— Луис, — нежно выдохнув его имя, Кристиан сгреб юношу в объятия, прижался губами к белокурой макушке. — Прости меня. Прости... Я про Фредерика просто со злости ляпнул. Прости, ладно? Ты же знаешь, я могу что угодно говорить, но никогда не смогу вас забыть и бросить. Я просто дурак.

Король присел рядом с братом и невольно улыбнулся. Луис в объятиях Легрэ выглядел маленькой замерзшей птичкой, которая только начала отогреваться. И жался он к мужчине, как к самому дорогому на свете.

— Ты все равно мэтра слушай, он самый лучший лекарь в королевстве, да и за его пределами. Он тебя быстро на ноги поставит, — Фернандо поцеловал Кристиана в висок, на миг прижавшись к любовникам. — Забудь обо всем. Не волнуйся и не переживай. А то нас мэтр перестанет пускать, — продолжил шутливым тоном, не отрывая взгляда от них.

Картина завораживала потусторонней, болезненной красотой, и опять черные волосы мешались с белыми, вызывая желание переплести их вместе, почувствовать платиновый шелк и тяжесть черноты. Через несколько секунд Фернандо, встрепенувшись, очнулся.

— Не переживай, — он все-таки запустил руку в волосы Легрэ и мгновением спустя обнимал обоих любимых.

Тихий и от чего-то задумчивый герцог теперь приник к Кристиану, словно боялся его отпустить и потерять в бурном ветре времени. Он затих и только все гладил пальчиками по груди, пытаясь сам успокоиться, хотя выходило плохо.

— Ты сам-то как, Фернандо? — спросил Легрэ, легко целуя короля в губы. — Не брился, — пальцы Кристиана коснулись щетины на бледной щеке, синие глаза с беспокойством встретили взгляд карих. — Круги под глазами... Фернандо...

— В порядке, — лаконично ответил король, прижимая к себе ладонь брата. Искренность не была наигранной. Ночные размышления не прошли даром, и следующие шаги и действия были абсолютно понятными и четкими.

В это время взгляд Луиса обеспокоено скользнул по Фернандо. А в душе опустилась тоска, как бесконечный туман — когда любимому было плохо, он... как стыдно. Юноша зарылся носом в запах Кристиана, прячась между рукой и его телом.

Луис молчал и это беспокоило Легрэ, но он окончательно решил: если юноша не хочет говорить о чем-то — это нужно принять как данность, и смириться. Кристиан жалел о том, что натворил. Оно не стоило того. Если бы он умер сегодня, Фернандо и Луис еще бы долго мучались ни за что, так и не узнав, что Кристиан больше всего на свете любит их, и что совсем не считает их неправильными или что-то вроде того. Теперь, когда он пришел в себя, он все оценивал иначе, по-другому, только вот после горьких отваров мэтра Рамонда жутко клонило в сон.

— Можно я поменяю свое желание? — спросил Легрэ, чуть поглаживая большим пальцем кожу на щеке Фернандо, и прижимая Луиса ближе.

— Желание? — тот не сразу понял, о чем именно говорит Кристиан. — Конечно, мы же даже не начали играть, — улыбаясь странным словам и ласке брата.

— Тебе надо поспать, — шепнул герцог. — А если мэтр разрешит, то я буду все время рядом. Буду тебя охранять и... ты спи...

Кристиан кивнул, соглашаясь, и почти злясь на то, что глаза слипаются. Он не хотел больше расставаться с любимыми ни на минуту.

— Прекрасно... Тогда я высплюсь и сразу начнем... играть. — Кристиан уже не слышал больше ничего, только погладил Луиса по волосам и незаметно заснул.

Герцог лишь через несколько минут осторожно освободился от руки мужчины, чтобы приподняться на кровати и дать королю знак, что необходимо выйти. Уже через минуту они стояли с той стороны двери.

Фернандо посмотрел на абсолютно потерянного юношу и решил не играть в свои любимые "вопросы-ответы". Со вздохом притянув к себе Луиса, почти пробормотал:

— Ты опять похож на растрепанного зуйка. Тебе нужно выспаться. Только я не понял, как ты изменил короне?

