Женская ли это работа — мыть полы? Вроде да, женская. Женщина и внимательнее к деталям относится, и усидчивее, и точнее в движениях, даже в мелких и до ужаса часто повторяющихся. Впрочем, надо признать, что и мужчины тоже пол моют, особенно в армии — там уборщиц и техничек нет, всю работу приходится делать воинам. Был, конечно, период, когда подобные работы попытались 'спихнуть' на гражданских — индивидуалов и фирмачей, только Третья Мировая война, насколько известно, быстро доказала порочность и вредоносность такой практики. Так что воины после недолгого 'запоя' вернулись к полной самостоятельности. А дома... Дома вроде бы, разумеется, что если женщине хочется, чтобы было очень-очень чисто, она сама помоет пол. Привычно и нетрудно.
Бывшая стритрейсерша замывала участок за участком, ходила к вёдрам, с сожалением во взгляде отмечая, как быстро уменьшается уровень воды в первом ведре. А ведь придётся ещё и начисто помыть, опять начав с дальнего края...
Да, работу подкинули конвоиры... Впрочем, конвоиры ли они? Тут ведь сразу не разберёшь, кто есть кто из персонала Тюрьмы Спектров. Эта Тюрьма — не землянами создавалась и просуществовала гораздо дольше.
Тот турианец в 'камерном' коридоре... Кажется, он — контролёр. Надзиратель, проще говоря. Смотрит за порядком, пресекает неповиновение и препятствует побегам. А эти двое — нет, они точно не 'многостаночники'. Хотя и работу конвоиров, и работу контролёров — знают очень хорошо. Не теоретически, практически. Может, их регулярно меняют местами? Или, точнее сказать, переводят с должности на должность?
Снова в зал вошёл старший пары конвоиров, наклонился, провёл пальцем в бронеперчатке по полу, рассмотрел палец в неверном свете неизвестно где размещавшегося светильника. Ничего не сказав, ушёл. В следующий раз придёт он, а может быть — придёт младший.
Поясница ноет. Какое тут удобное кресло?! Нету тут такого. В согнутом или полусогнутом положении уже два-три десятка минут приходилось находиться. Иначе не помоешь качественно. Щётку-швабру не просто водить туда-сюда надо, пол надо было чистить, отмывать, а для этого — прикладывать усилия.
Всего час? Значит, ей будет поручена ещё какая-нибудь работа. Может быть, в этом зале, а может быть — и в каком-нибудь другом месте. Станция — большая. А вблизи — так очень большая.
Можно придвинуть ведро поближе, чтобы каждый раз не ходить к выходу из зала. Конвоиры к такой новации отнеслись... более-менее спокойно. Значит, такое здесь — допускается. Хоть небольшое, но облегчение. Впрочем, качество — за ним-то турианцы-конвоиры следят. Копят информацию, копят. Молчат — и копят.
Спина начинает похрустывать... С непривычки, конечно. Одно дело — сидеть в удобном водительском кресле-капсуле, другое — вот так корячиться. Домыть надо вовремя, а времени осталось... Мало. Меньше двадцати минут.
Ведро — первое, 'черновое', уже пустое, второе — пустое наполовину. Вода теперь — на полу, высыхающем и от этого чуть-чуть блестящем. Света в этом зале маловато, а то бы можно было и полюбоваться на свою работу, но... Миловаться некогда — время поджимает.
Бывшая стритрейсерша пальцами отжимает щетину щётки, макает в третье ведро и начинает мыть пол начисто. Ждать нет ни минуты времени, так что...
Турианцы-конвоиры заходят с прежней частотой, видимо, эта практика у них очень хорошо отработана. Проверяют, смотрят, заглядывают в вёдра. К щётке не прикасаются, может, это им и не надо?!
Метр за метром, полоса за полосой. Спина начинает затекать, разгибаться всё сложнее, сгибаться всё больнее, а тут приходится часто наклоняться и не менее часто выпрямляться. Всё отчётливее простая и неприятная мысль: это — не последняя работа на сегодня. А усталость... Её не обманешь. Непривычная эта работа, ох, непривычная.
