— Позвольте мне прикрыться! Пожа-а-луйста! Он, — заключённая бросила недовольный взгляд на сопровождавшего её турианца, — меня избил своим стеком! Бо-о-льно!
— И ещё добавлю, если будешь проявлять неповиновение, — произнёс молодой конвоир-турианец. — А закрываться тебе — не положено. Руки держи за спиной. Пальцы — сплети. Рыпнешься — получишь. Мало — не покажется.
— Ты, — старший пары конвоиров коснулся своим стеком плеча бывшего бизнесмена. — Встал перед коридорной дверью. Руки — держать за спиной, пальцы — сплетены.
Младший конвоир тоже времени не терял — он ударами стека по спине заставил обнажённую девушку встать за нагим мужчиной не дальше чем в двух шагах. Секунда — и её шея стиснута пальцами левой руки младшего конвоира — тот не обращал никакого внимания на то, что заключённая ощутимо вздрогнула, ощутив холод пластометалла бронеперчатки.
— Пшёл. — Старший конвоир взял бывшего бизнесмена за шею. — Шагай! — добавил он.
— Увели, — сказал младший турианец-контролёр, наблюдая, как автоматика закрывает створку выходной двери. — По меньшей мере, наши камеры теперь свободны. Включить обеззараживание?
— Включай, — согласился старший контролёр-турианец. — Полный режим. А лучше — самый полный. Людей у нас пока что в Тюрьме мало, так что лучше подстраховаться.
— Включил, — доложил младший турианец-контролёр, наблюдая за пляской показателей на экране своего наручного инструментрона. — Надо подстраховаться. Много мы ещё о землянах не знаем, очень много.
Конвоиры вели мужчину и девушку по длинному глухому коридору. Карантинный сектор и приёмное отделение оставались позади, а впереди был корпус с капсульными камерами — одиночками.
Оба турианца-конвоира хорошо помнили строки из 'сопроводиловки', написанной Сареном — 'рекомендовано изолированное содержание в одиночных камерах и привлечение к индивидуальному физическому труду средней и большой тяжести. Необходимо избежать любой возможности перекладывать тяжесть отбытия наказания на других разумных органиков'.
Может, землянам и не привычно в полном обнажении пребывать среди инопланетян, но... Эти двое точно заслужили попрание большинства любых личных прав. Их вина — доказана. Сарен по пустякам не будет звереть, Найлус тоже умеет сдерживать удаль молодецкую и юношескую беспощадность. Так что и мужик, и девка заслужили тот режим отбытия наказания, который им был назначен и теперь осуществлялся.
Называется-то он 'лёгким', но для изнеженного вседозволенностью бизнесмена и недалеко ушедшей от папочки безбашенной дочки этот 'лёгкий' режим стал полнейшей неожиданностью и довольно сложным испытанием. Ничего, будут хаметь или попытаются побузить — узнают, что такое 'обычный' и даже 'строгий' режим. А пока — пусть 'поварятся' в 'лёгком', который для них — совсем не 'лёгкий'. Так уж сложилось, всё дело в индивидуальности восприятия. Накуролесили — теперь пришло время отвечать.
Коридор закончился. Заключённых конвоиры ввели в комнату побольше, чем предшествовавшие, но всё же поменьше размером, чем один из залов.
— Здесь вам предстоит попрощаться, — сказал старший группы конвоиров. — Дальше ваше совместное пребывание прекращается. Мужская и женская зоны, — уточнил он, справедливо полагая, что дальнейших уточнений не потребуются: эти заключённые — не дети малые, понимать должны, что к чему. — У вас — пять минут на прощание. Можете обняться, поговорить. В нашем присутствии, — подчеркнул он.
Пока отец прощался с дочерью, конвоиры отступили от них на несколько шагов, но продолжали внимательно наблюдать за происходящим. Старший группы конвоиров смотрел на часовое табло — хоть какое-то занятие, но и за заключёнными присматривал. Всякое бывало.
— Всё, — сказал старший. — Заключённую — увести.
