнут искать какой-то устраивающий обоих компромисс. Наиболее вероятный из них — Лизу изнасилуют по очереди, а меня... Возможно, просто разденут и отпустят на все четыре стороны без надругательства над личностью — отвесив лишь пару хороших затрещин "для порядка".

В "сценарии" такого не было — приходится создавать новый, импровизируя на ходу. Шепчу Лизе:

— Твой одиночный выход, девочка: раззадорь и страви этих бубуинов... Ну?! Обвини их в трусости!

И, Елизавета не подкачала:

— Да, никак вы оба сцыте!

Она, как королева на рыцарском турнире, улыбаясь выходит меж двумя "бойцами" и сделав ловкий пирует — от которого, юбочка приподнявшись колокольчиком, обнажила на миг её белые округлые коленки, бросила меж ними носовой платок:

— Победитель получит всё!

Это, как спусковой крючок у стартового пистолета нажали: оба "претендента" на её "всё" — бросились вперёд с неистовостью двух козлов на "брачном" поединке, позабыв про всякое благоразумие.

В отличии от "киношных", реальные драки не зрелищны!

Через мгновенье, они отпрыгнули назад: у Колчака окровенился правый бок и он злобно скалясь, отступил назад под прикрытие шнырей. Оставшийся на месте Большой пострадал меньше: у него повисла плетью левая рука — но правая крепко сжимала тесак.

— Да, что на них смотреть, ё...?! Ху...ячь!!!

Меж тем внизу, наконец, одна толпа хулиганов кинулась на другую и начался всеобщий "замес".

— БЕЙ ИХ, НАХ!!!

— МАТЬ, ПЕРЕМАТЬ...!!!

— На, заполучи!

— Ах, ты ж...!

— Наших бьют!

Часть "шестёрок" со сцены, не удержавшись от искушения, спрыгнула на помощь каждый своим.

Победитель "турнира" — Иван Большой, попытался подойти и схватить за руку свой живой "приз":

— Как кличут тебя, маруха?

Та, ловко отскочив — подводя его спиной ко мне, отвечает с холодностью Снежной королевы:

— Тебе не один хрен, бычара? Ты не в моём вкусе — пошёл вон!

— Ты ж обещала! — взревел тот.

Я очутился за спиной Большого:

— Джентльмен не привык к женскому коварству...?

Вынутым из-за пазухи "роялистым" титановым ломиком, ловко выбиваю у него из руки нож:

— ...Джентльмену придётся привыкать!

Конечно, если по уму — надо было оприходовать Большого ударом по затылку... Однако, не поднялась в тот момент рука — смалодушничал, каюсь! Бить человека сзади по голове, или ножом в спину — не мой "конек".

Тут же, чуть не поплатился за своё идиотское — неуместное в этом случае "благородство".

Громила ловко развернулся с молниеносностью атакующего мангуста и, я оказался с ним лицо к лицу... Следующий удар ломиком им был отбит правой рукой без всякого видимого ущерба.

— СЕРАФИМ!!!

Удар ногой в бок, нанесённый ему сзади Лизой, лишь на долю мгновения отвлек Большого и позволил мне успеть увернуться от нанесённого почти без замаха ответного удара кулаком, упав на пол и перекатившись в сторону. Поднимаюсь на колени — он уже почти навис глыбой надо мной: в его глазах — СМЕРТЬ!!! Удар по коленке не задался — тот опережающим ударом им же под запястье, выбил ломик из моих рук...

Вскакиваю на ноги и, ничего другого не остаётся — как вступить в ближний бой. Мой никогда не подводящий коронный удар: резким тычком — бью в подбородок тыльным основанием ладони.

Бесполезно!

Другой бы на жоп...пу сел, а у этого лишь голова назад откинулась. Хватает меня за шиворот и, рыча тащит на себя — не обращая внимания на с визгом молотящую его сзади руками и ногами, Лизу. Удар ноги балерины — сродни удару тем же ломом, а этому бугаю хоть бы хны!

Пытаюсь бить головой в лицо, но промахиваюсь и как бы припадаю к широкой — как врата ада, груди... Изгиб локтя, потным кольцом питона охватывает мне шею. В глазах темнеет, позвонки трещат:

ВСЁ!!!

"И чё, дуРРРак, "браунинг" на толковище не взял...?".

Кажется, это последняя в этой жизни моя умная мысля — пришедшая апосля.

Вдруг, как через подушку, слышащийся визг Лизы — перебивает злобное:

— Уйди, шалава!

Глухой удар, брызги горячей крови в лицо и, Большой закатив бычьи глаза — с грохотом "шкафа" валится на доски сцены, потянув меня за собой. Вырвавшись из враз обмякших рук, откатываюсь в сторону и тяжело дыша соскакиваю на ноги... Вижу, вернувшийся на "ристалище" Колчак, машется с шестёрками поверженного соперника, в то время как его подручные пытаются поймать Елизавету.

Те, явно растеряны: Лиза, как занимающаяся когда-то балетом — умеет высоко задирать ноги и не стесняется это проделывать перед парнями — целя по их самым уязвимым местам. К тому же, те боятся нанести ей какой-либо физический ущерб — опасаясь неудовольствия главаря:

— Колчак! Она по яйцам копытами бьёт — на кой ляд тебе такая бешенная лярва нужна?! Давай её зарежем!

— Валите "на глухую" — это мусорская подстава!

Что-то вообще, всё пошло не по сценарию!

Выхватываю оба маховичка из карманов и метаю в них, заорав-заревев изо всех сил сигнал к всеобщему выступлению:

— ВАСЯ ПУПКИН — ФОРЕВЕР!!!

В того, что "с яйцами" — хорошо попал:

— Ох, ё..., — схватившись ещё и за бочину, тот кулем оседает на землю.

Другой уклоняется от метательного оружия, но ловит удар лизиного кроссовка в челюсть и мирно укладывается рядом... Надеюсь надолго.

Спустя какое-то время слышу ответное, чуть отдалённое:

— УЛЬЯНОВСК!!! БЕЙ ГОРОДСКИХ!!! УРА!!!

Это — наши ребята идут на помощь!

Третий шнырь, таки изловчается поймать Лизу за ногу и резко дёрнув, повалить девушку — сам наваливаясь сверху.

— Ой, больно — нога! Серафим!

Пытаясь удержать её извивающуюся левой рукой, колчаковский шнырь замахивается правой с самодельным кастетом...

Вмиг, оказываюсь рядом: тот, лишь успевает вскинуть на меня голову с закрывающую глаза чёлкой — чтоб тут же словить мордой удар всей подошвой моего берца. Хруст переносицы, фонтан брызг крови на почти новую лизину "пролетарку".

С почти неуправляемой неистовой злостью пинаю его в морду... Ещё раз, ещё и ещё:

— Сдохни, мразь! Сдохни! СДОХНИ!!!

— СЗАДИ!!!

Резко присев с испуга, пропускаю над собой летящую в голову "железную перчатку", падаю на задницу — тут же перед глазами сверкнуло лезвие большого ножа. Это, разогнав подручных Большого Ивана, за меня взялся лично Гришка по прозвищу "Колчак". Кроме его основного оружия, в левой руке у него трофей — огромный нож поверженного соперника по "рыцарскому ристалищу". Щерится зло-довольно, маньячило-обдолбышь:

— Ну... Передавай привет... Ваньке у врат Рая... Фраерок позорный!

При его росте и длине рук, шансов у меня практически никаких не было.

— А маруху твою... Будем "пользовать" всей толпой... Как ту... Во все дырки... Пока одни уши от неё не останутся...

Ах, ты мразь!

Но, нет — есть у меня шанс! Есть!

Судя по его прерывающейся речи, по посеревшему лицу и бегущему по нему потоку пота — наркотический угар у него проходит: он задыхается, ему надо перевести дух, прежде чем покончить со мной и взяться за Лизу.

Хотел ему в рожу плюнуть: да во рту пересохло, как в штате Невада — в эпицентре ядерного взрыва... Я тоже далеко не свежак! Тогда, просто словами презрительно хриплю:

— Когда тебя выпишут из больнички, Колченогий обдолбыш... Родная мама будет тебе писюк в судно "теребить"... Больше тебе с бабами ничего не светит, уё...бок.

— ЧТО?! ДА, Я ТЕБЯ!!!

Кидается на меня в слепой ярости — от удара стальной перчатки в голову я изворачиваюсь, но вот нож...

ЗВЯК!!!

Воспользовавшись замешательством, отбегаю подальше — отвлекая от лежащей Лизы и дразню:

— Что, не ожидал, курва?

Не... Всё же умный этот парень — Кузька-Домовёнок! Как подрастёт чуток — обязательно "поляну накрою" и проставлюсь ему за свой... Уже третий "день рождения"!

Нож отскочил от стальной пластины в нагрудном кармане "пролетарки", а я успел врезать Колчаку по морде хорошего "крюка", перед тем как отскочить... Однако тоже — выдыхаюсь! В полную силу ударить не получилось.

* * *

Тем временем, совсем близко:

— УЛЬЯНОВСК!!!

Смотрю за его плечо: в широкие двери — "свиньёй" вваливаются наши атаманы с есаулами, работая направо и налево битами — только брызги соплей и крови, да осколки зубов в разные стороны:

— Ура! Погнали наши городских!

Самые умные из хулиганов, моментально всосав весь печальный для них расклад, тут же с воем начали линять во все стороны. Особей пять-десять-пятнадцать из них, спотыкаясь об распростёртые тела, пробежали через сцену — не обратив никакого внимания на события, происходящие на ней.

Одного из них я сбил ловко подставленной подножкой и он улетел в суфлёрскую будку — да там и остался, другого снёс хорошо поставленным ударом в ухо и, "потерявшись" — тот побежал в обратную сторону, снова попав под замес.

Сразу, на сердце стало как-то легко и, хищно осклабившись, говорю подходящему ко мне Колчаку:

— Хорошо, что насчёт ушей напомнил, урод! Отрежу их у тебя и подарю своей девушке вместо монисто.

Оборачивается на мгновение через плечо, вслед за моим взглядом... На потном сером лице моего собеседника промелькнула тень озарения. Поняв, что продул этот "раунд жизни" вчистую и, причём навсегда, он решил напоследок громко хлопнуть дверью:

— Хорошо... Что... Напомнил... Фраерок...

Прохрипев это, Колчак направился к Елизавете оставив попытки прикончить меня:

— Шалаву свою... Будешь сам "пользовать" — я сегодня добрый... Дохлой...

Той видать, досталось крепко! Она, с залитым чужой кровью лицом сидела, опёршись руками на пол:

— Серафим! У меня болит нога!

Слышу — плачет.

Я оказался свежее, шустрее и оказался у Лизы раньше. Широко расставив руки в стороны — как статуя Иисуса Христа где-то в "нашем" Парагвае, рычу израненным Годзиллой на нью-йоркском небоскрёбе:

— НЕ ТРОЖЬ ЕЁ, ТВАРЬ!!!

Это было единственное, что я мог ещё сделать.

Колчак, как в замедленной съёмке Зомбикалипсиса — прёт на меня и, в глазах его вижу обшитый красным полотном деревянный ящик с опилками на дне — медленно несомый под печальную музыку...

А в том "ящике" — Я!!!

Колчак подходит вплотную ко мне, решительно замахивается и прежде чем снести меня одним ударом "железной руки" — с оттенком некоторого даже восхищения в адрес Лизы, глядя на неё через моё плечо произносит:

— "Огонь", а не девка...

— Серафим, пригнись! — слышу сзади.

Падаю на одно колено и, тут же сзади раздался плохо слышимый на фоне всеобщего побоища выстрел и меж колчаковских глаз появляется отверстие — не предусмотренное заранее матушкой-природой.

Следом мишкин, слегка недоумевающий голос:

— Мне послышалось, или он сам мне скомандовал: "Огонь"? Последний раз такое слышал — когда при мне расстреливали одного больш... Большую группу белопольских панов!

Лиза, зарыдала, уже не сдерживаясь:

— МИША!!!

Как говорят наши заклятые "партнёры" американцы: "кавалерия всегда приходит на помощь вовремя". Однако у нас, у мужиков свои слова — чтоб выразить благодарность за спасение:

— Миша, блин... Где тебя черти носит? Нас тут, чуть на лоскуты не порвали.

В ответ, невозмутимо ефимовским голосом:

— Извини, Серафим — но всё шло строго по графику...

Оборачиваюсь, на сцене все наши — ульяновские, даже Санька с Ванькой, а Анисимов-младший смотрит на карманные часы и бурчит:

— ...Тобою лично составленному! А вот сам ты подкачал со своим "сценарием" — мы вас за углом поджидали.

— А что так поздно сигнал крикнул? — это уже Конофальский, — пока до нас дошло, что дело пахнет керосином...

"Блин, каждый мнит из себя стратега — видя бой со стороны"!

— Некогда было кричать — "покойнички" на редкость шебуршные попались!

На сцене — весь наш ульяновский комсомольский "актив", в полном снаряжении, поигрывая битами и охаживая ими хулиганов пытавшихся линять в этом направлении. "Снайперы", тут же стали внимательно выцеливать наиболее опасные цели среди дерущихся в зале, время от времени метая вниз увесистые маховички.

* * *

В полном изнеможении, валюсь на пол рядом с Елизаветой. Та, с почти высохшими глазами, кивает на свежий труп:

— Серафим! А кто обещал мне его уши?

Похоже, у ней "отходняк" — посттравматическая истерика, то есть. Успокаивающе глажу длинные волосы:

— Девочка моя! Зачем тебе уши какого-то дохлого нарка?! Давай, я лучше подарю тебе кроличью лапку на счастье? У Отца Фёдора, этих лапок — хоть завались...

— Так и знала: все мужчины — обманщики.

— "Знала", или как и про оргазм — тебе мама сказала?

— Фи... Пошляк!

— Ладно, "семейные сцены" потом будешь мне закатывать! Давай лучше посмотрим что у тебя с ногой.

Щупаю её лодыжку... Небольшая припухлость... Кажется ничего серьёзного — ушиб или растяжение:

— До свадьбы с султаном заживёт. Давай представление досмотрим — там как раз к развязке "движуха".

"Рёв богов и плачь чертей" — словами "братьев навек", китайцев то бишь!

Не выдержав избиения, смешанная толпа недавних противников ломанулась было в панике через другой выход и через сцену. От последней хулиганов довольно легко отбили наши ульяновские, а на втором выходе из Рабочего клуба и вокруг парка в целом — их ждала засада из нижегородских и губернских комсомольцев.

Хулиганов ловили, дубасили как следует, затем лишали "особых примет" — кепок, красных фуфаек, высоких сапог "гармошкой". Уродским образом выстригали лоб — вместе с блатной чёлкой и, пинками гнали по ночным улицам под всеобщее улюлюканье — бывало в чём мать родила.

Происходила благотворительная акция: "Раздень одного хулигана — одень беспризорника!".

Наутро, подсчитали потери сторон.

Конечно, мелких ушибов, порезов, вывихов и даже отдельные переломы не считали — их без счёту... Всего, вместе с главарями было убито семеро хулиганов и ещё с двадцать с чем-то сильно изувечено — в основном черепно-мозговые травмы. Кто-то из них не выживет, кто-то навсегда останется инвалидом.

Кому-то жалко? Ведь, это подростки — фактически дети ещё, до семнадцати лет?

Мне нет!

* * *

Вспоминаю своё "детство золотое" времён Застоя и, главного нашего школьного хулигана Витьку Коваля — жлоба старше меня на два года и, габаритами — немногим меньше вновь представившегося Ивана Большого. С тем, с самых ранних лет — все наперебой нянчились: семья, школа, родная милиция... Однако, не в прок — мог курить прямо на уроках и посылать прибывшего директора школы туда, где он сам совсем ещё недавно — висел у родного отца "мутной каплей".

В результате такого "воспитания", уже в шестнадцать лет — в восьмом классе, тот насмерть зарезал пытавшегося утихомирить его дружинника — взрослого мужчину, которому ещё бы жить и жить — мужа и отца достаточно большого семейства.

На "малолетке" и далее на "взросляке" — где этот отморозок мотал срок, с ним видать так же продолжали нянчиться — пытаясь перевоспитать в полноценного члена общества. Иначе, чем объяснить — что не успев откинуться из мест "перевоспитания", тот снова там — уже через месяц оказался, лишь поменяв режим и увеличив срок до максимального?! В этот раз Виктор Коваль насмерть забил соседа — постучавшегося в его дверь далеко за полночь и, пытавшего объяснить ему и его дружкам-собутыльникам — что некоторым людям ночью необходимо спать, чтоб утром идти на работу...

Далее, эта мразь сдохнет на "крытке" от тубика — когда в "лихие 90-е", там станет несколько голодно.

Вот я и спрашиваю: если бы этого ублюдка, чья-нибудь добрая душа приголубила битой по головке в самом нежном возрасте — не было бы это лучшим вариантом для всех? По крайней мере — для семей убитых им двух вполне нормальных людей, полезных членов нашего с вами общества...

С нашей стороны один погибший из городских — заколот ножом кем-то неопознанным в парке, трое тяжёлых и девять легкораненых.

Этих да... Очень жаль!

Однако, войн — в том числе с преступностью, без потерь не бывает. Главное, чтоб наши жертвы не оказались напрасными. Есть ли у меня такая уверенность, хотя бы на ближайшую перспективу?

Конечно, есть!

* * *

Я и основная часть наших, уехали обратно в Ульяновск в конце сентября, а операция "Хулиганов нет" — приводящаяся комсомольским активом в Нижнем Новгороде, не закончилась одним лишь "генеральным сражением" — в котором были наголову разгромлены на голову две самые крупные хулиганские группировки. Созданные городские "ударные комсомольские отряды по борьбе с хулиганством" — общее руководство над которыми взял на себя Ефим Анисимов, умножились в числе. Помня мои слова о "команде", он тут же подтянул к себе в заместители Брата-Кондрата — велев остальным "альпинистам" немного подождать у подошвы властного Олимпа.

Далее, борьба с хулиганством в нашем губернском центре перешла в стадию "партизанской войны" — в серию мелких, но почти каждодневных стычек.

Вездесущие беспризорники приносили разведсведения о хулиганских тусовках и, там производилась облава с последующим "воспитательным" избиением, "оболваниванием" — насильственной стрижкой, раздеванием и передачей имущества в пользу этих "гаврошей".

Другая схема (наш с Лизой пример оказался заразительным): в хулиганские места посылалась заведомая жертва, например — влюблённая парочка. Как только к ней кто-нибудь цеплялся — тут же рядом совершенно "случайно" оказывался комсомольский патруль УКО. Ну а далее — всё вышеописанное в "Рабочем клубе", с различными вариациями — только в гораздо меньшем масштабе.

Постепенно всё вошло в ровную, накатанную колею: к вооружёнными битами патрулям комсомольцев из "ударных отрядов", прикреплялся один-два милиционера — для наблюдения за законностью. Конечно, в случае необходимости — те "закрывали глаза" на некоторые моменты...

Уже через месяц, достаточно именитым журналистом-репортёром одной из центральных газет, в Нижнем Новгороде был проведён "эксперимент": провоцирующее шикарно одевшись и прикинувшись пьяным — тот прошёл довольно поздней порой через весь город и даже полчаса повалялся на лавочке в парке...

Конечно, он замёрз и потом долго кашлял и истекал зелёными соплями — всё же на дворе поздняя осень, а не май месяц.

Но, его никто не тронул!

Журналист, проведя эксперимент написал восторженную статью — которая произвела настоящий фурор в стране. Так началось уже всесоюзное движение "Хулиганов нет", которое возглавил...

Сергей Миронович Киров!

Тот, спустя месяц после описанных событий, приезжал в Нижний Новгород и лично беседовал с нашими активистами — Ефимом Анисимовым и Кондратом Конофальским. Конечно, как я подозреваю, "любимец Сталина" кроме хулиганов — зуб точил на будущую оппозицию, на троцкистов, особенно. Точно не знаю, но кажется — так и было "в реале": их митинги и демонстрации — вовсе не милиция (или не упаси Боже, ОГПУ!) разгоняла, а по инициативе "снизу" — сама возмущённая советская общественность.

Надо ли говорить, что такие "идеи" редко приходят в голову журналистам просто так?

Правильно! "Эксперимент" был проведён за мои кровные пятьсот карбованцев: "цепной пёс демократии" — торговался как барыга на Привозе, собака!

— Товарищ, — спрашиваю, пересчитав и отдав "хрусты" журналисту, — и много вас таких — "продвинутых", в Москве-матушке?

"Лопатник" свой, я не убрал — а как будто между делом крутил его в руках.

Тот, понимающе на него глядя:

— Подзаработать лишний червонец никто не откажется. Почти никто...

— Не могли бы Вы порекомендовать мне несколько своих коллег — обладающих бойким пером, достаточно авторитетных — чтоб протолкнуть статью и, при этом — материально нуждающихся?

— Да, сколько угодно! Если за деньги, конечно.

Так, я стал беднее ещё на двести пятьдесят рублей... Зато стал владельцем довольно внушительного "списочка".

* * *

После побоища, все наши устроились на ночлег и отдых кто куда — большинство через Губком РСКМ. Анисимова же с Конофальским пригласил к себе в "апартаменты" сам Жданов.

Елизавету, Мишку, Кузьму и близнецов Саньку да Ваньку, как и главного виновника "торжества" — Василия Пупкина, я приютил у себя на снятой квартире.

Выспавшись к обеду, перекусили по скорому, привели себя в порядок — то да сё и, я говорю несколько ожившему к тому времени "виновнику":

— Василий! Наши ребята первый раз в Нижнем Новгороде... Не мог бы ты показать им достопримечательности сего славного города?

— Конечно покажу, — тот с превеликой готовностью, — о чём разговор?

Мишка-Барон, мельком понимающе на меня взглянув:

— Хотя в своё время, я этими "достопримечательности" досыта наелся... Схожу, прогуляюсь за компашку.

Как самому ответственному и надёжному, протягиваю ему пару сотен рублей с мелочью:

— Это вам карманные деньги на "хлеб и зрелища". Я же схожу на рынок за продуктами и, этим вечером мы с вами закатим грандиозный пир!

Посмотрел вопросительно на ещё здорово хромающую Лизу:

— Поможешь мне или ты с ребятами?

Чуть покраснев, та небрежно махнула рукой:

— Конечно, помогу — что я там в городе не видела? Полуголых барышень в витринах нэпманских магазинов?

У Домовёнка отвисла челюсть, а Санька да Ванька — как два мини-трактора, потащили Васю за оба рукава враз:

— Быстрей пошли "достопримечательности" смотреть!

Едва ребятишки вышли, Елизавета повисла у меня на шее, впившись губами в мой рот — как медицинская пьявка и, у нас с ней повторилась апрельско-августовская "история". В этот раз, моя партнёрша по этому "недотраху" кончила три раза и с детской непосредственностью поделилась со мной ощущениями:

— Серафим... Я как на метле летала... У нас, с каждым разом "это" получается всё лучше и лучше!

У меня не повернулся язык сказать ей: "Следующего раза не будет!".

В изнеможении, та практически голая возлежит на моём спартанском ложе, разметав роскошные русые волосы по подушки и, всем видом показывает — что не против повторить. Еле-еле удержался, чтоб не накинуться на неё снова и, уже "по-взрослому" — "отодрать" по полной программе. Не будь мне "в совокупности" восемьдесят с лишним лет...

ЭХ!!!

Старость — это не возраст тела, старость — это склад мышления...

— Согласен, девочка — сегодня ты была в ударе, — накрываю её смятой простынёй от греха подальше, — однако, я вынужден бежать за продуктами — скоро ребята придут, а ужином ещё и не пахнет.

Принюхался: "пахнет" плотским пороком и развратом:

— Помойся — сегодня домком смилостивился над нами и воду горячую дал... И не забудь хорошенько проветрить помещение.

Уже убегая, кричу:

— Не валяйся там королевой после посещения фаворитом, Елизавета, а приберись в опочивальне!

* * *

Первым делом не на рынок, а к витрине ближайшего нэпмановского магазина. Лишь бы на своих активистов не напороться... Чёрт! Здесь никого нет, бежим дальше. И здесь никого.

Растерянно озираюсь:

— Блин, как всегда — когда не надо...

— Мужчина, я живу недалеко, — вкрадчиво сзади, я аж подпрыгнул.

— Легка на помине... Сколько?

— Шестьдесят рублей.

Просто охренеть!

— "Шестьдесят"?! Подруга, а ты в зеркало давно смотрелась?

— Ха! А ты, давно смотрел на свои штаны, дружок?

Опускаю глаза:

— Чё со штанами не так?

Ух, ты... А ведь и правда! По улицам бегать ещё ладно — а вот на рынок в таком виде идти нельзя. Та, видно поняв безвыходность моей ситуации, чуть зевнув:

— Конечно, можно зайти в любой подъезд и "потеребить гуся"...

Грубо прерываю:

— Папаше своему будешь советы давать, когда рядом с ним упокоишься... Тридцать пять!

— Пятьдесят пять и ни карбованцем меньше. Если чё — побегай ещё, поищи, поторгуйся...

— Ладно, уболтала на пятьдесят, жрица любви.

Чуть ли не книксен делает:

— Только из чувства сострадания к такому вежливому и воспитанному молодому человеку... Иди за мной.

Следую за ней и по дороге премило беседуем:

— Только давай сделаем "это" быстро... "По-французски" умеешь?

— Ну, а как же! По желанию клиента — хоть по-французски, хоть по-гречески, хоть по-собачьи... Не первый год работаю!

— Да я так думаю — даже не первый десяток лет. Поди, ещё Николая Павловича обслуживала, да?

— "Николая Павловича"? Нет, не знаю такого.

— Правильно: половой акт — не повод для знакомства с императором всея Руси.

— Возможно, он мне просто не представился...

— ХАХА-АХ!!!

Чуть не задохнулся со смеху.

Обижается:

— Чё, смеёшься? Меня мой барин учил, ещё в горничных — а вовсе не император. Как с Парижу приедет — обязательно чему-нибудь новенькому научит.

— Вот, сволочь! "Шлёпнули", я надеюсь?

— Да нет, он добрый был и сам давно помер, ещё...

"Торможу" на полном ходу:

— Надеюсь, не от полового истощения? А то я пожалуй, лучше уж — "гуся"...

— Да, нет — от собственной старости. Когда я к нему, ещё девкой двенадцати лет нанималась — ему уже годков сорок пять было.

— Долбанный педофил...

— Да, нет — его Григорием Парфеновичем звали.

Так, незаметно за светской беседой мы и пришли. По виду, это прежняя квартира того "барина-учителя" ныне превращённая в коммуналку — где бывшей горничной выделили комнату от щедрот новой власти.

Едва закрыв за нами дверь, сама по-хозяйски расстегнув мне брюки и доставая "хозяйство", она "его" сперва оценивающе помяла:

— Ишь, как тебе приспичило! Как окаменел.

Затем, перед тем как приступить к делу:

— Желание есть — можешь дальше балаболить, мне это не мешает.

— Ты так думаешь? Тогда я расскажу тебе анекдот про гаишника и минетчицу...

— Про кого?

— Ну, это... Про милиционера и особу — вроде тебя. Только смотри не прикуси — анекдот очень смешной!

— Женишься когда — бабу свою учить будешь!

"Бабушка русского минета" и вправду — дело своё знала и сделала "это" быстро, чуть ли не в одно "касание". При этом будучи опытной проституткой — она делала вид, что давится "им": думаю — чтоб поднять мою самооценку.

Не успел закончить довольно бородатый "там" анекдот:

— "...Это ты — сосёшь, а я — минетчица!".

— О, КАЙФ!!!

Как мне конкретно захорошело!

Проститутка деловито заправила "хозяйство" на место, не забыв застегнуть гульфик:

— ...Всё! Хорош балаболить — доставай рубли.

Видно с юмором у неё был напряг — из-за сельского происхождения и, анекдот про коллегу она не заценила. Но всё равно — молодец! В любой сфере деятельности, люблю иметь дело с профессионалами.

— Огромное спасибо, бабуль и, вот тебе твои пятьдесят "рваных" за труды.

Та тоже, удовлетворённо, пересчитывая денежные знаки:

— Не за что. Заходи ещё, коль ещё так прижмёт — где меня найти знаешь! Ну или женись, а то когда-нибудь "он" у тебя отломится...

"Разгрузившись", я бегом на рынок.

* * *

В отличии от прошлого года, когда возникшее с началом НЭПа продовольственное изобилие — приятно шокировало, в этом году меня не меньше "вставляло" от антисанитарии...

Видать, просто "зажрался"!

