Туристы икс, фантроман

После тщетных попыток найти недостающее звено в цепи волнообразования, Пол привел совсем даже не математическое сравнение, которое возможно и не далеко от истины:

— На Земле имеется много кислорода и углерода, который люди используют для получения тепла. Углерод и кислород, вступив в реакцию, выделяют тепло. Но чтобы это произошло, необходима искра. В человеческих отношениях, в отношениях мужчины и женщины неожиданно возникает искра, которая воспламеняет две волны, а те рождают волну "Единения". Но эта искра не материальна. Божественная искра! Божественная искра? Первые земляне говорили мне о доме, который ждет после смерти. Шаман говорил о духах, живущих после смерти. Земная мифология, религия построены на вере в бога, которого никто никогда не видел. А быть может есть на самом деле божественная искра, которая рождает во Вселенной все? А быть может есть бог? — Пол не уперся в непробиваемую стену. Нет. Скорее, высказал версию, которая требовала материального подтверждения. И не важно, что за миллионы лет жизни он ни разу не увидел в Космосе бога, ведь неразгаданных тайн во Вселенной хватало.

Возможно, Пол раньше не задавался такой целью, потому что не имелось личного интереса. А теперь такой интерес присутствовал. Ведь если ему удастся вернуть к жизни Арину, то он не только докажет существование бога, но в первую очередь вернет ее. А потом постарается отыскать божью искру, чтобы волна "Единения" засияла для них обоих.

Так у Пола родилась идея создать Ар. А создав Ар, внешне повторявшую Арину, Пол молился земным богам и духам, немногим отличаясь от ученика шамана Кагэна, чтобы однажды Ар стала Ариной, а затем вместе с ней отыскать божию искру.

Глава 8

Девочка с характером

Планета Земля

Алтайский край, село Луга

1982год

Наташа лежала на свеженасыпанном холмике с деревянным, топорно сделанным, крестиком. Плакать она уже не могла, а лишь беззвучно вздрагивала.

— Ба, на кого же ты меня оставила? Я теперь совсем одна, — шептала могильной земле пересохшими, потрескавшимися до крови губами осиротевшая Наташа. — И никому, кроме тебя я не нужна! Ба, что же ты наделала! Ба, да как я без тебя буду жить!..

Две недели назад Наташа сдала первый вступительный экзамен в институт. Тема экзаменационного сочинения оказалась знакомой и легкой: по произведению Максима Горького "На дне".

"По этой теме много можно упомянуть цитат Ленина и Брежнева. Тяжелей пришлось бы с Пушкиным, — решила Наташа, увидев на доске написанные темы сочинений и сразу выбрав "На дне".

Буквально за час на черновике не без помощи Наташи появилось шесть страниц текста сочинения. Наташа еще раз перечитала черновик, кое-что подправила и аккуратно переписала тест составленного сочинения на чистовик. Через два часа с начала экзамена Наташа одной из первых покинула экзаменационную аудиторию сельхозинститута, уверенная в выполненной работе и вполне довольная собой.

До электропоезда оставалось время, и чтобы занять его Наташа сходила на утренний сеанс в самый большой кинотеатр города, расположенный радом с институтом. Наташа с огромным желанием посмотрела любимый фильм "Неуловимые мстители" на большом экране кинотеатра "Мир" со стереозвучанием. Качество фильма разительно отличалось от того, что показывали в сельском доме культуры на узкопленочной "Украине" с дребезжащим звуком от одной старенькой колонки.

Вернувшись домой, Наташа застала бабушку дома. Пелагея Ивановна сидела на невысокой лавочке возле печи, обутая в валенки. В печи потрескивали сухие березовые дрова.

— Ба, ты че делаешь? — удивилась Наташа. — Вроде до снегов еще далеко!

— Что-то морозит меня, внученька. Кости старые ни как не могу согреть, вот и решила печь протопить, да избу просушить. Как дела, Наташенька, в инсуте?

— Все хорошо, ба. Написала. Завтра к обеду оценки должны вывесить, — произнесла Наташа, забежав в свою комнату переодеться с дороги во что-то более легкое, на кухне было нестерпимо жарко. — Ба, так есть хочется. В городе есть не хотелось, в поезде тоже, а зашла домой и кишка кишку съесть хочет.

Пелагея Ивановна с трудом поднялась и из духовки достала большую сковороду.