Один из конвоиров-турианцев подошёл к девушке, отодвинул её от отца, вполголоса приказал заложить руки за спину. Девушка вздрогнула, попыталась было помедлить. Стоило конвоиру начать сжимать пальцы правой руки в кулак, обхватывая шею сильнее, как она послушно выполнила приказ и направилась к одной из двух дверей. Мужчина смотрел ей вслед.
Пусть смотрит. Больше он свою дочь не увидит. Во всяком случае — рядом. Издали — возможно, но этого — недостаточно. Родственные души как-никак.
За конвоиром, сопровождавшим девушку, закрылась дверь. Старший группы конвоиров подождал ещё несколько минут, затем сделал едва заметный знак своему младшему коллеге — веди его. Тот понял, подошёл к мужчине, сразу заложившему руки за спину и даже не попытавшемуся 'взбрыкнуть'. Да и как было бы ему брыкаться, отвыкшему от элементарной достаточной физической нагрузки?
Девушка, шедшая чуть впереди своего сопровождающего, увидела ряды одинаковых дверей, расположенных по обе стороны длинного коридора. Все двери были наглухо закрыты.
Остановив заключённую у одной из дверей, турианец-конвоир подождал, пока щёлкнет замок, а створка чуть приоткроется.
— Вошла. Остановилась в шаге от двери, — скомандовал он.
Девушка повиновалась, поняв, что малейшая задержка будет стоить ей очень дорого.
Подошёл ещё один турианец, не конвоир, контролёр. В руках у него был пакет. Передав пакет конвоиру, контролёр вошёл в камеру, подошёл к девушке и быстро обыскал её тело. Порядок есть порядок. Турианцы уже убедились на собственном не слишком приятном опыте, насколько изобретательными могут быть земляне.
Закончив обыск, контролёр подвёл девушку к столу — простой плите, прикреплённой к стене, подождал, пока в камеру войдёт конвоир и взял у него пакет. Развернув упаковку, достал комбинезон, протянул девушке:
— Надевай, — коротко приказал он.
— А... А бельё? — спросила девушка, вертя в руках свою новую одежду.
— Не положено, — коротко ответил контролёр. Конвоир кивнул, подтверждая справедливость слов своего коллеги.
Девушка посмотрела на контролёра-турианца, затем помедлила несколько секунд и послушно надела комбинезон. Конвоир-турианец и его коллега, конечно же, услышали недовольный неглубокий резкий вздох, но должна же была заключённая хоть как-то — в допустимых пределах, конечно, выразить вовне своё недовольство. Вздохи допускались, а вот что-нибудь большее — уже нет.
Убедившись в том, что заключённая правильно надела комбинезон, конвоир и контролёр покинули камеру. Дверь закрылась, и девушка осталась одна.
— Смотрит по сторонам. Заметила рукомойник и унитаз, — вполголоса говорил контролёр, глядя на небольшой экран своего наручного инструментрона. — Попробовала открыть кран и спустить воду в унитазе, убедилась, что ни там, ни там воды нет. Поняла, что упиться, затопить камеру, захлебнуться водой — ей не удастся.
— Конечно, — так же негромко ответил конвоир. — Привыкнет. Сегодня их уже кормили, так что посидит немного — и поведут её на работу. Пусть понапрягается физически.
— Её папаша? — спросил контролёр.
— Наверное, тоже уже на пути к своей камере-капсуле. — сказал конвоир. — Я — к себе в казарму. Служба.
— Хорошо, — контролёр зашагал по коридору, поглядывая на экран своего инструментрона и изредка переводя взгляд на двери камер.
Конвоир покинул коридор через другой выход и вскоре добрался до лестницы, уходившей вниз, к вестибюлю, откуда по переходу можно было пройти в казарменные корпуса.
Мужчина тоже увидел коридор, по обе стороны которого тянулись ряды одинаковых дверей. Впечатление — тяжёлое, неприятное, но тюрьма — не мать родна. Потерпит.
Подошёл турианец-контролёр. Вдвоём они довели заключённого до полуоткрытой двери.
— Вошёл. Остановился в шаге от двери, — скомандовал турианец-контролёр.