Долго я бродил меж торговых рядов, про себя думая брезгливо:

"Колбаса... Из собачьего мяса поди, хорошо ещё — если без шерсти. Пирожки... Фигня на постном масле — в буквальном смысле. Конфеты... С прошлого года, поди на прилавке пылятся — судя по "товарному" виду. Ягоды клубники... Интересно, какой сифилитик их собирал-щупал? Квас... Копейка стакан? Дизентерийная жижа чья-то: по цвету судя — сильно разбавленная водой".

Тьфу, гадость!

Горячие сосиски — из каких-то отходов, к рукам прилипающие пряники, не известно как и на чём жаренные семечки, пряники — руки к ним магнитом прилипают, крутые очищенные яйца... Всем этим торгуют с немытых рук, сомнительные на рожу личности из корзин поставленных просто на землю.

Прямо-таки бесила навязчивая реклама.

— Магазин без крыши, — орал продавец галантереи чуть ли не в ухо, — хозяин без приказчика, цены без запроса!

— Травушка-зубровушка для настойки водочки! — кричал другой, тыкая мне в морду какие-то сушёные "гербарии".

— Яблыки коришневые, пакупай яблыки!

"Ба, знакомые всё лица"!

И в этом времени "носорогов апельсиновых" — кавказцев, на российских рынках полным-полно.

Ещё один:

— Совершенно новое средство против зачатия...!

За грудки его:

— ЧЁ?! Да, ты охренел!

— Гражданин, это я не тебе... Сударыня, обратите внимание!

Поэт-самоучка — "Пушкин", млять:

— Щеточки для примусов, от угару, от пожару — двадцать копеек за пару!

— Купи мыло — вымой рыло! Кожа слезет — грязь останется!

Да он здесь не один!

— Платки для носа без всякого запроса...

Такое чувство — весь наш народ укушен Парнасом!

Мальчишки, продававшие в эти последние жаркие дни подсахаренную мутную водицу с долькой давленого лимона, кричали как заполошные:

— Лимонад! Лимонад! Сладкий — как мед, холодный — как лед! Стакан за рупь, пять за десять!

Но, всё это ещё фигня — простите мой "французский"... Просто убил наповал торговец мороженным — поставивший свою палатку между общественным писсуаром и мусорным ящиком, рядом со стоянкой извозчиков. И, самое главное — торговая точка оказалась весьма "бойкой"!

* * *

Пошарившись меж торговыми рядами с час, всё же купил все необходимые ингредиенты для приготовления русского борща и узбекского плова, белый хлеб, фруктов и сладостей на всю нашу дружную компашку. Вернулся на извозчике и мы с Елизаветой принялись хозяйничать на кухне...

Кстати, всем девушка хороша: в супружеской постели или на светском приёме будет просто бесподобна — как принцесса Диана!

Но готовить практически не умеет — поэтому лук-морковку чистить да варить-жарить приходится мне. Правда, пока меня не было — в квартире прибралась достаточно прилежно.

Долго молчим... Лиза только трётся об меня довольной домашней кошкой и принюхивается к кухонным запахам — видать, сильно голодна. Чувствую — что-то хочет сказать, но не решается. Наконец, как в холодную воду проруби прыгнув — разве что не перекрестившись:

— Серафим, я "это" иногда делаю ночью — как ты показал...

— Продолжай, раз уж начала.

Смущаясь, краснеет:

— Ну, это... Сама себе делаю оргазм.

— Вот видишь! Всё оказывается очень-очень просто: "наши руки не для скуки".

Опять молчим...

— Серафим! Это... Это не тот оргазм, как делаешь мне ты... Совсем не то — мне не нравится.

Удивляюсь и советую:

— Вот, как?! Попробуй сменить руку.

Рассердившись, бьёт кулачком в плечо:

— Ты... Ты... Ты издеваешься надо мной?!

Сделав энергичный жест, возражаю:

— Нет, не издеваюсь, так все делают: меняют "партнёра" — если не удовлетворяет прежний... Тебе, разве твоя "maman" не рассказывала?

В этом месте не выдерживаю и ржу как конь:

— ХАХАХА!!!

Сперва рассердившись и даже шуточно наградив почёщиной, Лиза в конце концов сама рассмеялась.

Успокоившись, Лиза с какой-то подоплёкой спрашивает:

— Я знаю, ты спишь с Софьей... Ты любишь её, Серафим?

Конечно, наши отношения с бывшей нэпманшей, а ныне председателем артели "Красный трактир" — были ей известны, как впрочем и любому ульяновцу — начиная с примерно пятилетнего возраста.

Сказать по правде, я её люблю. Конечно, звучит донельзя цинично и возможно несколько подло (нет в этом мире идеальных людей!), но я люблю Софью Николаевну — как послушное и ласковое домашнее животное или, даже как некую удобную вещь — делающую мою жизнь более комфортной.

Отвечаю как можно строже:

— Извини, Лиза — но наши отношения с Софьей Николаевной касаются только нас двоих.

Помолчав и даже пошмыгав носом, та:

— Я знаю: ты её не любишь — но спишь с ней. Меня ты тоже не любишь — мы с тобой тоже могли бы...

"На колу висит мочало — начинай всё сначала".

— Нет, не могли бы!

— Почему?

— У Софьи Николаевны, как и у твоей мамы — другой статус, чем у тебя. Они вдовы! Я или Аристарх Христофорович, сколько угодно можем ходить к ним — чтоб "переспать", это ничего в их репутации не изменит... Это тебе понятно?

— Да, но...

— Ты — другое дело, тебе ещё "султана" искать и замуж за него выходить, — подмигиваю весело, — или передумала? Ради сиюминутного удовольствия, ради какой-то низменной похоти ты согласна расстаться со своей мечтой?!

Подумав, та твёрдо ответила:

— ...Нет, не передумала. Нет, не согласна!

Дальше, после довольно длительной паузы — меж продолжающейся готовкой, у нас шёл спокойный, неторопливый, деловой разговор:

— Андрей Александрович, так на меня смотрит...

— Я тоже это заметил.

Не знаю, женат или холост в данный момент Жданов. Помню только, сын у него будет — Юрий. Будет или уже есть?

Ладно, не важно:

— Не твой уровень, девочка. Этот человек не способен стать "султаном" — хотя сатрап из него может получиться знатный.

— Почему?

"Ласты он склеит в 1947 году, — чуть не вырвалось, — зачем нам с тобой такой недолговечный?".

— По своему духу он мещанин — хотя и изо всех сил это скрывает, вот почему. А предполагаемый кандидат в султаны должен быть именно АРИСТОКРАТОМ(!!!) духа.

Та, поражена до самой глубины:

— Как это ты всё определяешь, Серафим? Ты ж с ним едва знаком?!

"В Википедии читал", — чуть не ответил.

Пожимаю плечами:

— Сам не знаю — на уровне инстинкта, возможно. Посмотрю на иного человека и вмиг определяю, на что он способен — каких высот сможет достичь.

Повышаю голос:

— Да и рано тебе ещё с ним флиртовать! Жданов — уже зрелый мужчина, должно быть — с большим определённым опытом. Хотя и, шарахаться при каждой встрече тоже не стоит: веди себя как маленькая, глупенькая девочка — не понимающая что от неё хотят взрослые.

— Я так и делала, должна заметить.

— Молодец...

Помолчав, снова спрашивает:

— А, Александр Голованов?

Замираю на мгновенье, потом:

— Что, "Александр Голованов"?

— Мы с ним иногда встречаемся и, он оказывает мне "знаки внимания" — как бы сказала моя мама.

— Ухаживает?

— Да, пытается ухаживать. Что в этом случае твой "уровень инстинкта" подсказывает — на что способен Голованов?

Хорошенько подумав, отвечаю:

— У Голованова чувствуется некий "внутренний стержень" — он способен стать тем "султаном", которого ты ищешь... НО!!!

Делаю паузу, затем нарезаю кусочками мясо на плов и, не глядя на собеседницу — как будто рассуждаю вслух:

— Он ещё в самом начале карьеры — у самого подножья властной лестницы — так сказать. Если ты сейчас вскружишь ему голову — влюбишь в себя, дальнейшего его взлёта может и не быть. Ведь, влюблённые мужчины "размякают", становятся крайне уязвимыми!

Елизавета засомневалась:

— Я слышала чаще бывает наоборот: окрылённый любовью мужчина — буквально горы сносит на своём пути.

Пожимаю плечами:

— Без всякого сомнения — бывает и такое! По моему мнению — всё от женщины зависит. А ты уверена в себе?

— Не знаю... Ни разу, ради меня ни один мужчина не свершал ничего такого... Особенного!

— Вот видишь! Конечно, дело твоё — но я бы подождал лет пять и посмотрел, что из Голованова получится к тому времени. Пока же, предлагаю продолжать тренироваться "на кошечках": учиться влиять на мужчин — не давая им затащить себя в койку...

Помолчали немного, потом она спрашивает:

— Кто будет следующим "подопытным" после Есенина?

Фыркаю презрительно:

— "Есенин"! Тому ты просто задурила голову своим природным обаянием или купила — выкупив его долги...

Несколько обиженно, надув губки:

— Справедливей будет сказать — и то и, другое.

— Называй как хочешь — но это всего лишь первый уровень. Вторым уровнем будет заставить мужчину сделать то — чего до него никто не делал.

Внимательно слушает.

— Ты заметила, как на тебя смотрит Вася Пупкин?

Та, потаённо-самодовольно:

— Кажется, он в меня по уши втрескался.

Все наши ребята уже знали кто-такой Вася и чем он занимается, хотя кроме Кузьки — никто не понял для чего нужны радиолампы.

— Василий на пороге великого открытия — есть у меня чуйка, но ему чуть-чуть не хватает уверенности в себе. В частности, он комплексует по поводу отношений с девушками и, у него не так давно произошла страшная личная трагедия... Помоги ему, Лиза! Избавь от комплекса, помоги забыть свои страхи и придай уверенности в собственных силах. Заодно, сама приобретёшь первоначальный опыт манипулирования и, ту самую уверенность.

Та, в некой неуверенной задумчивости:

— Ну, не знаю... Насколько я понимаю, мужчины порой бывают весьма "прилипчивы". Если я обнадёжу его, он ведь потом по-хорошему не отстанет!

— Если он обретёт уверенность в себе как в мужчине и, при этом у вас с ним не дойдёт до... До "того самого", Вася будет искать "это" на стороне и эта проблема исчезнет сама собой. По крайней мере — по тебе он долго плакаться не станет.

— А найдёт ли он "это самое" на стороне? Ведь...

Понимаю, про что она:

— Время лечит! Мёртвым — сырая земля, живым — надо как-то устраивать личную жизнь. Если Вася сделает мне стержневой пентод, он обретёт не только уверенность в своей мужской неотразимости — но и столько ништяков от меня, что к нему в постель девки сами в очередь выстоятся... Ты уж мне поверь, Лиза!

* * *

На следующий день сходили всей группой в театр.

Страна переживала после социальной революции, революцию культурную — внесшую сумятицу во все виды творчества. Новаторские тенденции затронули и театр — ставший важнейшим средством приобщения к "культурности". Это касалось не только массовых посещений спектаклей, принимавших почти ритуальный характер, но и широкое распространение так называемых "ТРАМов" — самодеятельных театров рабочей молодежи... Хотя, это произойдёт чуть позже — на следующий год.

То и дело слышно было про шумные театральные эксперименты. Большой успех имел сталинский любимец Мейерхольд (ставший затем очередной жертвой его репрессий), активно внедрявший принципы конструктивистской сценографии. Гастроли "МХАТа" в Западной Европе и США принесли ему славу общемирового реформатора в сценической области.

Нижегородский городской театр мне ничуть не понравился — мрачное неуклюжее строение конца ещё 18 века, с въевшимся запахом лампового масла, с выбеленными без всяких затей толстыми брёвнами — поддерживавшими крышу и связывавшими "стойла" зрительских лож.

В провинции тоже не отставала от столиц: нынче в Нижнем Новгороде известный режиссер из Саратова Конин А. ставит пьесу футуриста Каменского В. "Паровозная обедня" — где актеры изображали рельсы, шпалы, шатуны, колёса и прочие "заклепки"...

Это был просто лютый... "Абзац"!

Что удивило зело, несмотря на просто дикую "аннотацию" на театральных афишах — аншлаг бы полный и публика, набившаяся в зал — как балтийских шпрот в консервную банку, воспринимала это мега-комическое действо вполне всерьёз.

Всё действо сидел и ржал, как укуренный чем-то конкретным бельгийский тяжеловоз — вызывая не одобряющую реакцию окружающих меня нижегородских театралов.

* * *

В сентябре 1923 года в Японии произошло "Великое" землетрясение, в Испании — успешный военный переворот, а в Болгарии — неудачное коммунистическое восстание, о котором так долго говорили московские большевики...

Но которое, так быстро подавили правительственные войска.

Другой — "нормальный" попадос, конечно же придумал бы, как к примеру — использовать инфу про землетрясение у самураев — снёсшее как бы не полстраны.

Так я ж, ненормальный!

Сколь ни думал — так и не придумал ничего стоящего...

Глава 32. Что в имени твоём?

В начале октября, наконец-то хоть как-то — худо-бедно, хотя бы шатко-валко — но продвинулось дело с организацией в бывшем женском старообрядческом монастыре Воспитательно-трудовой колонии (ВТК). Строительно-восстановительные работы были завершены с грехом пополам, где-то "серединка на половинку" — но жить-зимовать там уже можно было.

В середине октября приехал коллектив воспитателей в пять человек, считая и начальника ВТК и, первая группа воспитанников — два десятка с небольшим бывших беспризорников и малолетних преступников.

Германское оборудование для изготовления контрольно-измерительных приборов высокой точности, по плану должно быть закуплено на следующий год. Тогда же прибудут нанятые немецкие инженеры, мастера и высококвалифицированные рабочие для производственного обучения малолетних колонисток.

Год я отвел чисто для "раскачки" — организационных мероприятий, притирки-приглядки коллектива и, так далее...

Встретив первых прибывших, я на пару минут онемел: из вагона на платформу ульяновского полустанка вышел... Не сразу узнал, кстати — молодой ещё больно, но когда заглянув документы — невольно вскричал:

— Антон Семёнович Макаренко!

— Да, это я. А в чём дело, товарищ?

Я так охренел от незванно-нежданной удачи, что только и смог проблеять ягнёночком:

— Ээээ... А Вы как у нас оказались?

— Назначили к вам, — довольно раздражённо ответил тот, забирая документ, — извините, а Вы кто?

Подобравшись весь, вытягиваюсь "в струнку" — ещё не отойдя от шока, прикладываю руку "под козырёк" и громко представляюсь:

— Заведующий оружием отряда военизированной охраны Свешников!

— Аааа... Охраняете здесь, значит, — потеряв всякий интерес и глазами кого-то ища, — а как мне найти товарища Каца Абрама Израилевича?

Показываю в направлении "арендованного" на сегодня анисимовского "Бразье" и обоза из "мото-мотыг" и обычных гужевых телег:

— Товарищ Кац лично поручил мне Вас встретить и проводить на место расположения.

— Хорошо, тогда пройдёмте, — и указывая на чемоданы вежливым, но не терпящим возражения голосом, — помогите поднести мои вещи, будьте так добры.

Я был до того рад, что даже ни секунды не раздумывая и тем более не прекословя — с ретивой готовностью схватил два чемодана и почти бегом потащил их к автомобилю.

Вот это попёрло, так попёрло!

Когда укладывал багаж, проходивший мимо агент ОВО, спросил полушёпотом:

— Кто это, товарищ командир?

— Ты, чё? Не признал?! Да, это ж САМ(!!!) Макаренко!

Тот, приняв вид "лихой и слегка придурковатый", в свою очередь:

— Да, ты что...?!

Когда Антон Семёнович с тремя из группы подошёл к нам, боец стол по стойке "смирно" и "ел" его глазами как новобранец царского фельдфебеля на плацу.

— Как императора встречают, — сказал своим будущий всемирно известный педагог, когда мы тронулись, — хорошенькое начало.

Он заметно повелел по сравнению с первыми минутами.

Однако, был у меня один вопросик:

— Насколько мне известно, по проекту воспитательно-трудовая колония предполагалась быть: во-первых — женской, а во-вторых — детской. А Вы привезли с собой... Хм, гкхм... Так, сказать "хлопцев" — об лоб которых можно поросей бить.

— Как Вас извините...? Серафим Фёдорович! До этого неожиданного и, сказать по правде — непонятного мне назначения, я был начальником "Колонии для несовершеннолетних правонарушителей имени Максима Горького" близ Полтавы... И я заявил, что никуда не уеду без своих воспитанников! Товарищи из Москвы пошли мне навстречу, отправив нас сюда всех вместе.

Приходится делать мину, при не очень хорошей игре:

— Такое, можно только приветствовать, Антон Семёнович!

— Что касается возраста, то да! Большинство из них уже совершеннолетние, но скрывающие свой возраст — так как им грозит большой срок заключения, или даже расстрел за совершённые преступления...

Поневоле холодок пробежал между лопаток: вместо одного Барона буду иметь под самым боком двадцать три, причём габаритами — как бы, не в полтора-два раза того больше. Потом вовремя вспомнил, что Макаренко с подобным контингентом как-то умел находить "общий язык" и вмиг успокоился.

Быстренько и на ходу, буквально в двух словах объяснил ему всю суть проекта — почему требуются именно девичьи руки.

— Ах вот в чём дело! Действительно, моим парням в руки ничего более "тонкого" — кроме оглобли доверить нельзя, — восклицает Антон Семёнович, затем, — ну ничего страшного: обживёмся здесь немного и наберём столько девушек-беспризорниц — сколько потребуется.

Позже, мы с Макаренко скорректировали первоначальный проект и, кроме инструментального цеха, в бывшем монастыре спланировали восстановить животноводческую ферму мясо-молочного направления и свинарник.

"Фермерами" у нас будут именно хлопцы с "заточенными под оглоблю" руками!

Однако, "подняв" инфу в компьютере про этого выдающегося педагога, я несколько загрустил-призадумался: в "реальной" истории, у Антона Семёновича Макаренко был острый конфликт с вдовой Ленина — Надеждой Крупской, которая если я правильно понял — в конце концов его и "съела", способствовав отстранению от руководства колонией в 1929 году. Эта женщина с жабьим лицом, никогда не имевшая собственных детей — ничтоже сумняшеся, занималась организацией воспитания советской молодёжи — имея пост заместителя Наркома просвещения.

— Чёрт, — в сердцах сказал я вслух, — кажись, у нас будут серьёзные проблемы.

Случившийся ненароком счастливый случай с Макаренко, меня вдохновил на следующий — уже преднамеренный.

Дело в том, что я в перманентной запарке и, достоверно знаю — это только начало!

Людей, которым я хоть что-то простейшее могу доверить — буквально считанные единицы. Мне приходится не только за компом часами просиживать — проектируя ништяки для предков, но и ещё и заниматься целой кучей дел — обучением, контролем... Только отвернёшься буквально на минуту, как хроноаборигены тут же — если не украдут что, так накосячат или напакостят.

Приходится, даже самому варить самые ответственные детали электросваркой!

Поэтому мне нужны знающие и мотивированные чем-то помощники.

Самое "узкое" место в моём плане прогрессорства — именно электросварка. Я могу так или иначе, найти на просторах Руси практически любую профессию — кроме электросварщика. Причём, мне не простой работяга нужен, могущий "насрав" — соединить вместе две рифлёные арматурины, но тот — кто сможет воплотить в жизнь мои многочисленные "послезнайские" задумки по этой технологии.

А это уже уровень не просто инженера — а учёного!

Случай с Макаренко надоумил меня посмотреть в том же направлении и, я написал довольно пространное письмо Евгению Оскаровичу Патону с приглашением возглавить Ульяновскую лабораторию электросварки, а затем — соответствующий Научно-Исследовательский Институт. Рассказал про все свои успехи на этом поприще, поделился некоторыми далеко идущими планами, приложил фотографии. Естественно, несколько приврал и наобещал с три короба.

Как без этого?

Навряд ли, думаю, ему сейчас в Киеве особенно хлебосольно приходится — должен обязательно "клюнуть"...

Но, эта мысль меня осенит гораздо позже — почти перед самым Новым — 1924 годом.

* * *

Часто ездя к Макаренко по всевозможным делам по бытовому обустройству ВТК и разруливая уже несколько раз возникшие конфликты колонистов с местным населением, я доломал анисимовский "Бразье", что называется — "в хлам". Застрявшего в глубокой осенней грязи "француза" пришлось притащить в Ульяновск трактором и, затем отдать в недавно созданную автошколу — "на забаву" подрастающему поколению шоферов. Больше ни на что — кроме как наглядного пособия, эта куча железа уже не годилась...

Естественно, Фролу Изотовичу это ужасно не понравилось!

— Товарищ Свешников! Где хочешь, там и достань мне другую "точилу" — у тебя месяц сроку.

"Местные", с лёту подхватывают мои иновремённые "словечки" — как организм с ослабленным иммунитетом, грипп. Он не закончил мысль — но во всём его грозном облике ясно читалось: "потом у тебя начнутся неприятности".

— Что, Серафим, — спросил присутствующий при этом Мишка, — вспомним былое и снова угоним "мотор"?

Печально качаю головой:

— Эх, Миша, Миша... Каким ты был, таким ты — несмотря ни на что и, остался! Нет, воровать и угонять ничего не будем — мы с тобой уже перешли на следующий уровень развития.

Задумался... Что-то мне уже самому надоело, чуть что надо — клянчить "колёса" у местной Советской власти.

Нужны свои.

С другой стороны, будь у меня своя машина — у меня её будет клянчить Кац... И, ведь не откажешь ведь — я с ним по обоим лагерям и, ещё по кое-каким делам — крепко повязан.

Значит, что?

Нужно три автомобиля, благо — уже есть кому их ремонтировать: кроме наших юных автомехаников из автошколы, в лагере сидит за езду в нетрезвом виде — приведшую к человеческим жертвам, шофёр с ещё довоенным стажем.

Здесь, простых как "у нас" водил нет: каждый шофёр — практически инженер-автомеханик, могущий не только ездить — но и ремонтировать. Наш "сиделец", кроме того мог довольно рассказать — как эти оба дела делается, за что и был назначен моим помощником по гаражному хозяйству и заодно — директором автошколы. То, что на оба рабочих места его приводили под конвоем — никого из ульяновцев не напрягало.

Других нет!

По этому поводу кое-что вовремя вспомнилось и, сбегав домой посидеть за компьютером, я сказал Мишке:

— Через три дня едем в Нижний. Ты, я и Домовёнок.

Если кто забыл, то напомню: ещё одним способом обогатиться за счёт государства в эпоху НЭПа, была реализация так называемых "неликвидных фондов".

Что это такое?

Все конфискованное у буржуазии и не уничтоженное во времена Военного коммунизма добро, в последующие годы — осталось лежать "кучей" слабо учтённых неликвидных фондов на государственных предприятиях.

Время от времени, ВСНХ предписал усиленно реализовать эти самых "неликвидные фонды" населению, чтобы увеличить этим путём оборотные средства предприятий. Таких "предписаний" было за весь период НЭПа несколько. Естественно, коррумпированные советские чиновники не упускали удобного случая и, по сговору продавали частникам всё подряд!

Самое крупное разбазаривание госимущества будет в 1925 году (к Ксаверу обязательно поступит инфа к тому времени) — но и в этом году добра на сторону уйдёт немало.

Почему?

Кажется, я уже говорил — осенью 1923 года в экономике страны возникло явление, которое Троцкий метко окрестил "ножницы цен". Цены на промтовары повысились как бы не в три раза — а на сельхозпродукты остались почитай прежними. В результате крестьяне стали отказываться продавать хлеб и стране стал грозить новый голод.

Советское правительство, ища пути выхода их этого тупика, резко начало уменьшить затраты в секторе промышленного производства — сокращая штат сотрудников, оптимизируя сам производственный процесс, контролируя рост заработной платы в промсекторе и уменьшая роль посредников с помощью создания большой сети потребительской кооперации.

Однако, эти меры "долгоиграющие" и мгновенного эффекта дать не могли. И тогда "сверху" поступила команда о ликвидации "неликвидных фондов".

Приехав, я поселил ребят на своей квартире и, сразу к Ксаверу... Раскуроченное оборудование для лаборатории профессора Чижевского, он мне восстановил в полной мере и, наши — охладевшие было отношения, вновь стали "тёплыми" и партнёрскими.

То, да сё — сперва разумеется...

Затем, он вскользь и общем, проинформировал меня об реализации моей "инфы" — про те самые "ножницы цен", что я слил ему ещё весной и подогнал очередной транш за неё.

С невозмутимой физиономией и ликованием в душе, спрятав чек на предъявителя в портмоне, я сказал:

— Ксавер, тут вот ещё одна инфа — "в довесок", так сказать...

Далее, я ему: так мол и так — намечается такое-то и такое "мероприятие", а за "инфу" — с тебя требуется три легковых автомобиля... Один себе и два для любимых начальников.

Тот, даже долго не раздумывая:

— Раз требуются, значит — считай, что они у тебя уже есть.

Конечно, у нас далеко не столица и выбор был не особенно велик!

И дело вовсе не в "ассортименте" — количество моделей автомобилей (естественно — импортных) в дореволюционной России, зашкаливало за несколько сот. Важно было выбрать не просто машину "на ходу" — но и как можно более ремонтнопригодную, на которую можно было без особого труда найти запчасти.

Исходя из этого, Анисимова я решил "осчастливить" также "французом" — штабным "Renault" 1917 года с открытым пятиместным кузовом, в котором ещё сохранился раскладной столик для карт и даже корзина для офицерских шашек.

Для товарища Каца, я купил американский "Packard" 1915 года, а для себя выбрал попроще чё — "Ford Model-T" радикально чёрного цвета. Почти "свежий", 1918 года — видно, народной власти от интервентов достался.

При средней цене легковой машины приблизительно в 10 тысяч рублей — эти я купил за сумму в десять раз меньшую, причём за все три. Плюс, ещё столько же пришлось отдать "на лапу" посреднику.

Кроме этого, я приобрёл "по случаю" и по тому же "адресу", ещё множество "ништяков": пять пишущих машинок — по цене от 5 до 35 рублей за штуку, три тысячи бочек цемента по рублю за штуку, парочку почти новых металлорежущих станков, инструменты, стальной прокат, мануфактуру, химикаты...

Что ни говори, поездка была удачной!

Конечно, всё приобретённое не на мой счёт было "записано" (включая автомобили), а как и прочее — на Ульяновский Совет. Ну а тот, по уже накатанной схеме предоставит своё имущество в аренду кооперативу "Красная жара" и его артелям.

* * *

Конечно, между делом, вдоволь пообщался по делам и так — "за жисть", с нашими ребятами-"альпинистами" в Нижнем — с Ефимом Анисимовым, Кондратом Конофальским и Лизой Молчановой...

— А где Василий? — спрашиваю у последней, оставшись наедине.

— Знамо дело в своей лаборатории, где ему ещё быть?

— Так поздно?

— Вася у нас трудоголик, — отвечает очаровательной улыбкой.

Хотя и боролся с собой изо всех сил, но не удержался от вопроса:

— К "телу" допущен?

Та берёт меня за руку и тащит в спальню.

— К этому "телу", — жарко шепчет мне на ухо, — будет допущен только султан... Единственный!

Однако, тут чёрт принёс Васю-трудоголика, который буквально повис у меня на шее:

— Я теперь не просто стеклодув, Серафим. Я — ЛАБОРАНТ!!!

Василий Пупкин сильно изменился внешне... Он, уже не напоминал мне мультяшного гномика Васю — спасающего старенького серенького волка, от молодого и злого — серенького же козла. Теперь, скорее он был похож на... Как его...? Одного из двух хоббитов из "Властелина колец" в конце выполнения миссии.

Или нет?

Не могу понять кого, но кого-то он мне определённо напоминает...

Крепко жму руку и похлопываю по плечу:

— Поздравляю. Василий!

Ещё радует:

— Серафим! Кажется, у меня стало получаться со стержневой лампой!

Бальзам мне на душу:

— Я не сомневался в тебе, друг!

За ужином и последующим чаепитием, с горящими глазами он изрисовал схемами, да формулами все салфетки и перешёл было на почти новую скатерть. Еле-еле его остановил:

— Василий! Один чёрт я ничего не понимаю в твоих "буквах", ты мне лучше чуть позже — в готовом изделии продемонстрируешь... Хорошо?

— Хорошо!

