Земля! Месть проигравших

— Что, что вы предлагаете? Не поверю, что вы явились только 'обрадовать', — произнес негромко, веско и, только в последнее слова подпустил яд. Горькая усмешка на мгновение сделала лицо по-детски беспомощным, незащищенным.

Ответил Линдирор, тщательно изображая внешнюю невозмутимость:

— В ближайшее время корабли-острова уйдут из вашей системы к Сириусу А. С собой мы мочь взять сто тысяч землян, в основном детей. Там переждем сражение с фотонником. Выиграем мы — вернемся. Нет — будем разворачивать производственные комплексы по строительству фрегатов. По расчетам через двадцать лет в нашем распоряжении будет от двух до трех кораблей с обученными экипажами, и тогда мы вернемся и отомстим. Это все, что мы мочь делать сейчас.

— Сто тысяч... тысячная доля населения Земли, — сказал русский то ли собеседникам, то ли самому себе человек. 'Не дождусь, мне шестьдесят пять, а годы впереди обещают быть сложными. Очень сложными, — А остальным? Остальному населению Земли? Умирать?'

— Мы мочь предложить только строительство подземных сооружений с собственной атмосферой. Плазменная струя фотонника не способна им повредить. Мы дадим агрегаты атмосферы, компактные термоядерные батареи, сколько вы попросите. Больше мы не мочь ничего предложить, — закончил Линдирор совсем тихо.

Человек поднял взгляд на икону. Во взгляде Богородицы блеснула слеза. Вздрогнул, всмотрелся. Нет, показалась. 'Вот он, предсказанный апокалипсис'

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь я зла, потому что Ты со мной, — процитировал человек двадцать второй псалом, — от чего профессор Амроса застыл в недоумении. У Линдирора появилась мысль — никогда он не поймет 'родственников'. И как только Аридэль живет со своим землянином?..

Вечером, уже в загородной резиденции, Михаил Владимирович позволил себе открыть бутылку водки и распил ее с советником по национальной безопасности. Молча. Потом тот уехал домой, а Михаил Владимирович долго стоял у окна пустынного дома, всматриваясь вслед за удаляющимися огоньками автомобиля. Машина завернула за поворот, и они исчезли. По ночам Ново-Огарево — это край света, вымерший, бессмысленный и такой пустой. Пустой и принадлежащий тьме. А от нее не спасешься, миг — и она нападает, вооруженная воспоминанием об совершенном тобою убийстве. Убийстве Земли.

* * *

Александр Сергеевич Головкин плюхнулся на видевший виды диванчик рядом с супругой, в белоснежном халатике с золотым драконом на спине. Пришлось потратиться — старая одежда после омоложения в медицинской капсуле драуни стала велика, да и носить 'старушечьи' тряпки женщина, выглядевшая красавицей лет на двадцать пять, не захотела.

— Ну чо мать, включай телевизор, тока не твою слезогонку — терпеть ненавижу! — произнес шутливым тоном.

Женщина оторвалась от экрана смартфона, потом внимательно посмотрела на мужа, на лице появилось удивленное выражение, руки уперлись в бока:

— Чо? Ты не офигел, старый? Какая я тебе мать? Сынок нашелся мне тут! Быстро будешь ночевать на кухне! — ответила вроде бы шутливо, но с непреклонностью в голосе.

Угроза нешуточная. После омоложения прошло совсем немного времени и супруги вели себя если не как в медовый месяц, то близко к этому.

— Зая, — мужчина сглотнул и торопливо поднял руки, — ни в коем разе не хотел обидеть. Привычка проклятая! Ее прав, признаю и беру свои слова обратно. Ты у меня красавица хоть куда!

— То-то же! — засмеялась женщина и пододвинула к мужу пульт дистанционного управления. Засветился экран большого телевизора в углу и появилась заставка: 'Важное правительственное заявление'.

— Чо это они, — повернувшись к мужу, с нотками тревоги произнесла женщина, — Чо случилось то?

