Хардкор книга вторая. Дебаггер

— Продолжай, — не выдержал я. — Ты же зачем-то меня ждал?

Я больше не думал, что точка моего воскрешения была такой уж случайной.

— Вирус Х-54 изменился в пространстве Чендлера. Мутировал. Обрел самостоятельность и перестал нам подчиняться. Мало того, он делал то, для чего его создали — внедрялся в сознания людей и контролировал их тела. Правдами и неправдами он получал доступ к игровому виртуалу, а там... — махнул рукой Вронский. — Когда Х-54 в твоем виртуале, всё — он связан с твоим сознанием, его уже не вычистить, потому что антивирус не отделит вредоносный код от разума. В этом случае действует только полное удаление вместе с носителем. Исследования прекратили, отдел прикрыли, но было уже поздно — Х-54 проник в сеть и захватывал одну область пространства Чендлера за другой. Его отростки от центрального ядра прорастают по сети, как грибница. Сможешь отсечь один — появятся новые. Это то, что выглядит, как тени, или тьма, как тебе будет угодно. Неконтролируемые, хаотичные потоки данных. Во 'Фронтире' отросток Х-54 поселился в лимбе, где отключен антивирус, и ждет момента, когда можно будет завладеть всей игрой. Он присоединяет к себе виртуалы погибших игроков и с каждым днем становится всё сильнее, больше, хитрее.

— Тогда вы создали монстра, — сказал я. — Когда он полностью захватит игру?

— Вскоре будет устанавливаться новое обновление, и на время его установки отключат антивирус. Тогда Х-54 вырвется на свободу из лимба.

— Как он вообще туда попал?

— В игре есть порты в пространство Чендлера — ченд-поинты. Они открываются на короткие промежутки времени — происходят точечные вливания пространства Чендлера. Это позволяет игрокам реальнее чувствовать игру, вновь и вновь возвращаться сюда за яркими ощущениями. А ты думаешь, отчего 'Фронтир' так популярен? Это как информационный наркотик, как двадцать пятый кадр, влияющий на сознание при просмотре фильма. Да — незаконно. Но действенно. Наверное, аферу придумал сам владелец игры.

— Ефимовский?

— Да, он самый.

Я вспомнил моменты, когда меня охватывали ложные воспоминания, как в играх в пространстве Чендлера. Значит, именно тогда открывались ченд-поинты.

— Теперь вирус стремится захватить наш мир, — продолжил Вронский. — Он хочет изменить его, как меняет игры в пространстве Чендлера. А для этого ему нужен ты со своими способностями. Ты ведь на многое способен, Ламберт, и это не только возможность видеть сеть. Поэтому я говорил тебе — не умирай, иначе в лимбе рано или поздно вирус настигнет тебя, завладеет твоим виртуалом и вернется вместе с твоим телом в реальность. На твоем месте я бы прямо сейчас вышел из игры, и никогда больше не возвращался в сеть.

— Я должен спасти Джонни. Мне надо найти тот портал, сквозь который она вошла в пространство Чендлера. Дальше смогу обнаружить ее по следам. Найду и верну, — упрямо сказал я.

— Всегда идешь до конца, — усмехнулся Вронский. — Держи на удачу.

Он бросил мне куриного бога, и я автоматически поймал камешек в кулак, а затем спрятал в карман.

— Наверное, Джонни догадалась, что в этой игре дело нечисто, — продолжил мой собеседник. — Возможно, ушла сама из желания разобраться, возможно, ей помогли шагнуть в ченд-поинт, но ее уже не спасти. Кто знает, где она сейчас? Может быть, в мире, где находится ядро вируса? А может быть, находится в лимбе, где расположился его отросток? Ее могли затащить туда нарочно, чтобы заманить в игру тебя.

— Как можно уничтожить Х-54?

— Ты думаешь, я не пытался? Но до него не добраться — вирус сожрет тебя по дороге. Хотя лазейка есть, но лишь единицы могут ею воспользоваться. Если в твоего виртуала внедрится часть вируса, но ты сможешь подчинить ее себе, то тогда подойдешь к Х-54 на расстояние действия антивируса. Хотя в таком случае ты погибнешь вместе с ним, ведь антивирь не найдет между вами разницы. Но, повторяю, лишь единицы могут заставить вирус действовать себе на пользу. Я знаю лишь одного, у которого это получилось. И при этом ты вряд ли останешься тем человеком, что был прежде.