Мужчина подчинился. Он с большим интересом заглядывал в щель, понимая, что это — его жилище на ближайшие минимум несколько лет. Всё же он достаточно взрослый, чтобы понять: шутки — кончились.
Турианец-контролёр держал в руке пакет с комбинезоном.
— Любопытный, — негромко, так, чтобы заключённый не услышал, сказал контролёр. — Пусть освоится. Спокойнее будет, — добавил он.
Турианец-конвоир остался недвижимым. Пусть землянин реально поймёт, что бежать отсюда — невозможно. Углов — нет, зацепиться — не за что. Полка, умывальник, унитаз — всё в антивандальном исполнении по турианским стандартам, не по земным. Учтены все мелочи, которые могли бы помочь заключённым получить в своё распоряжение орудия для побега. Ничего ему не 'светит' здесь. Силы у него не те, да и технологии Тюрьмы ему не известны.
Один за другим турианцы — контролёр и конвоир, вошли в камеру. Контролёр подвёл заключённого к столу — такой же плите, прикреплённой к стене, посмотрел на стоявшего рядом конвоира. Тот обыскал мужчину — порядок есть порядок, хотя заметно, что этот заключённый никогда не был в местах лишения свободы такого серьёзного уровня. Тем временем контролёр-турианец вскрыл пакет, встряхнул комбинезон, подождав окончания обыска, подал одежду бывшему бизнесмену:
— Надевай, — коротко рыкнул он.
— А бельё? — спросил мужчина, с некоторой опаской беря комбинезон обеими руками.
— Не положено, — рыкнул контролёр-турианец.
Поняв, что посопротивляться — не удастся, мужчина натянул комбинезон на тело. Контролёр поправил комбинезон, оглядел камеру, направился к выходу. За ним пошёл конвоир. Мужчина провожал их взглядом, в котором читались боль, бессилие и страх.
Закрыв дверь камеры, контролёр взглянул на экран своего наручного инструментрона:
— Освоится, — произнёс он. — Предварительно, конечно, но основное он быстро поймёт.
— Я — в казарму, — сказал конвоир.
— А я — пройдусь. Надо проверить камеры, — сказал контролёр.
Конвоир-турианец вышел из коридора, называемого на сленге работников Тюрьмы 'камерным' через другую дверь. Пока он добирался до казармы, успел представить себе, как мужчина убеждается в том, что в комбинезоне нельзя ничего спрятать, а воды ни в унитазе, ни в умывальнике — нет. Поймёт ли он, что вода появляется и там и там только при необходимости? Наверное, поймёт, всё же он не так и молод, какой-никакой жизненный опыт у него имеется. Не тюремный, конечно, но теперь...
Именно тюремный опыт, очень, кстати, деформирующий, для него станет определяющим. На всю оставшуюся жизнь. Пока не расплатится со всеми долгами и штрафами. В том, что этот землянин не расплатится за оставшиеся ему пятьдесят-шестьдесят лет жизни — тюрьма всё же не курорт и долголетию не способствует — турианец-конвоир был уверен. А раз не расплатится, значит, будет сидеть пожизненно. И — работать ежедневно по восемь-пятнадцать часов физически. Мужик должен работать физически. И он будет работать именно физически. Как и его дочь. Церемониться с ними обоими никто в Тюрьме не будет.
Их счастье, что пока двери всех остальных камер закрыты. В этих двух коридорах мужской и женской 'зон' содержатся те, кому свободно выходить из камер запрещено категорически. Здешние сидельцы даже пищу принимают в камерах.
Единственная возможность выйти — на работы. Но и туда всех заключённых Тюрьмы водят поодиночке, под конвоем. И работа организована так, что рабочие участки очень удалены один от другого. Ни пообщаться словесно, ни перемигнуться, ни жестами обменяться — ничего нельзя. Срабатывает, хорошо срабатывает опыт наблюдений за землянами за последние несколько сотен лет. Богатый опыт.
Мужчина отказался садиться на полку — его право. Заключённый походил по камере. Ощупал всё, что только можно — унитаз, рукомойник, полку, стол, стул. Пусть, по первости все разумные органики, попадающие в места лишения свободы, примерно так и поступают.
