Птица в клетке

— Великий тай...

— А-а, Сафар... Опаздываете, — прохладно поприветствовал его император, проходя мимо и не останавливаясь. — Уберите там со стола.

Мой господин был не в духе, и не нужно было быть эспером, чтобы понять это.

Ядгар Альге

Девушка семенила за императором, не успевая приноровиться к широким шагам. Но это и хорошо. Сейчас вид её испуганно-виноватого лица вызывал ещё большее раздражение у Ядгара, а рядом с Эрикой это было чревато. Прежде всего — для неё самой. Если бы он только знал, как много мороки будет с этой рабыней...

То что? Отказался бы от своей затеи? Нет, она идеально подходила для его целей. Прошло всего две недели, а его сын, пусть и с трудом, но уже может общаться с другими людьми. А уж как Замир привязался к Эрике! Впрочем, она умудрялась найти подход к любому. Вчера и Кронберг, и Юрий после пикника поспешили к императору, чтобы убедить его более внимательно относиться к состоянию эспера. И что же он обнаружил, в очередной раз проверив видеокамеры больничной палаты? Несчастная жертва была довольна и радовалась жизни, а потом и вовсе исчезла из лазарета вместе с врачом, так и не вернувшись к себе. Найти Эрику было несложно — все данные о её перемещении выводились на ручной ком. Осталось загрузить видео с террасы и убедиться, что девчонка успела найти себе новую, ещё более неподходящую компанию.

Эта мысль вызвала новый приступ раздражения. Почему она не может просто тихо сидеть в своей комнате? Или в лазарете, раз так плохо себя чувствовала. Хотя последнее всё больше казалось поводом для встречи с докторишкой...

Только оказавшись около широкой красной двери с вытянувшейся по сторонам охраной, Ядгар понял, что привёл Эрику к себе, а не в её комнату, как намеревался. Идти обратно было бы глупо. Он приложил руку к дверному сенсору и зашёл внутрь.

— Проходи.

Эрика прошмыгнула в дверь и так и осталась стоять в центре гостиной, неловко переминаясь на месте. Император подошёл было ближе, но, увидев, как сжалась эспер, подавил вздох и уселся в кожаное кресло.

— Сделай чаю. И себе тоже, — приказал он.

Пока девушка искала чашки и заварку, пока колдовала с водой, она, как и планировал Ядгар, успела немного успокоиться. Поставив на столик чай, вновь замерла как кролик перед удавом. Альге закатил глаза.

— Я что, ещё и сесть должен тебя заставлять?

— Простите, господин, — Эрика потупила глаза и устроилась на краешке второго кресла. И даже чашку свою придвинула к себе самостоятельно, не дожидаясь прямого приказа.

Император отпил пахнущий мятой и ромашкой чай и несколько восстановил утраченное равновесие. Иногда ему казалось, что девушка лучше него знала, что именно нужно ему в тот или иной момент. Наверное, действительно знала...

— Ты в самом деле думаешь, что я такой страшный? — спросил как можно более мягко.

Оправдываться Эрика не стала, зная, как он не любил, когда она лебезила перед ним или врала. Конечно, Ядгар подозревал, что не всегда мог раскусить её ложь или недомолвки, но сейчас её молчание было более чем красноречиво.

— Я не собираюсь ругать тебя или наказывать.

"Лучше уж накажу Дали", — с неожиданной мстительностью подумал Ядгар и сам удивился, сколь нерациональным оказалось его желание поставить наглого мальчишку на место. Не такой уж страшный был проступок, хотя то, что доктор оставил девушку одну, без присмотра, нельзя было оставлять без внимания.

— Не надо, — тихо сказала она. Знала, что просьбы её бессмысленны, но всё же попыталась защитить доктора.

— Ты ведь понимаешь, что император не должен прислушиваться к своей рабыне? — поддразнил её Ядгар.

Эрика промолчала. Обхватив хрупкие плечи руками, ещё ниже опустила голову. Он смотрел на её античный профиль и не мог понять, почему вновь стремится задеть её, заставить расстаться с глубоко засевшим внутри неё безразличием.