Он посмотрел на меня своим бездонным взглядом и словно прислушался к чему-то внутри себя.

— Почему ты мне сказал это только сейчас?

— Я искал способы его остановить. Это ведь мое детище. Но я боюсь, Ламберт. Я хочу жить. А ты... Я долгое время к тебе присматривался. Ты способен на это, даже ради Джонни.

— Дай антивирус, — сказал я.

Вронский молча протянул мне черную коробку.

— Может быть, мы с тобой еще встретимся, — произнес он. — Но на всякий случай, прощай.

И прежде чем я успел его остановить, Вронский поднялся и пошел по берегу.

— Стой!

Но его уже не было. Только волны накатывались на берег, смывая оставленные им следы.

Глава 8. Залив. Кракен

При получении уровня я вновь повысил ловкость — чем лучше стреляю, тем больше шансов вернуть Джонни. Впрочем, мое искусство фехтования в равной степени зависит как от силы, так и от ловкости, так что увеличить эту характеристику не повредит вдвойне. После чего выучил умение чтения следов — находить спрятавшегося врага, идти за ним, не упустить добычу — не это ли важно для охотника за демонами?

УРОВЕНЬ 7

Имя Игорь де Ламбер

Класс Ганслингер

Единиц жизни 14

Характеристики

Сила 5

Ловкость 11 (при использовании огнестрельного оружия ловкость +3)

Телосложение 7

Интеллект 6

Восприятие 8

Харизма 5

Профессионал в: огнестрельное оружие

Умения: фехтование легкими клинками, стрельба с двух рук, быстрый выстрел, прицельная стрельба, улучшенная дипломатия, знание древнего оружия, чтение следов.

Спецсвойство: охотник за демонами.

Оружие и броня:

Кремневый пистоль, урон d8, условия применения: ловкость 6, восприятие 5.

Древний шестизарядный пистоль, урон d8+1. Условия применения: ловкость 9, восприятие 7.

Пароэфирное ружье, урон d12. Бронебойное оружие. Условия применения: ловкость 10, восприятие 7.

Мушкетон, урон 3хd6. Оружие ближнего боя. Удвоенный шанс критического урона. Условия применения: ловкость 6, восприятие 5.

Кинжал, урон d6, условия применения: сила 4.

Метательные ножи х5, урон d6, условия применения: ловкость 6.

Кожаная куртка поселенца, защита d6.

Плащ, защита d4.

Деньги: 0 монет

ЖУРНАЛ КВЕСТОВ

Главный квест. Найти пропавшую девушку.

+Исследовать маяк.

+Уничтожить тьму в лимбе.

Убить старого врага.

Илва, Вот и Ефимовский ждали меня под деревом в условленном месте. Невдалеке сидел мастаф, делая вид, что оказался здесь совершенно случайно.

— Наконец-то, — шагнула Волчица мне навстречу. — Чего так долго?

Я обнял ее и поцеловал. Мастаф предостерегающе зарычал.

— Ну что, пошли? — Ефимовский перетасовывал колоду карт из руки в руку, словно профессиональный шулер. — Не знаю, как кто, а я подготовился, хотя наш железный друг решил оставить меня в одиночестве и куда-то исчез.

Вот стоял, не говоря ни слова. Казалось, бродяга следил за полетом чаек и с тревогой к чему-то прислушивался.

— Вы, я вижу, тоже времени даром не теряли и основательно скупились, — продолжил волшебник. — А где твой меч, Ламберт?

Лишь сейчас я обратил внимание на то, что катана убийства отсутствовала — она осталась на моем упавшем в пропасть виртуале. Одно хорошо — вряд ли ее кто-то достанет из бездны.

Маяк возвышался на фоне грозового неба черной гигантской свечой. Фонарь на его вершине мигал тусклым пламенем. В последний раз я видел его свет, когда плыл на шлюпке, спасаясь из севшей на рифы шхуны. Вот, черт! — помахал я головой, прогоняя ложные воспоминания, навязанные ворвавшимся пространством Чендлера.

