Ясная ночь

Моя предусмотрительность была должным образом замечена. Андрей жадно проглотил несколько пирожков, запив их стаканом молока — точнее, металлической кружкой. Я взяла её из следующих соображений: если с посудой случится что-нибудь (вдруг уроним?), так хоть не разобьётся.

Мы спустились, как обычно, с холма, но не въехали в деревню, а объехали её со стороны полей. И не с привычной стороны, как ездили в деревенский магазин, а со стороны другого ряда домов. По дороге, глядя на седоватую, тускло посеребрённую росой зелень, я размышляла: а почему они не попросили Таисью? Мало ли — чёрная колдовка. У неё умений больше моего. Да и выгодно должно быть Таисье, чтобы в деревне побольше народу было... От мыслей о колдовке (я еле подавила улыбку: каково ей было этой ночью!) я перешла к мыслям об Андрее. Сейчас меня занимал интересный вопрос: почему когда я рядом с Андреем, мне постоянно кажется, что я вернулась домой — и это поместье, и эта деревня мне хорошо знакомы? До ощущения дежавю... А когда Андрея рядом нет, я будто просто на работе... Уже начинало светлеть, да так, что стало понятно: скоро появится солнце. Андрей ровно вёл джип по наезженной дороге, слава Богу, уже подсохшей, иначе не удивительно было бы застрять не ней.

Когда краешек солнца показался на горизонте, я увидела среди полей единственную фигурку. К ней и направлялся Андрей.

— Здравствуйте, люди добрые, — насмешливо сказал дядя Ваня, опираясь на палку, сверху блестящую, а снизу — покрытую лохматой корой. — И тебе, псина, здравствуй.

— Доброго утра! — откликнулся Андрей, подводя меня к старику.

— Здрасьте, — пискнула я.

А Барон свалился рядом с моими ногами и серьёзно оглядел поле перед нами.

— Ну что ж... Солнышко встаёт, пора приступить к работе, — старик поёжился и потёр руки, прислонив к себе посох. — Милушка-красавица (реверанс в сторону моего белого платья — сообразила я), Зоенька, смотри сюда. Здесь был дом — сожгли когда-то. Видишь — новый сруб поставлен?

Я хоть вглядывалась издалека, но смогла сообразить, что сруб будущей избы не так и нов. Почерневший, хотя кое-где брёвна сверху уже были заменены.

— Здесь ещё до революции жила семья мелкопоместных. Были у них дети — по тем временам обычная семья: четверо мальчиков и три девочки. Мальчишки подрастали, офицерскую карьеру делали. Родители ещё спокойно умерли — по причине возрасту. Но однажды, в одночасье, все братья вдруг померли — один за другим. Трое — приехав в отпуск, старший — выйдя в отставку. И дом сгорел. Девки-то замуж разлетелись. Может, ничего и не было бы далее, да вот какая штука: пытались на этом месте застроиться — все срубы сгорают, а на стройке то и дело с кем-нибудь да несчастье происходит. А дом-то ведь был посреди деревни. Вот и надобно нам, Зоенька, чтобы ты чистым своим взглядом посмотрела на место да сказала, что тут да как.

Честно говоря, я даже немного испугалась. Да как же смотреть, если не знаю, как и на что! Хоть бы примерное представление дали, что именно надо делать!

Кажется, Андрей понял мои сомнения, потому как кивнул.

— Здесь поле не обработано, сама видишь. Одни сорняки. Тебе только надо смотреть — то на поле, то на сруб этот, а то и на сад. Просто рассеянно смотришь, думаешь о том, кто раньше здесь жил. А если что-то странное заметишь — говори.

Я натянула на плечах палантин — одно дело сидеть в тёплом салоне машины, другое — стоять на свежем ветерке. И стала смотреть. Отсюда удобно: мы стоим почти на взгорке, так что площадь осмотра как на ладони.