На мгновение Альге захотелось, чтобы Эрика улыбнулась ему так же искренне и открыто, как улыбалась доктору. Или так же смешно дулась и смущалась, как при Юрии. Неужели всё, что ему достанется, — только страх и лживая покорность? И не подкупить, не обмануть её видящую душу, знающую, каков он на самом деле. Таким, как он, не улыбаются — таким подчиняются, иногда с верноподданническим трепетом, а иногда — с затаённой злобой и страхом внутри. Раньше ему хватало и этого. Но не сейчас. Всё изменилось раньше, чем Ядгар это осознал.

Подобные неуместные мысли он тщательно прятал от своей маленькой телепатки, но сам на них глаза уже закрывать не мог. Его тянуло к Эрике — к её телу, к её теплу. А как заполучить маленький огонёк её души, не затушив его при этом, он пока не знал. Просто смотреть на девушку издалека, не имея возможности прикоснуться, Ядгару уже было недостаточно. Неестественно сильную эмоциональную тягу к ней лишь усиливало физическое влечение, мешая отвлечься на других женщин. И всё чаще и чаще казалось императору, что эта девушка с невинным взглядом и грацией робкой лани на самом деле колдунья, оплетающая его своими чарами.

Нужно было избавиться от этого наваждения, утолить свою жажду, взяв от Эрики столько, сколько он сможет. И сколько она сможет дать... а затем убрать как можно дальше от себя. Подарить девушке обещанную свободу, надеясь, что она в ней не утонет.

— Ничего твоему доктору не будет, — наконец устало сказал император. — Я хотел поговорить с тобой не об этом. Я прошу тебя сохранять дистанцию с другими людьми. Если есть необходимость о чём-то спросить или нужна помощь — обратись ко мне или Кронберг. Я делаю это не из-за глупой прихоти.

— Так почему же?

— Кронберг должна была объяснить тебе. Ты общаешься с моим сыном. Сейчас, в силу сочетания ваших способностей, ты для него — почти весь мир. И то, что влияет на тебя, влияет и на него. Я хочу оградить его от опасностей.

— Мой господин... — Эрика наконец-то отмерла. Взгляд миндально-карих глаз теперь почти прожигал Ядгара. — Нельзя никого защитить, оградив от контактов и спрятав его от всех опасностей.

— Что ты можешь об этом знать, — презрительно поджал он губы, — разве ты знаешь, что такое реальная опасность?

Девушка покачала головой, признавая свою беспомощность, и Альге смягчился.

— Ты сама порой как ребёнок. И твой дар хоть и даёт тебе некоторые преимущества, но при этом сильно ограничивает.

"Ваш сын — другое дело. Он не будет ни в чьей власти, а будет править сам", — мысленно возразила она.

Император давно заметил, что когда Эрика говорила о чём-то важном, то использовала свою новую способность к обратной телепатии. Как будто опасалась, что озвучь она свои слова вслух — и от них уже не откажешься.

— Да, мой сын — другое дело. В этом и проблема. Он смотрит на окружающую его реальность твоим взглядом, и так неверным. А если этот взгляд будет ещё и затуманен кем-то другим, неважно, специально или нет...

— Я поняла. И знаю, что многое не могу дать Замиру. "Но это можете дать вы, мой господин".

Вместо ответа Ядгар положил свою открытую ладонь на стол.

— Прикоснись ко мне, — с кривоватой улыбкой сказал он, зная, что его просьба заставит эспера вновь напрячься. И оказался прав. Эрика смотрела на его руку как на ядовитую змею, не торопясь касаться своего господина.

Император как ни в чём не бывало поднял свою чашку, сделал глоток уже остывшего чая.

— Вот видишь. Даже ты, идеально вышколенная выполнять приказы своего хозяина, не торопишься выполнять этот приказ. Я ведь не самый приятный человек для вас, эсперов? Меня боишься ты, меня ненавидел Лён... И сыну неприятно моё присутствие. Настолько, что я могу смотреть на него через стеклянную стену и видеокамеры, но не более.