Затем, с самым что ни на есть серьёзным видом:

— И ещё я тебя умоляю, Вася: держи язык за зубами! Ибо, среди вашей учёной братии — как нигде больше в человеческом обществе, действует закон "человек человеку — волк".

Ему видать, приходилось с таким явлением сталкиваться, поэтому печально кивая:

— Да, конечно — я это сам хорошо знаю...

— И, ещё это... Как бы тебе сказать так, чтоб ты... Не обидишься?

— На тебя, Серафим? НИКОГДА!!!

Смотря в глаза:

— Доставшуюся тебе от антинародного режима фамилию — обязательно надо сменить.

Вася действительно — не обиделся ничуть:

— Сам про это думал, но не могу выбрать.

— Позволь...?

Кого же, он всё же мне напоминает? Взяв его голову за подбородок, осторожно поворачиваю из стороны в сторону...

УПС!!!

"Чёрт побери, как похож! Может, это его дедушка?".

Затем, решительно подсказываю:

— Надо придумать такую новую фамилию, чтоб она хоть немного напоминала старую... Вот например — "Путин": как тебе нравится такая?

— "Василий Васильевич Путин"..., — протянул тот, как будто пробуя на вкус, — ну, а что? По-моему звучит.

— Вася... Когда-нибудь, эта фамилия не "прозвучит" — ПРОГРЕМИТ(!!!), на весь мир!

* * *

Кузя-Домовёнок по моим "чертежам" изготовил-таки, "запилил" к концу октября деревянный танк для Саньки да Ваньки.

Конечно за километр видно, что это сбитый из досок и потом покрашенный в защитное макет на шасси "мотыги" ...

Зато всё серьёзно, всё как полагается и всё ультрасовременно: наклонная лобовая броня, фальшборты прикрывающие ходовую часть, вращающаяся башня с длинноствольной пушкой и спаренным с ней пулемётом, штыревая антенна, поручни для десанта, люки для экипажа, смотровые щели...

И конечно — пресловутая командирская башенка, как без неё!

Пулемёт был настоящим, хотя и недействующим — тот самый французский "Шоша". Наоборот, макет пушки из старой водопроводной трубы — мог "действовать", имитируя выстрел небольшим зарядом дымного охотничьего пороха.

Конечно, одного "танка" на такую толпу явно маловато: ведь кроме Саньки да Ваньки — имеются в наличии их две "футбольные" команды!

Чуть более полутора десятков ребятишек от 12 до 15 лет, желающих непременно стать красными командирами и, ради этого изучившие назубок уставы, прошедшие суровую муштру, понявшие азы тактики и стратегии по настольно игре "Мировая революция" и, досконально изучившие всё доступное в Ульяновске оружие и всю имеющуюся технику... Я уже не говорю про идеологическую накачку Братом-Кондратом — который по моей наводке, на этой "мелюзге" оттачивал ораторское искусство и дар убеждения.

ЭТО ФАНАТИКИ!!!

Причём, очень хорошо мотивированные фанатики. И их надо чем-то срочно занять...

Приказал по очереди "повоевать" в этом "танке" и затем рассказать свои ощущения.

— Достоинства танка общеизвестны. Однако, как нас учит марксистко-гегелевская диалектика — не бывает достоинств без недостатков. Какой главный недостаток вы заметили у танка, товарищи?

Общее мнение было таково:

— Из него ни черта не видно.

— Танк — это слепошарый ящик! Как на нём воевать?

— Когда танк едет — видны только земля и небо.

Ребятишки у меня, ну чистое золото!

— Правильно: танк — слепой! А если бы этот "танк" был настоящим — экипаж в нём был бы ещё и "глухой": из-за рёва мотора, лязга гусениц и толстой брони!

Я подошёл к башне, взялся за пушечный ствол и подёргал его:

— Видите? Когда я стою вплотную — он не может меня застрелить — пули уйдут выше головы. Кроме неустранимого порока любой бронетехники — "слепо-глухоты" экипажа, существует ещё и проблема так называемой "мёртвой зоны" — не простреливаемой из его бортового оружия.

Снял кожаную куртку и закрыл ею смотровые щели — сперва мехвода, затем командира и наводчика:

— Как вы все видите: любой смелый и решительно настроенный пехотинец, сумевший из-за слепо-глухоты танка подобраться к нему вплотную — легко выведет его из строя, даже используя лишь подручные средства! А ведь ещё можно поджечь танк бутылкой керосина или взорвать зарядом взрывчатки.

"Танкисты" после моих слов приуныли, а ранее приунывшие от того — что Домовёнку не удалось построить даже макета планера, "лётчики" — наоборот возрадовались:

— Самолёт лучше танка: ему сверху всё видно и никакой пехотинец — не подберётся к нему в "мёртвую зону"!

Решительно прекращаю намечающийся неконструктивный срач между родами войск:

— Стыдно, товарищи танкисты! Стыдно ликовать, что у боевого товарища проблемы со зрением и слухом — вам вместе воевать плечо к плечу. У самолётов своих недостатков немерено — которые мы с вами разберём, когда у нас появится хотя бы свой планер.

— Я пас, — тут же "спрыгнул" Кузьма, — что-то не лежит моя душа к этим летающим этажеркам... Я б лучше, какой автомобиль или танк сделал. Только настоящий, а не...

Он презрительно взглянул на собственное творение.

— Придёт время — сделаешь и "настоящий" автомобиль, Кузьма. А может быть — даже танк... Какие твои годы!

Что действительно, какой-то он "приземлённый", что ли. Придётся кого-то со стороны звать на авиацию и, я уже примерно догадываюсь — кого именно: переписка с Александром Яковлевым продолжалась — хотя и без особых подвижек с его стороны.

— Ладно, в авиации обойдёмся без тебя — автомобили тоже всем нужны: танкистам, артиллеристам и даже лётчикам.

Однако, вернёмся к нашим танкам:

— Проблема обзора и слепо-глухоты — уже частично решена в этом макете танка наличием у него так называемой "командирской башенки" и отдельным членом экипажа — командиром танка, в обязанности которого входит в том числе и наблюдение за полем боя... Однако, этого мало!

Показываю на торчащую из башни палку — "антенну":

— Для успеха в бою, необходимо тесное взаимодействие танков меж собой, с авиацией и артиллерией — чего невозможно достичь без использования радио. Но это уже — на уровне подразделений и частей механизированный войск!

Показываю на поручни:

— На уровне же отдельного танка, что мы с вами пока имеем — требуется взаимодействие его экипажа и, пехотного прикрытия — которое чтоб не отстать, может во время марша ездить на нём. Это, так называемый "десант" — стрелки которого, охраняют танк в ближнем бою, обнаруживают малозаметные цели и указывают их экипажу...

Составил специальный конспект по соответствующей тактике на марше, в наступлении и обороне — для отдельного танкового экипажа плюс пехотного десанта. С Санькой да Ванькой придумали код специальных сигналов для связи между экипажем и десантом и, подарил им на двоих трофейный бинокль... Те, тут же за него передрались по своему обыкновению и, не без лёгких тумаков разняв их — разломал "цейса" пополам и подарил близнецам по половинке.

Несколько раз участвовал в "учениях", пока погода позволяла. Экипажи и стрелковое прикрытие часто менялись местами — что точнее понимать действия друг друга. Увидев, что "пехота" ездит "на броне" и бегает по полю с длинными палками — изображающие трёхлинейные винтовки со штыком:

— Так дело не пойдёт, товарищи бойцы и командиры! Пехоте взаимодействующей с танком далеко стрелять не надо — для этого есть пушка и пулемёт самого танка. В штыковые атаки тоже бегать не придётся: зачищая недоступные для танка траншеи, здания и тому подобное — сподручнее будет кинуть туда гранату и затем действовать лопатой и ножом... Значит, личное стрелковое оружие десанта — должно быть коротким и удобным.

Кузька прищурился:

— Каким именно?

— Германский пистолет "Маузер С-96" с приставной кобурой видел?

— Только на картинке.

Рисую прямо на земле палочкой:

— Такой же, как он — только с более длинным стволом и более вместительным магазином, патронов на тридцать.

Тот, уверенно кивнув:

— Сделаем — крест на пузе.

Пытливо смотрю:

— Это оружие должно стрелять очередями — как пулемёт.

На минуту призадумывается?

— "Трещотка" — какой воробьёв на огороде гоняют... Годится?

— Вполне!

Позже, мы с Кузьмой тщательно обдумали и, с учётом опыта "полевых учений" — несколько раз переустановили поручни для десанта ища их наиболее удобное расположение, добавили кой-какие элементы для крепления оружия десанта, личных вещмешков и ящиков с боеприпасами на броне...

— И побольше ручных гранат десанту!

На 7 Ноября — 6-ю годовщину Октябрьского переворота, наш свежеокрашенный в защитный цвет "танк" и оседлавший его гордый собой "десант" с макетами автоматов, увешанный деревянными гранатами — даже участвовал в некем подобие военного парада в Ульяновске, перед традиционной уже демонстрацией трудящихся.

"Лётчики" же, понуро маршировали пешей колонной, таща над собой что-то деревянно-полотняное — должное изображать аэроплан.

В преддверии грядущей зимы я спроектировал на компе и отксерил на бумагу выкройки, а Анна Ивановна Паршина — Председатель швейной артели "Красная игла", сшила мне куртку под вид "Аляски". С отстёгивающимся тёплым подкладом на стёганном кроличьем пуху, отстёгивающемся же меховом воротнике и капюшоне.

Конечно, без "молний" — совсем не то, но всё равно — куртка получилась классной!

Так как "Аляска" ещё не наша — новый прикид получил название "Камчатка", тут же ставшее топовым брэндом.

* * *

В предчувствии недалёкой уж кончины Ильича внутриполитическая борьба в стране обострилась. 8 октября Троцкий написал очень длинное письмо членам ЦК и ЦКК РКП(б) и, возможно вследствие этого — 13 числа был открыт Соловецкий лагерь принудительных работ.

В Москве состоялся Конгресс представителей крестьянских организаций мира — на котором учреждён "Международный крестьянский совет" или так называемый "Крестьянский интернационал" (Крестинтерн). Никогда "у нас" такого названия и не слышал даже — видно, затея родилась уже мёртвой. Селюки усих краин слетелись на холявную "поляну", погужбанили на дурняк и разбежались по своим хатам — похохатывая над лоховатыми хозяевами.

В конце месяца полетел первый "Ту" — который ещё "АНТ-1", была произведена первая всесоюзная перепись — правда пока лишь городского населения...

За "большой лужей" основали "The Walt Disney Company", чуть ближе — объявили Турецкую Республику вместо Османской империи, подняли Гамбургское восстание и, вели чрезвычайное положение и военно-полевые суды в Польше...

Глава 33. Операция "Чужой": убив дракона...

Ещё одной проблемой я озадачился вельми конкретно — это ГСМ, горюче-смазочными материалами, то бишь. Не то чтобы, их не было в наличии или испытывался какой-то недостаток — это отдельные "пляски с бубном".

Но, качество...

Сказать, что советский бензин (в качестве которого чаще использовались всяческие суррогаты) или смазочные масла того периода — откровенно галимое дерьмо, значит — оскорбить это в принципе полезное в качестве удобрения "вещество".

Это просто страх и наказанье Господне!

Про качество товаров тех лет — производимых советской национализированной промышленностью, можно рассказывать бесконечно долго как сказки Шахеризады: рельсы — не выдерживающие испытания, галоши — которые носятся два месяца, "пожаробезопасные" спички и, прочая, прочая, прочая... Заголовки статей на страницах советских газет и журналов — просто криком кричали о подобных явлениях.

Парафин свечей к примеру отчётливо вонял керосином, а светильный керосин хоть и вонял как и ему положено — керосином, а не парафином, был жёлтым, мутным и отчаянно коптил в светильных и нагревательных приборах.

Конечно, да!

Керосин шёл на экспорт, им торговали за пределами Руси, но только в ещё более слаборазвитых странах — под вид Турции, Болгарии или колониях европейских держав — вроде Египта. Отчаянно нуждаясь в валюте, Советский Союз открыто демпинговал — продавая на внешнем рынке нефтепродукты низкого качества ниже себестоимости.

Больше всего меня напрягал именно керосин — с ним, в отличии от ГСМ для техники, приходится сталкиваться каждый день по несколько раз... Несмотря на успешно выполняющийся план ГОЭЛРО и разглагольствования большевиков про "лампочку Ильича" — большинство народа пользуется им для освещения жилищ и приготовления пищи.

* * *

"Наступила осень, отцвела капуста...".

Дни стали короче, а ночи длиннее. Хотя "керосиновая проблема" и не входила в мой "пятилетний план развития Ульяновска", но вспомнив свои мытарства прошлой зимой — этой осенью я решил засучив рукава, взяться за "керосиновую проблему" всерьёз. А там глядишь, и до прочей "нефтянки" руки дойдут. Тем более обнаружилось одно благоприятное обстоятельство. Среди группы "младших научных сотрудников" профессора Чижевского была одна довольно примечательная личность...

Но сперва немного предыстории.

* * *

Конечно, Императорская Россия была ещё тем "отстоем" (потеряли её — да и хрен с ней!) и, во время Первой мировой войны её промышленность — аблажалась практически по всем пунктам. Однако, как говорится: и в куче вонючего навоза — можно найти блестящую жемчужину, если хорошенько поискать конечно.

К этой "жемчужине" можно отнести, создание буквально "с нуля", в самый короткий срок — перед самым развалом Империи, достаточно развитой собственной химической промышленности — производящей даже боевые отравляющие вещества.

С началом войны 1914 года производство пороха и взрывчатых веществ в России и, без того убогое, попало в исключительно катастрофическое положение: часть заводов химической промышленности — расположенных в Царстве Польском была потеряна, другая часть работала исключительно на заграничном сырье — которого было крайне недостаточно.

Пожалуй, единственный раз за всё время Великой войны — царское правительство поступило экономически разумно, решая эту проблему: химическая отрасль не была отдана на откуп обнаглевшим от полной безнаказанности ворам из Военно-промышленных комитетов (ВПК ) могильщика Империи либерала Гучкова . По инициативе Начальника Главного Артиллерийского Управления (ГАУ) генерала Маниковского была создана специальная комиссия под началом выдающегося специалиста — генерала Игнатьева, позже преобразованная в "Химический комитет" при ГАУ.

Не особо надеясь на поставки пороха, взрывчатки и компонентов для их изготовления из-за рубежа, генерал Игнатьев сделал выбор в пользу создания собственных производственных мощностей и не прогадал. Строительство химического предприятия в среднем занимало около года и, с января 1916 по май 1917 года, было пущено 33 сернокислотных завода — причем с сентября по ноябрь 1916 года, их количество увеличилось более чем в два раза, с 14-ти до 30-ти.

В результате за один только год — с 1915/16 год, производство взрывчатки увеличилось немногим менее — чем в 15 раз, а всего за весь период войны — в 50 раз! К началу Февральского переворота, в распоряжении Комитета работало около 200 заводов, производивших не только различные виды взрывчатки, но и отравляющие вещества — хлор, фосген, хлорпикрин. Причем не только для газобалонных атак — но и для артиллерийских снарядов.

* * *

— ...Сложнее всего было добиться 90-процентной чистоты бензола производящегося в Донецком районе. Для этого, 50-ти процентный бензол везли в Петроград для очистки, только затем в Москву для производства пикриновой кислоты. Ну, а когда в середине апреля 1915 года взорвался Охтенский завод взрывчатых веществ (200 погибших!), уже к концу августа удалось построить и запустить бензоловый завод в Кадиевке (Южно-Днепровское общество), который сдавал по 200 000 пудов чистого бензола в год по довоенной германской цене...

Этот человек, которого мне удалось разговорить — был довольно молод и резко выделялся среди других. Просто до фанатизма следит за своей внешностью: любит тщательно и со вкусам одеваться — на первые же деньги "от меня" приоделся во всё "заграничное". Это вполне объяснимо: после начала Первой мировой войны — он вернулся из Италии, где учился на инженера-химика и, по его настроению и разговорам чувствую — скоро туда опять уедет... И в этот раз, как говорится — "с концами".

В "Химическом комитете" при ГАУ, он занимался как раз тем про что рассказывает — очисткой бензола. Вполне понятно тогда, почему я его спросил:

— Качество нашего керосина вызывает лишь обильное "слезотечение" — как ваш хлорпикрин, Игорь Станиславович. Не подскажите, как это дело можно исправить?

Тот, само собой удивляется:

— Вам на что, извиняюсь конечно...?

— А надоело, видите ли, воняющей копотью из лёгких харкать... А Вам, я уверен — надоело быть без денег. Мы не могли бы друг другу помочь, как сами считаете?

Тот, недолго думая:

— Наш керосин коптит из-за более тяжёлых фракций в своём составе — что указывает на пренебрежении технологией перегонки. Кроме того, из-за плохой очистки в нём много сернистых, азотистых или кислородных соединений и, даже механические примеси и вода...

— Весьма познавательно, Игорь Станиславович. А вот как бы, нам с вами...

— Не вижу особых препятствий для очистки керосина и улучшения его качества, методом вторичной перегонки при точном соблюдении требуемой температуры и давления — было бы подходящее оборудование. Не на мужицком самогоном же аппарате это проделывать, уважаемый Серафим Фёдорович... Хахаха!

— Хахаха! Пойдёмте я покажу Вам, что у меня есть...

Как я уже говорил, среди "добра" эвакуированных петроградских предприятий — доставшегося мне мошенническим путём, имелось и какое-то жутко воняющее хлором оборудование химической промышленности. Возможно, это — химические реакторы для приготовления боевых отравляющих веществ.

— Да, это они..., — подтвердил Игорь Станиславович, — откуда это у Вас?

— Они не "у нас", — осторожно поправляю, — а в собственности у Ульяновского волостного Совета рабочих и крестьян, который предоставил их в аренду кооперативу "Красный рассвет".

— Понятно..., — усмехнулся тот, — что тут непонятного?

Умный человек, понимает буквально с полуслова.

— Игорь Станиславович, Из этого оборудования можно сделать установку по очистке и вторичной переработке керосина?

— Ммм... Мдаааа, — задумчиво гладит подбородок, — конечно можно, но придётся кое-что хорошенько переделать... Но, как Вы собираетесь добиться герметичности соединений? Сто раз извините, но этого не представляю — я "чистый" химик...

— Вы ещё не видели мой электросварочный аппарат?

— Не видел, но местные просто чудеса рассказывают!

— С герметичностью особых проблем не будет, заверяю Вас.

* * *

К ноябрьским праздникам установка заработала — я оптом закупал на ульяновском "Нефтяном складе"...

Нет, не керосин!

Теперь "это" можно смело назвать своим именем — "сырьё". И из этого сырья производил...

Нет, опять же — не керосин!

Когда я в первый раз принёс продукт переработки сырья домой на пробу, Отец Фёдор воскликнул:

— Что ж ты воду в лампу льёшь?!

Я думаю, в тот момент он сильно испугался за моё душевное здоровье. Ведь, если "на старуху бывает проруха", вполне конкретная "шиза" — вполне может снизойти и до рядового ангела божьего.

Однако, вопреки его опасениям керосиновая лампа вспыхнула и ярким пламенем разгорелась пуще прежнего, без всякой копоти и вони.

— Чудеса, да и только!

Мой названный отец креститься немногим менее истовее, чем когда в первый раз меня увидел — вышедшим из "портала" с надписью "КРЫМ НАШ" на спине. Вдруг, когда я принялся заправлять "водой" ещё и примус, его осеняет:

— Неуж спирт, сынок?!

Думал, тот час же я его "потеряю" — его преподобие хотя и крайне изредка, но крепко "употреблял". Для здоровья — его словами. Думал, что проклянёт и изгонит из дома, аки блудного сына и не посмотрит — что "ангел"!

— Нет, не спирт, — успокаиваю, — спирт бы вонял сивухой на весь дом, а этот почти не пахнет.

Принюхивается к поднесённой 20-ти литровой канистре, и:

— Истину молвишь — это не спирт... А что же тогда? — окунает палец и растирает жидкость меж пальцев, — на ощупь вроде что-то маслянистое...

— Это — "Стандарт-Ойл", отец.

— Извиняюсь, сынок — со слухом в последнее время что-то... Как ты сказал?

— "Стандарт-Ойл", говорю — американская универсальная жидкость. Используется как очиститель жирных пятен на одежде, растворитель лаков и красок, средство от вшей...

Думаю, Рокфеллер ни на грош не обеднеет, если я воспользуюсь его брэндом. Тем более его "Standard Oil" не совсем идентично моей "Стандарт-Ойл" — у него чёрточки между словами не хватает. И сами слова — составлены не из наших букв. Такой приёмчик использовали в "моё время" китайцы — почему бы и мне им не воспользоваться?!

Короче, как только установка заработала — тут был оформлена самостоятельная артель "Стандарт-Ойл", которую возглавил наш химик-органик Игорь Станиславович Лемке.

— ...Так зачем же ты его в лампу?

— Как горючее для ламп и примусов, тоже можно использовать — горит лучше, разве не видишь?

Почему так по-хитромудрому назвал, спросите?

Так я же не только для себя керосин очищаю... Я собираюсь им торговать и, иметь с этого прибыль. И здесь я сталкиваюсь с интересами монополиста, причём не частного — а государственного.

Как известно после революции всё нефтедобыча, нефтепереработка и торговля нефтепродуктами в стране была национализирована. С началом НЭПа всё это хозяйство перешло в ведение сперва "Главного управления по топливу" (ГУТ), затем могущественного монополиста — "Нефтесиндиката", спрутом протянувшего свои щупальца в каждый уголок — не только нашей страны, но и далеко за её пределы.

Все без исключения монополисты страшно не любят конкуренции — из-за прибылей они войны развязывают, а меня схавать им вообще — на один зубок... Даже не заметят, кто там вошкой хрустнул! Назвав же, на всякий случай, очищенный керосин другим брендом — я смогу иметь "фиговый листок": чтоб в случае конкретного наезда этого монстра — хотя бы попробовать прикрыть свою задницу...

* * *

И "всякий случай" не заставил себя долго ждать!

Одно из "щупалец" могущественного "Нефтесиндиката", находится у нас в Ульяновске на Базарной площади, что на Пролетарской (по старому — Торговой) улице. Раньше это была просто керосиновая лавка купца Королькова, сейчас это так называемый "Нефтяной склад" — на который централизовано завозят нефтепродукты, в основном керосин и, затем рознично торгуют ими по волости.

Формально во главе его числится так называемый "красный директор" — один из местных коммунистов, но фактически "правят бал" Сапрыкины — семья приказчика прежнего владельца, не пережившего революционного лихолетья.

На "Нефтяном складе" царит откровенно клановый дух. Чужих, они к себе и близко не подпускали.

За время хозяйствования этого "клана", ещё при "Главном управлении по топливу" (ГУТ), склад — как собака шерстью зимой, стал обрастать многочисленным хозяйством: куры, свиньи, коровы... Свой обоз в двадцать лошадей, своя кузня, своя столярная мастерская — чьи изделия реализуются на той же Базарной площади.

Вообще-то по упорно ходящим слухам: вся ульяновская частная торговля — не менее чем наполовину принадлежит Сапрыкиным, через подставных лиц из числа их многочисленных родственников. И в государственно-кооперативную торговлю они уже успели запустить свою загребущую руку.

Дошло до того, что реализацию нефтепродуктами они стали считать не основным — а каким-то побочным занятием!

Так что глава этой семейки, этакий знаете ли — реальный мини-Ксавер или литературный Корейко.

Сперва вроде удалось с этим кланом (в буквальном смысле) договориться: я по госцене покупаю у них "жёлтый" керосин, очищаю его до состояния "белого" и продаю обратно им... С небольшой маржой в свою пользу, разумеется. Ну, а они уже там, крутятся-вертятся с этим высоколиквидным товаром по собственному разумению. Мощность керосиновой установки вполне позволяла снабжать высококачественным керосином всю волость и, даже ещё немного оставалось для уезда. Прикинул на калькуляторе — вполне приличная сумма набегает для реализации кой-каких "заклёпок".

Однако, после буквально "медового" месяца взаимовыгодного сотрудничества, наша с ними общая партнёрская "лодка" черпанула бортом воды...

В почти буквальном смысле!

Первым делом, "родственнички" стали бодяжить мой керосин государственным... Я это вовремя заметил по падению собственной прибыли — керосин для собственных нужд я брал прямо с установки — ещё "тёпленьким".

* * *

Поскандалил с главой клана, попытался усовестить и образумить:

— Панкрат Лукич! На то, что Вы государственный керосин водой бодяжите — я в принципе могу закрыть глаза, хотя мне за державу обидно...

— Мочой, — ухмыляется, поблёскивая красной потной лысиной.

— Что, "мочой"? — думал ослышался.

— Керосин, что тебе продаём — мочой "бодяжим". Для чего ты думаешь, собственный обоз — в два десятка с лишним лошадей завели?

Он что, маразматик престарелый, издевается надо мной?! Вот вам и "азотистые соединения" в составе керосина, мля... И откуда взяться качеству? Нефть добывают с нарушение технологии, керосин из неё выпаривать — как Бог на душу положит и, потом ещё разбавляют на всех этапах транспортировки, хранения и реализации, всем — на что только убогой фантазии хватает.

Однако, "монополист", ёпсель... "Нет у Вас методов против Кости Сапрыкина!" — вспоминается бессмертное из фильма "Место встречи изменить нельзя".

— Ладно, хорошо — как Вам будет угодно: мочой, так мочой. Однако, Вы теперь уже мой собственный — "американский" керосин разбавляете, что уже ни в какие ворота не лезет! И, дело даже не в том, что меня лично два раз "обуваете" — в первый раз продавая мне это говно, а во второй раз — превращая в говно мой товар. Вы дискредитируете мою торговую марку!

Возможно, одно из сказанных слов показалось этому старому прохвосту нецензурным, иначе чем объяснить — что вдруг издевательская ухмылка куда-то вмиг исчезла, осталась только какая-то животно-нутряная злоба:

— А ты кто вообще, такой?

Признаться, растерялся:

— Как, это — "кто"?

"Неуж, прогрессирующий склероз у партнёра, — мелькает мысль, — может мой роялистый глицин с витамином "В12" ему предложить — у меня его почти целая пачка...".

— У меня договор о поставках "американского керосина" с Председателем артели "Стандарт-Ойл", гражданином Лемке — а тебя и знать не знаю... Пшёл вон!

С этих слов, у меня "ярость благородная — вскипела как волна..."! За грудки его было — да мордой об стол, да он как заблажит:

— Сёма, Фёдот!

Заходят двое добрых молодца — как будто под дверьми стояли, морды — за три дня не объедешь и, засучивая рукава:

— Пошто обижаешь батяню, контуженный недоносок?

Хотел было в драку за "недоноска" — но они скрутили меня буквально в "бараний рог" и, пару раз сунув кулачищами под рёбра, аж дышать на пару минут перестал... Только рот как рыба разевал, да слёзы из глаз так и потекли ручьём — как у царевны Несмеяны от "бородатого" анекдота... Вывели на крыльцо конторы и как щенка какого с него "спустили".

Последнее, что я услышал от этого старого беспредельщика:

— А твоя артель почитай у меня в руках.

Добры молодцы заржали жеребцами:

— Гыгыгы!

Поднявшись под их гогот на ноги, отряхиваясь от пыли и, сквозь зубы матерным матом матеря всё это конченное семейство, я краем глаза увидел как во двор "Нефтяного склада" въезжает подвода гружённая бочками с керосином — должно быть прибыла новая партия товара с полустанка. Невзрачный щупленький возница, с чёрной повязкой на лице — чем-то напоминающим советского киноартиста Савелия Крамарова, сочувственно на меня глянул единственным глазом...

Это называется — перемудрил я с конспирацией! Действительно — формально я не имею к артели никакого отношения.

Слава Богу, Игорь Станиславович успокоил и, даже с немалой долей брезгливости ответил мне:

— "Обхаживает", конечно — как Антанта Румынию в 1916 году. Но я знаете ли — натерпелся в последнее время от подобного быдла и, хоть на этом — "отпляшусь" теперь вдосталь.

Однако, опасение осталось — кроме инженера-химика в артели "Стандарт-Ойл" ещё номинально числятся два члена из местных работников. Их мне лично порекомендовал — как "надёжных в доску" сам Клим.

Но кто его знает!

* * *

Решив во всём следовать букве закона, я попытался приструнить попутавшую рамсы семейку как через их "корпоративное" начальство (того самого "коммуниста") — так и через волостные Исполком и Совет. Однако, здесь порядки почти что патриархальные: каждый ульяновец другому — если не брат, то кум или сват, это точно!

