— Что вам угодно? Как вы смеете?
— Щенок! Чтоб я еще за тобой бегал! — рявкнул Фернандо и со всего размаху влепил мальчишке пощечину и тут же схватил за ворот рясы, буквально вздернув его в воздух.
Юноша начал уже отчаянно вырываться, не понимая, что нужно этому сумасшедшему, по какому праву он устраивает здесь расправу? В голове и так гудело, общаться совершенно не хотелось. Луис схватился тонкими пальцами за одну из рук... Глаза стали сумасшедшими, безумно-голубыми.
— Пустите меня... Кто вы такой? Что вам от меня нужно? Пустите...
Фернандо притянул к себе мальчишку поближе, не обращая внимания на сопротивление.
— Луис, не зли меня, — мужчина опять понизил голос до злого шипения.
Вцепившись рукой в волосы юного герцога, он резко дернул его голову назад. Фернандо одной рукой все больше сжимал ворот рясы, второй крепко держал его за волосы, нависал над невысоким юношей, смотря в его лицо.
— Может, так узнаешь? — глаза мужчины зло полыхнули.
— Вы сумасшедший, — Луис тяжело дышал. — Я вас вижу в первый раз. Что вам надо? Я... Я... — он задохнулся, вслушиваясь в голос, сознавая, начиная понимать и наконец доходя до крайней степени страха. — Ваше величество?
Фернандо еле сдерживал себя. В ночь карнавала он в первый раз как следует рассмотрел Луиса, тот был прекрасен даже под маской, а уж без маски... Вспомнив голубые глаза, розовеющие от выпитого вина щеки, безумный взгляд, когда он прижал его к стене в пустовавшей бальной зале, мужчина начал терять голову. Никто не смеет ему так нагло перечить! Когда юноша исчез, он был вне себя от ярости, что познали на себе все, приближавшиеся к королю в то утро. Последующее расследование показало, что Луис заранее, что особо взбесило Фернандо, подготовился к побегу. Все, кто был хоть как-то связан с этим, исчезли в допросных подвалах, но это не помогло — найти беглого юного герцога не смогли. И вот теперь Луис здесь, в этом проклятом монастыре, который и так как бельмо на глазу.
— Узнал, молодец, — злой, издевательский тон никак не соответствовал смыслу фразы. — И как, понравилось в бегах?
Фернандо смотрел на избитого мальчишку, продолжая его держать. А только ли избитого? Ярость начала застилать глаза.
— Ваше величество, умоляю. Не надо... — герцог узнавал эти глаза, темно-карие, страстные, полные яростного блеска. Их он видел в разрезы маски, когда отец буквально отправил силком на бал. Только там раскрылся смысл происходящего. — Я... вы здесь...
Луис терял слова. Король был в ярости. Он и так попал в немилость. И теперь ему точно несдобровать. Губы пересохли, в горле застрял ком. — Не надо... Я все объясню.
Фернандо улыбнулся, почти нежно, почти ласково. На застывшем лице это смотрелось страшно. Отпустил волосы мальчишки, легко провел большим пальцем по его разбитым губам.
— Что же ты объяснишь, мальчик мой?
— Я наказан. Я теперь монах. Я не слушался. И был наказан. — слова звучали откровенной ложью. Луис лгал, но понимал, что правда практически на виду. Вчера его видели с Легрэ. Они ссорились. Они ругались, не обращая ни на что внимания. — Я виноват сам. Все моя непокорность.
— Монах? — Фернандо сорвался. Удар тыльной стороной ладони — и мальчишка лежит боку на земле, щека рассечена до крови тяжелыми перстнями. После удара ярость стала контролируемой.
Мужчина подошел к Луису и толкнул его ногой в плечо, заставляя перевернуться на спину.
— Запомни, мой мальчик, ты принадлежишь мне, и только мне.
Присев рядом с лежащим юношей на корточки и задумчиво его рассматривая, продолжил:
— А ложь будешь отвечать отдельно. Это понятно?