У отца были уборщицы в доме и на вилле. Где теперь этот дом и где теперь эта вилла?! Наверняка получили новых хозяев. Пусть даже и временных. На вилле... Там, если учесть хотя бы размеры участка, вполне может разместиться какой-нибудь детский дом отдыха или пансионат.
Это теперь — прошлое. А настоящее — вот оно, щётка и ведро с водой. И пол, который так трудно отмыть с первого раза. Да и со второго — тоже трудно. У уборщиц, которые прибирались в доме и на вилле — у тех целый арсенал скребков, щёток, тряпок, чистяще-моющих химсредств, а тут... Тут ничего этого нет. Простота и минимализм. И как этим достигать нормальных результатов?
— Домывай, — рыкает вошедший в зал старший турианец-конвоир. — И побыстрее. Времени — мало остаётся. Не уложишься — накажем физически, — напоминает он. Да качественнее, качественнее три пол щёткой. Скользить на спорткаре ты была горазда, так теперь покажешь класс в поломойном искусстве.
Стоит промолчать. Перчатка у турианца — тяжёлая, а удар, сразу заметно и чувствуется — поставлен хорошо. Своротит челюсть набок — и скажет, что так оно и было всегда.
Вошёл второй турианец. Встал в проёме. И ведь не выскочишь, хотя мыть пол приходится уже у самого выхода. Старший турианец прошёл по залу, изредка наклонялся, касался бронеперчаткой пола, рассматривал перчатку в свете... Тусклом, но всё же... Если слух у турианцев вполне очень острый, то и глаза тоже зоркие. Видит он детали хорошо, но молчит, не озвучивает. Чего он тянет-то?!
Наконец последний квадрат исчез под щетиной. Бывшая стритрейсерша подошла к ведру, макнула туда щётку, подняла, отжала щетину рукой.
— Оставила щётку у стены. Прислонила, — распорядился младший. — Вёдра тоже — не трогай, — добавил он, видя, как заключённая поворачивается к ближайшему ведру. — Их другие заключённые уберут. Лицом — к стене. Носом — в стену и руки — в стороны на уровень плеч. Ноги — тоже расставь.
Секунда задержки стоила бывшей стритрейсерше очень дорого — сильный удар бронеперчатки по спине свалил её на пол. Успела понять, что били, вероятно, кулаком. Не ладонью. Хотя ещё неизвестно, что было бы лучше.
— Когда тебе отдана команда, выполнять её ты должна быстро. В ту же секунду, — рыкнул стоящий над распростёртой ничком заключённой-землянкой старший пары конвоиров. — Встала на ноги — и к стене. В указанное положение. Живо, — в рыке послышалась сдерживаемая злоба.
Вставать было больно. Колени саднило, да и туловищу тоже досталось, хорошо, что хоть носом не ткнулась в пол, успела приподнять голову. И челюстью вроде бы не ударилась об пол. Но всё равно, неожиданным, очень неожиданным было падение.
Сначала встав на карачки, потом — на колени, потом на корточки, бывшая стритрейсерша поднялась на ноги и шагнула к стене, занимая предписанное положение. Старший конвоир охлопал комбинезон, затем ощупал ткань.
— Спиной к стене в то же положение, — рыкнул он, охлопав и ощупав комбинезон спереди. Закончив обыск, старший турианец-конвоир добавил, — Отошла от стены на два шага, повернулась на месте кругом, руки за спину в замок, пальцы сплела.
Пришлось повиноваться. Этот птицемордый ящер находился столь близко, что... Какой там 'Парк Юрского периода' — он и рядом не стоял по богатству негативных ощущений. Одно дело — обычный турианец, гражданский, а другое дело — птицемордая бестия, от воли которой ты, человек, зависишь в очень большой степени. Тут уж приходится выбирать, что окажется легче — повиноваться или быть в очередной раз избитой. И хорошо, если не до полусмерти. Судя по всему, что уже удалось испытать, здешние конвоиры избивать умеют и даже любят. Попрактиковаться — тоже любят.
— Пшла из зала, — старший пары конвоиров привычно взял шею заключённой-землянки в захват.