Фрол Изотович в ответ на моё возмущение — лишь что-то невнятно мямлил, мол торговля по нынешним нэпмановским временам — это не его епархия.

— Прежде, я этого Сапрыкина... ВО!!! — показывает крепко сжатый кулак, — где держал. А теперь другие порядки — уж, ты извини.

А тот "коммунист" — вообще "прикормленный", по ходу:

— Ты, товарищ Свешников — Заведующий оружием ОВО, кажется? Вот и "заведуй" на своём полустанке — на здоровье, а в наши керосиновые дела не лезь!

Можно было бы конечно, своих комсомольцев натравить — как предлагал Мишка... Но я не стал впутывать этих — практически ещё детей, в свой чисто коммерческий проект.

К зиме, меж мной и кланом Сапрыкиных вспыхнула короткая, но яростная — как конфликт на Даманском "торговая война".

Я велел Игорю Станиславовичу банчить "чистяком" самостоятельно, но конкуренты на это ответили прекращением продажи артели керосина-сырца. Была предпринята попытка прибрести сырьё на других складах "Нефтесиндиката", но видать у них уже сложилась корпоративная солидарность...

Мне отказали в оптовых партиях!

Волей-неволей пришлось выкинуть "белый флаг" и предложить противнику мирные переговоры.

Посидели, поговорили тихо-мирно — те для виду, покаялись пообещали исправиться... Но немного выждав, продолжили свою деятельность по превращению моего добра в говно — за мой же счёт. Приходилось терпеть, стиснув зубы...

Однако, ещё никто на этом белом свете не умиротворял беспредельщика своим ангельским терпением и, мне это ни в коем разе не удалось!

Отбив с минимальным ущербом для себя мою "атаку", Сапрыкины вообще решили меня "подвинуть". Те два "члена" артели "Стандарт-Ойл", перешли на их сторону и за спиной Игоря Станиславовича подписали купчую о продаже своей доли. Правда, мне удалось достаточно легко отбить эту "контратаку": ранее лично поручившийся за перебежчиков Клим — при мне разбил им рыла в кровь и, те пошли на попятную — через волостной суд вернув свою долю акций и передав их более достойным пайщикам.

Далее, Сапрыкины вообще уже объявили мне "войну без правил" — написав донос своему вышестоящему начальству, о нарушении артелью "Стандарт-Ойл" прав торговли нефтепродуктами — исключительно государственными структурами. Сапрыкины требовали лишить мою артель лицензии на промышленную деятельность, а её оборудование конфисковать в пользу государства... В пользу "Нефтяного склада", то есть.

В свою пользу — если уж быть совсем точным.

Был суд, на котором в ответчиках был вовсе не я, а Игорь Станиславович — как учредитель артели "Стандарт-Ойл" и его адвокат Брайзе Иосиф Соломонович — "временно" освобождённый из исправительно-трудового лагеря. Такое, в те весьма интересные времена — довольно частенько практиковалось.

— Что это? — спросил тот, ставя перед судьёй бутылку с мутной жёлтой жидкостью.

— Сцаки ответчика, штоль?

Про судебную экспертизу в эти времена, если и слышали — то только не в этих отдалённых от всех благ цивилизации местах. Поэтому, следственный эксперимент проводил сам судья. Взболтнув бутылку и брезгливо понюхав из открытого горлышка, тот уверенно ответил:

— Это керосин.

Другая бутылка, только уже с прозрачной жидкостью:

— А это что?

После тех же нехитрых манипуляций:

— Вода? Нет, не вода — неизвестное пролетарскому правосудию вещество.

Суд проходил в Ардатове — уездном городе, поэтому судья пока знать не знал и, ведать не ведал о "американской универсальной жидкости".

— Похоже ли это "неизвестное вещество" на керосин — в торговле которым, истец обвиняет моего клиента? — спрашивает адвокат-бандит.

Судья, как это водится в эти весёлые времена, был из "простых" — поэтому и ответил "по-простецки":

— Сам не видишь, что ли? А чё тогда очки на нос напялил?!

— Значит, это — не керосин?

Судья начинает терять терпение:

— Издеваешься над народным судом? Счас милиционера позову — он тебя выведет из зала суда и по шее надаёт.

Адвокат торжественно поднимает обе бутылки над головой:

— Как только что установил высокий суд — эта жидкость не является керосином, а значит — торговать ею не возбраняется.

Представитель истца — "Нефтесиндиката" то есть, не унимается:

— Запрещается торговля частных лиц, артелей и кооперативов и, прочих физических и юридических лиц, не керосином именно — а всеми без всякого исключения нефтепродуктами!

— А что такое "нефтепродукт", не подскажите? — задаёт вопрос адвокат.

Судья, только успевал головой вертеть, следя за прениями сторон:

— "Нефтепродукты", это вещества — производимые из нефти...

— Гражданин судья, Вы слышали?

Тот зевнул с тоской:

— Ну, слышал... Я тут, кажный день по десять раз выслушиваю всякое.

Адвокат обращается к ответчику:

— Игорь Станиславович! Из чего Вы изготавливаете американскую универсальную жидкость "Стандарт-Ойл"?

— Из керосина...

Пройдоха-адвокат торжествующе поднимает к потолку указательный палец:

— Вы слышали, гражданин судья: "из керосина" — а вовсе не из нефти. Значит, эта жидкость не является "нефтепродуктом" и, следовательно — торговать ею не запрещено.

Почесав в затылке, судья удалился на совещание и, вернувшись, разя плохо очищенной сивухой, вынес решение в пользу ответчика...

В мою пользу, то бишь.

— Молодцом, — говорю после процесса адвокату, — неделя в "комнате свиданий" с двумя "прачками" враз и, кроме того на ваш счёт в банке "капнут" гроши... Как договаривались.

Иосиф Соломонович, доволен — слов нет:

— Слушайте, а мне нравится так "сидеть"!

— Ну, а я Вам что говорил? Ещё и предложите "контракт" продлить... Хахаха!

— Хахаха!

Адвокат адвокатом, конечно, но тот судья был моим давним знакомым по осени 1922 года — когда мы с Мишкой, со сборным отрядом милиционеров местного НКВД и агентов ОВО были в экспедиции по изыманию сельхозналога у крестьян. Мы конвоировали злостных должников — он назначал им наказание. Юный проныра даже в тот раз смог кратковременно устроился писарем в выездной трибунал и, втереться в доверие к его членам. Поэтому в данный момент, стоило ему только поговорить с судьёй — разъяснив ситуацию с "высоты" нашей колокольни...

Как всё оказалось на мази!

Кстати...

В эпоху НЭПа "договориться" с судом тоже можно — но это довольно дорого и рисково. Поэтому, такой вариант я приберёг на крайний случай...

Слава Богу не понадобилось!

* * *

Однако, "мафия" — получив грандиозный "отлуп" со стороны закона, не успокоилась — видно считая себя "бессмертной".

Поступил донос уже моему начальству — в Губернский отдел вооружённой охраны НКПС, о моей "внештатной" деятельности. Меня вызывали "на ковёр" в Нижний Новгород, где я еле-еле отбился от обвинений — накрыв руководству "поляну" в самом лучшем нэпмановском ресторане. Почти следом, на Ульяновский полустанок приезжала выездная комиссия из Губернского управления НКВД и шерстила всю документацию — мою и заодно Каца... К счастью недолго пробыла и вскоре уехала ничего не криминального не найдя, зато в новеньких берцах от обувной артели "Красный Лабутен" моего бывшего заместителя Чеботарёва, в которой я имею долевое участие. Затем явилась не запылилась комиссия от "Рабоче-крестьянской инспекции" (Рабкрин)... Уехала назад в тех же "берцах", да ещё экипированная с головы до ног в "пролетарки" и только-только начавшиеся шиться в "Красной игле" куртки "Камчатки".

Однако, так и разориться недолго!

Наконец, меня срочно разыскал товарищ Кац и выложил передо мной какую-то бумагу:

— Читай!

Глянул на писанину и аж в глазах от её содержания запрыгало:

— ...Твою ж, мать!

— Вот именно! Обрати внимание — почерк тот же самый.

Это было не первый, даже не второй донос на меня в ГПУ и, отчего-то уверенно думаю — не последний.

— Да, уж сам вижу — не слепой чай... Твою ж, мать!

Абрам Израилевич не был связан никакой семейственностью с местными, поэтому в данном случае — он мой естественный союзник. Как и положено каждому уважающему себя менту, Кац имеет свои источники информации на подконтрольной территории — в том числе и на ульяновском почтамте.

— Теперь догадался, понимаешь — из чьей задницы на тебя "ветра" дуют?

Блин, это пипец — каким "догадливым" надо быть! Одного, не пойму:

— Понимаю, но не могу понять — где я им дорогу перешёл? Ведь, это же — не с керосина, оказывается, началось.

— Не знаю, разбирайся сам, — устало отворачивает взгляд, — но с этим надо что-то решать — этот донос вовсе не в мой районный отдел шёл... Когда-нибудь не поленятся, да отвезут лично в Нижний. Я тебя больше прикрывать не могу — без всяких обид.

— И на этом спасибо, Абрам Израилевич!

Хороший человек, с одной стороны...

* * *

— Отец, — спрашиваю дома за ужином, — а у тебя с семейкой Сапрыкиных, никаких серьёзных тёрок не было?

Вскидывает брови:

— Да, как не быть?! Это ж — пауки такие, с липкими волосатыми лапами!

И, давай мне рассказывать...

История старая, случившаяся ещё задолго до рождения моего реципиента: в девяностых годах прошлого века — когда и, Фёдор Свешников и Панкрат Сапрыкин были молодыми — полными юношеского задора и амбиций...

— Мы ж с ним ровесники и прежде большие друзья были! Да, из-за его неуёмной жадности — пробежала меж нами "чёрная кошка".

Сапрыкин в молодости был купец какой-то там "гильдии" и, унаследовав дело отцов, дедов и прадедов — крутился на торговле зерном и мукой в ульяновской волости. Надо отдать ему должное, способности к коммерческой деятельности имел немалые: всего за пять лет — разорив конкурентов, молодой Панкрат Лукич подмял под себя всю волость по хлебу и уже вплотную подбирался к уезду...

— Однако, всё ему мало было!

Тут случился очередной голодный год на Руси и, купец-монополист Сапрыкин так безбожно задрал цены на продовольствие — что народ стал реально дохнуть от бескормицы...

Этакий, "мини-голодомор" получился!

— Он всё наше волостное начальство тогда купил с потрохами и земство под ним "по струнке" ходило. И мне предлагал молчать за мзду, да я не смолчал.

Отец Фёдор "добрым словом и кадилом", усовестил барыгу-спекулянта — выгнав из Храма во время богослужения — пригрозив ему церковным наказанием, а то и отлучением:

— Не смог Панкрат через страх перед Господом переступить — не нонышние времена тогда были!

Кроме того, ульяновский иерей — организовав волостной "Комитет помощи голодающим", съездил до епископа "Нижегородского и Арзамасского" Владимира и выбил с того целый вагон муки.

Эх, до чего же боевой — мне названный батяня достался!

Жадный купец-барыга, взявший под эту "операцию" крупный кредит в банке — разорился вчистую... Панкрат Сапрыкин был объявлен банкротом, лишился гильдии и заложенного под кредит двухэтажного особняка и, чтоб иметь средства к существованию себя и своей семьи — нанялся приказчиков в лавку к купцу Королькову, торгующему керосином.

— С той поры затаил на меня злобу. Вроде уже старый и, о Боге в самую пору задуматься — а всё никак простить не может. И про тебя... Хм... Про сына моего злорадствал, когда тот без вести пропал: "Помнишь наш с тобой тогда разговор? Помнишь, как ты стращал — Бог меня за жадность накажет? А что на деле получилось? Бог наказал тебя — весь твой род изничтожив. А мой род плодится и множится: мои сыновья все они живы и до внуков уже дожился!".

Всего двоих его сыновей "близко" видел — но скажу, исходя из собственных впечатлений: его сыновья не только живы, но и такие рожи наели — не в каждый телевизор засунешь.

— В тот раз, как такое услышал — впервые в жизни я усомнился в Господе, — признался и заплакал седой старик, — и тут явился мне ты — Ангел Божий...

Вот тогда то, я почувствовал в груди, в самом сердце — холодную ледяную злобу. От ненависти судорогой свело челюсти — еле разомкнул, чтоб пролязгать — как танк стальными траками:

— Не плачь, отец: каждому воздастся по делам... И по словам его.

Вот, значит как... Ладно, эту войну объявили вы!

* * *

— Миша! Ты у меня, типа как "глаза и уши". Какие у нас разведданные по этой семейке "Адамсов"?

Тот, делает крайне озадаченный вид:

— Да особенно никаких, таких чтобы... Дружные очень, всегда друг за дружку горой и держатся особняком.

— Миша! Я тебе один умный вещь скажу, ты только успевай "мотать на ус": как в любом сплошном монолите — всегда имеется незаметная трещина куда рано или поздно проникнет вода и разорвёт его, так и в каждом дружном коллективе — всегда найдётся свой чмо... Ищи это чмо, Миша!

Доводилось "там" смотреть один исторический документальный фильм-расследование о предателях времён германской оккупации 1941-44 годов... Кто думаете, в полицаи шёл? Про сельских старост и городских бургомистров не говорю — немцы их могли "методом тыка" назначить — чтоб было с кого за "Ordnung" спрашивать. В полицию же шли добровольно...

Думаете, идейные борцы со сталинским режимом туда ломились? Чтоб вместо сталинского режима, осчастливить исстрадавшийся народ гитлеровским?!

Фигвам!

В полицаи с белой повязкой на рукаве и какой-нибудь бельгийской винтовкой на плече, шли "униженные и опущенные". Нет, не властью — хотя такие тоже попадались.

Сверстниками, одноклассниками, односельчанами... Соседями, наконец.

Увы... Но человеческое общество устроено крайне жестоко — в нём не любят слабых: не умеешь или не можешь постоять за себя, не обладаешь какими-нибудь другими способностями — помогающими занять достойное положение среди окружающих, неизбежно опускаешься в разряд парий. Тебя все откровенно гнобят и чмырят, повышая тем самым собственную самооценку.

Это — не хорошо и не плохо...

ЭТО — РЕАЛЬНО!!!

В начале 21 века такие, ещё в юных годах — с головой уходили в "виртуальную реальность", чтобы хотя бы в играх чувствовать себя эдаким — неимоверно крутым супер-пупер-героем. Ну а состарившиеся чмошники (пост-советские пэнсы), я уверен — научившись кое-как тыкать "по клаве" двумя пальцами, переквалифицировались из "кухонных умников" в "диванных вояк" — интернетовских троллей и, стараются испортить настроение своими высерами-комментариями — как можно большему числу блогеров.

Сталкивался с такими — по роду своей литературной деятельности, а как же!

Литературный сайт "Флибуста", так вообще — заповедник тупых непуганых троллей из подобной категории, да ещё нередко — "жовто-блакыдного" окраса.

Однако, в первой половине 20-го века — ни персональных компов, ни Интернета — пока нет и, таким типам — вообще ничего не светит. Их никто не уважает, таких никто не любит — особенно из числа лиц противоположного пола... Кому охота связывать своё будущее с откровенным лузером и плодить от него детей?!

И тут на "Panze" с белыми крестами, приезжают с "Maschinenpistole" в руках сверх-человеки и, всё разом меняется — переворачиваясь с ног на голову... И вот ты теперь уже, не всеми обижаемое чмо — а самый центровой на деревне перец.

Нацепи белую повязку на руку и повесь какое-нибудь доверенное "освободителями" ружжо на плечо и, тебя — пусть по-прежнему не уважают, но хотя бы боятся. Можно отомстить прежним обидчикам, загнав в тот "петушиный" угол — где прежде находился сам и, главное...

Все девки твои — выбирай любую!

А если какая не согласна с восторгом раздвинуть перед тобой ноги, то можно в любой момент вспомнить — что она когда-то состояла в комсомоле, её отец — в партии, а её брат — командир или комиссар Красной Армии...

* * *

— Разве что, Охрим Косой, — докладывает через несколько дней Мишка Барон, — подпадает под твоё определение, Серафим. Конкретное, одноглазое чмо.

Припоминаю, того возницу на телеге с керосином — других одноглазых среди сапрыкиных я не приметил:

— Почему "косой"? Разве может быть одноглазый — быть ещё и косым?!

Хотя, матушка-природа бывает — ещё не так чудит...

Мишка ржёт:

— Хахаха! Тоже сперва купился: это фамилия у него такая — "Косой". Зять это сапрыкинский, единственный.

— "Зять", говоришь?! А вот с этого места как можно подробней.

И, Мишка дал мне полный расклад.

Этому самому "Охриму" масть не пёрла с самого рождения — семья нищая как целое поголовье церковных мышей. Мать умерла в его самом раннем младенчестве, отец заболел тифом и через год воссоединился с "половиной" на местном кладбище... Воспитывался он в семье дальних родственников — хоть не помер, за то им спасибо... Когда чуть подрос, тут ещё не повезло — вообще конкретно: и так неказистый внешностью мальчик лишился правого глаза, наткнувшись в темноте на сук... На сучок дерева в лесу — на всякий случай уточню.

Не друзей, ни подруг — даже похулиганить или пристраститься к спиртному, не с кем! Вот, "жизть" у человека, а...

У приказчика керосиновой лавки (того, что раньше был купец, а сейчас заведующий "Нефтяным складом") другая проблема: двое сыновей его — хлопцы гарные, хоть и излишне перекормленные (оттого — слегка туповатые), а вот единственная дочь...

Из чувства толерантности и политкорректности, скажем так — одним из её недостатков было "несколько" рябое лицо. Хроноаборигены про таких обычно говорят: "Как будто черти всю ночь на роже горох молотили".

Будь этот физический изъян единственным, возможно было бы не так страшно: в этом мире я видел достаточно много рябых женщин и мужчин — вполне благополучно устроивших свою семейную жизнь.

Однако, имелись и другие — куда более серьёзные изъяны! Одним словом — не повезло девушке...

Время пришло — а никто Сапрыкину-младшую замуж не берёт, не сватается — даже позарившись на богатое приданное. Ибо, начавшаяся Германская война уже вовсю — высасывает гигантской ненасытной глоткой молодых здоровых мужчин, а взамен — сквозь зубы выплёвывает редких калек... Женихи становятся всё более и более редким, практически — вымирающим видом, хоть в Красную Книгу заноси — как синих китов.

С рабочей силой в керосиновой лавке опять же, да...? По одному и целыми группами, "рабочая сила" — ушла в том же направлении что и женихи, возвращаясь уже бессильной — безрукой или безногой. Но, кто-то ж должен в лавке бидоны с керосином ворочать, а не просто на лавке штаны протирать — рожу шире жоп...пы наедая? Так попал одноглазый Охрим в работники торговли, а затем присмотревшись к нему повнимательней — бывший купец решил одним выстрелом убить сразу двух зайцев.

— Короче, он сейчас в примаках. Как ты говорил, Серафим? ..."Чмо"? Вот, оно и есть — то самое! Формально он — член семьи, а по факту — хуже батрака: день-деньской работает за затрещины да подначки "родственничков".

— Семейные отношения?

— Он её когда-нибудь убьёт! Или она его: характер у бабы — жиду-коммунисту не...

Увидев мой кулак, тотчас:

— Ой, извиняюсь — сорвалось... Злейшему врагу не пожелаешь!

— Дети?

— Пока Бог миловал! Но как представлю, что от этой пары может народиться... Бррр!

Подняв очи к небу, перебираю варианты:

— Так... Адольф Гитлер у нас уже есть... Может — "доктор Зло", какой-нибудь?

— А, кто это?

— Ой, Миша — лучше не спрашивай...

Проанализировав ещё кое-какие — менее важные "разведданные", хорошенько подумав и всё обдумав, я наконец решился:

— Миша! Начинаем операцию "Чужой".

* * *

Имеется у меня в Ульяновке ещё один надёжный и достоверный "источник информации":

— Отец! Что ты скажешь про Охрима Косого — сапрыкинского примака?

Тот, как-то опасливо на меня поглядывая, осторожно отвечает:

— Плохого ничего не скажу — но и хорошего сказать нечего. Досталось ему в этой жизни — не приведи Господь.

— Хм... Что ж тогда к большевикам в семнадцатом-восемнадцатом не прибёг? В то время, таким — как раз среди них место.

— Женил его незадолго до большевиков-то Сапрыкин старший на своей дочери — вот видать и без большевиков Охрим понадеялся в люди выбиться.

— Ах, да. Характер?

Мельком взглянув на потолок:

— Надо подумать... Трусоват несколько — того не отнимешь. Впрочем — как знать, как знать... Скрытный уж больно! Даже на исповеди неискренен, хотя в Бога верует. В школе когда у меня учился — старательным, прилежным был... Память цепкая, читать любит и читает много.

А что ещё делать в детстве да отрочестве — если нет друзей для игр и проказ и, даже набедокурить не с кем? Только читать книги, витая в облаках и хоть как-то перебивая дефицит общения с людьми...

— Грамотный, значит? — спрашиваю.

— Скорее начитанный.

— А к тебе как относится?

Поглаживает ладонью осанистую бороду:

— Как люди относятся к священнику? Вот так и он...

— Это ж твой ученик по церковно-приходской, — недоумеваю, — неужели, не было каких-то "особых" отношений между учителем-священником и учеником-парией в классе?

— Ах ты про это, — спохватывается, — ну когда его уж сильно шпыняли другие ребятки, заступался за него бывало, разговаривал: как с самими обидчиками — так и с их родителями. Так всё ж, бесполезно! Я ж не могу его повсюду сопровождать — а его где поймают, там и бьют...

Подумав, ещё добавил:

— Одно время, Охрим в семинарию хотел податься... Спрашивал у меня совета, мы с ним отдельно богословием занимались. Но, видишь ли... Туда, так просто тоже не брали — будь хоть семь пядей во лбу. Вот тебя бы... Хм, гкхм... Возможно сердится на меня с тех пор: мол — обнадёжил а потом... Эх!

Вздохнув и перекрестившись на икону, иерей молвил:

— Многие от веры православной отшатнулись и разуверились в Боге, ибо...

Ещё раз тяжело вздохнул и замолчал.

Понятно: "сын полковника не может стать генералом, ибо у того тоже есть сын". Коррупция и кумовство разъела Российскую Империю, как моль — старые плохо просушенные валенки...

Так, так, так...

Думай, думай голова — шапку новую куплю!

Наконец, принимаю решение:

— Устрой мне встречу с Охримом Косым, отец. Но только так, чтоб никто не знал.

Тот, видимо сопоставил мои прежние расспросы про Сапрыкина — с нынешними про его зятька-примака и, всё понял:

— Не трогал бы ты его! И так человек Богом обиженный...

Повышаю голос до лязга стальной гусеницы:

— Бог не обижает человека, отец! Это делают точно такие же люди, как он сам. Но Бог посылает на Землю ангела, чтоб восстановить справедливость! Хоть изредка, согласен — но посылает.

* * *

Нет, не показалось мне тогда!

Охрим Косой лицом был один в один Савелий Крамаров, которому в Голливуде дали играть роль не раскаявшегося агента ГКБ — а одноглазого пирата-неудачника. Настороженный взгляд единственного глаза, заметно напряжённое щуплое тело — кажется, готовое в любой момент куда-то убежать или где-то спрятаться.

Встаю из-за стола, здороваюсь за руку и, как можно приязненнее улыбаясь, приглашаю за стол:

— Давай-ка я тебя чайку из самовара налью — уж больно он у Отца Фёдора духовитый... Вот — сдоба, сушки, сахарок... Угощайся, Охрим, не стесняйся.

То, да сё — но разговор явно не клеился. Парень оказался пускай и "промах" — но далеко не дурак. Не прикасаясь к предложенным яствам, он отхлебнув пару раз "пустого" чаю:

— И, вправду — "духовит"! ...Я хорошо понимаю — для чего ты меня пригласил и теперь обхаживаешь, Серафим. Однако, не теряй попросту времени — против Панкрата Лукича я не пойду. А согласился с тобой встретиться и поговорить, только из уважения к твоему отцу — он почитай единственный из всех, ко мне по-человечески относился.

Сказать по правде, такого не ожидал! Должно быть, наговорили про меня его родственнички — с три больших короба. Ну, что ж... Придётся импровизировать — не в первый раз, поди — уже привык.

— Интересная у тебя логика, Охрим! Против человека, который относится к тебе хуже чем к собаке — ты пойти не хочешь, чтоб помочь сыну человека — который к тебе относится как к человеку... Противоречия никакого не замечаешь?

Тот, кивает:

— Кто-то просто жалеет собаку, гладит её и изредка бросает ей кость. А кто-то берёт бродячую собаку в дом и, хотя ругает и бьёт её — но кормит и учит.

Стало очень интересно, аж до зуда:

— "Ругает и бьёт" — это понятно... И чему он тебя учит, если не секрет?

— Ведению дел, торговле, — спокойно и уверено отвечает, — ведь я же по должности его первый помощник.

Смеюсь:

— Ага... Видел я тебя — "первого помощника", кобыле под хвост заглядывающим.

— Ничего! С меня не убудет — если я в кобылий зад посмотрю с часок, — с резонном отвечает, — зато керосин по дороге не "усохнет", не "испарится" или не "утрясётся".

— Ах, ну да..., — часто-часто понимающе киваю, — "если хочешь что-то сделать хорошо — сделай это сам...".

Тоже, доводится часто следовать этому правило!

Ибо, воруют так, что кажется — это занятие является каким-то видом национального спорта. Вполне, кстати, объяснимое явление: народ столетиями держали в скотском состоянии — когда ради элементарного выживания, приходилось идти во все тяжкие.

Однако, не всё потеряно и рано на нас ставить крест!

Случился прошлой зимой в одной избе пожар, в тушении которого участвовала вся улица. Так, вот: из того добра что вынесли — ни одной тряпки не пропало. Потом скинулись и построили весной для погоревшей семьи новый дом... Вы, где ещё такое видели?

В какой развитой "демократической" стране?!

Спустя пару минут, как бы подумав стоит ли говорить, Охрим продолжил:

— К тому же у меня перспектива есть... "Помру я вскорости, говорит Панкрат Лукич, а сынки мои к коммерческому делу не больно способные. Вот ты и, будешь за заведующего складом, а на их детские шалости не обращай внимание". Так я уже год как сам веду дела — Панкрат Лукич только говорит, что делать и даже расписываться на документах доверяет мне.

У меня, аж дыхание спёрло:

— Так, против меня — это тоже твои проделки?!

Согласно кивает:

— Панкрат Лукич, говорит — "конкурентов надо давить в зародыше", вот я и давлю — ты уж не обессудь.

Ну, ни фигасе!

Думал, имею дело с "низшим звеном в пищевой цепочке", а напоролся на "серого кардинала"! Впрочем, в его единственном глазу всё что-то читается... Какое-то ожидание... Возможно, он преувеличивает свою роль — торгуясь со мной таким образом? Ждёт от меня какого-то более заманчивого предложения — чем от этого долбанного Лукича?

— Да ладно — я не в обиде... Понимаю — "рыночные отношения", "свободная конкуренция производителей" и прочая — тому подобная муйня. Не задавишь конкурентов ты — задавят как паровоз чайник тебя и, возрадуются при этом.

* * *

Какое-то время молча пьём чай, затем я как-бы рассуждая сам с собой, замечаю:

— В твоих рассуждениях имеется несколько неувязочек, Охрим. Старший Сапрыкин, хоть и старый, но мужик здоровый — он ещё нас с тобой переживёт. Да, даже если и дождёшься когда он наконец "зажмурится" — сам уже будешь под себя ср...ать и ногой отгребать.

Молчит, куда-то под ноги себя глядя... Мол, бреши, бреши — мои уши не отсохнут!

— "Нефтяной склад" — это, не частная лавочка твоего благодетеля. Если он даже и "двинет кони" скоропостижно ("дай Боже чтоб скорее!", крещусь в красный угол), государство может назначить заведующим не тебя, а кого другого. Конечно, бабла твой Лукич накосил немерено — можно поделить меж своими и разбежаться... Но, больше чем уверен — всё достанется твоим шурякам. Вам же с дочерью покойного — лишь "совет да любовь", да возможно ещё его исподнее — изношенное старым пердуном до состояния гомосятских стринг.

При моих словах про "благоверную, в глазу собеседника промелькнула ярость, а кулаки непроизвольно сжались. Она его тоже бьёт, что ли?!

Как-то обречённо выдохнув, Охрим только мотнул головой, но ничего не сказал.