— Не знаю, — пожал плечами Александр Сергеевич, — послушаем узнаем.

Спустя несколько секунд заставка исчезла и супруги увидели Президента России. Лицо у него было бледное и словно отсутствующее.

— Граждане России! Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои! — произнес напряженным голосом, — я не случайно обращаюсь к вам так, к в далеком сорок первом году обратился к народу генералиссимус Сталин. Над нашей Родиной, над всей Землей нависла смертельная опасность. Большая, чем в годы Великой Отечественной войны!

Супруги переглянулись. Господи! Да что же такого могло случится — хуже, чем Великая Отечественная война? Ведь США лишились ядерного оружия!

Не отрывая взгляд от неестественно спокойного лица президента, женщина прикусила фалангу пальца, замотала головой:

— Нет, нет! Не верю!

Лицо мужчины не изменилось, только пальцы сжались в кулаки. Молча дослушали президента. Только все больше округлялись глаза женщины, а лицо мужчины грубея в очертаниях, утрачивало недавнее добродушное выражение сытого, довольного собой и окружающим человека, каменело.

Возможно, это похоже на то, что может чувствовать пассажир, выпавший холодной ночью за борт круизного лайнера и, еще не успевший поверить, что все кончено, что во тьме ночи, сияя огнями, тает и исчезает жизнь, судьба...

Президент закончил говорить и началась информационная программа.

— Два месяца... Боже... Мы же только жить начали по-новому, — с мукой в голосе прошептала женщина. В уголке глаза блеснула слеза, потекла по щеке. И еще, и еще. И не было сил поднять руку и смахнуть их.

Александр Сергеевич почувствовал, как иррациональная злость пополам с отчаянием охватывает его, и нет сил удержать себя в руках.

— Твари! — ударил сжатым до белых костяшек кулаком по кровавые цвета обивки дивана. Глухой звук криком голодного зверя, чующего впереди жертву, пронесся по испуганно замершей спальне.

Глава 12

Поединщики, в защитной одежде и лицами, закрытыми масками и с острозаточенными клинками в руках, в очередной раз сошлись на длину катонэ на середине зала. И закружилась стальная метель из молниеносных движений, уколов и финтов, клинки расплылись в полупрозрачные круги.

Острия встречались с глухим стуком, а при боковом соприкосновении клинков слышался короткий немузыкальный лязг.

Один из поединщиков, пониже, подловил второго на выпаде, молниеносным ударом отбросил катонэ противника в сторону, прямым выпадом оха слегка коснулся острием нагрудника соперника, напротив сердца.

— Черт! — крикнул в сердцах проигравший и сорвал маску. Лицо Соколова бороздили блестящие дорожки пота. Подул включенный домовым искусственным интеллектом прохладный ветерок, остужая кожу.

— Я, наверное, никогда не научусь этому! Черт, который раз мы с тобой фехтуем и все без толку! — выкрикнул, засовывая клинки в ножны, потом устало добавил отводя взгляд от снявшей маску Аридэль, лицо ее было не менее потное, — Как ты это сделала?

— Мы говорим — Демоны Бездны, — прищурилась, кончики пальцев, которыми она провела по щеке мужа ощутили влажную и слегка шершавую кожу, — Любимый мой, не огорчайся. Не надо! Ты стал лучше, заметно лучше — скоро ты будешь готов к поединку!

Она выглядела бы лет на двадцать пять, если бы не этот взгляд, не выражение лица, но Сергею было все равно. Он любил эту женщину и этим было все сказано.

Аридэль показала заметно успокоившемуся человеку его ошибку и как бы даже просительно произнесла, отрывая взгляд от Соколова:

— Муж мой, пошли в комнату омовений!

— Пошли конечно! — оживленным голосом ответил человек. Молодость беспечна. Он уже почти забыл о поражении.

Девушка с интересом взглянула на мужчину и качнула головой.