Вырвешься тут, ага. Эти когти неведомо как могут и сквозь перчатку вылезти, а если один коготочек такой — пятисантиметровый — жваркнет по шее — недолго музыка будет играть. Похоронная.
Дальше был другой коридор, совсем другой. Не слишком извилистый, зато очень часто перекрываемый каменными блоками, так что пока не подойдёшь почти вплотную — не увидишь, что там дальше.
Одинокий длинный, нигде не прерываемый кабель слева по стене змеится. Высота потолка — метра полтора, не больше. Даже ей, не слишком высокорослой землянке, приходится опасливо втягивать голову в плечи, насколько это вообще возможно, но турианцы — они и вприсядку идут — не сгибаются. Вот что значит богатая и постоянная практика! И не сбежишь — плана нет, схемы нет, карты нет, никто не сказал, в какую сторону сворачивать, если что... Так что лучше пока даже не пытаться вырываться. Земляне хорошо знали — турианцы бегают очень быстро. Плавают, да, плохо, почти не плавают, часто тонут, но бегают — на уровне коренных жителей континента Африка, а те всегда славились быстроногостью.
Коридор сужается, стены его становятся грубыми, будто бы собранными из отдельных блоков или плит. Вместо ровной поверхности — грубая лестница. Ступени — едва-едва намечены. И впереди — решётчатая дверь с замком. Такие — не редкость и на Земле. В складских помещениях, например, таких очень много.
Младший конвоир обгоняет старшего, прикасается к замку, отодвигает створку в сторону, ожидая, пока старший конвоир проведёт заключённую в проём...
Оу, тут... Намного интереснее. Если бы не знать, что это — внутренности Станции Цитадель, то... Ни дать, ни взять — какой-нибудь полуразрушенный дом-многоэтажка. Из тех, что изготавливались из бетона. 'Панельки'? Может быть и 'панельки', кто их теперь, после Третьей Мировой войны отфильтрует-то слишком качественно?!
Странные надписи синей краской. Символы непонятные, может быть, да не может быть, а точно — не земные, не человеческие... Хотя...
В первый раз бывшая стритрейсерша поняла, насколько же она мало интересовалась человеческой, земной культурой. Много, очень времени было 'убито' за рулём очередного спорткара. И вот — результат. Пожизненное заключение. И где? На Цитадели в страшной неприступной Тюрьме Спектров.
Ей что, надо будет и здесь что-то мыть? Например, эти стены, пусть и не бетонные, но очень, очень похожие на бетонные? А пол... Нет, пол засыпан чем-то очень похожим на песок.
Турианцы не говорят ничего. Ведут дальше, по длинной извилистой анфиладе таких комнат, где проёмы без дверных 'коробок' и оконные проёмы — без рам. Голые стены, без любой мыслимой отделки, разве что самой-самой черновой.
Страшно становится. И — жутко. Понимаешь, всё сильнее понимаешь, насколько стара эта Станция. Вряд ли её жители, тем более — земляне, бывают в таких закутках достаточно часто. Может, сюда изредка экскурсии и водят, только вряд ли на этих экскурсиях всегда аншлаг. Эти вояжи — точно на любителей. На больших любителей.
Турианцы ведут заключённую дальше, вводят в проём и останавливаются, отдёрнув бывшую стритрейсершу чуть назад за шею.
— Это — твой фронт работ до позднего вечера, — рыкает старший турианец-конвоир. Работы тебе здесь хватит на несколько дней, но в твоих интересах — сделать всё быстрее и качественнее. О сроке ты узнаешь потом, а сейчас — вот тебе стремянка, вот тебе щётки, вот тебе вёдра с водой и скребки, вот тебе лопаты и ящики-накопители. Ты должна будешь очистить пол от песка, заполировать его скребками, затем почистить стены и потолок. Зал — большой, работы тебе хватит. Можешь начать с потолка — стремянка тебе пригодится. Других инструментов не будет, пользуйся этими аккуратно и бережно, — конвоир отпустил шею бывшей стритрейсерши и встал в проёме, перекрыв выход. Младший конвоир, как увидела девушка, куда-то уже ушёл. — Приступай.