— Дальше... "Доверяет расписываться на документах", говоришь? А может, он тебя таким макаром подставляет — такая мысля тебе не приходила в голову? Сам прекрасно знаешь — благодетель твой ворует и ворует внаглую! У каждой семьи в Ульяновске и волости ворует — впаривая разбавленный керосин и, у государства — в особо крупных размерах ворует. Рано или поздно — твоего Панкрата Лукича возьмут за его сморщенную старческую задницу... А на всех документах твоя подпись! И вместо этих откормленных скотов, отправишься на лесоповал ты — что с твоим телосложением и здоровьем, равносильно расстрелу с особой жестокостью.

По тому, что он даже не взглянул на меня и даже не вздрогнул от этих слов, вижу — что он и сам всё это понимает. Однако:

— Мне пора уходить. Спасибо за...

— Что-то в горле пересохло, — говорю держась за, — давай ещё по стакану со сдобой, Охрим. Потом я скажу тебе самое главное и, всё — можешь уходить и жить как жил раньше. Ну а я же, в принципе — и без этого "американского" керосина не обеднею: забирайте этот "Стандарт-Ойл", ко всем чертям...

Допив свой стакан, он начинает первым:

— Так, что самое главное сказать хотел, Серафим?

Видно, сильно торопится шнырить на эту "мафию".

— Самое главное, что я хотел тебе напомнить — ты не собака, Охрим! А — ЧЕЛОВЕК!!! Неуж забыл?

И тут он вздрогнул, как от удара электротоком.

— "Подобрали на улице", говоришь? Подобрали, обогрели, накормили, обобр... Эту страшилу в юбке подсунули.

Охрим, вздрогнул ещё раз: как будто от несильного — но неожиданно-подлого удара.

— "Благодетель"..., — презрительно-зло фыркаю, — а не по вине ли этого "благодетеля" — ты и оказался на улице бездомной одноглазой собакой?

Изумляется, словами не описать:

— Как, это?!

— Обыкновенно "это". Тебе сколько лет, ты какого года?

— Зачем тебе это...? Тридцать один полный год, тысяча восемьсот девяносто второго года...

— "Девяносто второго"? — хлопаю ладонью об стол, — я так и знал!

— Что "знал"?

— Ты родился в годы "Царь-голода", когда засуха и неурожай в России усугубились жадностью таких вот "благодетелей" — взвинтивших цену на хлеб до заоблачных высот. Пока власти раскачивались организуя помощь населению, умерло с голоду и сопутствующих ему болезней множество народу — особенно детей... Тебе ещё "повезло"!

Внимательно слушает затаив дыхание, лишь пробормотав вполголоса:

— Врагу бы моему, так "повезло"...

Вкратце рассказал ему историю, слышанную недавно от Отца Фёдора и, затем:

— Теперь ты понимаешь, в твоём конкретном случае виноват именно Панкрат Лукич Сапрыкин — своей неуёмной жадностью превзошедший всех и вся! Это из-за него умерла твоя мать и, ты без её молока вырос таким тщедушным — в чём только душа держится... Это из-за него — конкретно из-за Сапрыкина, вслед за матерью умер твой отец — и без отцовской защиты ты стал таким...

Прикусывает до крови губу:

— ...Трусливым.

— Ну... Просто — неуверенным в себе и своих силах, так скажем, — отрицательно машу головой и продолжаю, — это именно из-за этого купчины, ты в поисках "подножного корма" день-деньской пасся в лесу и лишился глаза...

И здесь произошёл взрыв!

Охрим соскочил опрокинув лавку, весь "наэлектризованный" — из единственного уцелевшего ока, аж искры сыпятся:

— ПАДЛА!!! Я УБЬЮ ЕГО!!!

— Сядь, сядь — успокойся!

Еле-еле поймал его и усадил обратно на лавочку — хотел куда-то немедленно бежать, что-то крушить и понятно кого убивать. Его всего колотит от мощного выброса адреналина, трясётся весь — зубы об стакан как отбойный молоток об гранит звенят...

Однако постепенно успокаивается:

— Я никогда не видел ни мать, не помню отца... Какими, интересно они были?

— Они были..., — держу его за руку, — они были просто людьми — достойными более лучшей участи, чем им досталась.

— Я даже не знаю где их могилы...

С непоколебимой уверенностью в голосе обещаю:

— Ничего! Мы с тобою найдём их, помянем и поставим достойный памятник.

И, тут он поднял... Он поднял на меня глаз и, я увидел в нём... Когда-нибудь брали на улице в руки бездомного щенка? Вы видели, как он на вас смотрит? Вот-вот...

ВСЁ!!!

Теперь он мой.

* * *

Заглядываю через одинокий глаз в самую душу, в самые её тёмные уголки:

— Сказать по правде, Охрим, "убить" врага — дело нехитрое, я сто раз так делал...

Брешу, конечно — как сивый мерин, но у меня в здешних краях определённая репутация "больного" на всю голову и ей надо — хотя бы на словах, соответствовать.

— ...Однако, что будет после убийства? Ты согласен сесть в тюрьму из-за этого подонка? Уверен: твои отец и мать — будь они живы, не одобрили бы этого! Другой вопрос: ты уже достаточно взрослый — тебе 31 год...

Не помню возраста героя-маньячилы Достоевского — геноцидившего топором старушек, но по моему мнению — именно в эти лета муЖЖЖчина начинает себя спрашивать: "Тварь я дрожащая или право имею?". В смысле: "Скоро старость, а потом я умру — чего я добился, какой след после себя оставлю?". Пытаясь ответить на этот вопрос, мужчина — так или иначе, начинает "дёргаться".

"Опасный возраст", одним словом! После сорока большинство мужчин обычно успокаивается, свыкаясь с мыслью — что после них на этом свете останется лишь огромная куча переработанного желудочно-кишечным трактом "добра" и, вонь разлагающейся "оболочки" — которую покинула бессмертная душа...

Продолжаю:

— ...В таком возрасте, у тебя уже должно быть положение в обществе, своё жильё и семья, наконец.

Снова, сжимает с лютой ненавистью кулаки:

— Её я убью второй!

— Охолонь, — строго прикрикиваю, — сейчас не прежнее царское мракобесие и избавиться от нелюбимой жены — можно не убивая её, а просто разведясь. Буквально пять минут в ЗАГСе и ты — свободен от брачных уз и, можешь найти себе женщину для создания новой семьи.

Тот, как-то пришибленно смотрит на меня:

— Издеваешься, Серафим? Да, кому я такой нужен?!

Соглашаюсь:

— "Такой", ты действительно никому не нужен — женщины предпочитают победителей, въезжающих в их город на белом коне. А если у тебя будет высокое общественное положение?

— Как, это? — растерялся.

— Если ты действительно займёшь место Панкрата Лукича — станешь заведующий "Нефтяным складом"? Причём, не через десять или двадцать лет, а ещё в этом году? Справишься ведь с делами: этот старый педрило — чему-то да научил тебя, сам же говоришь... Справишься с Нефтяным складом, Охрим?

Слышу, как эхо в ущелье:

— Справлюсь...

Разевает рот и, око его поволокой затуманились от открывшихся перед ним перспектив, а я долблю в одну и тоже точку:

— Вот представь: сам долбанный Лукич, его подсвинки-сыновья, твоя "дражайшая" и прочие — вдруг исчезают навсегда и бесследно. И ты остаёшься на весь "склад" один одинёшенек — полным хозяином... Представил?

Тот ещё "витает", поэтому ответил не сразу:

— ...Да, представил... Такое, разве возможно?! Так разве что в сказках бывает.

— "Мы рождены, что б сказку сделать былью", Охрим!

Тудым-сюдым и, под разговор о его блестящих перспективах после бесследного исчезновения семейки Сапрыкиных — мы весь самовар досуха опростали и плюшки начисто подъели. У Охрима вовсю разыгралось воображение:

— Василия Кузьмина себе возьму и Гришу Сидорова — мужики работящие и хозяйственные, — уже строит планы, — втроём управимся запросто!

Я лишь согласно поддакиваю... Вдруг в нужный как показалось момент ставлю вопрос, как говорится — "ребром" и, спрашиваю "в лоб":

— Кстати, не слышал часом — твои родственники не ведут антисоветских разговоров?

Краска схлынула с его лица и упавшим голосом:

— Без этого никак нельзя...?

— Скажи как и мы это с тобой исполним... Ну?

Вижу и, хочется ему и колется. Жёстко ставлю условие:

— Не будь буридановым ослом, Охрим!

Тот, тяжело вздохнув и с пониманием на меня глянув:

— Ну, коль без этого никак... Да! Иногда Сапрыкины ведут антисоветские разговоры.

— Понятно — систематическая контрреволюционная пропаганда. Наверняка ещё, к ним частенько приезжают эмиссары белогвардейских организаций и иностранных разведок из-за рубежа...

— Ну, народ в "Нефтяном складе" бывает всякий-разный — разве различишь?

— Написать всё это сможешь?

— Ээээ... Ээээ...

Не терпящим возражения голосом, отвечаю за него:

— Уверен — что сможешь! Тогда, вот что...

Как всегда в последний момент осеняет:

— Тебя в последнее время здоровье не беспокоит?

— Нет, а что?

— Что-то мне твой цвет лица не нравится — возможно "короновирус" какой-нибудь.

— ...Что?

— Выглядишь неважно, говорю. Надо бы тебе обследоваться и лечь в больничку на недельку... Не дай Бог — испанский грипп: "Если хилый — сразу в гроб"!

— Чего?

— Я говорю: тебя надо на всякий случай изолировать от общества — ну, да я там договорюсь с Михаилом Ефремовичем насчёт строгого карантина.

Наконец, до него доходит и с готовностью кивает:

— Ну, раз это так надо... Я согласен!

— Тебе хоть передачки, родственнички носить будут?

— Ээээ... Не уверен.

— Понятно. Тогда связь будем держать через Мишу — бумагой и чернилами я тебя обеспечу.

И, конечно же — "черновиками-инструкциями".

* * *

Через неделю Охрима Косого выписали после излечения и обследования из волостной больницы, а Барон принёс мне довольно увесистую папку "компромата" на всю честную семейку. Взвесив её в руке, я воскликнул:

— Ого! Целая диссертация — на кандидатскую тянет или даже сразу на докторскую.

— На "пятерик" уверенно тянет, — согласился тот.

— Всего лишь на "пятерик"? — озадачился, — что-то маловато...

— К словам надо и какое-нибудь вещественное доказательство антисоветчины "прилепить", — объяснил мне тот, — а то против одного свидетеля нашего, враз найдётся десять ихних и, кроме "хищения материальных ценностей" и "злоупотребления служебным положением", ничего будущим фигурантам не пришьёшь. Потом какая-нибудь амнистия ко "Дню взятия Бастилии" и "семейка Адамсов" на воле.

Был в стране Советской такой официальный праздник, да...

Если забыл сказать, зека-адвокат по моей подсказке и собственной инициативе взялся за "юридический ликбез" для местных и, Гешефтман прилежно посещает все его лекции и семинары.

— Это, Миша, я и без тебя знаю, — озабоченно листаю я "творчество" сапрыкинского зятька, — однако очень тяжело поймать ночью чёрную кошку, особенно если она где-нибудь спит...

Да! Чтоб поглубже "закопать" эту семейку вампиров и пригвоздить их осиновым колом для верности, нужны вещественные доказательства — причём обнаруженные "соответствующими органами" в нужном месте. Наскоро перечитываю "доклад" и нахожу небольшую "зацепку":

— Вот здесь Косой упоминает про нычки с награбленными у трудового народа и пролетарского государства материальными средствами в виде денежных знаков и изделий из "презренного металла".

— "Грабь награбленное", — понимающе кивнул тот, — изымаем в нашу пользу.

Громко щёлкаю его пальцем в лоб:

— И, это всё — чему ты за год с лишним от меня научился, Миша?! — обречённо махнул рукой и отвернулся, — не... Всё же ты — тупой, зря я с тобой связался.

Невооружённым взглядом видно: мишкины извилины зашевелились активнее, приводя в движение нужные "шестерёнки" мыслительного процесса:

— В сейфе, что мы с тобой по весне среди "лута" в бандитской обозе взяли — встречаются довольно интересные документики... Помнишь, Серафим?

Радостно всплёскиваю руками:

— Радуюсь и ликую, вместе со всем прогрессивным человечеством: наконец-то ты стал думать как чекист-оперативник — а не как гопник из-под подворотни!

— Так, "с кем поведёшься"...

Перехожу на донельзя по-деловому серьёзный тон:

— Значит, так... Охрим тебе поможет — вынимаешь часть денег и золота (часть, а не всё!), а вместо них подкладываешь пачки прокламаций с призывами свергнуть народную власть... Однако, не это главное: вместо изъятых денег подложишь расписки в получении денег для контрреволюционного заговора... Мол, грабили народ продавая ему "палёный" керосин — а на краденные народные же деньги, спонсировали врагов народа. Ферштейн зи, Миша?

— Natürlich verstehe ich, — отвечает мнимый сын еврейского народа на языке Гёте и Геббельса и восторженно, — да мне ещё у тебя — учиться, учиться и учиться и, всё равно — дураком помру.

В сейфе, который бандиты увели из какого-то местного управления ГПУ, были материалы расследования контрреволюционного заговора — реального или мнимого, уже не важно. Конечно, кое-что по ним не сходилось — но долго ли умеючи "подправить"? А остальное уже дорисует фантазия чекистов-следователей.

Озабоченно:

— Миша, только это надо проделать чужими руками (понимаешь, я про кого?) и в самый последний момент. Иначе, всё только испортим.

Весело мне подмигивает:

— Понимаю, как не понять? Мы с Охримом, уже почти друзья: как везёт с полустанка керосин — так обязательно меня до города подкидывает... Что-нибудь, да придумаем.

Обрываю его:

— Ничего "придумывать" не надо — всё уже придумано до вас! Как только провернёшь подмену денег на "вещественные доказательства", Охрим берёт это своё "творчество" и бегом к Кацу — где как бы случайно оказываемся мы с тобой. Думаю, Абрам Израилевич не преминет воспользоваться случаем раскрыть антисоветский заговор...

А то я этого жучару не знаю!

* * *

Через пару деньков всё было готово и осталось лишь приступить к практическому выполнению операции "Чужой"... В последний вечер, сидим мы с Отцом Фёдором за столом ужинаем... Думаю, сейчас попьём чайку и пойду — как обычно посижу немного за компом. Ну, а с утра начнём помолясь...

И вдруг, какая-то настойчиво-навязчивая паранойя подкатывает на мягких кошачьих лапках и ласковым котёнком мурлычет на ушко:

"Что-то ты совсем расслабил "булки", Серафим! Никогда не надо считать врагов дурнее себя! Поставь себя на их место и подумай — а что бы ты против себя сделал?".

А, ведь действительно!

"Панкрат Лукич строчит на тебя "телегу за телегой" — без всяких последствий и, ты думаешь — он это будет делать бесконечно?".

Нет, не будет — этот старый пройдоха достаточно умён, чтоб за год с лишком (хахаха!) понять тщетность усилий и придумать какой-нибудь другой ход.

Какой такой "другой" ход?

Я с силой зажмурил глаза:

"Думай, думай, думай... Я, Панкрат Лукич Сапрыкин — старый, хитрый, жадный говнюк. У меня двое сыновей-балбесов, двое внуков от старшего, страшная — как прелюбодеяние с сушёной мумией царицы Нефертити дочь, зять-чмырдяй — втайне метящий на моё место, керосиновый склад... Большая ответственность! Против всего этого имеется личный враг — этот лысый гадёныш в ношеной кожаной куртке. Ух, какое чувство личной неприязни, я к нему испытываю... Аж, кушать не могу! Как мне его подвести под цугундер?".

Как, как, как... "Закакал", блин. Да, как же?! Ничего не приходит в голову... Может, поджечь его "американскую установку"?

" — Да подложи ты ему свинью", — чуть не выкрикнул я вслух.

Может, я самый тупой попаданец в истории этого литературного жанра — но ничего более умного, чем опять же — подкинуть какой-нибудь компромат самому себе и затем стукануть непосредственно в ГубГПУ, в голову не пришло.

А как подкинуть?

И, тут как ледяной душ: да проще чем мне — Сапрыкиным!

Ведь, у Отца Фёдора не дом — а проходной двор. Единственное отличие: у меня априори — не может быть своего "чмо". Ни я, ни мой названный отец — под эту психологическую категорию, категорически не подходим и никакого компромата против себя подкладывать не будем.

Раскрываю глаза пошире:

— Отец! В последнее время у нас никого постороннего не было?

Тот, прихлёбывая из чашки чай с сахаром прикуску:

— "Посторонних" у нас никогда не бывает — только прихожане.

Неправильно поставленный вопрос был, на ходу исправляюсь:

— А из прихожан тех — кто никогда носа не казал в церкви и лба лишний раз не перекрестит и, вдруг — рвением религиозным обуян стал?

Тот, несколько встревожась:

— Гринька Старожухин, разве? Последний раз вчера приходил.

— Кто это? Не сапрыкинский ли родственник?

— Да, это его старшей снохи деверь... Брат жены её брата, то есть... Что случилось, сынок?

У меня дыхание перехватило от возмущения:

— Да... Да... Да, как ты его только на порог пустил!

— Для меня все равны, — хватается за сердце, — все прихожане...

— Слышал, слышал и не раз: "В царстве моём нет ни эллина, ни иудея...". После чего Христа распяли римляне по наущению соотечественников-жидов. Где он был — тот "деверь"?

— В Храме... Чуть лбом... Не прошиб...

Соображаю, как в горячке: "В церкви народ всегда бывает — когда она открыта. Бабки, дедки богомольные бдительно следят за каждым шагом и соблюдением всех положенных ритуалов... Незаметно что-то подсунуть — весьма проблематично".

— В избу ты его пускал? Куда именно?

— Здесь, в светлице... Беседовали, потом я предложил почаёвничать... Как обычно — ты же знаешь...

— Он оставался здесь совершенно один?

— Было пару раз... Пока за самоваром ходил он был один... Потом ещё раз...

Однако, вижу ему совсем плохо! Бегом в церковь, даже не одевшись, хватаю в своём схроне "роялистое" сердечное и так же бегом обратно. Прибегаю, сую Отцу Фёдору таблетку нитроглицерина под язык и приступаю к шмону.

Принести самовар — это где-то пару минут. Хотя нет, больше — Отец Фёдор ходит не торопясь и любит на кухне "яйца почесать" лишний раз... Куда можно спрятать что-нибудь бумажное в трапезной за пять минут? ...Разве за иконами? В книгах? В комоде с посудой?

Здесь ничего нет! Здесь пусто! Опять ничего!

Я в панике...

СУНДУК!!!

Большой, старинный дубовый сундук стоит в углу под образами. Чтоб заправить лампадку, Отец Фёдор встаёт на него. Внутри же, все оставшиеся после канувшего лихолетья нехитрые семейные ценности и, "смертное" — что названный отец мне как-то показывал, говоря: "Вот в этом, меня рядом с матушкой Прасковьей Евдокимовной и похоронишь".

Блин — сундук заперт и подобрать ключ дело явно не на пять минут. Оглядываю со всех сторон — между ним и стеной тоже ничего нет.

А если под него? Пытаюсь поднять — я же знаю, что наполовину пуст после лихолетья... Ох, какой тяжёлый! Нет, не смогу.

— Отец, — тяжело дыша от напряжения, вытираю выступивший со лба пот, — этот сапрыкинский "деверь" — мужик здоровый?

— Нет, — тот явно оживает от действия лекарства, — немногим шире тебя, но росточком поменьше... Не поднять ему мой сундук.

Так, так, так...

Внимательно осматриваю кованый висячий, старинный замок. В принципе — незатейливо-нехитрая конструкция! Я б его влёгкую открыл, если бы было чем...

Отмычка?

— Отец! А кто по профессии — этот сапрыкинский "деверь"?

— Не знаю точно, но он городской — кажись с какого-то завода к нам в Смуту перебрался. Другие говорят, мол каторжанин — "птенец Керенского", по амнистии весной 17-го с каторги освободился... Одно время с нашими большевиками яшкался, да те его прогнали — украл дескать что-то. Разное про него болтают. А сейчас у него своя мастерская — примусы чинит, замки... Кустарь-единоличник, в общем. ...Ты думаешь?

— "Думать" раньше надо было — сейчас надо скакать! Отец! Быстро мне ключ!

— В моей с матушкой спальне — посмотри под периной.

Большими скачками несусь в семейную спальню. Ой, какая огромная и тяжёлая перина — под неё пулемёт станковый с полным боекомплектом можно спрятать, не токмо ключ...

ВОТ, ОН!!!

Лечу обратно, ковыряюсь ключом в замке...

Да, что за чёрт!

Наконец, тугая пружина поддаётся и замок — щёлкнув медвежьим капканом, открывается. Откидываю крышку и чуть ли не ныряю с головой в сундук... Пилиять, как нафталином воняет — а моли хоть бы хны: целая "эскадрилья" на свежий воздух вылетела... Ага! Знакомая вещичка — моя футболка с двухголовым гербом и ВВП. Хоть "ностальжи" сжала моё сердце железными пальцами — выдавив из глаз скупую мужскую слезу, но:

— Извини, отец — но этот "ангельский" прикид, нам с тобой придётся сжечь.

Всплескивает руками:

— Ах, как жаль такую красоту... А давай я под рясу одену? А если что — какой со старика спрос?

— Обыкновенный "спрос" — уголовно-процессуальный... Сжигаю без вариантов.

А у самого "чёрной дырой" тёмные мысли — Храм то, по любому шмонать будут.

Не, Сапрыкин — какая же ты всё-таки сволочь!

ВОТ ОНО!!!

И умудрился же почти на самое дно засунуть, "птенец" чёртов!

Завёрнутая в белую холстинку, перевязанная пеньковым шпагатом пачка бумаг.

— Твоё, отец?

— Ох, грехи мои тяжкие..., — сомлел тот, закатив глаза, — да, упаси Христос!

Понятно... Разрываю руками шпагат, разворачиваю и, читаю на первом же печатном на машинке листке:

— "Граждане России! Терпенье православного люда от невиданных притеснений на веру нашу Христову, на пределе. Восстанем же братия как один против безбожной жидовско-коммунистической тирании...".

Отец Фёдор, снова хватается за "мотор", побледнев и крестясь.

— Тогда в печь!

Вместе с "роялистой" футболкой, пачка бумаг полетела в огонь.

Хорошо, что уже декабрь месяц — зима и, печь не придётся растапливать специально.

— Отец! Скоро надо ждать "гостей"..., — ворошу кочергой, чтоб быстрей прогорело, — у тебя точно нет больше ничего "лишнего"?

— Разве, что самогон... Самогон жечь не дам!

Подумав, сбегал в свою спальню и взяв с книжной полки один довольно толстый томик — завернув в ту же тряпицу и перевязав шпагатом, положил его на замену "компромату". Перерыв сундук ещё раз, постаравшись сложить вещи как было или хотя бы в видимом порядке. Затем, запер сундук, накрыл цветастым лоскутным ковриком — как прежде было, а ключ засунул за образа. Помахав руками, разогнал по углам комнаты моль:

— Кыш, чешуйчатокрылые!

Ещё раз переворошив на углях остатки компромата, сел за свой стол в спальне, достал бумагу, ручку со стальным пером, чернила и принялся "строчить".

Зашёл Отец Фёдор и, дыхнув на меня "свежаком":

— Что пишешь, сынок?

— "Оперу" я пишу, отец, "оперу"... А ты что это бражничаешь на ночь глядя?

— Так ведь по любому, сию "божью благодать" конфискуют, — не пропадать же добру?!

— Логично. А как же твоё сердце, — спохватываюсь в лёгкой панике, — ведь я ж тебе лекарства давал?

— Одно "лекарство" другому не навредит!

И тут слышим в дверь громкое и настойчивое:

"Тук, тук, тук!".

— А вот и опера! Явились, не запылились.

Священник перекрестившись:

— Ты иди, сынок открывай, а я ещё стаканчик "лишнего" употреблю... Для смелости.

* * *

Спорить было некогда, заложил деревянную ручку со стальным пером за ухо и пошёл полуодетый к двери:

— Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто?!

— Отвори, Серафим — это ваша соседка за солью пришла.

Это одна из старушек-вдов, помогающих отцу Фёдору по хозяйству. Сразу понял, что дело не в соли или положим сахаре: голос дрожит так — как будто, она у нас с Отцом Фёдором кроликов воровала... За отсутствием курей.

— Это Вы, Клавдия Николаевна? Сейчас открою... Только извиняюсь, подождите немного — сперва мотню на галифе застегну.

Только щеколда негромко звякнула, ручку двери снаружи с силой рванули и, я в тот же миг оказался лицом к лицу не со старушкой-божий одуванчик — а с высоким белобрысым чекистом в одной руке держащим "наган", а другой тычущим мне в харю какую-то ксиву. За ним, на крыльце виднелась ещё группа товарищей с горячими сердцами и холодными руками... Зима, холодно, перчаток ни у кого нет — а в рукавицах "стволы" держать неудобно.

Вот руки и стынут.

Не успел тот рот разявить, как я — буквально с распростёртыми объятиями:

— Легки на помине, товарищи!

Белобрысый, чуть не выстрелил от неожиданности, но уклонившись от объятий и сконцентрировавшись на задании, вопросил протокольным голосом:

— Гражданин Свешников Серафим Фёдорович?

— А вы к кому шли? — делаю слегка удивлённый вид, — к Вудро Вильсону, что ли?! Конечно, это я.

Представившись в свою очередь чекисткой должностью и какой-то непроизносимой по-русски латышской фамилией, тот "торжественно" заявил:

— Вы объявляетесь задержанным по подозрению в участии в контрреволюционном заговоре!

— Вот как раз об этом, я и хотел с вами поговорить! Проходите в избу, озябли небось.

Тот, слегка оторопел, конечно — но холод не тётка:

— Заходим, товарищи! Понятые — проходим по одному...

Услышав про понятых, интересуюсь:

— Ищите, что-то?

— У вас будет произведён обыск — вот санкция...

Не взглянув даже, удовлетворённо киваю:

— Хорошо, что сами подсуетились, товарищ! Понятые нам с вами сегодня пригодятся. ОЧЕНЬ(!!!) пригодятся!

Озадачено на меня глянув — видать, подумав: а не вызвать ли заодно пару санитаров — имеющих при себе рубашку с длинными рукавами, чекист прошёл в дом.

* * *

Вместе с ним туда же вваливается целая толпа — оставляя на полу быстро тающие ошмётки снега, превращающиеся в грязные лужицы. Кроме белобрысого латыша, было ещё трое чекистов — видать из самого Нижнего Новгорода и трое же наших ульяновских милиционера, выглядевших прямо скажем — неважно. Киваю своим давним знакомым и подмигиваю незаметно, типа:

"Не сцыте други боевые, всё будет пучком!".

Среди понятых — кроме Клавдии Николаевны, ещё три личности. Двое из них мне знакомы, но как-то даже не "шапочно" — где-то пару раз видел их мельком, возможно на улице лбами сталкивались, но более-менее близко не соприкасались. Конечно, Ульяновск — небольшой город и на лицо запомнить можно всех, но по фамилии-имени-отчеству — далеко не каждого... Один из этих "мутных" не представлял из себя ничего особенного: мужик — как мужик, чувствующий себя не совсем в своей тарелке. Таких на Руси Великой миллионы.

А вот другой — очень мне ужасно не понравился чем-то неуловимым... Когда мне мельком удалось поймать на себе его взгляд, я непроизвольно весь напрягся:

"А за тобой надо присматривать, волчара!".

Вижу — косяка давит на батюшкин сундук... Так вот ты значит какой — Гринька Старожухин, "птенец Керенского".

Четвёртая же личность из понятых — сам Охрим Косой!

У меня, буквально "матка опустилась" — когда увидел его:

"Продал, чмо одноглазое"!

Видать, с самого начала это была подстава: этот ублюдок предпочел "утку" под кроватью — "журавлю в небе".

Однако, чуть позже я успокоился — Охрим выглядел растерянным и потерянным. Как будто он сладко спал и видел волшебные сны, а его взяв за шиворот — поставили на ноги, забыв разбудить. Теперь, он стоит пошатываясь, кругом озирается и спрашивает сам себя:

"А со мной ли, всё это происходит? Или это — дурной сон и надо ущипнуть себя, чтоб проснуться?".

Должно быть, понятых набирали впопыхах и в великой спешке на "Нефтяном складе" — где Панкрат подсунул чекистам своих родственников-работников.

Хреново!