— А я блинчиков напекла, Наташенька. Сейчас с медом будем есть. Ольга целую банку с пасеки завезла, только свежего нагнали. Надолго теперь хватит.

Съев пяток блинов и утолив первый голод, Наташа обратилась к Пелагее Ивановне:

— Ба, а ты че не ешь? Вкуснотище!

— А я сытая, Наташенька. Ты ешь, солнышко мое. Тебе силы нужны. В инсуте, не в школе учиться. — Пелагея Ивановна, не отрывая глаз, смотрела на внучку, которая совсем уже стала взрослой, думая о том, как же быстро время пролетело, вот только была пигалицей, а теперь уже невеста. Дождавшись, когда внучка наестся, Пелагея Ивановна попросила Наташу:

— Внученька, возьми большой нож и слазь в подполье.

— Зачем, ба?

— Флягу с известкой там отодвинь, а под ней откопай ножом банку. В песке. Да руки не порань. Банка стеклянная.

Наташа, пожав плечами, взяла нож и без лишних разговоров спустилась в подполье.

— Ба, откапала! — прокричала с подполья Наташа. — Тебе нести?

— Нет, закапай на место, Наташенька. И флягу поставь сверьху, как стояла. Да вылазь скорей, а то неровен час простынешь. — Когда Наташа поднялась из подполья, Пелагея Ивановна продолжила: — Внученька, в банке деньги на учебу и на твою свадьбу. Да мне на смерть. Чтоб знала, где лежат, в случае чего. А то ведь всякое может быть.

— Ба, ты это чего? — испугалась Наташа. — Ты прекращай такие разговоры вести! Нам с тобой жить да жить! — Наташа подбежала к бабушке и обняла ее. — Ба, может врача вызвать или таблеток каких купить?

— Наташенька, это я так. Умирать то еще не собираюсь. Но все мы под богом ходим, а у него свои планы на наш счет. Мы предполагаем, а решает он один.

— Вот пусть займется твой бог другими делами. Что у него дел других нет?

— Бог у нас, Наташенька, один. И дел у него не счесть. Но он один про всех все знает. И от него все зависит...

— Может и знает, — согласилась Наташа, — вот только пользы людям от этого никакой. И если он такой всемогущий и всезнающий, то почему в мире существует такая несправедливость? Империалисты эксплуатируют рабочий класс, а те живут в нищете, а буржуи черную икру ложками едят. В Африке умирают миллионы детей от голода. Почему бог допускает это? Разве это справедливо?

— Не знаю, внучка, — честно призналась Пелагея Ивановна. — Нам, наверное, бога не понять.

— Наверное, — согласилась с бабушкой Наташа...

Время вечером тянулось как никогда медленно, Наташа успела за вечер переделать кучу дел по дому. Наташе не терпелось, чтобы быстрее наступила завтра, чтобы обрадовать бабушку отличной оценкой, сообщить, что она уже одной ногой поступила в институт. Но и наступившая ночь не принесла успокоения, так как Наташа заснуть не могла. Эмоции, волнения пересиливали желание спать. Наташа слышала, что и бабушка тоже не может заснуть. Ее мучили боли в ногах. Наташа твердо решила, что завтра в городе купит самое дорогое лекарство, а то травы, настоянные на самогоне по рецепту бабы Оли, более не помогали.

Дождавшись, утренний свет проникнет в окошко, Наташа встала с кровати. Настенные часы показывали только пять часов утра. Наташа управилась по хозяйству, сварила борщ, поела сама и накормила бабушку. На все про все у нее ушло часа два. Подумав, чем себя еще занять, Наташа решила подтопить с утра пораньше баньку, чтобы бабушка прогрела больные кости, да и самой не мешало смыть ночные волнения.

Не прошло и часа, а небольшая банька вовсю пыхтела, готовая принять желанных гостей. Наташа зашла в избу, заглянула к бабушке, и, увидев, что та, наконец, заснула, решила не будить.

...Наташа колотила себя березовым веником, не щадя молодое тело, подливая деревянным ковшом квас на березовом соку на каменку. Небольшая металлическая печь с каменкой шипела, но пар, раз за разом исправно отдавала, окутывая Наташу с ног до головы ароматным жаром.