Ничего, кроме нежности, в мягких поглаживаниях не было по отношению к этому временами несносному мальчишке.

От вопроса герцог вздрогнул и поднял глаза на Фернандо. Он стал еще бледнее, и в прозрачных глазах появилась обреченность.

— Я вчера, — юноша прикусил губы. — Я переспал с Анникой, — признался, и отвел взгляд.

— Маленький, — король поплотнее обхватил мальчика и потерся щекой о гладкость шелковых волос. — Я знал, что ты был у королевы всю ночь. И вряд ли ты там чай пил. Так что...

Мужчина замолчал, пытаясь подобрать слова, которые четко и стройно приходили в голову ночью, и которые в тот момент куда-то разом делись. Что не обижен? Что не расстроен? Что тут даже прощать нечего? Все это прозвучало бы ненатурально, напыщенно, и к тому же явно обидно для мальчика — тот ведь и страдал от ревности, когда узнал, что Фернандо женится, и сейчас искренне переживал. Особенно бы странно прозвучало то, что монарх даже рад случившемуся.

— Если честно, милый, я не знаю, что сказать. Единственное, что мне сейчас хочется — чтобы ты не чувствовал себя плохо.

Луис кивнул. Он все равно не поднимал глаз, но чувствовал себя еще мерзостнее, чем раньше. Фернандо все равно. Легрэ — он сильно болен и неизвестно, что у него в голове. Где его правда?

— Я посижу с Кристианом, можно?

Мужчина вздохнул.

— Луис, милый, посмотри на меня.

Юноша поднял глаза.

— Он очень плох. Мне служанка сказала. Я посижу тихо.

— А почему ты доверяешь служанке, а не мэтру Рамонду? — Фернандо погладил мальчика по щеке. — Информация из вторых рук часто бывает недостоверная. Если хочешь узнать правду — нужно спрашивать моего лекаря. Посидеть можно, конечно, и даже меня спрашивать не нужно. В конце концов, ты его любишь. Так же, как я. И тебя я люблю. Поэтому я и не стал ничего делать, когда мне доложили, что ты у королевы. — Слова давались тяжело, как будто камни застревали где-то в глотке. — Кристиан был прав — я всегда думаю за вас. Но это только потому, что хочу защититься вас.

Невольная судорога дернула щеку, и король на миг замолк — переждать.

— Я перестаю думать за вас в наших отношениях. Я буду принимать любой ваш выбор. По крайней мере, постараюсь.

Фернандо смотрел и смотрел в голубые прозрачные глаза, полные боли.

— Ты хочешь как-то искупить свою вину? — спросил тихо.

— Я не знаю как, но... я не умею ничего объяснять, только вот тут очень больно, — от чувств герцог часто утрачивал дар речи и становился забитым мальчиком, который много времени проводил в подвалах инквизиции и видел только боль. — Я тоже тебя люблю.

Фернандо опять вздохнул. Мальчик все еще уверен, что за любой "плохой" поступок должна следовать расплата болью. И только после этого Луис простит себя, и только после этого ему станет хорошо.

— Мальчик мой, пора взрослеть, — голос мужчины почти не тревожил странную гулкую пустоту коридора. — Не всегда рядом с тобой будет тот, кто будет нести за тебя ответственность, кто будет решать, что тебе делать и как. Кто будет определять меру наказания. Мне очень хочется помочь тебе, но в этот раз ты сам должен решить, что послужит расплатой. Реши и скажи мне, милый. Сможешь?

— Я уже расплачиваюсь, — герцог всхлипнул и вытер нос рукавом. — Мне нечего терять, я все потерял уже.

— Нет, милый, это не расплата — это отчаяние, — Фернандо легко подхватил юношу на руки, буквально заставляя прижаться к себе. Нужно будет его уложить спать, а пока пусть успокоится, а то ни самому мальчику, ни Легрэ не будет покоя. Здесь не место предаваться отчаянию. И король пошел к выходу. — Что включает твое "все"? Меня ты не потерял. Кристиана тоже.