* * *

Вдруг, послышался какой-то одинаковый, повторяющийся с одинаковой амплитудой звук. Все замерли...

— В доме, есть ещё кто? — спросил главный чекист, — домашних животных держите?

— Мой отец — иерей местного православного храма. Но сейчас он выпил лишку с устатку и спит.

Долговязый латыш, опасливо заглянул в спальню из которой раздавался могучий храп и, подумав, сказал с лёгким сомнением:

— Позже придётся вашего отца разбудить, а пока давайте начнём с Вас.

Я с готовностью вывернул карманы галифе и похлопал спереди по гимнастёрке:

— Чтоб до минимума сократить все формальности, предлагаю начать не с меня — а с моей спальни. Кто "за", товарищи?

Латыш строгим голосом меня прервал:

— Сядьте, гражданин! Начнём с этой комнаты...

— Присяду(!), раз Вы так настаиваете.

Сажусь на табуретку за стол. Ко мне тут приставили сзади одного из чекистов поздоровее в кожаной куртке — сразу же вспомнилась моя первая встреча с Ксавером.

Другой чекист, обликом татарин, встал у двери: видимо на тот случай — если я пойду "на прорыв". Товарищи милиционеры с видом сонных осенних мух, начали шмон под руководством третьего чекиста — самым опытным в подобных делах, судя по раздаваемым им распоряжениям.

Товарищи понятые с выражениями различных эмоций на лицах, за этим дело молча наблюдали... Лишь старенькая Клавдия Николаевна, поминутно крестилась и вполголоса повторяла:

— О, Боже... О, Боже... О, Боже ж мой...

Сам Латыш сел за стол напротив меня и принялся составлять протокол, а я ему всецело помогал — отвечая на стандартные в таких случаях вопросы.

— Здесь какой-то ключ, — сказал милиционер, вынув его из-за икон и показавши всем присутствующим.

Те вопросительно обратились на меня и я не заставил товарищей теряться в загадках:

— Ключ от сундука — ты на нём стоишь, Иван.

Боковым зрением замечаю, как заметно напрягся и переступил с ноги на ногу "Птенец" среди группы понятых неподалёку от двери.

— Что в сундуке, гражданин? — вопрошает главный чекист.

— А что может быть в сундуке у православного священника, — переспрашиваю с недоумением, — религиозный дурман, какой-нибудь.

— Открывайте, — командует белобрысый.

Вскоре, вместе с уцелевшим после моего шмона поголовьем моли, из сундука полетело разнообразное семейное шмутьё.

— Здесь, что-то завёрнутое, — наконец раздаётся, когда дошли до дна, — какая-то толстая книга.

— Принесите её сюда, товарищ.

И тут же на столе перед следователем оказывается...

Нет, не "Ветхий" или "Новый завет"!

И, даже не "Пятикнижие", "Талмуд", или положим — "Коран". И, тем более это не "Трипитака" — каноническое собрание текстов буддизма, содержащее откровения Будды в изложении его учеников.

Малость прибалдевший Латыш, поднимет глаза, полные недоумённого ужаса:

— ЧТО ЭТО?!

Беру книгу в руку и читаю:

— Карл Маркс "Капитал", том первый, перевод Н. Любавина, Г. Лопатина и Н. Даниэльсона, издание 1872 года... Что-то не так?

Замечаю, не забываю следить: Птенец конкретно закипешевал, поддался назад пятясь на выход — но наткнулся спиной на чекиста-татарина у двери.

— "Религиозный дурман", говорите?

Главный чекист вырвав книгу из моих рук:

— Откуда он здесь?

Как известно, первым из иностранных языков "Капитал" перевели именно на русский язык — знаковое предзнаменование, не находите? Этот заляпанный свечным стеарином том, я за сущие копейки купил (как-никак раритет!) у какого-то "бывшего" в Нижнем на "блошином рынке". И, не только из-за того, что первое издание может стоит бешенных денег — если найти покупателя: сам хотел прочитать, изучить...

Да всё как-то недосуг, да буков много!

Дошёл до десятой страницы и отложил на самую верхнюю полку.

Признаюсь, хотя понимаю — осудят: что-то напрягают меня с самого детства такие толстые книжки. "Войну и мир" тоже не осилил, кстати. Много раз брался в "той" жизни — да дохожу где-то до тридцатой страницы и, появляется стойкой рвотный позыв ко всей "великой русской литературе"...

Почему-то.

— Думаю, когда-то очень давно, мой отец купил его в свободной продаже и, прочитав положил в сундук как самую ценную вещь — чтоб не украли, невзначай... Здесь много разного народу шастает: то и дело — наши портянки пропадают.

Кошусь в сторону двери, где соляным столбом замер деверь Сапрыкина.

— "Капитал" Маркса — самая "ценная вещь" у священника?! — чекист, явно сбит с панталыку.

— Я разве не рассказывал? Мой отец сочувствует коммунистическому движению с младых ногтей... Не забудьте занести в протокол, товарищ следователь.

Все, так и "сели" на оппу!

* * *

Наконец, обыск в светлице-трапезной закончился — кроме раритетного издания Маркса, ничего не принёсший в копилку следствию. До сих пор находящийся под впечатлением, белобрысый латыш командует:

— Теперь переходим на вашу комнату, тов... Гражданин Свешников. Вы ничего не хотите сообщить следствию?

Радостно ощеряясь всеми тридцати двумя, я:

— Ну, наконец-то! Я ж говорил — что с неё и надо было начинать. Там много более интересного можно найти — чем в поповских сундуках!

С готовностью приподнимаюсь:

— ...Разреши я покажу?

— Сидеть! Мы сами. Граждане понятые... Пройдёмте.

Однако, все понятые в мою спаленку не влезли — Охрим вынужденно остался посреди трапезной — а Птенец постарался в ней остаться и причём поближе к дверям.

И, минуты не прошло, как "опытный" чекист руководивший обыском вылетел назад, с "шарами" слегка навыкат:

— Вот, посмотрите, тааащ... На столе у него лежали.

Кладёт на стол пред начальником листы бумаги. Тот, глядя на меня:

— Что, это?

— Там написано...

Латыш, поднимает один из листов и читает вслух:

"Начальнику Ульяновского районного отдела НКВД РСФСР товарищу Кацу А.И.... Довожу до вашего сведения, что мною обнаружена группа лиц занимающаяся контрреволюционной деятельностью на территории вверенной вам...".

Не дочитав, хватает другой:

— "Начальнику Уездного отдела ГПУ, товарищу...".

Третий лист, он уже читал слегка заикаясь:

— "Начальнику Нижегородского губернского управления Главного Политического Управления, товарищу...".

Не успел латыш разобраться с этими бумагами, как "опытный" чекист снова выбегает из спальни, осторожно — как взведённую бомбу, неся в руках "заветную" тетрадочку... От одного её вида, Охрим Косой затрясся весь и подобрался — как перед первым прыжком с самолёта без парашюта. Очкует очень сильно, должно быть... Одобряюще ему улыбаюсь, но он меня даже не видит.

Заикаясь от волнения, тот:

— Таащ командир, вот что в столе у него нашли...

Вся толпа из моей спальни последовала за ним и, в трапезной опять стало несколько тесновато.

— Я ж сразу говорил: у меня в спальне вы найдёте что-то более интересное — чем среди подштанников моего престарелого отца...

— ЗАТКНИСЬ!!!

Латыш берёт в руки тетрадь, очень вдумчиво читает обложку написанную моей рукой и затем переворачивает на первую страницу... Рыбьи глаза его, довольно интенсивно выходят из орбит и начинают напоминать таковы ж, у камчатского краба.

"Птенец" у двери ещё не понял — что к нему подкрался большой и пушистый...

Писец!

Возможно, он решил-понадеялся, что это окажутся — те подложенные антисоветские листовки, которые я нашёл в сундуке отца и, по простоте душевной, переложил в собственный стол. Он привстал на цыпочки и вытягивая шею, пытался из-за чужих спин разглядеть — что в руках у главного чекиста.

И, тут Охрим сплоховал... Рукой указывая на меня, он плаксиво заблажил:

— Я не виноват! Это он, это всё он...!

В принципе, нечто подобное я от него ожидал — поэтому не растерялся и встав, перебил его зычно:

— Товарищи! В заведующем "Нефтяном складом" — Панкрате Сапрыкине и в членах его буржуазного происхождении семьи, я давно заподозрил наших непримиримых классовых врагов. По моей инициативе, с одобрения начальника районного отделения НКВД товарища Каца и, с помощью комсомольца и воспитанника Отряда военизированной охраны Михаила Гешефтмана, мною был завербован во вражеской среде агент — Охрим Косой, сочувствующий нашему пролетарскому делу. То, что вы перед собой видите — это результат его почти трёхмесячной агентурной работы, с которым я собирался завтра идти на доклад к товарищу Кацу...

Мля, музей восковых фигур — другим словами не скажешь! Или фантастический фильм по мотивам рассказа Герберта Уэльса — об человеке остановившим время.

— ...Семья Сапрыкиных не только вела антисоветскую пропаганду, подготавливая контрреволюционный мятеж и почву для иностранной интервенции — но и обманывая и обсчитывая покупателей керосина, уворованными у советского народа средствами финансировала белогвардейские организации и иностранные разведки.

А вот теперь как минимум по червонцу этой семейке светит!

Причём, без всяких "амнистий" — по случаю взятия Бастилии 26-ю бакинскими коммунарами.

* * *

Первым опомнился "деверь" Сапрыкиных — Гринька Старожухин, не дав мне эффектно завершить речь. В руке его блеснуло лезвие...

Если бы он ударил Охрима ножом молча — лежать бы тому с выпущенными кишками и медленно подыхать. Однако, он допустил роковую ошибку, заорав:

— ПРОДАЛ, ИУДА!!! Ах, ты ублюдок кривой!

Я глаз не спускал с этого типа и, только он пасть открыл, молниеносно достав из-за уха ручку со стальным пером — метнул её вполоборота, попав тому куда-то в лицо. По причине толстой зимней одежды на том — метать в корпус хоть и достаточно острый, но сравнительно лёгкий предмет — смысла не имело.

Вскрикнув, Гринька дернулся — развернувшись на полкорпуса и, нож вместо живота Охрима — вошел по самую рукоятку в грудь стоящему в самых дверях чекисту-татарину. Тот коротко заверещав смертельно раненым зайцем — изумлённо-широко раскрыл быстро потухающие глаза и, по-киношному медленно, стал оседать вдоль двери на пол...

С матом вырвав ручку из глаза, сбив с ног уже по сути мёртвого чекиста, Гринька Старожухин ломанулся на выход. Брошенная мною вдогонку табуретка, попав под зад — только придала ему прыти.

Показывая растерявшимся чекистам и милиционерам на второго понятого из числа родственников Сапрыкина:

— Следите, чтоб этот вражина тоже не сбёг!

— Я не при делах! — возопил тот.

Мельком взглянул на сереющего лицом татарина и, с злорадной радостью подумал:

"Ээээ... Всем вам вышак — это однозначно!".

Вроде бы грех это — радоваться чужой смерти, да? Однако, реальная жизнь так устроена — не бывает без добра худа...

* * *

"Птенец Керенского" выскакивает во двор и, скинув тяжёлый полушубок, бежит вдоль освещённой электричеством Советской улицы, выискивая переулок потемнее — куда бы нырнуть... Я за ним вдогонку, одетый по-домашнему к тому же — практически босиком, в одних носках:

— ДЕРЖИ ЕГО!!!

Вот-вот скроется — ищи потом по впотьмах. Однако, как будто мои мысли почуяв, из тёмного переулка на полном ходу вылетает знакомый красный "Packard" и сбивает убийцу с ног.

Из остановившегося автомобиля выскакивает товарищ Кац при полном параде и с ним двое милиционеров. У всех троих в руках револьверы и они направленны на меня:

— Руки вверх, контра!

— Обознались, товарищи: "контру" мы с вами только что задержали.

Кац, несколько растерянно:

— Мы ж вроде на твой обыск едем... Тебя, разве ГПУ не арестовало?

"Что-то ты не шибко-то торопишься на мой арест, хитрая жидовская морда!", — подумалось про себя, а вслух сказал:

— Все "аресты и обыски", товарищ Кац — у нас с вами ещё впереди. А пока помогите "упаковать" этого. Что телеграфными столбами замерли? Видите — зашевелился...

Подхожу, легонько пинаю в бок:

— Советую, прямо сейчас начинать каяться, белогвардейский прихвостень.

— Пошёл ты на..., — шипит от боли, — со своими советами!

Пинаю ещё раз — сильнее:

— Нормально выражайся в общественных местах, контра — на улице могут быть дети.

До того, как прибежали чекисты с латышом во главе, я успел (где — открытым текстом, где — намёками) передать Абраму Израилевичу весь расклад по сложившейся ситуации.

Он умный — недаром еврей!

Всё схватив с лёту, с ходу же "взяв быка за рога", наш начальник районного отдела НКВД по сути — перехватил управление операцией у растерявшегося латыша:

— Товарищи чекисты и милиционеры! А теперь, когда мы увидели зверское лицо нашего классового врага — пора нам нагрянуть в его логово.

Подсказываю от чистого сердца:

— Вот только понятых придётся набрать новых: эти не то, чтобы "понятыми" оказались, а даже — как бы не наоборот.

Тот, с ледяным ментовским спокойствием, впрочем звучащим несколько показушно:

— А Вы, товарищ Свешников, можете возвращаться домой к отцу. Спасибо Вам за оказанную помощь, от лица Советской власти и всех трудящихся!

Молодцевато вытягиваюсь:

— Служу трудовому народу!

* * *

Проводив товарищей чекистов и милиционеров, я осмотрелся вокруг... Блин, я оказывается стою в носках прямо напротив "Красного трактира". Несмотря на мороз за двадцать градусов, мне жарко — аж пар с меня валит. Покрутив головой по сторонам, говорю вслух:

— Пожалуй, сперва надо нанести визит Софье Николаевне, а то как-то неудобно получится — типа, шёл мимо и не зашёл.

Видать, адреналин в моей крови — всего после произошедшего, просто кипел как жидкий азот на сковородке. Секс с хозяйкой заведения, был просто невероятным по страсти и по испытываемым нами обоими ощущениям!

— Серафимушка..., — сладко стонала Софья Николаевна, — ты как будто в последний раз "это" делаешь...

Я, под скрип многострадальной койки:

— Каждую минуту... Надо жить, так... Как будто... Она... У тебя... Последняя...

— О, ДА...!!!

— О, ЙЕЕЕС!!!

"Почаще бы с обыском приходили, что ли, — подумалось, когда я уже под утро возвращался домой в шапке и полушубке с чужих голов и плеч и валенках с чужих ног, — может, время от времени — на самого себя доносы в ГПУ писать?".

Я успел прибраться в доме, вытереть лужицы воды с пола и оттереть тряпками успевшую свернуться лужу крови у дверей, и уже завтракал — когда проснулся Отец Фёдор:

— Я ничего интересного не пропустил, сын?

— А что у нас в Ульяновске может происходить "интересного", — пресыщенно ковыряюсь вилкой в тарелке, — так... Зарежут кого-нибудь раз в год и снова тишина.

Отцовское сердце надо беречь! Расскажу ему, конечно, но только сперва хорошенько психологически подготовив:

— Вот и вчера вечером...

* * *

Операция "Чужой" прошла вполне благополучно... Для одной из сторон!

При обыске на "Нефтяном складе" и в доме Панкрата Сапрыкина, нашлось очень много чего "интересного" — на десять "контрреволюционных заговоров" хватит и ещё на одиннадцатый останется. Сразу, "по горячим следам" было арестовано порядка двух десятков "заговорщиков", затем в процессе следствия — ещё около сотни...

"Почему так много", спросите?

Главным свидетелем по делу был Охрим Косой и, осмелев, он "сдавал" всех подряд — всех своих обидчиков, припомнив им прошлое. Правда, прежде приходил ко мне — советовался:

— Серафим, посмотри — вот у меня ещё списочек "контрреволюционеров". Буквально вчера вспомнил...

— Ну красава, Охрим! Ух, ты... А что так опять много? Ну-ка, давай посмотрим...

Обычно, после скрупулёзного анализа список значительно сокращался:

— Не каждый, кто тебя в детстве по морде разок ударил — твой враг! И тем более — враг Советской власти. Нам с тобой в этом городе ещё жить и жить — так что поумерь свою "мстю", дружище.

Мои "репрессии" были избирательными... Очень избирательными. Я чистил Ульяновск от родственников Панкрата Сапрыкина — от всех, без исключения.

"На фига тебе это нужно", спросите?

А мне лишних врагов под боком не надо — в преддверии тридцатых годов! Ибо уверен: сколько я из этого клана недобитков оставлю — столько на меня будет доносов в НКВД, плюс от успевших к тому времени народиться новых.

Хотя, конечно — это вопрос спорный...

Недовольных было достаточно много, причём среди тех — про кого и сроду не подумаешь. Фрол Изотович Анисимов, как-то между делом заметил:

— Ты обещал увеличить население Ульяновска, а вместо этого сокращаешь... Нехорошо!

— Когда я предлагал очистить улицы города от дерьма, многие тоже противились... Помнишь? А теперь — найди хоть одного, кто скажет — что я был неправ!

— Так то ж, дерьмо..., — отводит взгляд, а то — люди!

— Среди людей мало "дерьма"?

— А кто будет определять — человек это или дерьмо? Ты?

— Если больше некому — я буду. Ещё, какие-то вопросы?

Молчим, как две мыши на крупу...

И, вдруг протянув мне руку и крепко сжав мою — он глядя мне прямо глаза, горячо говорит:

— Товарищ Свешников! Запомни: из-за Ефима я всегда буду на твоей стороне — чтобы мне кто в уши "не пел".

* * *

Ефим Анисимов продолжает делать успешную карьеру в Нижнем Новгороде. Они с Братом-Кондратом, как два кукушонка вылупившиеся из яиц — подложенных заботливой матерью-кукушкой в чужое гнездо. Кроме руководства нижегородским отделением движения "Хулиганов нет" и "Ударными комсомольскими отрядами по борьбе с хулиганством", (УКО) — Ефим, уже практически возглавляет Губисполком РСКМ — загнав "под плинтус" его первого секретаря. Кондрат Конофальский же — твёрдо встал во главе агитационного отдела, выкинув из "гнезда" предыдущего заведующего.

Про "группу альпинистов" они тоже не забывают: Елизавета Молчанова возглавила организационный отдел, ещё один комсомолец-ульяновец — член бюро губкома и, наконец — один очень способный парнишка из Ардатова, плотно "окопался" в экономическо-правовом отделе.

С десятка два ребят — как ульяновцев (в том числе трое "есаулов"), так и выходцев из других волостей или уездов — стали средним и низшим командным звеном в "УКО".

— Ефим, — говорю, — Наполеон как-то раз сказал: "Армией командую я и сержанты. Остальные — лишь связывающий элемент между мной и ними". Не забывай его слова — если хочешь хоть чего-то в этой жизни добиться.

Думаю, он запомнил!

Очень внимательно, пристально слежу за их деяниями: успехами и, особенно — промахами.

У них очень хорошие, чуть ли не дружеские отношения со Андреем Ждановым, близкое знакомство с Сергеем Кировым и некоторыми другими вождями партии и комсомола помельче.

— Высоко взлетел мой Ефим, — по всякому поводу и без него, любил хвастаться Фрол Изотыч, — сразу видно, чья кровя!

Борис Александрович Конофальский от него не отставали и любил по каждому поводу "пускать" слезу:

— Мой то Кондрат — каким способным оказался, а?! Как в газетах пишет — вы только почитайте. Не хуже самого Каутского или бери выше — самого ЭНГЕЛЬСА!!!

Некоторые маловеры ему:

— Да, не бреши! Здесь подписано: "Товарищ Чё" — а вовсе не твой Кондрат.

Тот, при всей своей старческой немочи, за грудки:

— Это его псевдоним! Ленин — тоже не "ульяновым" подписывается.

— Так то — ЛЕНИН!!!

Если при диспуте присутствовала жена Бориса Александровича, дело могло закончиться звонкой плюхой:

— А Мой Кондратка ничем не хуже вашего Ленина!

Вполне с ней согласен: парень с головой дружит.

Правда, в отличии от теории марксизма, в практике их сын конкретно "плавает" и, мне приходится частенько давать Кондрату Конофальскому устные "инструкции"... Кроме того, в губернской прессе полным ходом идёт дискуссия между Антоном Сталком (не единственный мой "ник", напоминаю!) и товарищем Чё, иногда выплёскивающаяся на страницы центральных газет.

Срач стоит... Хоть Маркса с Энгельсом выноси!

Да и интуицией он пока не обзавёлся.

Время сейчас непростое: в верхах ведётся отчаянная борьба за наследство умирающего Ленина.

Иногда, запутавшись в хитросплетениях подковёрной борьбы в Кремле — хватаясь за голову наш главный "идеолог" Брат-Кондрат, спрашивал:

— За кого мы, Серафим?

— Мы — сами за себя, мой юный теоретик марксизма! Забыл что ли, про "группу альпинистов"? Но в данный исторический промежуток времени, мы вынуждены быть за того — кто побеждает.

— А кто побеждает? Троцкий или Сталин? А может — Зиновьев или Каменев...?

— Сейчас мы с тобой хорошенько подумаем и выясним это методом банально— элементарной дедукции...

* * *

"Дело о контрреволюционном заговоре в Ульяновске" было громким — попавшем на страницы центральной печати и, на короткое время даже затмившим интерес к состоянию здоровья Ленина. Процесс был длительным и закончился судом в уездном Ардатове лишь по весне 1924 года, когда про "здоровье" Ильича все уже забыли.

Всего было осуждено 28 человек: из них к расстрелу приговорено шестерых, остальных — к различным срокам заключения в местах заготовки древесины. Члены семей осужденных, всего немногим более ста двадцати человек — были высланы в более северные края, чем наш...

Надеюсь, не в Туруханский край — среди них много детей.

Того липового "коммуниста" — номинального главу отделения "Нефтесиндиката" в нашей волости, тоже арестовали и судили за "пособничество", предварительно вышвырнув из партии, как "переродившегося"... Денег у него при обыске нашли столько, что можно было "ленинскую комнату" в три слоя обклеить.

Его место в нашей волостной ячейке РКП(б) занял...

Нет, не я!

"Не расстанусь с комсомолом,

Буду вечно молодым!".

Правильно: Охрим Косой — которого без всякого кандидатского стажа, за "революционные" заслуги перед трудовым народом — тут же приняли в члены ВКП(б).

Он же стал заведующим "Нефтяным складом", управляясь сразу на трёх должностях: того "перерожденца", Панкрата Сапрыкина и своей. Действительно, вместо неимоверно раздутого прежнего штата, он принял на работу всего двух человек, плюс женщину убирающую в конторе и, вполне с делом справлялся.

Охрим занял под жильё прежний сапрыкинский дом, а чтоб он не пустовал — выкупил часть конфискованной в казну мебели и, главное — привёз по весне откуда-то из деревни молодую жену. Свадьбу сыграли скромную, но я был там посаженным отцом — ел, пил пенный квас... По усам не текло — за их отсутствием.

Совет, да любовь — как говорится!

* * *

"Недовольных" в Ульяновске было много — мне в след "шипели" ядовито, но очень недолго.

Ибо, жители волости заметили перемены к лучшему сразу после ареста этой семейки — керосин стал гореть лучше, чадить меньше. Ну, а те кто покруче, могли приобрести американскую универсальную жидкость "Стандарт-Ойл" по цене всего-навсего — в три раза дороже обычного "жёлтого" керосина, применяемую для разнообразных целей. Фрол Изотович, к примеру, ею приноровился свой автомобиль заправлять и говорит, что тот шустрее — чем на дрянном "бакинском" бензине бегает...

Кооператив "Красный рассвет" покупал "белый керосин" для разнообразных технологических нужд — отличное средство для промывки механизмов и удаления пятен ржавчины с металлических поверхностей. Ну и про "вэдешку" не забыли — которую я через Кузьму научил их делать и применять.

Кто-то жидкостью "Стандарт-Ойл" вшей выводит, а кто-то — мебельных клопов. Опять же, как народное лекарство применяется — при ангине и дифтерите. Доктор Ракушкин Михаил Ефремович говорит, хорошо помогает — снимет боль, воспаление, покраснение миндалин... На себе (тьфу, тьфу, тьфу!) не пробовал — поэтому ничего определённого сказать по этому поводу не могу .

Впрочем, помня о "монополисте", мы с Игорем Станиславовичем Лемке сильно не наглели, довольствуясь маржой собираемой в волости. И лишь следующим летом, осторожно открыли частно-кооперативную лавку в уездном Ардатове — кроме изделий ульяновских кустарей-кооператоров, торгующую ещё и "универсальной жидкостью".

Однако, это будет потом!

После завершения операции "Чужой", когда всю эту семейку "Адамс" посадили со связанными руками на обычные "мобилизованные" крестьянские и, под бабий вой и детский рёв повезли туда — "куда Макар телят не гонял", я сказал Лемке:

— Что-то наши минеральные масла — полный отстой... Не находите, Игорь Станиславович?

— Сказать по правде, близко с ними не сталкивался — поэтому мне трудно ответить Вам как-то определённо, Серафим Фёдорович..., — протирает чистейшим носовым платком новенькие очки в новомодной "контрабандной" оправе, — однако, судя по более простому нефтепродукту — советскому керосину, дело обстоит именно так.

— Кто, если не мы, — вопрошаю несколько излишне пафосно, — давайте, сперва начнём с трансмиссионного масла. Я со своей стороны, уже полдела сделал — подал Вам идею и даже название новому брэнду придумал: "Негр-ойл "... За Вами совсем пустячок остался — разработать технологию получения трансмиссионного масла из нефтяных отходов и воплотить её в жизнь.

— Почему, вдруг "негр-ойл"? — недоумевает тот.

— В честь товарищей негров — порабощённых американским великодержавным империализмом.

Без качественных горюче-смазочных материалов — никакого "прогрессорства" не получится и, я намерен на этой ниве усиленно трудиться.

Следом за "негр-ойлом" — пойдут "авт-ойлы", "лит-ойлы" и прочие "солид-ойлы"...

* * *

У самих Сапрыкиных материальных средств нашли при обыске до обидного мало...

Для следствия!

Ведь, судя по найденным в тайниках расписках — всё уворованное уходило на финансирование "Российского общевойскового союза", британской "МИ-6" и возможно — израильского "Массада"...

Хахаха!

Когда всё более-менее стихло, Мишка-Барон принёс мне в дом и поставил мне на письменный стол два, даже на вид — довольно увесистых саквояджика:

— Классовые вражины предпочитали хранить деньги не в сберегательной кассе — а в "жёлтых кругляшках"... Уф, еле дотащил!

Бурчу недовольно:

— Это всё твоя жадность фраерская, Миша! Наживёшь ты когда-нибудь с нею трудовую грыжу... Оставил бы чего родному государству.

— Государство себе ещё добудет и не, чета этому — мало что ли контрреволюционных заговорщиков на его просторах?

Что-то, он по-моему — много разговаривать начал.

Открываю один... Потом второй...

Ох мать моя!

Столько золота я только в "форте Нокс" видел, да и то — только по телевизору.

Отец Фёдор был на вызове где-то в другом конце города. Проверив хорошо ли закрыта дверь и задёрнул поплотнее штору, вываливаю на стол:

— Не иначе, это ещё от купца Королькова осталось — не мог же Сапрыкин столько за годы Советской власти накрысить... Хотя, как знать.

Считаю золотые царской чеканки монеты — николаевские империалы, складывая их для удобства столбиком. Советские червонцы, их тоже было немало, уже были в аккуратно перевязанных, подписанных пачках по номиналам. Мишка внимательно наблюдает с непонятным выражением на лице (но не жадностью!) и, когда дело идёт к завершению "аудита", спрашивает:

— Серафим! Помнишь, при первом нашем "серьёзном" разговоре ты говорил — что "защищаешь Отечество, Родину"... Здесь — в Ульяновске.

— Конечно, помню — такое разве забудешь! Как наяву вижу — как ты себе на мотню горячий чай пролил... Хахаха!

— Хахаха! Я верю тебе, знаю — что не себе в карман ты эти деньги кладёшь... Но не пора ли открыть карты — для чего они тебе? На что они идут?

Конечно, такой разговор должен был рано или поздно состояться. Не спеша закончив подсчёт, сажусь и смотря в Мишкины глаза отвечаю:

— Тебе отец рассказывал — как Русская Императорская армия воевала? Против японцев? Против немцев?

— Конечно, рассказывал. Воевала плохо...