— Ну и хорошо же, ну и благодать же! — Наташа выскочила в небольшой предбанник, едва умещавший двух человек, раскрасневшаяся и счастливая. — Как мало человеку надо для счастья! Мы просто не замечаем его, не хотим видеть! — сдерживая желание прокричать, сказала Наташа. И если бы дома не спала бабушка, то она именно так бы и поступила. Чтобы услышала все округа, на худой конец — соседка Верка, поливавшая грядки в огороде.

Наташа без особого труда нашла знакомую с детства фамилию в верхних рядах вывешенного на всеобщее обозрение списка с результатами сочинения.

"Волкова Н.В — "отлично", — прочитала она. — Кто бы сомневался! Жалко, что нет никого из знакомых рядом. — Наташе хотелось поделиться с кем-то хорошим настроением, но с Лугов в сельхозинститут она поступала одна, а с абитуриентами из других районов еще не познакомилась.

В приподнятом настроении Наташа сходила в ближайшую аптеку и купила для бабушки два тюбика мази на змеином яде, обезболивающих таблеток, порекомендованных аптекарем.

Еле дождавшись электропоезда, бродя взад-вперед по привокзальной площади, Наташа наконец поехала домой делиться с бабушкой радостной вестью.

В электропоезде время тянулось еще медленнее. Наташе казалось, что поезд сегодня просто ползет, тормозит на каждом углу, простаивает на каждой станции больше положенного времени.

Со станции Наташа неслась со всех ног, а забежав домой, еще с порога закричала:

— Ба, я получила пятерку! Ба! Ты где? Ба!

Наташа заглянула в бабушкину комнату, бабушка неподвижно лежала с закрытыми глазами.

— Ба, что с тобой? — Наташа пулей подлетела к Пелагее Ивановне, лежавшей без сознания, никак не реагировавшей на голос внучки.

Наташа немедля ни секунды убежала за местным фельдшером Ниной Игоревной, и чуть ли не за руку привела ее домой. Нина Игоревна послушала бабушку, замерила пульс и давление, поставила укол для поддержания сердца и обратилась к Наташе как к взрослому человеку:

— Наташа, в таком состоянии бабушку в районный центр мы не довезем. Очень плоха! Вечером еще зайду, поставлю укол. Может еще отлежится, может еще отпустит, — посочувствовала Нина Игоревна Наташе. — А как полегчает, так обязательно повезем в район.

Пелагеи Ивановне не полегчало ни вечером, ни на следующий день. Десять дней Наташа просидела возле бабушки, гладя ее руки, смачивая высохшие губы, плача, прижимаясь к бабушке, прося не умирать, не оставлять ее одну...

На одиннадцатый день, так и не придя в сознание, не узнав о полученной отличной оценке, и не попрощавшись с любимой внучкой, Пелагея Ивановна покинула Наташу, оставив ей в наследство домик с пашней, девять куриц-несушек, боровка Борьку и две с половиной тысячи рублей, приготовленных на свадьбу и учебу.

Наташа поднялась с земли, не обращая внимания на выпачканное платье, и медленно побрела к дому бабы Оли, которая взяла на себя все хлопоты и заботы по организации похорон и прощального обеда...

Шесть последующих дней после похорон, изо дня в день, с утра до вечера, Наташа проводила на кладбище на бабушкиной могиле. Вечером Наташа возвращалась домой с распухшими глазами и осунувшимся лицом, чтобы покормить боровка и загнать кур. Сама же кроме нескольких сухариков ничего не съела...

Наташа в очередной раз возвращалась с кладбища, одетая в ту же одежду, что была на похоронах: черное платье, черный платок. За прошедшие дни Наташа сильно сдала и похудела. Ее покачивало. У нее болела голова от слез, одиночества, безысходности, таски, голода.

Перед Наташей, скрипя тормозами, остановился зеленый "Москвич", преградив дорогу. Наверное, только по этой причине Наташа остановилась. Сил обойти машину у нее не было. Она ждала, когда машина отъедет, чтобы продолжить движение домой, запрограммированное где-то на подсознательном уровне.

Пыхтя как паровоз, чуть не выломив переднюю пассажирскую дверку, из автомобиля вылезла баба Оля. Узкие дверцы машины явно были не рассчитаны для ее телосложения, не по-женски квадратного, что вдоль, что поперек.