— Да, — Луис закрыл глаза, у него уже не было сил сопротивляться. Тело болело от побоев и душа ослабла от угроз. Юноша дышал, стараясь успокоиться, когда почувствовал. Как его поднимают на руки, а по дороге приближается обоз. Ржали кони, слышались голоса. Рядом остановилась карета.
* * *
Фратори ехал верхом на легконогом скакуне каурой масти. Одет он был неофициально — кожаные брюки, сапоги для верховой езды, белая рубаха и пелиссон, на поясе короткий меч — в дороге может быть всякое, а большую часть пути они сегодня проделали в ночной тьме. Паоло наслаждался видами гор, чистым воздухом с едва ощутимой примесью морского бриза и ярким весенним солнышком, которое только-только поднялось из-за горизонта и постепенно разогревало землю. Это его немного взбодрило и настроило на нужный лад. С его конем поравнялся брат Рауль на серой норовистой кобылке.
— Падре, монастырь уже, должно быть, совсем близко.
— Ах, да-да-да, спасибо, сын мой, — он усмехнулся в аккуратные усики, придержал коня и спешился, отдавая поводья Раулю. Пора было принимать официальные мины. Мужчина забрался в карету. Спящий на сиденье напротив пошевелился, сонно зевнул и потянулся, капюшон при этом слетел с рыжих кудрей... сколько ни повязывал их в хвост даже сам Фратори, непослушные прядки все равно выбивались.
— Приехали что ли? — спросил его спутник, пытаясь продрать глаза и уже потянувшись к шторке, закрывающей окно. Паоло перехватил его запястье, и молодой человек зашипел от железной хватки инквизитора.
— Сколько раз тебе повторять, мальчик мой? — Паоло умел говорить тихо, но убедительно, так что его спутник невольно поежился.
— Да-да... черт, иногда я начинаю думать, что пытки были бы легче, — ворча, он вновь закутался в капюшон.
Под скамейкой инквизитора завозились и ... хрюкнули...
— О, Софи, проснулась моя маленькая? — Фратори расплылся в улыбке, сунул руку вниз и потрепал по холке крошечную черную свинку. — Тебя не обижал здесь этот гадкий мальчишка?
Молодой человек фыркнул и отвернулся, а Паоло начал облачаться в кроваво-красную мантию инквизитора.
Карета неожиданно остановилось, Фратори хмыкнул, удивленно приподняв бровь. Неужели так быстро приехали?!
— Сиди здесь, и чтоб даже нос твой любопытный из-под шторок не торчал, — велел Паоло спутнику, и, на ходу выправляя поверх мантии массивный золотой крест с рассыпанными по нему рубинами, вышел из кареты.
Взору инквизитора предстала в высшей степени живописная картина — король в образе капитана собственной гвардии с юным монахом на руках.
— Доброе утро... сын мой, — поприветствовал его Паоло, — Вы всего день в этом монастыре, а уже ввязались в какую-то историю? — он многозначительно посмотрел на очевидные побои на лице юноши, причем некоторые совсем свежие.
— Падре, — ухмыльнулся Фернандо, — позвольте вам представить юного герцога Луиса Сильвурсонни, каковой мне только что заявил, что стал монахом сего пока небогоугодного монастыря. Я бы очень желал, чтобы Вы разобрались с этим досадным недоразумением. — Глаза мужчины опасно сузились. — Я думаю, кто-нибудь из ваших помощников одолжит юному герцогу новую рясу? Эта ему точно не к лицу.
И "капитан" легко прошел к карете, как будто на его руках никто не лежал. Передавая юношу инквизитору, он заметил капельку крови, текущую у того по ноге. Ярость опять свела скулы Фернандо. Забравшись в карету, которая стала тесной от такого количества людей, он со всей вежливостью, на которую в тот момент был способен, сказал:
— Падре, не могли бы вы оставить нас с Луисом на минуту наедине?
— Да-да, конечно, карета в вашем распоряжении, рясу сейчас подберем. Эй, — он поманил пальцем, скромненько сидящего в карете молодого человека в темной рясе— ну прям само смирение и даже ручки на колени сложил, — Выходи, прогуляешься, и Софи захвати.
