Александр Лиллингтон внезапно протянул руку и схватил Джейми за запястье.
— А вы, сэр? — сказал он с крайним подозрением во взгляде и голосе. — Разве вы не горец?
Другая рука Лиллингтона легла на пистоль, заткнутый за пояс. Роджер услышал, как позади них спокойные переговоры мужчин прекратились, и оглянулся. Все люди Джейми смотрели на них с большим интересом, но без особой тревоги. Они определенно считали, что Джейми сам в состоянии разобраться с Лиллингтоном.
— Я спрашиваю вас, сэр — кому вы верны?
— Где я стою, сэр? — спросил Джейми с подчеркнутой вежливостью. — На этой стороне ручья, или на той?
Несколько мужчин усмехнулись на это, но смеяться не стали: вопрос верности до сих пор стоял остро, и ни один человек не стал бы рисковать без необходимости.
Лиллингтон ослабил хватку, но руку Джейми не выпустил, хотя и принял его заявление кивком головы.
— Хорошо. Но откуда нам знать, что вы не захотите повернуться и напасть на нас в бою? Ибо вы — горец, не так ли? Так же как и ваши люди.
— Я — горец, — сказал Джейми холодно. Он еще раз взглянул на противоположный берег, где сквозь туман мелькали редкие фрагменты тартана, затем снова на полковника. Крики эхом разносились в тумане. — А еще, я — предок американцев, — и освободил запястье из хватки Лиллингтона. — Я разрешаю вам, сэр, — продолжил он спокойно, поднимая винтовку и снова ставя ее на приклад, — находиться позади меня и вонзить меч в мое сердце, если я буду стрелять не в ту сторону.
С этими словами он повернулся спиной к Лиллингтону и зарядил свое оружие, забив пулю, порох и пыж с большой точностью.
В тумане проревел клич, и сотни других глоток подхватили его на гэльском:
— КОРОЛЬ ГЕОРГ И ПАЛАШИ!
Началась последняя атака горцев.
* * *
ОНИ С ВОЕМ ВЫРВАЛИСЬ ИЗ тумана в ста футах от моста, и сердце Джейми подскочило в груди. На мгновение, только на мгновение, он почувствовал, что бежит вместе с ними и ветер полощет его рубашку, холодя тело.
Но он стоял неподвижно, а рядом с ним, с циничным взглядом, Мурта. Роджер Maк кашлянул, и Джейми, в ожидании, поднял винтовку к плечу.
— Огонь! — залп ударил по горцам прямо перед тем, как они достигли распотрошенного моста; с полдюжины упали на дороге, но другие продолжали движение. И тогда, с холма выстрелили пушки, сначала одна, затем вторая, и сотрясение от отдачи было похоже на толчок в спину.
Джейми выстрелил одновременно с залпом, целясь выше голов. Сразу же скинул ружье и вытащил шомпол, слыша с обеих сторон крики, вопли раненых и нарастающий рев сражения.
— A righ! A righ! За короля! За короля!
МакЛауд был уже у моста; он был ранен — мундир в крови, но, размахивая мечом и щитом, он взбежал на мост и вонзил свой меч в древесину, чтобы закрепиться.
Пушка заговорила снова, но была нацелена слишком высоко: основная масса горцев сгрудилась внизу, на берегу. Некоторые уже были в воде и, цепляясь за опоры моста, медленно передвигались по ним. Гораздо больше их было на балках. Соскальзывая, они, как МакЛауд, использовали свои мечи, чтобы держаться.
— Огонь!
Джейми выстрелил, и пороховой дым смешался с туманом. Пушки били на поражение, паля одна за другой, он ощущал удары взрывной волны и чувствовал, будто выстрелы разрывают его. Большинство из тех, кто был на мосту, оказались теперь в воде, другие плашмя бросались на бревна, пытаясь перебраться по ним на другую сторону, но лишь для того, чтобы быть подстреленными из мушкетов, огонь из которых безостановочно велся из укреплений.
Джейми снова перезарядил и выстрелил.
"Вот он", — произнес бесстрастный голос. Джейми не имел представления, Мурта это сказал, или он сам.