В маяке жил безумный колдун. Так говорили и так было написано в одном из сгенерированных квестов игры. Еще ходили слухи, что земля вокруг маяка напичкана ловушками, что сам колдун якшается с демонами и ловит древние дикие механизмы. Ни одна из групп приключенцев, отправившихся за его головой, назад не вернулась. Уже давно никто не пытался выполнить этот квест — есть более легкие, не столь рискованные задания.

Тропинка, заросшая пожухлой травой, вилась по скалистому берегу. Позади нас берег спускался к лагуне, и с высоты, на которую мы взобрались, был виден затянутый серой мглой город и каменистое побережье перед ним. С одной стороны тропы у самого обрыва протянул побеги ползун — дерево с вьющимся стволом, настолько длинным, что вдоль него можно идти тысячу шагов. Побеги извивались и переплетались, словно это великан плел косу из своих волос. Кое-где на побегах торчали сухие листья и дупла, собирающие влагу, будто раскрытые рты. С другой стороны тропинки простиралось поле, заросшее колючим кустарником северного чертополоха с его торчащими из земли шалашами корней, называемых 'шатрами полуросликов'. Где-то там, впереди, тропа должна вывести к мосту через врезавшийся в берег скалистый залив. Перейди подвесной мост — и окажешься у маяка.

Что-то вызывало необъяснимую тревогу. Возможно, зловещие грозовые тучи, затянувшие восточную половину неба; вспышки молний гасли в холодной воде среди замерших дредноутов. Или бурные волны, разбивающиеся о берег, настолько высокие, что до нас долетали их брызги. Рты ползуна с чмоканьем закрывались, глотая соленую влагу вместе с планктоном. Постоянно казалось, что на глубине под обрывом плавает кто-то огромный и подстерегает добычу — его тень то и дело мелькала среди белой пены.

— Смотрите! — вдруг вскрикнула Илва, указывая на берег перед городом.

Там оседали поднятые взрывом песок и каменное крошево, а над одним из дредноутов клубился пороховой дым. Спустя несколько секунд до нас долетел рокот выстрела. Шерсть на загривке мастафа вздыбилась. Пес взвизгнул и скрылся в кустах.

— Началось! — сказал Ефимовский и возбужденно потер ладони.

Еще несколько взрывов взметнули песок на далеком берегу. От дредноутов отделялись десантные шагоходы, над которыми развевались вымпелы кланов. Клан Арахны, Каракатицы, Сколопендры — на время войны бродяги забыли про собственные распри и объединились, чтобы вернуть свой город. Бронированные шагоходы неспешно переставляли телескопические ноги и выглядели бредущими по воде огромными пауками.

— Уже? — удивилась Илва.

— Вы разве не слышали объявление? — поднял правую бровь Ефимовский. — Всем же сообщили, что сегодня в двенадцать начнется война, а после произойдет установка нового аддона.

У городских стен суетились поселенцы. К укреплениям за пределами города выкатывались пушки. Вскоре бродяги, которым повезет добраться до берега, высадятся, и начнется рукопашный бой.

— Выходит, мы теперь враги? — спросила Илва.

— Это всего лишь игра, — сказал я. — Никто же нас не обязывает.

— Хорошо, — улыбнулась Волчица, — иначе я попыталась бы убить тебя, и ты бы меня застрелил. А Вот ударил бы тебе в спину своим диском.

— Берегись! — закричал Ефимовский.

Вот развернулся, и в воздухе просвистел диск на цепи, вылетевший из механической сколопендры на его руке. Раздался звук удара, а затем шипение и клекот. Я обернулся, срывая со спины мушкетон, чтобы успеть заметить, как в кустах чертополоха исчезает огромный змеиный хвост. На тропинке пузырилась зеленая кровь чудовища.

Ламия! Я выстрелил в направлении скрывшегося монстра. Картечь срезала ветки на кустах. Наступила тишина, в которой слышалось лишь цоканье лапок сматывающей цепь сколопендры. На тропинку с писком выскочила белая мышь, поднялась на задние лапы, испуганно глянула на нас и скрылась в чертополохе.