— Он тебе рассказывал, как русские солдаты воевали — заваливая германцев собственным мясом и заливая кровью, так как даже одна винтовка на пятерых была — не говоря уже про пулемёты, гаубицы, аэропланы?

Кивает головой:

— Рассказывал, да — помню.

— Да, что там — "аэропланы", — махаю рукой, — тебе твой отец-генерал рассказывал — как армия ходила чуть ли не босиком, а за утрату сапог — нижних чинов пороли?

Угрюмо молчит: видать, у егойного покойного папани — у самого было "рыло в пуху".

— А про тупых царских генералов — посылающих солдат и офицеров "не в бой, а на убой"? По принципу "бабы ещё нарожают"?

Признаёт нехотя:

— Было дело...

— Так вот: я хочу сделать так, чтоб такого больше никогда не повторилось. У русской армии должны бы лучшие командиры, лучшие оружие, лучшая техника... И этого всего должно быть...

— МНОГО!!!

Реакция была неожиданной. Мишка соскочив с места закричал на меня:

— Бред! Целая Империя не смогла этого сделать. У тебя ничего не получится — ты один! Я всё поставил на сумасшедшего!

Я молчу...

— Ты мне что обещал? Должность чекиста и доступ к архивам — а ты, что? Ты меня обманул! Бред, у тебя ничего не получится!

Должно быть Мишка рассчитывал, что поднакопив бабла, мы с ним уедем в Северную столицу и будем там делать карьеру в соответствующих структурах. Надо было с ним раньше поговорить — да всё откладывал... Ладно!

Бью кулаком об стол:

— Я не один! У меня есть команда: ты, Ефим, Лиза, Брат-Кондрат, Домовёнок, Санька да Ванька... Все наши ребята.

— Да, кто мы такие?

— Мы — единая команда, действующая по единому плану... По МОЕМУ(!!!) плану.

— А ты — кто такой?!

— ...Кто я такой, спрашиваешь?

А, вот здесь надо подумать... А действительно — кто я такой?

Рано или поздно, у ученика возникают сомнения в учителе — тому ли он учит, туда ли ведёт. Кто-то промолчит, кто-то обязательно спросит:

"А имеешь ли ты право учить и вести?".

Славные ульяновские ребятки, по-детски, по провинциальному наивны — они смотрят мне в рот и безоговорочно верят каждому слову. Моего звания красного командира, недолгого мнимого участия в войне и псевдо-страданий в плену — достаточно, чтоб быть у них в непререкаемом авторитете.

Мишка-Барон же — прошедший все круги ада, тёртый жизнью и всеми её коллизиями, видавший такое за свои неполные семнадцать лет, что и, не каждой сотне взрослых — за всю жизнь увидеть доводится...

Что мне надо ему сказать, чтоб быть для него в авторитете?

Встаю и прошедшись не торопясь по комнате, подхожу к окну и довольно долго смотрю через обледеневшее стекло на зимний ландшафт за ним.

Затем, не оборачиваясь:

— Я тот, кто обладает знаниями.

— Какими?

— Разными, Миша, разными, — оборачиваюсь и прямо в глаза, — например я знаю, что ровно через месяц — 21 января 1924 года, умрёт Ленин.

Это не произвело ровным счётом никакого впечатления и слышу насмешливое в ответ:

— А когда ты сам умрёшь — знаешь?

Это прозвучало несколько угрожающе!

Знаю я одну древнюю легенду, в которой после такого же вопроса — последовал самоответ:

"А вот и не угадал, предсказатель фуев — ты умрёшь прямо сейчас"!

И, затем удар топором в лоб — завершивший карьеру незадачливого "Нострадамуса".

Образно говоря, конечно, я приручил и дрессировал молодого волка — опасного хищника и, сразу не строя никаких иллюзий — прекрасно об этом знал. А дрессированного хищника надо время от времени ставить на место — показывая кто здесь хозяин. Иначе, почуяв слабину — он вцепится в глотку. В той "хулиганской" истории — когда он спас мне с Лизой жизнь, Барон эту мою "слабину" почуял.

Подхожу к столу, сажусь на своё место и смотря прямо в глаза:

— Как и все рождённые женщиной, я конечно умру, Миша... Но не сегодня. Хочешь проверить лично?

— Ты думаешь, я тебе угрожаю? — он открыто надо мной смеётся, — мне кажется, ты меня испугался, "предсказатель".

Убить можно не в буквальном смысле этого слова — убить можно морально, после чего — делать с "зомби", что хочешь. Барон, по ходу, решил перехватить в нашей компании лидерство. Если я ему сейчас же не отвечу — я мёртв...

Открываю ящик стола и достаю револьвер. Крутнув барабан и проверив патроны, я вынул один из них, крутнул барабан ещё раз и приставил ствол к виску:

— Миша! Или, как там тебя... Барон? Мне нечего бояться тебя или кого-нибудь другого — ибо, я умру не сегодня.

Глядя в расширившиеся мишкины глаза, я нажимаю спуск:

— ЩЁЛК!!!

Крутнув барабан ещё раз, я перехватываю наган за ствол и протягиваю ему:

— А вот про тебя я не уверен! Давай — теперь ты...

Настроение у Миши начинает резко меняться, но всё равно:

— Этот дешёвый трюк мы с тобой уже проходили... Опять порченные патроны?

Кручу барабан снова и, не целясь стреляю поверх его головы:

"Баааххх!", — аж волосы пулей взлохматил.

Глядя в глаза, говорю:

— Твои шансы выжить немного увеличились, Миша... Ну?

Тот, просто "убит"!

Обернувшись сперва на пулевое отверстие в стене за спиной, пригладив ладонью волосы, он затем взяв оружие в руки — крутит его вертит, не поймёт в чём дело...

Но выстрелить себе в голову не решается.

* * *

Конечно же, все знают о знаменитой "русской рулетке" — якобы забаве русских офицеров, да?

А вот попав сюда, я даже названия такого ни разу не слышал!

Об обычаях "их благородий" много чего интересного и поучительного в народе рассказывают: и о том, как они перепив шампанского лишку — голыми на крышах скакали и мяукали, но вот об таком способе лишать себя жизни — нет, ни слова. Возможно это какая-то "параллельная" Вселенная — спорить не буду, но такое явление среди хроноаборигенов неизвестно. Поди, опять что-нибудь из мифов — придуманных пиндосами про этих "ужасных русских ".

Другая легенда, с этим мифом связанная...

В своё время был зачётный срач в Инете: мол, в отличии от иностранных револьверов — барабан у "Нагана" на оси свободно вертится (особенно, если оружие уже изрядно "раздолбано" частым использованием и хорошо смазано) и, по законам всемирного тяготения — сверху, напротив ствола — всегда располагается его пустое гнездо... Особенно, если перед тем как нажать спуск оружие слегка стряхнуть.

Тоже, всё оказалось фигня: вращение барабана в "Нагане" затрудняет дверца (конечно, кою можно и открыть) и находящаяся внутри него пружина — которая отодвигает барабан от передней части рамки. А ещё мешает свободному вращению барабана "собачка" — коя его поворачивает перед каждым выстрелом во время взведения курка.

Но познакомившись и довольно часто занимаясь с этим оружием, я заметил — стоит взглянуть на барабан "Нагана" сзади, становится видно какая камора при взведении курка встанет напротив ствола — пустая или заряженная. Любой более-менее ловкий человек, да еще в момент, когда внимание всех приковано не к револьверу — а к исполняющему "трюк", просто пальцем малость довернет барабан так, как нужно и всё.

С тех пор, я в те редкие минуты времени — когда заняться конкретно нечем, практикуюсь и, вот — пригодилось!

* * *

Насладившись произведённым эффектом, забираю оружие и говорю предельно жёстко:

— Ты тоже не сегодня умрёшь — ибо сегодня ты сцышь. Короче, теперь забирай один из саквояджиков, Барон и, проваливай ко всем чертям.

Сидит ошарашенный и не знает — что даже подумать, не только, что делать.

— Тебе просто всегда везёт!

— Всегда везёт тому, кто "тащит". Слышал, что я сказал? Саквояджик в зубы и на выход.

Раздумывает, сомневается, на лице видно раскаяние:

— Куда я с ним?

— Да, куда хочешь — я тебе больше не советчик и не указчик.

— Как же я без... Без ребят?

— Твои проблемы, Барон. Тебе помочь и дать ускорительного пинка под зад?

Саквояджик, он конечно не взял. Просто вышел вон и, очень долго мы с Михаилом Гешефтманом не разговаривали. Хотя он никуда не уехал, живёт на полустанке у бойцов ОВО, продолжает ходить в школу, активно участвовать в комсомольской работе и общественно-политической жизни.

— А что Миша то, не заходит, — спрашивает как-то перед Новым Годом Отец Фёдор, — неуж поссорились?

— Не то слово, отец... Разосрались просто в хлам.

* * *

Обдолбавшись чем-то конкретным видно — кто-то придумал, а вслед за ним представители "хавающего электората" повторяют как попугаи: мол, убивший дракона — сам же в него и, превращается. После операции "Хулиганов нет" и особенно, после операции "Чужой", я все чаще бреясь перед зеркалом рассматриваю свою внешность — а не превращаюсь я ли в этого самого "дракона"?

В "зло", то есть?

И каждое утро я вижу в зеркале вполне человечье лицо и уверенно отвечаю сам себе:

— Брешут, собаки!

И, вообще — никаких драконов не бывает, а динозавры — те сами вымерли.

* * *

На следующий день после того, как трудящиеся всего мира справили шестилетие Великого Октября, 8 ноября произошёл нацистский "пивной" пучь в Мюнхене. Путч довольно оперативненько подавили, а небезызвестного Адольфа Алоизовича посадили в тюрьму — где он от нечего делать напишет книжку "Майн Капф".

Событие локального масштаба: 15 ноября ГПУ РСФСР было уже на союзном уровне преобразовано в ОГПУ при СНК СССР.

Ну а про события декабря 1923 года и вообще вспомнить нечего...

Глава заключительная.

В конце декабря в "Ульяновский исправительно-трудовой лагерь" наконец-то прибыл по этапу прежде — гражданин, а ныне — зэка Фаворский, в определённых кругах более известный под прозвищем "Филин". Это у него я учился мастырить ксивы когда прошлой осенью, находился — то ли в вынужденных гостях, то ли — в почётных заложниках у Ксавера и его гоп-компании.

— С Наступающим, Модест Модестович, — с неподдельно искренней радостью встретил я его в своём кабинете, — Вы бы знали, скольких трудов стоило мне Вас разыскать — не зная ни вашей фамилии, ни имени вашего с отчеством...

Тот, щуря на меня подслеповатые глазки:

— Мы разве знакомы, гражданин начальник?

— А вот наденьте вот эту штуку на нос — может признаете...

В "той жизни", я где-то с 55-ти лет начал стремительно терять зрение. Не знаю, возможно — это было связано с излишним увлечением компьютером, играми и интернетом — как постоянно бухтела моя "бабушка", но диоптриев я себе приплюсовывал себе — раз в год как минимум. Вследствие того же, что я страшный хомячило — "роялистых" очков у меня к моменту "переноса" скопилось с десяток. Конечно, я уже их частично "реализовал" подогнав Отцу Фёдору — по-родственному, ещё пару — Климу и Деду Мартимьяну, по-дружески.

Надо признаться, случай был достаточно запущенным: Филину подошли только очки что я носил последними — с наибольшими диоптриями. Однако, ещё при подборе, он с непонятной интонацией воскликнул:

— Да, никак это мой ученик!

Вот теперь я понял — почему его "Филиным" прозвали! Глаза круглые и не по-человечьи большие.

— Да! Он самый...

Изумлённо оглядев кабинет, затем уставившись во все глаза на мои "кубики" в петлицах:

— Так, ты что? МЕНТ?!

Пожав плечами:

— Ну "мент", ну и что? У каждого из нас свои недостатки, при возможно общих интересах.

— А, это...

Смотря ему в глаза и отчеканивая каждое слово:

— Излишние любопытство и особенно — БОЛТЛИВОСТЬ(!!!), могут помешать Вам спокойно и здорово отсидеть остаток срока.

Тот, с вмиг вытянувшемся лицом:

— Понял!

Наконец-то подобрав Филину очки, скрестив руки на груди, говорю:

— Если предложу Вам работать во время отсидки писарем в лагерной администрации — не откажитесь, уважаемый Модест Модестович? Или, Вам это не "по понятиям" и предпочитаете торфоразработки?

Конечно, я соврал: наш ИТЛ — никакого отношения к торфоразработкам, или положим — к лесозаготовкам, не имел.

Тот, поспешно согласился:

— Напротив — почту за честь!

* * *

За несколько дней до Нового — 1924 Года, из Нижнего Новгорода приехала Елизавета с Василием Пупкиным...

Извиняюсь, уже — с Василием Васильевичем Путиным!

Сменить фамилию в нынешней Советской России — ещё проще, чем зачать по обоюдному согласию ребёнка.

Лизина мама — Надежда Павловна, уже с месяц как переселилась на ПМЖ в Москву — управлять долей дочери в "Стойле Пегаса", оставив казённую квартиру Аристарху Христофоровичу. Тот, не будь дурак — тут же подселил к себе одну из довольно моложавых почитательниц своего таланта и, Лизе с нашим общим другом ВВП — ничего не оставалось, как остановиться в доме Отца Фёдора.

Тудым-сюдым — буря эмоций при встрече, конечно!

Вижу, Вася вместе с вещами тащит и какой-то внушительный по размерам деревянный ящик и, занеся в дом осторожно ставит его на табуретку. Смотрю на Елизавету, а она светится как неоновая лампочка на рекламе.

Боюсь поверить:

— Неужели...?!

— Да, — кивает, — Василию удалось сделать стержневой пентод!

Тот скромничает, хотя видно что внутренне очень собой гордится:

— Это всего лишь действующий макет, на котором можно проверить сам принцип его работы.

Я нетерпеливо:

— Когда-то и паровоз был "действующим макетом"... Давай показывай, не тяни коня за хвост!

Из большого деревянного ящика был извлечён другой ящик — уже поменьше из толстой покрытой лаком фанеры: похожий на зимний рыбацкий — при виде которого у меня промелькнула мысль:

"Непременно надо будет попробовать какую-нибудь пластмассу попроще замутить, а то никакого вида — полный отстой".

На одной стороне фанерного корпуса находилось несколько разъёмов, переключателей, рукояток приборов неизвестного мне предназначения. А сверху Вася вынув из-за пазухи завёрнутым, установил...

ДА!!!

Я узнал его сразу!

Да, я узнал его сразу, главным образом — по его непохожести на виденные мной в Нижегородской радиолаборатории лампы, напоминающие пузатый стеклянный графин для воды на трибуне.

Это был не что иное, как стержневой пентод!

Правда, до миниатюрности ему было, как отсюда — до Китая гусиным шагом: размерами радиолампа напоминала длинный стеклянный огурец средних размеров... Однако, как говорится — лиха бед начало.

Перед тем как установить на приёмник, Вася осторожно развернув, показал мне её основание:

— Всё как на твоих рисунках — разъём в пять выводов. Очень удобно когда меняешь лампу — ничего паять не надо.

Беру в руки и боясь даже дышать на неё, говорю в сторону историческую фразу:

— Для тебя, Василий — это лишь небольшой шаг вперёд, но для радиопромышленности страны — это великий прорыв в будущее!

Да, это всего лишь первый шаг в начале бесконечно длинного пути в технологической гонке.

Дальше, разговор зашёл о патенте или "о привилегии на изобретение.

Вася хочет оформить его немедленно и, причём непременно на двоих — на себя и меня, то есть:

— Без тебя, Серафим, у меня даже мысли бы не возникло!

Я же, изо всех сил отбрыкивался:

— Василий, ты сильно преувеличиваешь мою роль.

В конце концов, мне удалось убедить его подождать до следующей осени: сейчас в стране действовало положение по декрету от 30 июля 1919 года, по которому — патентная система охраны изобретений, по сути была ликвидирована. Изобретения были объявлены достоянием РСФСР и, поступали "в общее пользование(!) всех граждан и учреждений на условиях, в каждом отдельном случае особо оговоренных". Автору изобретения гарантировались признание и охрана его права авторства — а вот насчёт материального вознаграждения...

С "материальным вознаграждением" изобретателя — дело обстояло довольно плачевно!

Поэтому:

— Совершенствуй свою лампу, Василий, ищи способы улучшить технологию её производства и поменьше трепись об этом. А через год видно будет...

12 сентября 1924 года, ЦИК СССР примет "Положение о патентах на изобретения" — возвращающий Россию к способам охраны прав изобретателей, сходных с западноевропейскими. Там правда будет оговорка, что государство "в случае невозможности достижения добровольного соглашения с патентообладателем", оставляет за собой право принудительно отчуждать патент в свою пользу "с выплатой патентообладателю соответствующего вознаграждения"...

Однако, это всё же лучше, чем вообще ничего!

Насчёт второго желания Васи — вписать меня в соавторы, я с удивлением молвил:

— А я здесь при чём? Я в радиоделе ваще — как лесной ёжик в юриспруденции. Спроси меня любой специалист самую простую вещь по радиоделу и я "поплыву", как чугунный утюг через Волгу...

— Как же ты тогда...?

— "Как, как"... Приснилось как Менделееву, вот как! Так что, Василий, дурью не майся — не смеши народ и не ставь меня в неловкое положение перед историей.

Закон "сходный с западноевропейским" будет действовать сравнительно недолго: уже в 1931 году — он будет заменен "Положением об изобретениях и технических усовершенствованиях", по сути возрождающим Декрет от 1919 года...

Однако, это уже совсем другая история и до неё ещё дожить надо.

* * *

Однако ж, невтерпёж мне:

— Вася, а как "оно" работает?

— "Оно" работает отлично! Чистый звук, экономное потребление электроэнергии. Я ещё не рассчитывал, но...

— Хотелось бы не только услышать — но и увидеть своими глазами.

— Сейчас, подожди...

Вася накинул куцее пальтишко и вышел во двор.

Воспользовавшись случаем, спрашиваю Елизавету:

— Как, он? Вижу "ожил", да?

Та, улыбаясь:

— Как видишь! Сам же неоднократно говорил: "трудотерапия любые душевные раны лечит".

Дело, конечно не в этом... Несмотря ни на что, жизнь берёт своё: мёртвым — сырая земля и неизбежное забвение со временем, живым — жить, любить, страдать на этом Свете дальше.

Несколько ехидно спрашиваю:

— Только "трудотерапия"?

С лёгким холодком в мой адрес:

— Если ты "про это" — то мы с ним живём в твоей квартире, конечно — но не спим вместе... Просто хорошие друзья — ничего более.

Не скрою, что это была во всех отношениях приятная для меня новость. Однако, вопросы остались:

— Вот, как? Ты превратила нашего Васю в какое-то бесполое существо? В евнуха для гарема своего будущего султана?

— Да нет, что ты, — смеётся, — наш Вася потаскун — ещё тот! Он "близко сошёлся" с подругой Глафиры — с Анной. Помнишь, такую?

— Ну, а то!

"Блин, выбор тоже не айс — болтливая через-чур!".

— Она, кстати, тебя очень хорошо помнит, — смеётся, — как ты целый вечер водил её по Нижнему, кормил конфетами, шоколадом и мороженным, подарил новую шляпку... И даже не поцеловал на прощанье.

— Хм, гкхм... Согласен, это несколько нетипично для эпохи исторического материализма. Так, что говоришь у них...?

— Иногда, я оставляю их в твоей квартире, а сама иду ночевать к нашим ребятам...

Вздыхает, с весьма прозрачным намёком:

— Тоже бывает — "не вовремя" заявляюсь... Вот такая я — неприкаянная.

Делаю вид закоренелого мудака:

— Ничего! Скоро твои мучения кончатся: я Васе обещал "сделать" свою комнату за стержневой пентод — и я ему её сделаю.

Тут, Вася пыхтя затащил здоровый чемодан и сумку...

Будучи от природы очень умным, тут же догадываюсь о содержимом чемодана:

— Никак, "батарейки"?

— Аккумуляторная батарея: анодный ток в 40 вольт, при силе от пяти до шести миллиампер, — отдуваясь подтверждает он, — а это антенна. Её надо повесить куда-нибудь как можно выше.

— На колокольню пойдёт?

— Если провода хватит...

Вася вертит головой по сторонам, держа в руках третью сумку:

— А это — заземление... Куда его?

Мда... Помню, "там" — цепляли за батарею центрального отопления. Однако, мы ж не в "хрущёвке"!

Чешу затылок:

— Разве, что — штырь какой в погребе забить... Куда же ещё?

Да! Радио в двадцатых годах 20-го века — дело довольно геморрное!

Затем, когда батарея, антенна и заземление были подсоединены, Вася — как бы не сутки возился с настройкой конденсатора переменой ёмкости, паял резисторы и ещё что-то...

— По дороге настройка сбилась, а соединения ослабли, — оправдывался он, — особенно, когда мы на вашем "автопоезде" тряслись...

— Надо было телеграмму дать — я бы вас на "Форде" встретил.

— Хотели как лучше — "сюрприз" тебе сделать...

— Запомни, Вася, одну простую истину: когда хочешь "как лучше" — получается "как всегда"!

Как бы там не было, за праздничном Новогодним столом мы слушали бой курантов на Спасской башне Кремля, а затем какую-то оперу и лекцию о международном положении. В стране тогда была единственная радиостанция, с несколько некоммерческим брэндом — "Имени Коминтерна".

Действительно — довольно чистый звук, не сравнишь с другими хронооборигентскими радиоприёмниками...

Особенно, когда в его схему впаяли старую колонку от моего "роялистого" компа!

Радиоприёмник, с первой в мире стержневой радиолампой — навсегда остался в доме священника. Отец Фёдор, хоть и ругался сперва по поводу "бесовской проволоки" на колокольне Храма, но затем успокоился и даже пристрастился к новинке цивилизации.

По вечерам собрав старушек, он слушал лекции и беседы на такие темы, как: "Можно ли улучшить человеческую породу", "Жизнь человека до рождения и после смерти", "Когда прекратится жизнь на Земле", "В чем душа держится", "Чудеса исцелений от болезней", "Внушение и гипноз в мире преступности"...

И, даже: "Возможно ли скрещивание между человеком и обезьяной" — честное слово, не вру!

Не успевал им аккумулятор заряжать.

Вскоре конечно, последовал донос от неизвестного "доброжелателя": мол священник слушает по "беспроволочному телеграфу" вражеские голоса и затем распространяет их среди верующих... Даже мол, поддерживает по радио связь с эмигрантскими контрреволюционными организациями! Приходили товарищи из "органов", проводили расследование — но не обнаружив в передачах "Радио Коминтерна" контры, лишь выписали штраф...

— За, что? — спрашиваю.

— Было бы "за что", — отвечают, — вообще бы в ДОПР посадили вас двоих.

С немалым удивлением узнал, что все приемники подлежали регистрации (да, сколько их всего-то по стране?), а радиовещание в стране было коммерческим и за прослушивание эфира — надо было платить особую пошлину. За детекторный приемник — 3 рубля в год, за ламповый на переменном токе — 24 рубля в год, на постоянном — 18 рублей в год.

За коллективные радиоприемники в клубах и домах культуры, предприятия платили еще больше.

Однако, несмотря на то, что сумма пошлины в 18 рублей была довольно приличной для него — мой названный отец от радио не отказался.

"Прикидом" рассчитался с ВВП прямо на месте — одарив того "пролетаркой", "камчаткой" и берцами. Это ныне в большем трэнде у комсомольцев, чем даже традиционная кожаная куртка. При первой же оказии, съездил в Нижний Новгород, нашёл для Василия очень даже приличную комнату в приличном районе и неподалёку от Радиолаборатории.

На прощанье, положив руку на плечо, сказал:

— Когда у тебя появится мотоциклет ли даже — автомобиль, только от тебя зависит!

За первой стержневой радиолампой, вернее за её усовершенствованными образцами — должны последовать маломощные усилители высоких частот, выходные пентоды для усилителей, выходные пентоды усилителей низких частот и мощные генераторные пентоды. По крайней мере, такая номенклатура стержневых ламп — производилась советской промышленностью в "той" реальности.

* * *

Непосредственно перед самым Новым Годом, на собрании первичной партийной ячейки ВКП(б) я отчитался об результате выполнения первого года Первого пятилетнего плана развития Ульяновской области. Красноречиво поглядывая на товарища Анисимова, я читал доклад по памяти, не заглядывая в бумажку:

— ...За прошедший календарный 1923 год, товарищи, население Ульяновска выросло с неполных трёх тысяч — до четырёх с небольшим тысяч человек, включая детскую воспитательно-трудовую колонию и исправительно-трудовой же лагерь... Общая жилая площадь увеличилась на... Число средних образовательных учреждений выросло в два раза — с одного до двух... Вновь заработал Ульяновский чугунолитейный завод... Количество легкового автотранспорта увеличилось с одного до трёх, грузового автотранспорта у нас вообще не было — теперь два десятка мототелег, тракторов не было ни одного — стало три... Первый пятилетний план развития Ульяновска и волости — успешно выполняется. Ура, товарищи!

— УРА!!!

Товарищ Анисимов держал ответную речь, в которой впрочем — ничего внятного не сказал. Как и любой оратор, как и на любом митинге — опять получасовая "трескотня" о международном положении, об кознях империалистов и, о — "вот-вот" грядущей Мировой революции.

Лишь в конце её, он:

— ...Товарищи! Я думаю, что Свешников Серафим Фёдорович так сказать — вполне достоин быть кандидатом в члены нашей с вами, так сказать — Российской Коммунистической Партии большевиков...

— УРА!!!

Бурные продолжительные аплодисменты, все встают и дро... И снова садятся. Даже, не глянув в зал на количество "леса" рук, Фрол Изотович буркнул секретарю:

— Пиши: принято единогласно.

Мда... И не отмажешься никак!

Состоялись митинги в обоих лагерях, где мы с товарищем Кацем сперва поздравили персонал, осужденных и воспитанников, затем поставили перед ними новые задачи.

Небольшое, думаю — ни на что серьёзно не повлиявшее изменение "реальной" истории, произошедшее в связи с моим вмешательство в её естественный ход.

Певницкий Аристарх Христофорович, теперь уже официально возглавлял в Ульяновске первый в Союзе и истории вообще "Театр рабочей молодёжи". С моей помощью мои земляки утерли нос питерцам: "в реале" первый ТРАМ появился только в 1925 году — в Ленинграде на Литейном проспекте. Вместо первоначального состава любительской театральной труппы, он за это лето-осень набрал новый состав из ещё более талантливой молодёжи. На мой любительский взгляд, конечно...

К слову сказать, уезжая в Москву Надежда Павловна звала его с собой — но он отказался:

— Кем я буду в столице? Да никем — пустым местом.

Указательный палец в потолок:

— А в Ульяновске, я — РЕЖИССЁР!!! Величина первого порядка.

Репертуар труппы остался прежним, но на этот Новый Год, мы с Аристархом Христофоровичем посидев вечерок за самоваром, на пару сочинили новинку: "Голубой огонёк". В этот раз я был чисто сценаристом — никаких ролей, актёрских талантов и без меня хватало. Невероятно зрелищно по местным меркам получилось — хотя, мне было почему-то было слегка грустно... Как на выпускном вечере себя чувствовал: детство кончилось и впереди ждёт — взрослая, неведомая жизнь.

* * *

Новый, 1924 год — начался куда поинтересней, чем закончился старый.

В январе, решением ЦК РКСМ открылся журнал "Смена", с которым я тут же начал сотрудничество.

Начат выпуск газеты "Красная звезда", в которую я тут же тиснул статью о противотанковым оружии и необходимости его иметь на вооружении РККА, как бы мимоходом — лягнув товарища Троцкого, не удосужившегося даже подумать об подобном за всё время своего председательства в Реввоенсовете.

Ну и, наконец главное событие января и знаковое для всей страны — 21 января умер Владимир Ильич Ленин... Наступил новый этап в истории России и СССР.

Тут же, как будто с нетерпением ждали — открылся Второй съезд Советов, на котором кремлёвские вожди принялись делить наследство покойного.

Как водится, пошла волна переименований: Петроград переименовали в Ленинград, а малую Родину Ильича — Симбирск...

Ведь, "Ульяновск" уже есть!

Всё думал, гадал — как же предки-хроноаборигены выкручиваться будут. И, вот нате вам: первое серьёзное изменение "реальной истории" — произошедшее в связи с моим вмешательством в её естественный ход.

Город Симбирск отныне называется...

ЛЕНИНСК!!!

Обскакали, черти!