Луис слабо и одновременно отчаянно пытался высвободиться, но не получалось. Тогда он прижался к Фернандо и положил голову на плечо мужчине.

— Ты обещал, что я смогу посидеть, что ты позволишь... Куда мы идем? — запах короля успокаивал, его близость была желанной расплатой, и герцог закрыл глаза.

— Тебе нужно отдохнуть. Если ты хочешь помочь Кристиану, то ты должен быть полон сил и быть в хорошем настроении. Иначе ты только добавишь ему отчаяния. Ближайшие часов двенадцать он не проснется, так что мы идем отдыхать. И чтобы ты был в отличном состоянии к тому моменту, когда он проснется, понятно? — Фернандо нарочито сурово сдвинул брови и спросил "страшным" голосом, которым кормилица рассказывала ему в детстве сказки.

— Вдруг ему плохо станет? Прошу, я не устал, — продолжая плыть, отозвался герцог. Он слышал, как открывается дверь, и они входят в покои короля. И обвил шею Фернандо, не желая его отпускать. — Я могу спать там. Пожалуйста.

— Если станет плохо — на это есть помощники лекаря, которые намного больше разбираются, что делать. Ты разве чем-то сможешь помочь ему с точки зрения лечения? Ты ему можешь помочь только своим хорошим настроением. А оно сейчас у тебя отвратительное, — с этими словами Фернандо опустил мальчика на уже убранную кровать и сел рядом. — Тебе холодно?

Луис отрицательно покачал головой. Он ничего не чувствовал. Только тупое и колючее беспокойство в груди.

— Я не смогу уснуть, — признался, глядя в потолок.

— Это потому что внутри слишком больно, — Фернандо погладил мальчика по волосам. — Почему ты сказал, что потерял все?

— Не могу теперь понять сам. Это вне меня и во мне. Словами я сейчас ничего не понимаю. И мне страшно... за Кристиана.

— Ты в чем-то боишься признаться себе, — король прилег на кровать и юноша в который раз оказался у него в руках. — Тебе кажется, что мир твой разрушен, но это только иллюзия, которую ты создал сам. Так бывает, когда не можешь вынести или понять происходящего. Ты понял, как оказался в одной постели с Анникой?

Луис опять отрицательно покачал головой. Он просто все видел тогда сквозь туман. Он плыл... а потом очнулся в чужой кровати.

— Я ничего не помню. И от этого еще хуже.

— Прими этот факт, как данность. Повторяй за мной, вслух — я переспал с Анникой, Фернандо продолжал держать мальчика, но так, чтобы видеть его лицо, его глаза.

— Не могу, — глаза Луиса наполнились слезами. — Я и так тебе это уже сказал. Зачем еще раз?

— Нужно. Тогда ты признавался мне. Теперь должен признаться себе. По-настоящему. Без вины. Как факт твоей жизни, от которого не убежишь.

— Я пытался себе признаться... Но я не могу. Я теперь не могу оставаться в твоем доме. Не могу быть с тобой. Мне... очень стыдно.

— Можешь, маленький. И признаться, и остаться. Я тебя не отпущу. Ты мне нужен, ты Кристиану нужен. Ты нам нужен, — Фернандо нежил мальчика. — Просто повтори, не для меня, для себя.

— Я переспал с Анникой, — Луис покраснел и задрожал. Его губы выдали фразу быстро и резко, отчеканили ее.

— Переспал, — губы короля клеймом закрепили сказанное. — От этого теперь никуда не деться. Не сбежать. Теперь это часть тебя. Часть меня. Часть всех нас. Ты меня теперь меньше любишь?

— Люблю тебя, — Луис покраснел и сконфузился. — Разве тебе это теперь нужно? Я не могу... я совершил большой проступок.

— Конечно, ты мне нужен, милый, — очередное горячее клеймо опустилось на губы мальчика. — Ты мне нужен любой. Если ты уедешь, ты как раз этим и предашь нас.

— Не уеду, — губы отзывчиво прикасались к губам. — Я обещаю... С тобой хочу.