— Боже, я знаю, что я много тебя гневил, но ты слишком жесток, — буркнул под нос молодой человек и принялся ловить в ногах капитана свинку, та пожелала даться в руки далеко не сразу. Молодой человек поднял голову, удерживая недовольно хрюкающую свинку и лукаво усмехнулся Фернандо — в полумраке кареты его глаза отливали лиловым, — Извините, — шепнул он, и тут же натянул широкий капюшон поглубже.
Когда он выбрался из кареты со свинкой под мышкой, его встретил весьма недовольный взгляд инквизитора, но тот спрятался от него в тени капюшона.
— Держите свою свинью, святой отец. Ох, Господи, как же ноги затекли!
Паоло пустил свинку на землю, она была совсем ручная и бегала за ним, как собачка, подхватил под локоток своего таинственного спутника и потащил в сторону, что-то строго выговаривая вполголоса.
Фернандо медленно, чтобы не спровоцировать свое бешенство, проверил дверь кареты, закрыл на внутренний замок и опустил занавески. В карете воцарился полумрак, но яркое весеннее солнце пробивалось сквозь тонкую ткань на окнах, и в карете все можно было рассмотреть. Также медленно он наклонился к юноше, которого падре уложил на сиденье, придавил лицом к бархатной обивке, и задрал ему рясу по пояс. Мужчина прошелся руками по ягодицам юноши, по внутренней стороне бедер, потом одернул рясу, внешне спокойно сел напротив и спросил ледяным голосом:
— Это что? В этот раз наказание за покорность? Или наоборот — награждение за покорность?
Бешенство короля выражалось лишь легким подергиванием губ.
Луис лежал на сидении и молчал, кровь прихлынула к лицу и отхлынула, одев его в болезненную бледность. Если он скажет сейчас хоть одно лишнее слово, то головы не сносить не только ему, но и всему роду Сильвурсонни. На карту были поставлены жизнь одного стражника и целого рода. Юноша поднялся и прошептал:
— Меня принудили.
Фернандо продолжал сидеть, сложив руки на груди и в упор глядя на юношу.
— Раздевайся.
За дверцей кареты продолжали о чем-то разговаривать инквизитор с помощником, их свита, шелестели деревья, светило солнце, но казалось, что в карете становится все холоднее и холоднее.
Луис покорно стянул рясу, на руках, на спине, на ягодицах его проявились синяки.
На щеках Фернандо выступили красные пятна. Он еще плотнее сложил руки на груди, сдерживая себя, и резко бросил:
— Одевайся. Кто? — и в окно, — Падре! Прикажите достать мой кнут!
— Да-да, а ряса вам все еще нужна? — абсолютно нейтральным тоном ответил инквизитор.
— Ксавье, — обратился он к своему спутнику, кутающемуся в свой темный балахон, — Надеюсь, ты не будешь против, мальчик мой, что заготовленная для тебя на всякий случай одежда нашего ордена пойдет этому несчастному юноше?
— Ох, ну как же так! — в притворном горе всплеснул руками тот, кого назвали Ксавье, — Мне так и не удастся напялить инквизиторские шмотки! А я так мечтал-так мечтал!
— Прекрати паясничать, — Паоло дал знак Раулю и тот притащил и рясу и кнут.
— И чего это он такой несчастный? — проворковал молодой человек, — Я бы дал себя выпороть этому красавчику.
— Да, я в курсе, тебя даже дыба не исправит... только костер...
— О, падре, будьте милосердны! — Ксавье театрально взвыл и бухнулся на колени, обнимая бедра инквизитора, однако ни тени раскаяния или страха в голосе не наблюдалось, — Я же обещал искупить свои грехи верным служением Святой Инквизиции.
— Ксавье, — Паоло вложил в голос предупреждение и легонько пнул это разошедшееся безобразие от себя коленом. С чего этот бездельник разошелся, он был в курсе, но предпочитал помалкивать.
Фернандо опять внимательно посмотрел на Луиса, ожидая ответа
Тот молчал. Губы не могли произнести имени. Сердце душила тоска. Если не сказать сейчас, то будет только хуже. Только туже затянется и так зажатый на шее узел.
— Кристиан Легрэ. — голубые глаза блеснули хрусталем, герцог натянул на себя рубашку.