— Но, только без глупостей! — человеку показалось, что в ее голосе прозвучала откровенная насмешка, только над кем, не поняла он: над ним или над собой?

Девушка смотрела на него, в глубине карих глаз словно вспыхивали и погасали искры, и в чуть иронической улыбке угадывалось нечто такое, что делало Аридэль намного старше и опытнее его. Впрочем, так оно и было. Человеку показалось, будто она видит его насквозь и заранее знает, что он поведет себя так, как захочет она и только из чувства противоречия он протянул с некоторым возмущением:

— Обещать не буду... Как получится!

Улыбка на ее губах стала отчетливо-двусмысленной.

Но добраться до комнаты омовений им было не суждено. На краю поля зрения тревожным красным цветом заморгал значок прибытия экстренного письма по приоритету 'Прима — первая', применявшийся для срочного оповещения при чрезвычайных ситуациях.

Но добраться до комнаты омовений им было не суждено. На краю поля зрения тревожным красным цветом заморгал значок прибытия экстренного письма по приоритету 'Прима — первая', применявшийся для срочного оповещения при чрезвычайных ситуациях.

Сергей прочитал сообщение о появлении в Солнечной системе фотонного корабля соргисов и к чему это может привести. И еще раз, не веря собственным глазам. Сдует атмосферу? С Земли? И нечем, почти нечем их остановить?! Но факты вещь упрямая — цивилизации, да что цивилизации, всему роду человеческому угрожает смертельная опасность! И он причастен к этому...

Неужели это конец? — и словно холодок пробежал между лопаток. Он сейчас был не то чтобы мрачен, а подавлен и угнетен.

Аридэль тоже ощутила ужас, словно крыло гигантской ночной бабочки мелькнувший по комнате, и решила разрядить обстановку.

— Мы не знаем, как соргисы нас нашли, но мы сделаем все чтобы остановить их, — она сглотнула ком в горле и встретилась взглядом с потемневшими глазами мужа и, вдруг, ей стало страшно.

Первым побуждением человека было выругаться по-черному, может быть, даже ударить эту... мерзавку, провокаторшу! Драуни!

Такая вспышка ярости совершенно не соответствовала характеру Соколова, и в следующую секунду он, испугавшись, что действительно может совершить нечто подобное, стиснул кулаки так, что ногти вонзились в ладони чуть ли не до крови и отвернулся.

До вечера он не виделся с женой. Вечером пришел в спальню, Аридэль по-турецки сидела на кровати.

Сергей хотел выглядеть непроницаемым, однако лоб предательски собрался в морщины, выдавая напряжение. Мрачно посмотрел на жену.

— Аридэль... я понимаю, что тема для тебя больная ... но я должен знать. Должен! Знать почему вы не нашли общий язык с соргисами? Ведь они ближайшие ваши родственники! Должен знать почему под угрозой смерти моя планета!

Аридэль отвернулась к стене. В углу, прикрепленная магнитиком, фотография родителей в семейном доме, они молодые и счастливы. Матушка улыбается, и казалось, еще миг и беззаботно рассмеется. Матушка... убитая соргисами. Да, убитая соргисами, пусть она и умерла от добровольно принятого яда!

Сергей заметил взгляд жены и подумал: 'У тебя хотя бы была мать, а моя... я ее видел в лучшем случае раз в месяц и это день был праздником'. Ему стало невыносимо стыдно за себялюбивые мысли. Едва не застонал.

Аридэль повернулась и, прищурившись, посмотрела мужу прямо в глаза, так, что он не мог отвести взгляда.

— Ты знать... — как бы даже просительно сказала девушка с ставшим вновь заметным акцентом, — Я рассказать тебе древнюю легенду, но не вполне легенду, ее подтверждать несколько почти не противоречащих друг другу летописей.

Сергей помедлил, потом все-таки склонил голову.

— Так слушай...

Утро было ясным и солнечным — редкая для этих мест и этого времени погода.