Контролёр-турианец продолжал ходить по коридору, изредка поглядывая на экран своего наручного инструментрона. При желании можно было высветлить любую дверь — полностью или частично и увидеть, чем реально занят находящийся там заключённый. Но пока в этом особой необходимости не было.
Пришло текстовое сообщение — скоро мужчину должны были повести на работы. Пусть понапрягается физически, а то вряд ли он что-нибудь тяжелее стилуса в последние пять лет своей жизни поднимал. Зато теперь понапрягается, как и полагается напрягаться мужику. Серьёзно и много. Отправив сообщение в шифрованный архив инструментрона, турианец-контролёр продолжил своё движение по коридору.
Смена ещё не скоро, контролёры менялись хаотично, так, чтобы заключённые не могли составить графики смен и воспользоваться ими 'в своих интересах'. Каких? Да для побега, конечно же. Земляне — они такие, у большинства в мозгах плотно засела одна мысль: 'Первая заповедь узника — бежать'. Это — правильно, разумный органик не предназначен для жизни в местах лишения свободы, но... Из Тюрьмы Спектров не смогли совершить побег никакие разумные органики, принадлежащие к Старым Расам. Вряд ли неофиты Большого Космоса — земляне — будут в своём большинстве стремиться непременно покинуть периметр Тюрьмы. Слабы и глупы они для такого финта. В большинстве случаев преступники — трусливы и слабы. Настоящих лидеров, вожаков, способных выживать в одиночку, среди ни х мало и ни мужик, ни его дочь на роль таких лидеров 'не тянули'.
Девушка тоже, как заметил ходивший по коридору турианец-контролёр, привычно поглядывавший на экранчик своего инструментрона, обошла всю камеру. Ощупала она и все предметы в ней. Пусть. Познакомится — успокоится.
Нет, не успокоилась. Попыталась постучать по двери — то ли хотела привлечь внимание, то ли поговорить с контролёром, пусть даже через дверь, то ли ещё что. Одиночное заключение способно сломать психику почти любого разумного органика — турианцу-контролёру это было очень хорошо известно — не первый десяток лет он служил здесь, в Тюрьме Спектров, где турианцы составляли большинство персонала.
Попыталась постучать — и получила удар током по рукам. Ощутимый такой удар. Больше в ближайшее время стучать не рискнёт. А попробует постучать в стенку — получит ещё более сильный удар током. Хороший дрессирующий фактор.
Вскрикнула? Вскрикнула. Отскочила рефлекторно? Отскочила. Хорошо, что рефлекторно, а то могла бы и поплясать — система безжалостна и беспощадна, запрограммирована сразу 'ломать' буйных землян-заключённых. Женщины — они всегда пытаются выгадать что-либо вроде послаблений, пытаясь сослаться на свой вроде бы слабый пол. Нет. Никакого слабого пола не существует. Есть другой пол. И он — не слабый.
Турианцы были готовы вбомбить землян в каменный век, лишив их всех достижений цивилизации. И вбомбили бы, не приди вовремя — для землян вовремя, не для турианцев — приказ с самого 'верха'. Тем не менее, турианцы наблюдали за землянами. Раса воинов очень плотно интересовалась расой, практически непрерывно воюющей. Междусобойчики — постоянные, количество жертв — огромно.
Высветлив часть двери в камеру, где находилась бывшая стритрейсерша, турианец-контролёр смотрел, как она подозрительно ощупывает ткань своего комбинезона. Швов нет, всё цельное, порвать — силёнок не хватит, поджечь — тоже. Да и спрятать что-либо — не получится. Нету ничего в камере из мелких вещей, что можно было бы спрятать в комбинезоне.
Пришло текстовое сообщение — Контрольная Башня извещала, что скоро, где-то через сорок минут, заключённую поведут на работы. Пусть понапрягается. Работа будет гораздо тяжелее, чем ворочание рулём спорткара. Гора-а-здо тяжелее. Старые корпуса Тюрьмы надо привести в порядок, а там физической работы — на всех землян-заключённых хватит. Поработает, никуда не денется. Понапрягается.