Фернандо вспомнил, откуда он знал синие злые глаза встреченного вчера с Луисом монаха. Капитан городской стражи в одном из городов, принадлежащих Сильвурсонни. Король тогда решил поразвлечься и разобрал уголовные дела. Капитан ему запомнился тем, что все свидетели как в воду канули сразу после заключения его под стражу, и как раз своими глазами. Видеть тогда Кристиан Легрэ его лица не мог — король был в стандартной рясе для допроса, скрывающей лицо.
— Не вздумай выходить из кареты без моего разрешения. И если я пойму, что ты меня обманул... Сам понимаешь, что тебя ждет, — кинул Фернандо юноше и, открыв дверцу, вышел вон.
— Падре, рясу в карету, кнут мне, через несколько минут я с вами поговорю.
Перехватив поудобнее поданный кнут, король отправился к ближайшему дереву. Глядя на то, как дерево теряет веточки, становилось понятно, что мужчина не в первый, и даже не во второй раз держит кнут в руках.
Непослушными руками Луис натягивал одежду, которую ему дали, а затем выглянул в окно. Фернандо бил дерево. Дерево? Дыхание перехватило. Неужели эти удары предназначались ему? Юноша опустился на сидение и уронил голову. Бежать? Куда, когда везде гвардейцы? По дороге и трех шагов не сделаешь... Губу опять начало щипать, кровь просочилась от того, что юный герцог прикусил ее забывшись.
Через несколько минут, мрачно оглядев деревце, потерявшее большую часть веток, король подошел к инквизитору. Отдав свернутый кнут одному из сопровождающих, он начал:
— Падре, я вчера поизображал расфуфенного индюка перед всеми, перед кем только можно, так что в ближайшие несколько дней основное внимание будет на нас с Вами. Надеюсь, ваш специалист, — краткий взгляд на Ксавье, — готов? На него тоже не будут обращать внимание, если он не будет столь... Как бы помягче выразиться? Столь шумным. Приглушите его. И про красавчика я слышал, — уже прямая ухмылка в лицо инквизитора. — Так что если он не угомонится, я исполню его мечту. И вряд ли ему это понравится. — Мужчина с опасным интересом стал рассматривать завернутую в рясу фигуру, уделив особое внимание непокорному локону, ярко рыжевшему на солнце. — Вам понятно, Ксавье?
И, не дожидаясь реакции спутника инквизитора, продолжил:
— Так вот, падре Паоло. Сегодня ночью в обители падре Себастьяна было много странного движения. Во-первых, достопочтимый падре не присутствовал на вечерне. Во-вторых, поздним вечером он покинул монастырскую библиотеку в сопровождении одного из своих монахов, и явно очень торопился в кельи. Этот монах появился через несколько минут, а падре так и не появился. На вашем месте, я бы обратил внимание и на библиотеку, и на кельи, расположенные в левом крыле. Надеюсь, Ваш соглядатай прояснит ситуацию. Далее, — мужчина помолчал, обдумывая следующие фразы, — мне очень не понравилось активное шевеление вокруг кузни. Туда все время что-то заносили, но огонь не разжигали. И последнее — как я сейчас выяснил, один из монахов у нашего зарвавшегося падре — Кристиан Легрэ. Причем не простой монах, раз ему поручили герцога Сильвурсонни. Поясню, почему меня это так настораживает. Я несколько лет назад разбирал дело Легрэ — он обвинялся в разбое, но на самом деле его нужно было обвинять в создании шайки. Дело рассыпалось на глазах — исчезли и свидетели, и доказательства. А теперь, падре, представьте, как такой человек мог оказаться доверенным лицом аббата Себастьяна. Вам это не кажется подозрительным?
Подождав несколько секунд, Фернандо продолжил:
— И последнее, падре. Мне нужно как можно быстрее разобраться с монашеством, — последнее слово мужчина просто выплюнул, — Луиса. Я бы попросил вас начать разбираться с этим прямо сейчас, — сказал он, глядя прямо в глаза инквизитора. Взгляд был очень тяжелый, давящий, взгляд человека, который привык, что ему подчиняются.