— Она здесь, — прошептала сжимающая арбалет Илва.

Через мгновение на нас обрушилась ламия. Чудовище выпрыгнуло из кустов так стремительно, что среагировать никто не успел. Упал сбитый с ног Ефимовский, длинный, с костяной иглой на конце хвост закрутился вокруг бродяги, а меня прижало к земле тяжелое, покрытое чешуей тело монстра. Но прежде чем челюсти ламии сомкнулись на моем лице, я успел выхватить кинжал и вонзить острие в ее раскрытую пасть. По клинку потекла зеленая кислота и с шипением закапала мне на грудь.

Ламия лишь отдаленно напоминала статую женщины-змеи из древних подземелий. Статуя была по-своему красива, во всяком случае, выше пояса. А напавшая на нас бестия представляла собой лишь уродливое подобие человека. Почти безгубый рот с выпирающим частоколом зубов наводил мысль о глубоководной рыбе, вытащенной на берег. Правый глаз смотрел змеиным вертикальным зрачком. Вместо левого зияла свежая рана. Остро пахло мускусом.

Но разглядывали мы друг друга лишь мгновение.

— Иш-ш-ш-раг!

Илва с криком вонзила нож в шею чудовища, и вышедшее острие остановилось в нескольких сантиметрах от моего лица. Я сбросил с себя ламию, вскочил на ноги, выхватил многозарядный пистоль. Ламия билась на тропинке, ломая кусты. Едва поднявшийся на ноги Ефимовский вновь упал от удара ее хвоста. Костяной шип разорвал его багровый плащ. Вот взмахнул клинком, но задел ламию лишь острием, оставив на ее теле неглубокую рану. Тогда я выстрелил. Раз, другой, третий — древний пистоль дергался в руке, и пули входили в тело монстра. Три единицы урона, шесть, четыре... Ламия изогнулась, зашипела и затихла. В воздухе радужными блестками оседала чешуя.

— Зараза, — сказал Ефимовский, поднимаясь в полный рост.

Между пальцами он перебирал карту с заклинанием. Вот подошел к ламии и нагнулся с намерением отрезать ей голову.

— Некогда, — бросил я.

Бродяга пожал плечами, и выскользнувший клинок вновь исчез в теле стальной змеи.

— Обычно ламии не подбираются так близко к городу, — прошептала Илва. — Ее что-то вспугнуло.

Она тревожно прислушивалась. Один из шагоходов уже достиг берега, и десяток бродяг столкнулись с поселенцами. До нас доносились далекие выстрелы, крики и лязг железа. Но Илву тревожил другой звук, который я тоже услышал, — сквозь кусты по направлению к городу ломился кто-то большой и тяжелый. И мы находились у него на пути.

— Смотрите! — закричала Волчица.

Прямо на нас мчались два преобразившихся для бега ловчих. Сейчас они мало походили на деревья и напоминали, скорее, огромных бронированных львов. Ветви-отростки торчали на их шеях, словно гривы. Позади ловчих бежал отряд вооруженных эльфов, среди которых я заметил беловолосого рубаку, погибшего в городе от рук бродяги. Но кроме мужчин там была еще женщина.

— Ишраг! — зарычала Илва. — Жалкая трагш!

Из кустов выпрыгнул мастаф и замер у ее ног.

— Возьми ее! Трагш! — скомандовала Волчица, и пес черной тенью метнулся в кусты. — Это моя мать! Та, что принесла меня в жертву!

Бежать было бесполезно — ловчие стремительно приближались, и нам оставалось лишь драться. Один из них — более крупный с наростами на голове в виде бараньих рогов вырвался вперед.

— Этот твой! — выкрикнул Ефимовский. Он улыбался — опасность доставляла ему удовольствие.

Я прицелился в ловчего из пароэфирного ружья. Вот отвел клинок и замер, словно статуя — спокойный и готовый к бою. Илва сжалась, подняв арбалет.

— Та, что меня убила. Я ведь давно мертва, — шептала она. — Я давно мертва.