МакЛауд был мертв: его тело плавало в ручье еще мгновение до того, как сила черной воды утянула его на дно. Многие боролись за жизнь в глубоком и смертельно холодном потоке ручья. Мало кто из горцев умел плавать.
Джейми мельком заметил Алана МакДональда, мужа Флоры, он был бледен и пристально смотрел в толпу на берегу.
Майор Дональд МакДональд барахтался, наполовину выныривая из воды. Парик куда-то исчез, и из его головы, лысой и раненой, по лицу кровь текла. Зубы были оскалены и сжаты, то ли в агонии, то ли в ярости, неизвестно. Один из выстрелов настиг его, и он повалился со всплеском, но потом медленно-медленно поднялся снова, и рухнул вперед, в воду, слишком глубокую, чтобы встать, но все же вынырнул, судорожно плескаясь и разбрызгивая кровь из разбитого рта в попытке дышать.
"Что ж, пусть это будешь ты, парень", — сказал невидимый голос. Джейми поднял винтовку и выстрелил МакДональду прямо в горло. Тот упал навзничь и сразу утонул.
* * *
ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ в считанные минуты — туман загустел от порохового дыма, и черный ручей захлебнулся погибшими и умирающими.
— Король Георг и палаши, да? — сказал Касвелл, угрюмо осматривая разрушения. — Палаши против пушек. Несчастные засранцы.
На другой стороне царил хаос. Горцы, что не погибли на мосту, бросились бежать. Мужчины с этой стороны ручья уже тащили бревна и доски, чтобы восстанавливать мост. Беглецы далеко не уйдут.
Он тоже должен пойти, созвать своих людей, чтобы помочь в преследовании. Но Джейми стоял, окаменев, и только холодный ветер пел в его ушах.
* * *
ДЖЕК РЭНДАЛЛ остановился. Меч был в его руке, но он не предпринял никаких усилий, чтобы поднять его. Просто стоял со странной улыбкой на губах, и темные глаза его горели, отражаясь в глазах Джейми.
Если бы Джейми мог оторваться от этого взгляда... но он не мог... И вдруг он уловил смутное движение позади Рэндалла. Мурта бежал, прыгая по кочкам, словно баран. Он видел отблеск клинка своего крестного, или ему померещилось? Неважно, он знал без сомнения: по тому, как Мурта вскинул руку в смертоносном ударе, направленном прямо в спину капитана, облаченного в красное.
Но Рэндалл повернулся, предупрежденный, возможно, небольшим изменением в его глазах, или всхрипом в дыхании Мурты, или же только своим инстинктом солдата. Слишком поздно, чтобы избежать удара, но достаточно быстро, для того, чтобы кинжал промахнулся мимо своей роковой цели — в почку. Рэндалл крякнул от удара — Христос, он прямо мог слышать это! — и, пошатнувшись, рванулся в сторону, но, падая, извернулся и схватил Мурту за запястье, увлекая его вниз. Они повалились под ливнем брызг из мокрого дрока.
Схватившись в борьбе, они скатились в овраг, и Джейми бросился за ними сквозь цепкие кусты, сжимая в кулаке какое-то оружие, — но вот какое?
Само ощущение оружия угасло: он чувствовал тяжесть в руке, но не было формы рукояти или другого образа, чтобы запустить вспоминания, и все снова исчезло.
Оставив Джейми только один единственный образ: Мурта. Мурта, стиснув в оскале зубы, наносит удар. Мурта, бегущий, чтобы спасти его.
* * *
ДЖЕЙМИ СТАЛ МЕДЛЕННО ОСОЗНАВАТЬ, где находится. На плече была чья-то рука — Роджер Мак, бледный, но спокойный.
— Я собираюсь позаботиться о них, — сказал Роджер, кивнув в сторону ручья. — С тобой все в порядке?
— Да, конечно, — сказал он, несмотря на чувство, с каким часто пробуждался ото сна, словно бы все было не вполне реальным.
Роджер Maк кивнул и собрался уходить, но внезапно обернулся, и снова взяв Джейми за руку, сказал очень тихо: "Ego te absolvo". Затем, снова развернувшись, пошел решительно, чтобы позаботиться об умирающих и благословить мертвых.
ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ.
Время не будет нашим навсегда.
ГЛАВА 114. АМАНДА.
"L'OIGNON — INTELLIGENCER", 15 МАЯ 1776.
НЕЗАВИСИМОСТЬ!!!
После знаменательной победы на мосту у Мурс-Крик, Четвертый Провинциальный Конгресс Северной Каролины проголосовал за принятие "Галифакского Постановления". Эта резолюция дает делегатам на Континентальный Конгресс полномочия на соглашение с Делегатами других Колоний в объявлении Независимости и формирование внешнеполитических союзов, сохраняя за данной Колонией единственное и исключительное право на формирование Конституции и Законов Колонии. Таким образом, с принятием Галифакского Постановления, Северная Каролина становится первой колонией, которая официально одобряет независимость государства.
ПЕРВЫЙ КОРАБЛЬ флотилии под командованием сэра Питера Паркера достиг устья реки Кейп-Фир восемнадцатого апреля. В общей сложности, флотилия состоит из девяти судов, которые доставят британские войска по запросу губернатора Джосайи Мартина для устранения беспорядков и объединения колонии.
УКРАДЕНЫ: товары в общей сложности на сумму двадцать шесть фунтов, десять шиллингов и четыре пенса со склада Нила Форбса на Уотер-Стрит. В ночь на двенадцатое мая воры проломили брешь в задней части склада и увезли товары в фургоне. Двое мужчин: белый и черный, были замечены уезжающими на фургоне, запряженном гнедыми мулами. Любые сообщения, касательно этого чудовищного преступления, будут щедро вознаграждены. Обращаться по адресу "Чайка и Устрица", что на Рыночной площади, к У. Джонсу.
ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО АПРЕЛЯ у капитана Роджера МакКензи из Фрейзерс Риджа и его жены родилась девочка. Ребенок и мать, как сообщается, в хорошем здравии. Ребенку дали имя Аманда Клэр Хоуп МакКензи.
Роджер никогда не чувствовал себя таким ошеломленным, как в тот момент, когда впервые взял на руки свою новорожденную дочь. Минуту от роду, с кожей нежнейшей и совершенной, словно орхидея, настолько тонкой, что ему было страшно, будто на ней могли остаться отпечатки его пальцев, но столь притягательной, что он просто должен был ее коснуться. Нежно, очень нежно, он очертил костяшкой пальца идеальный изгиб ее пухлой маленькой щечки, недоверчиво погладил указательным пальцем черную паутинку ее шелковых волосиков.
— Она похожа на тебя, — Брианна, потная, растрепанная, стаявшая в размерах, — и такая красивая, что он едва мог вынести ее ослепительный вид, — откинулась назад на подушки с улыбкой, которая то появлялась, то исчезала, как у Чеширского кота, но никогда полностью не рассеивалась, а лишь время от времени угасала — от усталости.
— Правда? — он изучал крошечное личико с абсолютным поглощением, но не в поисках сходства, а потому, что не мог отвести взгляд.
Он постепенно узнавал ее все ближе, в течение месяцев, когда внезапно просыпаясь от тычков и пинков ножками, отслеживал перетекающие выпирания на животе Брианны, чувствуя, как маленький некто упирается, а потом отступает под его руками, когда он лежал позади своей жены, обнимая ее живот и отпуская шутки.
Но Роджер знал ее как Малыша Отто, тайное имя, которым они называли еще не рожденного ребенка. Отто уже был самостоятельной личностью, и на мгновение, он почувствовал нелепую острую боль потери, понимая, что Отто больше нет. Это крохотное, восхитительное существо было кем-то совершенно новым.
— Она Марджори, как думаешь? — Бри подняла голову, всматриваясь в сверток из одеяла.
Они месяцами обсуждали имена, составляя списки, споря, высмеивали варианты друг друга, выбирая смешные имена, Монтгомери или Агата, например. Наконец, предварительно решили, что если родится мальчик, то это будет Майкл; если девочка — Марджори, в честь матери Роджера.