Несмотря на прожитое и пережитое, юноша был так искушающе невинен в своих действиях, словах, поступках, что Фернандо каждый раз терял голову. Вот и сейчас, вместо того, чтобы довести до конца начатый разговор он с каким-то рвущим душу удовольствием погрузился в поцелуй. И именно в тот момент полыхнула молнией слепая ревность к Аннике, но только лишь потому что она не могла не осознавать, что делает. Отложив сладостные разбирательства с женой на потом, король опять растворялся в своем мальчике.

А он отзывчиво льнул к королю, пытаясь забыться в его объятиях. Вчерашний день казался странным сном, который сегодня обернулся новой болью и пониманием, что сотворено, но губы Фернандо были такими жадными, что герцог терялся и постепенно сдавался желаниям юного тела, желавшего расслабиться от постоянного напряжения.

Казалось, прошло всего пара мгновений, чтобы обоим избавиться от одежды, и король голодным зверем нависал над Луисом, осматривая его с жадным вниманием, как только что пойманную добычу — такую ласковую и трепетную.

— Я соскучился по тебе, — пальцы горячей лавой пробежали по коже мальчика, оставляя за собой еще видные следы, и остановились на линии роста волос в паху. Чуть ниже — и рука зароется в светлых кудряшках, подбираясь к самому сокровенному.

Убежать уже не было никакой возможности. Рваное дыхание выдавало Луиса с головой. Его ресницы дрожали, его губы были полуоткрыты. Между разведенных ног с острыми коленями нависал Фернандо, который спускался ладонью к паху и проникал кончиками пальцев в волосы.

— Вижу, милый, ты тоже соскучился, — король утвердил свои слова движением вдоль возбужденной плоти Луиса, вызвав легкий стон. Мужчина довольно содрогнулся. Неужели мальчик думает, что это не стоит любой его интрижки хоть с кем, даже с королевой? Ладонь коварно оставила плоть юноши и пошла жесткой лаской по внутренней стороне бедра. По разгоряченной коже последовал ряд поцелуев, чуть царапая ее щетиной.

Хотелось вскрикнуть, выгнуться, хотелось подставиться Фернандо, его поцелуям и его рукам. Луис терял голову от близости, от запаха любимого. Но все равно в голове видел Кристиана и продолжал держаться за его образ, как за маячок. Пальцы обхватили плоть, и юноша, не выдержав, приглушенно застонал.

— Что ж ты, мальчик мой, так стонешь? — облизнулся король. — Мы же только начали.

После этих слов монарх остановился, продолжая крепко держать плоть юноши.

— Чего тебе хочется, милый? — из-под полуприкрытых век потемневшие глаза зорко наблюдали за любовником.

На выдохе, почти не сдерживаясь, герцог подался вперед, ища поцелуев.

— Тебя... пожалуйста... тебя...

Он весь дрожал, точно сейчас растает дымка и вернется одинокая ночь сомнений.

Фернандо подхватил Луиса под шею, украшенную разводами. Как специально. Дьявол, не отрываясь, смотрел внутрь ожерелья, надетого на мальчика Кристианом. Но ему можно. Если кто-нибудь другой вдруг позарится, хоть кто-нибудь... Язык обвел самый крупный след, вызывая сладостную дрожь во всем теле — еще! Губы изучающе скользнули дальше, а пальцы продолжали жестко возбуждать юношу.

Луис уже вскрикивал, безнадежно утопая в желанной боли и радости, толкался в руку короля, пытаясь достигнуть разрядки и понимая, что еще больше возбуждается.

А поцелуи Фернандо скользили по шее, по лицу как что-то неуместное, ибо единственно верным был бы поцелуй в губы — до потери осознания, до алого марева, отправляющего в параллельный мир страсти. Но король так быстро нежную пытку заканчивать не хотелось. Вывернуть себя, сдержать, но сегодня требовалась только ласковость, пусть для других и странная.

— Луис, — губы искушающе остановились около изящной ушной раковины. — Расскажи, как мне, милый, что мне с тобой сделать?

— Не мучь, возьми... Прошу, — попросил Луис тихонечко. — Я очень-очень тебя... — он всхлипнул, когда большой палец короля пробежался по головке его члена. — Умоляю.