Поле как поле. Заросло, правда, дремучим бурьяном — настоящий пустырь. Некоторые сорняки — выше человеческого роста. Мне войти, пару шагов сделать — так пропаду с головой. Да, есть сад. Даже отсюда видно, что деревья утопают в тех же сорняках. Ну, сруб как сруб — ничего особенного... Снова вернулась к полю, принялась медленно скользить взглядом по его поверхности. И ненароком размышлять обо всём подряд. И почему они сами этого не сделают, и почему именно я, когда можно было бы доискаться где-нибудь белой колдуньи и сделать поиск вместе с нею... Как-то быстро я устала, мысли полезли вообще не о поле, не о колдовстве, а о том, что совсем забыла позвонить родителям и предупредить их, что у меня новая работа, а вообще-то у нас, в семье, не слишком заморачиваются звонками — звонят друг другу редко и считают, что это правильно: нечего отвлекать народ!..

Как-то стороной я почувствовала, что Андрей осторожно сжал мою ладонь. Рука у него прохладная и крепкая... А с другой стороны мои пальцы оказались в ладони дяди Вани. Но всё это ощущалось как-то очень далёким. Я то ли задремала, то ли ещё со мной что-то случилось. Только я знала, что слегка раскачиваюсь...

Странно. Вроде этого тёмного пятна раньше на поле я не замечала. Оно неподалёку от угла, ближе к срубу. Ладно, запомним на всякий случай. Мой взгляд повело куда-то в сторону. Не куда-то — ровно от того тёмного пятна, в другом углу, темнело ещё одно.

Всё. Больше я не владела своими глазами. Будто кто-то чужой заставлял их направлять взгляд в определённые места, а ум фиксировал их расположение. И я постоянно чувствовала то запах свежеиспечённого хлеба, то смрад гнили.

Наконец я вышла из транса — солнце уже затопило тёплым светом недавно хмурые поля, заставив их радостно заблестеть, и, коротко дёрнув головой, словно прогоняя сонный морок, сказала с хрипотцой:

— По всем четырём углам поля закопан хлеб. Четыре каравая.

— Четыре брата, — прошептал дядя Ваня.

— Дядя Вань, мы поедем, — сказал Андрей. — Что-то мне не нравится, как Зоя выглядит. Тяжело с непривычки. Может, и вас подбросить? Круг дать — нетрудно.

Старик промолчал, наверное, с минуту. Потом вздохнул и покачал головой.

— Я постою здесь немножко. Теперь, когда знаю, где и что, сам буду разбираться. А вы — езжайте. Пусть девочка-милушка отдохнёт. Зоенька, спасибо тебе, чистая душа.

И он поклонился мне. А я, будто давно привыкла к такому, поклонилась ответно.

Андрей взял меня под локти и почти на весу подсадил в машину. Барон, не мешкая, прыгнул сам — едва ему дверцу открыли.

— Ты бледная, — с беспокойством сказал Андрей. — Как себя чувствуешь?

— Как невыспавшаяся. — Хотелось ответить задорно, но получилось уныло. Даже сама удивилась. Но не очень сильно. Ссутулилась на сиденье и почувствовала себя такой сонной... С каким-то унынием, какого раньше не ощущала, подумала о том, что сейчас приедем и надо будет идти на кухню, готовить завтрак студентам, когда так хочется спать! До слёз... Ну, ладно. Вот приготовлю им всё, потом они уедут — как свалюсь!.. И доберу все ночные часы, в которые не удалось проспаться.

— Зоя, — глухо донёсся до меня мужской голос. — Ты меня слышишь?

— Угу, — не сразу отозвалась я. — Я почему-то очень сильно спать хочу.

— Приедем — сразу в постель, — опять глухо сказал мужчина, который явно был близко от меня. — Жене я скажу, чтобы сами там командовали.

Женя? А, это та высокая девушка — с кудряшками...

Сидеть тяжело. Всё время куда-то сваливаюсь. То на окно, то на плечо того самого мужчины, который меня о чём-то спрашивал. Господи, что ж мне так плохо? На голову будто давят, веки будто покрасили какой-то тяжёлой краской. И так хочется лечь... Изнутри понимание странное: не спать мне хочется, а именно лечь, расслабиться, потому что давит, давит на меня...

Мотнулась в сторону, оттого что кто-то расстегнул на мне страховочные ремни — я ещё удивилась, что помню, как они называются. Впечатление, что я выпала из машины на чьи-то сильные руки. А они секунды спустя положили меня на кровать. И, только голова моя коснулась подушки, мне сразу стало легче. Только глаз открыть не могла.