Растерянность, тревога, жалость — эмоции Эрики нельзя было назвать приятными. Для обычного человека. Ядгар же, хоть и не наслаждался ими, но пробовал с искренним интересом человека, который сам не был способен их испытать. Я сказал, что твой взгляд — неверен. Хотя сам я не умею различать цвета и оттенки этого мира. Едва ли когда-нибудь император был так близок к признанию, что неспособность нормально чувствовать ограничивала его. Но если бы он и принял это, всё равно никому не признался бы. Даже Эрике. Тем более Эрике.

Он кинул на неё оценивающий взгляд.

— Когда ты сможешь справиться с этой проблемой, когда я смогу вернуть себе сына, я буду считать, что ты выполнила свою часть сделки.

— Вашего сына нельзя исправить, — тут же отреагировала девушка. — Его дар — это не болезнь, которую можно вылечить.

Император спокойно кивнул.

— Я знаю. Значит, найди другой способ. Если хочешь быть свободной.

Играть на жажде свободы было нечестно с его стороны. Но раз только это могло зажечь взгляд Эрики, пока она рядом с ним, — значит, он будет нечестным.

Она взволновано поднялась, обогнула стол и присела у ног Ядгара. Была так близко, что Альге почти задержал дыхание, опасаясь спугнуть девушку. Волнение и нетерпение окутывали её, отражаясь во взгляде и неровном дыхании.

— Вы хотели, чтобы я коснулась вас... Позвольте мне сделать это сейчас.

Альге медленно кивнул, но в самый последний момент, когда её ладонь почти коснулась его лица, перехватил руку, стараясь не касаться открытой кожи.

— Зачем?

"Чтобы понять, что затрудняет ваш контакт с эсперами, я должна узнать вас лучше. Пусть даже это... непросто".

— Разве это не опасно для тебя? Ты, возможно, ещё не восстановилась после вчерашних событий.

— На моих способностях это никак не сказалось. У меня есть проблемы с контролем, но сейчас это поможет обеспечить нам более полный контакт. Чем я больше буду открыта, тем лучше.

Это был риск. Для Эрики в первую очередь. Но и для него тоже. Потому что он и так с трудом сдерживался, сверху вниз глядя на девушку. Её беспомощно-трогательная поза у его ног была абсолютно невинна, но именно это и будило в Альге самые тёмные желания.

— Тогда нужно сделать по-другому. Я уже показывал тебе...

Вторая его рука легла ей на затылок. И прежде чем Эрика сделала попытку отстраниться, он нагнулся и прижался к её губам. Жадно, почти грубо, не давая никакой возможности избежать поцелуя. Но в этот раз она и не сопротивлялась.

Всё так знакомо. Прикосновения жёстких губ, властные руки, не дающие отстраниться. И холодная пустота внутри, поглощающая и лишающая воли.

И всё же было немного по-другому. Изменился ли Альге, стала ли я иной, но, не имея возможности укрыться, сдалась на волю пустоте и поняла, что раствориться в ней — не означает умереть. Потому что, отдав всю себя императору, я также получила то, что раньше мне было недоступно. Ядгар позволил изучать его, поддерживая и оберегая от самого себя... Мне всё ещё было страшно и одиноко, как маленькому ребёнку, заблудившемуся в темноте, скрывающей чудовищ. Только теперь я знала, что хозяин этих чудовищ не позволит им съесть меня.

Сквозь пелену транса чувствовала, как меня подняли и посадили на колени. Руки скользили по спине, гладили волосы, касались нежной кожи на шее, порождая во мне дрожь. Я не испытывала отвращения, как и удовольствия — всё это жадно проглатывала пустота, ничего мне не оставляя. Но тело неожиданно инстинктивно отреагировало на прикосновения, на движения губ, на горьковато-терпкий запах Ядгара. Я прогнулась, прижавшись к нему ещё ближе и ответила на поцелуй.