Что было делать? Подошла к стремянке, поднялась на площадку, провела рукой по потолку. Да... Работы тут — очень много. Хорошо ещё, что разрешили начать с потолка, затем перейти на стены. А то есть некоторые... оригиналы, которые требуют начать с пола, а потом продолжить стенами и закончить потолком И как тогда сделать всё быстро и качественно, если стены и пол потом по-любому придётся перемывать и отчищать?
Спину саднило, но, по меньшей мере, теперь сгибаться не приходилось. Бывшая стритрейсерша сошла со стремянки, прошла к вёдрам и скребкам, перенесла несколько вёдер и скребков поближе к стремянке, поднялась на площадку и взялась за работу. Зал — большой, с непривычки — даже очень большой, но делать уборку надо. Конвоиры спуску не дадут. Опытные они. И суровые. Надавить на жалость — не получится. Можно, конечно, попробовать, но тогда надо быть готовой к проблемам. Прежде всего — физическим. Типа повреждений. Телесных.
И ведь других заключённых рядом — никого. Ни мужчин, ни женщин. Можно было бы попробовать, точнее — попытаться, кого-нибудь 'запрячь'. Напугать, надавить, но... Вряд ли здесь, в одной из лучших тюрем галактики такое допустят. Придётся всё делать одной. Может, так даже и лучше.
Двое конвоиров-турианцев появились в 'мужской' зоне точно в назначенное время. Турианец-контролёр уже ждал их, стоя у двери камеры, где находился бывший бизнесмен.
— Ему придётся хорошо поработать. Физически, — сказал старший пары конвоиров. — Открывайте, — он посмотрел на соплеменника-контролёра.
Тот открыл дверцу камеры и отшагнул в сторону. Старший конвоир вошёл, сразу подошёл к сидевшему на полке мужчине. Тот нехотя поднялся.
— Руки — за спину в замок, — сказал старший конвоир. — К стене возле выхода — встал лицом, — добавил он.
Мужчина повиновался. Но — слишком медленно. Лёгкий, почти неощутимый толчок и зубы лязгают, а на лбу вспухает шишка — конвоир отправил заключённого к стене ударом бронеперчатки.
— Команды выполнять — быстро, точно и в срок, — рыкнул старший конвоир, подходя к распластанному по стене заключённому. — Руки за голову на затылок, пальцы сплести, ноги расставить на ширину плеч, носом в стену — встал!
— Б-б-ольно, — еле двигая саднившей челюстью, проговорил бывший бизнесмен.
— Будешь проявлять неповиновение — ещё больнее будет, — сказал старший конвоир, проводя привычный обыск. — Ты у нас на пожизненном сроке, так что... От тебя зависит, сколь долго ты проживёшь здесь, — турианец-конвоир отшагнул на два шага. — Повернулся ко мне лицом, положение рук и ног — прежнее!
Продолжив обыск, турианец развернул заключённого спиной к себе, заломил его обе руки за спину:
— Пальцы сплёл. Пшёл на выход. Живо, — скомандовал старший пары конвоиров.
Мужчина повиновался, послушно вышел из камеры, остановился в двух шагах от проёма. Его шея тут же оказалась в захвате младшего пары конвоиров.
Контролёр вошёл в камеру, несколько минут пробыл там, проводя внимательный и быстрый обыск-осмотр. Вышел, запер дверь камеры.
— Ведите, — сказал он.
— Уже, — бросил старший пары конвоиров, беря шею бывшего бизнесмена в 'захват' пальцев своей правой руки. — Пшёл. Будешь идти быстро, нам медлить некогда. Ты должен как можно быстрее приступить к полезному физическому труду на благо Тюрьмы Спектров. Останавливаться на отдых — не будем. Так что и не проси. Будешь медлить — будешь избит, а по возвращении в камеру — наказан согласно Правилам Тюрьмы.
— Я... Я не могу идти быстро. Начну задыхаться, — выдавил из себя, насколько позволял хват турианских пальцев, подкреплённых бронированной перчаткой скафандра, бывший бизнесмен.