Но теперь я знала, что я в своей комнате-веранде. Что здесь же собака, которая неотступно следует за мной везде, чтобы защищать меня. Что здесь же и Андрей, который меня привёз и перенёс из машины на кровать.

Пытаясь время от времени поднять глаза, я видела, как Андрей быстро и обстоятельно охлопал сначала стены, будто что-то старательно разыскивая. Потом он постоял некоторое время надо мной, о чём-то раздумывая. Потом почему-то тщательно осмотрел потолок и оконные рамы.

— Зоя, ты закрывала дверь и окна, как я тебя просил?

— Да, — по-детски слабым голосом ответила я и сама испугалась этого тоненького голоса. Я не больна! Но, пожелав встать, открыла глаза — и... Стена внезапно поехала в сторону, да ещё как поехала — со скоростью по нарастающей! Пришлось снова поспешно закрыть глаза.

— Ты точно помнишь?

— Андрей, я заболела? — прошептала я. И мне захотелось заплакать от обиды. Мне здесь так хорошо, а я болею! Но на слёзы, как выяснилось, тоже силы нужны. А откуда у меня силёнки, если я даже глаз открыть не могу.

Большая и сильная ладонь провела по моим волосам. И остановилась. Странное тепло. Оно точно прочищало мою голову, заставляя думать ясно и прозрачно.

— Зоя, а ты ничего не находила? Может, что-нибудь подобрала с земли?

— Сумочка, — прошептала я. — Кто-то из студентов потерял — я взяла, хотела отдать.

Мельком, фрагментами я видела, как он снимает мою сумочку с гвоздя, как раскрывает её над кроватью, рядом с моими ногами. Моё барахло, ценнейшее, потому как для жизни в другом месте тщательно отобрано, разлетается по покрывалу. Я слышу, как рычит Андрей. Ничего себе: добродушный Андрей ещё и рычать умеет? Кажется, Барон тоже удивлён. Пёс выходит из-под кровати и ворчит, как будто передразнивает Андрея. Дальнейшего я опять не вижу и не слышу. Сильная ладонь снова гладит меня по голове.

— Спи, — говорит мужской голос, и я соскальзываю с детской горки и лечу — медленно и воздушно. Здесь, в этом пространстве, где меня время от времени бережно гладят по голове, очень уютно.

15.

Что-то тёплое пригрело мою левую щёку. Солнце добралось. Сонно разомкнув и снова сомкнув ресницы, я некоторое время жмурилась на его лучи, бесконечным потоком впадающие в комнату. Пока ещё не пришла в себя и ничего не соображала, но отчего-то было так уютно! Чувствовала себя котёнком, пригревшимся в лапах мамы-кошки. Мягко разнеженным котёнком... И — несмотря на солнце в глаза, быстро распахнула ресницы и скосилась направо. О... Правой щекой я уткнулась в плечо Андрея. И спала, оказывается, на его руке, обнимавшей меня. Мало того — ладонью он ещё и придерживал меня за пояс.

Хм... Лицо близко. Не брился сегодня. Щетина — золотистая на солнце.

Затаившись, я начала думать, почему он в моей постели. И нехорошо, между прочим, что он в моей... Хотя мне нравится. Уютно так. И я в платье — как была, так и оставил... И недавняя странная, болезненная сонливость прошла.

Пора сообразить, как и что. Давай с самого начала. Он меня утром разбудил и повёз искать причину, почему на том месте горели дома и умерли сразу четыре брата. Там был и дядя Ваня. Хотя для меня он не "дядя", а скорее — "дед". Ну, если ему за девяносто. Если он вообще не прапра... И они вдвоём взяли меня за руки — и я увидела закопанный на поле хлеб, из-за чего и умерли те четверо. А потом... Я снова задумчиво уставилась на позолоченный солнцем колючий подбородок Андрея. А подбородок шевельнулся, и Андрей заглянул в мои глаза. И я ворчливо сказала:

— Думаешь, это нормально — влезать под бочок девушки, которая так слаба, что прогнать не может?

— Я не влезаю, — усмехнулся Андрей. — Я ей защиту укрепляю.