Его дочь совершенно неожиданно открыла глаза и посмотрела на него. Глаза у нее были чуть раскосые, как у ее матери, и Роджер задался вопросом, останутся ли они такими. Неяркие, средней голубизны, как небо в середине утра — совершенно непримечательное на первый взгляд, но если всмотреться в него... бескрайнее и бездонное.
— Нет, — сказал он тихо, глядя в эти глаза. Ему стало любопытно, могла ли она видеть его уже? — Нет, — повторил он. — Ее зовут Аманда.
* * *
СНАЧАЛА Я НИЧЕГО НЕ ГОВОРИЛА. Это было обычно для новорожденных, особенно для таких, как Аманда, родившихся чуть раньше срока. Не о чем было беспокоиться.
Артериальный проток — этот небольшой кровеносный сосуд, который соединяет аорту плода с легочной артерией. У младенцев, конечно, есть легкие, но до рождения они ими не дышат: кислород поступает из плаценты, через пуповину. Следовательно, нет необходимости крови циркулировать в легких — она необходима для питания других растущих тканей. Поэтому артериальный проток отводит кровь от малого круга кровообращения.
Однако, когда новорожденный делает свой первый вдох, кислородные сенсоры в этом небольшом сосуде вынуждают его сократиться и закрывают навсегда. При закрытом артериальном протоке, кровь поступает от сердца к легким, насыщается кислородом и возвращается, чтобы питать остальные части тела. Четкая и изящная система, за исключением того, что она не всякий раз срабатывает исправно.
Артериальный проток закрывается не всегда. И тогда кровь, конечно, все равно поступает в легкие, но все же остается обходной путь. Слишком много крови оказывается в легких, что в некоторых случаях приводит к переполнению. Легкие отекают от пресыщения кровью, и, в результате неправильного распределения кровотока в организме, появляются проблемы с кислородонасыщением, которые могут стать критическими.
Я перемещала стетоскоп по крохотной грудной клетке, прижавшись к нему ухом, и напряженно вслушивалась. Это был мой лучший стетоскоп — модель девятнадцатого века, называемый "Пинард" — конус с плоским диском на одном из концов, к которому я прижимала ухо. У меня был еще один, вырезанный из дерева; этот же был оловянный; Брианна отлила его для меня в песчаной форме.
Но, на самом деле, шумы были настолько отчетливыми, что я их чувствовала — мне едва ли нужен был стетоскоп. Щелчки, пропущенные удары, слишком долгие паузы или булькающий свист — всё это разнообразие необычных звуков, которое может издавать сердце. Поэтому выслушивание было первым этапом диагностики. Дефекты предсердий или межжелудочковой перегородки, деформированные клапаны — у всего есть конкретные шумы: некоторые появляются между ударами, а некоторые сливаются с сердечными звуками.
Когда артериальный проток не закрывается, он, как говорят, "patent" — открытый. А открытый артериальный проток создает непрерывный шум в сердце, тихий, но, если прислушаться, то довольно выразительный, особенно в надключичных и шейных областях.
Уже в сотый раз за два дня я, близко наклоняясь и прижимая ухо к "Пинарду", передвигала его по шейке и грудке Аманды, надеясь, наперекор очевидному, что звук исчезнет.
Но это не происходило.
— Поверни головку, милая, да, вот так... — я перевела дыхание, осторожно отворачивая ее головку от себя и прижимая "Пинард" к ее горлышку. Было трудно приложить стетоскоп вплотную к ее маленькой толстенькой шее... вот тут. Шум увеличился. Аманда издала короткий выдох, похожий на хихиканье. Я повернула ее головку в другую сторону — звук уменьшился.
— Черт возьми, — сказала я тихо, чтобы не напугать ее. Я положила "Пинард" и взяла Аманду на руки, убаюкивая ее на плече. Мы были одни; Брианна поднялась в мою комнату, чтобы вздремнуть, все остальные тоже отсутствовали.
Я подошла с ней к окну хирургической и выглянула наружу; это был прекрасный весенний день в горах. Крапивники снова начинали вить гнезда под карнизом, и я слышала, как они шелестели наверху, сплетая веточки, и общались, коротко и звонко щебеча.