* * *

Второй этаж "Красного трактира" продолжает потихоньку превращаться в официальный головной офис кооператива "Красный рассвет"...

И неофициально в мой.

Председатель кооператива Клим Крынкин редко здесь бывает: он в основном руководит "практически" и "на местах" — по хорошо известному армейскому принципу "делай как я".

Дед Мартимьян, тоже с какой-то стороны практик. На нём купля-продажа, финансы, заключение договоров с поставщиками и прочее. "Бумажной" работы он не любит и при первой же возможности скидывает на своего помощника — старшего сына Клима или на меня.

Однако, кроме живой "практики" — нужна сухая, скучная "теория": планирование, бухгалтерия, отчёты перед налоговыми службами, работа с кадрами так далее... Хотя предприятие ещё довольно молодо, не особенно крупно и со сравнительно скромным товаро-денежном оборотом — но по существующим понятиям, уже должно иметь довольно солидный управленческий штат.

На деле же, хотя на втором этаже трактира имеются переделанные из гостиничных номеров кабинет Отдела технического консультанта (мой то есть), архив и секретарская, со всем "бюрократизмом" справляются всего два человека: Я и товарищ Ксенофонтова... Не считая моего компьютера в диаконнике Благовещенского Храма, конечно, с программами "1С Предприятие", "1С Бухгалтерия" и прочими.

Я вечером отношу данные, а утром приношу распечатки — секретарь-машинистка их перепечатывает на хроноаборигентской машинке на хроноаборигентскую бумагу и, всё готово. Можно отправлять в архив или в соответствующие государственные органы.

Но, всё равно — потихоньку расширяемся. Вот, по осени в одном из пустующих номеров замутил с согласия Софьи Николаевны первую в Ульяновске "Техническую библиотеку", начав её книжный фонд с тех книг по электромеханике, что проводивший у нас электрификацию инженер Комаров Даниил Игоревич подарил Кузе Домовёнку. Тот их прочитал, как смог изучил-выучил и, из опасения отдал на сохранение мне:

— Как бы сожитель матери — один из строителей, не скурил.

Да! С началом у нас "большого строительства" многие одинокие сердца нашли себе "половинку". Конечно, по большей части временную, но всё же...

Краденное счастье — тоже есть счастье!

Затем я прикупил по случаю ещё кой чё, раскрутил Клима подписаться на научно-технические журналы — в том числе иностранные и, пришлось мне товарищу Ксенофонтовой — доплачивать ещё и за должность библиотекаря.

Вот там и состоялся у нас с ней "случайный" секс "на рабочем месте"... Или, не случайный? Просто меня ещё с весны, как только принял её на работу — была какая-то навязчивая мания: что это за секретарша такая — что "под шефом" ни разу не была?

Скажи кому такое — не поймёт же!

Вот я и говорю ей как-то раз прямо в библиотеке, обнаружив кой-какую несерьёзную оплошность по работе:

— Товарищ Ксенофонтова, это — залёт! Что будем делать?

Товарищ бывалый и понимающий начальство с полуслова:

— Я готова искупить свою вину, товарищ Свешников!

— Ну... Тогда вставайте в позу — Вам более удобную.

Ту долго уговаривать не надо было, буквально минута и придавив тяжёлым бюстом как прессом стопку журналов по химии на столе, она — подставив внушающую невольное уважение "корму":

— Я готова.

Правда, это было всего раз и, думаю больше не повторится — ибо, моя навязчивая мания — от меня наконец отвязалась.

* * *

Профессор Чижевский Дмитрий Павлович — химик-металлург и уже один из членов Правления кооператива "Красный рассвет", самый пожалуй активный абонент "Технической библиотеки"... И дело здесь, думаю, не только в сиськах товарища Ферапонтовой — туго обтянутых гимнастёркой, которые ему втайне ужасно нравятся.

Сразу после траурных мероприятий по случаю смерти Вождя — просидев всё это время в техбиблиотеке, он пришёл ко мне в офис изрядно "подшофе", с начатой бутылкой дорогущего французского коньяка:

— Открыли тот "неизвестный" элемент, Серафим Фёдорович... Без меня открыли...

В его глазах, торпедированным "Титаником" — уходила на дно Марианской впадины Нобелевская премия.

— Вот, как?! Чё творят, империалисты проклятые... Кто открыл?

— Датские учёные Дирк Костер и Дьёрдь де Хевеши. Новый элемент назвали "Гафнием". Я, буквально на месяц-другой опоздал — если бы эта рентгеновская установка...

"Рентгеновская установка" пришла от Ксавера вовремя — но изрядно раскуроченной по дороге. Пока искали детали и того, кто их сможет на место прикрутить...

Он отхлебнул коньяк прямо из горлышка и предложил мне. Отказываюсь и пытаюсь утешить:

— "Гафнием"... Ну, прям — как собаку! Но, ничего: у нас с вами впереди — ещё очень много "открытий чудных", профессор. Кстати, как там идут у нас дела по получению чистого диоксида титана?

— Сказать по правде потихоньку... Оборудования не хватает.

Иногда мне кажется, он хочет меня разорить — действуя по заданию контрабандистов! Однако, кто на науке экономит — тот проигрывает технологическую гонку:

— Не хватает — добавим! Когда Вас ждать с очередным "списочком", профессор?

— Ээээ... Пожалуй через месячишко-другой.

* * *

"Акционерное Общество Российского Среднего Машиностроения" — АО "Россредмаш" — организованное из "Приокского горного округа", было открыто ещё в октябре месяце прошлого года и сейчас делает свои первые шаги.

Дыренков Николай Иванович, в "той реальности" — незадачливый конструктор убоищных танков, за что ему лоб зелёнкой намазали, а в этой — Председатель Совета директоров, уже осенью приезжал к нам из Выксы с группой тамошних инженеров, мастеров и рабочих. Я старался держаться подальше от него и Николай Иванович, конечно же меня не узнал. Дыренков, познакомившись с конструкторами из "ОСТБ-007" и, подписав договор о сотрудничестве и взаимной помощи — уехал назад с кипой технической документации, а его группа осталась осваивать литьё остова-корпуса-картера трактора "Мужик".

В ответку, в столицу АО "Россредмаша" — город Выксу, поехала группа наших товарищей, в том числе и ваш покорный слуга. Кооператоры Ульяновска и инженера "ОСТБ-007" присматривались к заводскому оборудованию, я — к отвалам металлургических заводов.

— Что, — спрашивает Клим, — опять "сурьё" себе нашёл?

— Сурьё, сурьё..., — отвечаю, — ещё какое сурьё! Ты бы через Деда Мартимьяна "закинул уду" — почём нам шлак продадут. Только осторожненько, так — не спугните!

Хлопает ладонями об бока:

— Ну, прям беда с тобой! Ладно, "закину удочку" — чёрт с тобой...

Освоив технологию, "Россредмаш" будет сам, на своих заводах отливать корпуса-остовы тракторов в земляные формы-опоки — из своего же чугуна, с добавлением ульяновского — в качестве ферросплава.

На следующий год по моему плану должно быть произведено всего около трёхсот тракторов...

Даже если в реале получится меньше — ничего страшного!

Весь следующий год, по моему плану — уйдёт на "раскачку". Все усилия будут приложены: во-первых на электрификацию, во-вторых на транспорт — сеть ж/д дорог промышленного объединения, должна быть перешита под стандартную узкоколейную колею.

* * *

Зимой, жизнь в российской глубинке как бы замедляется — есть время вдоволь посидеть за перенесённым в тёплый дом компом, порыться в завалах своего "послезнания" на его "жестяке", проанализировать уже свершённое и сделать наметки на ближайшее будущее.

Конечно, "Первый пятилетний план развития Ульяновска" — первым пятилетним планом, я от него не отказываюсь...

Но не в этом дело — это уже отошло на второй план!

Я, сперва посомневавшись, а затем набравшись смелости-наглости — строю свою "Корпорацию", свою "промышленную империю"... Причём, слово "свою" — надо читать-понимать в контексте: "свою Родину", "свою страну".

И никак иначе!

Слишком пафосно звучит?

ДА ПОФИГ!!!

Сказать по правде и, в голову такое не могло прийти, пока не осознал, что происходит-получается как бы самой собой — с кооперативом "Красный рассвет" и его артелями. Осознать-понять такое способен лишь человек 21 века — да и то далеко не каждый.

Однако, начну несколько издалека.

Может забыл сказать, или не посчитал нужным сказать раньше: народ — который я застал в двадцатых годах, это вовсе не тот советский народ — среди которого вырос-прожил последние десятилетия двадцатого века. И, тем более это не тот "хавающий электорат" — который покинул в двадцатые же годы двадцать первого.

Это — как земля и небо!

Я, сперва даже подумал — в какую-то параллельную вселенную попал.

Конечно, как гов...но — которое всегда плавает сверху, первым делом бросаются в глаза отрицательные черты нашего народа, из которых на первом месте конечно же пьянство и алкоголизм: порядка восьмидесяти процентов всего трудоспособного (и частично — нетрудоспособного по причине малолетства) городского населения. Хулиганы, не скрывающие своего пристрастия гомосеки, проститутки, морфинисты, кокаинисты...

Тупые менты, не могущие связать два слова в протоколе!

Воровство всего и вся — ставшее какой-то национальной манией, нечистоплотность физическая и моральная, всеобщий пофигизм... То и дело, хватался за свою лысую голову:

— Твою ж, мать... Куда я попал?!

В деревне народ не лучше. Их крестьяне — это не наши румяно-упитанные, добродушные колхознички. Эти, за редким исключением — такое непроходимо-тупое жлобьё... То и дело, я спрашивал себя, причём — очень часто вслух:

— И это — мои предки?! Уж лучше я был бы круглой сиротой, "Иваном" — не помнящим родства!

Особенно, меня бесила тупая, но самоуверенно-напыщенная болтовня хроноаборигенов по любому поводу — их напрямую не касающегося и, доводили до белого каления — чуть ли не ежедневные митинги об международном положении.

Иногда, просто опускались руки при виде всего этого:

— Бля... Уверен: вы и 22 июня 1941 года — вот так же митинговали: воевать вам или ждать — когда мировой пролетариат восстанет. И чё я с вами, полудурками, связался?!

Слегка в сердцах утрирую, конечно...

Одно радует: "попал" я не в какую-нибудь Москву, а в полу-сельскую местность — с ещё довольно крепкими патриархальными отношениями и сильным влиянием старообрядчества.

Кстати, тоже — далеко не айс!

Но, даже в губернском Нижнем Новгороде — эти негативные явления меньше дают знать о себе, не говоря уже про наш захолустный Ульяновск.

* * *

Однако, природа не терпит пустоты и однобокости!

До ущербности обделяя в чём-то одном, она часто щедро вознаграждает в другом — вот только бы вовремя понять, в чём именно.

Кажется, уже говорил об уже давно сложившейся кооперации среди местных кустарей — занимающихся санно-тележным кустарным производством?

Напоминаю:

"...Налицо была уже давно исторически сложившаяся узкая специализация — даже при изготовлении тележных колёс. Одни кустари заготавливали дерево, другие сушили его и превращали в заготовки, третьи долбили-точили ступицы, четвёртые — спицы... Пятые-десятые — всё остальное. Кузнецы ковали железные элементы телег и саней и, наконец — это всё собиралось воедино и, оптовыми торговцами — продавалось далеко за пределами волости и даже губернии".

Вспомнили, да?

Издавна на Руси Великой, такие объединения кустарей называли "гнёздами". В конце 19 века, даже была целая правительственная программа помощи подобным объединениям и, до Революции — кустари производили половину всего внутреннего валового продукта Нижегородской губернии... Но, это не тема сегодняшнего разговора .

Сперва подивившись, я обрадовался — "Прям, как у Генри Форда!", затем использовал и даже частично встроил эту "естественную" производственную структуру в кооператив "Красный рассвет". В частности для производства комплектующих мототелег "УАЗ 404".

Потом, присмотревшись внимательнее в созданные уже при моём участии артели... Внутренние взаимоотношения... Их деятельность... Их рост и развитие...

Ох, ну ничего себе!

Они, точь в точь — структурно и организационно повторяют "кустарное гнездо" кустарей-тележников. Заинтересовавшись, собрав, обобщив и проанализировав все данные, я понял:

— Это не случайность, а закономерность!

Да, да!

Наш народ (по крайней мере нижегородцы), оказывается — имеет прямо-какую-то врождённую на генетическом уровне способность к самоорганизации. Артели в созданном мной через Клима Крынкина кооперативе "Красный рассвет" — как будто жили своей жизнь: они рождались, развивались, налаживали связи меж собой и, с сторонними производственно-торговыми структурами и даже...

Умирали, распавшись!

Чтоб, снова соединиться в новом качестве.

"Красный сурик", например — за неполный год трансформировался три раза. От "Красного вала" отпочковались враз четыре артели, а "Красный калибр" — делением размножился вдвое.

И всё практически без моего участия — хотя и с одобрения, после приведения достаточно аргументированных доводов.

Подумав-поразмыслив, начертив с десяток схем и графиков... Я обомлел, не веря своим глазам:

— Мать... Да, это ж... Твою ж, мать... Да, не может быть — ты бредишь, Серафим!

Протерев глаза, им не веря и вновь уставился в монитор до рези в них, я набравшись смелости — выдохнул:

— ДА ЭТО Ж — ГОТОВАЯ СЕТЕВАЯ СТРУКТУРА!!!

Да! Это, без всякого сомнения, она — столь "модная" в начале 21 века структура сетевой промышленно-торговой корпорации. Точнее говоря: её еле-еле видные, как будто ростки на асфальте — зачатки.

Согласен: я — стояночный тормоз и, эта простейшая истина лежащая на поверхности — невероятно долго до меня это доходила...

Однако, всё человечество гораздо дольше по Земле ходило — пока до него не дошло, что она круглая.

* * *

Совсем немного скучной теории.

В "моё" время "сетевые структуры" (или просто "сети") — являлись довольно модным понятием и были воплощены отнюдь не только в виртуальном мире "Интернета". Они, представляют собой междисциплинарное понятие, применимое к разнообразным системам организации и управления. Впрочем, ничто не ново под Луной: по сетевому принципу организуются стаи рыб, колонии летучих мышей и, некоторые группы высших приматов: зелёные мартышки, шимпанзе, негро-африканцы...

Среди человеческих сообществ такое явление тоже известно. Впервые сетевые структуры взаимоотношений между людьми были исследованы американскими психологами в 30-40-е годы в тюрьмах и школах.

В начале двадцатого века, примерами сетевых структур (где "опорными точками" (узлами) являются отдельные индивиды или подразделения, а "соединяющими линиями" (рёбрами жёсткости) — их взаимоотношения) служат: семья, любая организация — основанная с учётом взаимной выгоды составляющих членов, несколько равных организаций — сотрудничающих по равноправному контракту, некоторые — особо продвинутые логистические транспортные организации и международные корпорации, Интернет с его соцсетями, политические движения — объединённые некой социальной идеей...

Ну и, так далее!

Вообще то, известны три вида управленческо-организационных структур:

1) Вертикальная (иерархическо-бюрократические) — основанная на жестком доминировании-подчинении между структурами высшего и низшего рангов.

2) Горизонтальная (рыночная) — основанная на автономии входящих составляющих, эквивалентном обмене и жёсткой конкуренции.

3) Сетевая — объединение независимых индивидов, социальных групп или организаций, продолжительно действующих скоординированно для достижения согласованных целей и, имеющих общий корпоративный имидж и корпоративную инфраструктуру.

Про первые две структуры, думаю рассказывать не надо, да? Наслышаны, навиданны, а вполне вероятно и "настраданны" ими.

В отличии от них, сетевые структуры — не создаются централизовано по чьей-то злой или доброй воле, а возникают спонтанно — при возникновении соответствующих условий конечно. Предпосылками их возникновения служат дружеские (родственные) отношения, репутация составляющих членов и их взаимозависимость друг от друга.

Всё это уже было в наличии на месте — ещё до переноса сюда моей "гено-модифицированной" тушки. С моим же появлением и развитием бурной деятельности, появился и, главное консолидирующее условие — кажущийся на первый взгляд непрагматичным альтруизм.

Объясняю на пальцах.

Каждый ульяновец мог видеть, как я бегаю как наскипидаренный, вечно в мыле. Нравы здесь простые и не только Клим, но и каждый мог подойти и спросить:

— Слышь, Попович! А чё ты надрываешься, чё те от нас надо?

Я тоже — человек простой и без всякой дипломатии, отвечаю обычно:

— Да, ради вас — скотов, надрываюсь! Хочу, чтоб вы своё свиное мурло из лужи с дерьмом вынули и людьми себя почувствовали.

— А мы тебя просим об этом? Может, нам так нравится?

— А я без спросу! Дитё неразумное тоже не просит, чтоб его отучали пальцем в жоп...пе ковыряться и потом его себе в нос или в рот совать.

— А ты не много на себя берёшь?

— Беру, сколько везу! А встанешь поперёк — раздавлю, как клопа, нах!

— Да, ты и впрямь — контуженный...

На меня часто сердились за такие слова, иногда ругали, изредка угрожали — но, никогда не пробовали бить. Ибо, видят — человек одержимый, а с такими по давнему народному поверию — лучше не связываться.

Сперва, конечно — слухи ходили, что я это делаю своекорыстно... Мол, выслуживается этот "контуженный" пред властью, или на место Фрола Изотовича метит.

Однако, здесь всё и все на виду — скрыть ничего невозможно!

Каждый мог прочитать "Пятилетний план", а если не мог — попросить рассказать умеющего...

А в нём про меня ни слова!

Каждый видел, что хожу я в той же старенькой кожаной курточке, а если и обновочка какая — то только из "Красной иглы", где он и сам мог приодеться.

"Технический консультант" — должность занимаемая в "Красном рассвете", никому ни о ним не говорила. Вот если бы хоть какой-нибудь, хоть самый мелкий и завалящий...

НО — НАЧАЛЬНИК!!!

Много денег?

Да, все знали, что я имею долевое участие в "Красном рассвете" и его артелях... Но, как у истинного, а не литературного "подпольного миллионера" — наличкой у меня в бумажнике никогда больше месячного оклада не бывает. Все мои средства вложены в кассу "Красная взаимопомощь", вошедшею в свою очередь капиталами в общую кассу Нижегородского "Общества взаимного кредита" (ОВК). Оттуда же я кредитую свои проекты по творческому запилу "заклёпок", спонсирую "таланты", подкупаю нужных мне людей...

Ну и так далее!

Но, никто крупных денег у меня на руках не видел, не видел как я ими "сорю", зато все знали, что на газолин для "Форда" — я частенько у Отца Фёдора гроши "стреляю".

Автомобиль?

Да, имеется у меня таковой!

Но он появился у меня только после того, как многие ульяновцы смогли обзавестись мототелегой. "Форд-Т", к слову сказать — не слишком-то шикарно выглядит, даже по сравнению с деревянной "мотыгой".

Наконец, последний эпизод с семьёй Сапрыкина — окончательно сломал стену недоверия. Вопреки ожидаемому, "выслужившись перед властью", я не "в губернию" уехал — на повышение пойдя, а как был Начальником охраны полустанка — так им и остался.

И мне поверили!

Ну, а там — чистая биология: один "заболевший", покусав с десяток — заражает "бешенством" тысячи и миллионы...

ХАХАХА!!!

Сетевые структуры представляют собой третью альтернативу, как жёсткому "вертикальному планированию" советского типа, так и западной "стихии рынка". Они могут быть простыми и сложными — многоуровневыми. Как и всё придуманное людьми, они могут служить как на благо — так и на вред: именно сетевыми — являются современные мне организации гангстеров, наркоторговцев и террористов.

У сетевых организационных структур имеются свои достоинства и недостатки.

Среди первых главенствует гибкость, адаптивность к динамично меняющейся внешней среде — что весьма немаловажно в текущей советской действительности.

Среди недостатков, стоит в первую очередь упомянуть чрезмерную зависимость от квалификации кадров.

Но, про всё это потом — пока "процесс" только-только начинается...

Как бы не сглазить!

* * *

Съездил в Нижний Новгород, встретился с Ксавером и он передал мне мою долю за инфу про смерть Ленина: половину наличкой в небольшом докторском чемоданчике, половину — счетами на сберкнижках или чеками "Госбанка" на предъявителя.

Пересчитав своё кровное бабло, я несколько ужаснулся:

— ПОЛ-ЛЯМА?!

Невольно вспомнилось бессмертное ильфовско-петровское из "Золотого телёнка":

"— Мне нужно пятьсот тысяч. И по возможности сразу, а не частями".

500 000 — именно такая была заветная сумма Остапа Бендера, одним из своих "сравнительно честных способов отъёма денег" заполучив которую — он планировал перебраться из холодной России в знойный Рио, где "среди бизонов бегают мутанты...".

"Мулаты", извиняюсь и, все — непременно в белых штанах.

Ибо: "У меня с Советской властью возникли за последний год серьезнейшие разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу. Мне скучно строить социализм. Что я каменщик, каменщик в фартуке белом?".

Меня всегда удивляло одно: все желающие уехать из страны — предпочитали сделать это, если не с "пол-лямом" (и желательно "зеленью"), то хотя бы с "багажом" образования — доставшегося им совершенно бесплатно от Советской власти, с которой возникли "серьезнейшие разногласия".

Ну, а с пустыми руками и попробовать осуществить свою мечту с нуля, слабо?!

Я, конечно тоже не каменщик и фартук на мне не белый, а уже заляпанный чем-то красным...

Но я ХОЧУ(!!!) строить социализм!

Правда, в этом месте надо сделать очень важную оговорку: очень многое в понимание того, что такое "социализм" — у нас с топ-хроноаборигенами возглавляющими это самое "строительство", расходится — прямо диаметральным образом.

Но, это к делу не относится!

Пока не относится...

Ксавер довольно щерится:

— Ещё мало, считаю — за такое известие... Почаще бы такую инфу давал, Серафим! Кто там у большевиков следующий?

Сделав вид посерьёзней:

— А кого бы из них, ты хотел увидеть в этом году — "в светлой обуви"?

Не задумываясь:

— Троцкого!

Делаю дурашливые пасы руками, как неопытный и мало того — нетрезвый цирковой фокусник и:

— ТРАХ, ТИБИДОХ-ТИБИДОХ!!!

Главное в деле факира — эффективная пауза.

— Троцкий в этом году умрёт..., — вижу изумлённо-счастливые глаза Ксавера и резко обламываю, — но только как политик. Его деполитизированный "труп" его ещё долго будет портить воздух на этой планете.

Когда до Ксавера дошло, он негромко матюкнулся с досады и слегка на меня вызверился, дёргая щекой:

— Ну, за такую инфу — ты "пол-ляма" не получишь!

— Да, Бог с ним — я согласен на сто "кусков"... Хахаха!

Того, отпустило:

— Хахаха! Ну, всё равно спасибо — шепну на следующей сход...

Он как будто поперхнулся — резко заткнувшись, а я сделал вид — что не услышал или не понял его обмолвки.

Значит, всё-таки существует некая "Корпорация негодяев"? Условное название, конечно. Интересно, интересно...

Очень интересно!

После буквально минуты неловкой тишины, он спросил:

— Значит, не этот антихрист будет "на престоле"?

Сложив руки крестом на груди:

— Какой "престол", я тебя умоляю? "Льва революции" — загонят как мышь под сцаный веник, сцанными же тряпками.

— А кто тогда?

Развожу руками:

— Поживём — увидим, партнёр...

Никогда не следует раскрывать до конца все свои козыри:

— ...Я тебе сообщу в свою очередь.

Итак, рублёвым миллионером я так и не стал, даже с только что полученной суммой...

Но день тот не за горами!

Опять же, ильфо-петровский подпольный миллионер Александр Иванович Корейко хранил деньги (десять миллионов рублей в иностранной валюте и советских денежных знаках) не в сберегательной кассе — а уложенными в обычный чемодан, в обычной же камере хранения железнодорожного вокзала.

Хм, гкхм...

Эта часть романа "Золотой телёнок", с головой выдаёт его авторов — как заправских нищебродов, уверенных что миллионерами становятся скопидомы — ныкающие "эквивалент стоимости" по чемоданам, сундукам и просто под перинами. Деньги должны "крутиться" делая деньги — а не лежать втуне по чемоданам. Навряд ли, гражданин Корейко с таким менталитетом — стал бы миллионером, хотя б и подпольным.

Остапу Бендеру пришлось немало постараться, чтоб вычислить и прижав Александра Ивановича к ногтю — заполучив заветную сумму в полмиллиона рублей.

Кроме родного Советского государства, которое по окончанию эпохи НЭПа — накроет всё это одним большим лохматым "тазом", к моим миллионам никому не подобраться.

* * *

27 января, в день похорон Ленина в деревянном Мавзолее на Красной площади, ко мне в офис в "Красном трактире" — пришёл барон Михаил фон Гершельтман, собственной персоной. Он же — просто Барон, он же — Михаил Гешефтман.

Отложив писанину в сторону, откидываюсь назад в кресле и радостно взметнув обе руки:

— Ба, какие люди! И, что характерно — без охраны... По делу, молодой человек или просто соскучились во наставнику?

С видом, серьёзным — более некуда:

— Разреши твой револьвер, Серафим? Хочу узнать умру ли я сегодня.

С пониманием ухмыляюсь:

— Хм... Похвальное желание! Однако, в твои годы — пора уже свой ствол иметь, а не ходить с протянутой рукой по служебным кабинетам.

— Я хочу, чтоб всё было как в тот раз.

Подняв палец вверх, со всей строгостью:

— "Как в тот раз" — уже никогда не будет, Миша! "Невозможно дважды войти в одну и ту же реку". Мда... К сожалению!

Сперва хотел посоветовать ему выпить "йаду" — от которого три дня дрыщут кровавым поносом и, затем долгая мучительная смерть. Однако, впечатлённый его "убитым" видом — всё же вытащил из стола "Наган" и пододвинув его по столешнице, с донельзя серьёзным видом:

— Если ученик хочет что-то узнать для себя новенькое, в праве ли учитель препятствовать ему?

Я ничуть не боялся: решив вдруг меня убить — он бы мог это сделать в любой момент и в более подходящем месте. А так как этого типа знаю уже достаточно хорошо и, причём — сам приложил немалые усилия в его "воспитании", уверен: Барон сумел бы "вальнуть" меня так, что на него бы — никто и не подумал... Да и, оружие у него уже давно своё имелось.

Ну а если Мишка сейчас застрелится: туда, значит, ему и дорога!

Дарвин был прав — естественный отбор в действии. Жаль, конечно, впустую потерянного на него времени...

Барон деловито проверил наличие патронов, вынул один из них и, прокрутив барабан приложил дуло "Нагана" к виску...

Я, несколько брезгливо поморщился:

— Миша! Подумай о бедной женщине, которая здесь прибирается. Вот "удовольствие" ей будет — твои мозги (или что там у тебя?) со стенки соскребать... Стреляй в сердце.

Послушавшись, он перенаправил ствол и недрогнувшей рукой нажал спуск:

— "ЩЁЛК"!!!

Положив револьвер на стол, Миша:

— Как видишь — я понял, в чём тогда был "фокус", Серафим. Спасибо за науку — быть может когда пригодится... Одно не понял: как ты за месяц, причём — "день в день", узнал про смерть Ленина?

Холодно-надменно, как генерал аблажавшемуся поручику — пришедшему к нему на доклад с полными галифе собственного "добра", я процедил сквозь зубы:

— "За месяц"?! Барон! Вся твоя беда в том, что с самого момента нашего знакомства — ты постоянно попадаешь впросак, принимая меня за кого-то другого — кем на самом деле я являюсь.

Того, реально вставило и, вскочив он вскричал в сердцах — с заметным суеверным страхом в голосе:

— Да, кто ты же такой, чёрт дери?!

— "Кто я", спрашиваешь, — гляжу куда-то в потолок над его головой, — ты правда хочешь это знать?

— Хочу.

Приподнявшись, глыбой нависаю над ним:

— "Правда" часто убивает, особенно — если в неё завёрнут железный лом... Ты готов к этому?

Зависнув на пару секунд, облизывает пересохшие губы и твердо:

— Да.

Можно, конечно, как всегда отшутиться на его вопрос. Однако, на Мишку-Барона у меня особые виды и, я хочу решил сделать так, чтоб последнего досадного недоразумения между нами — больше никогда не повторялось. Так, как же ответить ему на вопрос — чтоб он навсегда признал меня над собой...?

...Может, так?

В упор глядя через глаза в самую его — дрогнувшую под моим взглядом душу, говорю ему:

— Я — АНГЕЛ!!!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.