Помолчав, я сообразила, что так, перекидываясь репликами, мы ни к чему не придём. Точнее — Андрею-то хорошо, он всё понимает, а я... Хорошо. Раз он так, значит — я должна проявить инициативу, иначе он так и будет водить меня за нос. Не совсем то выражение, но другого я, пока сонная, подобрать не могу. Получается что-то вроде умалчивания с его стороны — в общем. И я спокойно и даже мечтательно сказала:

— А интересно было бы повторить ту штуку, которую мы проделали на поле. Или для неё обязательно нужны трое?

Он немедленно привстал, опершись на локоть (я с трудом задавила улыбку: ага, получилось!), сдвинул брови.

— Не смей ничего делать! Без меня!

— А если хочется? — так же лениво ответила я и повернулась лицом к нему сама, тоже опираясь на локти. — Нет, Андрей, ты только прочувствуй ситуацию: у меня есть сила — и ты признал это. А теперь вспомни себя. Неужели тебе бы в моей ситуации не хотелось сделать хоть что-то? Попробовать хотя бы?

— Даже пробы чреваты... — Он снова лёг — на спину. На меня не смотреть? Ах ты...

— Ничего! — как можно самонадеянней и даже легкомысленней сказала я и тоже легла. — Ты же рядом будешь. Вытащишь!

— Зоя...

— Андрей, дай мне честное слово, что ты не пробовал ничего, узнав о себе!

Молчание. Такого напора он от меня не ожидал. Я терпеливо изучала безупречно белый потолок веранды. Ждала.

— Наверное, ты права. Легче постепенно научить тебя чему-то, чем постоянно вытаскивать из собственных ляпов. Хотя сегодняшний ляп ляпом не назовёшь.

Чуть не перебила: ведь до сих пор я не творила никаких ляпов! Вовремя язык прикусила. Зато теперь на законных основаниях можно спросить:

— А что — было?

— Таисья. Она сделала на тебя привязку — на ту булавку, которую ты подняла. Тебе до этой вещицы достаточно было коснуться, чтобы невидимая игла проколола твоё личное пространство... Ведь Таисья думает, что ты тоже занимаешься всякими наговорами. Силу-то она умеет разглядеть. Булавка подкинута в расчёте, что в следующий раз, когда ты будешь заниматься магией, ты откроешься. И тогда из тебя тащить силы будет очень удобно. Пока мы с дядей Ваней держали тебя за руки, выхода энергии ты не почувствовала — мы тебя подпитывали, чтобы в транс видящего ты вошла легче и быстрей. И хватило нескольких минут, когда ты оказалась без нашей поддержки, чтобы Таисья немедленно принялась тащить с тебя энергию.

Я села, подтянув и обняв укрытые покрывалом ноги, прислонилась к стене с окном. Честно говоря, я примерно представляла, как всё это действует, но сказанное вслух конкретно и точно расставило всё по полочкам. И — стало страшно. Я взглянула на спокойно лежащего Андрея, закинувшего за голову руки.

— И что? Теперь она всегда будет тянуть с меня?

— Я же рядом, — усмехнулся этот самодовольный тип! И легко сел рядом со мной, посерьёзнел. — Зоя, начинаем обучение. Одна из старинных энергетических мер по охране человека — это объятия другого человека. Пока ты не научилась строить собственную защиту, я буду тебя часто обнимать.

Я во все глаза смотрела на этого наглеца! Это он мне так серьёзно лапшу на уши вешает?! Нет, мне, конечно, нравится обниматься с ним, но подавать объятия под соусом защиты?! Нет, он точно обнаглел, считая меня дурочкой. Ладно, промолчу. Пусть обнимает, если ему хочется. Хм... Значит, когда мы лежали в обнимку — это и называется "делал защиту"? Запомним! Да ещё и у дяди Вани спрошу!

— И оберегов никогда не снимай, — добавил он. — Если бы не они, ты бы раньше отрубилась, ещё на поле. Для первого урока хватит? Прекрасно, — сказал он, когда я пробурчала что-то невнятное. — Теперь спрошу я. Ты уже когда-нибудь пробовала что-то сделать сама? Только честно.