Вкус его губ, жар тела стали для меня защитой от нестерпимого холода чужого сознания, заполняя мою потребность в человеческом тепле. Возможно, это было всего лишь суррогатом того, что мне на самом деле требовалось, но разве я могла выбирать? Разве он мог дать мне больше?

Вскоре я так глубоко погрузилась в транс, что перестала чувствовать происходившее в реальности. Потому что там, за пустотой и тьмой, внезапно обнаружила что-то живое и человеческое. И раньше, чем успела остановиться, я погрузилась в воспоминания Альге.

Любой эспер знает, что лезть в чужие воспоминания не стоит. Потому что на практике это работает иначе, чем представляется обычным людям. Никаких последовательных кадров, как в кино. Воспоминания — это жуткое нагромождение всего того, что человек копил всю свою жизнь, и, как правило, они вываливаются на тебя снежной лавиной, таща с собой и не давая опомниться.

Сцены чужой жизни, обрывки разговоров, образы людей — весь этот хаос затопил меня.

Маленький выродок... мой повелитель... Женский смех, отдающий фальшью. И тут же — страшный хрип умирающего человека, которого почему-то совсем не жалко.

Острая боль в коленке... Тепло солнечных лучей чужого мира... Прикосновение к бархатной женской коже.

Тяжёлый и грузный силуэт мужчины... Звёздное небо Лонги... Серые глаза, смотрящие с тревогой и заботой... И моё собственное лицо, такое знакомое и в то же время чужое. Гораздо более красивое, чем я видела в зеркале каждый день. Со строгими и правильными чертами, высокими хрупкими скулами, яркими губами и сливочной кожей. И карими глазами, в глубине радужки которых был вызов...

Он такой видит меня?

Не знаю, сколько ещё я бы барахталась в чужих воспоминаниях, но внезапно всё прекратилось. Контакт прервался.

Я подняла неожиданно тяжёлые веки и заморгала, пытаясь вернуть себе чувство реальности. Судя по ощущениям и тому, что мне открылось, я лежала на полу. Обнажённую спину приятно щекотали ворсинки ковра...

Что?! Я резко села, обнаружив, что на мне нет блузки, а юбка задрана до самых бёдер.

— Очнулась? — донёсся до меня мрачный голос Ядгара. Он сидел в нескольких шагах от меня на кресле и застёгивал пуговицы рубашки. Пепельные волосы его были встрёпаны, а кончики ушей немного покраснели. И выглядел он... несколько возбуждённо.

Так. Неужели я пропустила нечто важное? Неужели мы...

— Нет, — скривился Альге, приглаживая волосы. — Ты практически отрубилась. Возможно, это старомодно, но я предпочитаю заниматься сексом с девушками, когда они в сознании, а не похожи на безвольных кукол.

Волна облегчения, что меня затопила, не осталась незамеченной императором.

— Одевайся и проваливай, — приказал он, отводя взгляд, словно мой вид его отталкивал.

Меня не нужно было просить дважды.

Глава 4

— A где же люди? — вновь заговорил Маленький принц. —

В пустыне все-таки одиноко...

— Среди людей тоже одиноко, — заметила змея.

(с) Антуан де Сент-Экзюпери

В кровати было мягко, тепло и уютно. А самое главное, безопасно. Ну, до тех пор, конечно, пока никто не пытался вытащить меня оттуда силком. Но в этот день, а также на следующее утро меня оставили в покое. Вечером принесли ужин — и унесли нетронутым. Завтрак я тоже проигнорировала, в обед вяло поковырялось ложкой в гарнире, не взглянув на суп. Есть не хотелось, как и вставать с постели. Знакомая вялость, пустота в мыслях и отсутствие сил знаменовали собой наступление депрессии. Не той, которой порой страдали благородные дамы при отсутствии настроения, а той, что заставляла думать о смерти как о весьма привлекательной перспективе. Впрочем, и желание смерти было каким-то тусклым, как будто не моим.