Все так же, несмотря на три дня сражения, вздымался над первыми линиями тяжеловооруженных бойцов южного клана Саттан густой гребень копий. Все так же перегородившая долину стеной прямоугольных, скрывавших тело от земли до шеи, деревянных щитов, обшитых по краям металлом, со стальными умбонами казалась несокрушимой. Восходящее солнце отражалось тысячами бликов на шлемах и стальных масках, закрывавших лица бойцов и окрашивало в кровь вздымающиеся в небеса вечные ледники на вершинах горного хребта Мантра: слева Хотинтши, справа двуглавую вершину Бласко, бросало алые отблески на поле будущей битвы. Дальше скорее угадывались, чем виделись другие горы.

За их спинами узкий, будто след клинка демона Бездны, и плоский, словно

доска, коридор среди непроходимых гор вел вглубь континента.

Саттан бесстрастно наблюдали за тем, как бойцы северных кланов расчищали, готовя плацдарм для новой атаки, завал из еще теплых тел павших.

Джунгарша (временный военный вождь объединения северных кланов) посмотрел на врагов и скрипнул зубами. Настроение было паршивое. И ужасно болела, прямо раскалывалась голова — подобное бывало, если накануне перебрал хмельного настоя грибов, а этому были причины. Ущелье было единственной дорогой вглубь континента, а воинов клана Саттан невозможно обойти по непроходимым горам, и приходилось биться стенка на стенку, не помогало даже десятикратное преимущества орды в численности. К тому же южане превосходили в вооружении, доспехах и выучке — большая часть северян была легковооруженной пехотой.

Джунгарша нетерпеливо махнул рукой, подавая знак лучникам начинать. Дело было не только в победе, трофеях и завоевании южных варваров. По древней клановой традиции, если предводитель потерял благосклонность Демонов бездны и проиграл, ему надлежало нагромоздить холмы из вражеских трупов и умереть на поле боя с оружием в руках. А если не погиб, то мог выбирать между почетным самоубийством и позорной казнью от рук кланового палача. Джунгарша был еще слишком молод и жаждал власти, роскоши, множества женщин и умирать не собирался.

Вперед выскочили бойцы в разномастных халатах с луками в руках. Зловеще зашелестели стрелы, ударили в щиты.

Лучники Саттан, прятавшиеся за спинами тяжеловооруженных воинов, в свою очередь натянули луки, подняли к небу, и туча смертоносных стрел взлетела над строем. После первых раненых и погибших легковооруженные бойцы северных кланов разбежались, но едва обстрел прекратился, они вернулись.

Дождь легких стрел вновь обрушился на Саттан, но стена щитов вновь оборвала их полет.

— Вы все умрете! — повис боя крик, над полем отразившись эхом от горных склонов, но Саттан ответили угрюмым молчанием. Они уже давно, в отличии от противников были готовы к смерти.

Ветер гнул древки значков, надрывая душу, однообразно грохотали барабаны. Под прикрытием стрелков в ущелье медленно втягивались тяжеловооруженные отряды северных кланов, пока их не накопилось достаточно, чтобы соперничать с Саттан.

Построились в широкий клин, с диким воем, от которого заходилось сердце, с ошеломительной отвагой ринулись по утоптанной тысячами ног до каменного состояния земле в ощетинившийся копьями центр стены щитов. Сблизились. В обе стороны полетели горшки с разрыв составом.

'Бах! Бах! Бах!' — под свист осколков и гром взрывов поднялись десятки огненных 'цветков', все заволокло пылью.

Клин стремительно врезался в строй Саттан. В единый миг, напоровшись телами на копья, погибли десятки 'северных', но дали следующим рядам возможность разметать первые шеренги с копейщиками; 'северные' хлынули внутрь строя. Но не успели они испустить победный крик, как наткнулись на бойцов-двуручников. Страшных противников. Стальным кликом, длинной от земли до плеча взрослого драуни, единым ударом они разваливали врага от ключицы до паха, на две кровоточащие половины. Не спасала лучшая броня.