— Василий, а ты езжай, коровы скоро со стада вернутся! — Ольга Вениаминовна отдала мужу властное указание, больше похожее на не обсуждаемое приказание. — А мы сами с племянницей дойдем. Да, и баню не забудь затопить покрепче!

— Ты что это, девка, с собой творишь! — как только отъехал "Москвич" начала наступление баба Оля. — В могилу хочешь себя свести? Ты посмотри на себя! На кого стала похожа! Страшней смерти уже! Ты знаешь, какой завтра день?

— Какой? — тихим, безразличным, ничего не выражающим голосом произнесла Наташа.

— Ну, ты, девка, даешь! Завтра к тебе люди: соседи, бабки деревенские придут помянуть Пелагею. Ты готовишься?

— Зачем придут?

— Матерь божья, очнись и слушай меня, что я скажу! Завтра будет девять дней, как умерла Пелагея, это хоть помнишь?

— Помню.

— На Девять дней люди придут к тебе, чтобы помянуть Пелагею! Это тебе понятно?

— Да.

— Помянуть — значит поесть и выпить то, что любила твоя бабушка, чтобы ей, — Ольга Вениаминовна показала на небо, — было Там хорошо. Когда люди вспоминают о человеке хорошо здесь, то им Там тоже хорошо! Понятно?

— Да.

— Заладила "да — да". Ты мне вот скажи: ты хочешь, чтобы Пелагеи было хорошо Там?

— Где там? — Наташа не понимала, что от нее хочет баба Оля.

— Там — это на Небесах. Не в аду же ей быть. Только Там на Небесах ей и место, царство ей Небесное. — Баба Оля перекрестилась три раза подряд и опять пошла в "атаку" на Наташу: — Ты хочешь, чтобы нашей Пелагеюшке Там хорошо было?

— Хочу.

— Ну, вот, совсем другое дело! — Ольга Вениаминовна улыбнулась. Она поняла, что выбранная тактика работает. Еще немного и она сможет вывести Наташу из губительного для нее транса, в который сама себя загнала. — Пелагеюшке завтра будет хорошо, если она увидит в своем доме тех, кого хотела бы увидеть. Только на Девятый день им разрешается посмотреть, как и кто их поминает. Ты, хочешь, чтобы Пелагея увидела тебя такую? — Баба Оля окинула взглядом Наташу.

— Не хочу.

— Ты хочешь, чтобы Пелагеюшка увидела свою избу грязной и не ухоженной?

— Не хочу.

— Чтобы увидела, как бабки уйдут от тебя голодные, не выпив медовушки, не съев пирога и каши. Этого ты хочешь?

— Не хочу я. Я бабушку любила. — Наташа заплакала из последних сил, уткнувшись в плечо Ольге Вениаминовны. — Я все сделаю как надо!..

— Я знаю, что ты ее любила. Давай успокоимся и пойдем ко мне. Я напою тебя парным молочком.

— Я ...я... не люблю пар-р— ное молоко, — всхлипывая, прошептала Наташа.

— Напою тебя холодненьким молочком. Из холодильника. — Ольга Вениаминовна закрепляла достигнутый результат. — Да с горячим пирогом. В духовке испекла. Вкуснющий, Наташка, пальчики оближешь!

Наташа ощутила страшный голод. В животе зашумело и зашуршало, а в голове потемнело. Если бы Ольга Вениаминовна не подхватила Наташу на руки, то она бы упала бы на землю.

"Прости меня, Пелагеюшка, за внучку. Чуть не сгубила. Чуть страшный грех на душу не взяла. Моя вина здесь. Каюсь я. Клиенты валили все эти дни с утра до вечера, то приворожи, то отворожи, то присуши. А я, старая дура, все остановиться не могу. Все мне мало. А куда мне все это девать? Разве там деньги понадобятся? Разве туда с собой их возьмешь? Уж ты прости меня! У Него просить надо будет не один год, грехов то за мной не мало. — Ольга Вениаминовна обращалась к Пелагее Ивановне, она знала, что ее душа летела где-то рядом над ними и готова была взять Наташу на свои руки, если б только такое было возможно. — Пелагеюшка, не расстраивайся. Иди с миром на Небо, там твое место. А Наташу я к завтрашнему дню на ноги поставлю. Ты уж поверь мне. Обещаю..." — Всю дорогу до дома Ольга Вениаминовна несла Наташу на руках и мысленно обращалась к Пелагее Ивановне.